Текст книги "Тень спрута"

2.

Рукопожатие чейна ничем не отличалось от человеческого. Ладонь оказалась теплой и даже слегка влажной, никакого стального каркаса под пальцами не прощупывалось. Точная копия человека, подумал Макаров. Прямо как мы с Калашниковым.

– Пойдемте, – сказал чейн, – я покажу вам дом.

– А это действительно дом? – уточнил Макаров. – У меня такое ощущение, что комнаты в нем то появляются, то исчезают…

– Так обычно и бывает, – кивнул чейн. – Но этот дом не меняется. Семен Петрович построил его своими руками.

– Да?! – воскликнул Макаров и многозначительно посмотрел на стену. – А как же…

– Да вот так, – ответил чейн, поняв вопрос с полуслова. В мгновение ока он сделался жидким, обрушился на пол тяжелыми вязкими каплями, расплылся стремительно просветлевшей лужей и без остатка впитался в неструганое дерево. – Мы существуем между обычных вещей, – продолжил чейн, спрыгивая с потолка. – Но сам дом – настоящий!

Макаров покачал головой и засунул руки в карманы. Сделав это, он наконец осознал, что на нем все те же старые джинсы и рваная коричневая куртка, в которых он вышел из подвала к майскому солнцу двадцать третьего века. Правда, на теле они ощущались как новенькие, и пахли утренней свежестью. Выстирали, пока я спал, подумал Макаров. Обслуживание, как в пятизвездочном отеле.

– Ну, тогда пойдемте, – сказал Макаров.

Чейн тут же оказался у двери, раскрыл ее и вышел в следующую комнату.

Архитектура Семена Лапина оказалась столь же лаконичной, как и его речь. Дверь спальни выходила в прямоугольный зал со стеклянной крышей и громадным, почти во всю стену окном с видом на реку. Посреди зала располагалась лестница на первый этаж, вдоль глухой стены выстроились двери в гостевые комнаты, у длинного окна стояли три столика и дюжина стульев.

– Совсем как у нас, – пробормотал Макаров.

– Пойдемте вниз, – предложил чейн. – Я покажу вам санузел и кухню.

Они спустились по скрипучей лестнице, устланной вытоптанной пальмовой циновкой, и оказались в просторной прихожей. По левую руку Макаров увидел широкую дверь в сад, открытую по случаю теплой погоды, а прямо перед собой – вчерашнюю веранду, на которой и происходил злополучный ужин.

– Санузел, – чейн указал на дальнюю от Макарова дверь. – Четыре туалетные кабинки, две душевые, парная и бассейн.

– Понятно, – кивнул Макаров.

– В точности как у вас, – улыбнулся чейн, – в двадцать первом веке.

Макаров вспомнил свой грязный подвал, тонкую струйку холодной воды из ржавого крана, забранные фанерой оконца – и невольно усмехнулся.

– Кухня, – сказал чейн, раскрывая двустворчатую стеклянную дверь.

Макаров повернул голову и увидел помещение размером с небольшое кафе. Широкий разделочный стол, мойка для посуды, шкафчики для специй, подставки под тарелки – все это выглядело весьма странно на фоне растворяющихся в воздухе и вновь возникающих из ниоткуда вещей.

– Кухня? – удивленно переспросил Макаров.

– Семен Петрович часто готовит вручную, – пояснил чейн.

– А если мне просто захочется поесть? – спросил Макаров. – Где здесь у вас холодильник?

– Холодильник не нужен, – ответил чейн. – Просто щелкните пальцами. Ну же, смелее!

Макаров послушно щелкнул пальцами.

Чейн растаял в воздухе и тут же возник у разделочного стола – в белом фартуке, поварском колпаке и с улыбкой во весь рот.

– Что будем кушать? – спросил он, залихватски подхватив со стола поднос.

– Да пока ничего, – ответил Макаров. Как ни странно, есть ему не хотелось. Возможно, сказывался вчерашний ужин, который Макаров никак не мог вспомнить. – Расскажите лучше, что здесь вчера было. С чего это вдруг я так напился?

– Пойдемте на веранду, – предложил чейн, в мгновение ока избавившись от фартука, подноса и колпака. – С какого момента рассказывать?

– С самого начала, – твердо сказал Макаров. – С первой рюмки!

Веранда, располагавшаяся со стороны парадного входа, состояла из двух половинок. Левая ее часть, увитая какими-то ползучими растениями, больше походила на зимний сад, зато правая оказалась совсем знакомой. В центре ее стоял деревянный стол, вокруг него – плетеные кресла. На столе громоздились пузатые бутылки с узким горлышком. Пересчитав их, Макаров издал горестный вздох.

– Как говорит Семен Петрович, – назидательно заметил чейн, – под хорошую закуску, да если угощают, пить можно до бесконечности!

– Только бесконечность эта быстро кончается, – мрачно заметил Макаров. – Шесть бутылок. Литровых!

– Но и вас было шестеро, – пожал плечами чейн.

– Шестеро?! – с ужасом переспросил Макаров.

Он помнил только Лапина, да еще вертелась перед глазами чья-то остроносая физиономия. Владельца физиономии звали Колей.

– Семен Петрович, – перечислил чейн, – вы, Николай Шубников, Сандра Вуртц, Олег Каро и Марат Таранцев.

– И что же мы с ними делали?! – убитым тоном спросил Макаров.

– Ели, – ответил чейн. – Пили. Разговаривали.

– О чем? – воскликнул Макаров. – О чем разговаривали-то?

– О вас, главным образом, – сказал чейн. Он наморщил лоб, словно человек, вспоминающий давнее прошлое. – Потом – об эксперименте Таранцева. Потом – о людях двадцатого и двадцать третьего века…

– А что обо мне говорили? – спросил Макаров. – И что я сам… говорил?

– Вас в основном спрашивали, – сообщил чейн. – Огорчались, что вы из две тысячи первого года.

– О чем спрашивали-то? – с беспокойством спросил Макаров. Он вспомнил, какую ахинею обычно нес в пьяном виде, и покраснел от смущения.

– Может быть, – предложил чейн, – вы все-таки позавтракаете? Семен Петрович говорил, что у вас будет насыщенный день.

– Тогда надо поесть, – кивнул Макаров. Не успел он произнести эти слова, как чейн снова выхватил из воздуха поднос и вопросительно посмотрел на Макарова. – На ваш выбор, Второй!

Чейн мигом накрыл на стол. Присмотревшись, Макаров заметил, что человек-робот снимает блюда с пустого подноса. Присмотревшись еще внимательнее, он понял, что тарелки вместе с содержимым выдуваются у чейна из ладони, застывают в виде материальных объектов и только тогда оказываются на столе.

Приятного аппетита, подумал Макаров, поспешно отводя взгляд.

– Вот, – сказал чейн, протянув Макарову бокал с зеленой жидкостью. – Выпейте для аппетита.

Макаров с подозрением понюхал бокал. Спиртом не пахло.

– Как вы это делаете? – спросил он, повертев в воздухе ладонью. – Откуда тарелки берутся?

– Оттуда же, откуда и я сам, – ответил чейн. – Да вы присаживайтесь, Семен Петрович вернется только к полудню!

Макаров покорно сел и пригубил зеленый напиток, оказавшийся одновременно горьким и сладким.

– Вот смотрите, – чейн присел напротив, поставил перед собой пустую тарелку. – Все это, – он обвел рукой сервировку стола, – материальные объекты. Но в основе своей они состоят из одних и тех же элементарных частиц. – Чейн сложил левую ладонь лодочкой и то ли вылил, то ли высыпал на тарелку странную белую массу. Макаров сразу же вспомнил озеро «хроноквантовой пены», над которым оказался в первые минуты своего пребывания в этом мире. – Протоны, нейтроны, электроны – и немного порядка. В результате получаются атомы, молекулы, вещество, тарелки и даже хрустящая корочка вашего бифштекса. А у меня на тарелке – те же самые электроны, протоны и нейтроны. Но – безо всякого порядка. Специальное состояние материи, которое называется «исм». Исходный материал, – улыбнулся чейн. – Тоже сокращение.

– Это в него вы превращались, когда через пол просачивались? – спросил Макаров. Зеленый напиток уже подействовал, в животе заурчало, и Макаров, не дожидаясь приглашения, налег на далеко не легкий завтрак.

– Практически да, – кивнул чейн. – Исм был спроектирован для выполнения двух функций. Во-первых, он обеспечивает низкотемпературные ядерные реакции. Благодаря этому мы можем создавать любой материал, – чейн прикоснулся пальцем к белой поверхности исма, и тот мгновенно превратился в лужицу кетчупа, – или, напротив, уничтожать его, когда надобность в нем отпадает. – Чейн положил на тарелку всю руку, и та прямо на глазах у Макарова впиталась в стол. – А во-вторых, исм содержит в себе запасы энергии, требующиеся для такого рода превращений. Вот и все, – заключил чейн. – Не правда ли, просто?

Макаров отрезал кусок бифштекса, насадил его на вилку и тщательно обнюхал.

– Значит, – спросил он, признав бифштекс годным к употреблению, – мы с Калашниковым тоже созданы из этого исма?

– Совершенно верно, – почему-то обрадовался чейн. – Таранцев использовал стандартную технологию!

– Значит, – мрачно заключил Макаров, – я в любую минуту могу превратиться обратно в исм? Как только надобность во мне отпадет?

– Ну вот опять, – огорченно сказал чейн. – Вам же вчера уже все объяснили!

– Вчера? – покачал головой Макаров. – Не стоило даже пытаться. Я был слишком пьян.

– Вчера вы так не считали, – заметил чейн. – Пили на брудершафт с Шубниковым и кричали – все мы здесь точные копии! Все мы братья по исму!

3.

Макаров опустил голову. Очень на меня похоже, подумал он. Наверняка я не успокоился, пока со всеми не выпил. Как же, как же! Братья по исму, натуральные звездные русичи!

– А что я еще вчера делал? – спросил Макаров. – К женщинам приставал?

– Лучше я расскажу по порядку, – сказал чейн. – Закончим с исмом, хорошо? – Чейн на мгновение прикрыл глаза. – В вашем веке был афоризм про колбасу. Чтобы ее есть, нужно не знать, из чего она делается. Правильно?

– Правильно, – пробурчал Макаров, пережевывая бифштекс. Зеленый напиток вызвал у него зверский аппетит, достаточный для употребления синтетической пищи.

– Но колбасу вы все равно ели, – заметил чейн. – Вскоре вы привыкнете, а пока что поверьте на слово. Предметы, созданные при помощи исма, ничем не отличаются от естественных. Они точно так же могут быть разобраны на элементарные частицы, как окружающий нас воздух или песок под ногами. Будь вы программистом, я объяснил бы еще короче: какая из двух копий одного и того же файла настоящая?!

– Так то файлы, – усмехнулся Макаров. – А если скопировать человека?

– Будут два человека, – пожал плечами чейн. – Обычное дело.

Макаров поперхнулся, протянул руку к бокалу и сделал несколько глотков горько-сладкой жидкости.

– Ну ладно, – сказал он. – Так что же все-таки было вчера?

– Первые полчаса вы пили с Семеном Петровичем, – начал чейн. – За встречу, за Звездную Россию, за нашу победу. Потом пришел Николай Шубников, и вы снова выпили за встречу, уже втроем. Шубников стал задавать вам вопросы, а вы – отвечать.

– Какие именно вопросы? – спросил Макаров.

– Где и когда родились, как провели детство, где учились, кем работали, – перечислил чейн. – Чем занимались, когда сработала машина времени, как собирались жить дальше.

– И что я отвечал? – полюбопытствовал Макаров.

– Правду, – со вздохом произнес чейн. – Родились в городе Перми, детство провели в разъездах по так называемому «соцлагерю», окончили среднюю школу, работали в разных местах, нигде не прижились. В момент переноса в будущее пили чай.

– Действительно, правду, – кивнул Макаров. – Именно чай мы с Калашниковым и пили!

– Выслушав ответы, – продолжил чейн, – Шубников разволновался и принялся размахивать руками. Кого вы мне подсунули, кричал он Семену Петровичу. Разве это Макаров? Это кто-то другой!

– Ну слава Богу, – пробормотал Макаров и с облегчением навалился на десерт. – Поняли наконец!

Чейн проигнорировал его замечание и продолжил рассказ:

– Здесь подошли Артем Таранцев и Сандра Вуртц. Шубников разлил водку, и вы снова выпили за встречу. Сандра поинтересовалась, почему крики. Шубников объяснил, что вы совсем не такой, каким он вас себе представлял. Вообще никакой, добавил он в запальчивости. Тогда в разговор вмешался Таранцев. Он извинился за неполадки, с довольным видом сообщил, что сумел уберечь от разрушений ваш исторический подвал, а затем перешел на личности. Образ Макарова, сказал он, сложился на основании источников середины века. А перед нами – Макаров начала века, когда он и сам не представлял, что будет дальше. Так что вы не правы, Николай Григорьевич! Это самый настоящий Макаров, просто еще молодой и неопытный.

Макаров засмеялся.

– Вы и вчера засмеялись, – сообщил чейн. – Шубников возмущенно замахал руками и принялся доказывать, что такой вот Макаров, молодой и неопытный, никому не интересен. Дайте нам настоящего Макарова, воскликнул он, обращаясь к Таранцеву. Никому не интересен, переспросил Таранцев и посмотрел на Сандру Вуртц. А вы, Сандра, как думаете?

Сандра Вуртц, подумал Макаров. Женщина. Наверняка красивая – при здешней медицине иначе и быть не может. Как же я ухитрился ее не запомнить?!

– Сандра Вуртц попросила минуту внимания, – улыбнулся чейн, – а потом, когда все замолчали, предложила выпить. Выпить за прекрасную возможность, предоставившуюся присутствующему здесь молодому человеку, который один раз уже стал знаменитым Макаровым, а теперь получил уникальный шанс превзойти своего предшественника. Я цитирую дословно, – заметил чейн, сменив интонацию, – именно так она и сказала.

– Понятно, – пробормотал Макаров, опустив глаза.

Понятно теперь, чего они от меня хотят, подумал он про себя. Не верят, что это ошибка. Думают, что я все-таки «тот самый». Интересно, что этот их Макаров такого натворил, раз они от меня никак не отстанут?!

– Все выпили, – сказал чейн, – но Шубников не унимался. Он заявил, что в двадцать третьем веке любой дурак героем станет, а ему интересен человек прошлого. Того дремучего прошлого, в котором киллеры в одиночку хаживали на медведя, а нефтяные магнаты собственными руками резали глотки своим конкурентам. Тут вы не выдержали…

– Я? – удивился Макаров.

– Вы, – кивнул чейн. – Не выдержали и предложили тост. Чтобы Шубникову никогда в жизни не пришлось познакомиться с человеком из далекого прошлого. Шубников не понял и обиделся, а Сандра захлопала в ладоши. После этого Таранцев и Сандра стали расспрашивать вас про Калашникова, а Шубников – пить с Семеном Петровичем и жаловаться на невезение. Дескать, Калашников ушел в Сеть, и теперь Бог весть когда вернется, а вместо Макарова – одно недоразумение.

– Калашников ушел в Сеть? – встрепенулся Макаров. – А что это значит – уйти в Сеть?

– Это все равно что уснуть, – пояснил чейн. – Только видеть при этом не сны, а содержимое Сети. Смотреть, слушать, читать, разговаривать – все что пожелаете. Причем многократно быстрее, чем в материальном мире.

– Понятно, – сказал Макаров. – И как скоро Калашников вернется обратно?

– Как только узнает все, что ему интересно, – ответил чейн.

– Ну, это надолго, – махнул рукой Макаров. – Значит, придется одному за двоих отдуваться! Кстати, а что они про Калашникова спрашивали? Тоже краткую биографию?

– Нет, – сказал чейн. – Они спрашивали про ваши личные впечатления. Например, отличался ли Калашников от других людей. И чем отличался.

– Ну? – спросил Макаров. – И что же я ответил?

– В этот момент, – развел руками чейн, – вы были уже порядком пьяны. Поэтому вместо ответа вы стали рассказывать истории из жизни. Таранцев вас каждый раз перебивал, утверждая, что все было совсем не так, а вы таинственно посмеивались и подмигивали Сандре. Дескать, вы знаете, что к чему, но так просто не скажете. В конце концов Таранцев заметил эти подмигивания, хлопнул себя по лбу и предложил выпить. А выпив, поднялся на ноги и сделал официальное заявление.

– Какое заявление? – обеспокоенно спросил Макаров. Теперь он припомнил – действительно, было какое-то заявление. Обидное, но правильное.

– Он сказал, что по его наблюдениям Сандра вам нравится – в сексуальном смысле, конечно, для всего прочего вы слишком мало знакомы, – а следовательно, ее дальнейшее пребывание в доме будет оказывать на вас определенное давление – в пользу Звездной России и некоторых ее обитателей – а следовательно, нарушать ваши права гостя на объективную информацию о жизни звездных русичей.

Макаров кивнул головой:

– Понятно… Значит, они ушли, а я остался допивать, что было в доме?

– Примерно так, – кивнул чейн. – Вы даже помирились с Шубниковым и пытались петь с ним песни дремучего двадцать первого века. Про белую армию и черного барона, а также про город Будапешт.

– Понятно, – повторил Макаров. – Значит, приставать к женщинам не получилось. Но в остальном – могло быть значительно хуже!

– Ну, это вряд ли, – ответил чейн. – Все-таки мы с вами – в Звездной России!

Макаров скушал последнее печенье, допил чай и вытер губы салфеткой.

– Хорошо тут у вас, в Звездной России, – сказал он и задумчиво посмотрел в сторону реки. – Тихо, просторно… Жаль только, что я во всей этой истории совершенно ни при чем.

– Вы – гость, – сказал чейн. – Вы и не должны быть «при чем».

– А Калашников? – вдруг вспомнил Макаров. – Он ведь уже звездный русич? – Чейн молча кивнул. – Значит, он – должен?

– Он – должен, – подтвердил чейн. – Поэтому он и странствует по Сети. Профессию выбирает.

– Понятно, – в третий раз сказал Макаров. Не то чтобы он позавидовал Калашникову; но слова о выборе профессии изменили направление его мыслей. С Калашниковым все ясно, подумал он, программированием займется или журналистикой; а вот чем я буду на жизнь зарабатывать? Рамочки клеить? Или на шее у Звездной России сидеть?

– Рассказать вам что-нибудь еще? – спросил чейн. Повинуясь его короткому жесту, остатки завтрака стремительно растаяли в воздухе.

– Да, – попросил Макаров. – Расскажите, чем я смог бы заняться… здесь, в Звездной России?

4.

Чейн скорчил недовольную гримасу и покачал головой.

– Вопрос не по адресу, Павел Александрович, – ответил он. – Это вы у Семена Петровича спросите. Кстати, а вот и он!

Семен Лапин поднялся по лестнице и вступил на веранду, заставив ее жалобно заскрипеть. Одет он был по-прежнему в белую хламиду, делавшую его похожим то ли на папу римского, то ли на древнегреческого философа, и выглядел донельзя озабоченным.

– Здравствуй, Павел Александрович, – приветствовал он Макарова. – Уже позавтракал?

– Так точно, – непонятно почему обрадовался Макаров и поспешно поднялся.

– Тогда пойдем, – сказал Лапин, показывая рукой в сторону сада. – Времени у нас – в обрез!

– Пойдемте, – кивнул Макаров, от неожиданности позабыв свой вопрос. – А на что, позвольте полюбопытствовать, времени – в обрез?

– Ну как же? – укоризненно обернулся Лапин. – Нешто забыл? По космосу прокатиться!

– По космосу? – переспросил Макаров, догнав Лапина. – Через Сеть, что ли?

– Обижаешь, Пал Саныч, – ответил Лапин. – Ну ее, эту бесовщину. Так полетим!

Он спустился с веранды в сад и повернул за угол дома. Макаров шагнул следом за ним и замер с раскрытым ртом. На крошечной полянке, укрытой со всех сторон непролазным боярышником, стояла летающая тарелка. Ее пузатое тело, поднятое над землей тремя телескопическими опорами, поблескивало ровными рядами заклепок, четко выделявшихся на фоне вороненой обшивки.

– Чего смотришь? – пробасил Лапин. – Нормальная техника! Полный привод, кондиционер, звездная подзарядка. Правда, к метро не подключается, ну так нам оно и ни к чему.

Он деловито подошел к тарелке, подобрал полы своей хламиды и подождал, пока из раскрывшегося люка выдвинется рифленый язык трапа.

– Пошли! – кивнул Лапин Макарову, забираясь внутрь.

Макаров, не чуя под собой ног, двинулся следом. В космос, подумал он. В космос – на такой развалюхе?

Изнутри тарелка напоминала дом на колесах. Лапин уже обосновался в кабине, предоставив Макарову самостоятельно пробираться через шлюз и просторный грузовой отсек. Макаров проследовал по гулкому металлическому полу мимо плотно закрытых железных ящиков, обогнул овальный белый стол, окруженный привинченными к полу стульями, и наконец добрался до соседнего с водителем места.

– Садись, – сказал Лапин. Убедился, что Макаров плотно вошел в анатомическое кресло, удовлетворенно кивнул и положил руку на торчащий из приборной панели рычаг. – Готов? Тогда полетели!

Зелено-коричневые заросли боярышника нырнули вниз, долина неизвестной реки раскинулась до самого горизонта и тоже ушла вниз, быстро растворившись в голубоватой дымке. Воздух стремительно почернел, над головой у Макарова зажглись звезды. Вытянув шею, Макаров посмотрел за борт: оставшаяся под ногами Земля уже приобрела форму громадного диска.

– Теперь вторую, – пробормотал Лапин и шевельнул рукой. Макаров ощутил только легкий толчок, но, подняв голову, увидел, как мимо пронесся желтый предмет, подозрительно похожий на Луну.

– Это что? – воскликнул Макаров, провожая диск взглядом. – Неужели Луна?

– Луна, – кивнул Лапин. – Не разглядел, что ли?

Макаров ничего не успел ответить. Лапин усмехнулся в бороду и повернул рычаг влево. Тарелка по огромной дуге развернулась на сто восемьдесят градусов, и Макаров увидел Луну прямо перед собой.

Луна приближалась так быстро, что Макаров инстинктивно втянул голову в плечи.

– Вот так, – важно сказал Лапин, закладывая обратный вираж. – Ладно, потом насмотришься. Включаю третью.

На этот раз Макаров догадался, что речь идет о переключении скоростей.

– Третью космическую? – спросил он и тут же понял, что сказал глупость. Скорость, с которой перемещалась тарелка, уже сейчас должна была приближаться к световой. Иначе за пару секунд от Земли до Луны нипочем не долететь!

– Третью по счету, – ответил Лапин и потянул рычаг. – Пилотажный сверхсвет.

Макаров вцепился в подлокотники и изо всех сил раскрыл глаза.

Чернота космоса озарилась праздничным фейерверком. Тусклые, едва заметные звезды засияли вдруг в полную силу, заполнили все небо и разом пришли в движение. Макаров увидел, что тарелка на полной скорости летит в темную область между двумя яркими звездами – оранжевой и синей.

– Это компьютерная модель? – с надеждой спросил Макаров.

– Какая еще модель? – удивился Лапин. – Обычные звезды. Вот это Спика, а вон там – Арктур.

– Но как же тогда мы их видим? – наморщил лоб Макаров. – Если скорость выше световой… – Макаров оглянулся назад и убедился, что сзади по курсу звезд ничуть не меньше, чем спереди. – Как нас фотоны догоняют?

– Это мы их догоняем, – пояснил Лапин. – А они по кабине размазываются. Передние – спереди, задние – сзади.

Макаров понял, что более вразумительного объяснения ему от Лапина не добиться, и принялся смотреть на проносящиеся мимо звезды. Надо же, думал он. Еще вчера рамочки в подвале клеил, а теперь вот лечу по Галактике, как по проспекту.

– Красиво, – сказал он, когда мимо промелькнула целая туманность. – Какая у нас сейчас скорость, Семен Петрович?

– Тысяч сто-о, – протянул Лапин. – Пристегнись, Пал Саныч. Сейчас тормозить будем.

– Тысяч сто чего? – спросил Макаров, ощупывая кресло в поисках привязных ремней.

– Тысяч сто световых, – в тон ему ответил Лапин. – По ручке хлопни, по ручке!

Макаров хлопнул ладонью по подлокотнику и почувствовал под рукой холодную металлическую пряжку. Машинально он перетащил ее на другую сторону кресла, раздался звонкий щелчок, и широкий ремень прижал Макарова к спинке.

– Пристегнулся? – спросил Лапин. – Ну, тогда держись!

Лапин рванул рычаг от себя, и Макаров едва не влетел лбом в стекло. Ремень, растянувшийся едва ли не вдвое, втянул его обратно в кресло. Звезды за окном остановились, потускнели, превратившись в еле заметные точки.

Лапин повел рычагом вправо, и Макаров увидел чужое солнце. Его маленький диск выплыл из-за спины Лапина и остановился точно в середине лобового стекла.

– Я на минутку, – сказал Лапин, снова дергая за рычаг. Тарелка устремилась в сторону солнца. – Посидишь в кабине, добро?

Макаров захлопал глазами.

– Куда – на минутку? – спросил он.

– Дело у меня здесь, – пояснил Лапин. – С одним парнем, вроде тебя.

– А, – понимающе кивнул Макаров. – Так посижу, конечно. Хоть в себя немного приду.

Лапин свернул налево и нацелился на яркую белую точку, которая через несколько секунд увеличилась до размеров планеты. По ее голубоватой поверхности тянулись белые полосы, сквозь которые просвечивали темные контуры материков. Макаров вытянул шею, всматриваясь в их очертания – уж не Земля ли? Что, если полет был всего-навсего шуткой? Но материков оказалось сразу шесть, и Макаров только головой покачал. Чужая планета, подумал он, а значит, мы и взаправду в космосе. Надо же, как это здесь просто…

Лапин заложил вираж, вошел в атмосферу и сбросил скорость до самолетной. Через минуту тарелка мягко опустилась на каменистом пятачке посреди высокой болотной травы.

– Брат у меня тут, – сказал Лапин, вставая, – по разуму. Потолкую с ним минут пять.

Макаров с любопытством огляделся. Солнце чужой планеты, белое и маленькое, висело на полпути от зенита до горизонта. Камни, валявшиеся вокруг, казались зелеными – то ли от необычного освещения, то ли вследствие неземного происхождения. Внимание Макарова привлекла груда камней, сваленных в форме правильного конуса; в ее темных расщелинах чувствовалось какое-то шевеление.

Лапин вышел из тарелки и сложил руки на груди.

– Таля Калим! – громко сказал он, и у Макарова в голове зазвучал синхронный перевод. «Имя собственное, – услышал он, – Таля Калим».

Несколько камней на конической груде пришли в движение, открывая темный проход. Затем он осветился, наружу высунулись два щупальца, легли по обе стороны от прохода. А потом – Макаров только моргнуть успел – перед Семеном Лапиным появился гигантский спрут.

Его круглая белая голова с двумя близко посаженными глазами находилась на высоте человеческого роста. Пять могучих щупалец упирались в землю, словно корни громадного дерева. Еще два щупальца – те самые, что первыми появились из логова, – свернулись на груди, придавая спруту сходство с винторогим козлом.

– Сема Лапин, – прогудел спрут, заставив Макарова улыбнуться. Голос спрута звучал столь же степенно и важно, как и у самого Лапина. – Гуали зуанава сами ла!

Макаров затряс головой, и невидимый переводчик приглушил заунывные завывания спрута, запустив вместо них лишенную интонаций русскую речь. Спрут радовался, что Лапин пришел вовремя, и намекал, что очень торопится.

Интересно, подумал Макаров. Этот Таля Калим – тоже кандидат в звездные русичи?

– Я подумал над твоей просьбой, – услышал Макаров перевод сказанных Лапиным слов. – Мы примем тебя, как гостя.

– Благодарю, – ответил спрут, – и благодарность моя будет жить вечно.

Похоже, я был прав, подумал Макаров. Знаем мы, кто такие эти гости.

– Сколько тебе нужно на сборы? – спросил Лапин.

– Я готов, – ответил спрут, – все свое я ношу с собой.

– Тогда… – начал было Лапин, но вместо продолжения Макаров услышал сухой щелчок. Что-то не так, обеспокоенно подумал он и машинально огляделся по сторонам.

Еще пять спрутов, в черных, с прорезями для глаз капюшонах вылетели из высокой болотной травы и в мгновение ока очутились на площадке. Двое из налетчиков растянули блеснувшую на солнце сеть и набросили ее на Лапина, который от неожиданности даже рта раскрыть не успел. Остальные трое взметнули в воздух свои передние щупальца и с трех сторон опустили их на Таля Калима.

Макаров обеспокоенно сжал правую руку. Страха он не чувствовал, но что-то среднее между болью и досадой засело в груди. Бить будут, понял Макаров, и снова стиснул правую руку. Хоть бы палку какую-то…

Шесть щупалец сомкнулись на месте, где только что находился спрут Калим. Но – Макаров изумленно захлопал глазами – самого спрута там уже не было. Каким-то чудом он оказался на вершине своего каменного конуса и в свою очередь поднял передние щупальца. Трое нападавших издали гулкий вопль: в щупальцах Калима блеснуло какое-то оружие. В следующее мгновение раздался душераздирающий свист, клубок из шести щупалец распался, оставив на земле два извивающихся обрубка.

Калим снова взметнул свои щупальца к небу, и Макаров наконец понял, что так ярко блестит на солнце. Это были длинные, точно шпаги, полоски металла, мертво прилепившиеся к присоскам «брата по разуму».

Кто-то из нападавших издал булькающий звук, и Макаров на мгновение ослеп.

Шоковая граната, подумал он. Значит, спецназ.

Зрение вернулось к нему практически сразу – должно быть, тарелка защитила своего пассажира. Но лучше бы оно не возвращалось!

Спрут Калим, корчась всеми семью своими щупальцами, лежал у подножия своего конуса и жалобно стонал. А под сверкающей на солнце сетью, между двумя застывшими в недоумении спрутами, лежало кровавое месиво, лишь отдаленно напоминавшее человеческое тело. Макаров увидел клочья вырванной бороды, колышущиеся внутренности и ошметки белой материи, служившей живому Лапину его странной одеждой.

Правая рука сама собой скользнула вдоль кресла – и вдруг уперлась в твердый округлый предмет. Макаров усилием воли подавил приступ рвоты, стиснул холодную сталь помпового ружья и выставил его перед собой, внимательно наблюдая за каждым из пяти инопланетных убийц. Как только первый из них сделал движение в сторону тарелки, Макаров заученным движением взял его на мушку и нажал на спусковой крючок.

Только увидев, как из дула выскакивают легкие, безобидные с виду светящиеся шарики, Макаров осознал, что держит в руках оружие двадцать третьего века. Шарики беспрепятственно пролетели сквозь стенки кабины и лопнули на свежем воздухе, расплескавшись струйками искрящихся брызг. Макаров медленно опустил ружье, в котором больше не было никакой надобности. Пять спрутов один за другим разлетелись на куски, выпустив в воздух пять клубов белого, быстро рассеявшегося дыма.

Макаров опустил ружье и замер, боясь пошевелиться. В голове крутились нелепые картинки – грязные стаканы в подвале, кратер с «хроноквантовой пеной», летящие навстречу звезды. Но Макаров, не отрываясь, смотрел в одну и ту же точку. Смотрел на бездыханные останки Семена Лапина, звездного русича, убитого инопланетными спрутами.

– Сурово, – пробасил над ухом Макарова знакомый голос. – Слушай, Пал Саныч, откуда у тебя это ружье?

Макаров повернул голову, сам удивляясь своему спокойствию. Рядом с ним стоял Семен Лапин. Живой, в безукоризненно-белых одеждах, задумчиво поглаживающий бороду. Макаров перевел глаза на его окровавленные останки – те лежали на прежнем месте.

Исм, подумал Макаров. Ну конечно же, исм!

– Вы живы?! – воскликнул Макаров, чтобы хоть как-то выразить свою радость.

– Я-то жив, – озабоченно отозвался Лапин, – а вот они… – Он мрачно покачал головой. – Нехорошо получилось!

– Я думал, они вас убили, – сказал Макаров.

– Ну, убили, – пожал плечами Лапин, – с кем не бывает. Чего же сразу на поражение стрелять? Ну-ка, покажи, из чего ты их приложил!

Макаров перехватил ружье за ствол и протянул Лапину:

– Вот. Из-под кресла вытащил.

– Из-под кресла? – пробасил Лапин, разглядывая ружье. – Ну да, откуда ж еще…

Он небрежно швырнул ружье через плечо, и то с характерным чмоканьем растаяло в воздухе. Макаров приоткрыл рот, пораженный внезапной догадкой.