Текст книги "Тень спрута"

4.

На лице Калашникова появилось кислое выражение. Макаров, напротив, удовлетворенно потер руки.

– Ликвидация аварии закончена, – вдруг заторопился Таранцев. – Сейчас я пришлю телепорт!

Мгновением спустя элпер Института Времени растаял в воздухе, оставив после себя быстро погасшее сияние.

Калашников укоризненно посмотрел на Макарова:

– Чему радуешься?

– Ну, как же, – ответил тот. – Во-первых, раз есть Комитет – значит, есть и порядок. – Калашников скептически усмехнулся. – А во-вторых, это же галактический комитет! Значит, земляне уже осваивают Галактику!

– Осваивают, – кивнул Калашников. – Добрыми старыми методами…

Раздался чмокающий звук, и большой темный предмет загородил солнце. Перед дверью подвала повис овальный проем, в полумраке которого угадывался короткий, выложенный прямоугольной плиткой коридор.

– Пойдем? – спросил Макаров, посмотрев на Калашникова.

– А куда ж мы денемся, – философски заметил тот и первым ступил на шершавую поверхность коридора. Макаров шагнул следом и сразу же услышал знакомый чмокающий звук. Обернувшись, он увидел за собой ровную серую стену.

– Похоже, нуль-тэ, – пробормотал Макаров, догоняя Калашникова.

– Куда приятнее, чем вертолет, – ответил Калашников.

Коридор повернул налево и уперся в широкую белую дверь. Калашников решительно взялся за ручку, потянул на себя. Потом хлопнул себя по лбу и сдвинул дверь в сторону; она послушно втянулась в стену, открывая проход в кабинет.

– Вызывали? – язвительно спросил Калашников, остановившись у самого входа. Макаров толкнул его в бок – мол, повежливее! – но как всегда опоздал.

Из-за широкого стола, представлявшего собой висящую в воздухе деревянную столешницу с подвешенными к ней ящиками, поднялся высокий человек, одетый в облегающий черный костюм. Что за цирк, подумал Макаров; и это – инспектор КГБ? Ну-ка, ну-ка, подумал Калашников, шагнул вперед – и замер с машинально протянутой для приветствия рукой.

Из макушки незнакомца торчали два темных, но все же четко выделявшихся на фоне черных как смоль волос конических рога. Затем Калашников увидел короткую козлиную бородку, длинные холеные пальцы с заостренными когтями, горящие, словно подсвеченные изнутри глаза – и опустил руку.

– Позвольте представиться, – сказал похожий на дьявола незнакомец, – Гринберг, Михаил Аронович.

Голос его звучал мягко и вкрадчиво, вызывая невольную симпатию. Калашников качнул головой и любезно ответил:

– Калашников, Артем Сергеевич. Разрешите вопрос?

– Если вы про хвост, – улыбнулся Гринберг, – то не разрешаю.

– Да нет, он не прохвост, – сказал Макаров, которому Гринберг понравился еще больше, чем Калашникову, – он просто так выглядит!

Гринберг отвернул широкий лацкан своей кожаной куртки и вытащил из потайного кармашка красную книжечку.

– Взгляните, – сказал он, протягивая ее Макарову. – Я думаю, вам будет приятно!

Макаров прочитал на красном бархате обложки тисненые золотом буквы «К», «Г» и «Б», раскрыл удостоверение, сличил объемную фотографию Гринберга со стоящим перед ним оригиналом, ознакомился с воинским званием своего инспектора – полковник – и протянул книжечку обратно.

– Очень приятно, Михаил Аронович, – сказал он. – Сержант запаса Павел Макаров – в вашем распоряжении!

Калашников только головой покачал. Чтобы Макаров – и «в вашем распоряжении»?! Такое ощущение, что этот Гринберг и в самом деле дьявол. Хотя по отчеству – типичный еврей.

– Давайте присядем, – сказал Гринберг, протягивая руку в сторону абсолютно пустой стены.

У Калашникова на мгновение зарябило в глазах, а потом он нахмурил лоб, пытаясь понять: то ли кресла действительно возникли из воздуха, то ли он просто их не заметил, отвлекшись на Гринберга?

– Охотно, – отозвался Макаров, усаживаясь в ближайшее кресло.

– Сигарету? – предложил Гринберг. Потом посмотрел на Калашникова. – Рюмочку коньяка?

Калашников усмехнулся и отрицательно покачал головой. Гринберг явно разыгрывал какой-то спектакль; но вот с какой целью – этого Калашников никак не мог себе представить.

Макаров кивнул, и в то же мгновение около его кресла появился стеклянный столик с раскрытым портсигаром, зажигалкой и пепельницей в виде маленького металлического глобуса. Калашников присел рядом, и стоило ему бросить на столик задумчивый взгляд, как там тут же очутилась рюмка коньяка.

– Вы позволите? – спросил Гринберг, наклонившись к портсигару. Макаров машинально кивнул, Гринберг вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой и с видимым удовольствием затянулся. – Итак, господа – воспользуемся до поры этим архаичным обращением – разрешите официально поздравить вас с прибытием на территорию Звездной России!

Калашников печально посмотрел на Гринберга, махнул рукой и залпом выпил коньяк. Макаров взял в руки сигарету и принялся ее разминать.

Гринберг сел в третье кресло и выпустил кольцо дыма:

– Вопросы?

Калашников поставил рюмку на стол, но его опередил Макаров.

– Значит, все-таки Россия! – воскликнул он. – А как же остальные государства? Что стало с Америкой?

– Хороший вопрос, – кивнул Гринберг, однако отвечать не стал. – А вы, Артем Сергеевич? Что вас больше всего интересует?

– Что такое Звездная Россия, разумеется, – ответил Калашников. – Ну и прочие мелочи – например, сколько в нее входит звездных систем.

На самом деле Калашникова интересовал совсем другой вопрос. Удалось ли человечеству преодолеть световой барьер? Если нет, цена этой Звездной России немногим больше, чем Тысячелетнему Рейху и либеральным ценностям!

– Хитро! – Гринберг ткнул сигаретой в сторону Калашникова. – С вами приятно будет работать, Артем Сергеевич. Отвечу сразу по существу вопроса: да!

– Что – да? – спросил Макаров, переводя взгляд с Гринберга на Калашникова и обратно.

– Когда? – спросил Калашников. – Как давно это случилось?

Телепатические способности Гринберга нисколько его не удивили. Что такое телепатия по сравнению со всей Вселенной?!

– Если мне не изменяет память, – ответил Гринберг, – первые удачные эксперименты по преодолению светового барьера относятся к сороковым годам позапрошлого века. Однако должен сразу сказать, что современные звездолеты используют совсем другие способы перемещения в пространстве.

– Понятно… – протянул Калашников и покосился на рюмку. Повинуясь его невысказанному желанию, в ней вновь заплескался коньяк.

– Теперь о Звездной России, – сказал Гринберг. Он положил сигарету в возникшую прямо из воздуха хромированную пепельницу, наклонился вперед и заметно понизил голос. – В настоящее время наше сообщество объединяет сорок шесть обитаемых и около двухсот зарезервированных звездных систем. На всей территории сообщества действуют одинаковые принципы поведения, регулируемые на основании технологического и креативного императивов. В дальнейшем вы узнаете, что означает каждый из этих терминов, – улыбнулся Гринберг, – а пока поймите меня хотя бы неправильно. По официальной классификации Организации Объединенных Планет, Звездная Россия относится к числу галактических цивилизаций, занимая двадцать шестое место по размеру инвестиционных отчислений в бюджет этой уважаемой организации. Словосочетание «Звездная Россия» является официальным наименованием всего сообщества, а словосочетание «звездный русич» – официальным наименованием социальной принадлежности населяющих ее эрэсов – разумных существ. Чтобы ответить на ваш вопрос, Павел Александрович, – повернулся Гринберг к Макарову, – мне придется сделать небольшое историческое отступление. В первые десятилетия технотронной революции, когда судьба земной цивилизации оставалась еще довольно неопределенной, слово «Россия» стало весьма популярным в среде технотроников. Главными идеологами революции были русские, Россия стала первым государством, официально признавшим технотронику, конфликт между объединенной Европой и Соединенными Штатами не позволил их представителям занять согласованную позицию по вопросу грядущего объединения человечества – но что самое главное, либеральный и исламский проекты мироустройства к тому времени успели себя полностью дискредитировать. В результате в две тысячи восемьдесят шестом году название «Россия» было распространено на все технотронное сообщество, включавшее в то время большую часть государств Северного Полушария, а начиная с две тысячи сто двенадцатого стало синонимом всей человеческой цивилизации. Когда же в две тысячи двести восьмом году были установлены официальные отношения с Организацией Объединенных Планет, название «Россия» пришлось изменить на «Звездная Россия» – поскольку планета разумных черепах с названием «Россия» уже была зарегистрирована в ООП. Так что, Павел Александрович, – подмигнул Гринберг Макарову, – ничего страшного с Америкой не случилось. Просто кое-кто, – Гринберг многозначительно посмотрел на Калашникова, – предпочел для объединенного человечества менее идеологизированное название.

Догадываюсь я, кого он имеет в виду, подумал Калашников.

– Все понятно, – удовлетворенно произнес Макаров. – Да здравствует Звездная Россия!

Калашников вздрогнул, нервно схватил рюмку и приподнял ее перед собой.

– Прозит, – кивнул ему Гринберг и сделал паузу, дождавшись, когда опустевшая рюмка снова окажется на столе. – Еще вопросы?

– Да, – кивнул Калашников. – Самый главный вопрос. Что с нами будет дальше?

– Новая жизнь, Артем Сергеевич, – серьезно ответил Гринберг. – И начнется она прямо сейчас.

– Школа переподготовки? – язвительно поинтересовался Калашников. – Занятия уже через два часа?

– Что-то в этом роде, – с улыбкой кивнул Гринберг. – Вам понравится!

Глава 2. Законные иммигранты

Богатая у нас страна, много всего, и ничего не жалко. Но главное наше богатство – это люди.

М. Жванецкий

1.

Со всех сторон осмотрев похожую на стеклянный саркофаг установку, Павел Макаров опасливо покосился на стоявшего рядом врача.

– Вот это и есть медикам? – Врач молча кивнул. – А больно не будет?

– Наоборот, – бесстрастно ответил врач. – Будет очень приятно. Потом, после обследования.

– Полезай, полезай, – усмехнулся Артем Калашников. – Не собираешься же ты и дальше пугать звездных русичей своим двухсотпятидесятилетним телом?!

– Двухсотдевяностолетним, – огрызнулся Макаров. – Ну ладно, где наша не пропадала…

Он присел на край «саркофага», закинул на него ноги и улегся на спину, скорчив скептическую гримасу.

– Расслабьтесь, – заученным тоном сказал врач. – Когда почувствуете тепло, закройте глаза. Удачного обследования!

Крышка медикама мягко опустилась на его основание. Калашников с удивлением отметил, что толстые прозрачные стенки нисколько не исказили изображение лежащего внутри человека. Ну что ж, подумал он. Посмотрим, на что способна медицина двадцать третьего века.

– Вы уверены, что хотите видеть все подробности? – в очередной раз спросил врач.

Калашников усмехнулся. Врач вел себя так, словно только и занимался обследованием пришельцев из прошлого в присутствии их недоверчивых друзей.

– Уверен, – ответил Калашников. – А если начнет тошнить, я попрошу вас сделать мне какой-нибудь укол!

– Хорошо, – ответил врач таким тоном, что Калашникову стало не по себе. – Приступим.

Таинственная установка засветилась густым фиолетовым светом. В первое мгновение Калашников подумал, что врач включил подсветку – но почти сразу же понял, что ошибся. Светилось тело лежавшего в «саркофаге» Макарова. Одежда, очки и даже ремень его куда-то исчезли; Макаров лежал на прозрачном основании совершенно голый, блаженно улыбался и светился, как сотня неоновых ламп. Через несколько секунд Калашников заметил, что тело Макарова тоже стало прозрачным: внутренние органы начали просвечивать через кожу, мозг засиял особенно ярким, почти белым светом.

– Очень интересно, – пробормотал Калашников.

– Это только начало, – заметил врач. – Смотрите, что будет дальше.

Внутренние органы Макарова постепенно меняли цвет. Из фиолетовых они превращались в синие, зеленые и даже желтые. Калашников быстро догадался, что это означает, и когда добрая половина Макарова засияла всеми цветами радуги, издал протяжное «у-у!».

– Да, – сказал врач. – Плохо. Даже для двадцать первого века.

– Вы еще меня не видели, – усмехнулся Калашников.

– Ничего страшного, – ответил врач. – И вас вылечим.

Похоже на то, подумал Калашников, наблюдая за постепенно синеющим телом Макарова. Еще и пяти минут не прошло, а Паша уже идет на поправку! Интересно, близорукость и искривление позвоночника они тоже умеют лечить?

Грудная клетка Макарова наполнилась воздухом, и Калашников услышал едва различимый хрип. Врач покачал головой.

– Курильщик, – пояснил Калашников. – Кстати, а в Звездной России еще что-нибудь курят?

– Курят, – подтвердил врач. – Но не такую отраву.

Хрип усилился, и на губах Макарова выступила фиолетовая пена. Калашников цокнул языком, представил себе, как будет выглядеть в «саркофаге» очистка печени, и решился.

– Кстати, – сказал он, повернувшись к врачу, – элфот Гринберг говорил о двух вариантах обследования. Стационарный, в медикаме, – Калашников показал на «саркофаг», – я уже видел. Нельзя ли заодно попробовать и второй? Кто знает, когда нам в следующий раз понадобится медицинская помощь!

– Вы имеете в виду медикор? – уточнил врач.

– Да, – вспомнил Калашников, – именно так он и назывался. Насколько я понял, эта штука занимает куда меньше места.

– Но требует больше времени, – возразил врач. – Хорошо, сейчас сделаем медикор.

Сделаем, повторил про себя Калашников. Какое стойкое оказалось выражение! Двести пятьдесят лет, а смысл все тот же.

Врач сделал шаг в сторону, нахмурился и пошевелил перед собой растопыренными пальцами. У Калашникова на мгновение зарябило в глазах, а потом он увидел, что врач стоит перед массивным белым креслом, на лоснящемся кожаном сиденье которого лежит черная глянцевая таблетка.

Так-так, подумал Калашников. Это что же, врач и в самом деле его «сделал»?! Интересно, как это у него получилось?

– Простите, – сказал он, показав на кресло. – А откуда оно взялось?

– Я его включил, – ответил врач. – Медикор пришлось сделать, а кресло всегда здесь. Типовая конфигурация.

– Понятно, – пробормотал Калашников, понявший только всю глубину своего невежества. – Значит, вот эта черная таблетка и есть медикор?

Врач взял «таблетку» большим и указательным пальцем.

– Да, это медикор, – сказал он. – Одноразовый робот, оптимизирующий человеческий организм. Среднее время работы – тридцать минут. Садитесь в кресло, Артем Сергеевич. Обследование вашего друга закончено; теперь ваша очередь.

Калашников услышал громкий протяжный зевок и посмотрел в сторону медикама. Макаров уже открыл глаза и теперь с удивлением рассматривал свои руки, сжимая и разжимая пальцы. Калашников отметил, что Макаров снова полностью одет, вот только очки его куда-то запропастились.

– Вижу, – сказал Макаров, помахав ладонью перед лицом. – Без очков вижу!

– Тебе еще и легкие прочистили, – сообщил Калашников. – Теперь курить будешь, как я – задыхаясь и кашляя!

– То-то я смотрю, какой воздух вкусный… – пробормотал Макаров и одним движением соскочил на пол. – Елки-палки! Да что же это со мной?!

– А что такое? – насторожился Калашников.

Вместо ответа Макаров раскинул руки и подпрыгнул в воздух с явным намерением полететь.

– Ага, – сказал Калашников. – Понятно. Чувство легкости в теле, бодрость необычайная? Летать небось хочется?

– Да, – кивнул Макаров. – Вот только не получается.

– Это пока, – мрачно заметил Калашников. – Еще пара таких обследований, и полетишь. Значит, близорукость тебе вылечили; а раскрой-ка ты рот!

– Точно! – Макаров хлопнул себя по лбу. – Зубы! Полный рот зубов!

– Ну, все, – сказал Калашников, убедившись, что Макаров не врет. – Таблетку мне, таблетку! Я тоже хочу в светлое будущее!

Он забрался на белое кресло, вытянул ноги и раскрыл рот.

– Ты куда это? – спросил Макаров, полагавший, что Калашников тоже полезет в медикам.

– По второму варианту, – ответил Калашников. – Медикор вместо медикама!

– Возьмите, – врач протянул Калашникову черную «таблетку». – Положите в рот, плотно сожмите зубы и сделайте глубокий вдох. Потом расположитесь поудобнее. Медикор подействует через десять секунд.

– Понял, – кивнул Калашников и заглотил черный диск медикора.

Макаров с любопытством покосился на друга. Медикор – это не медикам, подумал он. Такой штукой можно где угодно воспользоваться, даже на чужой планете. Интересно, как она действует?

Калашников со свистом выпустил воздух. Врач поспешно отошел подальше от кресла. Макаров, почувствовав неладное, последовал его примеру.

Голова Калашникова дернулась, и в ту же секунду лицо его стало совершенно белым. Затем изо рта, глаз и ушей вылезли острые синие иголки; вытянувшись на добрых полметра в разные стороны, они превратили голову Калашникова в экзотического морского ежа. А затем точно такие же иголки полезли из шеи, груди, рук, живота – и вот уже Калашников повис в воздухе, опираясь на целый лес длинных, тонких, но дьявольски прочных шипов.

Макаров раскрыл рот и с ужасом уставился на врача.

– Медикор, – сказал тот и пожал плечами. – Не волнуйтесь, обменники самоликвидируются.

Макаров шумно втянул воздух и ухватился за край «саркофага». Зрелище обросшего иголками Калашникова было для него чересчур футуристическим. Надо было его в саркофаг отправить, подумал Макаров, а мне – таблетку глотать. То-то бы Артем порадовался, глядя на синие иголочки! Вполне в его вкусе.

Подвешенное в центре игольчатого эллипсоида тело Калашникова покрылось тонкой глянцевой оболочкой. Под ней шли какие-то бурные процессы, оболочка бугрилась, меняла цвет, как растягивающийся воздушный шарик, посвистывала и шипела при особенно резких движениях. Не будь рядом застывшего со скрещенными на груди руками врача, Макаров давно уже решил бы, что Калашникову пришел конец; но врач глядел на происходящее с плохо скрываемой скукой.

– Долго так будет продолжаться? – спросил Макаров.

Врач покачал головой:

– Не меньше часа. Очень много нарушений.

Макаров почесал в затылке.

– Тогда, может быть, я пока фильмы посмотрю? – предложил он. – Михаил Аронович говорил, что где-то здесь есть телевизор…

– Экран, – поправил врач. – Сейчас сделаю.

Макаров захлопал глазами. Противоположная стена комнаты вдруг отъехала на несколько метров, потемнела, превращаясь в огромный телевизионный экран. Перед ним тут же возникло обтянутое коротковорсным покрытием кресло, на подлокотнике которого Макаров с изумлением заметил узкую «шоколадку» дистанта.

– Пожалуйста, – сказал врач. – Возьмите серфер в руку, и нажимайте на кнопки, пока не увидите.

– Не увижу что? – спросил Макаров.

– То, что вас заинтересует, – ответил врач. – Серфер поймет.

2.

Макаров сел в кресло и не долго думая нажал первую же попавшуюся кнопку.

Врач за его спиной неопределенно хмыкнул. Экран перед Макаровым вспыхнул на миг ровным белым светом и снова погас.

Макаров недоуменно обернулся к врачу.

– Любую другую, – сказал тот. – Эта, нижняя – выключение.

– А, вон оно как, – пробормотал Макаров и надавил верхнюю кнопку.

Экран исчез. На его месте в стене образовался квадратный проем, сквозь который прямо на Макарова уставилась громадная зубастая акула.

От испуга Макаров нажал на ту же кнопку еще три раза.

На этот раз экран распахнулся в черноту космоса, по которому медленно дрейфовал темный, ноздреватый астероид. Голос диктора принялся рассказывать о химическом составе этого небесного тела, а также о тестах, позволяющих определить, как давно астероид пролетал в непосредственной близости от миниатюрной черной дыры.

Макаров пожал плечами и еще раз надавил на кнопку.

Над раскинувшимся до самого горизонта сосновым лесом вставало белесое осеннее солнце. Его лучи отражались от массивного металлического шара, висевшего высоко в воздухе в окружении трех ажурных башен. Диктор все тем же торжественным тоном объявил, что данный шар – первая в истории человечества машина времени, способная извлечь из глубин прошлого крупные материальные объекты.

Макаров почесал подбородок и, по привычке прищурясь, попробовал получше рассмотреть шар.

В то же мгновение шар подлетел к самому экрану, раскрылся пополам, как разрезанное яблоко, и начал помигивать своими внутренностями, иллюстрируя рассказ диктора о современных хроноквантовых технологиях.

Ну-ка, ну-ка, подумал Макаров. А как насчет хроноквантовой пены?

Шар послушно разлетелся на куски, один из которых пролетел прямо через комнату, и в проеме экрана Макаров увидел хорошо знакомый кратер, заполненный серой сверхтекучей пылью. Диктор пояснил, что каждое перемещение объектов из прошлого сопровождается возникновением в нашей реальности вот этой самой пены – особого состояния материи, обладающей бесконечной энтропией и температурой значительно ниже абсолютного нуля.

Макаров поежился, зевнул и снова надавил на кнопку.

Под его ногами возникла укутанная голубой атмосферой планета. Большую часть ее видимой поверхности занимали крупные острова, между которыми простирались разноцветные водные пространства. Над планетой, практически на самой границе атмосферы, висел космический корабль, похожий на застывшую в полете капельку ртути. Все тот же нудный диктор сообщил, что исследовательский корабль «Стриж» является последним достижением Звездной России в области звездолетостроения. Три независимые энергетические установки – корабль подлетел вплотную к экрану, сделался прозрачным и показал каждую из этих установок, – четыре дорелятивистских привода, помимо маршевого нуль-Т, скоростной интерфейс с Галактическим Метро, возможность настройки на стационарные тоннели любых стандартов, возможность гибкого изменения физических характеристик, вариационная и фрактальная защиты, формирователь связных пространств…

Каждое слово диктора сопровождалось серией картинок, показывавших в действии рекламируемые особенности корабля. Фрактальная защита вобрала в себя луч лазера толщиной с сам корабль, задержала его на полсекунды в своих внутренних пространствах и выпустила обратно; вариационная защита, насколько понял Макаров, основывалась на каком-то искажении времени и пространства – налетевший с соседней орбиты метеоритный рой пролетел сквозь корабль, оставив после себя ясно видимые следы столкновения – но самих столкновений Макаров так и не увидел. Вот это техника, подумал Макаров; но как же она летает? Что это за четыре дорелятивистских привода?

Угадав его мысли, диктор перешел к маневренным свойствам звездолета. Сначала он долго расписывал уникальную возможность пилотажа на сверхсветовых скоростях, сопровождая свои слова показом стремительно мелькавших мимо корабля звезд и скоплений, а затем перешел к более приземленным вещам. Макаров узнал, что в обычном пространстве большинство звездолетов вынуждены использовать импульсную нуль-транспортировку, затрачивая на планетарный пилотаж до девяноста процентов всей отпущенной на рейс энергии. А вот «Стриж», оснащенный не только инерт-компенсаторами, но и принципиально новыми движителями Магнуса-Редькина, развивающими тягу в несколько миллионов тонн на килограмм собственного веса, обладал способностью разгоняться до сверхсветовых скоростей буквально за считанные минуты. В результате полетный ресурс «Стрижа» оказался практически не ограничен – пилотаж в околозвездном пространстве на прямой тяге требовал в сотни раз меньше энергии! Как бы в подтверждение слов диктора «Стриж» сорвался с места, оставив после себя россыпь световых бубликов, и на форсаже вылетел из звездной системы, совершив слалом между добрым десятком планет.

Макаров цокнул языком и мечтательно обхватил подлокотники кресла. Вот бы полетать на такой штуке, подумал он. Пилотаж на сверхсвете, планетарный пилотаж! Компенсированное ускорение в миллион «же»! Вот это я понимаю – Звездная Россия! Интересно, а у других государств Галактики есть что-то подобное?!

– Сам с собой разговариваешь? – услышал Макаров голос Калашникова.

– А? Что? – пробормотал Макаров, возвращаясь из глубин космоса к повседневной реальности. – Ты уже все?

– Все, – сказал Калашников, проведя ладонью по горлу. – Зубы как у акулы, глаза как у орла, мускулы такие, что сам себя боюсь. А ты чего здесь высмотрел?

– Да так, – пожал плечами Макаров. – То ли реклама, то ли новости техники.

– Скорее, реклама, – предположил Калашников. – Диктор твоим голосом говорил, заметил? Наверное, для большей доходчивости.

– Жаль, если реклама, – сказал Макаров, поднимаясь с кресла. – Кстати, а куда ты подевал свои синие иглы?

– Стряхнул на пол, – ответил Калашников, – он здесь по уму сделан, мусором питается. Ну что, пошли к Гринбергу? Или еще телевизор посмотрим?

Макаров отрицательно покачал головой. Хватит смотреть, подумал он. Если у них тут такая медицина, то – чем черт не шутит, глядишь, и я за штурвал попаду. Осталось только это загадочное собеседование пройти.

– Пошли, – сказал Макаров.

– Тьфу ты, черт, – ответил Калашников, глядя в телевизор.

Вместо отбывшего в дальний космический полет «Стрижа» экран показывал теперь просторную дачную веранду, освещенную золотистыми бликами заходящего солнца. В центре веранды стоял легкий деревянный столик, вокруг располагались плетеные кресла, и на одном из них сидел, демонстративно почесывая правый рог, Михаил Аронович Гринберг. Напротив него стоял, оглаживая роскошную рыжую бороду, внушительных размеров мужчина, одетый в белую хламиду, которую так и хотелось назвать рясой.

Словом, никакой это был не экран.

– Не нужно никуда ходить, – сказал Гринберг, помахав рукой опешившему Макарову. – Воспользуемся благами цивилизации; подходите сюда, господа!

– Добрый день, – кивнул Калашников бородатому мужчине. Потом, спохватившись, представился. – Артем Калашников, безработный!

– Семен Лапин, – пробасил бородач, – куратор здешний. Пришел на вас посмотреть!

– Очень приятно, – пробормотал Макаров. – Павел Макаров. Куда нам присесть?

Гринберг отрицательно покачал головой.

– Не нужно присаживаться, – сказал он резко изменившимся тоном. Макаров нахмурился, недоумевая, что он сделал не так. Калашников на всякий случай оглянулся, обнаружил за своей спиной пахнущую свежим деревом бревенчатую стену и понимающе качнул головой.

Гринберг поднялся на ноги и подошел к Макарову вплотную. Тот заглянул Гринбергу в глаза и невольно отпрянул: глаза были красными, как у вампира. Гринберг приоткрыл рот, обнажая восемь острых клыков, и сунул руку за отворот кожаной куртки.