Текст книги "Тень спрута"

3.

Он язык прикусил, догадался Макаров. Надо же! В двадцать третьем веке!

– Прошу прощения, – пробормотал Макаров. – Я не хотел…

– Это поправимо, – ответил Маркс. – Научитесь! А теперь – наверх, рекламацию составлять!

Макаров терпеливо дождался, когда перед глазами появится инструкция, приподнял руки над подлокотниками и аккуратно всплыл на поверхность песка. Неплохая машина, оценил он ходовые качества подземохода. Вот только тормоза слишком жесткие.

– С вами все в порядке, Джо-Натан? – осведомился он у заметно притихшего Маркса.

– Сейчас посмотрим, – ответил тот и, высунув язык, потрогал его пальцем. – Да, все нормально. Обедать можно!

– Тогда выходим? – на всякий случай уточнил Макаров.

– Разумеется, – фыркнул Маркс. – Нам здесь больше делать нечего. Теперь пусть разработчики стараются, халтуру свою устраняют!

Макаров освободился от ремней и выбрался в тамбур. Подойдя к двери, он почувствовал странную уверенность, что она тут же откроется – и дверь действительно открылась, впустив в прохладную каюту подземохода раскаленный воздух пустыни. Это что же, подумал Макаров, я уже с мысленным управлением освоился? За какие-то десять минут?

Маркс отодвинул Макарова в сторонку и выскочил на песок.

– Вылезайте! – крикнул он. – Машина же неисправна, в любую минуту взорваться может!

Макаров вздрогнул и одним прыжком оказался рядом с Марксом. Тот заразительно засмеялся:

– Поверили? И правильно сделали! В нашей работе чуток зазевался – и добро пожаловать на очередные поминки! Бдительность и госбезопасность – вот наши священные принципы.

Где-то я об этих принципах уже слышал, подумал Макаров. От Калашникова, наверное.

– Простите, – сказал он, опустив глаза. – Я не должен был так резко тормозить…

– Как раз напротив, – ответил Маркс. – Должны! Просто обязаны! Поймите, Павел Александрович – ваш талант проявляется только тогда, когда вы действуете импульсивно, давая выход бессознательному опыту, накопленному за долгие годы! Пока вы сознательно все контролируете, никаких чрезвычайных ситуаций не возникает. А стоило вам на поверхность песка изнутри засмотреться – и пожалуйста, новехонький подземоход тут же отправлен на доработку!

– Вы так об этом говорите, – заметил Макаров, – словно радуетесь.

– Конечно, радуюсь, – воскликнул Маркс. – Чем быстрее мы находим ошибку, тем быстрее она устраняется! Вы только что сэкономили нам – а значит, и всей Звездной России, – несколько часов систематических испытаний! Нет, Павел Александрович, никуда я вас теперь не отпущу! Представляете, сколько мы с вами техники до ума доведем?

– Если вот так, – Макаров показал на торчащее из песка потускневшее яйцо, – то даже и не представляю. По десять минут на машину – это сколько за рабочий день получается?

Маркс снова рассмеялся, ткнул Макарова пальцем в бок и захлопал в ладоши:

– А если по двенадцать часов работать? По шестнадцать?! Какие перспективы! Какие невиданные возможности!

Макаров догадался, что Маркс попросту шутит, и тоже усмехнулся:

– Пятилетку – в четыре года!

– Совершенно верно! – восхитился Маркс. – Пойдемте скорее, Павел Александрович! С ребятами познакомимся, а заодно и покушаем!

Не дожидаясь согласия, он зашагал в сторону песчаной дюны, на склоне которой росли какие-то чахлые кустики. Макаров тоскливо посмотрел на громадное здание Станции, внутри которого царила приятная прохлада, и потащился следом, глубоко увязая в песке.

Интересно, думал он, стараясь ступать след в след за Марксом, почему они здесь дорожки не проложили? Заметает, что ли? Или взрывается все регулярно, после каждого испытания?

Подойдя к дюне поближе, Макаров увидел, что один из ее склонов обрывается вертикально вниз, словно срезанный громадным ножом. Именно к этому склону и свернул Маркс, а песок под ногами заметно поплотнел и перестал расползаться в стороны. Еще через сотню шагов Макаров увидел, что дюна на самом деле представляет собой трехэтажное здание с единственной ровной стеной, в которой пробиты маленькие круглые окна. Внутрь здания вели два симметричных входа.

Маркс остановился и показал на здание-дюну:

– Жилой корпус. Коттеджи у нас как-то не прижились. Взрывы, землетрясения, твари инопланетные. В одном здании как-то спокойнее, да еще и экономия получается. На первом этаже кафе и клубы, ерунда вроде бассейнов и спортзалов – под дюной, а на верхних этажах личные апартаменты. Все до единого – с видом на море!

– А свободная комната найдется? – поинтересовался Макаров.

– Комната? – нахмурился Маркс. – Нет. Только квартира!

Он подошел к двери, отворил ее и показал внутрь:

– Холл, он же – кафе. Очень удобно, вышел поутру из дому, выпил кефира – и на работу! До Станции – рукой подать!

Макаров обернулся и посмотрел на вытянувшееся вдоль берега приземистое здание Станции. От дальнего ее крыла в небо поднимался столб черного дыма.

– Это не ваш, – пояснил Маркс. – Это следующее испытание. Ну, пойдемте, обед стынет!

Он вошел в просторный, метров на двести, зал, действительно совмещавший функции холла и столовой. Прямо напротив входа располагалась лестница на верхние этажи, а справа стояли столики, журчали фонтанчики и завывала наводящая тоску восточная музыка.

Несколько столов в середине кафе были сдвинуты вместе, застланы белой скатертью и уставлены прозрачными тарелками с разноцветными деликатесами. Макаров повел носом по направлению к обеду и остался доволен запахом.

– Держу пари, – пробормотал Маркс, – не успеем мы к столу подойти, как остальные сбегутся!

Макаров обвел взглядом пустой зал и пожал плечами. Однако Маркс оказался прав: когда до стола оставалось всего пять шагов, прямо на пути Макарова из воздуха сгустилась стройная женская фигура. Незнакомка опустилась на пол, стукнув каблучками по звонкому граниту, уселась на тот самый стул, на который нацелился Макаров, и, закинув ногу на ногу, раскрыла навстречу гостю большие голубые глаза.

Спокойно, приказал себе Макаров. Это все ихняя медицина. На самом деле ей девяносто лет, и характер прескверный.

Успокаивая себя таким образом, он сухо поклонился незнакомке – и тут вспомнил, что находится в Звездной России. Причем уже не первый день!

– Павел Макаров, – сказал Макаров и старательно изобразил приветливую улыбку. – Стажер-испытатель!

– Оксана Глебова, – ответила женщина, улыбнувшись куда естественнее, чем это получилось у Макарова. – Мастер-испытатель.

– Приветствую вас, Оксана Иоганновна, – затараторил Маркс, усевшийся от Макарова через стол, – как там ваши подопечные? Неужели по-прежнему живы-здоровы?

Оксана Глебова перестала улыбаться и взяла в руку длинную двузубую вилку.

– Ах, Джо-Натан, – сказала она томным голосом, – можно хоть за обедом – и не о работе?

– Значит, живы, – уныло констатировал Маркс. – Ну, ничего страшного, Оксана Иоганновна! Если что, я вам подмогу пришлю. Коллегу Макарова, например. Или вот – приветствую вас, Даниил Борисович! – коллегу Бойко.

Макаров повернулся к упомянутому Бойко, оказавшемуся былинным богатырем двух метров роста, русоволосым, с загорелым открытым лицом.

– Даниил Бойко, – представился тот, – мастер-испытатель. А вы – тот самый Павел Макаров?

– Какой – тот самый? – немножко резче, чем следовало, спросил Макаров. Словосочетание «тот самый» в сочетании с собственной фамилией вызывало у него острое чувство собственной неполноценности.

– Герой Фирджана-три, – ответил Бойко и удивленно шевельнул бровями. – Я что-то не то сказал?

– А-а, – протянул Макаров, мгновенно успокоился и сразу же почувствовал угрызения совести. – Простите, Бога ради, – пробормотал он позаимствованное у Лапина извинение, – я думал, вы про другого Макарова. А на Фирджане-три – да, это я и был. Вот только почему герой?

Даниил Бойко обошел вокруг стола, поприветствовал еще двоих испытателей, возникших из воздуха прямо на свободных стульях, и сел напротив Макарова.

– Герой, – сказал он, обращаясь не столько к самому Макарову, сколько ко всем собравшимся, – это человек, совершивший нечто особенное. Масштабный поступок, фундаментальное открытие, технологический прорыв – все то, что заставляет помнить его имя долгие годы. Героями были Ричард Магнус и Афанасий Редькин, Артем Калашников и Павел Макаров, Теодор Рамзен и Мария Войцеховская… – Даниил хлопнул себя по лбу. – Прошу прощения, Павел Александрович! Вряд ли эти имена вам хорошо знакомы; возьмем двадцатый век – Зигмунд Фрейд, Альберт Эйнштейн, Иосиф Джугашвили.

Макаров поперхнулся минеральной водой, которую только что налил в стакан.

– Даниил, да вы что?! – воскликнул он, на этот раз чувствуя за собой полное право возмущаться. – Сравнивать меня с товарищем Сталиным?!

Бойко развел руками:

– Прошу прощения, Павел, я выбрал неудачный пример. То, что вы сделали на Фирджане-три, гораздо больше походит на открытия Фрейда или Эйнштейна.

Час от часу не легче, подумал Макаров.

– Да что же такого, по-вашему, я там сделал?! – воскликнул он, позабыв всякую осторожность. – Открыл огонь по инопланетянам? Так это больше на Сталина похоже, а вовсе не на Эйнштейна!

– Огонь по инопланетянам? – удивился Бойко. – Нет, что вы! Я имел в виду совсем другое. Вы нашли совершенно уникальный способ управления современными техническими системами. Способ, который уже все испытатели так и называют – «резонанс Макарова»!

4.

Они что, подумал Макаров, сговорились? Сначала я был «тот самый», соратник Калашникова – а теперь «тот самый», герой Фирджана? Может быть, я и в самом деле что-то полезное открыл, когда за обрез хватался – да только при чем здесь я? Если бы я месяц перед этим экспериментировал, как тарелкой без Лапина управлять, еще понятно было бы, за что почести, а так… По форме все правильно, а по сути – издевательство!

Макаров понял, что его терпению пришел конец. Хватит, решил он. Выложу все, как есть; по крайней мере, хоть «героем» обзывать перестанут!

– Даниил, – сказал Макаров и кашлянул, восстанавливая внезапно подсевший голос. – Джо-Натан! Товарищи!

Маркс поднял руку, и за столом воцарилась тишина. Тягучая музыка, гулявшая под высоким потолком, превратилась в ненавязчивый шум прибоя.

– Говорите, Павел Александрович, – произнес Маркс и опустил руку на стол.

– Во-первых, – сказал Макаров, словно в омут нырнул, – никакой я не герой. Герой – тот, кто сам что-то делает. А со мной просто всякие случайности происходят. Случайно сюда, в будущее, попал, случайно на Фирджане-третьем за винтовку схватился. Не сам я все это сделал, понятно? И нечего меня поэтому героем звать. Издевательство получается!

Макаров увидел, как вытянулось лицо у Даниила Бойко. Маркс, напротив, приподнял уголки губ.

– Во-вторых, – сказал Макаров, посмотрев прямо на Маркса, – никакой я не талант, и уж тем более – не гений. Если ваша техника на меня не настроена, то это только потому, что я из двадцатого века, а она – из двадцать третьего. Попробуйте Калашникова за штурвал посадить, думаю, то же самое получится.

Маркс поднял голову, явно высветив перед собой виртуальный дисплей, и зашевелил пальцами, делая на нем какие-то пометки.

– В-третьих, – продолжил Макаров, удивляясь, что ему до сих пор никто не возразил, – насчет предыдущего Макарова. Кто не знает, меня сюда потому скопировали, что в прошлом я почему-то стал знаменитостью. Так вот, ничего подобного я делать не собирался, и не собираюсь. Понятно? Все, что там с историческим Макаровым случилось, ко мне никакого отношения не имеет. Не надо от меня подвигов ждать и талант мой, якобы существующий, раскрывать. Я – такой, какой есть, и лучше вряд ли стану. Если вы меня на работу берете, потому что я – «тот самый Макаров», то гоните меня в шею. Я не тот самый, я – сам по себе. Вот, собственно, и все!

Макаров оперся на спинку стула и опустил глаза. Теперь действительно все, подумал он. Иначе нельзя было. А все-таки жаль, что так получилось; когда я еще до подземохода доберусь! И Лапин расстроится, когда узнает…

– Какие будут мнения? – осведомился Маркс явно провокационным тоном. – Выгоним самозванца?

– Чтобы выгнать, надо сначала принять, – философски заметила Глебова. – Впрочем, я вообще не понимаю, в чем проблема. Хороший из него тестер? Судя по результатам, хороший. Значит, пусть работает!

– Можно мне, Джо-Натан? – спросил с дальнего края стола незнакомый Макарову молодой человек. – Я про резонанс Макарова, только два слова! Дело в том, что теоретически его возможность была предсказана еще семьдесят лет назад. Но до сих пор этот эффект ни разу не наблюдался на практике! Павел Александрович, неужели вам самому не интересно, откуда у вас эта способность? Давайте разберемся!

– Наверное, это я во всем виноват, – сказал Бойко. – Дубина стоеросовая. Павел Александрович, дорогой! Я, когда про Фирджан говорил, о работе даже и не думал. Мне хотелось ваш рассказ послушать, как все случилось! А если вы насчет героя обиделись, то честное слово, это в последний раз. Простите Бога ради!

Не верят, подумал Макаров. Хотя если подумать, какая им разница – герой я или нет? Подземоход-то мы с Марксом все равно забраковали!

– Так, – прогундосил Маркс. – Мнения разделились. А вы сами, Павел Александрович, как думаете? Хотите испытателем стать, или нет?!

– Конечно, хочу, – пожал плечами Макаров. – Но только честно, Джо-Натан: я вам действительно нужен?

Маркс оглядел притихший стол.

– Нужны, – сказал он. – Но куда важнее, нужны ли мы вам.

Макаров улыбнулся.

– Да тоже пригодитесь, – сказал он. – По крайней мере, будет кому про Фирджан-три рассказать!

– Расскажете? – обрадовался Бойко.

– Расскажу, – кивнул Макаров. – Но сначала… как тут принято на работу устраиваться?

– О, – протянул Маркс, – это очень сложная процедура. Сначала вы сдаете вступительные тесты, затем демонстрируете свою квалификацию непосредственному руководителю, а после этого должны пройти собеседование со своими будущими коллегами. Если по итогам всех трех этапов и у нас, и у вас еще осталось желание работать вместе – то сразу после обеда и начнем.

Джо-Натан Маркс встал и протянул Макарову руку.

– Вы приняты, – сказал он. – Вот и все формальности.

– Спасибо, – пробормотал Макаров, пожимая Марксу руку. – Не ожидал…

– Обедать всем! – воскликнул Маркс, в мгновение ока вооружаясь ножом и вилкой. – А насчет Фирджана-третьего, Павел Александрович, прямо сейчас и начинайте. Как это вас угораздило, с первого раза – и прямиком на когаленский спецназ?!

Глава 6. Принесите мне голову пустотного шейха

– Приказание игемона будет исполнено, – заговорил Афраний, – но я должен успокоить игемона: замысел злодеев чрезвычайно трудновыполним.

М. Булгаков

1.

Калашников поднял бокал с ядовито-зеленой жидкостью и посмотрел сквозь него на красное закатное солнце. Вечер, подумал он с отстраненным спокойствием. Еще один вечер.

Еще один напрасно прожитый день.

С мрачной усмешкой Калашников запустил бокалом об стену. Брызги стекла отскочили в лицо, на белую рубашку закапала кровь. Калашников отрицательно покачал головой и принялся шарить руками по полу. Набрав полную горсть битого стекла, он вытянул перед собой руку и с мазохистским удовольствием стиснул кулак.

Теперь боль оказалась достаточно сильной.

Калашников закусил губу и откинулся на спинку кресла. Лицо и до кости разрезанную руку бросило в жар – лирк принялся за работу, восстанавливая разрушенные ткани. Так мне и надо, подумал Калашников. За тупость, глупость, лень и необразованность. За то, что уже второй день не могу решить такую пустяковую задачу!

Поймав себя на желании еще раз развесить перед собой полученные письма, Калашников снова сжал кулаки. Рука все еще дергалась от боли, но порезы на лице уже затянулись, а рубашка и вовсе сверкала, как первый снег. Никаких больше писем, приказал себе Калашников, никаких размышлений. Я и так уже сорок восемь часов думаю. Новый рекорд среди идиотов.

Калашников резко поднялся и ногами оттолкнул кресло, послушно откатившееся в угол. Двухчасовая прогулка, решил Калашников. До Старого Бора и обратно. Если напрямик, через кустарник и овраги, как раз два часа и получится. Смотреть на закат, слушать ветер, а потом – изнемогать от усталости!

Калашников всем телом ударился в дверь, медленно, как зомби, пересек прихожую и спустился по деревянной лестнице, впечатав в нее каждый шаг. Ветер, теплый поверху и холодный на высоте колен, заставил Калашникова весело потереть руки – чтобы не замерзнуть, придется как следует поднажать! Попрыгав поочередно на правой и левой ноге, Калашников сделал несколько быстрых шагов по выложенной крупной галькой дорожке, взялся за калитку – и замер, пойманный в самый последний момент некстати появившейся мыслью.

А как насчет писем, которые я успел прочитать?!

Калашников сморщился, бессильно махнул рукой и повернулся обратно к дому. Два дня, подумал он, повесив голову так низко, что подбородок уперся в грудь. Два дня! С таким интеллектом не то что в ГРУ – в ассенизаторах нечего делать.

Пока в утомленной голове ворочались эти мрачные мысли, ноги уже несли Калашникова обратно. В кабинет, в любимое кресло, из которого так приятно улетать в бесконечные хитросплетения Сети.

Теперь Калашников никуда не спешил. Он хорошо знал повадки творческих озарений; мысль, ударившая в голову после стольких мучений, обычно оказывалась верной. Фактически, задача была уже решена; но вместо радости Калашников испытывал что-то похожее на отчаяние. В молодости, думал он, я применил бы морфологический анализ, и решение уже через час лежало бы на рабочем столе! Господи, да я же разучился думать. Я совсем разучился думать.

Калашников устало опустился в кресло и нехотя вывесил перед собой злополучные письма. Наискосок, для очистки совести проглядел крупный курсив Хонса и коротким взмахом ладони отправил письмо в архив. С сомнением открыл приглашение на безумно дорогой конгресс – и на мгновение задумался. Триста ЭЕ за шесть дней? А такие цены вообще бывают?!

Услужливая Сеть моментально вывалила на Калашникова небольшую лавину данных. Стоимость президентского номера в отеле первого класса – от двух с половиной до семи ЭЕ. Ужин в «Сателлите», знаменитом ресторане, построенном в специально рассчитанной точке межгалактического пространства, откуда открывается наилучший вид на Галактику, – до десяти ЭЕ с человека. Личный космический аппарат, или «мобиль», как его называют в Галактике – от восьмидесяти ЭЕ.

Так-так, подумал Калашников. Что же там такое, за триста ЭЕ?!

Уж не здесь ли намек?!

Спокойно, приказал себе Калашников. Хватит, подурили. Будем действовать систематически, а следовательно, посмотрим последнее оставшееся письмо. Ну-ка, что нам подсунул некий Абдель Фарук? И кстати, существует ли в действительности Багдадский университет?!

Увидев короткую справку, выданную Сетью, Калашников расплылся в улыбке и протянул палец к торчащей из белого конверта черной пластиковой карте, покрытой золоченой вязью арабских букв. Между пальцем и карточкой проскочила синяя искорка, в воздухе запахло озоном. Калашников нахмурился и подключил дополнительные ресурсы; вокруг карточки образовался целый клубок миниатюрных молний. Золотые буквы налились кровью, заерзали по черной поверхности и вдруг сложились в крупные русские буквы. «Пароль», – прочитал Калашников. Хорошо, что я догадался навести справки.

– Фидель, – вслух произнес Калашников.

Буквы растаяли в воздухе, молнии погасли, и вокруг карточки замерцал приятный зеленый свет. Активное содержимое соответствует стандартам безопасности, перевел Калашников на понятный ему язык. Запускаем!

– Как вы узнали пароль? – спросил из пустоты странный, словно не человеческий голос.

Калашников пожал плечами:

– Элфот Багдадского университета – Абдус Камаль, элфот Дамасского – Фидель Барук. Поскольку письмо явно с секретом, Багдад отпадает, а из двух оставшихся имен я выбрал более звучное.

– Хорошо, – одобрил голос. – Чем вы заняты в настоящее время?

– Ищу работу, – честно ответил Калашников.

– У нас есть для вас одно предложение, – сообщил голос.

– У кого это «у нас»? – поинтересовался Калашников.

– У нас, – повторил голос, и перед Калашниковым повисли три экрана, содержащие визитные карточки трех разных организаций. – У меня, Зои Ивановны Шахматовой, и у моего коллеги, Леонида Петровича Штерна.

Совет по международным отношениям, прочитал Калашников на первом экране. Вторая организация называлась «Семинаром по межкультурным взаимодействиям», а третья – «Военно-Стратегической Ареной». Калашников почесал в затылке и запросил данные по Зое Шахматовой. Зоя Ивановна оказалась элпером этой самой Арены. Двадцать семь лет, техническое образование, не замужем.

Ничего не понимаю, подумал Калашников. Какое ж это ГРУ?!

– Понятно, – сказал Калашников с умным видом. – Ну что ж, выкладывайте ваше предложение!

– Нас заинтересовал ваш проект, – заявил голос (Калашников уже понял, что голос этот синтезирован из двух – мужского и женского – и потому производит столь жуткое впечатление). – Прекрасная Галактика. Мы предлагаем вам заняться его разработкой в одной из наших организаций.

– Вот как? – Калашников на секунду задумался. Интересно, какой проект они имеют в виду? Прекрасную Галактику как приманку? Или же «Прекрасную Галактику», более известную под названием «Экспансия»? А впрочем, почему бы не спросить напрямик? – А что вы подразумеваете под проектом «Прекрасная Галактика»?

– То же, что и вы, – ответил голос. – Прощупывание ситуации в Галактике на предмет возможных угроз Звездной России.

Калашников с восторгом хлопнул в ладоши.

Нет, все-таки – ГРУ!

– В таком случае, – сказал Калашников, – я ваш с потрохами! Когда мы сможем встретиться и обсудить детали?

– Прямо сейчас, – сказал голос. – Выгляните в окно.