Текст книги "След кроманьонца"

– Женщина была с ним?

– Это его жена – она боец, воин.

– Крупновата она для него!

– А вот это – не твое дело! Она шла его искать, его спасать. Я не смог ее остановить. Она не врала, когда говорила, что даже голыми руками может разнести половину вашего города, а уж с оружием… Она тронула здесь кого-нибудь хоть пальцем?

– Не пойму, к чему ты клонишь?

– Я не очень представляю, как в их обществе принято реагировать в подобных случаях, но…

– И ты уничтожил единственное оружие?! Их оружие?!

– Если они решатся на акцию возмездия, то оно вам не поможет – это легкое стрелковое оружие. Понимаешь: легкое! Этой игрушки, наверное, хватило бы истребить парочку армий, но – ВАШИХ армий!

– Тогда зачем ты полез в безнадежную драку? Попробовал бы объяснить: может, я сам уничтожил бы эту штуку!

– Хочешь, чтобы я поверил, будто ты способен отказаться от нового способа сеять смерть? Тебе только огнестрельного оружия не хватает!

– Между прочим, нашим храмовикам огнестрельное оружие известно не одну сотню лет, но оно так и не вышло за пределы их стен. Они там что-то потихоньку изучают и ни с кем не делятся.

Вар-ка потрогал опухшую скулу, сплюнул на землю кровь: «Пустые, бесполезные разговоры над кучей трупов. Нужно уходить и больше сюда не соваться, но…»

– Патиш, этих двоих надо похоронить – нельзя, чтобы они валялись здесь. И тем более не нужно, чтобы их изучали. Может быть, это спасет твой мир от карателей. Возможно, они простят вас, как несмышленых детей, а может быть, вот прямо сейчас или через год в небе появятся их летательные аппараты с настоящим оружием.

Капитан думал тяжело и напряженно. Он сходил к лошади, достал кисет, набил трубку и прикурил от головешки. Стоял, курил, смотрел на город, на желтые стены Храмового комплекса. Голова болела – бессонная ночь, два нокдауна.

– Что ты предлагаешь?

– Отнести их в пещеру и обвалить вход.

– Каким образом?

– Кажется, я знаю волшебное слово. Попробую.

– Действуй!

Вар-ка спустился с откоса и, не глядя в сторону Патиша, подошел к телу Кенната. Свой нож Мирох забрал, остались дырка и пятно на рубашке. Вар встал на колени, перевернул тело на спину, просунул руки, с трудом поднялся и понес его в ближайшую нору. Она была не глубокой – метров шесть или семь. Уложил на груду каких-то тряпок. Вышел наружу. Вилму так не унести…

«Ее ножа в чехле нет. Гранаты? В кармашках только три штуки, где же остальные? Ага, вот они: валяются рядом на земле. Их вытащили и выбросили – не польстились».

– Дай сюда!

«Опять, паскудная тварь!!» – разозлился Вар-ка.

– На! Бери, ублюдок!!! Показать, как это работает?! Показать, сволочь?

Патиш отступил молча. Вар-ка ссыпал шарики в карман, подхватил тело под мышки и, безнадежно пачкая штаны и рубашку, потащил к пещере. Уложил рядом с Кеннатом.

«Что-то надо сделать еще? Ах, да… – Он на ощупь расстегнул клапан, вытащил карту, сложил ее еще раз и убрал в свой карман. – Все, прощайте, ребята!» – и, пригибаясь под низким сводом, пошел наружу.

У входа он достал первую гранату и с улыбкой предложил капитану:

– Хочешь попробовать?

Улыбка получилась такой многообещающе-злобной, что бесстрашный Патиш, кажется, дрогнул:

– Нет!

– Жаль. Я плохо понял, как ими пользоваться, – честно признался Вар-ка.

Эти взрывные устройства похожи на сплюснутые с трех сторон шарики размером с грецкий орех. На каждом по три вмятинки – как раз, чтобы вложить палец: одна гладкая, другая с округлыми бугорками, а в третьей что-то вроде притупленных шипиков – на ощупь не перепутаешь. Вот только вспомнить бы, куда и как надо нажимать?

Вар-ка встал сбоку от входа и, беспорядочно стискивая гранаты пальцами, стал забрасывать их внутрь одну за другой. Раз, два, три, четыре… Взрыв! Еще один! И еще! Все? Свод как стоял, так и стоит.

Вар-ка достал два последних шарика, несколько раз сильно нажал в разные вмятины, переложил оба в правую руку и забросил в пещеру. Было слышно, как они стукнулись об пол и покатились. И вдруг зашуршало-заскрежетало и… свод рухнул! Весь разом! Потекла, посыпалась со склона щебенка. И только потом негромко рвануло там – в глубине под камнями.

Солнце палило вовсю, гудели пчелы, летали бабочки и еще какие-то насекомые, похожие на толстых стрекоз. Где-то рядом щипала траву и временами пофыркивала лошадь Патиша. Они сидели на склоне среди кустов. У обоих слипались глаза, ссадины запеклись, не стертая с лиц кровь высохла и шелушилась. Прямо под ними в старом карьере люди в серой одежде грузили трупы на двухколесные повозки, а еще дальше, внизу, до самого горизонта раскинулась панорама Хаатики – сказочного города из детской сказки.

Ни тот, ни другой не смогли бы объяснить, зачем они, смертельно усталые, сидят тут и смотрят на город.

– Почему вы не убили меня тогда, после операции с табами? – спросил капитан.

– Как тебе объяснить… Наверное, это свойство у нас такое, дефект, что ли. Конечно, надо было тебя прирезать, но я не смог. И Коля тоже…

– А-а-а, знаю-знаю! Встречал таких, как же! Один отпускает матерого бандита: он, дескать, молодой еще, у него дети, а прямых доказательств нет. Потом текут реки крови, но расхлебывать приходится другим. Второй кричит: «Все люди равны! У всех должны быть равные права!» – и с чистыми руками, весь в благородных сединах, уходит в отставку. А разбираться с «равноправными гражданами» приходится какому-нибудь Мироху.

– Очень жаль, но мне нечего тебе возразить.

Патиш устало откинулся на спину, заложил руки за голову.

– Вот и ты со своими друзьями: ручки пачкать не захотели! Я же палач-убийца, весь по уши в крови невинных людей.

– И при этом уверен, что за тобой правда!

– Чтобы в доме не воняло дерьмом, нужно регулярно чистить сортир или перестать гадить. Ты знаешь другие способы? Раз без дерьма не обойтись, значит, кто-то должен пачкать ручки.

– Люди – не дерьмо!

– Вот-вот: уже добрую сотню лет наше смешное государство пытается жить по этому принципу – в каждом человеке есть что-то хорошее, каждый народ, каждая культура представляют собой безусловную ценность. Даже если неотъемлемым элементом этой культуры является людоедство и глубокое презрение ко всем иноплеменникам. В страну пускают толпы эмигрантов и беженцев – спасают людей от голода и резни, и что? Большинство из них продолжает жить по своим родоплеменным законам, им насрать на законы государства, которое дает им кров и пищу! Мы для них пастбище, кормовые угодья. Это я виноват, что они признают только право силы?! Год от года в провинции ширятся районы, куда не рискует соваться ни один представитель власти! Мы пытаемся удержать хотя бы столицу, а нас зовут палачами и поливают грязью. Ладно… С членами Совета я пока еще могу справиться: прогулка по кварталу камов или на рынок, оккупированный сэлами, – прекрасная прививка от «дружбы народов»! Но храмовики…

– Не похоже, что вы тут все сильно религиозные. Чем вам мешают какие-то монахи?

– Они не монахи. Храмовый комплекс возник еще до основания Хаатики. Возможно, что государство вокруг него и формировалось. Их представитель в Совете имеет право «вето» и еще много чего. Можешь полюбоваться: вон те желтые стены на склоне – это их хозяйство.

– Что, особая религия? Культ?

– Разумеется. Тебе рассказать про Творца-Вседержителя и его отношения с богами Священной горы? По-моему, я уже достаточно выдал тебе государственных тайн.

– Мне не нужны ваши тайны. Скажи, у них есть на горе… святилище, жертвенник какой-нибудь?

– Конечно, есть, и не один, но тебе туда не попасть.

Вар-ка вздохнул и потер глаза руками. От этого стало только хуже – умыться бы!

– Не хочу я никуда попадать.

– Тогда скажи: на хрена вы шляетесь по чужим мирам? Вам в своих делать нечего? Нам тут, как видишь, и без вас есть чем заняться!

– Как тебе объяснить? И я, и Женька покинули родную реальность не вполне добровольно. Все по той же причине: кое-кого надо было вовремя прикончить, а мы не стали, и получилось только хуже. Потом мы неплохо устроились в одном из миров: он тоже очень жестокий, но мы оказались в почти мирной зоне. В конце концов там кто-то пронюхал, что мы пришельцы, что можем ходить в другие миры и возвращаться живыми. Нам предложили работу.

– Наемники, значит.

– Нет, пожалуй… Нам предложили провести исследование, решить проблему, разгадать загадку.

– И что, хорошо платят? Или только обещают?

– Ты не понял. Вот тебе за твою… гм… работу платят столько, что ты не желаешь найти что-нибудь почище?

– У меня достаточно средств, чтобы в течение года содержать всю имперскую армию. Правда, потом я останусь без штанов. А вы просто шпионы и собираете информацию для тех, кто придет, чтобы навести здесь порядок!

– Ага, готовим вторжение из параллельных миров! Вывод, достойный бывшего профессора Королевского университета, или как он у вас называется. И при этом ты называешь варваром – меня!

Патиш прикрыл подбитый глаз:

– Хорошо, пускай это я – варвар! Сюда пришлют миссионеров, и они будут сеять разумное, доброе, вечное – учить нас правильно жить?

– Да кому вы нужны?! И главное, зачем?! Дырки, проходы между мирами, наверное, возникают вместе с самими мирами. И что? Параллельные реальности – не соседние страны и даже не соседние планеты! Если бы можно было свободно болтаться туда-сюда, таскать оружие, технику, знания, наконец, то все давным-давно перемешалось бы и развалилось! В мире Николая, например, места переходов известны уже много веков, и посвященные до сих пор спорят, влияют на их вселенную другие миры или нет. А если влияют, то в чем именно это влияние заключается? Понимаешь? Сам факт влияния, наличия хоть какой-то зависимости не доказан! Впрочем, для тебя это, наверное, слишком сложно…

– Ничего, я постараюсь!

– Из всех мест, куда я попадал, самая развитая – технически развитая – цивилизация оказалась в мире Вилмы и Кенната. Они там пытаются изучать природу, ну… свойства, что ли… этого пространственно-временного перехода. Но даже у них, похоже, ничего не получается!

– Что же мешает ходить туда и обратно? Там что, пара чудовищ на цепях у ворот?

– Да нет никаких ни ворот, ни цепей! Ничего нет, только туман. Чудовища, правда, кое-где встречаются, но дело явно не в них.

– А в чем?

– Не знаю. Я думаю, что общей для всех угрозы просто нет. А возникает… гм… стечение обстоятельств, что ли… Собственно, опасность есть везде, но обойти ее, избежать – это дело случая, везения, если хочешь.

– Ловко у тебя получается: если, значит, кому-то позволено ходить в гости, то его и выстрел в упор минует, а если не позволено, то даже случайный кирпич с крыши прикончит?

– Примерно так! Только это пока предположение, догадка. Вот ребята погибли, глупо погибли…

Патиш вдруг резко сел:

– Эллана!

– Не дергайся! Ты все равно ничего изменить не сможешь! Разве только испортить. Молись, чтобы Женька был цел, – тогда у нее будет шанс.

– Ну, гады!!

– Тебе ли пускать пузыри? Хочешь еще одно предположение? Вокруг каждой зоны перехода, в каждом мире существует область… скажем так: повышенного риска. Ее могут создавать какие-нибудь дикари-людоеды, шестиногие чудища-нахоры, а здесь…

– Патиш и его команда? Ошибаешься! Мы работаем с местными. А вашим братом-пришельцем занимаются все те же храмовики: у них есть орден Охотников за демонами. Правда, в этих демонов мало кто верит всерьез, но им охотно тащат двухголовых щенков или трехногих кошек. Охотники платят даже за донос на соседа, который якобы умеет превращаться в зайца и воровать по ночам морковку. Я сам считал это глупыми суевериями и, как теперь выясняется, совершенно напрасно. Вашу женщину, кстати, убили в расчете на вознаграждение: чем-то она себя выдала.

– Никаких демонов не бывает.

– Смотря кого так называть. Получается, что наши охотники не народ дурачат, а стоят на страже родного мира!

– Ладно, Патиш, – Вар-ка начал подниматься с земли, – ваша Хаатика сидит у меня в печенках. Давай прощаться! Что передать Эллане? Чего ты хочешь от нее или для нее?

– Погоди! Ты так и не сказал, какого черта вы шляетесь по чужим мирам.

– А ты не желаешь слушать! Но я все равно скажу – мне не жалко, и тайны в этом нет. Нам предложили поискать в доступных реальностях разгадку одного амулета. Это камень, который, кажется, дает бессмертие в обмен на…

– Давай-давай, рассказывай! Про волшебный сапфир-изумруд с лошадиную голову, который лежит в пещере.

– Нигде он не лежит! Сам амулет совершенно невзрачный – полированный осколок черного полосатого агата. И не один он – их много в мирах.

Патиш оскалился и потянул цепочку на шее:

– Такой, что ли?

* * *

– …совершенно никаких!

– То есть ты считаешь, что современный цивилизованный человек, оказавшийся в древнем мире, не будет иметь преимуществ перед окружающими?! А как же все наши навыки, умения, знания, понимание причинно-следственных связей, наконец?

Николай повернулся на бок на своем жестком топчане, подпер рукой голову и приготовился к долгому спору. Правда, всерьез доказывать свою правоту он не собирался, а просто хотел поболтать. Вар-ка прекрасно понимал это, но был не против дискуссии. Он только недавно вернулся из своих странствий и был рад собеседнику.

– Ну, что ты такое говоришь, Коля? У тебя же есть уже некоторый опыт. Как можно, допустим, в каменном веке использовать твое умение работать на компьютере? Или твое знание, что Солнце не глаз божества, а небесное тело? Кое-что, конечно, может пригодиться, но это, в лучшем случае, лишь отчасти компенсирует то, чего ты не знаешь и не умеешь в этом мире. И главное, ты будешь выделяться среди окружающих, а любое общество от таких стремится избавиться. На самом деле, какому-нибудь древнему охотнику на мамонтов легче вписаться в жизнь, допустим, Нью-Йорка, чем вашему супермену в жизнь первобытной общины. Как ты думаешь, кто продержится дольше?

– Ну, знаешь ли! Вон Женька с ходу был принят в племя Рыжего Волка. Да еще и авторитет заработал при этом!

– Тоже мне, пример нашел! Парень сделал ставку на то, что считал своим преимуществом, – на владение сложной техникой рукопашного боя. И оказался обречен! Не десятый, так двадцатый противник его бы прикончил – чудес не бывает. Не будь у него этого мнимого преимущества, он бы наверняка придумал бы что-нибудь лучше, чем махать кулаками, и получил бы реальный шанс выжить. Или ты полагаешь, что вождь остановил бы поединки, пожалев своих воинов? И не подумал бы – у них другие ценности! Женька уцелел только потому, что у него хватило ума побрататься с Каменным Молотом. По-моему, в той реальности, где вы изображали воинов Могучего Евражки, вы смогли так долго продержаться только из-за того, что ты не давал ему лезть в драку. Вашим преимуществом оказалась, как это ни странно, именно твоя беспомощность. Правда, и там вы, в конце концов, оказались обречены.

– Сам ты беспомощный! Да я в Царстве Зеленой Богини сделался лучшим из Добывающих! Моментом! Если бы гномам не приспичило приносить жертву, я, может быть, стал бы у них главным жрецом или еще кем-нибудь! Скажи, что образование и навыки работы в геологии не дали мне преимущества!

Вар-ка засмеялся:

– Да ничего они тебе не дали, Коля! Если бы не понадобился подходящий кандидат для жертвенного алтаря, тебя бы выгнали умирать в степь вместе с остальными рабами. А твои успехи в деле добывания руды… Эта так называемая плоть Богини действительно зеленого цвета?

– Конечно, там же, в основном, минералы-окислы.

– А тебе не приходило в голову, что за сотни лет подземной жизни рудокопы просто перестали различать цвета? Может быть, они все дальтоники? Ну, не все поголовно, но большинство? Ночные животные, насколько я знаю, тоже не различают цветов, а кроты вообще слепые.

– Черт! Как-то я об этом не подумал… То-то жрец так странно вел себя на поверхности! Для него, наверное, небо, трава, цветы – все было серого цвета. Точнее, окрашено во множество оттенков серого… Нет, Вар, ты, по-моему, задался целью создать у меня на старости лет комплекс неполноценности! – возмутился Николай и решил сменить тему: – Давай лучше спросим у заказчиков, сколько времени прошло в нашей реальности? Может, мы тут уже годы болтаемся?

– Это вряд ли, но давай попробуем, – Вар-ка взял в руки «рацию». – Спросить, какое сегодня число?

– И год, – вздохнул Николай.

Ответ был получен незамедлительно: 34 нейтура 12186 года!

– Что такое?! – Николай подскочил на своем лежаке и больно тюкнулся головой о полку. – Какая еще «нейтура»?!

Вар-ка задумчиво рассматривал выцветшее изображение голой девицы на стенке перед собой:

– Вот такая, Коля… Вопрос задавал я, и не уточнил…

– Уф-ф-ф! А я-то подумал!

– Ну да: они просто выдали дату в моей реальности. В той, которую они считают моей.

– Не расстраивайся, Вар! В конце концов, что хорошего ты там забыл?

– Ничего, пожалуй, но все-таки… Ладно, это – мои проблемы. Ты обратил внимание, что наши работодатели, оказывается, имеют доступ в другие миры?

– Похоже на то. Но что творится в нашем? Точнее – в моем?

Ответ не заставил себя долго ждать, и Николай почесал ушибленный затылок:

– Получается, что мы высадились у подножия нашей любимой сопки две недели назад? А по ощущениям – многие месяцы.

– Так оно, наверное, и есть – стареем ударными темпами.

– Но, как и раньше, ни черта не понимаем в этой кухне!

– А ты спроси нашу «волшебную коробочку».

– Спрашивал уже… Ответ всегда одинаковый: «считаем вопрос излишним».

– Тогда давай думать сами.

– Давай! – вздохнул Николай.

– Понимаешь, Вар, пока я тут сидел, у меня созрела… Нет, это даже не гипотеза, а скорее только намек на нее.

– Излагай – пожуем вместе.

– Вот смотри: мне кажется, что в истории человечества нашей реальности, и других, наверное, тоже, можно выделить три главных события. Во-первых, это собственно возникновение разума; во-вторых, это подавление и вытеснение одним разумным видом другого, или других – завоевание, так сказать, монополии. И в-третьих, переход человеческого сообщества к активному воздействию на окружающую среду – то, что у нас называется цивилизацией. Согласись, что у каждого события должна быть какая-то причина.

– Разумеется! А что, разве вашей науке такие причины неизвестны?

– Известны, конечно… Только неубедительно все это как-то.

– Вот уж не думал, что ты специалист в таких вопросах!

– Я не специалист, конечно, и рассуждаю, наверно, по-детски. Примерно так: почему у меня на голове шишка? Ответ: потому что мне на голову упал кирпич. Другой вариант ответа: потому что я шлялся там, где падают кирпичи. Третий вариант: потому что кто-то затеял стройку и не огородил ее забором. Четвертый вариант: потому что кто-то изобрел строительный элемент в форме параллелепипеда под названием «кирпич». И так далее. Заметь, все ответы будут правильными.

– К чему ты это? Давай уж без аллегорий – разберусь как-нибудь!

– Считается, что кроманьонцы вытеснили неандертальцев потому, что обладали какими-то мелкими анатомическими отличиями, которые вроде бы дали им преимущества. Возникновение цивилизации стало возможным потому, что люди перешли от собирательства к земледелию и скотоводству. Это, наверное, правильно, но ведь возможен и другой вариант ответов: в какой-то момент люди обрели некое свойство, которое позволило им… Понимаешь?

– Местами. И какое же это свойство?

– Погоди! Про неандертальцев известно, что они существовали на территории Европы в течение двухсот тридцати тысяч лет. Под конец они освоили лук и стрелы, стали делать хитрые гарпуны для добычи рыбы. Кроманьонцы появились всего-то сорок тысяч лет назад и добились тех же результатов очень быстро. За каких-то десять тысяч лет они не только полностью вытеснили своих конкурентов, но и умудрились заселить обе Америки! Почему? Проще всего сказать, что они были умнее, чем неандертальцы, но научных подтверждений этому, кажется, не имеется. Мое дилетантское предположение: дело тут не в уровне интеллекта и не в строении кисти руки. Кроманьонцы могли создавать сложные иерархические сообщества, которые имели большую пластичность в приспособлении к окружающей среде.

– М-м-м… Что-то в этом, кажется, есть. Вы с Женькой общались и с раггами, и с тотемными охотниками: какая между ними разница?

– Насколько я понял, тотемные, в отличие от раггов, способны добровольно подчиняться вождю, в какой-то мере заботиться друг о друге, жертвовать жизнью ради каких-то абстрактных понятий вроде воинской доблести. Все это, конечно, оформлено в виде всевозможных обычаев и обрядов. Вот, например, у Серых Лис значительную часть года действует запрет на половые сношения. Причем они утверждают, что именно это дает людям преимущества над раггами. Сначала такое утверждение показалось мне смешным и глупым, но теперь я понял, что они правы. Бессмысленное на первый взгляд табу на самом деле представляет собой тест на способность подчиняться, жить по правилам. Нарушитель будет изгнан из племени или убит – идет как бы искусственный отбор на социальность. И, в конечном счете, они действительно выигрывают именно поэтому!

– Думаешь, поэтому?

– Конечно! В перспективе всегда побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше организован. Еще Наполеон, воюя с мамлюками, говорил, что туземный воин обычно способен справиться с его солдатом, зато сотня солдат легко разгонит сотню туземцев.

– Что ж, Коля, в этом есть печальная правда. А дальше?

– Дальше была эта история с инопланетянами.

– Но они, как оказалось, ни при чем?

– В том-то все и дело! Перед тем как мы с Г’Хаем… гм… перебрали, он успел рассказать, что их работа с аборигенами признана неудачной. Как я понял, внедрение всяких технических новшеств было задачей второстепенной. Им нужно было передать людям некие способности или свойства, но оказалось, что туземцы ими уже обладают!

– А ты выяснил, что имелось в виду? Какие такие способности надо обрести, чтобы начать строить цивилизацию?

– Ну… Времени было мало… Г’Хай не ученый, а простой пилот-наблюдатель – вроде нашего лаборанта или техника.

– Скажи уж честно: вы с этим инопланетянином просто нажрались амброзии! Назюзюкались вдрызг!

– Было дело… Теперь приходится думать самому.

– И до чего же ты додумался?

– Да, собственно говоря, где-то я это раньше уже читал, только не вспомню, где именно. Так вот: способность жить в условиях перенаселенности!

– Но это же так естественно, Коля!

– Решительно ничего естественного тут нет. Наоборот: это противоестественно! Это бунт, мятеж, восстание против всех законов природы! Нормальные популяции нормальных животных так себя не ведут. И даже не потому, что не могут, а потому, что им это и не нужно.

– Что-то я не очень…

– Все достаточно просто: что такое перенаселенность? Это когда населения становится больше, чем может прокормить территория, которую оно занимает. Выход: осваивать новые пространства, а если их уже нет, то сокращать численность. Механизмов такого сокращения в природе достаточно: от элементарного голодного вымирания до снижения рождаемости разными способами. В случае с людьми, мне кажется, вполне можно было перейти от полигамии к полиандрии и всерьез заняться резней с соседями. Согласись, что это логичнее и проще, чем начинать курочить тысячелетний уклад жизни.

– Наверное, проще. А полиандрия – это когда у женщины много мужей, да? Что ж, будем считать, что введение я понял. Можешь выдавать свою гипотезу.

– Я же сказал, Вар, что это лишь намек на нее – ты только не смейся, ладно? Так вот: по-моему, в том и другом случае можно говорить об обретении людьми способности со-чувствовать, со-страдать, со-переживать ближнему своему. Погоди-погоди, дай я закончу мысль! Все это, конечно, проистекает из инстинкта заботы о потомстве, и, наверное, любая особь хоть в какой-то степени обладает этими способностями. А вот людей, поведение которых преимущественно определяется иррациональной бескорыстной любовью к ближнему, всегда очень мало. Но именно на них держится человеческое общество!

– Вот уж нет!

– Да-да! По-моему, на одной корысти и страхе можно создать только стаю или стадо. Более сложная структура просто не будет жизнеспособной.

– »Не стоит деревня без праведника?»

– Вот! Подходящий термин! Это самое свойство, для простоты, вполне можно назвать «праведностью». Деревня, племя, народ и так далее не «стоят», если в них нет минимально необходимого количества «праведности».

– Значит, неандертальцы проиграли, потому что им ее не хватило?

– Конечно! Вспомни рассказ Женьки о его первом заходе!

– Н-ну, данный эпизод в твою версию вписывается. Но при чем тут амулет? Его-то смысл в чем?

– Если в общем, то… это катализатор, инициатор, стимулятор.

– Чего?!

– Нарушения равновесия! Да-да, временного нарушения равновесия между добром и злом, между «грехом» и «праведностью» – называй как хочешь! Причем такое нарушение само по себе не возникает: что может быть противоестественнее рудничной цивилизации Зеленой Богини? А ведь такое было и в моей реальности: веками добывать ценнейший продукт и раздавать его, требуя взамен только средства к существованию. И никакой прибыли, никаких богатств!

– Не хило! И как ты себе это представляешь?

– Давай по порядку, Вар. Амулет был у твоего учителя – шамана племени Речных людей, так? Носил он его не на шее и не в браслете, а зашитым под кожу, правильно? Едем дальше: пока этот камушек был у него, он чувствовал боль близких ему людей как свою собственную, умирал вместе с каждым из них – просто ад, а не жизнь.

– Не только чужую боль, Коля, но и радость тоже. Он жил как бы многими жизнями сразу. И, кажется, не старел… Но я согласен, что выдержать такое трудно.

– Пусть так. Ваш шаман был «носителем». А как эта штука действовала на окружающих? Точнее – он сам вместе с амулетом, а?

– А она действовала? Не знаю… Погоди-ка! На что это ты намекаешь?!

– Ага! Догадался! Оно же заразное, Вар! По твоим же рассказам получается, что все ближайшее окружение «носителя» страдало некоторым избытком того, что мы назвали «праведностью». Ты, между прочим, тоже вполне прибабахнутый.

– О да! Я – самый крутой праведник! За свою жизнь, между прочим, я собственноручно прикончил человек десять. И, наверное, столько же сделал калеками. А уж сколько народу погибло по моей вине…

– Тем не менее ради ближних своих ты пошел в добровольное изгнание – у вас в племени что, так было принято? Далее: мальчишка Зик-ка, который потом стал Женькой. Согласись, что по логике вашей жизни из него должен был получиться не человек, а зверь – беспощадный и беспринципный. Но общение с тобой (инфекция!) его искалечило: он начал совершать неправильные поступки, поддерживать более слабого, а не сильного.

– А не может это быть простым совпадением? Чудаки, они, знаешь ли, иногда встречаются. Не зря же говорится, что рыбак рыбака видит издалека.

– Допустим, но ты вспомни Женькин рассказ о морских зверобоях. С их колдуном была та же история, что и с твоим шаманом, только он не выдержал и вырезал амулет. Однако парень-гарпунер, с которым он долго общался, успел-таки от него заразиться. Как я понял, у него экстрасенсорные способности, вроде твоих, и добрый он до ненормальности. А история, которую Женьке рассказал каменных дел мастер у раггов? Помнишь? Появился среди них некто, и люди вокруг стали неправильными, стали совершать неправильные поступки. Только рагги активно боролись с этой болезнью и извели ее под корень.

– Это что, как «индуцированная пассионарность» у Льва Гумилева?

– Если тебе не нравится слово «зараза» или «инфекция», то пусть будет «индукция». А чтобы индуцированный не оказался совсем уж беззащитным, он заодно приобретает какие-нибудь дополнительные способности.

– Ну, хорошо, Коля, а ты-то почему не… это самое? Не индуцировался? Мы же с тобой столько лет общаемся!

– Во-первых, не так уж и много. Во-вторых, мы познакомились, когда я был уже старый, а в-третьих, почему ты решил, что я не заразился?

– Что-то не заметно: у тебя, кажется, все нормально.

– Ага, пожилой российский обыватель добровольно и почти задаром бродит по параллельным реальностям, рискует жизнью, здоровьем, психикой – и это нормально?!

– Нам же обещали прилично заплатить.

– И заплатят, наверное. Только я все равно не возьму ни копейки сверх того, что заработал бы за это время на стройке. Просто из трусости не возьму – чтобы не оказаться на крючке, чтобы спать спокойно. Так вот, в некую реальность делается инъекция «праведности» – появляется особь-носитель, которая влияет на окружающих и, вероятно, может создавать новых носителей.

– Если найдется подходящая кандидатура?

– Конечно! Сам носитель может и не сыграть заметной роли, но его влияние постепенно распространяется на поколения. Если общество не отторгает, не подавляет активно эту заразу, то оно в конце концов выигрывает. В историческом смысле, разумеется. И последнее соображение: сам амулет, расставшись с носителем, превращается в обычный кусок цветного кварца, который передается среди индуцированных как реликвия.

– М-да-а… Круги на воде.

– Какие круги? На какой воде?

– Это я образно: бросил кто-то в мир камешек, от него пошли круги… Первый камешек – и возник разум, второй – и победили кроманьонцы, третий – начало цивилизации. А четвертый?

– Не притворяйся, Вар, – ты уже понял! Посредник говорил о трех периодах «активности» артефакта. В моей реальности они соответствуют второму и третьему событиям, которые ты назвал. Первое мы домыслили сами, о нем и не могло сохраниться никаких данных. Незакрытым остается последнее тысячелетие до новой эры.

– Мои приключения в мире иревов? Понятно, что это смахивает на библейский период, но… Что за событие такое, которое равнозначно предыдущим?

– Приходится признать, что это – формирование монотеизма, утверждение идеи Единого Бога…

– …Которого на самом деле не существует, да? – подхватил Вар-ка. – А почему бы не пойти еще дальше и не предположить, что данное событие является наиболее важным, а все остальные – лишь подготовка к нему?

– У нас нет не только доказательств, но и приличных аргументов «за»!

– Разве? А если подумать? Помнишь слова посредника, что мы, мол, не разминемся с нашими амулетами?

– Помню, но к чему это?

– К тому, что нам, как ты сам понимаешь, доступны только параллельные реальности. Твой мир, Коля, как ни крути, это мир победившего монотеизма. В моей реальности, как оказалось, ситуация примерно такая же. Соответственно, доступными или параллельными для нас являются те миры, где эта победа уже состоялась или только готовится. Все остальные для нас как бы закрыты. Логично?

– С натяжками! – буркнул Николай и задумался. Собеседник терпеливо ждал окончания его мыслительного процесса.

– Послушай, Вар! У меня есть предложение организационного плана. В конце концов, мы ведь здесь не собственное любопытство удовлетворяем. Грубо говоря, перед нами поставлено два вопроса: «Что это такое и зачем оно?» и «Почему у нас не работает?». Мы добыли кое-какую фактуру и придумали, пусть не очень внятный, ответ на первый вопрос. Почему бы наши соображения не перекинуть заказчикам и не спросить их, считают ли они выполненной первую половину задачи? Вдруг наши выводы их устроят и мы сможем сосредоточить свой могучий интеллектуальный потенциал на второй половине проблемы?