Текст книги "Метро 2033. Цена свободы"

– Ночлег надо искать, – задумчиво произнес Батя. – Не в поле же нам куковать.

– Я бы еще подальше отъехал, – сказал Михей. – Тревожно тут, не по себе прямо.

– Дельно, – согласился Батя. – Местность незнакомая. Кто знает, когда Валерыч отойдет.

Извозчик «отходить» пока не собирался. Лежал, закатив глаза, сопел через фильтры. Глядя на Валерыча, Михей не очень верил в то, что сказал бригадир про способности водителя. Хотя, кто знает, что теперь в новом мире творится? В воде чудища живут, над Хабаром тоже монстры летают. Почему бы какому-то мужику не научиться необычному, когда все вокруг через одно место?

Смеркалось. С неба через прорехи в тучах поглядывали первые звезды. Следом за дрезиной ползли стылые сумерки, нагоняли. Тянулся из низин под насыпью шлейф ватного тумана, облизывал рельсы и колеса. Резко посвежело, пахнуло весенней оттаявшей землей и прелью. Михей глянул на Валерыча – мужчина до сих пор не пришел в сознание. Хоть и не нравился ему водитель, но сейчас без него парень чувствовал себя неуютно. Мужчина хотя бы знал местность и возможные опасности, а они здесь – как слепые котята. Скоро совсем стемнеет – и далеко ли они ночью уедут?

Темнота густела на глазах. Теперь Мишка плохо различал лица товарищей – только силуэты. Батя сидел спереди и сосредоточенно вглядывался в сумерки.

– Кажись, опять поселок, – доложил он.

– Может, приехали? – осторожно спросил Леха. – Смидович?

– Да я почем знаю, – недовольно бросил Батя. – Хоть бы Валерыч карту с собой возил. Чего нам, здесь, что ли, теперь ночевать?

Вставать на ночлег тут не хотелось. Леха еще раз вздумал потормошить Валерыча – тщетно. Михей нутром чуял тревогу, исходящую от этого места. Он никак не мог разобрать – то ли это внутреннее чутье предупреждало его о грядущей опасности, то ли просто страх перед незнакомым миром, куда завела их судьба, давал о себе знать. Ладони крепче сжимали цевье ружья, глаза пытались разглядеть хоть что-нибудь в бойницы. Вроде какое-то массивное здание громоздится справа черной глыбой. Слева – невысокие домишки понатыканы тут и там. А чего дальше – не разглядеть, не понять, все сумерки поглотили.

Дрезина катила почти бесшумно. Темнота обволакивала мир – метрах в пятнадцати стирались границы, размывались очертания, смешиваясь с черными красками ночи. Мишка вдруг вспомнил, как мама в детстве читала ему сказки про мореплавателей, что бороздили на кораблях неспокойные моря в поисках неизведанных земель. Наверное, они так же себя чувствовали – одни, ночью, посреди океана, полного тревог и опасностей.

– У него же фонарь на носу был! – вспомнил Михей. – Может, рабочий?

– Точно, блин, – спохватился Батя. – Где он тут включается? А то как котята слепые.

Бригадир принялся шарить руками и вскоре нащупал выключатель. Щелчок – и пути перед повозкой осветило ровным желтым светом. Фонарь оказался довольно мощным – луч протянулся далеко, выхватил пространство, укрытое завесой темноты. И тогда Михей увидел, чего так боялся извозчик.

Сомнений не было – они добрались до Смидовича.

Повсюду, насколько позволял видеть свет фонаря, стелилось белесое полотно, покрывающее и пути, и прилегающие строения. Оно обволакивало все вокруг, растворяясь в ночи. Казалось, весь мир снаружи оплетен гигантской сетью.

«Что это? Откуда оно здесь?» – спрашивал сам себя парень, осторожно глядя в бойницы.

– Паутина! – прошептал Эстет. – Кругом паутина.

Нехорошая догадка кольнула Мишку. Если здесь столько паутины, то тогда какого же размера должны быть те, кто ее соткал?

– Стоп! – заторопился Батя, давя на тормоз. Колеса противно завизжали, и дрезина принялась резко сбавлять ход, пока совсем не встала. – Смидович, мать его.

– Тихо, – приложил палец к респиратору Леха. – Слышите?

Ровно тарахтел мотор повозки, но даже сквозь эти звуки Михей услышал другие – посторонние. Они доносились отовсюду – сзади, с боков и будто бы даже сверху. Казалось, многочисленные каблуки стучат по деревянному полу. От них душу окатывало ледяным страхом, и хотелось поскорее убраться из проклятого места. Наконец, послышался новый звук – словно огромным ножом резали матерчатую скатерть. А потом снова – топот и скрежет, все ближе и ближе.

– На газ дави! – зашипел парень, чувствуя озноб от накатившего ужаса. – Валить надо!

Бригадир и без того знал, что делать. Мотор заурчал, и дрезина рванула вперед. Луч фонаря заскользил по громадным полотнищам паутины. Колеса резали ткань, сотканную неведомыми созданиями. Здесь, на путях, ее было еще не так много, а вот дальше, в темноте, парень различал вздыбившиеся белые горы. Быть может, здесь иногда ездили дрезины, потому пауки и не успевали наткать новой паутины? А может быть, они, наоборот, старались не сильно засорять пути, чтобы удобнее было охотиться на случайных путешественников?

Михей запнулся обо что-то и глянул под ноги. Бесчувственный Валерыч вдруг зашевелился и открыл глаза.

– Где мы? – тихо спросил мужчина.

– Это ты нам скажи, – угрюмо отозвался парень.

– Что это? – вдруг подскочил Валерыч, словно и не валялся минуту назад без сознания. Его резко повело, и мужчина сел на лавку, держась рукой за стальную стенку. Посмотрел в переднюю бойницу, и глаза его вдруг расширились.

– Вы куда меня привезли? – заорал извозчик. – Жить, что ли, надоело? Это же Смидович!

Мужчина подскочил к Бате, дернул его так, что бригадир чуть не повалился на пол.

– Смидович! – повторил Валерыч. – Сейчас подохнем тут все!

И Михей вновь отчетливо услышал звук, что преследовал их несколько минут назад. Он будто стал ближе и громче. Странный шум догонял и окружал их, и от него веяло жутью.

– Эй, ты чего? – пробормотал Батя, но Валерыч его не слушал.

– На газ дави! – крикнул он. – Все сейчас тут поляжем! Дебилы, вашу мать! Говорил же…

Дрезина неслась сквозь ночь, разрывая мрак лучом фонаря, раздирая колесами паутину. Лязгало что-то под днищем, смыкалась за ними темнота, в которой Михей представлял преследующую их смерть в образе жутких пауков невиданных размеров. В отсвете фонаря лица друзей казались мертвенно-бледными, словно в дрезине ехали уже не живые люди, а покойники. Валерыч сгреб свой автомат, лязгнул затвор. Глаза водителя испуганно уставились на Михея.

– Молись! – дрогнувшим голосом сказал мужчина. – Живыми выберемся – чудо будет.

Вдруг что-то сильно грохнуло в стальную стену повозки – дрезина качнулась и слегка приподнялась, накренившись, но потом снова встала на рельсы. Надсадно застучали колеса. Парень глянул в бойницу и увидел, как паутина впереди пошла волнами, словно под ней передвигалось нечто живое.

– Там! – крикнул Михей. Валерыч оказался расторопнее – рванул к бойнице, вскидывая автомат. Хрястнула очередь, пули вспороли белесое полотно, сотканное неведомым существом. До слуха парня долетел странный утробный звук.

– Говорил же, мать вашу! – дрожащим голосом бубнил извозчик, глядя в бойницу. – Говорил же баранам!

– Вот это махина! – крикнул Батя, указывая вперед. Теперь и Михей разглядел это. Натянутый тент паутины волновался, потрескивал. В одном месте наметилась брешь, и Михей отчетливо увидел, как под белым покрывалом мелькнула суставчатая нога. Парня окатило страхом. А потом словно сама земля вздыбилась, и паутина приняла с треском рваться. Через белые волокна продиралась громадная клешня. Клац-клац – и брешь увеличилась, а в разрыв глянул огроменный белый глаз.

Секунды обернулись вечностью. Михей потерял дар речи. Стоял, будто прикованный, не смея шевельнуться. Огромная лапища грабастала паутину, полосуя ее, пробивая выход хозяину. Сильно заскребло под днищем, мелькнул сбоку неясный силуэт. А потом мощный удар качнул дрезину, бросая друзей на стены и на пол.

Все произошло в мгновение ока. Извозчика швырнуло в сторону выхода, и мужчина плечом выбил запор. Дверь на ходу распахнулась, и Валерыч вывалился в ночь. Ванька тут же метнулся на помощь. Водитель успел ухватиться за край стенки, и теперь дрезина волочила его по путям. Портной схватил мужчину за руку, попытался подтянуть.

Но не успел.

Огромная суставчатая лапа восстала из паутины, цепляя когтями Валерыча. Мужчина истошно завизжал, увлекаемый под белый ковер. Ванька не удержался и вывалился следом за извозчиком прямо на пути. Парень еще успел вскочить на ноги, провожая затравленным взглядом дрезину. А в следующую секунду мощный удар сбил его с ног и швырнул на белое покрывало. Паутина мягко спружинила, и Портной точно провалился в перину. И тут же громадные жвалы рассекли выпряденную ткань и сомкнулись на теле товарища.

Крик боли и ужаса взвился в ночное небо и резко оборвался. По белесому морю пробежала тревожная волна – и все.

– Ванька! – заорал Михей, но было поздно. Страшный город в один миг забрал товарища, не оставив ни малейшего шанса на спасение. Дрезина рвалась вперед, с треском разрывая паутину, кромсая тысячи нитей, сотканных кошмарными обитателями Смидовича. Стальная дверь раскачивалась и хлопала на ходу. Парни прижались к стене, а повозка мчалась, кромсая тьму дрожащим светом фонаря.

– Держись! – крикнул Мишка Лехе. – Лишь бы с рельсов не слететь!

Грохот металла заглушал голос парня. Казалось, ничего не существовало, кроме безумной тряски, стука колес и животного страха. Батя сидел спиной к друзьям, ведя дрезину сквозь ночь – навстречу спасению. Каждая минута казалась Михею вечностью. Они с Лехой сидели, тесно прижавшись к стенке и ожидая конца – хорошего или плохого. Но неведомые чудища больше не стучали в стены, не пытались на ходу влезть внутрь повозки. Смерть, проглотив две жизни, словно насытилась и немного отвлеклась. Парню показалось, что дрезина пошла ровнее. Неужели прорвались?

– Слава! – крикнул Михей в спину бригадиру. Тот вздрогнул, но не повернулся, не смея отрывать взгляд от дороги. Слишком многое в страшной гонке зависело сейчас от водителя.

– Кажись, вырвались! – донеслось наконец спереди.

Михей осторожно привстал, чувствуя дрожь в ногах, и глянул в смотровую бойницу рулевого. В свете фонаря впереди поблескивали рельсы – чистые, без паутины. Смидович остался позади, забрав двоих спутников. На глаза рвались слезы.

– У меня чуть волосы на жопе не поседели, – выдохнул Батя, не поворачивая головы. – Все целы?

Бригадир еще ничего не знал. Он спасал жизни друзей, не ведая, что их стало меньше.

– Нет, – горько выплюнул парень. – Ванька… там. Остался. И Валерыч.

Батя вздрогнул и обернулся. Заглянула сверху в бойницу луна, ощупала лучом нутро дрезины, и бригадир увидел, как мало людей осталось внутри железной повозки. Смерть в одно мгновение ополовинила отряд, забрав друга и нового знакомого. Слова застыли на губах.

Говорить было нечего.

Мерно считали стыки рельсов колеса – дрезина сбавляла ход. На Михея навалилась нервная слабость – руки и ноги сделались ватными.

– Дверь надо закрыть! – Леха осторожно подхватил на размахе полотно и вогнал запор в паз. Город теней остался позади. Вот только что смерть стучалась в стенку повозки, дышала им в затылок. И вдруг успокоилась и отстала, забрав страшную дань. Впереди стелилась стылая ночь, обласканная лунным светом, укрытая тишиной. Михей не заметил, как Батя остановил дрезину. Бригадир вылез из-за руля. Он смотрел на друзей, сидевших на полу, и не находил слов.

С минуту молчали. Наконец Батя первым нарушил безмолвие.

– Как? – упало единственное слово-вопрос.

– Валерыча спасал, – тихо отозвался Михей.

– А вы чего же?

– Не успели…

В ответ Вячеслав только шумно выдохнул. Слова давались с трудом, будто продирались через невидимую преграду.

– Как сами? – осведомился он. – Целы?

– Терпимо, – сказал Леха. – Отдохнуть бы только. Из меня будто все силы выжали.

– Мужики, давайте-ка еще отъедем от Смидовича и отдохнем, – сухо предложил бригадир. – Выспаться надо, утро вечера мудренее. Завтра решим, что делать дальше. Заснуть бы только после такого.

Парни молча кивнули. Кашлянул движок, захрипел, как старый астматик. Они катили прочь от Смидовича, в неведомое. Михей задрал голову и теперь смотрел через верхнюю бойницу в темную высь. Ночь сыпанула пригоршню звезд на мглистое небо, косым лучом пробивался внутрь их укрытия призрачный лунный свет. Парень пытался не думать о произошедшем, но никак не мог изгнать маячившие перед глазами картины. Судьба заломила непомерную цену за их спасение. И только сейчас он понял, в какую авантюру они пустились, сбежав из Комсомольска.

Через пятнадцать минут езды Батя заглушил мотор. Друзья оказались в тишине – ни один звук не нарушал покой ночи. Михей вдруг остро почувствовал, как ему хочется спать.

– Отбой, – дал команду бригадир, извлекая из-под сиденья пару старых бушлатов. – Держите, постелите на пол. Отдохнуть надо после такого. Башка совсем не варит. Завтра на свежую голову думать будем. Эх, Ванька-Ванька…

Глава 7
Тайка

Стылая и тревожная, вяло тянулась ночь. Темнота подкралась близко, касаясь стен дрезины, заползая внутрь крохотного убежища троих странников. Ей словно хотелось взглянуть поближе на отчаянных беглецов, коснуться теплой плоти, ощутить биение сердец. Нечасто в эти края заглядывали люди.

Тьма казалась Михею осязаемой, живой. Спать получалось урывками, будто сон искромсали, смешав его с явью и жуткими воспоминаниями. Нет, больше никто не пытался напасть на них, не царапал стены дрезины, не грыз прутья решетки. Но пережитое минувшим вечером не давало уснуть. Мишка ненадолго проваливался в полусон, и ему то и дело чудились жуткие обитатели Смидовича. Парень видел, как они подкрадываются к дрезине, оплетают ее паутиной, силятся забраться внутрь. А потом из ночи выползало нечто огромное – с острыми клешнями и горящими глазами. И тогда Михей вздрагивал и просыпался, жадно глотая воздух, словно вынырнул из глубины. В ночи иногда рождались посторонние звуки – шелест сухой травы, хруст веток под лапами невидимых ночных обитателей. Один раз парня разбудил далекий заунывный вой, и он долго лежал с открытыми глазами, ожидая голодных гостей. Но темнота хранила свои тайны, и страх ненадолго отступал.

Заснуть казалось единственным спасением. Он думал, что хотя бы так сумеет забыться. Но как только сон смежал веки, парень снова видел последний взгляд Ваньки. До вчерашнего вечера смерть казалась далекой и чуждой – пока чудовище не метнулось из тьмы, забрав в мгновение ока товарища. Еще два дня назад на борту катера они радовались свободе и мечтали о будущем. А сегодня одним мечтателем стало меньше.

Промелькнули перед мысленным взором и родная деревня, и жизнь в комсомольской тюрьме, и побег. Неожиданно всплыл в памяти рассказ дяди Никиты про отца – сгинувшего в неизвестности, непохороненного. Парень вновь остро ощутил боль утраты. Друг Ромка остался там, в тюряге, попал в лапы костлявой так яро желавший жить Ванька в проклятом Смидовиче. А они сейчас будто застыли в безвременье и неизвестности. За плечами – смерть, впереди – чужой и опасный мир, километры пути по враждебной земле. И лишь слабая искра надежды теплилась в душе, несмотря ни на что.

Ближе к рассвету Михей, измотанный переживаниями, все же сумел отключиться. Когда он проснулся, робкий молочный свет разбавил темень ночи, и небо в проеме над головой посветлело. Утренняя прохлада забиралась под одежду, неприятно щекотала тело. Батя не спал – сидел у руля, погруженный в мысли. Завидев, что парень открыл глаза, он немного оживился.

– С добрым, Михал Саныч. Как спалось?

– Хреново, – пожаловался Михей. – Заснешь после такого.

– Сейчас развиднеется – дальше двинем, – подбодрил бригадир. – Утро вечера мудренее.

– Горючки много осталось?

– Не особо, – с досадой ответил Батя, – далеко не уедешь. Валерыч жлобился, царство ему небесное, а нам теперь расхлебывать.

– Да уж, – выдохнул Михей. – И Ванюхе тоже земля пухом. Ну и ночка.

– Я его потащил, – в сердцах выпалил бригадир. – Теперь не прощу себе. Спасти хотел, а вышло вон как…

– Слав, не вини себя, – выдохнул Михей. – Все виноваты. Чего уж тут. Кто же знал?

Помолчали, минутой тишины почтив погибшего друга. Светало быстро – дневной свет гнал ночь, проявлял краски окружающего мира. Батя растолкал Леху – тот недовольно замычал и разлепил веки.

– Лешка, подъем! Хорош дрыхнуть!

Эстет сел на полу. Лицо его, измятое и сонное, несло на себе печать страдания. Парень морщился и щурился – видимо, у него, как и у Михея, болела голова от недосыпа и вчерашних переживаний.

– Не выспался, блин. Будто палками били, – пожаловался Леха. – И башка чугунная.

– Да, сейчас бы нормально покемарить, пожрать по-человечески, сил набраться, – мечтательно отозвался Мишка.

– Про сон забудь, – покачал головой Батя. – А вот червяка заморить не мешало бы.

Вспомнив о еде, оживились. Перекусили запасами, что прихватили в деревне у беглых зэков. Позавтракав, бригадир принялся раскочегаривать мотор дрезины. Михея с Лехой знобило – утро выдалось прохладное.

Путешествие продолжалось. Теперь железнодорожные пути бежали по соседству с бывшей автодорогой. Впереди замаячила ржавая стальная вышка, а вдалеке угадывались унылые развалины – видимо, проезжали очередной населенный пункт. С башни сорвалась крупная птица, похожая на коршуна. Она принялась набирать высоту, ловя встречный поток воздуха. Тоскливый крик упал с неба, и Батя раздраженно дернул головой.

– Как бы беду не накликала, тварюга, – буркнул он. – Черт их разберет, может, они теперь на людей охотятся.

Рельсы и шпалы, зеленеющие массивы рощ да проплешины зарастающих бурьяном полей. Над головами – небрежными мазками рваные облака, наливающаяся краской голубизна неба. Справа мелькает за деревьями пунктир автотрассы. А впереди стелется до самого горизонта подернутая дымкой даль, пугающая и зовущая одновременно. Где-то там, за просторами чужого края – невероятно далекий дом.

На вчерашнее будто наложили негласное табу. Друзья винили себя в гибели товарища и не хотели говорить о смерти, словно боялись накликать ее снова. День потихоньку вступал в свои права, отодвигая мрачные думы и воспоминания, ободряя надеждами. При свете солнца чужой мир не выглядел таким пугающим, как в темноте. Видимо, ночные хищники попрятались по норам и чащобам, и после коршуна больше никто не попадался им на пути.

– Слав, как думаешь, надолго еще горючки хватит? – спросил Михей. Он понимал, что скоро придется спешиваться, и эта мысль тяготила его больше всего.

– Километров на пятьдесят, – ответил Батя, прикидывая. – Может, чуть больше. Вообще ни о чем.

– Мало, – недовольно покачал головой парень. – Лехе бы еще оружия достать. Когда пехом двинем – только на стволы надежда будет.

– Попробуем, – кивнул бригадир. – А я и на них не надеюсь – сам видал, чего вчера было. Не от всех тут отстреляешься.

– Должны же быть где-то люди, – задумчиво протянул Михей. – Не все же повымерли.

– Я как тех на берегу вспомню – так мне и не особо хочется с людьми встречаться, – хмыкнул Эстет. – Почему так получается? Жили же до Войны нормально, спокойно. А как мир рухнул – будто звери стали. В Комсомольске в тюряге людей гноили, в Найхине – лишь бы пришлепнуть да катер отобрать. И это мы еще в Хабаровск не заглянули.

– У нас в деревне не так было, – запротестовал Михей. – У нас там ни зон, ни зэков беглых. Дружно жили, помогали друг другу.

– Повезло тебе, – вздохнул Леха. – Хорошей жизни ухватил. Не то что мы. Все через жопу.

– Ну, начали, – нахмурился Вячеслав. – Хватит ныть! А тебе, Михал Саныч, повезло. И я всего нагляделся после того, как бабахнуло. Люди – те еще твари. Они тихие и спокойные, пока под сильным ходят. А после Войны как власти не стало – так и начали грызть друг друга. Хуже зверей.

Потянулась болотистая местность. Рощицы и острова кустарника утопали в весенних разливах, и порой вода подходила прямо к путям. Михей приметил, что в двух местах насыпь вроде как ремонтировали – подсыпали щебня, порубили кустарник, жмущийся к «железке». В зеркала разливных озер смотрело с высоты весеннее небо. Пахло прелой землей, набухающей зеленью и пробуждающейся жизнью. И Мишке после вчерашних ужасов неожиданно остро и отчаянно захотелось верить в хорошее, наперекор всем бедам и лишениям.

Спустя примерно час подкатили к заброшенному поселку. Старая карта давно стала бесполезной – обрез ее проходил за Волочаевкой, что миновали еще вчера. Путники разглядывали в бойницы окрестности, присматриваясь к проулкам между домами. Но и здесь, похоже, не осталось людей – кругом царили разруха и запустение.

Еще через час дрезина отказалась ехать дальше. Мотор зафыркал, стал работать с перебоями. Михей сначала заволновался, но тут же вспомнил, что топлива у них в обрез.

– Все, – выдохнул Батя. – Накатались. Горючка кончилась.

Слова упали, как приговор. Повозка еще силилась ехать, рвано дергалась, а затем резко встала, словно боднула невидимое препятствие.

– Теперь пешкодралом? – нервно спросил Леха.

– Крылья найдешь – полетим, – недовольно сказал Вячеслав. – А как еще-то?

– Да это я так уж, – стушевался Эстет.

Первым делом огляделись в бойницы. Новый мир вроде не спешил принимать их в штыки и сразу швырять опасности на головы путников. И все же вылезать из дрезины побаивались. За стальными стенами было не так страшно, а под открытым небом друзья почувствовали себя неуютно. Михей, помня про летающих тварей из Хабаровска, все поглядывал наверх. Больше всех волновался Леха – он один оказался безоружным и потому неустанно вертел головой. Батя первый шагнул на железнодорожную насыпь, дал знак парням следовать за ним.

Осторожно побрели по путям, стараясь меньше шуметь. Но вскоре, устав шагать по рельсам, свернули на неприметную тропку. Через пять минут друзья уже шли по шоссе, бегущему по соседству с железнодорожной веткой. Здесь почувствовали себя увереннее – и обзор лучше, и щебень под ногами не шуршит, да и шагать удобнее. Решили держаться трассы и никуда не сворачивать – дороге виднее, куда-нибудь да приведет. И если сначала вздрагивали от каждого шороха в придорожных зарослях, то вскоре пообвыклись и шли более уверенно. Часа через два показались первые признаки жилья – осиротевшая заправка, прилепившаяся к дороге, кособокая вышка связи да голубая будка дорожно-постовой службы. Слегка ввел в сомнение перекресток, но после короткого совещания решили идти прямо, по основной трассе.

За развилкой решили сделать привал. Харчи берегли, хотя Михей после такой прогулки не отказался бы от перекуса. Бригадир по-прежнему выглядел хмурым, задумчиво смотрел по сторонам.

– Картой бы разжиться, – выдал он после минутного молчания. – А то, как слепые котята, тыкаться будем.

– Знаки кое-где на дороге сохранились, – подметил Михей. – По ним первое время можно.

– С картой поспокойнее. Погнили знаки, нет на них надежды, – отвечал Батя и снова хмурился.

Грело солнце. В звонкой голубизне неба висели ватные комья облаков. Ветер шевелил сухие былки, и мир вокруг вовсе не казался чужим и враждебным. Хотелось прилечь на обочине и так лежать, глядя в бездонную синеву. Утонуть в ней и в мечтах о доме. Закрыть глаза и перенестись туда, где шумит на перекате быстрая вода Бирюсы, а прибрежный песок искрится под лучами солнца.

Но не давали забыться химза и респиратор на лице. Вокруг по-прежнему витала незримая угроза, а заросли бурьяна и молодого березняка могли таить в себе любые опасности.

Дорога, дорога, дорога… День перевалил за полдень, а они все шли. Ни звери, ни люди не напоминали о себе, и Михей с Лехой приободрились и изредка перебрасывались фразами, шагая позади бригадира. Идти в полном молчании было невмоготу.

– Миха, вот если пешком топать, как думаешь, когда мы до твоей деревни дошлепаем? – улыбнулся Леха.

– Вот спросил. Я откуда знаю. К зиме, может, доберемся, если по дороге не прибьют.

– Прибьют, если трепаться будете, – сердился Батя. – Мало вам тварей летучих, тигров да пауков в Смидовиче? Молчали бы, успеете еще набалаболиться.

Парни замолкали, но их хватало ненадолго. Прошагав в тишине минут десять, они снова заводили тихий разговор. Михей рассказывал о спокойной жизни в деревне, и от воспоминаний теплело на душе. Леха повествовал о том, как жил в родном краю до тех пор, пока не попал в тюрягу.

– И чего людям спокойно не живется, – вздыхал Эстет. – Все им придавить кого-то надо, подмять под себя, уничтожить. Двадцать лет назад не навоевались, что ли?

– Будут грызться, пока не перегрызутся все, – бросил Вячеслав. – А когда один останется, он себя загрызет со скуки. Так уж мы устроены. Собака кость грызет, а человек – человека.

Но, погрустив, старались свернуть на что-нибудь веселое, чтобы забыть о пережитых кошмарах и ободрить себя надеждой. За несколько часов ходу порядком устали, и даже проскакивали иногда шутливые фразы про машину. Но автомобили если и попадались на пути, то давно почившие и порядком истлевшие. Бегущее вдаль шоссе позабыло шум колес и гул моторов. И дорога состарилась – покрылась сеткой морщин, запаршивела кустарником по обочинам, выцвела под дождями и солнцем.

«Сколько таких дорог по всей стране осталось? – думал Михей. – Без начала и конца. И ведь раньше они все вели куда-то. От старой жизни сбежал – к новой приехал. Вот, наверное, тогда люди и мотались туда-сюда. В одном месте прожил кусок жизни – и махнул куда-нибудь, заново жить. А не сложилось – можно опять укатить подальше, и все с чистого листа. Вот время было…»

Не зря его с детства манили дороги. И часто при виде пыльной грунтовки, тонущей в знойном мареве, или стальных ниток рельсов, убегающих вдаль, глодала душу Мишки невнятная тоска. Не знал он, откуда эта грусть, но порой, сидя на берегу реки и глядя на закат, мечтал когда-нибудь разведать, где же кончаются манящие его дороги.

Вот и намечтал. Взяли и махнули через полстраны к черту на кулигу. Жил в деревне – одна тоска сердце грызла, а сейчас ее прогнала другая. Каждую ночь видел парень во сне родной край, тихую заводь Бирюсы, звездную россыпь в ночном небе, склонившимся над покатым берегом. Там все было свое, родное. А тут и звезды другие – холодные, колючие. И рассветы неродные, и солнце чужое, и воздух злой, паршивый.

«Доберусь! – поклялся себе Михей. – Ползти буду, но доползу. На дороге кто встанет – глотки перегрызу, чтоб не мешались. Хоть помереть приползу домой. Когда-нибудь…»

День клонился к вечеру. Вдалеке, на самом лезвии горизонта, прощально трепыхались закатные сполохи. Коченеющее небо казалось безмятежным и дружелюбным. На мир наваливалась тишина. Усталость давала о себе знать – друзья порядком намяли ноги за день. Но Батя сказал, что проще сразу застрелиться, чем ночевать здесь, посреди трассы. Еще несколько минут назад он заприметил вдалеке деревушку и сейчас, свернув по второстепенной дороге, взял курс на жилье.

Деревня оказалась давно заброшенной. Сухая трава на задворках, обветшавшие сараи, прогнившие крыши. Дома недобро глазеют черными окнами, словно запоминают. Ветерок шуршит в бурьяне. Но, несмотря на уныние и запустение, опасности Михей не чувствовал. Осторожно заглядывал в темноту окон, прислушивался – тихо.

Для ночлега облюбовали крайний дом. На удивление, даже окна тут уцелели. За приоткрытой дверью путников встретили полумрак и запустение. Тут же принялись устраиваться на ночевку – все мысли были только об отдыхе. Обустроив угол и приперев входную дверь ветхим шкафом, завалились на груду старых матрацев.

– Ноги гудят, – пожаловался Леха и принялся стаскивать ботинки.

– Зря снимаешь, – предупредил Вячеслав. – Мало ли, вдруг драпать придется. Шнурки завязать некогда будет. А так, если жрать нас будут – хоть тапками твоими подавятся.

Недовольно пробурчав что-то, Леха снова обулся. Михей лежал, повернув голову к окну. Сквозь муть стекла заглядывало к ним в дом вечернее небо. Проверяло – тут ли, никуда не делись ли. Где-то под полом хозяйничали мыши – у них там кипела своя жизнь. Батя проверил автомат, присел поближе к парням.

– Отдыхайте пока, я покараулю, – предложил он.

– Слав, а ты как думаешь – тут зверье есть? – спросил Михей.

– Да пес его знает, – пожал плечами тот. – Мы от Хабара порядком отмахали. Тут почище должно быть. Но химзу не снимайте пока – хватанете дозу, лечить некому будет. У меня таблеток нету.

Убаюканный писком мышей, Михей задремал. Спал он крепко – вчерашняя бессонная ночь и усталость давали о себе знать. Сегодня их ничего не тревожило – парень словно провалился в темную яму, без сновидений и переживаний.

Разбудил его Леха. Михей спросонья услышал рядом сбивчивое дыхание и понял, что друг встревожен.

– Мишка, вставай! – зашипел товарищ, тормоша парня. Тот дернулся, и дремота вмиг слетела. Первым делом принялся судорожно слушать. Чего так напугался Леха: зверья, людей? Но тишину ночи нарушали только неугомонные мыши. После недолгой паузы Михей шепнул другу:

– Ты чего?

– Я… это… Как будто слышал…

– Чего?

– Да не знаю. Как будто кто-то в трубу дудел. Словно сигнал какой-то, – сбиваясь, лопотал товарищ.

– Думаешь, люди? – спросил парень, почуяв, что тревога друга передается и ему. Щекотнул тело неприятный холодок, и сердце зачастило в груди, подстегнутое приливом адреналина.

– Нашел у кого спросить, блин. Я-то почем знаю.

Оба смолкли и принялись слушать ночь. Сейчас, напрягая слух, Михей мог различить шорох бурьяна под окном, мышиную возню под половицами. Кажется, на улице накрапывал легкий дождь, и редкие капли с тихим шелестом ложились на крышу. И вдруг странный звук родился в ночи, пронзил безмолвие и поплыл над долиной. Через несколько секунд, вторя ему, с другой стороны ответили похожим сигналом. Парень резво встрепенулся. Это не походило на голос зверя. Михей был уверен – звук имел человеческую природу.

И не знал, радоваться им или бояться.

– Слава, вставай! – парень принялся тормошить бригадира. Тот среагировал мгновенно – рука протянулась к автомату.

– Чего? – тихо шепнул Вячеслав.

– Слышали, – взволнованно зашипел Леха. – Как будто в трубу дудели.

– Может, показалось? – тихо переспросил Батя.

– Нет! – уверенно ответил Михей. – Леха два раза слышал. И я.

– Значит, люди тут есть, – покачал головой бригадир. – Чего только ждать от них?

Прислушались. Ночной ветер тихо шуршал в зарослях, еле слышно вздыхал, словно умирающий старик. Сердце у Михея немного угомонилось, застучало ровнее. Неизвестность настораживала и пугала. Кто знает, каких сюрпризов ждать сегодня?

И вдруг, разрезая ночь, над долиной снова прокатился призывный гул. Михей готов был поклясться – теперь трубили гораздо ближе. Кто бы это ни был – они шли сюда.

– Угораздило же тут заночевать, – зло бросил Вячеслав и положил автомат на колени. – Живым не дамся!