Текст книги "Русское самовластие. Власть и её границы. 1462–1917 гг."

Альтернативы бунташного века

Впрочем, один раз, уже при следующем Романове, Земский собор был созван по прямой инициативе «снизу». Но последняя вряд ли состоялась бы, не случись московского восстания в июне 1648 г., часто неправильно называемого Соляным бунтом. Вообще, конец 40-х – начало 50-х годов в России отмечены целой серией городских мятежей: в 1648-м – кроме Москвы – в Томске, Устюге Великом, Соли Вычегодской, в 1650-м – в Пскове и Новгороде. Интересно, что практически одновременно в разных местах Европы происходят мощнейшие социально-политические потрясения, в результате которых сменились или зашатались правящие режимы: революция в Англии (1642–1649), революция в Неаполе (1647–1648), Фронда во Франции (1648–1653), отделение Португалии от Испании (1640–1641), антииспанское восстание в Каталонии (1640–1652), казацкая революция на Украине (1648–1653). В этом ряду городские восстания в России выглядят довольно скромно – как правило, это просто бунты против злоупотреблений местных властей, не выдвигающие политических требований, – за исключением, однако, событий в Москве.

Всё началось с возмущения посадских людей, но не против косвенного налога на продажу соли, отменённого ещё в декабре 1647 г., а против жёстких методов сбора прямых налогов (стрелецких и ямских денег), которые в пору действия соляного налога не взимали, а теперь решили взыскать за пропущенное время. Главным объектом ненависти бунтовщиков был второй человек в государстве, воспитатель и свояк молодого царя Алексея Михайловича боярин Б.И. Морозов, а также его ближайшие помощники Леонтий Плещеев и Пётр Траханиотов. Разъярённая толпа требовала от юного монарха их крови, и он был вынужден целовать крест, что выполнит народную волю, отмолив только дорогого для него человека – Морозова. Но ни на жизнь, ни на прерогативы самодержца бунтовщики не покушались, антимонархические лозунги в их дискурсе отсутствовали.

Это отчасти напоминает французскую Фронду, участники которой также клялись в верности малолетнему Людовику XIV, а виновником всех зол называли первого министра – кардинала Мазарини. Сходства добавляет временное изгнание и новое возвращение к власти – как Морозова, так и Мазарини.

Более того, И.Л. Андреев находит в Москве 1648 г. своих аристократов-«фрондёров» – боярина Н.И. Романова, двоюродного дядю царя Алексея, и князя Я.К. Черкасского, – использовавших народный бунт для устранения своего конкурента Морозова и выступивших в качестве посредников между посадом и царём[252]252
  Андреев И.Л. Алексей Михайлович. М., 2003. С. 76, 102–103.


[Закрыть]. Но уже здесь хорошо видна большая разница между Россией и Францией. Московские «фрондёры» не имели политической субъектности: интриги Романова и Черкасского и военные действия армий французских принцев-оппозиционеров – явления разного порядка. Принцев могли арестовать и подвергнуть заключению, но с ними потом вели переговоры и заключали перемирия, бояре же всегда оставались лишь государевыми слугами, самое дерзкое, что они могли себе позволить даже в разгар общественной нестабильности, – демонстративно не явиться ко двору или отказаться от назначения на воеводство в провинцию.

Не являлась, по сути, политическим субъектом и московская бунтующая толпа, спонтанная и аморфная, не имеющая организующего центра. У парижской Фронды таким центром стал Парламент, формулировавший требования мятежных парижан на языке закона и отстаивавший их на переговорах с верховной властью. Да и сами по себе парижские обыватели были достаточно структурированной силой, ибо охрана порядка в городе находилась в руках городской милиции: «Париж, уже тогда насчитывавший до 500 тыс. жителей, делился на 16 больших кварталов во главе с квартальными, представлявшими гражданскую власть, и в каждом из таких кварталов был свой полк милиции под командованием полковника. Большие кварталы делились примерно на 10 малых (dizaines) во главе с десятниками (dizainiers); соответственно полки делились на роты с капитанами, и именно на этом уровне принимались оперативные решения. По различным оценкам, в Париже было 130–150 рот, в каждой из которых числилось по несколько сот человек, так что город мог выставить внушительный корпус в 30–50 тыс. вооруженных жителей. Регламент ратуши от 15 января 1649 г., составленный во время обороны Парижа [от королевских войск], перечисляет 127 рот, распределённых по периметру городских стен с 17 воротами. Старшие офицерские должности в милиции в основном принадлежали судейской элите, младшие могли удовлетворить честолюбие зажиточных буржуа»[253]253
  Малов В.Н. Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653. М., 2009. С. 256–257.


[Закрыть]. В Москве городская милиция как институт отсутствовала.

Тем не менее московское восстание сумело достичь невероятных по российским меркам результатов. Произошло это потому, что, во-первых, бунтовщиков отказались разгонять стрельцы, также недовольные политикой правительства Морозова, а во-вторых, потому, что посад поддержало провинциальное дворянство. Такому союзу государство ничего не могло противопоставить, ибо дворянство – это армия. 10 июня 1648 г. представители обеих социальных групп подали на царское имя Большую всенародную челобитную, в которой внятно и твёрдо высказали пожелание созыва Земского собора и «реформы местного суда и управления с широким привлечением посадских и служилых людей»[254]254
  Андреев И.Л. Указ. соч. С. 114.


[Закрыть].

Власти пришлось согласиться. Уже в июле состоялся Земский собор, на котором было принято решение о создании нового (точнее, первого полноценного) свода законов. Для принятия последнего осенью был созван ещё один собор, «своей численностью уступавший разве что избирательному собору 1613 г.», на нём «присутствовало чуть меньше 300 выборных, причем от уездного дворянства – более 170 человек, от городов – 89, от московских сотен и слобод – 12 и от стрельцов – 15. Обращает на себя внимание решительное преобладание представителей уездов. Никогда ещё голос провинции не звучал так явственно, никогда ещё перепуганные правящие круги не прислушивались к нему с такой чуткостью… Многие выборные привезли с собой наказы избирателей. Текст одного из таких наказов сохранился. Представители владимирского дворянства должны были на соборе всем “безстрашно о всяких делах и обидах говорить”… “сильных и богатых встречать правдою” и заставить их навсегда оставить насилия и “душепагубную корысть”; у государя просить, чтобы был устроен “праведный суд всем людям ровен, каков большому, таков бы и меншему”»[255]255
  Там же. С. 125.


[Закрыть]. Сами законы делегаты собора не разрабатывали, этим занимался специально созданный Уложенный приказ во главе с князем Н.И. Одоевским, но, несомненно, в их обсуждении они активно участвовали. К концу января 1649 г. Уложение было готово.

Перед нами вроде бы решительная победа «средних слоёв» (по терминологии С.Ф. Платонова), закреплённая на законодательном уровне. Но вот что поразительно: никаких перемен в политическом строе России эта победа не принесла. Уложение молчит о дальнейшей судьбе соборов, никак не прописывает их права и функции, молчит оно и о каких-либо политических правах «сословий», а тем более об ограничении самодержавия, в нём «нет ни одной статьи, которой бы обеспечивалось значение земщины в государственных делах»[256]256
  Беляев И.Д. Судьбы земщины и выборного начала на Руси. М., 2008. С. 122.


[Закрыть]. Не произошло никакого обновления правящей элиты страны за счёт выдвижения лидеров дворянской оппозиции (да мы их, собственно, и не знаем). Судя по всему, подобных требований выборные и не выдвигали. Но ещё поразительнее, что в Уложении никак не отразились звучавшие в Большой всенародной челобитной пожелания о реформе местного суда и управления. В преамбуле, правда, провозглашается принцип равенства всех перед законом, выдвигавшийся в наказах: чтобы «от болыпаго и до меншаго чину, суд и росправа была во всяких делех всем ровна». Но о механизмах, обеспечивающих это равенство, нет ни слова.

Более того, Уложение отменило участие представителей посада в судебных делах, предоставив судопроизводство исключительно воеводам и приказным людям. Немногим позже, в 1650 г., отвечая на один из пунктов челобитной бунтующих псковичей о создании суда, в котором бы совместно участвовали царские воеводы и выборные люди, Тишайший вполне определённо заявил: «И того при предках наших, великих государех, царех, николи не бывало, что мужиком з бояры и с окольничими и воеводы у росправных дел быть, и вперед того не будет». Московская власть уже «забыла» про судебные практики XV–XVI вв., когда участие выборных в наместничьем суде было нормой, законодательно закреплённой в Судебниках 1497 и 1550 гг.

Чего же реально добились «средние слои»? Служилые люди – окончательного закрепощения владельческих крестьян и введения бессрочного сыска беглых, посадские люди – ликвидации «белых слобод», жители которых не несли городского тягла – последнее теперь распространилось и на них. Удовлетворив свои узкосословные интересы, дворяне и горожане нимало не расширили своей возможности влиять на государственные дела, оставив их, как и прежде, полностью в государевых руках. Они резко усилили градус несвободы в России для подавляющего большинства её населения – крестьян, но при этом нисколько не расширили пространство собственной свободы. Наметившийся было новый политический субъект – союз служилых людей и посада – распался, не оставив и следа. Уникальный исторический шанс был упущен. С тех пор в дворянской среде почти на столетие исчезает всякий оппозиционный дух.

И здесь опять-таки интересно сравнить итоги московского восстания с результатами самой неудачной из одновременных европейских «инсуррекций» – Фронды: «…судейская элита [возглавлявшая Фронду] кое-чего добилась и для себя, и для общества. Для себя: никогда уже поборы с оффисье не будут достигать таких размеров, как при Ришелье… Для общества: исчезла широко практиковавшаяся кардиналом-диктатором практика чрезвычайных судебных трибуналов – правительство по-прежнему постоянно применяло административные аресты на неопределённый срок, но право проведения процессов осталось только за регулярными судами»[257]257
  Малов В.Н. Указ. соч. С. 467.


[Закрыть]. Это, конечно, немного, но показателен сам характер достигнутых изменений.

Или возьмём тоже не особенно успешную Неаполитанскую революцию, правда, на короткое время низложившую монархию и провозгласившую республику, «дабы никакой король, или монарх или князёк не мог иметь отныне никаких притязаний и дабы наше королевство и народ стали бы вольными и свободными от всех мучений и рабства». Неаполь в итоге остался под властью Испанской короны, но ряд требований восставших был удовлетворён: утвердилось равное представительство «народа» и дворян в управлении городом, были отменены или снижены вдвое пошлины на торговлю продуктами, «большинство наиболее видных участников революции… из числа “цивильных” [верхушка “среднего класса”] были назначены на самые высокие посты в управлении [Неаполя] – в казначейство и главный суд (Викарию), несмотря на противодействие возмущённого короля Филиппа IV [так!]»[258]258
  Бондарчук В. С. Неаполитанская революция 1647–1648 гг. М., 1994. С. 209.


[Закрыть]. Подтверждением старинных каталонских привилегий закончилась длительная вооружённая борьба каталонцев с Испанией при помощи французов.

В 1648 г. закончилась Тридцатилетняя война, главной пружиной которой являлась борьба протестантов империи Габсбургов за свои права. Итогом войны стали «амнистия всех подданных императора, когда-либо сражавшихся с оружием в руках против католического престола»[259]259
  Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648. СПб., 2002. С. 321.


[Закрыть] и равенство между католиками, лютеранами и кальвинистами. В случае перехода подданного того или иного князя в иную, чем у последнего, конфессию за подданным оставалось право на эмиграцию с шестимесячным сроком для отъезда и с сохранением прав диссидента на его движимое и недвижимое имущество.

Не будем здесь говорить о возглавленной парламентом английской революции, которая в том же самом году, когда было принято Уложение, отправила короля Карла I на плаху (в связи с чем Алексей Михайлович отменил привилегии английских негоциантов) и установила республиканское правление. Это уже принципиально другой масштаб.

Земский собор, так и не ставший действительным органом общественного представительства, в дальнейшем окончательно вернулся к своему урождённому официальноадминистративному облику. «Представительство начинает рассматриваться как своего рода служба, за которую, как и за всякую другую, можно получать государево жалованье и просить наград. Сохранилось много челобитных с таким содержанием: в одних “бьют челом” выборные дворяне о денежном жалованье или о награждении чином, в других – выборные посадские люди о доступной для них “государской милости” – праве беспошлинно курить вино или топить баню. Но красноречивей содержания самый тон, каким написаны челобитные этих законодателей. “Прибрели, Государь, мы, бедные и разоренные холопи твои из городов, – пишут, напр., в коллективной челобитной дворяне 6 городов, – бояся твоего, Государева, страху, спеша к указному сроку к тебе, Государю, к Москве без запасны… И ныне, Государь, мы, бедные и до конца разоренные холопи твои, ожидая на Москве твоего, Государева, и земского дела вершенья, волочась со всяких нужд и голодом помираем. Милосердый и праведный Государь, помилуй нас, вели, Государь, свое, Государево, жалованье дати нам, чтобы голодом не помереть”… Но раз, таким образом, “служба по выбору” стала рисоваться обывателю в привычных красках государственной повинности, которую надо исполнять, “бояся государева страху”, то не замедлило произойти сближение между столь различными областями и в других отношениях. Если раньше правительству приходилось постоянно жаловаться на уклонение служилых людей от военной повинности, то довольно скоро оно столкнулось с таким же отношением и к выборам. В представительстве избиратели видят свою обязанность, не чувствуя в нём своего права, и потому не является неожиданностью, если мы узнаем, что воеводам иногда только с помощью пушкарей и стрельцов удавалось заставить население осуществлять свои избирательные права»[260]260
  Заозерский А.И. Указ. соч. С. 148–149.


[Закрыть].

Соборы продолжали ещё некоторое время созываться, но их использовали главным образом как аудиторию для торжественного зачитывания правительственных деклараций. В 1651 г. участники собора, в том числе и выборные, просто выслушали царское заявления о «неправдах» польского короля. В мае 1653 г. «по указу Великого Государя-Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси Самодержца говорено на соборах о литовском и о черкаском [украинском] делах». 1 октября 1653 г. собор одобрил уже принятое ранее царское решение о начале войны с Польшей и принятии под «Государеву высокую руку» войска Запорожского во главе с Богданом Хмельницким. Общего соборного приговора не было, слово «приговорили» использовано только в отношении бояр: «И выслушав, бояре приговорили». Прочие лишь выразили единодушную поддержку: «А стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы, и дворяне ж и дети боярские из городов, и головы стрелецкие, и гости, и гостиные и суконные сотни, и черных сотен и дворцовых слобод тяглые люди, и стрельцы о государской чести и о приеме гетмана Богдана Хмельницкого и всего войска Запорожского допрашиваны ж по чином порознь. И они говорили то ж, что за честь блаженной памяти Великого Государя-Царя и Великого князя Михаила Федоровича всея Руси и за честь сына его государева, Великого Государя-Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси, стояти и против Литовского Короля войну вести; а они, служилые люди, за их государскую честь начнут с Литовским Королём битися, не щадя голов своих, и ради помереть за их государскую честь; а торговые всяких чинов люди вспоможеньем и за их государскую честь головами ж своими ради помереть; а гетмана Богдана Хмельницкого для православные христианские веры и святых Божиих церквей пожаловал бы Великий Государь-Царь и Великий князь Алексей Михайлович всея Руси по их челобитью, велел их принята под свою государскую высокую руку».

Таким образом, «от “всяких чинов людей”… правительству нужно было получить не совет, а просто заявление о согласии, становившееся обязательством, жертвовать “головами” и “вспоможеньем”»[261]261
  Заозерский А.И. Указ. соч. С. 151.


[Закрыть]. А.Е. Пресняков констатирует: «Земские соборы 50-х гг. – по вопросу о борьбе за Малороссию – только внешняя форма, без подлинного живого содержания: опрошенные „по чинам – порознь“ члены собора только повторяют готовое решение царя и его боярской думы»[262]262
  Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 421.


[Закрыть].

Большинство современных историков считают Земский собор 1653 года последним. Многолетняя война с Речью Посполитой «отменила эту форму представительства чинов Московского государства»[263]263
  Козляков В.Н. Царь Алексей Тишайший. М., 2018. С. 277.


[Закрыть]: служилые люди постоянно находились в походах, да и сам государь нередко участвовал в последних. Соборы 1660—1680-х гг. суть рабочие комиссии, обсуждающие положение различных социальных групп по отдельности с участием представителей последних, а не голос – пусть и заранее «настроенный» – «всей земли». Впрочем, был ещё собор 1683–1684 гг. с участием выборных для одобрения планировавшегося Вечного мира с Польшей, но поскольку мира тогда не заключили, собор никаких документов не принимал.

Политической оппозиции самодержавию не сложилось не только в легальном, но и в нелегальном поле. Русское XVII столетие справедливо величают «бунташным», это относится и ко второй его половине – здесь и Медный бунт 1662 г., и разинщина, и стрелецкие бунты, наконец, своеобразный религиозный протест старообрядчества. Но ни в каком из этих движений мы не видим антимонархических лозунгов.

Старообрядческая мысль не сформулировала ничего подобного гугенотской «монархомахии», более того, в ней, по сути, вообще отсутствует сфера политического, она полностью замкнута в религиозных рамках. Бескомпромиссно и мужественно отстаивая свою веру от посягательств государства, ревнители древлего православия долгое время надеялись на то, что курс самодержавия поменяется, что оно примет их сторону. Защитники Соловецкого монастыря лишь на седьмом году его осады правительственными войсками прекратили поминать в молитвах царское имя, впрочем, «решительные анти-царские настроения и в конце восстания стали не всеобщими, но лишь преобладающими»[264]264
  Чумичева О.В. Соловецкое восстание 1667–1676 годов. М., 2009. С. 181.


[Закрыть]. В конечном итоге старообрядцы отвергли власть Алексея Михайловича как «антихристову», но какой-либо внятной политической альтернативы ей не создали. (Как, впрочем, и их супостат – патриарх Никон, в период конфликта с Тишайшим называвший последнего неправедным царём.)

Старообрядцы «разочаровались в конкретном царе Алексее Михайловиче, они отказали в “истинности” именно ему. При этом их социально-политический идеал остался неизменным. Царь (но царь истинный) продолжал оставаться важнейшим элементом старообрядческой иерархии ценностей. Старообрядцы просто утеряли в лице Алексея Михайловича этот элемент, но они продолжали ещё очень долго уповать на приход к власти царя истинного и праведного… у подавляющего большинства старообрядцев надежды на царя всякий раз возрождались, видимо, как только новый монарх восходил на престол. По крайней мере, так продолжалось вплоть до конца XVII в.»[265]265
  Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000. С. 248–249.


[Закрыть].

Стенька Разин, сражаясь с царскими воеводами, также не покушался на авторитет самодержавия, призывая в своих «прелестных» грамотах бить и выводить государевых неприятелей и изменников. В его войске якобы находились царевич Алексей и патриарх Никон – страдальцы от «злых бояр». Что же касается «хованщины», то политической программы у стрельцов не было, а целью князей Хованских было лишь «первенство в Боярской думе (а не мифическое овладение престолом)»[266]266
  Лавров А. С. Регентство царевны Софьи Алексеевны. Служилое общество и борьба за власть в верхах Русского государства в 1682–1689 гг. М., 1999. С. 47.


[Закрыть].

Но, конечно же, монархизм народных движений был принципиально отличен от официального дискурса: идее о царе «как о единственном источнике власти в государстве, о воеводах и боярах как о верных исполнителях этой воли противостояли представления… об “истинном государе”, “милостивом царе”, правящем по “правде”, опираясь на миры, “землю” в борьбе с боярами и воеводами, предающими эту “правду”, изменяющими таким образом “государеву делу”»[267]267
  Покровский Н.Н. Сибирские материалы XVII–XVIII вв. по «слову и делу государеву» как источник по истории общественного сознания // Он же. Российская власть и общество: XVII–XVIII вв. Новосибирск, 2005. С. 342.


[Закрыть].

Столкновение этих двух «монархизмов» хорошо видно и в локальных народных восстаниях. Например, в Томске в 1648 г. против известного своим лихоимством князя О.И. Щербатого вспыхнул бунт, поддержанный частью томской администрации. Князя посадили под арест, объявив его «государевым изменником», а от горожан в Москву отправилась депутация с челобитьем о смене воеводы. Но приехавший из Москвы дьяк М. Ключарёв объяснил томичам, что действия их незаконны, сравнив их с явлениями Смуты, в том числе… и с обоими ополчениями: «Так было в Московское разоренье, как было засели Московское государство литовские люди и поляки, а государя в ту пору на Московском государьстве не было. А под Москвою были з бояры и воеводы со князем Дмитреем Тимофеевичем Трубецким да со князем Дмитреем Михайловичем Пожарским их братья казаки, и так делали их братья казаки, друг друга побивали своим воровством… А как бог очистил Московское государство и учинился на Московском государстве царём великим князем… блаженные памяти великий государь царь и великий князь Михайло Фёдорович всеа Русии самодержец, а после… великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии самодержец, и те казачьи воровские обычьи все отставлены». Т. е. ополчение Пожарского, освободившее Москву от поляков, – ныне уже «казачий воровской обычай»! Томичи тем не менее с представителем центральной власти не согласились, продолжая надеяться на государя. Ключарёв пишет в Москву: «А они мне, холопу твоему, сказали: В том де волен ты, государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии, а их де всех казнить ты, государь, не велишь».

Бунт на коленях! В Москве приняли соломоново решение: воеводу сменили, но главарей восстания покарали – кого кнутом, кого ссылкой в Якутск. Вина Щербатого была очевидна, но сопротивление государеву наместнику не могло остаться безнаказанным[268]268
  См.: Покровский ИН. Томск 1648–1649. Воеводская власть и земские миры. Новосибирск, 1989.


[Закрыть].

Похожая история случилась в 1696 г. в Илимском остроге, где служилые и посадские люди и крестьяне также отстранили от власти воеводу Богдана Челищева как виновника многочисленных «обид, налог и напрасного разорения». Москву явно смущало, что илимцы свой «отказ» «учинили самовольно, нашему великому государя указу противно», «чего преж сего не бывало». В итоге в пользу Челищева со служилых и посадских людей взыскали 2000 рублей, но в Илимск он уже не вернулся[269]269
  См.: Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 1. Иркутск, 1949.


[Закрыть].