Текст книги "Русское самовластие. Власть и её границы. 1462–1917 гг."
Автор книги: Сергей Сергеев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Европейский контекст: Англия
В отличие от Франции, в Англии к XV в. не существовало закона о престолонаследии. В этом смысле она как будто напоминает Московское государство, но сходство это совершенно поверхностное. Де-факто в Москве порядок престолонаследия установился – от отца к старшему сыну; другое дело, что, как показывает история с возвышением и опалой Дмитрия Внука, самодержец мог распорядиться престолом по своей воле, которой ничто не препятствовало. В Англии же не было не только формального, но и фактического порядка престолонаследия, поскольку английская корона нередко была объектом борьбы различных сил. Таким образом, троном мог распорядиться не только король, но и его конкуренты – дьявольская разница! При этом каждый захват престола имел обязательное юридическое оформление.
Характерна речь, которую анонимный хронист вложил в уста архиепископа Кентерберийского на коронации Иоанна Безземельного (1199): «Пусть Ваша милость знает, что ни у кого нет права наследовать королевскую власть до тех пор, пока, призвав Святой Дух, он не будет избран благодаря превосходству его достоинств, подобно Саулу, которого Бог поставил над его народом, хотя он не был сыном короля и даже не принадлежал королевскому роду, и подобно Давиду, сыну Иессея, который наследовал ему, потому что первый был достоин королевского сана, а второй – благодаря своей набожности и человечности. Таким образом, очевидно, что тот, кто выделяется во всём королевстве своими способностями, должен быть поставлен править всеми. Но если кто-то в семье покойного короля настолько превосходит других, его избрание должно быть одобрено всеми охотно и незамедлительно». Т. е. королевская власть в идеале должна принадлежать самому достойному человеку в королевстве – вполне демократический дискурс!
Устройство английского средневекового политику-ма (сильные монархи – сильные подданные) породило длительную традицию политических конфликтов/компромиссов. В результате одного из них родилась Великая хартия вольностей (1215), утверждавшая права и свободы баронов и горожан. В частности, там говорилось, что налоги «не должны взиматься в королевстве нашем иначе, как по общему совету королевства нашего», состоящего из «архиепископов, епископов, аббатов, графов и старших баронов». В результате другого возник парламент (1265), ставший местом согласования интересов короны и сословий (дворянства, духовенства, горожан). С начала XIV в. английские короли при коронации давали клятву хранить «законы и обычаи» страны.
Конечно же, неслучайно, что первый европейский теоретик тираноборчества именно англичанин – Иоанн Солсберийский (XII в.), писавший в своём «Поликратике»: «Убить тирана не просто правомерно, но правильно и справедливо. Ибо кто бы ни взял меч, должен от меча погибнуть… поэтому законно поднять оружие против того, кто обезоружил законы, сила общества должна яростно обрушиться на того, кто стремился уничтожить общественные силы». В XV в. юрист Джон Фортескье в сочинении «Похвала законам Англии» одним из первых описал английскую монархию как результат общественного договора: «…король Англии не может по своему произволу изменять законы своего королевства, потому что он господствует над своим народом не в силу одной лишь власти короля, но в силу власти политической… Король поставлен для охраны законов, а также жизни и имущества своих подданных, и власть, которую он имеет, получена им от народа, так что он и не должен претендовать на какую-либо другую власть над своим народом».
Тираноборчество в средневековой Англии было не только теорией, но и практикой. Недаром французы считали, что англичане склонны «менять королей, когда им заблагорассудится». В 1327 г. был низложен король Эдуард II. «В длинном списке выдвинутых парламентом обвинений, зачитанных королю епископом Орлетоном 20 января в замке Кенилуэрт, на первом месте значилась неспособность Эдуарда к управлению государством. Королю также вменялось в вину, что он позволял править вместо себя другим лицам, причинявшим вред народу Англии и её церкви… Многие подданные короля были несправедливо осуждены на смерть, заключение или изгнание. Нарушая коронационную клятву, в которой он обязался “осуществлять правосудие”, Эдуард следовал не истине, а собственной выгоде, позволяя также поступать своим фаворитам. Последнее обвинение превращало низложение Эдуарда II в результат нарушения договора между ним и его подданными»[130]130
Калмыкова Е.В. Низложение государя: мятеж или вассальный долг подданных? // Власть, общество, индивид в средневековой Европе. М., 2008. С. 340.
[Закрыть].
В 1399 г. был свергнут король Ричард II. Специальная комиссия из представителей духовенства и юристов пришла к выводу, что «лжесвидетельства, святотатства, содомии, лишения имущества собственных подданных, обращения своих людей в рабство, неспособности к управлению, всего того, к чему король Ричард имел склонность, были достаточны… для его низложения». В ноябре 1461 г. парламент обвинил в государственной измене, узурпации короны и, как следствие этого, в нарушении божественного, человеческого и природного законов всех королей Ланкастерской династии Генриха IV, Генриха V и Генриха VI. «Ради всеобщего благополучия и примирения всех англичан» «узурпатор» Генрих VI подлежал низложению. Позднее Ричард III, отстраняя от власти своих племянников, тоже опирался на специальный парламентский акт. Понятно, что в условиях войны Алой и Белой Розы указанные акты XV столетия во многом просто легитимировали право сильного, но характерно и то, что такая правовая легитимация была необходима.
С конца XV в., после воцарения Тюдоров, королевская власть в Англии резко усилилась, но тем не менее была далека от абсолютной. Права на престол первого представителя новой династии Генриха VII оспаривались многочисленными конкурентами всё его правление, но важнее другое. Во-первых, у британских монархов не было постоянной армии, королевская гвардия в мирное время насчитывала не более 200 человек[131]131
Всемирная история в 6 т. Т. 3. М., 2013. С. 200.
[Закрыть]. Во-вторых, они не могли вводить новые налоги без согласия парламента. Последний, в отличие от Генеральных штатов, собирался достаточно регулярно и, кроме того, имел право согласия на принятие новых законов и право импичмента в отношении королевских министров. Члены парламента в период сессии пользовались правом полной свободы слова и свободы от ареста. Тюдоры сделали парламент более покорным и проводили многие свои решения «в обход», но, по крайней мере, де-юре парламент «был тем же учреждением, что и до Тюдоров»[132]132
Латкин В.Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. СПб., 1885. С. 365.
[Закрыть].
Институт парламента не был поколеблен даже при пресловутом Генрихе XVII, памятном широкой публике казнями своих жён и канцлеров (но, кстати, и для их осуждения понадобилась всё же – пусть и формальная – судебная процедура). Все основные нововведения этого монарха с несомненно тираническими замашками, в том числе и реформа церкви, проходили через утверждение парламентом. Поэтому, например, второй Тюдор «был неспособен поднять налоги в достаточной степени, чтобы покрыть стоимость войны» и из налогов мог набрать денег «лишь на треть всех военных расходов» (остальные средства добывались посредством продажи секуляризованных монастырских земель и займов)[133]133
Лахман Р. Указ. соч. С. 194–195.
[Закрыть]. Даже для того, чтобы перед смертью Генриха утвердить новый порядок престолонаследия, нужно было принять специальное парламентское постановление. Судьи в королевских судах хоть и назначались монархом, но имели определённую самостоятельность и «не раз отказывались исполнять предписания о незаконных арестах или повеления, нарушавшие частные права», что «полагало некоторый предел правительственному произволу и сохраняло в народе уважение к судебной власти»[134]134
Чичерин Б.Н. О народном представительстве. СПб., 2016. С. 240.
[Закрыть]. Кроме коронных судей, были и местные (неоплачиваемые) выборные мировые судьи. С XII в. в Англии действовал суд присяжных. Первый учебник для юристов был издан в конце того же столетия.
Английская аристократия – пэры, образовывавшие верхнюю палату парламента, – находилась в гораздо большей зависимости от королевской власти, чем французские герцоги и графы; в частности, они, подобно московским «княжатам», благодаря целенаправленной политике монархов далеко не всегда владели теми землями, которые указывались в их титуле: «…в XVI веке граф Эссекс, например, не имел никакого отношения к землям графства Эссекс, а земли графа Оксфорда располагались где угодно, только не в Оксфордшире»[135]135
Дмитриева О.В. Английское дворянство в XVI – начале XVII в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 15.
[Закрыть]. Но всё же пэры обладали важными привилегиями: были подсудны только суду «равных», могли быть арестованы только за государственную измену или тяжкое уголовное преступление, были свободны от вызовов в суд, принесения судебной присяги, к ним не применяли пыток и позорных видов казни. Раз полученное пэрство становилось наследственным.
Поскольку тюдоровская бюрократия была крайне немногочисленна, власть в провинции (т. е. должности мировых судей и шерифов) реально принадлежала местному дворянству (джентри), с которым монархам тоже приходилось договариваться. Секуляризация церковных земель в этом смысле не усилила позиций королевской власти, ибо большинство последних было продано тому же дворянству (к началу правления Елизаветы I королевские земельные владения вернулись к своему дореформационному уровню[136]136
Лахман Р. Указ. соч. С. 202.
[Закрыть]). Интересно, что мешало Генриху XVII найти этим землям применение, подобное тому, какое
Иван III нашёл конфискованным землям новгородских бояр? Джентри не были служилым сословием, по большей мере занимаясь сельским хозяйством и коммерцией. Дворянином мог стать практически любой человек, обладающий доходом выше среднего. По словам юриста XVI в. Томаса Смита, «тот, кто изучил где-либо законы королевства, кто учился в университетах, кто освоил свободные науки и, короче говоря, кто может жить праздно, не предаваясь ручной работе, и будет при этом в состоянии иметь осанку, обязанности и вид джентльмена, того назовут мастером, так как это и есть звание, которое люди дают эсквайрам и другим джентльменам».
Европейский контекст: Испания
В 1469 г. наследники престолов Кастилии и Арагона – Изабелла и Фернандо – сочетались браком. В 1474 г. между двумя королевствами была заключена уния, объединившая Кастилию, Арагон, Валенсию, Каталонию, Мальорку, Сардинию и Сицилию. В 1479 г. уния начинает реализовываться на практике. Именно с этого времени можно говорить (хотя и с оговорками) о единой Испании. Супруги-монархи всячески стремились укрепить свою власть в новом государстве, но историческое наследие как Арагона, так и Кастилии являлось серьёзной преградой для королевского абсолютизма. Могущественная знать была практически неподконтрольна короне, которая в борьбе с ней опиралась на союз с крупными городами. Союз этот закреплялся королевскими грамотами, даровавшими городам различные права и привилегии – фуэрос. В обоих королевствах с XII–XIII вв. существовали органы сословного представительства – кортесы, где доминировали горожане. Кортесы принимали присягу короля, клявшегося, что он обязуется хранить верность народу, уважать привилегии и обычаи страны (причём короли давали клятву первыми, и уже в ответ им клялись в верности кортесы), утверждали наследника трона, решали вопросы престолонаследия в случае возникновения спорных ситуаций, вотировали налоги; без их согласия не могли приниматься новые и отменяться (или изменяться) старые законы. Между сессиями действовали специальные комитеты, контролировавшие соблюдение сословных вольностей и решений кортесов, сбор налогов и расходы собранных сумм.
Великолепно развитая правовая культура также препятствовала установлению монаршего самовластия. Уже с XIII в. испанские юристы (в одном из старейших университетов Европы – Саламанкском – существовал юридический факультет) «отвергали право короля произвольно отбирать имущество у его подданных и проводили ясное различие между понятиями легитимного короля и тирана, именуя тиранами всех незаконно захватывающих власть и ею злоупотребляющих»[137]137
Алътамира-и-Кревеа Р. История Испании. Т. 1. М., 1951. С. 292.
[Закрыть]. В кастильском своде законов – «Партидах» – содержался пассаж о возможности сопротивления незаконной власти: «Тот будет считаться изменником по отношению к народу, кто, видя противозаконные поступки короля, не окажет ему сопротивления не только словом, но и делом».
Совсем ещё недавно в Каталонии полыхало восстание, в котором приняли участие представители всех сословий, против власти Хуана II, отца Фернандо, присягу которому лидеры мятежников в 1462 г. объявили недействительной. Король, королева и все их приближённые были провозглашены врагами государства и подлежали изгнанию из пределов Каталонии, предлагалось даже установить в стране республику по образцу итальянских городов. Мир между монархом и его бунтующими подданными был заключён лишь в 1472 г., причём участники восстания получили полную амнистию. Практически одновременно против Энрике IV, старшего брата Изабеллы, подняли мятеж кастильские феодалы (гранды). К грандам присоединились и многие города (Бургос, Толедо, Вальядолид и др.). В 1465 г. мятежники объявили о низложении короля, устроив театрализованную детронизацию: на «трон» была посажена кукла со знаками королевской власти, похожая на Энрике, перед ней зачитали список претензий подданных, после чего сорвали с неё корону и сбросили с «трона». Только в 1468 г. противоборствующие стороны примирились.
Сразу же после заключения унии вспыхнул новый мятеж знати в Кастилии, поддержанный португальским королём. Супруги-монархи сумели его подавить и подписали ряд пактов-соглашений с наиболее могущественными грандами. Кастильская знать была вынуждена отказаться от претензий вмешиваться в управление королевством, но сохранила множество привилегий. В жизнь кастильских городов стали вмешиваться королевские чиновники. Позиции знати и городов в Арагоне были поколебленными в значительно меньшей степени, а тамошние кортесы сохранили гораздо большую политическую роль, чем кастильские, «это был самый мощный законодательный орган, противовес монархии в Европе, пока на его место в 1640-х гг. не стал претендовать английский парламент»[138]138
Лахман Р. Указ. соч. С. 273.
[Закрыть]. До централизации формально объединённого государства было ещё очень далеко, каждое королевство управлялось независимо от другого, кастильцы считались иностранцами на территории Арагона и наоборот. После смерти Изабеллы в 1504 г. уния временно распалась, и кастильская аристократия вновь подняла голову, отказавшись признать королём Фернандо, который смог стать только регентом при своей дочери Хуане Безумной.
Вступление на престол Кастилии и Арагона сына Хуаны и Филиппа Габсбурга – Карла I, родившегося и воспитанного в Нидерландах и ставшего позднее ещё и императором Священной Римской империи Карлом V, – обернулось новым столкновением власти и общества. Недовольство авторитарной политикой нового монарха, не столь уж часто бывавшего в Испании, и его фламандских советников, выбивавших из испанцев всё новые и новые налоги, вызвало в 1520–1522 гг. в Кастилии восстание комунерос, в котором участвовали представители всех сословий и которое «стало одним из крупнейших в истории Западной Европы»[139]139
История Испании. Т. 1. М., 2012. С. 453.
[Закрыть]. Восставшие образовали Хунту (союз) со своим войском и потребовали запрета на вывоз денег из страны, запрета занимать должности иностранцам, постоянного пребывания короля в стране, установления контроля над Королевским советом и королевскими доходами, расширения городского самоуправления и прав кортесов. Подавить восстание удалось с большим трудом. Некоторые требования комунерос Карл со временем всё-таки выполнил – например, стал назначать чиновниками в основном испанцев.
К середине XVI в. власть испанских королей существенно выросла. Но тем не менее они продолжали утверждать законы и налоги на заседаниях кортесов и приносить им клятву. Кортесы стали гораздо послушнее, но случалось, что попытки монархии ввести новый налог проваливались, как это было на сессиях кастильских кортесов в 1527 и 1538 гг. Власть на местах во многом оставалась в руках местных элит, особенно это касается Арагона. «Мы, столь же достойные, как и ты, клянёмся тебе, равному нам, признавать тебя своим королём и верховным правителем при условии, что ты будешь соблюдать все наши свободы и законы, а если не будешь – то не будешь и королём», – так звучала присяга арагонских кортесов. Монархи могли быть привлечены к суду подобно любому своему подданному. И не только теоретически. Потомки Христофора Колумба судились с испанской короной из-за нарушений последней ряда условий договора с их предком. Тяжба длилась десятки лет и закончилась мировой, по которой внуку Колумба выплатили денежную компенсацию и даровали герцогский титул с отрезком Панамского перешейка. Кстати, открытие и завоевание Нового Света финансировалось в основном частными лицами, а новооткрытые и завоёванные земли оформлялись как королевские пожалования конкистадорам на основе феодального права. Доля короны от добычи американского золота и серебра в 1503–1580 гг. составляла 25–30 %, а после 1580 г. упала до 15 %х.
Необычайно многочисленное испанское дворянство (более 10 % населения!) пользовалось множеством привилегий. Гранды, например, имели право сидеть и не снимать шляпу в присутствии короля и называть себя его «братьями». Все дворяне (идальго и кабальеро) имели право на особый суд, их нельзя было подвергать телесным наказаниям и пыткам, военная служба к XVI в. для них стала «не обязанностью, а актом свободного выбора»[140]140
Лахман Р. Указ. соч. С. 279.
[Закрыть][141]141
Ведюшкин В.А. Идальго и кабальеро: испанское дворянство в XVI–XVII в. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. С. 106.
[Закрыть].
Европейский контекст: прочие
Я подробно остановился на Франции, Англии и Испании, потому что именно в этих государствах в конце XV – начале XVI в. власть монархов и централизация управления достигли наибольшего развития; естественно, что самодержавную Россию следует сопоставлять прежде всего с ними. Детальное сравнение с другими европейскими странами мало что нам добавит, поэтому ограничимся самым беглым обзором.
Политическая система Португалии в главных чертах была схожа с испанской, в XV–XVI вв. кортесы там собирались даже регулярнее – с периодичностью в 2–3 года.
Италия к середине XVI в. являла собой картину слишком пёструю, чтобы её описать в двух словах. Юг (а также Милан) оказался под властью Испании. Испанские Габсбурги стремились поставить местную знать под свой контроль, но «это вызывало глубокое возмущение баронов, которые поднимали мятежи, выступали с жалобами, посылали протесты в Мадрид». В итоге феодалы сохранили «значительную часть публичной власти в своих владениях, доходов от осуществления прав юрисдикции и фискальных привилегий, не говоря уже о господстве над крестьянами. Иногда бароны даже обладали собственными вооружёнными отрядами»[142]142
Ролова А.Д. Дворянство Италии конца XV – середины XVII в. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. С. 98.
[Закрыть]. «Единственное, чего им, наверное, не хватало, – это чеканка собственной монеты»[143]143
Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Ч. 2. М., 2003. С. 526.
[Закрыть]. В Папской области «борьба с феодальным сепаратизмом» также «не была доведена до конца (феодальные прерогативы на местах не были сколько-нибудь ограничены), о чём свидетельствуют повторяющиеся вспышки феодальных мятежей и междоусобиц»[144]144
Ролова АД. Указ. соч. С. 99.
[Закрыть]. В некоторых северных герцогствах (Савойе, Ферраре, Мантуе) их правители, которых современники нередко величали «тиранами», значительно централизовали управление и поставили под контроль городские коммуны, но знать и там продолжала играть существенную роль, обладая множеством привилегий, в том числе гражданской и иногда даже уголовной юрисдикцией на местах. Продолжали ещё вспыхивать восстания в защиту республиканских принципов (например, в Риме в 1511 г.). Венеция, Генуя, Лука и Сан-Марино сохранили республиканский строй. Только в 1532 г. окончательно перестала быть республикой Флоренция, превратившаяся в герцогство Тосканское, в котором, как и в большинстве итальянских синьорий, сочетались сильная княжеская власть и феодальные вольности. Закат республиканизма как политической практики сочетался «с самым впечатляющим расцветом республиканской политической мысли… республиканские политические принципы были продуманы с беспримерной силой и усердием для Европы раннего Нового времени»[145]145
Скиннер К. Истоки современной политической мысли. Т. 1. М., 2018. С. 246, 259.
[Закрыть]. Как известно, Макиавелли написал не только «Государя», но и «Размышления о первой декаде Тита Ливия», в которых недвусмысленно утверждается, что народное правление «лучше, чем правление государя».
Германия представляла картину не менее пёструю – множество герцогств, графств, архиепископств, епископств, вольных городов… Все они входили в состав рыхлой Священной Римской империи, где действовала Золотая булла (1356), признававшая суверенитет вассалов выборного императора в их владениях. Целый ряд германских князей поддержали Мартина Лютера и лютеранскую реформацию вопреки воле императора Карла V. Столетие с середины XV до середины XVI в. называют «апогеем развития» немецкого сословного представительства[146]146
Латкин В.Н. Указ. соч. С. 301.
[Закрыть]. С конца XV в. орган представительства имперских сословий – рейхстаг – получил законодательные функции, без его согласия император не мог начинать войну, заключать мир, вводить новые налоги. В большинстве княжеств империи эти вопросы также решались только с санкции сословий – духовенства, дворянства и бюргеров – на заседаниях местных ландтагов (в некоторых землях, например в Тироле, в ландтагах заседали и крестьяне). Депутаты-горожане получали наказы от избирателей и должны были им следовать. Вот фрагмент одного из таких наказов, данного своим представителям бюргерами Ростока (1542): «Что касается субсидии, испрашиваемой герцогом [Мекленбургским], то об этом нужно ещё поговорить, следует ли давать таковую для уплаты долгов герцога, сделанных им ради посторонних целей и без совета и желания сословий. Турецкую же подать [т. е. налог на войну с Турцией] необходимо отменить… можно подождать ещё до тех пор, когда турок действительно будет тиранизировать немецкую нацию». На баварском ландтаге в Ингольштадте (1526) «горожане отказались вотировать новый налог, под предлогом, что не имеют на это полномочий от своих избирателей и что без совета с ними не могут ничего предпринять»[147]147
Там же. С. 294.
[Закрыть].
Первые императоры из династии Габсбургов «не располагали прочной основой даже внутри собственных владений»[148]148
Медведева К.Т Австрийские Габсбурги и сословия в начале XVII века. М., 2004. С. 15.
[Закрыть] – в Австрии, где каждая земля имела свой ландтаг, а родственники императора нередко оспаривали его решения. Так что легко понять изумление Герберштейна при знакомстве с московскими порядками.
Между князьями и сословиями случались конфликты. Так, властолюбивый герцог Ульрих Вюртембергский в 1514 г. для уплаты своих личных долгов попытался ввести новые налоги в обход ландтага. Это вызвало народное восстание, и Ульрих был вынужден пойти на попятную и подписать с сословиями договор. Подданные согласились выплатить долги герцога, но тот взамен обязался никого не наказывать без суда, не устанавливать налогов и не объявлять войны без согласия ландтага. В договоре в том числе говорилось: «Все государи в начале своего правления должны давать обещание соблюдать вышеуказанные привилегии, данные герцогом Ульрихом; они дают земству письмо с печатью, в котором они обязуются своим княжеским достоинством соблюдать эти привилегии, и до этого земство не обязано допускать их [к власти] и оказывать им повиновение». Впоследствии Ульрих из ревности убил своего придворного, что вызвало всеобщее возмущение (его покинула даже собственная жена) и стало причиной изгнания герцога. Только через много лет он сумел вернуться к власти.
В условиях вооружённого противостояния с католиками, которых поддерживал император, лютеране Германии, ранее категорически настаивавшие на покорности светским властям при любых обстоятельствах, с 1530 г. начинают использовать теорию о законности вооружённого сопротивления тиранам. Так, сам Лютер в 1539 г. писал, что если император «не выполняет тех обязанностей, ради которых он был назначен публичным лицом, то сопротивление ему так же законно, как сопротивление любому другому частному индивиду, применяющему неправомерное насилие».
Нидерланды, находившиеся под властью сначала герцогов Бургундских, а затем австрийских и испанских Габсбургов, имели как общие Генеральные, так и провинциальные штаты, с которыми власть решала вопросы налогообложения. В 1477 г. в ходе восстания против бургундцев Генеральные штаты получили право собираться по своей инициативе, лишь с их согласия правитель теперь мог вводить налоги. Габсбурги после упорной вооружённой борьбы аннулировали эти права, но на сам институт штатов не покусились.
В королевстве Шотландия с XIV в. действовал однопалатный парламент из представителей духовенства, дворянства и горожан. Со второй половины следующего столетия он стал представлять реальную оппозицию королевской власти, нередко поддерживая восстания баронов.
Швейцарский союз, образовавшийся ещё в конце XIII в. из трёх кантонов и с течением времени всё более расширявшийся (в 1513 г. их стало 13), состоял как из аристократических (Берн), так и из демократических (Цюрих) республик.
Шведская Вольная грамота (1319) закрепила взаимные обязательства монарха и знати. В присяге короля говорилось: «Он должен любить Бога и Святую Церковь, соблюдать её права так же, как все королевские права, права государства и всего народа Швеции. Он должен соблюдать справедливость и правду, любить и охранять их и всякую несправедливость и неправду уничтожать, основываясь на праве и своей королевской власти. Он должен быть верен своему народу и не причинять никакого ущерба ни жизни, ни телу ни богатого, ни бедного, за исключением тех случаев, когда кто-либо законным образом уличён, как говорят закон и право государства; он ни в коем случае не должен отбирать у кого-либо его имущество, кроме случаев, когда это делается по закону или законному приговору, как уже было сказано. Он должен управлять своим государством – Швецией – и править вместе со своими соотечественниками, а не с чужеземцами, как это издавна гласят старый закон и право государства». В 1397–1523 гг. Швеция находилась в унии с Данией под верховной властью датских королей, но сохраняла широкую автономию (Норвегия, также участвовавшая в этой унии, в XVI в. стала провинцией Дании). С 1435 г. в Швеции действовало сословно-представительное собрание – риксдаг, в котором участвовали не только знать, духовенство и горожане, но и крестьяне. Ни одна война не могла быть объявлена и ни один мир не мог быть заключён иначе, как с его согласия. Он также вотировал налоги и исполнял функции верховного суда. Основатель шведской национальной династии Ваза (Васа) Густав I в 1540-х гг. значительно расширил пределы королевской власти и установил в стране наследственную монархию (до этого она была выборной), но то и дело был вынужден был разбираться с дворянскими и крестьянскими восстаниями и вступать в переговоры с мятежниками.
Например, когда в одной из областей Швеции вспыхнуло антиреформационное восстание (1529), король отправил жителям соседней области письмо, в котором среди прочего говорилось: «Король изумлён, что подданные, начавшие мятеж, так легко и скоро забыли, сколько бедствий Швеция претерпела от междоусобиц… Король просит эстъетов [жителей области Эстеръётланд] приложить все усилия, чтобы мятеж не перерос во всеобщую усобицу, от которой более всего пострадают они сами. “Мы все – шведы, единый народ: нет нужды убивать и грабить друг друга” [так!]. Монарх вновь готов выслушать претензии в свой адрес. Как и на предыдущих собраниях народных представителей, он вполне согласен мирно, без кровопролития отречься от трона, если риксрод [аристократический государственный совет] и народ изберут лучшего правителя. Потому нет нужды поднимать восстание, если добрые люди недовольны королём или его нововведениями. А если добрые люди считают новые проповеди и другие евангелические новшества нехристианскими и вредными, дело можно поправить иными средствами, нежели внутренняя смута и кровопролитие» (пересказ А.Д. Щеглова)[149]149
Щеглов А.Д. Реформация в Швеции: события, деятели, документы. М., СПб., 2017. С. 158–159.
[Закрыть].
Понятно, что стиль послания во многом продиктован критической ситуацией. Понятно, что Густав Васа был первым королём новой династии. Но всё же невозможно представить такой дискурс в посланиях не то что современника этого события Василия III, но и жившего почти столетие спустя основателя новой династии московских монархов, пришедшего, как и Густав, к власти после смуты Михаила Романова.
В Дании с переменным успехом шла борьба за преобладание между выборными королями и знатью. В 1523 г. дворяне, горожане и крестьяне свергли авторитарного Кристиана II. В 1536 г. король Кристиан III добился отмены права дворянства поднимать восстание против королевской власти. Отныне государь мог сам избирать наследника при жизни, но всё равно датская корона не переходила по наследству автоматически. Роль дворянства в управлении страной оставалась исключительно большой (некоторые историки даже называют период с 1536 по 1660 г. «дворяновластием»), вторым столпом центральной политической власти, наряду с королём, являлся аристократический государственный совет. Он официально избирал короля, вводил налоги, принимал участие в обсуждении вопросов войны и мира; совместно с королём совет образовывал верховный суд страны. Существовал в Дании и сословно-представительный орган – ригсдаг, – но собирался редко.
В 1222 г. король Венгрии Андраш II под давлением знати был вынужден издать Золотую буллу, в которой утверждалось право баронов и прелатов на вооружённое сопротивление королевской власти в случае, если она нарушит их права и свободы. Право это официально существовало до 1687 г. С 1437 г. в Венгрии действовали ежегодные Государственные собрания, в которых участвовали представители высшей аристократии, дворянства, духовенства, а с 1445 г. – и горожан. Государственные собрания утверждали законы, вотировали налоги, избирали королей, ведали вопросами войны и мира, вершили верховный суд. Сословно-представительная монархия существовала и в Чехии. Сейм, где заседали паны (высшая аристократия), дворяне (шляхта) и горожане, собирался ежегодно, а иногда и чаще. С ним короли обсуждали все важнейшие вопросы жизни государства, прежде всего введение налогов. Юридически король полностью зависел от сословий. В 1526 г. королём Венгрии и Чехии стал правитель Австрии Фердинанд Габсбург, который предпринял серьёзные меры для усиления своей власти в обоих королевствах. «Но всё же принципы дуалистического управления… остались неприкосновенными. Фердинанд заставил оппозицию перейти в оборону, но не ослабил противоречий между сословиями, с одной стороны, и королевской властью – с другой»[150]150
Лаптева Л.П. Чешские земли в Средние века и Раннее Новое время // История южных и западных славян. Т. 1. 2-е изд. М., 2001. С. 297.
[Закрыть].
В Польше уже к XIV в. в каждом из княжеств-земель, вошедших в королевство, практически все административные и судебные должности находились в руках представителей местной элиты. Эта практика была юридически закреплена Кошицким привилеем 1374 г., освобождавшим, кроме того, население княжеств-земель от подавляющего большинства государственных налогов и повинностей. С конца XV – начала XVI в. складывается политическая модель «шляхетской демократии», где королевская власть настолько слаба, что современные историки даже величают её «аномалией… на европейском фоне»[151]151
Дмитриев М.В. Польские земли в Средние века и Раннее Новое время // История южных и западных славян. Т. 1. С. 165.
[Закрыть]. Король не мог созвать шляхетское ополчение, принять новые законы, ввести новые пошлины и налоги без согласия вального (общепольского) сейма, на котором заседали только представители дворянства (шляхты). На местах власть принадлежала провинциальным шляхетским собраниям (сеймикам). Шляхта получила привилегии, «какими не обладало дворянство ни одной другой страны»[152]152
Дмитриев М.В. Указ. соч. С. 175.
[Закрыть]: она освобождалась от каких бы то ни было материальных обязательств в отношении государства (за исключением выплаты небольшого налога на землю); гарантировалась неприкосновенность имущества и личности шляхтича; шляхта имела монопольное право владеть землёй и занимать государственные и церковные должности и т. д.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?