Текст книги "Без царя в голове"

Женский склад ума чаще всего напоминает кладовку, забитую красивыми и бесполезными безделицами.

– Эх, видела бы меня сейчас Люська, – подумал Иван. – Картина маслом: «Иван Волгин спасает Отечество!» или «Иван Волгин и царь спасают Отечество!» Нет, первый вариант короче и приятнее, краткость сестра таланта, да и ни к чему Люське про царя упоминать. Где же ты, Люсенька, как у тебя дела, милая?

Только подумал и тотчас же увидел Люськины руки и коленки голые. На коленках развалился щенок, которого и гладила Люська, пребывая, по всей видимости, в мечтах о тех славных временах, когда Иван вернется к ней с победой.

– Голубка ты моя сизобрюхая, – умилился Иван, но что-то его насторожило.

Как-то не так бабушка восхищалась, что-то другое упоминала в связке с «сизо-». Он забормотал под нос вариации, прикладывая их к различным частям тела Люськи, но все выходило неловко и некрасиво.

– Сизокрылая, – ласково пропела Люська, – не сизобрюхая, а сизокрылая, и не голубка, а ласточка, ласточка моя сизокрылая. Ой, чего это я о ласточках задумалась? К дождю видать, – Люська грустно вздохнула. – Вот скажи, Жуленька, разве это любовь? Спрятал нас в какую-то дыру, носу на улицу показать не моги, а сам в это время развлекается, денежки тратит.

Щенок согласно тявкнул, подставляя живот под Люськины ласковые руки.

– И на что надеется, спрашивается? Думает, что я его с распростертыми объятиями встречу? Здравствуй, Ванечка, заждалася тебя, сокол мой ясный! А скалкой по лбу не желаете, господин пилот?

Кулачки ее сжались, словно в них была зажата не одна скалка, а сразу две.

– Только появись на пороге, изверг, я тебе покажу красную Москву, ты у меня получишь искры из глаз, паршивец, – все это Люська произносила мягким ласковым тоном, стараясь не напугать щенка кровожадностью собственных планов.

Щенок потянулся, зевнул и тявкнул пару раз от избытка чувств.

– Погулять хочешь, маленький? Я тоже хочу, а этот проклятый Шан Джень не пускает. «Девуська спрятанный. Низя гулять. Ивана приказал девуська прятать. Низя.» Пенек узкоглазый. Я же могу накраситься, парик надеть, да меня мать родная не узнает в новом наряде. Низя-я-я-я, – передразнила она китайца писклявым голосом.

Щенок дернулся и недовольно заскулил.

– Вот-вот, сама бы завыла от тоски, да настроение дальше портить нет охоты. Ну, Ванька, ну злодей, узнаю, что понапрасну меня держал в этой собачьей конуре, глаза выцарапаю!

На этой мажорной ноте Иван тихонько удалился из Люськиного сознания, не желая быть замеченным. Напоследок окинул «собачью конуру «Люськиным гневным взором: просторная комната с тремя широким окнами, уставленная богатой мебелью; царственно роскошная кровать под балдахином, огромный визор, куча дисков с фильмами, в приоткрытой двери видно джакузи и небольшой бассейн, на столе ваза с экзотическими фруктами.

– Чтоб я так жил, – не понимая причин Люськиных страданий, вздохнул Иван. – Никак с этими бабами не угадаешь, чего им хочется!

***

Рожденный летать в самолете мало чем отличается от рожденного ползать – у обоих нет крыльев!

Впереди рвануло, ухнуло, взрывная волна швырнула Волгина на пол, словно легкое перышко. Пыль и гарь забились в легкие, мешая дышать.

– Вперед, Волгин, рано помирать, – гаркнул полковник над ухом. – Прыгаем в пролом быстро, – приказал он и подтолкнул Ивана ногой для надежности.

Иван вскочил, как мог, рванулся вперед и замер, раскачиваясь в ужасе, балансируя на краю пропасти. Взрыв разнес пол перед ними и пути дальше просто не было.

– Я не перепрыгну, – заорал Иван.

– А нам и не нужно, вниз прыгай! – крикнул полковник и подтолкнул замершего в нерешительности пилота.

– Мы же убъемся-а-а-а, – заорал в ужасе Иван, не ожидавший подобного подвоха.

Неужто решили, чтобы в плен не сдаваться, насмерть расшибиться? Проще было бы бластером застрелиться, звенела тоненькая ниточка единственной разумной мысли посреди океана ужаса, захлестнувшего сознание Ивана. Никогда ранее Ивану не было так страшно, а ведь лоб в лоб с пиратами дрался, не раз из под ракеты в последний момент выскакивал, не единожды в рукопашную с бандитами сходился. Но тут ничего с собой поделать не мог, стыдно и страшно, но больше страшно, так как про тот стыд уже никто не узнает.

Полет в неизвестность практически сразу же и завершился, Иван болезненно хлопнулся задом о твердую поверхность. Только собрался обрадоваться такому счастью, как его прихлопнуло сверху приотставшим в полете трупом царя. Хотел Иван вскочить и высказать все, что думает по этому вопросу, но поскользнулся и покатился по наклонной плоскости в неизвестном направлении, крепко обняв навязанного ему попутчика, словно брата родного.

– Господи, спаси и помилуй раба Твоего Иван, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да… – торопливо бормотал Иван давным-давно забытую молитву, охая и ухая от внезапных изменений направления скольжения.

– Все прыгнули? – заорал Меньшиков.

– Ага… Все-е-е… – нестройным хором ответили беглецы.

Граф не ответил, но где-то там, в самом начале пути грохнул мощный взрыв и волна теплого спрессованного воздуха придала беглецам дополнительное ускорение.

– А случись гвоздик на пути, – со страхом думал Иван, – это же как задницу располосует. Объясняй потом, что на задании был, засмеют гады, растрезвонят – у Ивана зад в клочья порван!

– Группируйся, Иван, сейчас гравикомпенсатор рванет, – пробился сквозь свист ветра в ушах ободряющий крик полковника. – Глаза прикрой, там внизу арматура может торчать.

– Ага… арматура… – отстраненно подумал Иван, мысленно прощаясь с белым светом. – Гравикомпенсатор рванет… Знать бы, что это такое… Группируйся? Это же мне сказали! – полыхнула в сознании Ивана тревожная мысль.

Легко сказать «Группируйся!», а как это сделать, когда обнимаешься с мертвым трупом убитого царя? В голове Ивана мелькнула трусливая мыслишка «Выпусти ты этого царя, на что он сдался мертвый-то? Он от этого ни живее ни мертвее не станет!» Но Иван ту мысль выгнал из головы, как позорную и крепче в царя вцепился, затем обреченно прикрыл глаза и отдался на волю случая, стараясь думать исключительно о хорошем.

Но в голову, как назло, лезли дурацкие картины нанизанных на железные прутья человеческих тел. Вот и его молодое красивое тело будет распято тремя, нет шестью зазубренными арматуринами. Торчит он, как свинья на вертеле, истекает кровью, страдает от неимоверной боли и только мысль о любимой не дает ему умереть до конца.

Накаркал.

– Опять персики?! Надоели персики! У тебя что нормальной пищи нет? – ворвался в сознание Ивана голос любимой. – Я на твоих персиках сама скоро в арбуз превращусь. Хочу кашу, обычную кашу, гречневую! Понятно тебе, узкоглазый – греч-не-ву-ю? – Люська визжала обиженной кошкой, швыряя в уворачивающегося китайца фрукты из вазы.

Голос любимой подействовал на Ивана отрезвляюще.

– Рановато помирать собрался, – рыкнул он сквозь зубы и тотчас почувствовал сильнейшее сопротивление падению, словно все глубже погружался в густой кисель. Да не простой кисель, а жутко агрессивный, в него погружаешься, а он норовит обратно выплюнуть.

Падение замедлялось стремительно, расплющивая Ивана по невидимой упругой преграде. Не бетонный пол, не мордой в кирпич, но ощущение не приведи господи. Да и чего еще ждать от военной амуниции – главное, чтобы работало, а удобства во дворе налево, – пыхтел Иван, с трудом вталкивая воздух в сплющенные перегрузкой легкие.

Что-то невидимое в темноте царапнуло броню, толкнуло в шею, задержало ногу и плюхнулся Иван головой вниз на бетонный пол. Слава богу, действия компенсатора хватило почти до самого приземления. Дуракам везет, бог их любит!

– Все живы? – негромко спросил граф.

– Да… Да… – почти одновременно ответили Иван с полковником.

– Вот и ладушки. Врать не стану, где мы сейчас находимся не знаю. Скорее всего подвал, судя по недострою. Идем за мной гуськом на расстоянии вытянутой руки, у меня инфравизор, я ведущий. Увидим что-то, от этого и будем плясать дальше.

Кавалькада из двух слепых, покойника и поводыря медленно тронулась в путь. Иван покрепче ухватился за пояс полковника и немного отключился от действительности, прыгнув осколочком сознания в вотчину Селим-бея, в сознание полковника – пора узнать, как там события развиваются, не запахло ли жаренным, живы ли еще друзья-товарищи.

***

Торгуя принципами, будь принципиален в цене!

– А я говорю, всегда было по двадцать два кредита за тонну разгрузки и не надо мне втирать про инфляцию, – выговаривал Швондер грузчикам, стоящим перед ним с отстраненным видом. – Или вы грузите эти чертовы мешки или…

– Чего или? – лениво сплюнул под ноги Швондеру невысокий кряжистый бритый на лысо мужичонка, одетый как и прочие грузчики в потертую брезентовую робу. – Пойдешь других искать? Так нету других, дядя. Тут, окромя нас, рабочего люду нету, остальные могут разве что кинжалом глотку перерезать. Хочешь по двадцать два, давай по двадцать два, мы же не вредные. В следующую пятницу и приступим, я правильно говорю мужики?

Грузчики отозвались нестройным хором с общим мнением: «Зажрались купцы, совсем платить не хотят»

– Что значит в следующую пятницу? – забеспокоился Швондер. – Я уже стою под разгрузкой, какая такая пятница, ты что сдурел, Степан Егорович?

– Отвалишь, значит, с разгрузки, – с прежней ленцой ответил предводитель. – Другие согласны по двадцать два с полтиной, значит, их и будем разгружать.

– Кого других-то, глаза разуй, Степан Егорович, один я тут, некого больше разружать. Ты ж сам в простое будешь и никакого заработка вообще не получишь. Двадцать два с четвертью – мое крайнее слово! – Швондер с чувством хлопнул кепкой о пыльный пол пакгауза.

– Крайнее, оно ж не последнее, – ухмыльнулся бригадир грузчиков, – ты кепками-то не разбрасывайся, Михаил Семенович, а рассуди по-житейски. Других грузчиков тебе не найти, сам ты эту прорву не перетаскаешь, пупок развяжется. А так за двадцать два с полтиной и груз приберем и здоровье сбережешь! Давай по рукам, здоровье оно дорогого стоит, ха-ха-ха, – грузчики дружно заржали, оценив шутку бригадира.

– Это грабеж, это… это вымогательство, – возмутился купец, – это натуральный гоп-стоп. Я жаловаться на вас буду?

– Кому? – оживился мужичонка, доставая папироску из-за уха. – Огонька не найдется?

– Да хоть Селим-бею, – рассердился Швондер, – чтоб ты в аду горел, вымогатель, – ругался купец, протягивая зажигалку.

– В прошлый раз этот фокус мы уже видели, – хихикнул грузчик, прикуривая. – Не напомнишь, Миша, чем тогда все закончилось?

– Да вы сговорились, бандиты! – сплюнул в сердцах купец. – Подавитесь, чтоб вам тот полтинник поперек горла встал. Двадцать два с полтиной и ни копейки больше! – рубанул Швондер воздух широкой ладонью.

– Двадцать два с полтиной и премию в пятьсот кредитов за срочность разгрузки. Все сделаем в лучшем виде, Миша. Нам мелочишка на опохмел, тебе лишний день в доке не париться, соглашайся, Семеныч! – хитро подмигнул заводила.

Грузчики довольно потирали руки, перемигивались, разминали плечи, готовясь к переброске груза.

– Чтоб ты сдох. И пятьсот сверху, – купец дышал натужно и хрипло, словно последнее отдал, лишив себя самого насущного.

Потом вздохнул, высморкался в большой платок и совершенно нормальным голосом, словно не он только что рыдал тут крокодиловыми слезами, продолжил:

– Вот что, Степан Егорович, груз по палубе не разбрасывай, в кучку его, в кучку, вот сюда, прямо на этот чемоданчик, и поплотнее мешки связывай. Еще просьбочка у меня, Степан Егорович, как разгрузку закончите, добро пожаловать ко мне на борт, сие событие отмечать. И всех своих приглашай. И не задерживайтесь, очень тебя прошу, для здоровья вредно, а его, как ты сам правильно сказал, ни за какие деньги не купишь, – понизив голос, предупредил Швондер бригадира грузчиков.

Бригадир посмотрел в упор на Швондера, тот взгляда не отвел, бригадир хмыкнул и они ударили по рукам.

– За работу, ребятушки, эх, ухнем!

– Сама пойдет, – радостно отозвались ребятушки.

Похоже дело с товаром пошло на лад, главное, чтобы Селимовские прихвостни такой праздник не испортили.

– Кхе-кхе, – обозначил Иван свое присутствие в сознании Врубеля, – гоподин полковник, как думаете, не стоит ли выставить охранение перед входом в пакгауз? На случай, если джигиты догадаются, где вас искать.

– Черт, Волгин, вы меня чуть до кондрашки не довели, – полковник вздрогнул всем телом, услышав Волгина. – Идея здравая, подстраховаться не помешает. Как я понимаю, груз должен быть уничтожен при любом раскладе?

– Совершенно точно, господин полковник, при любом раскладе. Эта дурь не должна существовать в принципе, большие опасности от нее всем нам.

– Хоть и не привык я получать приказы от младших по званию, но в данной ситуации будем считать необходимостью. Будем живы, встретимся, Волгин! Ни пуха!

– К черту, господин полковник, к черту!

Иван какое мгновение почувствовал себя в роли великого полководца, решающего судьбы миров, но сладкий миг сменился прежним беспросветным унынием.

И чего, спрашивается, я дурак на поводу у Швондера пошел с его травой позорной? – расстраивался Иван, вспоминая пьянку-гулянку на корабле купца. – Сейчас бы спал в кубрике и мечтал об обеде. Немного, зато свое! Хапнул ты счастья, Ваня, полной ложкой и что с того? Еще не совсем подавился, но по всему видать к тому дело идет. Быть тебе, Ванька, если не убитым, так замученным вусмерть с такой веселой жизнью и твоими богатыми возможностями. Был ты дураком, Ваня, дураком и помрешь!

***

А вдоль дороги мертвые с косами стоят!

Бабы, что ли?

Неожиданно труп царя на плече Ивана ощутимо дернулся и замер. Иван оторопел и чуть не свалился, забыв отпустить плечо полковника, двигающегося следом за графом.

– Волгин, ты чего там дергаешься? Шагай осторожнее, – негромко выговорил полковник.

– У меня это… – Иван прислушался, труп вел себя подобающим мертвому телу образом, то есть висел на плече, как мешок с картошкой, —… камень под ногу попался, – не решился рассказывать о случившемся Иван.

Вдруг почудилось? Может в темноте задел царским телом за что-то, вот он и дернулся? Скажи кому, что труп ожил, так ведь на смех поднимут или совсем за дурака примут. На глазах у всех граф пристрелил обоих, вне всяких сомнений – мертв царь-батюшка, мертвее не бывает.

Иван почти закончил самоуспокоение, как труп вновь ощутимо дернулся и затрясся, одновременно что-то бубня, сквозь так и не вытащенный кляп. Волгин помертвел от страха.

– Ва-ва-ва-ш-ш-ш-е В-в-вел-л-л-л-ик-чество, – забормотал он непослушным языком, крепче прижимая царя к себе. – В-в-вед-ик-те себя спокойней, – попросил Иван, почувствовав слабость в коленках от неприятного созвучия со словом «спокойней».

Куда уж спокойней, когда совсем покойник? Видать в нехорошее место они попали, раз тут покойники оживают! Сожрут, кровь выпьют, в вампиров превратят!

– А-а-а-а, – заорал Иван и, быстро присев, скинул с плеча оживший труп.

– Без команды не стрелять, занять круговую оборону, – скомандовал граф, по-своему истолковав крик ужаса Ивана.

– Ваше Величество, что видать? – взмолился полковник, пребывающий в слепоте. – Куда стрелять, кого крушить?

– Не видать никого, – озадаченно ответил Меньшиков, просканировав окрестности. – Волгин, ты чего орал? – недовольно спросил он.

– Труп царя ожил, – икая и стуча зубами, полушепотом пояснил Иван невидимому в темноте графу. – Нехорошее место… покойники оживают… мстить будет… сожрет… прощай белый свет, – Иван зажал рот широкой ладошкой, сдерживая очередной вопль.

– Тьфу ты, а я уж воевать приготовился. Ожил, говоришь? – на удивление спокойно поинтересовался граф. – Раненько, я минут через пятнадцать ожидал. Видать при падении головушкой приложились Их Величество, – хохотнул он совершенно беззаботно.

Поначалу Иван ушам своим не поверил – то, от чего у него сердце в пятки ускакало, для графа не более, чем веселая шутка, быть может граф недопонял, о чем речь идет?

– Ваше Величество… труп дергается… тело мертвое бубнит… покойник наш зашевелился, – стараясь придать голосу твердость, чуть громче, но по прежнему сипло сообщил Иван.

– Волгин, не в армии, тут с первого раза все понимают, – устало пояснил граф. – Положено ему ожить, вот и дергается. Рановато, но тут уж как получилось.

– Так вы и покойников оживлять умеете? – охнул Иван и покрылся холодной испариной, хотя в помещении было изрядно жарко.

– Покойников? Нет, в этом наука пока слаба. А где ж ты покойника нашел?

– Вы же сами, Ваше Величество, Их Величество… брр… – совсем запутался Иван, – из бластера грохнули напрочь. Разве ж после этого можно ожить?

– Так это, Иван, смотря кто и как стрелять будет. Ничего с твоим царем не сделалось, поспал он немного, вот и вся его проблема. Капсулками я стрелял. Снаружи они след оставляют, словно кровь, а так обычное снотворное.

– А как же Вельде? – в мозгах Ивана мысли спотыкались и падали замертво, не умея найти правильного направления. – Он тоже ожил сейчас?

– Нет уж, дудки, предатели никому не нужны, – резко ответил граф. – Сегодня он варгов предал, завтра и нас предаст. Собаке, собачья смерть. Ты, Иван, о всякой швали не думай, распеленай царя-то, а то он с перепугу в штаны наделает, ха-ха-ха, – неожиданно развеселился граф.

– Ваше Величество, – вклинился в разговор полковник, – не время веселиться, шум я какой-то слышал. Коли вам отдохнуть нужно, так вы мне инфравизор отдайте, я на страже постою, – полковник не скрывал раздражения возникшей суетой.

– Не сердись, полковник, пусто тут, некому нас подслушивать, – оправдывался граф. – Но ты прав, не место для веселья. Инфравизор пусть у меня побудет, а ты слух напрягай. Иван, тебя ждем и в дорогу.

Волгин на ощупь разрезал веревки, стараясь не задеть нежной царской шкурки острой сталью.

– Ваше Величество, я сейчас кляп вытащу, вы уж не орите громко, в бегах мы, как бы снова хвост не подхватить, – негромко шептал Иван, склонившись к царю и нащупывая кляп.

– Тьфу, тьфу, апчхи! – громыхнул царь, словно линкор из главного калибра. – Аспиды, изверги, убивцы, христопродавцы…

– Слышь, царь, будешь орать, снова кляп засунем, – прервал его крик Меньшиков. – Кстати, спешу тебя уведомить, что в силу твоей временной недееспособности, я принял царство на себя, – в голосе Меньшикова звучало злорадство. – Так что молчи в тряпочку и сопи в две дырочки. Скажи спасибо, что чужим на съедение не оставили. Все понял?

– Так ты вскрыл завещание? – просипел царь в ужасе. – Сам же меня грохнул и сам себя на трон посадил. Ай да Меньшиков, ай да сукин сын!

– Но-но, потише тут! Ты все знал. Знал, что этот момент придет, так что нечего из себя обиженного строить. Поцарствовал в свое удовольствие и подвинься, сейчас время воевать, а не парады устраивать. Или ты готов во главе войска стать, а? Не слышу!

– Это нечестно, – обиженно буркнул царь. – Волгин, ты как такое допустил? А еще в друзья набивался, – царь сплюнул в досаде, – кругом враги, никому верить нельзя, самые близкие люди тебя предают. Куда катится мир?

– Ваше Величество, так я же… – Иван замялся, – между прочим, я вас, Ваше Величество, на собственном горбу из под огня вынес, а вы такое говорите.

– Вынес он. Лучше бы ты тогда согласился со мной, да и Меньшикова-то совсем шлепнул, перемудрил ты, Ваня, перемудрил с палачом. А я тебе говорил, выйдет нам твоя жалость боком.

– Это когда же он меня пожалел, – заинтересовался Меньшиков. – Что-то не припомню такого факта.

– А тебе и не положено припоминать, – раздраженно буркнул царь, – скажи спасибо этому дурню, что живой ходишь. Я бы на его месте, да при таком раскладе махнул бы платочком и команды не отменял, пока бы ты, сукин сын, совсем не подох.

– Ага. Пожалел, стало быть, – задумчиво пробормотал граф. – Сочтемся, Волгин, долг платежом красен.

– Да я… глупость вышла… не берите в голову, Ваше Величество… – потерянно бормотал, попавший в дурацкое положение Иван.

– Ты кого это вашим величеством обзываешь, холоп? – взбеленился царь. – Самозванца?

– Вы это между собой, Ваши Величества, вопрос порешайте, а то у меня уже совсем крыша едет, запутался я напрочь.

– Нечего тут путаться, – в голосе царя звучала решимость, – у тебя есть оружие? Так стреляй в самозванца и все дела!

– Как же стрелять, Ваше Величество, когда была предъявлена бумага, вами же и подписанная, – отбивался от натиска царя Иван.

– Сам знаешь, как я те приказы и указы подписываю. Подсунул враг, вот и подмахнул не глядя. Дай пистолет, сам его пристрелю, – царь зашарил руками по полу, стараясь нащупать Ивана.

Иван осторожно отодвинулся подальше. Цари дерутся, а у холопов чубы трещат, вспомнил он дедову присказку. Царь злобно плевался и пытался нащупать невидимого в темноте Волгина, граф негромко хихикал, а полковник недовольно бурчал под нос, возмущаясь полнейшим бардаком, демаскировкой и нарушением устава поведения в зоне противника. И тут вспыхнул яркий свет…

***