Текст книги "Планета героев"

– Когда? – ахнул Жигановский.– Я его неделю назад видел. У нас даже состоялся очень важный деловой разговор.

– Он умер три дня назад,– продолжил я свое вранье. Это была официальная версия исчезновения сиринца, которую приготовил он сам.– Уже похоронили.

– А деньги? – аж подпрыгнул Жигановский.– Ваш батюшка ведь был очень богат.

– Деньги мной унаследованы,– сказал я на этот раз чистую правду.– Но их не так уж много, по-моему.

– А сколько – немного? – насторожился Венедикт Владимирович.

– Ну, может, миллиардов десять,– прикинул я.– Или пятнадцать.

– В рублях? – икнул от руля водитель Жигановского, чем заслужил сердитый взгляд начальника.

– Кажется, в баксах,– не очень уверенно отозвался я, поскольку еще не успел заглянуть в бумаги, оставленные сиринцем.

После этих слов водитель, которого Венедикт Владимирович называл Василием, икал уже без перерыва. Что страшно раздражало Жигановского: во-первых, мешало ему думать, а во-вторых, могло привести к столкновению с другими заполнявшими улицы самоходными тележками.

Может, и не стоило вмешиваться в болезненный процесс, но не мог же я спокойно смотреть, как человек мучается. Да и никаких сверхусилий прилагать не пришлось: я всего лишь нашел нужную точку на шее Василия и ткнул в нее пальцем. Водитель хоть и дернулся, но руль удержал. Зато икать мгновенно перестал.

– Ты что, экстрасенс? – спросил он меня, не оборачиваясь.

Надо вам сказать, что у Василия очень колоритная внешность. Здоровенный – почти квадратный – детина с лицом младенца. А при Жигановском, в дополнение к своим водительским обязанностям, он числился еще и в качестве то ли пажа, то ли оруженосца... Должен сказать, что Венедикт Владимирович сделал в этом смысле не самый удачный выбор. Поскольку, как мне показалось, возможности Василия как бойца крайне невелики. Жигановский, то ли никого не боясь в этом мире, то ли веря в вассальные связи, держал на охранной должности человека, годного разве что в привратники. Тем не менее я вежливо ответил Василию:

– Я экстрасенс. Учился в Швейцарии у далай-ламы.

Экстрасенсом я был по легенде, которую мне придумали в Школе резидентов на случай, если я случайно обнаружу свои магические способности. По данным моих наставников на Парре, эти самые экстрасенсы пользовались на Земле большой популярностью и даже считали себя знатоками магии – без всяких, к слову сказать, на то оснований. Откуда в легенде взялся далай-лама и что он из себя представляет, я, честно говоря, понятия не имел. Но как человек добросовестный не мог не упомянуть и его, и Швейцарию, дабы моя легенда не потеряла достоверность.

– А я думал, что далай-лама живет на Памире,– огорченно вздохнул Василий.

– Ну ты, знаток,– сердито глянул в его сторону Жигановский.– Он давно уже перебрался в Индию.

– А Индия далеко от Швейцарии расположена? – не удержался я от вопроса.

– Нет,– обернулся ко мне с широчайшей улыбкой на полноватой физиономии Венедикт Владимирович.– Как Альпы перевалишь, так сразу тебе и Гималаи. А вы, Никита Алексеевич, давно спустились с Альп, в смысле, прибыли из Швейцарии?

– Два дня назад. Давно не был в России,– на всякий случай оговорился я.– А потому, наверное, кажусь вам немного странным.

– Удивил Москву селедкой! – буркнул от руля Василий.– У нас психов-экстрасенсов палкой не провернешь.

– Вы его не слушайте, Никита Алексеевич,– продолжал улыбаться Жигановский.– Ничего странного в вас нет. А что касается знаний о России, то я в вашем полном распоряжении. Лучшего знатока нашего Отечества вы в Москве не найдете. С кем бы вы хотели познакомиться в первую очередь?

– С Пушкиным Александром Сергеевичем,– честно сказал я.– Знаете, наверное: «У лукоморья дуб зеленый! Златая цепь на дубе том...»

– «И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом»,– с выражением закончил за меня Венедикт Владимирович.

– Так вы его знаете?! – обрадовался я.

– Да кто ж его не знает? – хмыкнул от руля Василий.– Самая известная в России личность. Даром что писатель.

А я, прямо скажу, обрадовался. У меня на Александра Сергеевича Пушкина была главная надежда. Ведь очевидно же, что человек, написавший о лукоморье, должен быть посвящен во многие тайны прошлого и настоящего, а возможно, и владеет приемами белой магии. Такой союзник в борьбе с Каронгом окажется совсем нелишним.

О Пушкине я слышал от Ма, которая родилась на Земле, правда, за несколько сот лет до появления на свет Александра Сергеевича. Такие вот парадоксы времени, на которых здесь нет смысла останавливаться. Но Ма живо интересовалась родной планетой, бывала здесь не один раз и привозила из поездок много историй, в том числе и связанных с Великим Поэтом. А в Школе резидентов я узнал, что Пушкин жил в одно время с Бенкендорфом – тем самым, которому Марьяна собиралась поручить расследование, и находился с ним в неприязненных отношениях. Еще я припомнил, что Пушкин и Бенкендорф жили в Петербурге, а мы сейчас находимся в Москве.

– Так ведь уже все питерские в Москву перебрались! – сказал Василий.– Как нового президента избрали, так они и поперли.

– Ты это о чем? – подозрительно уставился на своего водителя Жигановский.

– О питерских,– пожал плечами Василий.– Вон, поехал с мигалкой. Голову даю на отсечение, что питерский.

– Может быть, Бенкендорф? – с надеждой спросил я.

– Да уж скорее Грызлов! – не согласился со мной Василий.

– Тебя человек о Пушкине спрашивает,– рассердился Венедикт Владимирович.

– Только что проехали,– удивился Василий.– Он там на площади стоял. Что ж сразу-то не сказали? Мне не жалко, притормозил бы – пусть смотрит.

Я огорчился не на шутку. Надо же, такой промах для резидента! Я не то чтобы знаком с Пушкиным, но его трехмерное изображение видел в музее Вселенской культуры на Парре. И уж, конечно, при встрече опознал бы.

Вот такая вышла незадача. Сказался недостаток опыта. Недаром же нас учили в Школе, что резидент все должен примечать, не выдавая при этом своего интереса. А я прокололся сразу по обоим параметрам: и Пушкина не заметил, и своего огорчения по этому поводу не сумел скрыть.

– Не расстраивайся,– утешил меня Василий.– Эка невидаль – Пушкин. В другой раз посмотришь, он сто лет там на площади стоит.

– Это не проблема,– подтвердил слова своего пажа-оруженосца Венедикт Владимирович.– Дайте срок, Никита Алексеевич, и я вас познакомлю с Александром Сергеевичем.

– Поскорее бы,– сказал я.– А то мне нужно обратно в Швейцарию. Не доучился, знаете ли, у далай-ламы.

– Какие ваши годы? – усмехнулся Жигановский.– Скажите, а вы уверены, что ваш покойный папа правильно на вас документы оформил? И вообще – вы дееспособный? Медицинскую комиссию в военкомате проходили?

– Документы в порядке, в права наследования я уже вступил. А вот от военкомата папа меня отмазать не успел.

– Я так и знал,– заржал жеребцом Василий.– Вот ведь молодежь пошла! Голым по Думе шастает, на телевидение в шлепанцах явился... Ну кто ж так под психа-то косит, милый ты мой? Тебя же в институте Сербского махом раскусят и в казарму отправят.

– Помолчи,– сухо бросил водителю Венедикт Владимирович.– Без тебя разберемся.– И, обернувшись ко мне, прибавил: – Это дело поправимое. Я все улажу. Но нужны деньги, чтобы, как бы это поточнее выразиться...

– Подмазать околоточного,– подсказал я.– Денег у меня куры не клюют. Сколько нужно миллионов баксов?

На этот раз Василий закашлялся. По-моему, у оруженосца Жигановского были очень серьезные проблемы со здоровьем. Магию я применять не стал – просто хлопнул его пару раз по спине ладошкой. Благо мы уже остановились возле дома Аббудалы Каха и столкновение с другими механическими тележками нам не грозило.

Как человек воспитанный, я предложил своим новым знакомым подняться на третий этаж, где была расположена квартира моего фиктивного папы. К слову сказать, очень большая квартира по земным меркам. Раз в пять превосходившая по площади обиталище родителей Дарьи.

Жигановский охотно принял мое приглашение, сказав при этом, что ему доводилось бывать в гостях у покойного Мышкина. Судя по всему, это было правдой, поскольку Василий точно привез меня к этому дому, хотя никаких координат я ему не давал. Более того, если бы не Венедикт Владимирович и Василий, у меня вполне могли бы возникнуть проблемы с возвращением домой, поскольку в салон Марьяны я попал через параллельный мир. Конечно, карта города у Аббудалы Каха была, и мне следовало бы заглянуть в нее, прежде чем покинуть квартиру, но я упустил из виду это обстоятельство, что, безусловно, скверно для человека, претендующего на звание резидента.

Стоявший у дверей подъезда охранник Коля пропустил нас беспрепятственно – по той простой причине, что сиринец успел ему меня представить. Но Жигановский был Коле хорошо известен, а Василию он даже дружески подмигнул.

На третьем этаже выяснилось, что я забыл ключи. Для меня это, конечно, не проблема. Просто надо уйти в параллельный мир, сделать пару шагов, и окажешься за дверью в прихожей. Но вести гостей таким путем было бы не совсем вежливо, к тому же я не был уверен, что у них это получится. Пришлось действовать ногтем – благо замок в дверях квартиры Аббудалы был незамысловатым.

– Ну ты даешь, экстрасенс,– поразился моему умению открывать двери Василий.– Прямо магия чистой воды. У меня был знакомый, Фиксой его звали, так тот вскрывал сейфы шпилькой!

– Это раз плюнуть,– сказал я.– В ваших замках нет ничего сложного.

– Не люблю хвастунов, юноша,– обиделся Василий.– Скромнее надо быть в твои годы.

Вот ведь Фома неверующий – так, кажется, называют таких людей на Земле. Ну что такого уж сложного может быть в замке для Героя? Науку проникать в любое помещение мы постигаем еще в раннем детстве. И начинается это постижение как раз с механических запоров. Дальше идут сложные магические заклятия, о которых на Земле, скорее всего, и не слышали. Но рассказывать об этом Василию я не стал. Просто предложил показать мне любой сейф, и я его вскрою за три секунды.

– Ловлю на слове,– сказал Василий.– Как только найду подходящий, так сразу тебя вызову.

У Аббудалы Каха был запас очень приличных вин. Не то чтобы я завзятый пьяница, но кое-что на разных планетах мне попробовать довелось, не при Ма будет сказано, а потому берусь утверждать, что земное вино нисколько не хуже сиринского и, может быть, только чуть-чуть уступает меланийскому... Жигановскому вино тоже понравилось, мнения Василия я спрашивать не стал, поскольку тот пил кофе. Оказывается, на Земле водителю запрещается пить вино, за нарушение запрета полагается жуткое наказание – штраф, а то и вообще кранты. Что такое «кранты», Василий уточнять не стал, но я и без того догадался, что это будет пострашнее каторжных работ.

Жигановский с интересом разглядывал бумаги, которые я получил от Аббудалы Каха. Василий пялился на огромный шкаф с книгами, который стоял у стены. Там были собраны старинные издания, во всяком случае, сиринец называл их мудростью ушедших времен. Я тоже люблю полистать древние манускрипты, но сказать, что я завсегдатай Паррийской королевской библиотеки,– значит погрешить против истины. На Парре есть и более современные хранилища знаний, откуда извлекать их гораздо удобнее. Меня слегка удивила тяга Василия к пыли веков.

– Это ж сколько золота потратили на отделку! – покачал головой оруженосец Жигановского.– Прямо так и блещут.

– Документы в порядке,– сказал Венедикт Владимирович, отрывая голову от бумаг.– Поздравляю вас, молодой человек, вы один из самых богатых людей на Земле. Может быть, чуть победнее Билла Гейтса, но явно побогаче английской королевы.

– Вот черт! – ахнул Василий.– А я думал, он заговаривается.

Жигановский, по-моему, был слегка шокирован открывшейся ему сутью вещей, во всяком случае, в его обращенном на меня взгляде восхищение мешалось с завистью. Бокал вина он выпил залпом, словно пытался одним махом утолить жажду. Мне его реакция показалась странной. Ну что такое баксы, в конце концов, как не грязные, засаленные бумажки, которые противно брать в руки?

– Ну это ты, брат, хватил,– возмутился Василий.– Да на эти бумажки можно купить все: женщин, дворцы, машины. Луну с неба купить можно.

– Луна за деньги не продается. А любовь за деньги не покупается.

– Яйца курицу не учат! – одернул меня Василий.– Много ты о бабах знаешь.

И тут мы с Василием заспорили – и даже на повышенных тонах. Поскольку уж в ком в ком, а в женщинах я разбираюсь. Жигановский слушал наш разговор с большим интересом, а потом поднял руку и сказал:

– Брейк. Тема неисчерпаемая. Будем считать, что вы оба правы. Василий, у тебя мобильник с собой?

– В машине оставил,– недовольно буркнул охранник, обиженный на то, что ему не дали высказаться по столь волнующей проблеме.

– Телефон в соседней комнате,– сказал я депутату.– Звоните, не стесняйтесь.

Пока Жигановский звонил, мы с Василием продолжили наш спор. Собственно, говорил только охранник-оруженосец, а я слушал – правда, не столько его, сколько Венедикта Владимировича, находившегося по соседству. Очень может быть, что этот разговор для моих ушей не предназначался, но дело в том, что слух у меня получше, чем у землян, во всяком случае, при желании я могу услышать любой разговор на расстоянии двадцати метров, и стены для меня не помеха. Наверное, следовало бы предупредить об этом Жигановского, но, в конце концов, такая информация наверняка бы вызвала у него подозрения. А что это, скажите на милость, за резидент, который сам себя разоблачает? Тем более что разговор Венедикт Владимирович вел обо мне.

– А я тебе говорю – полный и окончательный князь Мышкин. Ты что, Достоевского не читал? Вот именно. Идиот. Нет, папа помер. Лично просмотрел все документы. Бумаги в порядке. Счета в американских и швейцарских банках. Миллиарды долларов. Я тебя умоляю, Саша, а кто у нас Пушкин, если не ты? И Бенкендорфа пригласи, понял? Князь Мышкин просто жаждет с ним встречи. А что ты ржешь, придурок! Судьба России решается. Это такой шанс, о котором можно только мечтать. Выборы на носу. И не забудь про Натали. Про Натали, говорю, не забудь, олух царя небесного. Ты артист или не артист?! Провалишь роль, Саша, я тебе этого не прощу. Все, мы будем через полчаса. Да хрен с ней, с эпохой, ты мне внешнее сходство дай.

К сожалению, я не мог слышать, что отвечал Жигановскому собеседник. Слишком слабый импульс шел от трубки, тем не менее я сразу догадался, что Венедикт Владимирович беседует с Пушкиным. Правда, не совсем понятно, почему он назвал меня князем? В паспорте, насколько я знаю, мой титул не обозначен. С другой стороны, я ведь и по факту принц, так что если даже со стороны Жигановского это просто оговорка, то для меня не обидная.

– Натали – это жена Пушкина? – спросил я Василия.

– А какая тебе разница? – удивился оруженосец.– Ты что, Дантес, что ли?

Я хотел спросить у Василия, кто такой Дантес, но тут вернулся Жигановский и крикнул прямо с порога:

– Едем, едем, едем. Александр Сергеевич ждет. Он горит желанием с вами познакомиться. Бенкендорф будет. Шлепанцы и халат отставить. Нужен смокинг.

Что такое смокинг, я не знал, а потому просто отвел Жигановского в другую комнату – к шкафу с приготовленной для меня Аббудалой Кахом одеждой. Венедикт Владимирович быстро разобрался в ситуации и лично выбрал нужные вещи.

– Нет, нет, кроссовки к смокингу – это слишком по-плебейски. Только туфли. Лучше итальянские. Александр Сергеевич мне не простит, если я приведу к нему гостя в кроссовках.

– А цилиндр? – напомнил я Жигановскому об очень важной, как мне казалось, детали.

– Да кто их сейчас носит? – хмыкнул Василий, пришедший в гардеробную вслед за нами.

За это хмыканье Венедикт Владимирович тут же выслал своего оруженосца во двор – заводить мотор. А мне он сказал, что цилиндры сейчас действительно не в моде. И вообще – молодому человеку, особенно богатому, лучше не выделяться в толпе.

Поскольку советы Жигановского вполне совпадали с полученными мною инструкциями, то я скрепя сердце согласился с ним. Хотя, на мой взгляд, в цилиндре я смотрелся бы очень и очень неплохо. Впрочем, спор наш был беспредметным, поскольку среди головных уборов, купленных Аббудалой Кахом, ничего даже отдаленно напоминающего цилиндр не обнаружилось. А понравившуюся мне широкополую шляпу тут же забраковал Жигановский:

– Сомбреро – слишком экзотично для Москвы, молодой человек.

Сошлись мы с Венедиктом Владимировичем на головном уборе, названном им ковбойским. Должен сказать, что выглядел я в смокинге и шляпе совсем неплохо. Туфли тоже были хороши. Но тут выяснилось, что к смокингу нужны еще и брюки.

– Волнуюсь,– пояснил мне свой промах Венедикт Владимирович.– Забыл такую важную деталь. Шутка сказать – сам Пушкин! Мы хоть и в дружеских отношениях, но все равно. Как иду к нему, так и трепещу. Уже не говорю о Натали.

– Красивая женщина? – не сумел скрыть я своего интереса.

– Сказка! – вскинул брови Жигановский.– Но, между нами, Пушкин ревнив. Необуздан. Словом, нам только дуэли не хватало.

– А кто такой Дантес? Мне Василий сказал, что он неравнодушен к Натали.

Венедикт Владимирович беззвучно пошевелил губами – словно хотел отпустить ругательство, скорее всего, по адресу своего охранника, но в последний момент передумал.

– Этот Дантес – большая сволочь, так что у Пушкина мы его, думаю, не встретим. Более того, произносить это имя вслух при Александре Сергеевиче я вам не рекомендую. Вы меня понимаете? Моветон, как говорят в таких случаях французы.

Я понял. Не такой уж младенец, как считает Василий. Вопрос верности мужьям весьма остро стоит на всех планетах. Красивые женщины везде и всегда окружены поклонниками. Разумеется, из уважения к Пушкину я не стану ухаживать за Натали. На этот счет Венедикт Владимирович может быть совершенно спокоен.

Уже смеркалось, когда мы вышли на улицу. Обиженный на весь белый свет Василий тут же рванул с места. В принципе машина под названием «мерс» мне даже понравилась. Нельзя сказать, что она передвигалась по улицам с ураганной скоростью, но все же катила быстрее, чем конки на планете Урипли. Я даже думаю, что скорость «мерса» была бы и повыше, если бы не скопление машин, которые заполнили городские улицы, мешая друг другу. И хотя сама залитая разноцветными огнями Москва нравилась мне в ночную пору гораздо больше, чем в дневную, я все-таки никак не мог понять, почему столько людей – чуть ли не десять миллионов, если верить Жигановскому,– скопились на столь маленьком пятачке, сильно досаждая при этом друг другу? Земля ведь довольно большая по площади планета. Я не говорю о параллельных мирах – уж там-то полное раздолье! Есть и такие, где не ступала нога не только человека, но и иных существ – как земного, так и внеземного происхождения.

– А вы что, бывали в параллельных мирах? – спросил Жигановский, который на этот раз сел рядом со мной на заднее сиденье.

Видимо, сболтнул лишнее. Насколько мне известно, подавляющее большинство землян имеет о параллельных мирах весьма смутное представление. И если попадают туда, то разве что во сне. Дабы не разоблачить себя в глазах пусть и хорошо знакомого, но все-таки несведущего землянина, я на сны и сослался.

– Сон – действительно явление недостаточно изученное,– охотно согласился со мной Венедикт Владимирович.– Но меня лично гораздо больше волнует явь. Дело в том, что ваш батюшка обещал мне спонсорскую помощь, но его неожиданная смерть спутала все карты!

Меня, прямо скажем, это заявление удивило. Насколько я помнил инструкцию, она категорически запрещала резиденту ввязываться в дела сугубо политические. А Аббудала Ках, сиринец до мозга костей, никогда бы не рискнул выйти за рамки предписаний, полученных от Высшего Совета. Правда, та же инструкция не только допускала, но и в буквальном смысле обязывала резидента вмешаться в дела планеты, если власть на ней пытаются захватить нечистая сила или выходцы с планет Темного круга. Очень может быть, что в местных властных структурах не все благополучно. Странно только, что Аббудала Ках ни словом не обмолвился об этом. Не исключено, конечно, что он мне не доверял и рассчитывал очень быстро вернуться. А может быть, он ревновал меня к успеху на планете Зла и не хотел в очередной раз подарить лавры победителя залетному юнцу? Как говорят в таких случаях, чужая душа – потемки... В любом случае я не мог оставить без внимания заявление Жигановского, но, проявляя выдержку, свойственную всем резидентам, отнюдь не спешил раскрывать перед ним свои карты.

– А что, в ваших властных структурах есть сомнительные элементы? – осторожно спросил я у Венедикта Владимировича.

– Хо, сомнительные! – воскликнул до сих пор обиженно молчавший Василий.– Проглот на проглоте!

– Не преувеличивай,– охладил пыл своего оруженосца Жигановский.– Во властных структурах, как в Ноевом ковчеге, каждой твари по паре. Есть и чистые и нечистые.

Я так и знал! Сиринец Аббудала Ках почувствовал, что здесь запахло жареным, и именно поэтому он, наверное, сердился на Высший Совет. Конечно, когда вас в самый разгар операции отзывают на Парру, есть отчего закусить удила! А у меня, похоже, появляется шанс с большой пользой провести время и за короткий срок разрешить проблемы, над которыми осторожный сиринец бился бы целый год. Разумеется, я говорю это не в укор Аббудале Каху, поскольку у каждого свои методы работы. Моими сильными качествами всегда были скорость и напор. Когда другие ходят вокруг да около, я иду прямо к цели самым коротким путем.

Я, быть может, не поверил бы Венедикту Владимировичу, поскольку он имеет склонность если не к откровенной лжи, то, во всяком случае, к военной хитрости. Меня убедил Василий, который, в отличие от своего хозяина, всегда простодушно рубил правду-матку в глаза. Мне такие люди нравятся, но в сложной ситуации, когда тебе противостоит нечистая сила, совсем не лишними бывают Венедикты Владимировичи. Словом, я решил завербовать как Жигановского, так и Василия. В конце концов, если у Аббудалы Каха были на Земле свои агенты, почему их не может быть у принца Ника Арамийского?

Я быстренько прокрутил в уме пособие по вербовке, усвоенное в Школе резидентов. По моему мнению, Жигановский попадал под первую категорию вербуемых – то есть имел явную склонность к приобретательству. Достаточно вспомнить, как он реагировал на доставшееся от фальшивого папы наследство... Василий же четко относился к категории второй – падкие до женского пола. Правда, соблазнительницы у меня под рукой не было... В отношении оруженосца решил ограничиться деньгами, поскольку тот имел склонность к женщинам продажным – если верить его же собственным словам. Не сочтите меня самонадеянным, но, по-моему, я сумел разобраться в достоинствах и недостатках своих новых знакомых и был абсолютно уверен, что имею право, не выходя за рамки все той же инструкции, принять ответственное решение на их счет.

– Хотите быть моим агентом? – прямо спросил я Жигановского, благо в машине не было никаких иных ушей, кроме ушей его вассала.

– Платным? – уточнил от руля Василий.

– Разумеется. Это и тебя касается, Василий.

– Десять тысяч баксов,– весело отозвался оруженосец,– в месяц. И можешь засылать меня хоть в Лондон.

Легкомысленное отношение к сложной проблеме со стороны Василия мне не очень понравилось, хотя сумма в десять тысяч показалась мне приемлемой. Я ждал, что ответит Жигановский, ибо именно в его сотрудничестве я был заинтересован более всего.

– А вы, простите великодушно, на какую разведку работаете, Никита Алексеевич? ЦРУ, Моссад?

Вопрос, честно говоря, поставил меня в тупик – в том смысле, что не мог же я вот так сразу заявить совершенно неподготовленному землянину, что являюсь резидентом разведки Светлого круга. Не говоря уж о том, что подобного рода откровения категорически запрещены Инструкцией.

– Скажем так: я представляю группу лиц, озабоченных активностью нечистой силы, проникающей во властные структуры.

– Следовательно, статья за измену Родине мне не грозит? – сказал Жигановский.– И сколько вы мне собираетесь платить за работу, молодой человек? Только прошу учесть, что я депутат парламента, глава политической партии, обладающей определенным влиянием в обществе и государстве. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, каким должен быть размер моего гонорара?

– Отдаю,– на всякий случай сказал я, сильно при этом покривив душой.– Миллион долларов в месяц вас устроит?

Василий на весь салон крякнул удивленным селезнем и при этом едва не врезался в бок расторопной машинешки, попытавшейся подрезать нам путь. Однако Жигановский хранил на лице маску непроницаемости. Мне показалось, что я ему мало предложил. Может, следовало пообещать десять миллионов? Но я тоже хранил молчание, вовремя вспомнив, что вербовщик, согласно инструкции, должен уметь держать паузу.

– Я ведь политический деятель,– сухо сказал Венедикт Владимирович.– Мне нужна власть.

– Вы претендуете на место Владимира или Джорджа? – уточнил я, как мне казалось, существенное.

– Владимир высоко, Джордж далеко. Меня бы устроило место Михаила в дополнение к уже обещанному вами миллиону, Никита Алексеевич.

Кто такой Михаил и какое место он занимает, я не знал, а должен был, поскольку место-то наверняка видное. Конечно, я мог соврать и наобещать Венедикту Владимировичу с три короба. Но, к сожалению, Инструкция запрещает резиденту давать агенту неисполнимые авансы. А я понятия не имел, как сместить Михаила, чтобы возвысить Жигановского.

– Выборы надо выиграть,– подсказал Василий.– Парламентские. Если у нас будет большинство в Думе, то Михаил дня не просидит.

– Василий прав,– вздохнул Жигановский.– Но для того, чтобы выиграть выборы, нужны очень большие средства. Вы понимаете, Никита Алексеевич? Тут миллионом долларов не обойдешься.

– Миллиард нужен,– подтвердил Василий.– Чего уж там?!

Теперь закхекал Венедикт Владимирович, которому дым попал в горло. Ибо Жигановский курил, по-моему, какой-то слабый наркотик. Ма пришла бы в ужас, если бы узнала, что среди моих знакомых, тем более агентов, есть люди, неравнодушные к травке, и уж конечно бы побежала к Па с требованием немедленно выслать согрешившего с планеты Парра. Но мы сейчас не на Парре, а на Земле, где совершенно иные обычаи и нормы поведения. А резидент, как нас учили в Школе, должен уметь прощать чужие слабости и использовать их в своей многотрудной работе.

– Договорились. Я помогаю вам занять место Михаила, а вы информируете меня о сомнительных элементах, проникающих в местные властные структуры. В частности, меня интересует некий Каронг.

– Не слышал такой фамилии,– вдумчиво покачал головой Жигановский.– Опишите, как выглядит этот человек.

– Очень может быть, что это не человек, а субстанция Зла. Но это лишь мое предположение. А выглядеть он может по-разному. Во время последней нашей встречи это был брюнет довольно высокого роста, с лицом аскета и глазами жабовидного пщака.

– По-моему, на Бен Ладена похож,– сказал Василий.– Или на Шамиля Басаева.

– Задали вы мне задачку,– почесал затылок Жигановский.– Но будем работать. Будем искать вашу субстанцию зла. Можете не сомневаться: сделаю все, что в моих силах. Не знаю, как там с Бен Ладеном и Басаевым, но этого вашего Каронга мы обязательно поймаем.

Мне оптимизм Венедикта Владимировича понравился. Не люблю вечно сомневающихся людей. Уж если взялся за гуж, то не говори, что не дюж. Так, кажется, говорят на Земле. А миллиарда баксов мне не жаль. Подумаешь, куча грязных бумажек... Да этих бумажек я мог бы триллион наделать – да не имею права время попусту терять.

...Пушкин жил в очень скромном доме. К тому же на шестом этаже. Даже лифт в его подъезде не работал.

Пока мы поднимались по узкой лестнице, я с интересом разглядывал надписи и рисунки на стенах. Нечто подобное видел в священных пещерах на планете Карамаир. Те рисунки принадлежали отдаленными предками карамаирцев эпохи, если не ошибаюсь, палеолита, когда вместо металла и пластика использовался камень... Очень может быть, что и рисунки на стенах дома Пушкина тоже имели историческую ценность.

Я спросил об этом у Жигановского, и Венедикт Владимирович мои предположения охотно подтвердил, оговорившись, что истинное значение этих наскальных, точнее, настенных изображений поймут только далекие потомки нынешних землян... Не скрою – я был слегка разочарован тем, что Великий Поэт живет в доме, хоть и представляющем в перспективе историческую ценность, но все-таки довольно бедном.

– А где вы, Никита Алексеевич, видели богатого поэта? Речь, разумеется, идет о материальных ценностях, а не о духовных.

Я мог бы многое рассказать Венедикту Владимировичу о том, как живут менестрели на Парре или барды на Сирине, но, к сожалению, пункты второй и пятый Инструкции мне это запрещали.

– А Александр Сергеевич не обидится, если я его завербую в качестве агента?

– Сложный вопрос,– вздохнул Венедикт Владимирович.– Художественная натура. Может оскорбиться. Предложите-ка вы ему, Никита Алексеевич, спонсорскую помощь. И тесное сотрудничество в постижении тайн мироздания.

– А Бенкендорф?

– Этого вербуйте смело. Бенкендорф – деловой человек, циник с подмоченной репутацией. Дать ему на лапу нужно побольше, чем околоточному надзирателю. Все-таки – шеф жандармов. Тысяч двадцать в месяц, думаю, будет в самый раз.

Вообще-то о Бенкендорфе в Школе резидентов тоже говорили как о малопочтенном человеке. Так что характеристика, данная ему Венедиктом Владимировичем, как нельзя более соответствовала сведениям, имеющимся о нем на Парре. Странно только, что Александр Сергеевич принимает столь сомнительную личность.

– Светская жизнь,– пожал плечами Жигановский.– Приходится контачить черт знает с кем. А уж шефа жандармов так просто за порог не выставишь. Все же к царю вхож.

– К Владимиру? А почему, кстати, Владимир и куда делся Николай?

– Так убили Николая-то,– вмешался в разговор Василий, пыхтевший в арьергарде.– По приказу Владимира и ухайдакали.

– Ты что несешь-то?! – рассердился на Василия Жигановский.– То был совсем другой Владимир!

– Ну и Николай был другой! – не остался в долгу оруженосец.

Венедикт Владимирович зафыркал от возмущения и даже попытался в чем-то переубедить Василия, но в этот момент мы как раз достигли дверей квартиры Пушкина, и спор пришлось прервать. А я так и не понял, куда исчез первый Владимир и почему Николаев оказалось два?.. Впрочем, споры о власти ведутся не только на планете Земля. А уж всяческих тайн вокруг восшествия на престол и сошествия в мир иной венценосных особ на планетах Светлого круга – хоть пруд пруди! К тому же меня в данный момент не очень интересовали исторические процессы на планете, где мне выпало быть резидентом.