Текст книги "Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец"

По раме раскрытого окна ползла муха.

Остановилась, потирая передние лапки, задвигала прозрачными слюдяными крылышками и с ровным гудением улетела в кипение листвы и яблоневых цветков. В городе редко увидишь муху, поэтому Званцев с интересом наблюдал за насекомым, вспоминая атаки гнуса в сибирской тайге. Никакие репелленты от них не спасали. И худо бы пришлось Званцеву, если бы Дом не подобрал частоту, отпугивающую этих летающих кровососов.

Восьмой день Званцев гостил у своего брата в деревне Вязовка. Разумеется, техноморфы отправились в деревню вместе с ним. Сейчас Митрошка отсутствовал, увлеченный новой для него профессией пастуха, а Дом обживался, беря пример с неказистых местных жилищ. Даже пластик полов у него стал скрипеть, словно деревянные доски, окна Дом украсил резными наличниками и ставнями, даже крыльцо с петушками соорудил.

Брат Званцева не особенно удивлялся этим чудесам, у него своих хватало.

– И вот, Санька, – рассказывал он, – скрещиваем мы картофель с ягелем, чтобы повысить его морозоустойчивость. И что же? То, что прекрасно работало с пшеницей, здесь не помогает! Картофель становится жестким, у него появляется ярко выраженный травянистый привкус, одним словом, корнеплод никуда не годится, нам его любая комиссия забракует. Два года псу под хвост!

Званцев ему сочувствовал.

Однако делал это так лениво и неубедительно, что Борис рассердился.

– Целыми днями валяешься! – упрекнул он брата. – Чехова до дыр зачитал. Сходил бы на рыбалку. У нас знаешь, какая рыбалка?

За окном послышался дробный топот, и по улице стремительно пронесся табун страусов.

– В самом деле, – откладывая книгу, вслух подумал Званцев, – почему бы мне не порыбачить? Ты мне компанию не составишь?

– Извини, некогда, – отказался Борис. – Возьмешь у меня в хозяйственном домике удочки, пойдешь по улице до последнего дома, а там по тропинке с правой стороны до самого пруда. Рыбалка у нас хорошая, сам увидишь!

– А наживка? – поинтересовался Званцев.

Борис махнул в сторону огорода.

– Сам накопаешь.

Пруд выглядел живописно, не хуже какого-нибудь швейцарского озера. Окруженная зеленым камышом и кустарником поверхность воды была зеркально спокойна, и над ней кружились многочисленные стрекозы. На противоположной от Званцева стороне пруда два оранжево-красных трактора, неторопливо повинуясь программе, трансформировались в драгу, видимо, пруд собирались основательно почистить. Над деревней медленно проплыл огромный круглобокий, похожий на летающую тарелку дирижабль, под ним покачивались несколько мачт высоковольтной передачи – где-то неподалеку, Званцев знал это со слов брата, монтировалась станция преобразования и использования ионосферного электричества, которой предстояло обслуживать весь Центрально-Черноземный район страны.

Званцев неторопливо приготовил удочки, нанизал на крючки яростно извивающихся красно-фиолетовых червей и забросил поближе к камышам. Поплавки сразу встали красными головками вверх. Прямо перед Званцевым метрах в пятидесяти от берега зеленел небольшой островок из высоких камышей, покачивающих коричневыми шишечками соцветий. В камышах что-то тяжело плеснуло. Немедленно в человеке проснулся азарт, Званцев уже с нетерпением смотрел на поплавки, ожидая поклевки.

Поплавок на одной из удочек медленно дрогнул, покачался из стороны в сторону, лег набок и медленно поплыл на глубину. Званцев подхватил удилище, подсек и почувствовал на противоположном конце лески крупную и сильную рыбину. Вскоре на берегу трепыхалась первая добыча: крупный, килограмма на полтора белый амур. А поплавок второй удочки уже плясал на воде, привлекая внимание человека. Через полчаса нервотрепки Званцев сдался и принялся ловить рыбу одной удочкой. Следить за двумя он просто не успевал.

Очередная поклевка была необычной. Поплавок вяло дрогнул, покачался из стороны в сторону, оставляя на воде круги, и успокоился. Через некоторое время все повторилось. Когда поплавок закачался в третий раз, Званцев подсек и снова почувствовал, как на другом конце лески ходит крупная рыбина.

Подтащив ее к берегу, Званцев с отвращением и страхом увидел длинное змеевидное тело. Надо же! Вместо рыбы он вытащил из воды змею, польстившуюся на червя! Званцев подергал удочку, надеясь, что крючок освободится, но змея, как видно, заглотила добычу слишком глубоко и не желала с ней расстаться. Холодея от отвращения и мысли о своих дальнейших действиях, Званцев вытянул змею на берег. Теперь, когда она затрепыхалась на траве, стало видно, что это не змея, а необычная рыбина, извивающая свое длинное гибкое тело не хуже гадюки.

Званцев осмотрел пойманную рыбину. Несомненно, это был угорь, причем на крючок попался превосходный экземпляр. Никогда Званцев не слышал, чтобы угри обитали в прудах центральной части России. Но уже через некоторое время ему пришлось убедиться, что это не случайный экземпляр – в течение часа он поймал на удочку еще трех угрей, каждый из которых был крупнее первого.

В камышах что-то снова тяжело плеснуло.

Закидывая удочку в очередной раз, Званцев вдруг ощутил на себе посторонний взгляд. Кто-то наблюдал за ним из воды или камышей, и от взгляда этого человеку подсознательно становилось не по себе. Он забросил удочку и осторожно повел глазами по сторонам. Из воды на него смотрели желтоватые немигающие глаза. Вода была не слишком прозрачной, поэтому существа, которое наблюдало за Званцевым, не было видно, однако даже при такой видимости угадывалось большое сильное тело, которое достигало в длину метров пяти, а голова этого существа покоилась на длинной змееобразной шее. Существу было достаточно вытянуть шею, чтобы достать стоящего около воды человека. Но существо не торопилось нападать. Званцев присел, нащупывая комок глины. По спине сразу же побежали извилистые холодные струйки пота. Мысленно Званцев прикинул пути отступления. При бегстве ему предстояло очень быстро преодолеть довольно крутой склон, по которому он спускался к воде. Не успеть, ни за что не успеть!

Званцев выпрямился.

Охваченный неожиданной отвагой, он швырнул глиняный ком прямо в наглые желтоватые глаза. Существо шевельнулось, от движения его мощных плавников на спокойной поверхности воды появились пенистые водовороты. На миг загадочный обитатель пруда показал себя Званцеву во всей красе. Да, такому монстру сопротивляться было просто невозможно. Несомненно, это был допотопный ящер, каким-то чудом доживший до наших дней.

Рыбачить сразу расхотелось.

Званцев смотал удочки, подхватил садок и торопливо поднялся по глинистому склону наверх. Оказавшись наверху, он почувствовал себя в безопасности, однако не выдержал и оглянулся. Смутные очертания ящера проглядывались в зеленоватой воде. По волнению воды можно было догадаться, что ящер плывет к зеленому островку камышей, которые так понравились Званцеву, когда он спустился к воде.

Теперь зеленый островок казался Званцеву не таким уж живописным.

– Хороший улов, – похвалил Борис, когда Званцев вернулся. – Особенно сазанчик неплохой. Килограммов на восемь потянет. Уху вечером сварим. Ты где же рыбачил?

Званцев объяснил.

– Я же сказал – до последнего дома, – досадливо хмыкнул Борис. – Там маленький пруд есть, весь заросший, настоящий карась берет – медного цвета и горбатый. А тебя на экспериментальный пруд занесло. Как ты этого крокодила вытащил?

– Леска хорошая, – сказал Званцев. – Я думал, оборвется, когда его тащил. Ничего – выдержала.

– Оборвется? – Борис засмеялся. – Да эта леска, если хочешь знать, на разрыв до пятисот килограммов выдерживает! Я ее с бобины на катушку наматывал, а потом рубилом разрубал в мастерской Сельхозтехники. На лезвии зазубрины оставались!

– Японская? – вяло поинтересовался Званцев.

– Наша, клинская, – сказал брат. – Кремниево-вольфрамовый капрон. Он вообще-то на изготовление лески не идет. Его в качестве световодов на космических станциях используют. Но уникальная штука. Мне бобину инженер тамошний презентовал, когда я в командировку ездил. Теперь этой лесой полдеревни пользуется.

– Что же ты не сказал, что у вас угри водятся? – спросил Званцев, кивая на садок. – У меня поначалу все настроение пропало, когда я змеюку из воды потянул.

Борис захохотал.

– Напугался, вулканолог? Только почему – водится? Выращиваем. Деликатесная рыбка, мы ее в Англию поставляем, во Францию, да и итальянцы последнее время живой интерес проявляют.

– Кстати, насчет крокодилов… Монстров тоже выращиваете? – спросил Званцев. – Я сегодня одного видел. Можно сказать, в глаза друг другу посмотрели.

– Где? – удивился Борис. – Ах этот… Курсовая работа ребят из Воронежского института прикладной генетики. Попросили, чтобы у нас пожил. А нам что – жалко? Рыбы полно, не объест, правда, сети иногда рвет. И не монстр это никакой, самый настоящий ихтиозавр, копия того, что в прежние времена обитал.

– Это невозможно, – машинально возразил Званцев. – Ихтиозавры давно вымерли.

– Я тоже так думал, – согласился брат. – Понимаешь, Санька, они мне объяснили, что есть генетический закон: зародыш в какой-то мере повторяет развитие тех форм, из которых исторически сложился данный вид. И вот можно выделить гены, которые отвечают за ту или иную форму. А получить уже необходимый вид значительно проще. Между прочим, они утверждают, что мясо ихтиозавтра по вкусу не уступает осетровому и даже превосходит его. Предлагали промышленное разведение ихтиозавров. Мы отказались. Слишком много рыбы жрет. Одного-то еще пруд прокормит. Вот если бы где-нибудь в океане… – он мечтательно прищурился.

– Интересно, из какого современного вида они выделили необходимые гены?

– Не знаю, кажется, потомков ихтиозавров надо искать среди пресмыкающихся, – сказал Борис. – Вообще, это современная научная шпана. О них даже в центральной прессе материал был. Наверное, ты помнишь, фельетончик назывался «Крылья над Кремлем». Они тогда двух птеродактилей у кремлевских башен выпустили, две недели этих птичек ловили, и поймать не могли. А студенты заявили, что всего лишь хотели привлечь внимание к своей работе. Мы тут, значит, ерундой занимаемся, и только они делом. А мы, между прочим, тоже решаем важную задачу: обеспечить население качественным продуктом питания. Наших коровок половина Африки закупает. А как же – при минимальном рационе обеспечивается максимальный суточный привес.

Стены домика задрожали, послышались тяжелые шаги, и в окне появилась голова робота Митрошки.

– Званцев, – позвал Митрошка. – Званцев, ты здесь?

И, увидев человека, Митрошка радостно заявил:

– Все решено, Званцев, – иду в пастухи! И не отговаривай меня. Только представь: зеленый луг, на нем разноцветные коровы, солнышко, лягушки где-то квакают, стрекозы летают, подзарядка в течение всего дня, а ты предаешься размышлениям! А ведь мне, Званцев, есть о чем подумать. Мне надо многое переосмыслить. И вообще, я книгу решил писать!

– Странный запах, – сказал Званцев, ни к кому не обращаясь.

Митрошка опустил взгляд и некоторое время внимательно разглядывал нижние манипуляторы.

– Так это коровы! – радостно сказал он. – Они ведь не только едят. Где-то я не уберегся. Нет, Званцев, решено – в пастухи!

– Правильное решение, – сказал Званцев. – Буколики и Виргинии, так кажется? Вернемся к патриархальному быту. Ты-то здесь при чем? Ты деревни не знаешь, тебя на Звенигородском заводе техноморфов собирали. А позитронный мозг вообще из Казани. Ты коров как в стадо собирал сегодня? За хвосты стаскивал?

– Я сразу отказался от этого ошибочного решения, – быстро сказал Митрошка.

– Значит, первоначально стаскивал, – задумчиво сказал человек и неторопливо выпил стакан холодного молока. Разумеется, оно не шло ни в какое сравнение с заводским, пакетированным. Нет, в чем-то Митрошка был прав, в деревенской жизни были свои прелести.

– Сельскохозяйственной генетикой займусь, – сказал Митрошка. – Такие возможности открываются. Тому, кто вас, дармоедов, накормит, памятники на всех континентах поставят!

– Видишь, братишка, – наставительно сказал Борис. – Простая железка, и та больше тебя понимает!

– Он ведь и обидеться может, – тихо отозвался Званцев. – Это же не просто робот, это – техноморф. Ты уж мне поверь, свободное программирование мало чем отличается от воспитания ребенка.

– С вами, людьми, серьезно разговаривать невозможно, – заметил Митрошка. – Пойду с Домом радостью поделюсь.

Люди остались одни.

– Странно, – сказал Борис. – Это же все-таки машина. А ты разговариваешь с ним, как с человеком.

Званцев рассказал ему о свободном программировании, об опыте кодировки действительности в тех объемах, которые сам знал и понимал.

– Интересно, – сказал брат. – И вот с ними ты на Луне был, на Титане, так? На океанское дно спускался? Получается, что все это происходило с вами всеми? И это не программа, составленная каким-то жизнерадостным и любящим юмор программистом, а их естественное поведение?

– Именно, – сказал Званцев.

– Тогда это уже не механизмы, – задумчиво сказал Борис. – Это уже больше чем машины.

Они посидели еще немного, рассуждая о перспективах использования техноморфов, и согласились, что с ними цивилизация людей выходит на новый виток своего развития.

– Я не удивлюсь, если мы вообще всего лишь промежуточная ступень от биологического интеллекта к электронному, – мрачновато сказал Борис. – Помнишь, в детстве читали фантастические романы? Бунта машин, конечно, не будет, они просто тихо и незаметно заменят живых людей. И к звездам им легче полететь. Они никогда не устанут ждать конечной цели своего путешествия, как бы ни была долга дорога.

Солнце медленно садилось за горизонт.

Оно было огромным, багряным, оно медленно опускалось в голубоватую дымку на горизонте, а в зените – иллюстрацией к их разговору – уже высветились две робкие первые звезды. Где-то в луговом загоне протяжно мычали коровы. Медленно стихал стрекот кузнечиков в траве, слегка пожелтевшей от летнего жара.

Они сварили на костре ароматную уху, какой никогда не подадут в автоматизированных столовых. Неторопливо перекусили, выпив по две стопки холодной и вкусной водки.

– Ну что, будем спать? – спросил Борис. – Завтра рано встанем. Поведу тебя на пруд, где берут караси. Карась в сметане – это же объедение, точно тебе говорю. Таких карасей царям подавали в древности, а ты сам знаешь из истории, цари всегда были не дураки вкусно пожрать.

– Я еще немного посижу, – сказал Званцев. – Через неделю нам опять лететь на Луну. Когда еще придется вот так посидеть.

– Ну посиди, – зевнув, разрешил Борис.

Он ушел, а Званцев долго смотрел на багряную полоску горизонта, указывающую место, где село солнце. Ночное небо постепенно оживало. Помигивая бортовыми огнями, высоко в стратосфере прошел на восток многоместный космоплан. Не спеша, проплыла на запад звездочка Станции космического наблюдения, следом прочертили звездную черноту неба торопливые спутники связи. На востоке медленно всходила Луна. Желтый лунный диск повис над Землей, и трудно было представить, что где-то там, среди кратеров и цирков, голубыми куполами светятся поселения, люди делают все, чтобы спутник стал полезен своему хозяину. Они бурят скважины, добывают редкоземельные элементы и так необходимый атомной промышленности гелий-3. Они тянут линии передач от огромных гелиостанций. А в кратере Арзахель уже работает первая космоверфь, и планетолет первого класса «Радуга» уже обретает привычные очертания, обещая стать первым большим космическим кораблем, рожденным не на Земле. И вполне вероятно, что Борис прав, – некоторые из таких планетолетов поведут свободно программированные техноморфы. Сначала они станут изучать дальние планеты, потом потратят время на облако Оорта, а там, чем черт не шутит, поведут корабли к звездам. Жаль, что уже без людей. «Но, быть может, и людям найдется место у звезд?» – подумал Званцев, чья профессия до недавнего времени была чисто земной и не предполагала полетов к другим планетам, и уж тем более к звездам.

Митрошка не возвращался, видимо, остался в Доме.

А Званцев решил переночевать на веранде у брата, благо здесь стояла застеленная постель с большими мягкими подушками и было чем укрыться.

Он лег, глядя на таинственно сияющую Луну, и вдруг радостно подумал, что завтра приезжает Алена. Он уже соскучился по жене, его работа очень часто надолго отрывала Званцева от дома. А теперь им предстояло неделю провести в безделье, отдыхая и радуясь друг другу, занимаясь рыбалкой, а то и просто бродя по близлежащим лесам.

Митрошка и Дом еще ничего не знали, но Званцев уже представлял, как они обрадуются появлению в деревне Алены. Дом станет прихорашиваться, а Митрошка конечно же отправится на луг собирать для нее луговые цветы.

Об этом приятно было думать, и Званцев незаметно уснул.

А снилось ему странное: Митрошка и Дом, распустив манипуляторы на всю длину, тянули по озеру огромный бредень, сплетенный из кремниево-вольфрамовых световодов.

– Сейчас мы его ущучим! – кричал Митрошка. – Званцев, ты никогда не пробовал ихтиозаврятины? Лучше карасей в сметане, клянусь проездным билетом до Альфы Центавра!

А по берегу шла босая Алена в легком платье и с венком из желтых цветков одуванчика.

И такой это был хороший сон, что просыпаться не хотелось.

Не зря Митрошка так не хотел ехать для модернизации на этот завод.

– Сволочи! – сказала Аленка. – Дураки!

Подбородок ее задрожал, и она выскочила из ангара, чтобы не заплакать при посторонних.

Званцев сам чувствовал, что его охватывает бешенство. И было от чего! На завод отправился жизнерадостный и полный любопытства техноморф, а обратно приехал обычный робот серии ТМ, способный на многое, но абсолютно ничем не отличающийся от своих собратьев. И как сказать об этом Дому?

Нашелся на заводе идиот, который очистил мозг робота от ненужного, как ему казалось, хлама, а в результате Митрошка утратил свою индивидуальность.

– Митрошка! – позвал Званцев, надеясь на чудо.

– Я – робот ТМ три тысячи шестьсот двадцать восемь, – без выражения, неживым механическим голосом сказал техноморф. – Слушаю вас, человек.

Ничего он не помнил. Ничего!

Даже о спутнике Сатурна Титане у него сохранились сухие, ничего не говорящие данные:

– Титан, спутник планеты Сатурн, открыт в 1655 году Гюйгенсом, расстояние от Сатурна 1221860 километров, диаметр 5150 километров, сидерический период обращения 15 суток 23 часа 15 минут. Первая высадка на Титане произведена экипажем планетолета «Рапид» в 2048 году, командир корабля Антуан Сен-Клер. Первые комплексные исследования Титана проведены в 2058 году экспедицией Хлумова. Атмосфера малой планеты состоит из азота и различных углеводородов. Разумная жизнь на Титане открыта в 2066 году вулканологом А. Званцевым с командой техноморфов.

– Ты хоть помнишь, что был одним из этих техноморфов? – вздохнул Званцев.

– Вопрос непринципиальный, модель техноморфа не имеет значения, так как техноморфы лишены индивидуальности.

– То-то и оно железный ящик! – сплюнул человек. – Тебе до Митрошки как до Москвы, если пятиться раком!

– Данный способ передвижения неизвестен, – сообщил техно-морф. – Раки в воде действительно движутся задом вперед, используя реактивный принцип движения. Оказавшись на суше, передвигаются обычным способом, используя все конечности.

Званцев сидел в ангаре и вспоминал, как они с Митрошкой удирали от человекообразных обезьян, внезапно решивших двинуться по пути эволюции, как парили в темной океанской бездне рядом с величественным храмом древней цивилизации, о которой не было ничего известно. Он вспоминал, каким хитроумным способом Митрошка отыскал затерянный в лунной пыли луноход, а еще вспоминалось, как Митрошка разрисовывал себя незабудками к приезду Алены, как искал на дне Черного моря амфору с драгоценным многовековым вином, как стаскивал деревенских коров за хвосты в единое стадо.

Слезы сами наворачивались на глаза.

«Башку ему оторвать!» – с ненавистью подумал Званцев о неизвестном программисте, который хотел, чтобы было как лучше и тем самым совершил хладнокровное убийство свободного и веселого робота.

– Митрошка, а ты помнишь, как мы удирали от вулканических бомб в отпочковавшемся кратере марсианского Олимпа? – спросил он.

– Извержение на Олимпе имело место 11 октября 2062 года, – сказал техноморф. – Предполагаемый объем выброшенного пепла и лавы составляет…

– Заткнись! – в бешенстве приказал Званцев.

Техноморф послушно умолк.

Нет, к прежнему Мирошке возврата не было. Званцев понимал это, но никак не мог избавиться от раздражения и злости. Он уже представлял себе, что скажет руководству завода. Впрочем, в чем-то он сам был виноват. Надо было отдельно указать на недопустимость каких-либо изменений в программах Митрошки. Ощущение вины рождало тоску.

Вечер прошел напряженно.

Они с Аленой не разговаривали о Митрошке, словно оба боялись затронуть эту тему, от которой становилось плохо. Оба чувствовали себя так, словно потеряли близкого человека. Никогда раньше Званцев не думал, что может так привязаться к машине. Впрочем, был ли Митрошка машиной? Званцев ловил себя на мысли, что всегда относился к роботу как к младшему товарищу – покровительственно и с некоторой долей насмешливости. И от этого тоже было нехорошо. Словно он кого-то обидел и теперь не имеет возможности измениться.

В постели Алена прижалась к Званцеву, и он чувствовал, как тихо и неровно бьется ее сердце, как она неровно сопит, пытаясь сдержать волнение.

– И ничего нельзя сделать? – тихо спросила Алена. – Это ужасно, Саня. Это ужасно.

Потом она тихо уснула, а Званцев долго смотрел в темный проем окна, в который с высоты заглядывали звезды, думал о стоящем в ангаре техноморфе, и ему опять было нехорошо. Он вспомнил, как они еще в самом начале свободного программирования разглядывали в зоопарке диких зверей и Митрошка озабоченно спрашивал:

– А пять лап у медведя бывает? А почему? Это же незаконченная симметрия. Для полной симметрии надо шесть конечностей: пять лап и голова.

– А хвост? – возражал Званцев.

– Ну какой у него хвост? – не соглашался Митрошка. – Шесть сантиметров – это разве можно назвать конечностью?

А теперь вместо Митрошки в ангаре стоял железный придурок, с которым и поговорить не о чем.

Утром Званцев был мрачнее тучи.

– Званцев, – спросил Дом. – Митрошка не приехал?

– Нет больше Митрошки, – с трудом выдавил человек. – Есть техноморф серии ТМ порядковый номер 3628. Угробили нашего Митрошку на заводе.

– Не понял? – встревожился Дом. – Его что, на переплав пустили?

– Память ему стерли, – в сердцах вскричал Званцев. – Память, понимаешь? Превратили в железный чурбачок с энциклопедическими познаниями.

– И где он сейчас? – спокойно поинтересовался Дом.

– Где-где, – начал раздражаться Званцев. – В ангаре стоит!

– Схожу посмотрю, – сказал Дом, но никуда не пошел, а просто бросил из себя тоненький световод и тот белесым червяком, извиваясь, пополз, вытягиваясь в сторону ангара.

– А чего ты так психуешь, Званцев? – удивился Дом. – Переживаешь, будто что-то очень нужное потерял.

– Может, и потерял, – угрюмо сказал человек.

– Настырный он был, – сказал Дом. – Сколько он тебя донимал?

– Да, – со счастливой улыбкой сказал Званцев. – Сколько он меня донимал!

– А уж спорил – по каждому поводу.

– И без повода, – улыбаясь воспоминаниям, уточнил человек.

– И все равно ты печалишься по нему? – удивился Дом.

– Не то слово, Дом, не то слово, – согласился Званцев.

– Да не переживай ты, – Дом на секунду замолчал. – Все будет нормально.

– Ты думаешь? – не поверил Званцев.

– Человек предполагает, а робот располагает, – непонятно сказал Дом.

Из ангара медленно выплыл ТМ-3628, оглядывая мир огромными фасеточными глазами. Заметив человека, робот закричал:

– Званцев, а где цветы? Вообще-то я к ним равнодушен, но этикет встречи требует обязательных цветов. Мог бы хотя бы одуванчиков у дороги собрать.

– Митрошка! – выдохнул Званцев.

– А ты думал! – довольно сказал Дом. – Мы еще только когда повестка на модернизацию пришла, подумали, что найдутся идиоты, которые в мозгах захотят полазить. Думаешь, зачем я у тебя блоки дополнительной памяти требовал? Мне и своей хватает. Митрошку хотел сохранить. Это у вас, людей, все по-другому, а у нас первичную запись на новую наложил, и привет от старых друзей и товарищей. Думаешь, на фига я световод выбрасывал? Для перезаписи. Званцев, ты доволен?

Прежде чем человек ответил, из дома выскочила Алена и повисла на одном из верхних манипуляторов робота.

– Митрошка, ты вернулся! Теперь с тобой все нормально?

И, повернув к мужу смущенное зардевшееся лицо, потребовала:

– Званцев, отвернись. Я Митрошку поцеловать хочу!

– Выдумаешь тоже – робота целовать! – сказал Званцев, послушно отворачиваясь.

Хорошо, что люди и роботы не умеют читать мысли, иначе бы Званцев сильнее жены покраснел. Такое облегчение и счастье он испытывал в этот момент, вам никогда его не понять. Впрочем, вполне может быть, что в этом случае я ошибаюсь.