Текст книги "Путь. Книга 1"

Сергей Сироткин
Путь. Книга 1

© ЭИ «@элита» 2015

* * *

Вокруг была давящая серая мгла. Она простиралась повсюду, бескрайним, безмолвным и равнодушным отсутствием места, как таковым по своей сути. Эта хмарь разрывала и уничтожала безразличием всех несчастных, кому выпал самый страшный удел – попасть в её объятия. Хотя и этого она не делала. Разрушение происходило само собой. Просто всё, что к ней попадало, исчезало и становилось её неотъемлемой частью, такой же отсутствующей и невозможной. Она занимала чьё-то место, проглатывая некогда существовавшее. И не было ничего. Ни Света, ни Тьмы, ни жизни, ни смерти, лишь то, чьё имя – Пустота, которую нельзя ни насытить, ни заполнить. Потому что нельзя заполнить то, чего нет и быть не может. Кроме как тишиной, такой же душащей и изнывающей, способной соперничать с ней звенящим безмолвием, приводящим любой разум к безумию, которому нет и не может быть предела. Но и тишина была всего лишь её неотъемлемой частью, которая тоже куда-то безвозвратно пропадала.

Всё Сущее здесь находило ужасный конец, растворяясь полностью, без остатка, без шанса сохранить себя в какой-либо форме. В эти беспощадные объятия попадают те, кто не нашёл в себе право на существование, или то, что кануло в прошлое, став ненужной, забытой частью истории жизни. Последнее, что испытывают попавшие в объятия серой мглы – мгновение ужаса, с которым они рождались, предчувствуя неизвестное, и который теперь уничтожает их, медленно растворяя изнутри, предавая забвению. Пустота – последнее пристанище ненужных никому, даже себе…

Это бесконечный мир, если его можно так назвать, без времени и пространства, который есть, и которого нет одновременно. Его «есть» заключается только в том, что в нём ничего нет. Скорее, этот мир – отсутствие чего бы то ни было, но он есть основа основ. На нём стоят и Хаос, и Тьма, и Свет. Повсюду длани этого мира лежат на пульсе всех живущих и на прахе умерших. Мы все принадлежим ему без остатка. Здесь нет места разуму. Поэтому сюда попадают, если таковым уже не являются, даже если всё ещё уверены, что обладают этим самым разумом. Наверное, самое главное заблуждение – считать, что ты есть, когда тебя уже нет. Но что, если ты уже стал частью Пустоты, хоть и не попал пока в её объятия? Нет, не стал! Ты и был ею! Просто ты забыл об этом, поспешив сгинуть и раствориться в бескрайних просторах. Это всепоглощающее нечто и есть лоно, в котором зарождается разум, и, соответственно, находит в нём абсолютную кончину. И не только разум, а всё, что есть или могло быть. Потому что в Пустоте всё появилось, в ней всё и исчезнет.

Об этом я размышляю очень давно, или совсем недавно. Я не знаю, как долго размышляю об этом. Потому как не знаю, откуда взялись мысли, да и сам я? И кто я? Или что я? Что здесь делаю? Если это такое ужасное место, то почему я ощущаю покой и блаженство? Или меня уже нет, а осталось только эхо моего «я», которое постепенно исчезает в бескрайних просторах отсутствия? Быть может, этот мир забыл обо мне и вовсе не замечает заблудшего в нём путника. Как только проскользнула во мне эта мысль, меня почтили вниманием.

– С пробуждением тебя! Ступай! Твоё время настало! – ощутил я голос.

– Кто ты? Кто я? – посыпались из меня вопросы.

– Со временем поймёшь.

И голос исчез так же внезапно, как и появился.

Следующее, что пришлось испытать, было нечто, благодаря которому пришло осознание своего «я». Это была боль. Первая и далеко не последняя. Она сводила с ума, разрывала, но вместе с тем определяла моё существование. Изнутри вырывался то ли крик, то ли рычание, то ли стон. Непонятно, но сотрясающий разум звук явил: я есть!

Я ощутил оболочку, в которую меня заключили. Что-то обволакивало мою сущность и заполняло внутреннюю пустоту. Словно кто-то поил меня, утоляя возникшую жажду, и питьём была сама жизнь. Откуда я знал о жизни? Не знаю. Но знания приходили вместе с первой болью. И чем больше жизнь вливалась в мою сущность, тем лучше мне становилось, и боль отступала. Я обретал новую суть. Суть воли, силы, ярости и многого другого, с чем придётся познакомиться в будущем.

Вместе с тем пришло понимание, что всё пронизывающее и окружающее меня есть моё начало, и имя ему – Тьма. Ей было не менее больно, чем мне. Я чувствовал, как, порождая меня, моя боль становилась её болью, которую она поглощала и вынуждена была разделить со мной, своим сыном. Она любила меня, но почему-то боялась, будто не желала моего появления и сопротивлялась ему. Нет! Я чувствовал, как она сильно хотела моего рождения, будто моей обязанностью было спасти её, и она возлагала на меня все надежды. Просто её страх был из-за того, что мне могут причинить вред. И она не хотела, чтобы я обретал жизнь именно сейчас, словно какое-то зло затаилось неподалёку и наблюдало за моим рождением. Но кто наблюдатель?

Разобраться в этом не получилось, так как сила, выталкивающая меня в жизнь, взяла верх. Теплота, исходящая от порождающей меня сущности, была искренней, заботливой и полной нежности. Тьма была моим оплотом в первые мгновения жизни. В её лоне я ощущал себя в безопасности, но звенящее в ней чувство тревоги за моё будущее заразило беспокойством и меня. Она дарила мне осознание существования. Накопленные и хранящиеся в ней знания были материнским молоком, которым она поила новорождённого сына. И я жадно впитывал его, чтобы жить.

Тьма начала вливать питьё безудержным напором, будто боялась, что нас разлучат, и она не успеет меня накормить. В какое-то мгновение показалось, что я не выдержу такой объём информации и просто сойду с ума. Но в следующий миг поток прекратился, будто его прервали извне. Любящая, кормящая сущность отстранилась и исчезла, пропав в неведомых глубинах. Я остался один, незащищённый и беспомощный. Через мгновение я вздрогнул, услышав первое слово в жизни:

– Здравствуй!

Это слово вонзилось в голову, сотрясая тело. Тело! У меня есть тело, и я чувствую его! Вот что меня обволакивало! Я поднял руки и осмотрел их. Затем туловище, к которому они прикреплены. Я осторожно пошевелил ногами. За моей спиной было что-то ещё, огромное, наполненное силой. Это были крылья. Своим желанием я заставил двигаться их. Именно они позволяли мне находиться на месте, а не безвольно плыть в пространствах Тьмы, которая была, как я запомнил, породившей меня матерью. Определения сами всплывали в разуме, и я с лёгкостью осознавал всё, что меня окружало, и с чем сталкивался.

Осмотрев себя, я обнаружил, что моя ипостась была такой же чёрной, как и окружающая меня среда. Но совершенно другой, чем та хмарь, из которой я пришёл. Холод приятно пронизывал, давая возможность ощущать тело. Я прислушался к нему и почувствовал в себе жизнь. Как же приятно чувствовать!

– Здравствуй!

Вздрогнув, я снова услышал слово, смысл которого понял. Но, не найдя в сознании ничего другого, как повторить, ответил:

– Здравствуй! Кто я?

– Он тебе не сказал? – почувствовал я насмешку. – Ты – демон, мой сын.

Звучавший голос был каким-то чужим и нёс в себе скрытую угрозу. Но, не обращая внимания на предчувствие опасности, я оставался на месте и вновь спросил обладателя голоса:

– Что значит «демон» и кто этот «он»?

– Демоны – мои порождения. Всего их девять первородных. Ты десятый. А вот кто он – я толком не знаю. Только догадываюсь. Он есть за кромкой Сущего, состоящего из Хаоса, Тьмы и Света. Ты пришёл именно оттуда, поэтому должен о нём знать больше, чем я.

– А ты кто?

– Я твоя мать, Тьма, – услышал я ответ и усомнился в его искренности. – Но довольно вопросов. Отдохни. Я чувствую, что боль полностью не оставила тебя. Набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Та, что назвалась моей матерью, исчезла, и чувство тревоги, закравшееся в меня при рождении, развеялось. Я осмотрелся и увидел под собой иссиня-чёрные скалы, простирающиеся вокруг бесконечным каменным ковром. От некоторых исходило лёгкое красное свечение. Видимо, под ними что-то текло, настолько яркое, что свечение вырывалось наружу. Склоны скал усыпаны какими-то живыми существами, постоянно снующими из стороны в сторону, не находя себе места. Угрозы от них я не чувствовал, и, заметив недалеко от себя плато, медленно на него опустился, сложив крылья.

Ногами я ощутил прохладу и жёсткость поверхности, твёрдой и неприступной. В стопы ног приятно вонзились острыми краями небольшие камни, которыми была усыпана вся твердь окружающего меня мира. Я взмахнул крыльями, и образовавшиеся вихри подбросили камни вверх. Тело сразу испытало множество уколов и лёгких ударов. По мне пробежала дрожь, благодаря которой чувствовалась каждая частичка тела, отозвавшаяся в голове небольшой вспышкой. Я соединил перед собой ладони, поймав несколько падающих камней. Потерев руками, они раздробились, превратившись в песок. Я сделал первый шаг, затем второй. Мышцы тела напряглись, и кровь по жилам потекла быстрее, заставляя меня жить. Ходьба доставляла удовольствие, давалась весьма уверенно и легко, словно для меня это было не в новинку. Во время движения я знакомился с телом, каждой его мышцей, органом. Ни с чем не сравнимые впечатления! Так я и ходил: то по кругу, то пересекая плато поперёк, не в силах насладиться моментом начала жизни.

Сновавшие по всей округе существа затихли, и, застыв на скалах, внимательно следили за моими перемещениями. Кроме любопытства, я в них ничего не чувствовал, поэтому, не обращая внимания, продолжал ходить из стороны в сторону, полностью поглощённый этим занятием. Но вскоре силы стали меня оставлять. Ноги слегка подкашивались, и от нахлынувшей усталости я лёг, укрывшись крыльями. В меня бурным потоком вновь полились остальные знания и сила. Сила Тьмы, которую я не успел впитать при рождении. Я расслабился, и, закрыв глаза, сразу провалился в забытье, уснув первым и, как потом оказалось, последним сном в жизни.

* * *

Я летел, и полёт дарил мне безграничную свободу. Крылья несли меня сквозь миры, в бесконечность вселенных. Я не мог насытиться полётом, в котором становился самим собой. Лёгкость и безмятежность переполняли меня. Словно ветер, я проносился меж звёзд, то, набирая бешеную скорость, от которой захватывало дух, то замирал, зачарованный новыми открывающимися пейзажами неизвестных миров. Буйство красок, контрастов различных реальностей, будоражили меня, заставляя лететь всё дальше и дальше, в надежде увидеть что-то ещё более красивое и необычное, чем я успел запечатлеть в сознании. Миры сменяли друг друга, являя неповторимость и загадочность. Разнообразие форм и очертаний их плоти заставляли всякий раз замедлять полёт, маня неизвестностью и в то же время открытостью, словно ненавязчиво приглашали в гости. Но неутолимое любопытство влекло меня вдаль, и я успевал лишь слегка прикоснуться к проплывающим реальностям.

С каждым прикосновением в меня вливались бурным потоком силы этих миров, и, казалось, не было ничего, что могло бы прервать полёт… Но я ошибался. Неожиданно вместе с вливающимися силами в меня начали закрадываться боль, страдания и горе, переполняющие вселенные. Восторг и наслаждение резко сменились печалью. Она вползала в мою сущность жгучей отравой. Я отчётливо услышал крики и стоны замученных душ, отчего остановился и замер, не в силах продолжить полёт. Страдания мучеников этих миров принялись терзать мне душу, а их голоса, полные отчаяния, просто разрывали разум. Бесчисленная толпа всевозможных тварей Сущего предстала видением перед глазами, заполняя пространство вокруг меня. Они стояли и молча смотрели мне в душу. Я ощущал каждый взгляд, в котором горела надежда на спасение. Её огонь обжигал нетерпением и бессилием терпеть несправедливые наказания настолько сильно, что я зажмурился и попытался закрыться, исчезнуть, лишь бы избавиться от пытки, которой мученики меня подвергли. Но тщетно. Окружившие меня души кричали, прорывая пространство и время. Я чувствовал, что все кричащие невиновны. Казалось, достаточно ещё одной несправедливо осуждённой душе присоединиться к обезумевшей от страданий толпе, и чаша терпения Сущего переполнится, заставив ткань реальностей рваться, ввергая всё живое в Пустоту. Мысль от этого обратила меня в ужас, и захотелось убить всех, кто осмелился раскачивать весы равновесия.

Впервые в жизни меня захлестнул гнев и стал давить, заставляя поддаться инстинкту демона. Я оглянулся в поисках жертвы, но никого рядом не было. Даже видение замученной толпы невиновных мучеников растаяло. От неудовлетворённости я зарычал, сотрясая пространство. Но вдруг гнев исчез, так же стремительно, как и появился. Я почувствовал душой лёгкое прикосновение. Именно оно вырвало меня из объятий ярости. Я мысленно потянулся к тому, кто прикоснулся к моей душе и обнаружил, что это был мир. Из всех стонущих вместилищ жизни он выделялся больше остальных. Его беды эхом разносились дальше, по другим мирам, усиливая их собственную боль. Я пригляделся к нему и обнаружил, что он находится в центре всех реальностей, которые были переплетены, словно нити паутины, и центр её находился в этом истерзанном мире. Он неимоверно страдал от разрывающей его плоть боли невинных мучеников, но терпел. Во мне появилась уверенность, что я пришёл сюда именно из-за него. «Мир Богов» – чётко прояснилось в моём разуме имя этой части Сущего. Кто дал миру такое имя? Скорее всего, тот, кто его создал. Быть может, в следующее мгновение я бы увидел сотворившего этот мир, но меня отвлёк сгусток красного света, который стремительно нёсся сквозь Тьму.

Приглядевшись, я различил в нём летящего демона. Было видно, как от него обращались в бегство все твари, попадающиеся ему на пути. Он продолжал полёт, не обращая на них никакого внимания. Оказавшись над плато, среди иссиня-чёрных скал, демон на мгновение завис, и, заложив вираж, виртуозно приземлился. Перед ним лежал другой, спящий демон, который сливался с окружающим пейзажем, потому как был таким же, как смоль, чёрным, и укрыт своими же перепончато-костяными крыльями.

– Проснись, брат! – услышал я сквозь сон, и мгновенно ощутил ипостась того самого, лежащего на плато, демона.

Я открыл глаза и увидел перед собой стоящего исполина. От него исходило багровое свечение, которое освещало окрестности живописных скал, облепленных какими-то крылатыми существами. «Бесы» – всплыло их название в голове. Но всё моё внимание было приковано к колоссально-огромному существу. Больше всего впечатляла мощь, исходящая от него. Казалось, нет ничего, что бы он не смог сокрушить, причём не прилагая особых усилий. Своим величием он завораживал и вызывал трепет. В его глазницах полыхал огонь, который, наверное, мог испепелить всё вставшее у него на пути. Его взгляд пронизывал насквозь. Создавалось ощущение, что, посмотрев на тебя, или скорее в тебя, для него уже не было никаких секретов, и он знал о тебе всё, что скрывалось в самых тёмных закоулках души. Тело его состояло из огненной лавы, которая переливалась, создавая формы мышц. Видимо, той самой, которая текла под некоторыми скалами мира, вырываясь свечением наружу. За спиной зияли ещё больших размеров, чем он сам, крылья. Они излучали яркий жёлто-красный свет. Свет клонящейся к закату звезды.

– Меня зовут Вельзевул, – представился исполин, обжигая дыханием. – Я – хозяин ада и твой брат. Как твоё имя?

– Демон, – представился я, и в ответ был оглушён раскатистым хохотом.

– Демон – это суть, а не имя. Я ведь тоже демон, – объяснил исполин, закончив смеяться.

– Тогда у меня нет имени, хотя имя «Демон» мне нравится.

– Ну, что ж, будь Демоном, раз тебе нравится, – ухмыльнулся Вельзевул. – С рождением тебя! Я буду твоим наставником. А потому приглашаю тебя к себе домой. Тебе там, надеюсь, понравится.

Встав на ноги, я обнаружил, что Вельзевул не такой уж и огромный. Я был с ним практически одного роста. «Наверное, я тоже таких же впечатляющих размеров», – сделал я молча вывод, так как бесы на скалах были намного меньше нас с хозяином ада. Хотя по сравнению с миром, в котором мы находились, мы все были ничтожно малы.

– Я тоже надеюсь, что мне у тебя понравится. А что такое дом? – спросил я, и, оттолкнувшись от плато, полетел за обретённым братом.

– Это твой мир, где тебя любят и ждут. Со временем ты это познаешь. Лети за мной, не отставай.

Крыльями махать не приходилось. Они послушно несли меня в соответствии с желанием. Мне надо было лишь подумать о направлении и скорости полёта. Казалось, прикажи им лететь настолько быстро, как только возможно, и я окажусь через мгновение на краю Тьмы. С каждым мигом полёта я всё больше чувствовал мощь, заключённую в крыльях. Они были неотъемлемой частью моей ипостаси, и заключали в себе всю мою жизненную силу, утратив которую, я сразу обрёл бы вечный покой. Именно через них я питался необходимой для жизни энергией, наполняющей всё Сущее. Скользя по потокам различных сил, крылья давали возможность перемещаться, причём с немыслимой скоростью.

Вельзевул совершил движение рукой, словно от чего-то отмахнулся, и перед нами расступились вселенные. Через образовавшийся тоннель мы полетели вниз, как мне показалось, на дно Тьмы, что меня породила. Мимо проносились мириады пространств с причудливыми формами и красками, каждое из которых было неповторимым и особенным. Они были совершенно разными, и даже на толику не походили друг на друга. Как снежинки во время снегопада, они кружились вокруг меня, и их причудливый танец завораживал. Хотелось пуститься в пляс вместе с ними, и, остановившись, я прервал полёт.

Круговерть пространств исчезла. Предо мной плавно разворачивалась разноцветная туманность, состоящая из множества светящихся искр. Её цвета были яркими, но переходили друг в друга плавно, местами размываясь в тёмные пятна. Казалось, что разноцветное нечто прямо передо мной, и я могу прикоснуться к нему.

Я протянул руку и обнаружил, что туманность на самом деле дальше. Тогда я попытался приблизиться к ней, стараясь дотянуться до искр руками. Я двигался, как мне казалось, быстро, но дотронуться и ощутить это нечто никак не мог. Наверное, так бы я и летел неизвестно сколько времени, если бы Вельзевул не остановил меня, схватив за плечо.

– Это множество миров, к которому ты устремился, находится очень далеко, – объяснил он. – Чтобы их достичь, надо воспользоваться крыльями для мгновенного перемещения, иначе тебе и вечности не хватит.

Я молчал, заворожённый красотой увиденного зрелища, не зная, что говорить. Огненный демон терпеливо ждал, когда я оторву взгляд от туманности и обращу на него внимание.

– И как воспользоваться крыльями для мгновенного перемещения? – спросил я.

– Так же, как мы сейчас пытаемся добраться до моего дома. Я потом объясню, – ответил Вельзевул и повлёк меня за собой.

Я послушно повиновался, но всё равно оборачивался на манящую красотой туманность. Перед нами вновь образовался тоннель, и, нырнув в него, мы продолжили путь.

Снова пляска вселенных стала кружить голову, но на этот раз Вельзевул крепко держал меня за руку, не давая вынырнуть из тоннеля и опять потеряться. Правда, я уже и не пытался. Расслабившись, моё болтающееся тело влачилось за братом, а я тем временем наслаждался пробегающими предо мной с огромной скоростью картинами вселенных, через которые лежал наш путь. От быстрого перемещения зрение расслабилось, и я видел только размытую, пестрящую яркими цветами полосу, в которой начал теряться от нахлынувшего головокружения.

Мы остановились внезапно, и я ощутил такой жар, что, казалось, он выжигает меня изнутри. Головокружение мигом прекратилось. Вельзевул отпустил меня, давая понять, что мы прибыли. Я принял вертикальное положение относительно мира, в котором находился, и окинул его взглядом. Это было Пекло. Сверху и снизу простирались бескрайние просторы лавы. Мы находились между двумя огненными океанами, посреди чьих безбрежных ярко-оранжевых мерно текущих масс раскинулись длинные скальные гряды. Они напоминали острые клыки пасти чудовища, спрятавшегося в огненных потоках лавы. Казалось, скалы медленно тают, и должны вот-вот исчезнуть в лениво облизывающих языках пламени. Но они крепко стояли на месте, являясь остовом плоти этого полыхающего, как мне показалось, зеркального мира. Некоторое время я привыкал к окружающей меня огненной среде. Моё тело достаточно быстро адаптировалось, и спустя каких-то несколько мгновений я почувствовал себя вполне уютно.

Вельзевул спикировал вниз, и, набирая бешеную скорость, полетел, огибая рельеф скальной гряды. Я устремился вслед за ним, и, лавируя между каменных клыков, влетел в прорубленный в скале огромный вход. Он напоминал ровную симметричную щель. Казалось, её пробили одним сокрушительным ударом при помощи неведомого оружия. Пролетев по проходу, обтекаемому всё той же лавой, я приземлился на твердь, впервые оказавшись в огненном зале жилища моего брата.

Предо мной открылся поражающий масштабами и красками интерьер логова хозяина ада. Зал был огромных размеров. Всё здесь полыхало всепоглощающим огнём. Лава была повсюду, она перетекала из самой в себя, создавая причудливые формы, облизывая острые грани багровых скал. Окружающее пространство было наполнено всевозможными оттенками двух цветов: красного и жёлтого, которые переплетались снова и снова, порождая немыслимые, ослепляющие световые картины. Цветовая феерия кружила голову, и казалось, что ты начинаешь растворяться в ней. Стоя на краю торчащей скалы, я зачерпнул немного лавы в руки и в ответ она начала обволакивать меня, словно ещё одной плотью. Первая мысль, возникшая в моём сознании, что сейчас огненная масса сожжёт и обратит моё тело в пепел, но что-то подсказало мне расслабиться и отдаться ей. Бросив сопротивляться, я почувствовал не обжигающий жар, а тепло. И чем больше я расслаблялся, тем приятней мне становилось в объятиях лавы, превращаясь в огненный кокон. Моё тело слилось с огненной сутью материи. Мы сплелись, словно любовники, и ко мне пришло осознание, что лава есть кровь Тьмы. По своим руслам, как по артериям, пронизывая всю тёмную сущность, она несла потоки бурлящей жизни. Эта кипящая масса проникала в каждую мельчайшую частицу моей ипостаси, полностью заполняя её пустоту. Я отдался пламенной страсти весь, без остатка, и желал в тот момент лишь одного: чтобы блаженство не прекращалось. Лава массировала тело настолько заботливо и бережно, что я начал проваливаться в забытье. И, наверное, окончательно потерял бы сознание, если бы не сотрясающий пространство голос Вельзевула.

– Ну, довольно! – с ноткой ревности и удивления произнёс мой брат, садящийся на огненный трон посреди зала. – Впервые вижу, чтобы лава кому-то, кроме меня, доставляла столько удовольствия вместо страданий.

«Страданий?» – молча удивился я и оглянулся. Действительно, окинув взором мир, я увидел, что все находящиеся здесь неимоверно страдают от обжигающих прикосновений. Мой взгляд невероятным образом был вездесущим и проникал во все уголки реальности. Все существа были без плоти, в виде прозрачных бестелесных материй, так как их тела мгновенно превращались в прах, попадая в пекло. Каждый пытался вырваться из объятий пламени, но лишь утопал в них ещё больше. Крики мучеников переполняли дом Вельзевула, но тут же растворялись, будто их и не было. Видимо, Вельзевул обманул, сказав, что дом – это мир, где тебя любят и ждут. Потому что здесь места для любви не было. Все безнадёжно ждали одного – прекращения страданий, которые были бесконечными, и, судя по крикам, постоянно усиливающимися.

– За что они так страдают? – спросил я.

– Это преступники со всех миров, которые попрали законы богов. Теперь они будут мучаться до тех пор, пока не получат прощения.

– Кто эти «боги»?

– Сильнейшие существа, рождённые мирами, – ответил хозяин ада.

Я смотрел на мучеников и почему-то их страдания вызывали во мне участие. Болью обречённых было пропитано всё вокруг, но именно этой болью и питался ад. Он был весьма прожорлив и неразборчив в пище. Главное для него было то, чтобы боль не кончалась. И конца ей не предвиделось, так как новые жертвы прибывали нескончаемым потоком через огромное жерло, которое являлось конечным пунктом системы порталов из бесчисленного множества вселенных. Часть прибывших «гостей» сразу попадала в объятия лавы, остальные пропадали в огромной пропасти среди бескрайнего океана огненной массы. Ввергнутых в ад было так много, словно миры порождали существ только для того, чтобы, вырастив их, бросить сюда на растерзание.

– Вельзевул, позволь мне осмотреть твой мир, – попросил я.

На самом деле я хотел удалиться, чтобы не показывать брату непонятно откуда взявшееся сострадание к несчастным, которых терзали неимоверные муки.

– Да, конечно. Чувствуй себя, как дома, – искренне улыбнулся брат.

Вынырнув из объятий огненной массы, я взлетел и покинул пещеру. Обогнув скалы, я вскоре летел между полыхающими океанами огня. Я летел туда, откуда доносились стоны и чувствовались неимоверные страдания. Через некоторое время я остановился, зависнув над огромной пропастью, у которой, казалось, не было дна.

К бездне подо мной текли потоки лавы, неся в себе души обречённых, которые затем падали вниз, где мгновенно исчезали. «Круги ада» – всплыло в сознании название пропасти. Они состояли из множества уровней, в которых каждый мученик находил своё наказание, и я решил как можно больше увидеть в этом жилище страданий. Не знаю, долго ли я летал по верхним кругам ада, но многообразие изощрённых пыток и наказаний заставляло отдать должное их изобретателям. Здесь был и разъедающий мрак, в котором медленно растворяли мучеников, а затем снова возрождали, и было непонятно, что больнее. И ямы забвения, где обречённые постепенно сходили с ума в одиночестве и беспамятстве, утрачивая остатки личности.

Раскинулась бескрайняя равнина насаженных на пики узников, чьи стоны звучали в унисон и сотрясали пространство уровня. Кишели непонятные твари, состоящие из одних пастей, пожирающих обречённых, которые находились в неподвижных телах и испытывали жуткие муки, не в состоянии не только убежать или скрыться, а даже шелохнуться. Причём пожирающие твари испытывали не меньшие страдания от неспособности насытиться, так как жертвы вываливались из распоротых брюшин, и всё повторялось заново.

На другом уровне перекатывались клубки из немыслимо переплетённых тел, истязающих друг друга различными орудиями пыток, основными из которых были плети с крюками на концах. Наносившего удар мученика на мгновение боль отпускала, так как переходила его жертве. Соответственно той ничего не оставалось, как нанести ответный удар, чтобы освободиться от приобретённой боли. Так, не переставая истязать друг друга, мученики и наказывали сами себя.

Недалеко от них стояли ровным строем несчастные, отрубающие себе головы, которые сразу же заново прирастали. Их руки словно жили отдельно от тел. Как бы обречённые ни умоляли о пощаде, безжалостные длани не слушались, и головы падали вновь, чтобы через мгновение прирасти. Целый круг ада представлял собой единый пласт гниющей плоти. В нём утопали обречённые души, пытающиеся выкарабкаться за счёт других, но все их попытки были тщетны, так как каждый пытался вылезти сам, утопив тонущего рядом соседа. Многие из мучеников, увидев меня, начали тянуть руки, в надежде, что я их освобожу. Я приблизился ближе, но они почему-то в ужасе начали карабкаться друг по другу в обратную сторону, утопая ещё больше. Удивлённый их реакцией, я поспешил удалиться прочь.

Основой практически всех наказаний была плоть, в которую насильно заключались души, и через неё испытывали ни с чем не сравнимую боль. Именно тела были клетками для пыток и истязаний, в которых обречённые постепенно превращались в безумцев, утрачивая собственное «я».

Спустившись несколькими уровнями ниже, моё внимание привлекла каменная аллея, по бокам которой стояли статуи, выглядевшие, как живые. Она извивалась подобно змею, и затем терялась в бесконечности. Статуи представляли собой различных существ из множества миров. Все их позы были разными, но в каждой читалась обречённость и немыслимая боль, с которой мученикам предстояло прозябать вечность. Вечность, заключённую в каждом мгновении, где они безвозвратно терялись. В их лицах читалось желание что-то сказать, а скорее, необходимость кричать от поглощающего их ужаса, но они не могли. Наверное, эта невозможность и была их наказанием. Только здесь, видя застывших и потерявшихся в своём внутреннем пространстве мучеников, не способных не то чтобы поговорить с кем-то, но даже издать стон от одолевающей тоски, понимаешь бессмысленность времени и его бесценность. Окунувшись в эти страдания, осознаёшь, что мгновение и есть вечность.

Опустившись на твердь уровня, я медленно пошёл вдоль застывших фигур. Я был уверен, что иду мимо тех самых мучеников, чьи души кричали в моём видении. Я подошёл к одному из окаменевших существ. Оно было высоким и стройным, стоящим на двух ногах. Голова была с высоким лбом и большими, без зрачков, глазами. На руках только по три пальца. Существо как бы закрывалось руками от чего-то, но выражение лица говорило о невозмутимости. Я дотронулся до его руки и резко отпрянул. Каменное изваяние было живым, а переполняющий его ужас, ударивший меня настолько остро и сильно, обжигал так, что из меня вырвался стон. Этот импульс боли открыл предо мной мир, в котором он жил. В нём он был творцом. Что-то постоянно придумывал и изобретал. Но однажды его творение могло бросить вызов богу того мира, в котором он жил. За это несчастного и сослали отбывать столь жуткое наказание.

Я настолько проникся к страданиям и тоске мученика, что не знаю, сколько простоял, глядя в его глаза. Как вдруг за спиной почувствовал чьё-то приближение и обернулся. Ко мне, извиваясь в пространстве, плавно приближалось нечто длинное, покрытое иссиня-чёрной чешуей. В сознании всплыло название этого нечто: дракон. Его лапы с внушительного размера когтями были прижаты вдоль тела. Гладкие перепончатые крылья немного расправились и неподвижно застыли. Пасть дракона была слегка приоткрыта. Из неё виднелись впечатляющие клыки. Но главной его особенностью были глаза. Как две бездонные пропасти, они олицетворяли саму Тьму. От взгляда холодело внутри. Остановившись, он замер и пристально посмотрел прямо на меня. На миг мне показалось, что в его глазницах что-то вспыхнуло и сразу потухло.

И со вспышкой создалось впечатление, будто каждая частичка моей ипостаси начала застывать, превращаясь в камень. Сознание хотело закрыть глаза или хотя бы смотреть в другую сторону. Силы стремительно таяли, будто их кто-то высасывал, и не было возможности даже прикрыть веки. В следующее мгновение внутри меня что-то взорвалось, и я ощутил невероятный жар. Это была лава, которая, наверное, после знакомства с ней каким-то образом стала неотъемлемой частью моей плоти. Мои глазницы наполнились пламенем, и из меня вырвался такой мощный рёв, что я сам вздрогнул от неожиданности.