Текст книги "Системный властелин (сборник)"

Дом, который…

Из цикла «Эпизоды войны с Ливоргами»

Вечером, когда закончилась череда мелких дел, старик устроился в старом кресле у камина. Захотелось вот так, не думая ни о чем, сидеть и смотреть на пламя, струящееся вокруг черных поленьев. Казалось, что весь мир в покое, и старик тоже успокаивался, убаюканный вечерней тишиной. Правильно все-таки он сделал тогда, что не согласился на экологический видеокамин. Никакие имитации не заменят настоящего огня. Конечно, пришлось ставить дополнительные фильтры, а это не дешево, но в результате в доме всегда был живой огонь.

Много лет назад они с Даной приехали сюда, на берег озера. Они были тогда молоды, полны сил и готовы перевернуть весь мир. С каким азартом они принялись строить этот дом. Дом, о котором мечтали давно, который стал бы их пристанищем навсегда. Дана сперва возражала против всех этих новомодных штучек, но в конце концов согласилась. В то время муниципальные власти поддерживали расселение за городом, помогали с материалами и, когда старик заинтересовался новыми бытовыми гомеостатическими системами, предоставили ему кредит на покупку самых совершенных устройств. Как долго они выбирали поляну на берегу озера, как обрадовались, когда удалось расчистить почти погибший родник. Его журчание всегда приносило в дом уют. А как смешно было в первые дни, когда главный процессор дома еще не мог понять хозяев, и кухня три раза в день упорно готовила только яичницу. Когда уборочная система фанатично сметала листки с черновиками, которые старик постоянно бросал рядом со столом, чтобы потом вернуться к ним и перечитать еще раз. Но дом привыкал, привыкали и они с Даной. И в один прекрасный миг они вдруг поняли, что жизнь изменилась. Исчезли всякие несущественные мелочи, можно было полностью отдаться любимому делу, не заботясь ни о хлебе насущном, ни о пыли на книжных полках, ни о нестриженом газоне. Дана тогда ждала первенца, и все это было очень важно, важно было то спокойствие, которое приносил дом.

Старик вдруг почувствовал, как теплая волна ностальгии хлынула откуда-то из темных уголков дома. Коснувшись сенсора на подлокотнике кресла, он вызвал альбом с фотографиями. Старик не любил домашнее видео, он привык по старинке хранить события на архаичных фото. Их в памяти альбома было много… Коснувшись пальцем большого экрана, старик перелистал страницы. Сын, совсем еще пацан. В новенькой форме лейтенанта рядом со своим кораблем. Какой романтической казалась тогда профессия пилота космических штурмовиков. Сын бредил звездами. По его просьбе даже потолок в комнате сделали прозрачным, так, чтобы ночью можно было засыпать, глядя на звезды. А еще пришлось перестраивать дом, чтобы установить в комнате сына гигантский экран симулятора штурмовика. Конечно, это неразумно – мальчику в десять лет тренироваться водить боевую машину. Все это казалось ребячеством, но сын был так счастлив, летая в виртуальном небе. Потом военная академия, блестящий выпуск, служба в элитной части.

А вот его фото в адмиральской форме. Самый молодой адмирал космофлота. Война с Ливоргами. Такая неожиданная и злая. Война всегда порождает юных адмиралов. Но не все они доживают до седин.

Тогда защита дома сработала в первый раз. Она словно почувствовала тревогу и боль, исходящую от Государственного Почтальона. Бумажную почту приносят только в крайних случаях, обычно ограничиваются электронной. Старику пришлось отключить систему, готовую испарить до молекул опасного гостя. А почтальон принес простую бумажную открытку. «Ваш сын, адмирал Думанский, пал…»

Уже позже старик узнал, что никто не видел, как погиб адмирал Думанский. Он просто исчез в подпространстве, спасая пассажирский лайнер. Старик иногда вечерами поднимался наверх, в комнату, в которой провел детство его сын, и подолгу смотрел через окно на звезды. Может быть, где-то среди них его мальчик ищет свою звездную Итаку. Иногда ему казалось, что именно та звезда, которая смотрела с неба таким странным взглядом, и приютила сына. Акустический модуль держал в памяти тысячи музыкальных треков, учитывая предпочтения каждого из обитателей дома. Вкусы старика ему были хорошо известны. Но акустика, храня удивительную, нечеловеческую верность, включала в комнате сына всегда одну и ту же протяжную мелодию. Старик не возражал, может быть, сын ее любил больше всего.

Второй раз система безопасности сработала, когда к дому пришел котенок. Дочка, совсем малышка тогда еще, рванулась к нему через весь сад. Между ней и котенком немедленно возникло защитное поле, взвыли приводы скоростных пушек. Выгнув на миг спину, котенок удрал, а дочка, усевшись на траву, горько заплакала. Специалисты из сервиса потом долго ковырялись в мозгах системы. Оказалось – простая ревность. Повышенная чувствительность системы к сохранению ареала защиты. Котенок пришел еще раз. И поселился в комнате дочки. Как давно это было. Где сейчас дочка? От нее последний раз приходило сообщение из мест, о существовании которых старик и не подозревал. Котенок обожал слушать, как дочка учится играть на пианино. Он часами сидел напротив, на спинке кресла, словно слушая музыку. Пианино сохранило все, что играла дочка. Часто по вечерам инструмент, почувствовав настроение старика, начинал воспроизводить что-то из своей памяти. Сейчас это оказался прелюд Рахманинова. Эту вещь дочка играла не по-детски сильно. Старик вспомнил, что именно тогда, когда она играла эту вещь, в доме впервые сработала система защиты здоровья. Дана молча сидела в кресле рядом с дочкой и, казалось, слушала музыку. Только смертельная бледность выдавала, что с ней что-то случилось. Врачи сказали потом, что, если бы система здоровья не сделала экстренные инъекции, все могло бы окончиться очень плохо.

Уже давно в доме старика не жили домашние животные. Он боялся еще раз пережить кого-то. В лесу недалеко от дома затерялись три маленькие могилки. Кот и две собаки. Они прожили здесь в доме свои краткие и веселые жизни. Дом очень любил зверей, даже пылесосы, совершая утреннюю уборку, гудели тише, чтобы не пугать питомцев.

Старик откинулся в кресле, стараясь прервать цепь воспоминаний. Получалось так, что вся их счастливая жизнь в доме пролетела так быстро, что они не успели ею насладиться. Угадав настроение старика, кухня отработала обычную вечернюю процедуру. Чай с лимоном и бокал виски. Чай, как всегда, горячий, с нежным кружком лимона. Когда впервые появились ложки со стабилизацией, старик очень смеялся. Он, правда, не был тогда стариком и представить не мог, что поднести ложку с чаем ко рту может оказаться трудным делом. Но теперь…

Сегодня руки дрожали сильнее обычного, видимо, сказывалось полнолуние и нахлынувшие воспоминания. Ложка честно помогала, не давая расплескаться жидкости. В полнолуние у старика всегда болело плечо. Это случилось после того, когда в третий раз сработала система защиты. Революция «ржавых». Потери в войне, слабость правительства. Для страны настало тяжелое испытание. Орда озлобленных дикарей ринулась захватывать города, а потом добралась до дальних поселений и до озера, где жила тогда семья старика. Конечно, понятно было, что не дикари решали, куда идти и кого грабить. К началу той революции Ливорги поняли, что победить просто так не удается, и применили иную тактику. Сначала вроде мир и дружба, потом клубы по интересам, потом из возомнивших себя хозяевами страны сельских неучей стали формировать псевдоэлиту. В общем, Земля прозевала начало восстания. Наверное, послать к дому павшего героя войны толпу с железными прутьями – это тоже был хитрый ход. Герои утихшей войны с Ливоргами – враги! Старик не стеснялся тогда. Просто отдал команду системе защиты работать на уничтожение. А потом, отправив Дану и дочку к друзьям, подальше от этих мест, пошел в сопротивление. Там и получил лучом в плечо, прикрывая отход основной группы. Ему тогда было под шестьдесят, а группа – все сопляки. Вот он и остался прикрывать их от штурмовиков «ржавых». Полночи полз он тогда к своему дому в сыром, пахнущем металлом и порохом мертвом лесу. Теряя силы, он увидел светящееся окошко. Дом ждал его. Очнулся старик через несколько суток. Система здоровья смогла сама, без врачей, спасти его, защита закрыла дом от любого проникновения. И Дана с дочкой тоже были рядом. Дом нашел их и вызвал сюда.

Альбом с фотографиями манил словно магический шар. Старик опять прикоснулся пальцем к матовой поверхности экрана. Вначале он удивлялся, почему на экране не остается следов от пальцев. Потом только узнал, что экран самоочищающийся. И пожалел, что не установил самоочищение на окнах. Впрочем, тогда, когда дом только строился, таких самоочищающихся материалов еще не было.

Старое-старое фото. Они с Даной устраивают шашлыки по поводу дня рождения. Пришла куча народу. Старик тогда еще не очень доверял электронной няньке, поэтому коляска с трехмесячным сыном стоит рядом на лужайке. Даже поленница аккуратных дров в кадр попала. Тогда старик очень удивился, узнав, что кухня может не только готовить, но еще и рубить дрова. Он запустил программу подготовки шашлыка, и наутро было готово не только искусно замаринованное мясо, но и стопка чистеньких, круглых бревнышек. Поленья были заказаны, приняты от курьера, обработаны и сложены во дворе возле мангала. Впрочем, мангал установил старик сам.

Льдинка звякнула о стекло бокала с виски. Да, пусть ругается система здоровья. Ничего ему уже не страшно. Вот только пониматься наверх, в спальню, все сложнее и сложнее. Кровать, служившая ему и Дане столько лет, уже давно отказывается становиться мягкой, как облако, старым костям это вредно. А когда-то…

Краткий мелодичный сигнал на секунду прервал воспоминания. Пришло письмо от дочки. Фотография на экране сменилась текстом. Как всегда, «все хорошо, скоро юбилейный концерт, приезжай к нам».

Старик много лет назад запретил видеосистеме показ телепередач. Он совершенно не мог привыкнуть к новому стилю, к бессмысленному мельканию картинок, сюжетов рекламы, ток-шоу и безумных конкурсов. Только коллекция архаичных фильмов и иногда, скорее для легкой самоиронии, программы давних новостей. С тех времен, когда старик был не стариком, а юношей, и жизнь казалась вечной и беззаботной. Впрочем, видеосистема поняла все его странные прихоти и иногда сама запускала новые фильмы, но такие, которые были интересны старику. Он даже и не догадывался, что это современные ленты.

Ответив дочке почти формально – «все хорошо, поздравляю, приезжай», Старик вернул фотоальбом.

А на этом фото дочка со своим женихом. Хороший парень, наверное. Когда он впервые вошел в дом, взбесилась кухня. Кофе с солью, пролитый от резкого движения столика бокал, красное вино прямо на белоснежных брюках жениха. Кто же додумался вводить в них все эти ревности, собственные мнения, эти предпочтительные решения? Или это появлялось само? Да, всегда так было. Дом, который ты построил, любит тебя. Со всеми последствиями. Кстати, дочка вышла замуж за другого. Но это было потом. Или это на него выливали вино? Как давно это было.

Окончилась музыка. Дом поглотила почти полная тишина, она появилась здесь впервые после того, как высох родник. Только еле уловимый скрип старых умирающих часов. Их нельзя было починить, они были механические, и уже давно исчезли с лица Земли мастера, способные чинить такие вещи. Но выбрасывать часы было жалко. Пусть они примитивные, пусть ничего не понимают в жизни, и им безразлично, кому отсчитывать время, но их было жалко. Они уйдут когда-нибудь вместе со стариком. Туда, где время потеряет смысл. А в доме, наверное, поселятся внуки. Они приезжали месяц назад. Веселые, крепкие, почти взрослые. Они никак не могли понять, как можно жить не в интегрированном жилище. Зачем здесь автономные системы? Вот как хорошо в городе! В любом месте система тебя распознает и подстроится под тебя. Выполнит все твои привычные запросы. Дочка давно звала его переехать в город. Там проще, там надежнее. Но старик не мог представить себе жизнь без своего дома. Не будет вот этих скрипучих ступенек, вот этого старого камина. Впрочем, старик давно понял, что скрипят ступеньки нарочно, чтобы по звуку он мог понять, что не пропустил ступеньку. А может, это и не ступеньки скрипят? Ведь акустическая система уже давно перестроила себя так, чтобы старик слышал хорошо. Тогда, после контузии, первое время ему весь мир казался накрытым толстой пуховой подушкой.

Дана всегда была самой главной здесь. Дом ей подчинялся, кухня любила ее и следила за каждым движением хозяйки. Один родник, своенравный и дикий, не обращал на нее никакого внимания. Он, порождение вечности, тихо журчал посреди сада и, казалось, гордился своей вселенской важностью. Родник был родником, он не мог понять ничего. Но когда Дана ушла – он засох. Словно услышал вопль тоски, который пришел от дома.

Дана умерла через год после похоронки. Смерть сына была для нее тяжелой потерей, и слабое сердце не выдержало. Старик видел, как она тихо угасает, и понимал, что уже ничего не сможет сделать. Ни он, ни дом, ни городские врачи. Так уж повелось – дом почти всегда переживает того, кто его построил. Но еще долго потом старик не чувствовал дома. Казалось, с Даной ушло все. Тепло очага, верность домашней утвари, спокойствие комнат.

Однажды из древних хроник старик узнал, что сотни лет назад здесь было водохранилище. Оно защищало город от весенних наводнений, а летом было любимым местом отдыха. Вокруг этого водохранилища строили летние лагеря для детей и здесь сотни лет назад звенели радостные голоса, горели пионерские костры, кипела веселая, полная таинств детская жизнь. А совсем рядом с этим водохранилищем и приютилось это старое озеро. Его никто не создавал, оно получилось само и жило своей жизнью. Иногда старик задумывался над этой странностью. Тысячи человек старались, строя водохранилище, работали день и ночь. А спустя годы водохранилище высохло, а маленькое озеро, даже не озеро, а просто пруд, – осталось. И даже легенда о том, что на дне его лежит старый «Тигр» со времен античной войны, казалась правдой.

А потом был день победы. Конец войне, конец революциям. Приехали внуки и их мать. С ней старик не разговаривал давно. Он не мог простить ей отдыха на круизном лайнере в то время, когда сын был на войне. Больше она никогда не появлялась в этом доме, он стал для нее чужим и не скрывал этого. Потом были всякие посетители из министерства, хотели сделать здесь музей, старика опять звали в город. Но он отказался раз и навсегда. И тогда же он узнал, что почти никто не верит в смерть его сына. Адмирал Думанский ушел в подпространство и не вернулся.

Вообще, когда еще дом строился, Старик отказался от модных тогда моностекол из композитов. И по его просьбе установили обычные, старинные окна. Ничего лишнего, только монолитные рамы и регулируемая прозрачность стекла. Сейчас, вечером, все окна были затемнены, кроме одного. Пусть светится в ночи, может, покажет дорогу потерявшемуся среди звезд путнику. Одному, ищущему свою звездную Итаку.

Киев, 2009