Текст книги "Корона Витовта"

6. Двое

Взошедшее солнце испарило туман и заиграло пока еще робкими утренними лучами на поверхности реки, зажигая на воде веселые искорки. Ожили насекомые, застучали клювами надменные аисты. По-утреннему, более шумно, зажурчала вода. Неугомонные рыбаки в своих лодках уже радовались первой добыче. Река проснулась.

Теодор понимал, что дольше оставаться здесь было небезопасно. Он покосился на панну Селину. Женщина, несмотря на прохладную воду, измученная бессонной ночью, задремала на его плече. Сам ландскнехт одной рукой все так же держался за куст лозы, а другой обнимал шляхтянку и сжимал злосчастную шкатулку, которой почему-то так дорожила хозяйка. Он взял ее у панны Селины, когда она заснула.

Легкая бабочка опустилась на белокурые волосы женщины, украсив их приятным бирюзовым цветом своих крыльев. Наверное, и самое дорогое украшение не сделало бы большего: так хороша в это мгновение показалась Теодору панна Селина. Рядом с шумом пронеслась стрекоза и вспугнула бабочку. Двукрылая красавица вспорхнула в небо.

«Навряд ли ты когда еще украсишь собой столь прелестную головку», – обращаясь к бабочке, внезапно для себя подумал Теодор, не отрывая взгляда от шляхтянки. Спящей, он ей мог любоваться сколько угодно, но пора было выбираться на берег. Ландскнехт пошевелился, и женщина очнулась. Голубые глаза, цветом с которыми, казалось, поделилась сама река, с удивлением посмотрели на него. Затем, смутившись, панна Селина отстранила голову. Теодор сразу же прочел на ее лице волнение и немой вопрос.

– Она у меня, – успокоил ландскнехт женщину и передал шкатулку. – Выходите на берег.

Панна Селина послушалась, а Теодор, не сомкнувший за ночь глаз, чтобы хоть немного освежиться бесшумно нырнул под воду. Когда он вышел на берег, женщина стояла босиком на песке и выжимала подол платья. Наемника она встретила неожиданной улыбкой.

– Тебе купание пошло на пользу, солдат. Без своей грязи ты очень даже мил.

Теодор, не ответив, приложил палец к губам и показал глазами на верх берега.

Красивое лицо женщины сразу же стало серьезным.

– Думаешь, они еще здесь? – шепотом спросила она.

Теодор пожал плечами. Он подошел к мертвому шляхтичу, лежащему у самой воды, и вынул у него из ножен саблю.

– Где вы взяли пистолет? – спросил ландскнехт, вспомнив, что шляхтича застрелила женщина.

– Он был в его седельной суме, – волнуясь, рассказывала шляхтянка. – Я так испугалась… А потом увидела пистолет, и вот… Сама не знаю, как это получилось.

Теодор недоверчиво глянул на труп. От испуга так не стреляют: пуля угодила поляку в голову, аккуратно под козырек шлема. Со страху же целятся, он знал по собственному опыту, обычно в грудь. Но наемник оставил свои сомнения при себе. Он также знал и то, что в бою случается всякое.

– Оставайтесь пока здесь, – приказал он и стал подниматься по откосу берега, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Вроде бы кто-то разговаривал. Вскарабкавшись на самый верх, Теодор затаился.

– Страх-то какой! Глянь, как пана Михала угораздило! Почти надвое разделили! – услышал наемник. – А этот немец вообще, смотри, без башки лежит.

– Ишь ты! Как его болезного! Хоть и разбойник, а тоже – христианская душа!

Теодор сообразил, что, судя по говору, это не могли быть их преследователи. Он осторожно выглянул. Так и есть: на месте недавней схватки стояли три крестьянские телеги, а их хозяева копошились среди мертвецов. Ближайший к нему крестьянин, почти полностью облысевший старик с куцей седой бородой, снимал сапог у молоденького шляхтича, зарубленного швейцарцем.

Теодор встал во весь рост.

– Что это ты делаешь, папаша? – вкрадчиво спросил ландскнехт, обращаясь к старику. Крестьянин в испуге выпустил ногу мертвеца. – Разве ты не знаешь, что за мародерство полагается веревка?

Если ночью, защищая свои дома, жители деревни вели себя отважно, то теперь выглядели смирными и напуганными.

– Мы ничего худого не думали, – оправдывался старый крестьянин, – мы только того – вдове отдать!

– А не молод ли он был, чтобы обзавестись семьей? – с усмешкой спросил наемник.

– И то правда, – охнул старик, заглянув в лицо убитого, – такого молодого загубили, ироды! Ой! Прости, пан, если что не так сказал…

Но Теодор, после слов крестьянина вспомнив Гюнтера, помрачнел и не обратил на обидную оговорку внимания.

– Что вы здесь делаете?

– Нам велено собрать наших панов… Или то, что от них осталось, и к церкви свезти, – с готовностью пояснил крестьянин. – А там уж их пусть родственники забирают.

– Только панов? А немцев как же?

– Разбойников-то? – опять забылся старик. – Ой! То есть этих-то? Велено в реку скинуть и вся недолга, – заметив мрачное лицо ландскнехта, поспешил добавить: – Мы то, конечно, этого не одобряем. Они хоть и эти… Как их? Еретики. А все же – тоже христиане. Правда, мужики?

Два других крестьянина, стоявших почтительно, скинув на всякий случай шапки, охотно закивали, мол, истинная правда!

– Вот и славно, – процедил сквозь зубы Теодор. – Значит, и немцев свезете к церкви.

– Оно-то, конечно, можно, – почесал плешивый затылок крестьянин. – Да только куда мы их всех погрузим? Вона их сколько! Мертвяков-то. Уж больно много вы положили панов наших, царство им небесное! Разве кони выдюжат? Так или нет, мужики?

Мужики закивали, мол, нет, не выдюжат.

Теодор уже начал терять терпение, но тут, устав ждать внизу, к ним поднялась панна Селина.

– А если вам отвезти не за один раз? – миролюбиво предложила она.

– Это, значит, коней гонять? – мялся крестьянин, не решаясь напрямик отказать свирепому наемнику. Но он и его односельчане так же боялись нарваться и на гнев шляхты. – Нам боязно, панна, – признался старик, – а что, если пан Войда узнает?

– Так это он вас сюда прислал? – нахмурилась шляхтянка.

– Он самый, – подтвердил крестьянин.

Теодор, увидев на песке обломок своей алебарды, поднял его. Это, конечно, не ускользнуло от внимания крестьянина.

– Разве что тут похоронить? – быстро предложил он. – Место высокое, хорошее?

Теодор угрюмо кивнул. Ландскнехт понял, что на большее они не согласятся. Лежать его товарищам здесь. И эта была не самая худшая судьба для солдата. Сколько их так и осталось гнить на полях непогребенными.

– Еще один остался у вас в деревне, – хмуро напомнил Теодор. Крестьяне, пряча глаза, торопливо принялись грузить тела шляхтичей в телеги.

Дальше случилось неожиданное.

– Один ваш еще живой вроде! – воскликнул самый молодой из крестьян, показывая на кого-то, придавленного лошадью.

Теодор, ругая себя последними словами, бросился к лошади. Под ней лежал Людвиг Моргенштерн. Когда Теодор и крестьяне оттащили труп коня, Людвиг застонал и открыл глаза. Теодор осмотрел его и убедился, что раны были не смертельными, но очень тяжелыми.

– Несите его в телегу, – приказал Теодор.

Спорить с ним никто не решился, и раненого осторожно положили в телегу.

– Отвезешь его в Дрезден, – тихим голосом велел Теодор старому крестьянину.

– Но…

– Я сказал – отвезешь! Иначе я вернусь сюда. И вернусь не один. Мы сожжем твою деревушку – веришь мне?

Крестьянин верил, и потому побелел от ужаса.

– Послушай, солдат, – подал голос крестьянин, до сих пор молчавший. – Мой брат на днях едет в те края по подводной повинности. Он отвезет твоего товарища.

– Очень хорошо! – наемник проницательно посмотрел на крестьянина. – Обманешь – помни про свою деревню! Вот гульден тебе. А вот – держи, твоему брату.

– Я дам столько же в Дрездене, – слабым голосом пообещал Людвиг и позвал товарища: – Теодор!

Крейцер наклонился над раненым.

– Они взяли Петера Мюллера, – еле слышно произнес Моргенштерн. – Он жив…

– Может, уже и нет, – мрачно сказал Теодор. – А где Чех и Молчун? Мы не нашли их тела.

– Не знаю.

– Прощай, Людвиг. Надеюсь, что до Дрездена ты дотянешь.

– Должен. У меня там осталось одно незавершенное дело.

– В Дрездене будет кому за тобой присмотреть?

– Найдется. Есть там у меня знакомец. Бамбер Шульц. Стражник. Он обо мне позаботится, – с усилием усмехнулся Моргенштерн.

Теодор, конечно, этой усмешки не понял. К телеге подошла панна Селина. Людвиг, узнав ее, шепнул Крейцеру:

– А ты позаботься о ней. Зазря мы, что ли, в такую даль тащились? – и уже громче сказал шляхтянке: – А ты прощай, сударыня. Прости, если что. Мы, солдаты, народ грубый.

Лодка скользнула по берегу, вдавив камни во влажный песок, и надежно стала. Рыбак вылез из нее и принялся выгружать свою добычу, аккуратно укладывая в корзину. Рыбы было много, и довольный хозяин лодки вполголоса напевал одну из тех рыбацких песен, незатейливые слова которой, согласно поверью, должны были даровать богатый улов. Корзина была почти полна, когда рыбак услышал хруст ракушек под чьими-то ногами. Он обернулся, и песнь резко оборвалась. Перед ним стоял незнакомый русоволосый молодой мужчина в неопрятной одежде. Лицо незнакомца было исполосовано шрамами, взгляд серых глаз был мрачен. На плече мужчины лежал топор с обломанной рукоятью. Рыбак немало повидал на своем веку немецких наемников, поэтому сразу же узнал одного из них. И эта встреча на безлюдном берегу не сулила ему ничего хорошего. Увидав, что замечен, немец улыбнулся, обнажив здоровые крепкие зубы.

– Мне нужна твоя лодка, приятель.

Рыбаку послышалась в словах наемника угроза, и его улыбка никак не могла смягчить их смысл. Рыбак не сомневался, что немецкому ландскнехту убить человека за лодку, если она ему вдруг понадобилась, – пара пустяков. Но и лодку отдавать было жалко. Рыбак с тоской оглянулся на реку. Нет, не сбежать.

Из-за спины немца вышла красивая молодая женщина. По всему видать – из благородных. От неожиданности рыбак на миг даже забыл об угрожающей ему опасности. Как такая прелестная панна могла избрать себе в спутники безбожного немца, да к тому же и грубого наемника?

– Этот человек хотел сказать, что хочет купить у тебя лодку, – женщина гневно обожгла взглядом мужчину, – не так ли?

– Но… – немец запнулся и с возмущением посмотрел в голубые глаза спутницы, но тут же потупил взор и сказал приглушенно, словно сдерживая злость: – Да, разумеется, – затем он с видимой неохотой снял с пояса кошелек и высыпал его небогатое содержимое себе на ладонь.

– Этого хватит? – рука наемника оказалась перед самым носом рыбака. Тот бегло глянул на монеты и кивнул. Затем, осторожно забрав деньги, подхватил корзину с рыбой и, несмотря на ее тяжесть, почти бегом устремился прочь.

– Погоди-ка! – остановил его оклик немца.

У рыбака от страха затряслись ноги. Неужели наемник передумал?

– Столкнешь лодку в реку, – хмуро велел Теодор Крейцер.

Когда лодка отчалила, Теодор сердито посмотрел на панну Селину, сидящую напротив. Слова недовольства уже готовы были сорваться с языка, но он сдержался и только, злясь, сильно ударил веслами по реке, подняв два фонтана воды.

– Мы уже купались, солдат, – холодно напомнила панна Селина. Капли воды попали ей на платье.

Теодор, промолчав и сейчас, стал грести слабее, угрюмо смотря себе под ноги. Ландскнехт сердился, хотя, сердиться, собственно, было не из-за чего. Пока все шло согласно задуманному плану. Ну, почти все.

Когда крестьяне, забрав тела своих панов и раненого Людвига, отъехали, Теодор после недолгих раздумий решил последовать прежнему плану Бьерна и попытаться добраться до Мазовии по реке. Для этого нужна была лодка. Они с панной Селиной прошлись по берегу и наткнулись на рыбака с лодкой. Лодку легко можно было забрать, но шляхтянка заставила за нее заплатить. Что, сам не зная почему, Теодор и сделал, отдав последние деньги. Ему не то чтобы было их жаль. Просто он считал, что деньги им были нужны, чтобы добраться до цели. И, по его мнению, нужны были много больше, чем тому рыбаку.

«Подожди, – думал наемник, – посмотрю, сколько ты без еды продержишься».

Теодор увидел на дне лодки несколько крупных рыбин, которых рыбак не успел выгрузить, и его настроение улучшилось. Он взглянул на спутницу. Панна Селина тут же ему улыбнулась, и ландскнехт окончательно смягчился.

Спустя пару часов, когда Теодор, положив весла на борт, отдыхал, доверив лодку течению реки, на берегу показалась очередная деревня, а на ее краю – каменное квадратное строение с деревянной крышей, из кирпичной трубы которого густо валил дым, а из узких щелей окон клубился пар.

– Никак кузня, – Теодор ненароком глянул на свою алебарду, – мне нужно новое древко. Что скажете, сударыня?

– Я бы с удовольствием прошлась по земле, – согласилась панна Селина.

– Значит, решено, – сказав, наемник направил лодку к берегу.

Когда они вошли в кузницу, то увидели там обнаженного по пояс жилистого кузнеца и рябоватого мальчишку – его помощника. Кузнец, пару раз ударив молотом о наковальню, повернулся к гостям. Он почтительно поклонился панне Селине, но на Теодора посмотрел настороженно, как и рыбак прежде, узнав в нем немецкого наемника.

– Здравствуй, почтенный, есть работа, – Теодор протянул алебарду. Платить было нечем, но он надеялся договориться.

Кузнец, поставив молот у печи, молча взял сломанное оружие и пошел в угол кузницы, где вперемешку с мусором и прочим хламом были свалены куски железа и дерева. Какое-то время он там копался, а Теодор и панна Селина терпеливо ожидали.

Дверь в кузницу открылась, и внутрь вошла миловидная девушка в льняном домотканом платье, перед которого закрывал белый фартук. В руках у нее была корзина с едой и глиняный кувшин. Это была дочь кузнеца, она принесла отцу обед. Наемник вдруг почувствовал, как сильно он голоден. Пока Теодор с завистью смотрел на корзину девушки, девушка с восхищением смотрела на панну Селину.

– Какое у панны красивое платье! – простодушно сказала молодая крестьянка.

– Агнешка! – строго прикрикнул кузнец.

– А хочешь себе такое? – неожиданно предложил Теодор.

Девушка смущенно зарделась.

– Тогда неси свое. Обменяем.

– Неужто правда? – ахнула дочь кузнеца.

Шляхтянка удивленно, крестьянка недоверчиво посмотрели на наемника: не шутит ли? Но Теодор не шутил. Панна Селина нахмурилась, но, тут же взяв себя в руки, поощрительно улыбнулась:

– Правда.

– Быстрей неси! – торопил ландскнехт. – Только смотри, чтобы оно было самое лучшее. И башмаки прихвати.

– Оно, наверное, немало стоит? – озабоченно поинтересовался кузнец, когда его дочь, не веря своему счастью, со всех ног побежала домой. Он не мог сообразить, как ему отнестись к странному предложению этого подозрительного немца и его спутницы.

– Наверное, – согласился наемник, – поэтому к платью своей дочери ты добавишь еды и питья. И еще кое-что из одежды. Так же это будет оплата за твою работу.

– Может, тебе еще и мой молот в придачу? – возмутился кузнец.

– Он мне без надобности, а вот от хорошего ножа я бы не отказался.

– Еще чего! И это все за какую-то бабскую тряпку?!!

Пока мужчины торговались, панна Селина, закусив губу, почему-то весело на них поглядывала. Когда крестьянка вернулась, они как раз сумели договориться. И кузнец, ворча, принялся за работу.

Покинув, наконец, кузницу, Теодор и панна Селина направились к лодке.

– Ты очень щедр, наемник, – сказала шляхтянка, когда они уже подходили к реке. – Мое платье стоило больше всей этой деревушки.

Теодор, услышав, закашлялся, но затем нашелся:

– Только не после того, как оно побывало в воде. Теперь за него купишь разве что кузню того скряги кузнеца.

Панна Селина весело засмеялась.

– Вам это также к лицу, – серьезно сказал Теодор, разглядывая крестьянское платье на женщине.

Шляхтянка улыбнулась. Хоть комплимент и был сказан простолюдином, было видно, что он ей приятен.

Теодор толкнул лодку в воду. Панна Селина, не двигаясь, стояла на берегу.

– Панна?

– Я не хочу замочить и это платье, – лукаво улыбнулась женщина. – Уж очень оно милое.

Теодор хмыкнул, подошел к шляхтянке, взял ее на руки и отнес в лодку.

– Ради чего ты воюешь, ландскнехт? Только ли ради денег? Жизнь таких как ты бывает очень короткой. Неужели ты не хотел бы себе другой судьбы? – спросила панна Селина. Маленький огонек гаснущего костра тускло освещал ее красивое лицо, придав его чертам загадочности и еще большей недоступности. Теодор украдкой им любовался. Он и панна Селина, пройдя по реке весь день, стали на ночлег на берегу в небольшом редком леске. Поужинав, теперь сидели у огня. Они долго молчали, и вот неожиданно женщина спросила это. Ее удивительные голубые глаза пристально смотрели на мужчину. Теодор видел, что ей было действительно интересно то, что он скажет, и она ждала ответа.

– Другой судьбы? Вряд ли, – поначалу наемник говорил с трудом, стараясь подбирать слова, понятные для этой женщины из другого мира. – Ради денег? Да. Я воюю ради них. Они нужны мне и моей «Сломанной пике». Это трактир, – пояснил Теодор.

– И что там в твоей «Сломанной пике»? – выпытывала панна Селина. – Что там есть?

– Там есть те, кому я дорог, – отвечал ландскнехт. Увлекшись, он не заметил, как его речь полилась плавней. – Хотя никто из них не родня мне. Не родня по крови. Там есть брюзга-отец. Не родной, приемный. Когда-то рискнувший своей жизнью, чтобы жил я. Есть там женщина, которая заменила мне мать. Она бывшая обозная шлюха, но благородней и честней женщины я еще не встречал!

При этих словах панна Селина изумленно глянула на Теодора. И улыбнулась.

– Там есть Эльза и ее мужчины, – не замечая улыбки шляхтянки, продолжал наемник. – В «Сломанную пику» приходят мои друзья. Скажите, она стоит того, чтобы жить для нее? Зачем мне желать большего?

Конечно, Теодор не думал, что гордая шляхтянка поймет его, но он был рад, что сказал это.

– Пожалуй, стоит, – серьезно ответила панна Селина. – Однако, ты весьма красноречив для немца.

– А я и не немец, – впервые Теодор признался в этом кому-либо из непосвященных. Кутаясь в плащ, взятый у кузнеца, он сказал:

– Пора ложиться спать, панна.

С рассветом они продолжили путь.

Смотря на спутницу, сидящую напротив, Теодор с удивлением почувствовал, что переменился к ней. В крестьянском платье она казалось ему ближе, чем прежде. А может, дело было не в платье, а в их ночном разговоре. Так или иначе, он перестал думать о ней как о панне, мысленно называя только по имени.

Наемник не спеша греб, а женщина с грустью смотрела на берег.

– Отчего вы печальны? – спросил ландскнехт.

– Недалеко отсюда моя родина, – созналась шляхтянка. – Я здесь давно не была. И вот, пусть не по своей воле, вернулась.

– Как могло случиться, что панну насильно увезли? Наш император, будь это в Германии, строго бы наказал похитителя.

– В Речи Посполитой правит не король, а магнаты, – горько сказала панна Селина. – И если одному из них вдруг приглянулась женщина, и он пожелал ее себе, то как король сможет ему в этом помешать?

– Но теперь-то вы на свободе.

– Это произошло не благодаря королю. Бедный Удальрик пожалел меня и передал весточку моему покровителю, сеньору моего покойного отца. Он и нанял тебя и твоих товарищей через пана Годлевского. Тот ему многим обязан.

Теодор хотел спросить еще, но панна Селина его прервала:

– Слава Богу, мы добрались!

7. Встреча

Местность была неровной, холмистой. Идти было трудно. На склонах ноги то и дело проваливались в мягкую землю, скользили по камням. Все чаще чтобы не упасть панне Селине приходилось опираться на руку своего спутника. Жаркое солнце и сухой раскаленный воздух делали их переход еще более утомительным.

Наконец, они вышли на дорогу, ведущую в Раву. Теодор понимал, что им необходим отдых. Впереди он высмотрел несколько деревьев, в тени которых вполне можно было укрыться от солнца. К ним они и направились.

Теодор шел, размышляя о том, что по прибытию в Раву их путешествие с прелестной шляхтянкой закончится. И наемник не знал радоваться этому или огорчаться. Для него это было непривычной ситуацией. Прежде, выполнив работу, он всегда радовался.

– О Боже! – испуганный возглас панны Селины вывел его из задумчивости. Оказалось, что они уже дошли до деревьев. На осине, растущей у самой дороги, на нижнем суку на веревке висело тело. Это был Петер Мюллер. Кожа повешенного – на лице, руках и босых ногах – была в царапинах и кровоподтеках, одежда изорвана, точно его волочили по земле.

Теодор, перерубая веревку, в ярости разрубил её вместе с суком. Освободив шею Петера от петли, он застыл над телом товарища, нарочно отвернувшись от спутницы, не желая, чтобы она видела в эту минуту его лицо.

– Это сделал Войда? – негромко спросила панна Селина, подойдя к наемнику со спины.

Теодор кивнул.

– Значит, он и его люди в Раве?

– Может быть, – глухо ответил ландскнехт.

– Но как они узнали о Годлевском? Разве что этот бедняга на него указал?

Теодор резко развернулся и с негодованием посмотрел на панну Селину. Под его тяжелым взглядом она смутилась.

– Петер был глухонемым. Он не мог им ничего сказать. Поэтому они его и убили. За ненадобностью, – ландскнехт помолчал и сказал решительно: – Я иду в Раву. Я должен встретиться с этим Войдой.

– А как же я?

– Теперь вам в городе делать нечего. В доме Годлевского, наверняка, засада.

– Ты хочешь оставить меня одну? Прямо здесь, на дороге?

– Идемте, – буркнул Теодор. Женщина была права: лучше ее взять с собой.

Когда они вошли в город, наемник остановил какого-то ветхого старика и спросил его, как пройти к дому Луциана Годлевского. Горожанин, скорбно глядя слезящимися глазами на Теодора, скрипучим старческим голосом долго объяснял дорогу. Из бестолковой речи старика наемник понял только, что жилище Годлевского где-то неподалеку. Так оно и оказалось. И вскоре они его нашли.

Каменный, одноэтажный, с виду дом шляхтича выглядел не очень богато, хотя и лучше большинства других домов в Раве. В центре фасада была пристроена квадратная башня в два этажа с узкими бойницами, крытая деревянной черепицей. Вход в дом был проделан в башне.

Теодор прикинул, что безопасней попасть внутрь, воспользовавшись одним из окон.

– Я не знаю, панна, что там меня ждет, – сказал он шляхтянке перед уходом. – Если услышите шум – бегите!

– Куда бежать? Я пойду с тобой, Теодор, – она впервые обратилась к нему по имени. Наемник был удивлен, что она его запомнила.

– Нет, – твердо сказал он и пошел к дому.

– Подожди…

Ландскнехт обернулся. Женщина быстро его перекрестила. Ее лицо было серьезным, и Теодор не посмел усмехнуться.

Обойдя дом с правой стороны от входа, он осторожно приблизился к окну. Прислушался. Было тихо. И эта тишина ему не нравилась. Поддев лезвием топора раму, Теодор открыл окно и перелез через него внутрь, готовый в любую минуту встретить затаившихся врагов. Но в комнате, в которой он оказался, никого не было. Теодор осмотрелся. Он был в спальне. Судя по беспорядку, в ней что-то произошло. Балдахин был сорван и скомканный лежал на полу возле кровати. По всей комнате была раскидана одежда, разбросаны куски свечей, рассыпаны осколки посуды. Возможно, что хозяин спальни всего лишь куда-то в спешке собирался. Однако, беспорядок вполне мог быть и следствием драки. Теодор сделал шаг – под ногой треснул фаянс. Он замер. За дверью раздались шаги. Показалось? Бережно, стараясь больше не наступать на осколки посуды, он подошел к кровати, на которой лежал непонятный предмет, завернутый в окровавленную тряпицу. Он отбросил угол тряпки: искаженная гримасой боли мертвыми глазами на него смотрела голова Бьерна!

Теодор вздрогнул.

У ландскнехта больше сомнений не было: Войда и его люди побывали в доме. И, вероятно, они все еще здесь.

Может, стоило вернуться к панне Селине и дождаться темноты? Ночью огонь свечей мог выдать прятавшихся людей. Теодор подошел к окну и выглянул на улицу.

– Проклятье! – вырвалось у него.

К дому шла панна Селина. Вид ее был безмятежен и спокоен, словно она и не находилась в бегах, а явилась с визитом. Теодор потерял шляхтянку из виду, когда она подошла вплотную к башне. Он услышал стук, а затем звук открывающейся двери. Наемник опрометью бросился к двери спальни и приложил к ней ухо. Растревоженный женщиной, дом ожил. Теодор отчетливо услышал топот сапог. Он приоткрыл дверь. Мимо спальни по коридору пробегал низкорослый шляхтич. Ландскнехт схватил его за руку и мигом втащил в комнату. Поляк активно пытался высвободиться и даже чувствительно двинул наемнику локтем в подбородок. Теодор, опасаясь, что их услышат, наколол шляхтича на острие алебарды и аккуратно опустил на пол. Переступив через труп, он вышел из спальни и быстро пошел по коридору, пока не уперся в лестницу, ведущую на второй этаж входной башни. Он поднялся по ступенькам и оказался на галерее, построенной вдоль внутренних стен башни для ее обороны. Сверху, с галереи, открывался вид на первый этаж. Там, в центре квадратного пола, он увидел панну Селину и рядом двух шляхтичей из отряда Войды. Лица польских панов выглядели очень довольными.

– Я могу видеть пана Годлевского? – с достоинством спросила панна Селина.

– Его сейчас здесь нет, панна, – ухмыльнулся шляхтич с узким неприятным лицом. Близко расположенные к переносице круглые рыбьи глаза торжествующе смотрели на женщину. – Но скоро вы его увидите. А пока дайте-ка нам ваш сундучок.

«И зачем им всем нужен этот ларец?» – недоумевал Теодор, крадучись пробираясь к лестнице, ведущей с галереи на первый этаж. Дойдя до нее, он встал на верхнюю ступеньку и громко сказал:

– Признаюсь, судари, иногда мне приходилось грабить женщин. Но разве это достойное занятие для благородных господ?

– Она не одна! – проорал очевидное узколицый шляхтич и пальнул в наемника из пистолета.

Пуля отстрелила Теодору клок русых волос и расплющилась о каменную стену за его спиной. Шляхтич спешно принялся перезаряжать оружие; второй кинулся вверх по лестнице, чтобы тут же скатиться назад с раскроенной топором головой.

Теодор бросился вниз и сумел добежать до стрелка прежде, чем тот перезарядил пистолет. Наемник махнул алебардой, и узкое лицо шляхтича разделилось кровавой бороздой на две неравные части. Ландскнехт вытер топор об одежду убитого и строго посмотрел на панну Селину. Та ответила невинным взглядом.

– Не стоило вам приходить самой, – с укором сказал он.

– Я хотела помочь.

– Я испугался за вас.

– А я – за тебя, – ровным голосом сказала она.

Удивившись, Теодор переспросил:

– За меня?

– Конечно. Думаешь, мне хочется остаться одной? Я всего лишь слабая женщина.

– Мне вы такой не кажетесь. Вы очень смелая… Для женщины, – нерешительно возразил ландскнехт.

– Ну и комплимент даме!

– И красивая…

– Вот так уже лучше, – благосклонно кивнула она. – Однако сейчас не время для приятной беседы. Нужно обыскать дом. Неужели их было только двое?

– Трое, – поправил он ее. – Но вы правы.

Вместе они обошли дом, но он оказался пустым. Панна Селина вспомнила, что недалеко от Равы у Луциана Годлевского было родовое имение. Туда и решили наведаться. Сообразив прихватить в дорогу съестных припасов, Теодор пошел в кладовую. При обыске дома они в нее не заглядывали, так как дверь была заперта на наружный засов, и люди Войды там прятаться не могли.

Когда наемник попробовал кладовую открыть, за дверью раздался шорох. Теодор тут же отпустил засов и сходил в башню за алебардой. Вернувшись, постоял немного под дверью, но больше ничего не услышал. Скорее всего, в кладовой шумели крысы. Но даже если там люди, Теодор справедливо рассудил, что вряд ли Войда держал бы взаперти своих друзей. Ландскнехт отодвинул засов и резко открыл дверь. Возле стены рядом друг к другу сидели Вильгельм Бауэр и Ян Немец.

– Неужели опять жратву принесли? – с притворным недовольством проворчал Чех. Жмурясь от света, он не разглядел Крейцера. – Здесь ее и так хватает.

– Я не сомневаюсь, что ты уже отъелся впрок, – со смешком отозвался Теодор.

– Тео! – заорал Ян и, вскочив, ударился головой о кольцо надкусанной колбасы. Молчун счастливо улыбнулся.

– Невыносимый товарищ по заключению, – покосившись на Бауэра, пожаловался Чех, когда они, вдоволь набрав провизии, выходили из кладовой. – Слова не добьешься. Здешние крысы – и те оказались разговорчивей.

Молчун засмеялся.

Ландскнехты вошли в башню, где Теодора ждала шляхтянка. Ян Немец, улыбаясь, поздоровался с ней, но, когда понял, что в доме, кроме женщины и Крейцера, больше никого нет, посуровел.

– Где остальные, Теодор?

– Убиты. Людвиг ранен. Я отправил его в Дрезден.

– Непростое оказалось дельце, – сокрушенно покачал головой Чех. – И конца ему, похоже, еще не видно.

– Не видно, – подтвердил Теодор. – Вы-то как здесь оказались? Давно сидите?

– Да не очень. Тогда, у реки, оторвались от погони и сразу сюда в Раву. Вчера вечером добрались только. Нашли нужный дом. Вошли смело – и попались. Молчуна оглушили сразу. Затем на меня накинулись. Но двоих положить я успел, – заверил Чех.

– А где хозяин дома? Где Годлевский?

– Убит. Я слышал, как один из этих, – Чех показал пальцем на труп узколицего шляхтича, – другому рассказывал. Годлевский, когда увидел голову Бьерна, сразу же схватился за саблю. И Войда, это, кажись, их главный, его зарубил. Слуги увезли тело в имение.

– А Войда где?

– Черт его знает. Мы не видали.

Теодор задумался. Смерть Годлевского полностью все меняла.

– Куда же нам теперь? – Теодор вопросительно посмотрел на женщину.

– В Литву! – решительно сказала она.

– В Литву? – хохотнул Ян Немец. – А может сразу к московитам? Панна, наверное, думает, что мы любим путешествовать? Так это не так!

– Вам заплатят вдвое больше, – пообещала шляхтянка.

– Тогда не понимаю, почему мы медлим? – вдруг забеспокоился Чех. – У нас впереди длинная дорога!