Текст книги "Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма"

Через час батальон с одним орудием выступил в Фридрихсфельд сменить дроздовцев, но там застал лишь конный пост в 5–6 коней. Через колонию к дроздовцам прошел Конный дивизион. Затем пришел весь 3-й полк. С рассветом в наступление: 3-й полк – восточнее железной дороги. 2-й⁹⁷ – на Бурчатск, 1-й⁹⁸ – на село Васильевка. Фронт поступления дивизии 10 верст. Вправо на Андребург – дроздовцы.

4 сентября. Едва стало светать, марковцы, подошедшие возможно ближе к позициям красных, с одновременно начатой армейской подготовкой 6 батареями и двумя бронепоездами, ринулись в атаку. Их не сдержали ни огонь орудий и броневиков, ни пулеметный. Позиция была взята с налета. Контратаки резервов красных отбивались на ходу. Конный дивизион, высланный со стороны дроздовцев по Карачекракской лощине в тыл красным, захватил 4-орудийную батарею. К вечеру 1-й и 2-й полки уже были на высотах за лощиной. 3-й, в резерве у Васильевки, где отметил День своего праздника отличным обедом, подвезенным кухнями, да в штабе полка распитой бутылкой-другой самогона в присутствии генералов Писарева и Третьякова. Потери дивизии были весьма малы.

5 сентября – короткое продвижение вперед и занятие почти без боя села Янчекрак.

6 сентября – дальнейшее наступление встретило слабое сопротивление. Аэроплан сбросил ориентировку: вправо дроздовцы и Кубанская казачья дивизия успешно продвигаются вперед. Около 15 часов марковцы, выйдя на бугры, увидели Александровск с его двумя железнодорожными станциями с эшелонами на путях и уходящими в направлении станции Синельниково и на мост через Днепр у колонии Кичкас. Вперед выехали Конный дивизион, сотни, батареи. Загремели орудия. На южной окраине города разворачивалась пехота красных. Полки, прошедшие уже 25 верст, спешили вперед и атакой смяли красных. К грому орудий присоединились сильные взрывы складов снарядов, вагонов с ними… Резервный 3-й полк вступил в город в колонне. Его встретили толпы народа. У марковцев в руках появились цветы.

Смеркалось. 1-й полк, наступавший вдоль железной дороги, идущей к Днепру, за городом, перед селом Вознесенским, встретил упорное сопротивление и, потеряв 70 человек, остановился. 3-му полку приказано взять село, выйти к понтонному мосту и захватить переправу. Полк, уже в темноте, атаковал красных на крутом подъеме балки Гадючьей, сбил их, но за селом на буграх встретил сопротивление, задержавшее наступление на некоторое время. Атакой бугры были взяты, и с них открылась темная низина, пересекаемая с севера на юг серой полосой Днепра. Сильный взрыв и грохот врезались в звуки затихавшего боя. Полк спустился в низину. Масса повозок, но ни лошадей, ни людей. Еще немного, и виден отводимый на ту сторону Днепра понтонный мост. Вправо, на возвышенности, гребень железнодорожных вагонов, а еще впереди – силуэт высокого железнодорожного моста. В резерве наступавшего полка было две роты. Когда полк вошел в село, они пошли вправо и натолкнулись на сидящих в окопах красных. Около 180 человек сдались без выстрела, другие скрылись в темноте. Несколько из них были пойманы, и среди них командир батальона, бывший офицер. Высланные от рот дозоры, шедшие вдоль железной дороги, дошли до разъезда, все время забирая пленных. Привели и двух санитарок – сестер милосердия. Рассказ их ужаснул марковцев.

Утром в Александровск прибыл эшелон кавалерии с обозом и стал разгружаться. Неожиданно разгрузка была прервана, а в освободившиеся вагоны началась погрузка раненых. Обе санитарки были назначены сопровождать их. Погрузили до 200 человек. Через некоторое время длинный эшелон тронулся по линии на Кичкасский мост. В нем, кроме раненых, оставались еще подводы, фураж. На разъезде эшелон остановился. Наступила ночь. Бой шел уже вблизи. Вдруг впереди сильный взрыв.

– Мост взорван! – раздались крики, но состав медленно двинулся вперед.

– Остановите поезд! Пощадите раненых! – кричали кругом, а в ответ:

– Белые все равно перебьют всех.

Кто мог, стал выпрыгивать из поезда. «Выпрыгнули и мы», – с рыданиями говорили санитарки.

От взрыва центральная часть моста обрушилась, и вагоны эшелона один за другим падали с высоты десятков аршин, производя зловещий грохот. На самом краю обрыва остался лишь паровоз-толкач, сошедший с расшатанных рельс. Так погибли «во славу социалистической революции» около 200 раненых. На следующий день еще видны были в Днепре красные вагоны, сносимые все дальше и дальше сильным течением узкой здесь реки.

7 – 9 сентября. На фронте дивизии лишь редкая стрельба. Ее фронт к северу от города в 20 верстах. Там Конный дивизион; от него вдоль Днепра к югу в село Павлокичкас – 1-я батарея, как имеющая команду конных разведчиков и пулеметную; в село Вознесенское – 3-й полк; 1-й – на западной окраине города против острова Хортица; 2-й – в резерве, в городе; южнее города вдоль плавней – Инженерная рота“. К северо-востоку от дивизии, в 25 верстах в селах Новогуполовка, Дроздовская, а еще восточнее – Кубанская дивизии.

В результате наступления дивизия взяла до 2000 пленных 3-й и 46-й стрелковых дивизий, бронепоезд, массу подвод с военным имуществом, походные кухни, походные кузницы, прожектора, массу фуража и продовольствия. Захвачен и эшелон эвакопункта со всем медицинским персоналом и даже состав с комиссарскими семьями, главы которых предназначались к занятию соответствующих постов в Северной Таврии и Крыму. Дивизия понесла потери в 150 человек.

* * *

Пленные, 180 человек, захваченные резервными ротами 3-го полка, принадлежали к карательному отряду, ведшему борьбу с восставшими против советской власти в районе Чугуева. Отряд в 600 человек был набран из мобилизованных. Им командовал бывший офицер, ротами – также бывшие офицеры и бывший старший унтер-офицер. При каждой роте были комиссары. Каратели! Вид всех был отличный. Среди них сразу сам представился командир роты, старший унтер-офицер, заявивший: «Мы сдаемся добровольно». Действительно, так и было. Вот его ответы на опросе:

– Мы не хотели идти против белых, потому и записались в отряд. Мы вообще не хотели воевать. Мы не любим красных, но выхода не было. Когда мы стреляли, то стреляли в воздух; отпускали крестьян, когда не было с нами комиссаров и офицеров. Они звери!

– Когда нас послали против Врангеля, мы, моя рота, решили сдаться и уже биться против красных.

На возражение, что вечером они же отбили атаку белых, он ответил:

– Это левый фланг отряда. Там ротами командовали офицеры.

На вопрос, знали ли они, что белые расстреливают красных, ответил:

– Да! Нам об этом говорили. Но мы не верили: тогда бы пришлось расстрелять всю Россию. Я и говорил своим – не расстреляют, а если и так, то прежде всего меня.

На много вопросов отвечал этот бравый унтер, и его ответы и рассказы звучали искренностью и правдой. Он ручался за всех своих. Он не обвинял красноармейскую массу, но коммунистов, комиссаров… и офицеров считал «собаками», достойными «собачьей смерти».

Решение командира батальона – влить сдавшихся в роты – унтер и все приняли с искренней радостью. Батальон сразу увеличился вдвое. В ротах стало по 70–80 штыков. Все унтер-офицеры из сдавшихся, в числе 12 человек, были назначены помощниками командиров взводов – офицеров. Пополнение оказалось блестящим во всех отношениях.

* * *

Приказ 3-му полку – ввиду того, что им не была взята Кичкасская переправа, приступить к подготовке к переправе за Днепр и закреплению там плацдарма; 1-му полку – вести подготовку для захвата острова Хортица. Начались разведки, изыскания способов и средств, изучение течения Днепра. Приезжал генерал Кутепов и подтвердил поставленные задачи.

Александровск оживал. Этому не мешал даже обстрел красных. Главной мишенью для стрельбы было высокое белое здание Земской управы, где помещался штаб корпуса. Торжественны были похороны начальника железнодорожного участка, инженера Иванова, убитого «при исполнении службы» в день взятия города. Он со своими тушил подожженные красными вагоны со снарядами и был убит взрывом. От марковцев на похоронах присутствовали чины, лично знавшие убитого.

10 сентября, перед рассветом, команда пеших разведчиков 1-го полка на лодках переправилась на остров и закрепилась на краю его. Немедленно был переброшен туда батальон. Отбита атака. А к вечеру на острове был уже весь полк, заняв возвышенную его половину.

Остров Хортица – самый большой из островов на Днепре. Его длина до 10 верст, ширина 2 версты. Он находится на том рубеже Днепра, где река, вырвавшись из 80-верстного порожистого русла со многими скалистыми маленькими островами и пройдя через узкие каменные ворота, над которыми проходила железная дорога, обретала, наконец, свое спокойное течение, делясь на многие рукава, протоки, между которыми находились известные днепровские плавни. Самый рубеж между каменной грядой, которую пересекал Днепр, и начинавшимися к югу плавнями, проходил по острову, деля его почти на две равные половины, северную – возвышенную и южную – низменную. Северный конец острова – огромный каменный мыс, имеющий форму кресла, называемый «Креслом Екатерины». По преданию, на нем сидела и пила чай Екатерина II с князем Потемкиным, любуясь красотой Днепра. Южная оконечность терялась в плавнях.

Лет двести тому назад на Хортице находилась знаменитая Запорожская Сечь. Следы ее уцелели до 1920 года. На возвышенной части сохранились фундаменты церкви и зданий, вал, окружавший центр Сечи, могилы-курганы среди небольшого соснового леса. На этой части острова находилась лишь небольшая, с десяток дворов, немецкая колония, приютившаяся на уступе скалы.

Много интересного рассказали марковцам местные уроженцы, которые, будучи учениками, совершали экскурсии на остров, производили там раскопки и составляли свои училищные музеи. Они говорили, что Сечь базировалась на восточный берег Днепра, где на месте села Вознесенского в то время был торговый поселок. Расположение его на возвышенности, окруженной с двух сторон течением Днепра и с двух – глубокими балками, одна из них Гадючья, и, кроме того, защищенного глиняной стеной, обеспечивало связь запорожцев с внешним миром.

Запорожская Сечь была почти недоступна в те далекие времена, и ее история – целая легенда. Теперь наступили новые времена с невероятной для того времени техникой, когда неуязвимость старой Сечи отпала совершенно. Новым запорожцам, как стали называть себя марковцы, пришлось вести борьбу на старых местах новыми средствами и такие же новые средства испытывать на себе.

Остров обтекали два рукава: с восточной стороны – Новый Днепр, шириною до 150 шагов, глубокий и с быстрым течением; с западной – Старый Днепр, шириною шагов в сто, имевший пять бродов по грудь и один по пояс. Чтобы удерживать остров, нужно было прежде всего обладать им полностью и затем иметь на нем орудия, так как три брода не могут наблюдаться с восточного берега Днепра; попытки установить телефонную связь с батареями через широкий и быстротекущий Днепр не удались; чтобы перевезти часть батарей на остров, и для этого есть средства – пароход, оказавшийся в полной исправности, и баржи, мешал скалистый берег острова и наблюдение противника, у которого с высокого западного берега тот был как на ладони. К острову можно подплыть только в одном месте от пристани. И конечно, только ночью.

12 сентября противник с сильной поддержкой своей артиллерии перешел в наступление. 1-й полк, ища спасение от сыпавшихся на него снарядов, с такой стремительностью перешел в контратаку, что моментально смял красных, нанеся им, спасавшимся по бродам, большие потери, и занял весь остров. Но одному полку удерживать остров в десять верст длиною было не по силам, и туда были переброшены два батальона 2-го полка, ставшие на северной его части. В последующие дни красные ежедневно пытались ворваться на остров; иногда это им удавалось, но всегда они были сбрасываемы в Днепр. Особенно сильное наступление они повели 17 сентября, навалившись на 1-й полк, два батальона которого вынуждены были отходить от бродов под сильным обстрелом легких, гаубичных и 42-линейных батарей. Разрывы снарядов производили страшное впечатление: «Будто в воздух взлетали огромные подсолнухи, вырванные с корнем». Красные уже поднимались и на возвышенную часть острова, тесня 2-й полк.

Положение создавалось критическое, но в контрнаступление перешел резервный батальон 1-го полка, и вместе с отходившими ротами он прорвался через заградительный огонь и ударил «в штыки». В лесу шли отчаянные схватки. Красные спасались по бродам, и их уносило течение. У одного брода они было задержались благодаря поддержке своих батарей, но их скопление разнесло огнем единственное стоявшее на острове орудие. Красным дорого стоила эта попытка, но и 1-й и 2-й полки потеряли свыше 150 человек.

Орудие, стоявшее на острове, было втянуто туда с огромным трудом с помощью трех пар волов, и то после сложной подготовки. Чтобы переправить следующие орудия, требовались сутки. Когда шел последний жестокий бой, они, как ни торопились стать на позицию, так и не успели сделать ни одного выстрела.

С 18 сентября на острове было сравнительно спокойно, если не считать непрерывный обстрел и нащупывания места переправы на Хортицу. Зато резко похолодало и падал осенний дождь, усиливая сырость, в которой приходилось стоять 1-му полку. Бойцы, конечно, находили цель и смысл стояния на острове: не просто удержать остров, но и быть готовыми для какой-то задачи на западном берегу Днепра. Не напрасно же на острове собраны пять батальонов, не напрасно ведется пристрелка, и даже стреляют новые батареи из колонии Шепвиз (две Дроздовские гаубичные батареи германских орудий, которые прислала Болгария). Наконец на остров стал наводиться мост.

Постройка его была поручена полковнику Чибирнову¹⁰⁰, командиру Марковской инженерной роты. «Мост должен быть построен с расчетом, чтобы по нему могли проходить тяжелые орудия, – сказал генерал Кутепов. – Найти и использовать все, что возможно». Затем было дано добавочное задание – приготовить все для наведения моста с Хортицы на неприятельский берег. Если второй мост через неглубокий рукав можно было поставить на козлах, то для первого, во всю его длину, при большой глубине, это было невозможно. Есть три баржи, есть устаревшие три парных цилиндра, когда-то служившие на понтонной переправе Кичкаса, но их недостаточно. Оставалось идти на риск и ставить баржи не вдоль течения, а поперек. Риск огромный: нужны крепкие якоря, цепи и подходящее дно реки. Нужно было подготовить подъездной путь и, главное, путь на острове, где без взрывов каменного берега не обойтись.

И еще – противник не должен пристреляться к месту наводки моста, скрытой возвышенной частью острова. Работа днем должна немедленно прекращаться, когда появлялись неприятельские аэропланы; никакого движения от города к мосту днем; склад материалов должен быть далеко в стороне. Работу приходилось вести только по ночам. Вторично приезжал генерал Кутепов и сказал полковнику Чибирнову и его помощнику по понтонной части, капитану Носовичу¹⁰¹: «Через двое суток мост должен быть готов».

* * *

Тоскливо протекало время на острове, особенно в 1-м полку. Холод и сырость. Разложить костры можно было лишь с риском навлечь огонь артиллерии. Никаких отпусков в город. Лишь вечерами, когда не было ветра, до них доносилась игра полкового оркестра, располагавшегося где-то под скалой в восточной части острова.

«Запорожцы XX века» сравнивали свое положение с прежними запорожцами, и конечно не в свою пользу. Пусть те тоже питались из общего котла, но у них было вино. А теперь? Можно было сколько угодно набрать ковшей для вина из черепов врагов, но – увы! – нет вина. А как бы оно согрело и развеселило. Немного отвлекло от тяжелой обстановки влитое в роты пополнение. «Уже в ротах по 40–45 штыков. Приличные роты. Можно воевать!» – записал на острове один из командиров.

Отличные стоянки выпали для батальона 2-го полка в Александровске и 3-му полку в Вознесенском. Какая красота это село; точь-точь как в описаниях Гоголя: вишневые сады, пирамидальные тополя, типичные хохлы и хохлушки с их языком и песнями, с их галушками и даже вишневой наливкой. А там, внизу, – Днепр. Сами по себе пелись песни – «Гой, ты Днепр, там наш широкий…», декламации из Пушкина и Гоголя… «Редкая птица долетит до средины Днепра…»

«А вот мы не полетим, а через Днепр переберемся», – размечтались марковцы, уже имея основания, что их дальнейший путь через Днепр.

Как нельзя лучше сложились взаимоотношения с населением, и они оставались такими же после одного смутившего марковцев случая. В сельском театре 3-й полк организовал концерт с выступлением полкового хора, солистов, жонглеров. Когда хор запел «Як умру, то поховайте», все местные жители встали, а марковцы продолжали сидеть. Но концерт прошел спокойно, и добрые взаимоотношения продолжали оставаться. Оказалось, что никакого самостийничества здесь не было.

Чинам 3-го полка доступен был и город. Каждый день туда ходили группы отпускников: в хозчасть – для приведения в порядок обуви или обмундирования и одновременно – походить по городу, зайти в кофейную выпить кофе с пирожными, завести знакомства, побывать у знакомых. Каждый такой выход сильно радовал и развлекал. В Александровске о Петлюре, о махновцах отзывались недоброжелательно; при упоминании о «незалежной» Украине пожимали плечами. В городе все дышало «Русью». Особенно радовалась молодежь. Но была война, и снаряды рвались по городу. Это единственное, что беспокоило. Марковцам приходилось удивляться вопросу зрелых людей: «И зачем эта война?» Утверждение же всех было одно: «Лучше пусть красные не приходят».

3-й полк устроил концерт и в Александровске в пользу больных и раненых, лежавших в разных городах и находившихся в разных условиях. В Мелитополе, в Симферополе уход был сравнительно хорошим, но, например, в Евпатории, в госпитале Донского корпуса, условия были отчаянные: не хватало не только постельного белья, не только нательного, но не хватало медикаментов, перевязочных средств и даже медицинского и санитарного персонала. Раненые подолгу оставались без перевязок. Один марковец писал своей «семье» – в полк: «Поразительная картина у нас в госпитале: раненые марковцы ухаживают за ранеными; более – врачуют их и свои раны. Если бы не капитан Цымбалов¹⁰² (медик 3-го курса, служивший в 3-м полку оперативным адъютантом), мы бы все сгнили от своих ран. У нас раненые кормят раненых. Не хватает посуды, ложек, едим по очереди. Пища невкусная, полуголодная…» Нужна была помощь. Одних отчислений от скудного жалованья, посылок продуктовых, бельевых было недостаточно.

Концерт прошел блестяще во всех отношениях. Поразило, как восторженно жители города приветствовали на концерте генералов Кутепова, Писарева, Бабиева и молодого генерала Туркула, о котором только что узнали, что он с дивизией буквально разгромил красных и с кубанцами даже занимал станцию Синельниково.

* * *

Конечно, главной темой разговоров марковцев было – «Куда пойдем?». Ясно – за Днепр. Но что там может сделать одна дивизия? А затем – уйдет дивизия на тот берег, кто же останется на этом? Правда, сообщили о больших успехах Донского корпуса, который занял Мариуполь, почти дошел до Дона, в Донбассе дошел до Юзовки; взял тысячи пленных, бронепоезда. Но какой теперь фронт?

Цель наступления марковцам представлялась одна – принудить противника очистить Каховский тет-де-пон. Допускали такую комбинацию: их дивизия перейдет Днепр, завяжет там бои, привлечет на себя силы красных, а II армия тем временем примет непосредственное участие в «ликвидации Каховки». Однако как это маловероятно, ведь до Каховки полтораста верст…

И вот «солдатское радио» сообщило о подходе к Александровску Корниловской, а затем Кубанской казачьей дивизий. Ну, с такими силами задача представлялась вполне разрешимой. Итак – за Днепр!

О том, какие силы красных стояли за Днепром, разговора не было. Но они, конечно, командованию известны: о них дают сведения партизанские отряды, сидящие в плавнях. Самый большой из них, в несколько сот, атамана Володина, и другой, едва в сотню человек, атамана Прачана, к северу от города. Первый был в ведении командира 1-го полка, второй – командира 3-го полка. Однако первый не внушал доверия и определенно отказывался уходить из плавней даже тогда, когда боевые действия отодвинутся далеко от них, тогда как второй выразил полное согласие продолжать борьбу с 3-м полком, включившись в него как команда разведчиков.