Текст книги "Пасынок судьбы. Расплата"

Но все решилось само собой. Один из мужиков, толкавших машину, коротко переговорив со своим товарищем, решительно двинулся ко мне:

– Ряба! Хренели ты с ним базаришь! – и мне: – Ну ты, козел! Хиляй в будку и сиди тихо, понял!? Будешь бакланить – пришью!

И в подтверждение своих слов ловко завертел ножом-бабочкой. Я взбесился и рванулся с крылечка навстречу, занося глушитель для удара. Мне! При исполнении! Угрожать!

Капитан, который, как я и подозревал, был человеком робкого десятка, с ужасом в глазах шарахнулся в сторону. Угонщик с ножом явно не ожидал, что я не внемлю его грозному приказу, и растерянно затоптался:

– Ну че ты! Че ты!

Я спрыгнул на землю:

– А ну вали отсюда, гнус!

Второй отошел за «Континентайль», и, вытягивая тощую длинную шею, крикнул оттуда, отнимая от уха «мобилу»:

– Казан! Отваливаем! Шеф разрешил!

Не столько по смыслу, сколько по интонации, я понял, что и этот боится. В это время мой противник спрятал нож и торопливо пошел к калитке. Второй, длинношеий, бегом устремился за ним. Торжествуя победу, я подбежал к воротам, и потрясая глушителем, заорал им вслед:

– Суки! Еще раз сунетесь, бошки посшибаю!

Угонщики быстро подбежали к серой «четверке», тихонько фырчащей в стороне, залезли внутрь. Машина, грязная, с напрочь заляпанными номерами, развернулась, за рулем я разглядел еще одного бандюгана – в кепке и с сигаретой в зубах. «Четверка» проехала в пяти метрах от ворот, опустилось стекло и лающий голос прокричал:

– Ты еще нам попадешься, сука! А тебе, Ряба, хана! Шеф проколов не любит!

Я, не помня себя от ярости, рванулся к машине, размахнулся на бегу и швырнул глушитель, целясь в лобовое стекло. «Четверка» завизжала колесами, шлифуя мокрый дымящийся асфальт. Кривая рыжая кишка глушителя врезалась в лобовуху, и одновременно грохнул выстрел! Второй! Третий!

С противным свистом где-то совсем рядом с моей головой пролетела пуля – я даже почувствовал движение воздуха на щеке. «Свиста той пули, которая тебя убьет, ты не услышишь!», – весьма «кстати» вспомнилась мне фраза из какого-то фильма про войну.

Я настолько растерялся, что не успел ни на что среагировать, застыв корявой камуфлированной статуей возле ворот. Машина выехала наконец на проезжую часть, грохнул еще один выстрел, блеснув пучком яркого пламени из окна, и «четверка» уехала в сторону Петровки.

Я оцепенело постоял еще с минуту, толком так и не поняв, в кого стреляли, почему я до сих пор жив, и что делать дальше. Потом на ватных негнущихся ногах дошел до валяющегося в куче мелкого битого стекла глушителя, подобрал его и медленно пошел назад, на стоянку. И первое, что я увидел, войдя в калитку – тело капитана, лежащие на боку, с неестественно заломленной рукой, по пальцам которой стекали капельки темной в свете фонарей крови…

Холодный ветер разогнал тучи, и в иссиня-черном проеме, окоемленном белыми рваными хлопьями, появилась огромная идеально круглая луна. Я наклонился на телом, перевернул его на спину, как при замедленной киносъемке, передо мной появилось окровавленное лицо с широко раскрытыми глазами. Две пули попали капитану в грудь, еще одна – в голову, раздробив переносицу. Кровь уже запеклась, с лица схлынули цвета, и теперь казалось, что оно вылеплено из воска и заляпано красной краской. Надо было что-то делать, я выпрямился, все так же медленно поднялся в будку, аккуратно поставил глушитель на то самое место, откуда взял его пять минут назад, набрал номер нашего диспетчерского пункта, и пока в трубке раздавались длинные гудки, бездумно посмотрел в окно, на плывущий меж облаков диск луны. И вдруг прямо в центре серебренного лунного колеса на миг появился, хищно впившись в меня взглядом, знакомый бирюзовый глаз!..

Глава вторая

«Ехала кума неведомо куда».

Цыганская поговорка

В себя я пришел уже в милиции, куда меня увезли в наручниках, как «оперативно подозреваемого». После разговора с диспетчером все слилось для меня в кадры какого-то голливудского фильма: завывающая сиреной «Скорая помощь», милицейские «луноходы» с мигалками, ребята из резервной группы, поднятые с постели для того, чтобы сменить меня…

Два часа в грязном «обезьяннике» с вонючими бомжами, как две капли воды похожими на тех, которых мы с Борисом и Паганелем мутузили в овраге на Минке, выветрили из головы остатки хмеля, и к приезду моего непосредственного начальства, зама Руслана Кимовича, высоченного мрачноватого бывшего спецназовца со странной фамилией Дехтярь, я был зол, деятелен и готов ответить на все вопросы.

Допрашивал меня в присутствии Дехтяря аж целый полковник, усатый толстый брюнет, внешностью и акцентом напоминающий актера Баадура Цуладзе.

– Кто стрэлял? Номэр машины? Сколко чэловек? – и так далее…

Слава Богу, нашлись свидетели, таксист и его поздний пассажир, которые видели, как было дело – меня основательно «кололи» на убийство, и если бы молоденький оперативник не привез очевидцев, не знаю, выкрутился бы я или нет.

Около восьми утра меня отпустили, и мы с Дехтярем поехали в офис, где меня уже ждал Руслан Кимович.

Тут прием был совсем другим. Я почувствовал себя если не национальным героем, то по крайней мере Стахановым, выходящим из забоя после рекордной добычи.

Руслан Кимович жал мне руку, говорил, что не ошибся во мне, объявил об окончании испытательного срока и пообещал перевести в старшие охранники.

– Сергей, сейчас ты поедешь домой. Недельку отдохни, оклемайся, а потом приходи – премию получишь, оружие получишь, новое назначение получишь. Стрелять умеешь?

Я пожал плечами:

– В армии на стрельбище…

– Ничего! Научим! Да, тут владелец спасенной тобой машины звонил, очень крутой человек, – хочет тебя отблагодарить. Я дал ему твой телефон, так что жди. Что ты кривишься? Бесплатно работают только рабы! И еще: ты в милиции сказал, что капитан подбивал тебя помочь им с угоном?

У меня отвисла челюсть от удивления:

– Откуда вы знаете?

Руслан Кимович усмехнулся, стрельнул черными глазками-щелочками:

– Мы тут навели кое-какие справки. Эти солнцевские… У него в семье династия: дед еще при Берии блатовал по Колымским лагерям, отец прожил шестьдесят лет, из них тридцать семь сидел. И сынок… Из ментов его за взятки выперли, а мы не проверили вовремя, взяли. Вот так-то… Прав был товарищ Иосиф Виссарионович – кадры, они действительно решают все! Ну ладно, Сергей, все, иди. Моя машина тебя отвезет, я распорядился. Через неделю ждем!

* * *

И потекли дни нечаянного моего отпуска. Первые двое суток я отсыпался и отъедался. Лучшее средство снять стресс – вкусно и обильно поесть.

Меня постоянно тревожило, как там семья капитана – дочь за отца не ответчик! Наконец я не выдержал и позвонил в приемную шефа. Руслан Кимович был на месте, но, узнав, что меня интересует, зло выматерился в трубку:

– Этот шакал тебя на жалость брал! Нет у него ни жены, ни детей… И все, забудь об этом. Ты же мужик! Кончай нюнить, догуливай спокойно. Пока!

Честно говоря, на четвертый день «гульбы» я захотел на работу. Телевизор пресытил меня, Витькины предложения «забухать» откровенно достали, а больше и поговорить было не с кем, поэтому, когда под вечер неожиданно раздался звонок в дверь, я со всех ног кинулся открывать.

Предчувствие меня не обманули – нежданно-негаданно заявился Борис с пивом и сушеными лещами. Мы уже почти две недели не виделись, поэтому даже обнялись, как старые друзья.

– Никак не привыкну к твоей бороде! – смущенно сказал Борис, разделывая огромного медночешуйчатого леща на кухонном столе. Я подмигнул искателю:

– Хорошо для конспирации! Теперь мама родная не узнает!

Мы наполнили стаканы пивом, свежим, чуть сладковатым, янтарно-прозрачным отечественным разливным напитком, которого предусмотрительный Борис купил аж две канистры.

– Пиво, Серега, хорошо, когда оно разливное и свежее! – вместо тоста провозгласил Борис, шумно отхлебнул чуть не полстакана и взялся за рыбу.

Я последовал его примеру. Некоторое время мы сосредоточенно хлюпали и чавкали, пока не утолили первый, «вкусовой», голод.

– Ну рассказывай, как живешь, чем занимаешься! – Борис обвел взглядом кухню: – Я гляжу, дела у тебя налаживаются?

Я кивнул и рассказал про свою работу, про ночной случай на стоянке, про смерть капитана…

– Да-а-а… – протянул Борис, выслушав меня: – Веселая у тебя пошла жизнь, ничего не скажешь! Слушай, а бросай ты к чертям собачим эту свою охрану! Я собственно приехал к тебе с предложением: мы тут с ребятами, ну, из «Поиска», поговорили, подумали и решили продолжить нашу работу. Без «стариков», без перекупщиков – сами все будем делать. Нас собралось человек семь, через недельку-другую, после ноябрьских праздников, собираемся махнуть на Алтай, там целый пещерный город в прошлом году обнаружили, так пока зима, хотим покопаться – что там и как. Про Шамбалу слыхал?

Я кивнул, заинтересовываясь.

– Ну вот! Есть у нас предположение, что эта самая Шамбала там и была – что-то типа монастыря для святых да блаженных. Давай с нами! Нам люди во как нужны! А ты свой, проверенный! Соглашайся, Серега!

Я задумался. С одной стороны, Алтай, горы, снега, интересные люди и интересные открытия. С другой – работа в охране, чувство уверенности в себе и в завтрашнем дне…

И тут как накатило – я вдруг представил пещеру, освещенную мятущимся светом факелов, археологов, копающихся в земле, и, очень четко – знакомый кружок амулета на чьей-то испачканной землей ладони! Посыпались камни, песок, и свод пещеры рухнул, погребая под собой людей…

– Серега! Серый! Ты меня слышишь? – Борис тряс меня за руку, с тревогой всматриваясь в мое лицо. Я провел ладонью по глазам, словно стирая видение, через силу улыбнулся искателю:

– Нет, Борь, ты уж извини, я с вами не поеду! Хватит с меня всякой чертовщины, амулетов этих… Ну его, не для меня это все…

– Жаль… – покачал головой Борис: – Я, честно говоря, надеялся, что ты согласишься… Ладно, мальчик ты взрослый, уговаривать не буду… Хотя мог бы с нами хорошие деньги заработать!

Я решительно замотал головой, нет, мол, и не соблазняй! Борис развел руками, мол, дело хозяйское!

Мы налили еще пива, не сговариваясь, закурили… Все-таки хорошо, когда есть с кем вот так просто посидеть за канистрочкой пивка, подымить, помолчать…

– Серега, я у тебя одну вещь хочу спросить. – прервал наше молчание Борис: – С тех пор, как мы Судакова этого ловили, тебе сны дурацкие не сняться?

– В смысле – дурацкие? – я внутренне сжался, почувствовав, о чем он хочет спросить.

– Ну, не то что бы дурацкие, и не совсем сны… Понимаешь, у меня теперь что-то изменилось в жизни. Все время все на нервах, все валиться, все наперекосяк, как будь-то под руку меня кто-то толкает. И как какая-нибудь гадость произойдет – мне мерещится… – Борис наклонился над столом, приблизил ко мне лицо и закончил: – … Мне мерещится… амулет!

Я внимательно посмотрел в глаза искателя, тревожные и грустные, отхлебнул пива и вместо ответа спросил:

– Люди могут сойти с ума вместе?

Борис пожал плечами:

– Наверное… А почему ты спрашиваешь?

– Потому и спрашиваю, что я тоже…

– Что – тоже?!

– Тоже вижу этот хренов амулет! Ты правильно сказал – как дело дрянь – он тут как тут, смотрит, словно смеется…

Борис достал из кармана носовой платок, вытер вспотевший лоб и признался, не глядя мне в глаза:

– Я уж и у психолога был. Толковый мужик, неверующий, крупный спец по маниям, так он меня выслушал и сказал: «Патологии нет, но как врач советую сходить в церковь – иногда в качестве самовнушения помогает…!» Понял? Может сходим?

Я усмехнулся:

– Борь, мне церковь не поможет. Ну не верю я, что доска с нарисованной на ней рожей решит проблемы, которые не может решить человеческий разум!

Борис насупился:

– Тьфу ты! Я ведь тоже в Бога не верю! Но так замордовал меня этот глаз – хоть в петлю лезь… Кстати, что интересно, Паганелю он не грезиться!

– Ну правильно, он же его так и не видел!

Борис посмотрел в окно:

– Как вспомню, что тут творилось тогда, той ночью, когда убили Алексея Алексеевича…

Я попытался перевести разговор на другую тему:

– Слушай, вот вы собрались эту… Шамбалу раскапывать. А если Слепцов узнает?

– Ну, во-первых, еще не известно, Шамбала там или нет. А во-вторых, кто тебе сказал, что мы что-то будем там копать и тем более продавать? Просто поедем отдохнуть, в горы, типа – туристы…

– Но ты же знаешь – тайное всегда становиться явным…

Борис замахал рукой:

– Да брось ты! Вот, к примеру – мы в 95-ом библиотекой Ивана Грозного занимались…

– Да ну?! – удивился я: – И как, нашли?

Борис усмехнулся:

– По-моему, ее вообще не существует… Ну, не суть. Факт – мы ее искали, копались в архивах, и Валерка Доценко отрыл где-то план подземелий Кремля, где были обозначены тоннели, выходящие в Москва-реку из-под Боровицкого холма, на котором Кремль стоит. Ну, ты сам понимаешь – нырять возле сосредоточия государственной власти с аквалангом – нас бы захомутали в момент. Так Профессор съездил в Южный порт, договорился с работягами, и за два ящика водки они пригнали земснаряд – такую здоровенную баржу с землечерпалкой. Мы неделю с нее ныряли, даже в жестких скафандрах погружались, знаешь, с медными шлемами, во такими! И хоть бы кто слово сказал!

– Что, серьезно? И ни КГБ, ни кремлевская охрана ничего не заподозрили?

– Да я тебе больше скажу: мы нашли те затопленные ходы и по ним доходили до подземелий под Арсенальной башней! И ни кто не заподозрил! Бардак же! Эти пижоны, власть, мать ее, тока щеки надувать умеют, что тогда, что сейчас. А ты говоришь – становиться явным!

Я покачал головой – да-а! Вот уж не подумал бы, что аккуратные интеллектуалы из «Поиска» способны на такие авантюры! Воистину – в тихом омуте…

Мы еще потрепались с Борисом, обсудили политику – «…опять Чубайс лажанулся», спорт– «…у нас опустили хоккей до уровня футбола», музыку – «…лицо нашей России в мире теперь – группа „Тату“, прикинь» – благодаря телевизору я теперь был в курсе современной жизни. Борис рассказал про Профессора – старик оправился от травмы, но с головой у него все еще было плохо – память так и не вернулась, и врачи сказали, что наукой он больше никогда заниматься не сможет…

Пиво имеет одну коварную особенность – в какой-то момент количество переходит в качество. А поскольку количество у нас с Борисом было более чем, часам к восьми вечера и случился этот самый переход.

Короче говоря, нас потянуло на подвиги. Борис, вытаращив глаза, авторитетно заявил:

– Се… Ик!..рега! Н-надо совместить приятное с полезным!

– Чего? – не понял я.

– Е-е-едем в Александровский сад! Т-там, где Неглинку наружу выпустили, лазерное шоу сегодня, говор-рят – кр-расота! И поглядим, и пров-ветримся!

И мы поехали…

Естественно, дорогой еще что-то пили, ели где-то у метро жирные польские сосиски, но случилось все из-за проблемы, которая всегда возникает после восьми литров выпитого пива, и которую Борис сформулировал иносказательно: «Водичка дырочку найдет!» Она-то и завела нас на какие-то задворки в глубине Страстного бульвара.

Только мы пристроились к стеночке в грязной темной подворотне, как со стороны бульвара появился патрульный «Уазик», сразу поймавший наши силуэты а-ля статуя «Писающий мальчик» в луч фары-искателя. Хрюкнул мегафон-матюгальник, и железный голос разнесся окрест: «Граждане, за нарушение общественного порядка… К машине… Не сопротивляться…».

– Атас! – закричал Борис и сиганул в темноту двора. Я побежал за ним, на ходу пытаясь застегнуть ширинку. Бело-синий «Уазик» с гербом Москвы на дверце влетел вслед за нами в подворотню, проскочил ее и взвизгнул тормозами перед кучей строительного хлама посреди двора.

Борис, бегущий впереди меня, нырнул в оконный проём каких-то руин без крыши, стоявших в самой глубине, я повторил его маневр и оказался внутри старого, почти полностью разрушенного здания.

– Все, Серега! Сидим тихо – тут они нас не найдут!

Я кивнул, сообразил, что в темноте не видно, и шепотом сказал:

– Может попробуем выйти с другой стороны, дворами?

– Давай погодим маленько…

– Чего «годить», сматываться надо!

– Да-а! А как же это… – Борис сделал в темноте какой-то жест и вжикнул «молнией» на брюках: – Ты что, от страха уже?

Зажурчала струйка.

– Дурак! – я встал у останков стены, и последовал примеру искателя.

Выбирались мы долго. «Уазик» упрямо торчал посреди двора, освещая фарами окрестности, менты стояли рядом с машиной, курили и тихо переговаривались.

– Уверены, гады, что нам деваться некуда! Что за страна у нас, твою мать! Пиво продают, а сортиры не строят – чтобы менты без дела не сидели, что ли? – Борис ворчал себе по нос, перебираясь следом за мной на железную ржавую крышу сарая позади приютивших нас развалин.

Мы осторожно, стараясь не шуметь, буквально на четвереньках пробрались к краю крыши и спрыгнули на притулившийся к сараю деревянный стол, уже в соседнем дворе. Вокруг нас в кромешной тьме возвышались старинные, еще дореволюционной постройки, дома. Светились кое-где окна, и узкий переулочек выводил налево, по-моему, на Петровский бульвар.

Кое-как отряхнувшись, мы отправились туда, как вдруг из темноты возникла низкая широкая фигура и дребезжащий старческий голос загнусавил:

– Ой, ребятки, родненькие, не дайте бабушке пропасть, помогите, чем сможете, с утра маковой росинки во рту не было!

Мы с Борисом шарахнулись было от этого, возникшего из ниоткуда создания, но быстро опомнились, Борис выругался и зло рявкнул:

– Пошла ты! Шляешься тут, людей пугаешь, карга старая!

Я как-то никогда не мог вот так, просто ни за что послать незнакомого человека, и хотя сроду не подавал всем обращающимся «за поможением», заколебался и полез в карман, нашаривая смятые купюры.

Бабуся сразу уловила, что ей тут может обломиться, и заканючила еще жалобнее:

– Ой, сыночек! Богородица-заступница за тебя заступиться! Архангел тебя огородит, Христос спасет, не забудет!

Я наугад вынул несколько бумажек, сунул старухе, она жадно схватила деньги, рассмотрела, пробормотала что-то типа: «Красненькая, синенькая, желтенькая – хватит на беленькую…», вдруг ухватила меня за руку:

– Сынок, господь тебя не забудет, что не дал бабушке пропасть! А дай, я тебе погадаю!

И решительно потащила меня к свету, пробивавшемуся со стороны бульвара. Мы остановились посреди переулка, недалеко в нетерпении топтался Борис:

– Серега! Кончай эту лабудень! Пошли отсюда!

Бабка вгляделась в мою ладонь, забормотала цыганистой скороговоркой:

– Яхонтовый мой, вижу я, жизнь твою простую, не грустную, не веселую, беды тебя стороной обходят, радость в дом твой тоже не заходит! Злой человек глаз на тебя положил, на шее сидит, к сердцу подбирается! Ждет тебя, голубчик, дорога дальняя, холодная, тревожная, заведет она тебя от смертной тоски до гробовой доски! Ночка темная беду твою возьмет, по капельке выпьет, по глоточку высосет, будешь ты, как ребеночек – головой чист, ручками неумел… Домой воротишься – от жизни отворотишься! В дороге останешься – от жизни отстанешь! До конца дойдешь – себя не найдешь!

– Да что ты слушаешь всякую ахинею! – взорвался Борис, подбежал к нам, вырвал мою руку из сухих старушечьих ладоней: – Старая! Тебе помогли – все, иди, отдыхай! Серега! Все, поехали!

Бабуля, кивая и кланяясь, медленно пятилась в глубину переулка, а у меня в ушах все стоял ее голосок: «Ждет тебя дорога дальняя, холодная, тревожная… Домой воротишься – от жизни отворотишься! До конца дойдешь – себя не найдешь!»… И стало мне вдруг тоскливо-тоскливо, как призывнику в ночь перед отправкой в армию.

Пока я размышлял, вяло отбивался от злого Бориса и пытался вернуться к старухе, она пропала! Я даже пробежался по кишкообразному темному переулку – слиняла! Наплела мне всякой билеберды, а у меня, олуха, уже все приборы минус показали! Прав был Борис – действительно карга!

Мы вернулись ко мне почти в полночь, посидели еще с часок и завалились спать – нас здорово развезло «от усталости»…

Утром помятый, отекший Борис еще раз предложил мне ехать с ними на Алтай. Я наотрез отказался, уже предвкушая послезавтрашний свой выход на работу, и погрустневший Борис уехал, забрав пустые канистры… Я после его отъезда завалился спать и продрых до часу дня – хорошо, когда после бурного выпивона можно всласть выспаться!

* * *

Как и обещал Руслан Кимович, премию мне выдали, и весьма приличную, между прочим! В тот же день мы, пятеро повышенных до старшего охранника сотрудников «Залпа», получали оружие. Начальник отдела спецсредств, которого все по-армейски называли «зампоруж», невысокий, чрезвычайно мягкий в общении человек в очках, сидел за столом и скучным голосом объяснял, чего мы должны и не должны делать, имея при себе огнестрельной оружие. Потом он достал из сейфа железный тяжелый ящик, открыл его и начал по списку, в алфавитном порядке, вызывать нас к столу, вручать пистолеты Макарова, запасные обоймы и документы на право ношения.

Обычно, и в школе, и в армии, я находился в самом начале списка – буква «В» третья по счету, и если уж чего-то распределяли по алфавиту, мне всегда хватало. Но тут ситуация получилась просто анекдотическая: четверо моих камуфлированных коллег имели фамилии, по порядку: Арефьев, Ананьев, Бутиковский и Ваулин! Поэтому, когда дошла очередь до меня, «запоруж» развел руками:

– Извините, Сергей Степанович, «ПээМов» больше нет. Вы получите…

«Неужели „Стечкин“!» – обрадовано заволновался я! Об этом пистолете, двадцатизарядном чудовище, состоящем на вооружении у спецподразделений, я много слышал, и в тайне очень хотел иметь именно его…

– …Револьвер системы «Наган», так называемого офицерского образца, с самовзводом! – закончил «зампоруж»: – Не огорчайтесь, машинка старая, но надежная! Спуск туговат, но вы со временем привыкните!

Под смешки ребят я взял со стола наган, запасной барабан и новенькое, запаянное в пластик удостоверение. Тьфу ты, черт! У всех людей пистолеты как пистолеты, а мне достался комиссарский револьвер, снятый с вооружения полвека назад! Надо же, невезуха!

Ваулин, здоровенный молодой парень, недавно отслуживший в армии, кажется, в морской пехоте, ободряюще похлопал меня по плечу:

– Не хмурься, Серега! Зато гильзы собирать не придется!

Мы расписались в ведомости и вслед за «запоружем» пошли в тир – учиться стрелять.

– Первое, что вы должны усвоить, стреляя из пистолета: не прицелился – не попал! Всякие ковбои, лупящие друг в друга с бедра – голливудский вымысел! Если вы стреляете в противника с десяти шагов и ствол пистолета отклоняется от цели на два миллиметра, пуля уйдет в сторону на два метра! Давайте, на огневой рубеж! Правая нога впереди, левая стоит боком, вот так вот! Если присесть на левую ногу, ее колено должно лечь точно под пятку правой!

Мы прилежно приседали, стараясь выполнить указания «зампоружа», а он, усмехаясь, прохаживался сзади:

– Теперь поднимаем правую руку на уровень глаз, стараясь, чтобы ствол пистолета был параллельно полу. Левый глаз закрывать не обязательно – сужается обзор, а помощи никакой! Не надо наклонять голову к плечу! Арефьев, я вам говорю, стойте свободно! Мушку держите под обрез, чтобы кружок мишени лежал на ней, как яблочко на блюдце! Фильм «Ковбой Мальборо и Харлей Девидсон» все видели? Повторяю озвученный там принцип стрельбы: курок – это не член, его не надо гладить, дергать или дрочить! Просто нажмите на него! Внимание! Огонь!

Я чуть надавил на гладкую поверхность спускового крючка, сухо щелкнул поворачивающийся барабан, миг, и грохнул выстрел! Одновременно со мной раздался слитный грохот «ПМ» слева и справа.

И в тот момент, когда пуля устремилась к мишени, в какие-то тысячные доли секунды я почувствовал, что попал.

Такое бывало у меня в детстве: помню, я, первоклассник, поссорившись со своим лучшим другом, Максимом, по дороге из школы, шарю в карманах, набитых всякой мальчишеской ерундой, и в пальцы мне попадается здоровая тяжелая гайка, подобранная где-то на улице. Кривляющийся мой друг улепетывает со всех ног, крича всякие оскорбительные дразнилки в мой адрес, я взвешиваю гайку на ладони и что есть дури кидаю ее вслед обидчику. И в тот момент, когда железяка срывается с пальцев, я вдруг понимаю, что она попадет точно в затылок Максиму. Я начинаю истошно орать, желая предупредить друга, он удивленно оборачивается и гайка попадет ему аккурат в лоб! Он потом неделю дулся и ходил с синей сливообразной шишкой на лбу. Ох, и влетело мне тогда от его мамы!..

«Зампоруж» тем временем переходил от стрелка к стрелку, в подзорные трубы разглядывая мишени:

– Арефьев, неплохо, четыре! Ваулин, молоко! Бутиковкий, очень хорошо, восемь! Ананьев, двоечка… Воронцов… Ух ты! Десятка! И как влепил! Прямо в серединку! А ну, повторим! Целься! Огонь!

Я прицелился и попытался вызвать откуда-то из глубины сознания то же ощущение попадаемости. Выстрел! И я снова попал, практически всадив пулю в пулю!

Теперь «зампоруж» перестал ходить за нашими спинами, а встал рядом со мной, и уже не отходил, блестя восхищенными глазами:

– Ну надо же! Нет, вы правда никогда не стреляли из пистолета или револьвера? Поразительно! У вас, Воронцов, талант!

Мы стреляли довольно долго, в клочья излохматив мишени. В тире кисло пахло порохом и висел пластами синеватый дым. Наконец наш инструктор объявил, что на сегодня достаточно, и включил вентиляцию.

Я вышел на улицу, с гордостью ощущая тяжелой солидной тело нагана во внутреннем кармане. Вообще-то брать оружие с собой строго запрещалось – нам должны были выдавать его перед дежурством и забирать после. Но «запоруж» отправил нас покупать кобуры, и выдал пистолеты без патронов, дабы мы могли примерить их.

Кобуру я себе купил что надо – темно-коричневую, толстой свиной кожи, снабженную специальными ремнями, чтобы можно было носить револьвер подмышкой. Наган ложился в кобуру, как влитой, а специальный ремешок, застегивающийся поверх собачки, не давал ему выпасть при наклонах. Круто, черт побери!

Вооруженный, я ощутил себя принадлежащим к какому-то особому кругу, касте… Касте кшатриев, во-во, именно так! Каста воинов в Древней Индии, суровые бойцы, меч и щит брахманов – все, что я помнил про этих кшатриев из истории.

Дома я заглянул в старый потрепанный энциклопедический словарь еще советского издания, и прочел: «кшатрии (санскрит. Кшатрия, от кшатра – власть), одна из двух высших варн в Др. Индии». М-дя, негусто. А ну-ка, глянем, что такое эта самая варна… Та-ак: «варны (санскрит., букв. – цвет, качество), 4 осн. Сословия в Др. Индии…» Ччер-рт! Ну хорошо, не поленюсь, погляжу и эту самую «Др. Индию». Ну-ка, ну-ка… Ага: «Индия (на яз. Хинди – Бхарат), Республика Индия, гос-во в Юго-Восточной Азиии…» Не то! Дальше, история… Вот: «Хараппская цивилизация (долина реки Инд; 2-я пол. 3-ого тыс. – 1-ая пол. 2-ого тыс. до н. э.)…» Тьфу ты, опять не то! Дальше про Гупов, Великих Моголов и английское владычество. Где ж узнать про кшатриев? Индия, санскрит… Что-то я такое видел где-то…

Я сунулся в диван и после пятиминутных поисков нарыл потрепанную книженцию в мягкой обложки, причем без оной. Называлась сие издание 1991 года, как гласила предпоследняя страничка с выходными данными: «Санскрит-Самскрыт – древний язык ведических славян».

Полистав книжку, я вскоре наткнулся на строки: «…отважные воины-кшатрии возглавляли эти племенные союзы, а мудрецы-брахманы были их мозгом. Арии лавиной обрушились на государства в долине реки Инд и вскоре покорили их, принеся свой язык – санскрит, свою религию – поклонение огню, и свое общественно-социальное устройство – варны, иногда ошибочно называемые кастами…»

Опять арии. Я выпрямился, отшвырнул книжку и задумался: «Что ж это такое получается, а? Как будто ведет меня кто-то, все время подталкивает к этой теме. Кшатрии, варны, арии, могила жреца на берегу Тобола, амулет… Неужели не все? Неужели, бляха-муха, это все еще будет иметь продолжение? Я потерял друга, сам едва не погиб, видел смерть хорошего человека и страдания другого, не менее хорошего… Впрочем, есть, конечно, и другая сторона – я познакомился с интересными людьми, участвовал в захватывающих событиях, переспал… да чего там, трахнул симпатичную телку, на работу вот устроился, все у меня в лучшем виде, я перешел в новую варну, стал кшатрием! Да ёклмнэ, пусть все идет, как идет! Арии – так арии!»

Я решительно встал, и пнув толстенный словарь, пошел на кухню курить. В вышине, я твердо знал это, уже привычно крутилась золотая Сварга, и плевать хотел на все эти амулеты-мамулеты, «мистеров Рыб» и сокровища давно умерших жрецов. «Жрец» – так мы в армии обжор называли! Ха-ха!

Развеселившись, я поставил чайник, включил телевизор, и неприятные ощущения, возникшие было у меня после чтения, рассосались, как сигаретный дым на ветру…

Вернувшись под вечер в тир, мы похвастались друг перед другом покупками, постреляли, сдали оружие и я уже было собрался домой, как меня в дверях окликнул дежурный:

– Воронцов кто? Ты? Тебе звонили из главного офиса, завтра к десяти ты должен быть у Гречкина!

– Зачем? – удивился я.

– Откуда я знаю! – пожал двухметровыми плечами дежурный: – Сходишь – скажут!

Я, задумавшись, вышел на улицу. Гречкина я не знал, но слышал от ребят, что он возглавляет отдел сопровождения, к которому я вроде бы никакого отношения не имел – там работали охранники со стажем, молчаливые, основательные дядьки, мотающиеся в командировки по всей стране…

* * *

Гречкин принял меня ровно в десять. Сухим, будничным тоном он заявил мне, что я, Воронцов Сергей Степанович, старший охранник, послезавтра отправляюсь в командировку на автомобиле «Камаз» с водителем и экспедитором фирмы-заказчика, несу ответственность за груз и машину во время следования оной до места назначения и обратно, в Москву.

«А ведь не соврала бабка!», – молнией обожгла меня мысль: «Как она сказала: „Ждет тебя дорога дальняя, холодная, тревожная…“, и что-то там про еще про смертную тоску и гробовую доску… Вот и не верь в гадания после этого!».

Гречкин между тем продолжал:

Командировочное удостоверение ждет меня в отделе кадров, затем мне надлежит получить в кассе под роспись деньги на расходы и ехать на автобазу «Залпа» в Бибирево, проверить машину. Фамилия водителя, с которым я поеду – Пеклеванный, марка машины, номер машины, экспедитора мы должны забрать послезавтра в девять утра с перекрестка улиц Ленина и Гончарова в городе Ряжске Рязанской области, его фамилия – Смирнов. Все. Получите оружие и пройдете инструктаж завтра. Как говориться, кругом, шагом марш!

Я, несколько ошалелый от скупо выданной Гречкиным информации, вышел из кабинета и отправился в отдел кадров за командировкой… Если бы я знал тогда, чем все это кончиться!