Текст книги "Рабы свободы"

Мы уходим.

Да, хозяйка. Такси? – Громадное тело напряглось, словно Джо вознамерился бежать за ближайшим флайером в реале.

Нет. Пройдёмся… Когда ещё будет возможность просто так погулять.

Джо скользил за ними, как огромная чёрная тень. Одна на двоих.

– Иногда мне кажется, Макс, что самое большое богатство в жизни – это вот такие минуты, когда ты можешь себе позволить быть безмятежной. Странно как-то. Всю жизнь к чему-то стремиться, чтобы потом вдруг понимать, что счастье совсем не в этом. Мне мама говорила… но не буду сейчас о ней. Больно. Год прошёл, как её нет, а я… – Эли замолчала и отвернулась.

Макс молчал. ЧТО тут скажешь… он понимает как никто. Год миновал, как отца нет, а… всё так же. Надеялся, время полечит, и полегчает, но то ли слишком малый срок прошёл, то ли постулат о времени-лекаре – ложен. В случае ухода тех, кто тебе дорог на полный вперёд.

А к чему ты в жизни стремишься? – спросил он, когда почувствовал: можно не длить паузу. Нужно даже.

Не знаю. Звучит абсурдно, но я правда не знаю. И всё же продолжаю куда-то стремиться, продолжаю себя насиловать, тогда как… Что это мы всё обо мне. А чего хочешь ты?

Не знаю. У меня вообще такое ощущение, что я себе не принадлежу. Я вроде бы хочу написать роман… но даже мысль о том, чтобы написать его, откуда-то извне явилась… Знаешь, я как пущенный кем-то снаряд или, лучше сказать, бильярдный шар. Качусь по столу, сталкиваюсь с другими такими же шарами, изменяю траекторию, а что, для чего… Вряд ли бильярдные шары осознают суть игры…

Хорошенький комплимент ты мне сделал. Неужели я такая шарообразная? – улыбнулась Эли.

Я метафорично. Ты самая стройная женщина, которую я в этой жизни знал! – искренне заверил Макс.

А в прошлых? – испытующе заглянула она ему в глаза.

И в прошлых. – Как обычно, при столкновении взглядов Макс не выдерживал и смущённо опускал глаза. Чтобы не показывать, как ЗАГОРАЕТСЯ… – И в будущих встретимся, – добавил он убеждённо.

Ты прав, – сказала она, подарив ему загадочную улыбку сфинкса, – это я о шарах. О моей стройности умолчу из скромности. А о будущих встречах мы… ещё вернёмся к этой теме. Джо, как думаешь, если идти пешком, когда мы будем в городе?

Такими темпами часов пятнадцать, – ответил Джо. – Хозяйка, давайте я вызову такси…

Да, будь любезен.

Через несколько минут они были «дома». Эли не пожелала остановиться в отеле, она сняла отдельно расположенную виллу, утопающую в цветочном буйстве сада. В трёхэтажном здании можно было разместить целый отряд завоевателей космоса, но в этот день их здесь разместилось только трое. По одному на этаж.

Максу Эли отвела второй. Джо остался на первом.

Сама вилла тоже была выстроена в форме цветка из белого, очень лёгкого и очень приятного на ощупь камня, который в изобилии имелся на Лазурной.

До вечера оставалось не так уж много времени, и Макс решил полежать. Каникулы так каникулы. У него даже мелькнула неожиданная идея проверить постулат, гласящий, что однажды приобретённые навыки не утрачиваются со временем, а пребывают как бы в спящем режиме… мастурбацией он не занимался с подросткового возраста, добрых два десятилетия.

Но стоило ему мысленно «вспомнить детство», как на руке, потянувшейся к паху, ожил терминал. Макс вздрогнул, будто его застали за «этим» в ванной комнате…

– Вызов принят, – скомандовал он. – Я весь внимание, Эли.

В этом мире ему больше некому звонить.

– Ты не мог бы мне помочь? – спросила спроецированная терминалом прехорошенькая головка Эли, возникая над его правым запястьем.

– Спрашиваешь…

– Поднимись на третий. Налево по коридору вторая дверь приоткрыта. Жду…

Её голос был чуть охрипшим, будто перед разговором она хватила стакан ледяного шампанского.

Можно? – спросил он секунд через двадцать, стоя у приотворённой двери.

Как правило, двери не запирают, когда кого-то ждут… – донеслось из комнаты.

Он глубоко вдохнул, робко тронул створку. Расширил проём, вошёл и…

Посреди комнаты, в алом свете закатного солнца, льющегося из широкого, в полстены окна стояла ОНА.

Вопреки страстно вожделеющим предвкушениям, разодетая в пух и прах: две серёжки в розовых ушках, тоненькая цепочка, убегающая в глубокую долину меж крутых островерхих холмов, и тоненький плетёный поясок на осиной талии.

ТАК было ещё нестерпимей.

Ты такой забавный, – улыбнулась она.

Очень… э-э… м-м, неожиданно… – пробормотал он.

Ну уж… можно подумать, ты не ждал. Помоги мне. Она протягивала ему зелёную трубочку, похожую на сигару.

Что… мне делать?

В груди у него разверзся вулкан. Потоки раскалённой лавы хаотично буравили тело. Второе извержение грозило вот-вот прорваться ниже. Ниже, ниже живота…

Защитный гель. Ты что, никогда раньше не занимался сексом? Не умеешь пользоваться средствами индивидуальной защиты? Или впервые видишь голую женщину?

Э-э… – лихорадочно искал он формулировку. – Приходилось, м-м… иногда. Видел…

Редко-редко. Не больше одного разочка еженощно. Придётся обучать стыдливого юношу. В знак особого доверия я хочу, чтобы не я, а ТЫ меня покрыл, своими руками… Во-от, возьми тубу, начни с низа, покрой ступни, лодыжки, сначала одну, потому другую. – Она говорила с ним, как с маленьким ребенком. – Последовательность не имеет значения, главное – тщательность покрытия… ха, каламбур получился.

Он робко взялся за ближний к нему кончик протянутой упаковки, и над трубочкой заискрилось рекламное: «ТОНЧАЙШИЙ, СВЕХПРОЧНЫЙ СЛОЙ БЕЗ ЦВЕТА, ЗАПАХА И ВКУСА ГАРАНТИРОВАННО СОХРАНИТ ВНЕШНИЕ ГРАНИЦЫ ТЕЛА ОТ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО КОНТАКТА. НИ МАЛЕЙШИХ НЕУДОБСТВ! ОСЯЗАТЕЛЬНЫЕ, ВКУСОВЫЕ И АРОМАТИЧЕСКИЕ ОЩУЩЕНИЯ БЕЗ ПОГРЕШНОСТЕЙ. БЕССЛЕДНО РАСТВОРЯЕТСЯ В АТМОСФЕРЕ ПО ПРОШЕСТВИИ 6 ЧАСОВ. СЛЕДИТЕ ЗА ТАЙМЕРОМ!»

Он закрыл глаза, мысленно благословил себя на подвиг мученического долготерпения, открыл вновь; встал на колени перед нею, сжал трубочку обеими руками…

Субстанция вспухла между его ладонями, и когда он разнял их, потянулась за внутренними сторонами, амёбно делясь на две пухлые подушечки.

– Какие у тебя сильные и… нежные руки… меня уже пронизывают вибрации…

– Ты мне льстишь… это меня трясёт от…

И не думаю льстить. Тебе надо поучиться искусству массажа.

Ага. В наше время неприкасаемости массажистом быть – самое то занятие.

– А я бы тебя взяла. В личные…

Пункт восьмой
МИР: ВНУТРЕННЕЕ ПРОСТРАНСТВО ЯХТЫ «ДИП ПЕРПЛ САН», БОРТ TYS983206415MFV. ПОЛЁТ В РЕАЛЬНОМ КОСМОСЕ

(дата: пятнадцатое – семнадцатое двенадцатого тысяча сто тридцать восьмого)

**** О Н И

Макс Отто Эмберг смущённо констатировал, что никогда не летал в космос.

Невзирая на его, казалось бы, мобильный характер и космополитичную натуру, несмотря на то, что финансовый уровень позволял приобрести космический корабль в личную собственность, несмотря на то, что космический век начался ещё во времена его пра-пра-пра (примерно семьдесят пять раз) пра-бабушек и дедушек… персонально ОН в космос, то есть в открытое межзвёздное пространство, выходил впервые.

Он столько раз ШАГАЛ сквозь межмировые расстояния, что «намотал», должно быть, мириады парсеков, но ни единого из них он не пролетел, рискуя ежесекундно жизнью.

Предстоящий полёт должен был стать его первым действительно космическим ШАГОМ. Случись это с ним при других обстоятельствах, он бы заценил грандиозность происходящего. Но в тени присутствия на борту Эллен – увы, меркло даже самоощущение героя-первопроходца…

Арендованная яхта была, к счастью, превосходной, и капитан Джосф знал своё дело туго, пожалуй, даже слишком для охранника и водителя.

Полёт должен был продлиться пять суток. Трое на то, чтобы взлететь и выйти к точке входа (вблизи обитаемых миров это делать категорически не рекомендуется), около двух суток на маневрирование и посадку, и символическое мгновение на собственно перелёт, точнее, прыжок сквозь. В так называемом свободном внепространстве, как считается, времени не существует… Или течёт оно в каком-то ином направлении.

Мультипорты используют схожий принцип, но они жёстко зафиксированы в реальном пространстве, «пристреляны», вдобавок для качественности «замедлены». Поэтому практически не дают сбоев. Космические же «шаги» – быстры, стремительны, но – опасны…

– Любуешься?

Эли подошла к нему совершенно бесшумно. Эмберг уже знал: она умеет перемещаться настолько тихо, что о её приближении невозможно догадаться. Он терялся, когда любимая женщина вот так, внезапно, заявляла о своём присутствии.

– К этому невозможно привыкнуть, Эли. Бездонность неба и твоих глаз. Я, наверное, всю жизнь мог бы вот так, час за часом, любоваться этими глубинами.

Истинно реальны только звёздное небо над головами людей и нравственный закон внутри человечества… великое изречение. На законных правах резюмирую, что тебе надо было идти в алхимики.

При чём здесь алхимия? Звездочётов среди них было немного, насколько я знаю. В основном они пробавлялись не-лицензированным производством золота из свинца…

Макс, производством золота из свинца занимались только бездари. Для настоящих алхимиков химические лаборатории были вспомогательным средством. Благодаря своим опытам они подолгу смотрели на огонь, и огонь очищал их разумы. Тогда-то и рождалось золото души.

Ладно, пусть я буду алхимиком, а ты моей лабораторией. Пусть твои глаза превратят мою душу в золото.

Ты действительно этого хочешь? – она загадочно улыбнулась.

Смотреть в твои глаза?

Чтобы твоя душа превратилась в золото.

Когда ты рядом со мной, Эли, мне больше ничего не надо. Ты как солнце, яркое горячее солнце, от тебя исходят волны света. Ты настолько прекрасна, что твоя красота закрывает тебя. Я до сих пор не в состоянии описать твою внешность. Слова разбегаются в разные стороны.

А ты попробуй…

Ты высокая, но не очень, даже на каблуках ты заметно ниже меня…

Эли действительно расхаживала по кораблику на каблуках.

Установка искусственной гравитации стоила бешеных денег, но окупала себя на все сто, хотя не была непременным атрибутом звездолётов, как, например, нейтрализатор ускорений. Вот уж, действительно, удивительные изобретения. Можно, оказывается, совершать сложносочинённые маневры в космосе и одновременно совершенно свободно стоять на каблучках и непринуждённо держать в руке бокал с рубиновым вином, под цвет платья… Вселенски восхитительная женщина!

Непревзойдённая.

Ещё.

У тебя очень красивое, очень хрупкое на природный вид и одновременно очень сильное, спортивное тело.

Ещё…

У тебя прекраснейшие в мирах ноги и нежнейшие руки.

Ещё!

У тебя волшебное, невыразимо прекрасное лицо. Я теперь понимаю, из-за какой красоты вполне можно начать войну…

Мужчина даже не думал о том, что вовсю пользуется аксиомой: женщины любят ушами… Он говорил, потому что эти слова рвались из него, стремились высвободиться и ОТДАТЬСЯ.

Ещё!..

У тебя чарующие, поразительные глаза. Если бы я был поэтом, я бы сравнил их с божественным светом, который был началом начал.

Началом начал была тьма, Макс. В древности именно пустоту и тьму считали богом, наипервейшим богом.

Я думал, свет…

Свет не может существовать без тьмы. На самом деле свет существует во тьме. И первый СВЕТ, мистический свет – был тьмой.

Интересная версия.

Это не версия, это предыстория. Смотри, тьма – она как наркотик. Затягивает без возвращения.

В таком случае я наркоман. Когда я долго смотрю во тьму, мне кажется, что я и сам превращаюсь в бесконечную вечность. Космос, которым светятся твои глаза.

Если тебе нравится испытывать уверенность, что космос вечен… Почему нет. Хочешь, я тебе это всё подарю, нар-команчик мой?

Макс Отто бережно обнял любимую за талию.

Осторожно, я удалила защиту. Под платьем – тело…

Боишься, что я из секты?..

А ты не боишься? Говорят, эти миссионеры преспокойно расхаживают среди людей… вдруг я – сектор?

Ты? Не шути так, Эли. Не смешно.

А вообще, боишься?

Как и все.

Не надо обобщать. Все ведут себя по-разному. Я уверена, наверняка даже добровольцы случаются. Сами ищут пасторов или хотя бы адептов.

Не знаю, Эли. Я всегда испытываю панический ужас от одной только мысли…

Это воспитание.

Воспитание? – Макс Отто немного отстранился и глянул Эллен в глаза: не шутит ли?

Глаза оставались серьёзны. Только очень грустны…

Ты подумай… Половина продукции вещательной сети построена на сюжетах, когда кто-то захватывает чужой разум и обезличивает, поглощает индивидуальность человека. И этот процесс создателями сериалов подаётся как самое страшное, что может произойти с личностью.

А разве это не самое страшное?

Древние мистики стремились к слиянию с бытием.

Ты говоришь о нирване?

Макс, ты никогда не думал, что Я-Мы – это разновидность такой нирваны, причём бесплатно и без предварительных усилий?

Не знаю, Эли. Я простой потомственный миллионер был, а не философ. Одно я знаю точно. Буду отбиваться до последнего.

Люблю, когда ты такой… отважный.

И я тебя люблю… ВСЕГДА.

… Это был эдем, настоящий человеческий рай на двоих. Большой Джосф занимался пилотированием к расчётной точке входа и техническим осмотром систем корабля, поэтому Эллен с Максом Отто его почти не видели, разве что во время непродолжительных кофепитий, во время которых слуга сидел с ними за столом, как капитан яхты. Иногда гигант рассказывал невероятные истории из жизни космических волков.

Всё остальное время она была наедине с «бонусом». Кто бы мог подумать, что самое серьёзное задание МЫ обернётся для этого тела бурным медовым месяцем? Я-Эллен блаженствовало, практически не отвлекаясь на «совещания» с другими решающими сегментами. «Фоновая» информация о происходящем уходила, естественно, по назначению, но сохранится ли устойчивая связь ЗА ПРЕДЕЛАМИ освоенного космоса, можно было лишь гадать. Бывали прецеденты, что связь обрывалась, и засланные ТУДА сегменты погибали, отрываясь от связующей «пуповины».

Потому Эллен, чуя волнение нитей, все более отдаляющихся от нее пространственно, загодя привыкала к вновь обретенной самостоятельности. Ей во что бы то ни стало необходимо было ВЫЖИТЬ. Чтобы одолеть врага – надо стать им. Смотри как враг, слушай как враг, воспринимай как он. Думай как он/а, реагируй как он/а, будь как… ОНА.

Они любились до изнеможения, они оставались наедине и одновременно открывались всей вселенной. Они были счастливы, если можно быть счастливыми на краю пропасти, в мгновение, которое отпущено до окончательной потери равновесия.

Другой разум обожал дочь Избранной Эллен Литтлсон, теперь это уже не вызывало сомнений. Обожал он страстно, самозабвенно, до изнеможения, вполне вероятно, «больше жизни» (в понимании индивов), и сокрытое в ее биологическом теле природное женское естество волей-неволей отвечало взаимностью. Это тело тоже хотело исключительно этого мужчину, и она была в этом уверена. Когда так любишь – тело не лжет. Оно истекает ВЛАГОЙ при одной мысли, при одном взгляде, при одном прикосновении… к защитной плеве.

Они все-таки не рушили этот барьер. Не пал последний оплот панического страха потерять себя, с детства взлелеянного врагом уже в трех поколениях людей.

– Пойдем?..

Голос мужчины приобрел зазывные обертоны, такие всегда появляются в зове самцов, которые жаждут слияния… тел. Не разумов. Тела совокупляются спокон веку, только об этом и грезят, когда не имеют возможности… разумы же – не торопились и не торопятся. Они-то предпочитают свободу мысли.

Обед еще не скоро?

Какая разница…

Действительно.

Она повернулась и сделала несколько шагов к выходу.

– Подожди.

Макс подхватил ее на руки, сильные, но умеющие быть сказочно нежными, и отправился в каюту.

– Я беззащитна, – отстранилась она, убрала лицо, когда мужчина попытался поцеловать ее в губы.

– Ты мне не веришь?..

– Дело не в этом, Макс… всё ты знаешь.

– Да, вероятный миссионер себя вёл бы иначе… наверное.

Вот-вот.

А может, я… э-э, доброволец, и сам хочу…

– Не шути так, – процитировала она его слова. – Не смешно. Лучше покрой меня гелем, – попросила она.

Вместо кают-компании он держал курс в свою каюту. Хотя чётко различить, которая из двух кают его, а которая её, – на третьи сутки уже не представлялось возможным.

Она не торопилась его склонять к слиянию.

Райские кущи могут сгореть ясным пламенем, если Макс Отто Эмберг окажется настолько слабым, что отдаст память и превратится в быстро угасающий комок плоти. Если же он предстанет безнадёжным эгоистом вроде неслившегося Джос-фа… сумеет ли она сохранить стабильность психосоматического состояния, оставшись без связи и заимев под боком ещё одного, столь явного врага?

На данный период лучше неопределённость, чем знание. Резерв на случай манёвра.

К исходу третьих суток она начала догадываться, что ей будет очень трудно сохранять видимость индивидуальности, если рядом постоянно будет находиться периферийный сегмент.

В отличие от постоянного присутствия ещё одного разума.

Ей почему-то легче сохранять на себе стабильный образ врага, общаясь с другим разумом, а не с адептированным «собратом». ОН не был частью её. Он жил ВНЕ её… и пытался слиться с нею ДРУГИМ, недоступным ей методом. Причём, похоже, пытался слить разумы, а не только тела.

Быть может, это и есть то, что ведомо равновеликим? То, что слабые одиночные людишки зовут ЛЮБОВЬЮ…

– Хорошо, солнышко. Как скажешь… – покорился он. Ну почему, почему при всей его ненарочитой покорности, при всём снедающем его желании ОТДАТЬСЯ с потрохами и помыслами, – он всё-таки ухитряется оставаться при этом свободным? Почему сверхинтуиция сверхсущности категорически утверждает, что и не пахнет от него способностью слиться в одно касание… почему?!

Понять бы.

… Макс Отто надел тончайшие защитные перчатки, и медленно расстегнул магнитную «молнию» комбинезона, в обтяжку облившего вожделенное тело. Самым трудным было удержаться и не поцеловать прекрасные точеные плечики и шейку, тем более что такие поцелуи сводили ее с ума. Сквозь защитную плеву, естественно… раньше…

– Даже и не думай, – сказала она, словно прочитав его мысли.

Он вздохнул обреченно, вооружился гелевой трубочкой, превратил ее в две истекающие субстанцией подушечки и начал медленно растирать кожу. Поверхность покрывалась моментально…

– Я сама, – вдруг отстранилась она, – ты пока налей выпить. В горлышке у девочки пересохло…

Чуткая. Сообразила, что еще малость – и он не выдержит, СХВАТИТ ЗА.

На столике стояла странной формы бутылка и два небольших бокала. Жидкость была темно-зеленого цвета и терпко пахла какими-то экзотическими травами.

– Что это?

Она с ногами забралась в разворошенную постель.

– Сюрприз. Сама не знаю, почему вдруг захотелось откупорить эту… наверное, Макс, я почти созрела, и подсознательно не против…

По его лицу расплылась идиотская счастливая улыбка. Он просто не сумел совладать с мышцами. Ведь их так много, мышц лицевых, десятки, попробуй скоординируй их, так и норовят по отдельности шевелиться… эффективно контролировать множественность еще суметь надо, обычно этим занимается подсознание, однако и оно расслабляется, бывает, предоставляя сознанию бесконтрольную свободу.

Но ненадолго.

Мужчина разлил содержимое, едва не расплескав предательски дрогнувшей рукой, передал сделавшей многообещающее признание женщине ее бокал и жадно глотнул из своего…

*** О Н О

Индив рухнул в точке, где стоял. Боли от удара не будет, тело специально к постели подманивалось. Он должен всё видеть, всё слышать, всё понимать, но не смочь пошевелиться.

– Горячий привет из Ямы, предок, – улыбнулось оно обворожительной улыбкой Эллен Литтлсон.

В глазах свежезахваченного адепта, одного из организмов биовида-предтечи, плескался мутный ужас.

Можешь со мной поздороваться. Если будешь шептать, у тебя получатся слова.

Т… ты?..

Да, любимый. Мы.

Любимы… не смеши… ты с самого начала… хотела меня скло…

Помолчи. – Оно придвинуло тело женщины вплотную к вражескому. – Если бы я хотело тебя убить…

То не…

Помолчи, милый. То, что к тебе испытывает МЫ, называется любовью, и скоро ты сам узнаешь, что Я не вру. Мы любят тебя и хотят подарить тебе наивысшее блаженство. Тем более что пару минут назад ты сам фактически просил меня об этом.

Не тебя… Ты… будь проклято.

Ну вот, как после этого тебе верить? Сначала он жить без меня не может, а уже через минутку готов меня дотла выжечь.

Я думал… ты человек, а ты…

Я и есть человек. Я больше человек, чем кто-либо другой, ибо Я впитало в самоё себя абсолютно всё, что может принадлежать женскому и мужскому началам, поэтому от тебя всё время и ускользал мой облик. Ты смог описать внешность лишь общими словами, штампами из любовных сериалов. Ты пытался одновременно иметь всех красивых женщин на свете, что, согласись, невозможно для простого смертного. Твой ограниченный разум отыскал выход, он сотворил квинтэссенцию вожделенных черт, долженствующих принадлежать идеальному телу самки.

Индив ругался, кричал (всё шёпотом), сыпал придушенными проклятиями… Он нёс всякую ерунду, а оно тем временем распочало другую упаковку презервативов и медленно, очень нежно принялось втирать в мужское тело гель.

Зачем… это делаешь… чего хочешь?

Я-Мы хочет любви. Это ты способен отвернуться от другого разума, променяв его на жалкие предрассудки. Истинная сущность разума хочет любви… Ты зря боишься. Твой страх от непонимания. Твоя голова забита глупостями и предрассудками. Ты слишком долго боялся меня-нас, чтобы вот так сразу увидеть во мне друзей.

Друзей… ха… новый анекдот, секта друг человека…

Вспомни, ведь это я все сделала для того, чтобы ты получил это задание.

Какое… задание? Я свободный человек… просто живу, ищу впечатлений и клиен…

Ты прессер?

Оно спохватилось. Ему понравилось играться с индивом, как нравится кошке загнанная в угол мышь, но смысла в допросе не было никакого. Все равно вот-вот оно прекратит игру, отбросит предохранительный массаж за ненадобностью, и…

КОСНЁТСЯ.

С чего ты… взяла…

Интуиция, знаешь ли… Хочешь знать, как я тебя вычислило?

Я не… интеграл, чтоб меня… вычислять… я человек, а человек вычислениям не поддае…

По глазам. Можно изменить все, кроме того существа, что живет в глазах. Ты и сам это знаешь. В ее взгляде прорывалась моя-наша сущность, и ты узрел, узнал.

Я раньше… встречался?

И да, и нет. Я-Мы связаны со всеми. Я-Мы – это будущее, а будущее неизбежно. Скоро ты это примешь за аксиому.

Не хочу… принимать врага человека…

Я не объявляло войну. Это люди ее начали. Я против войны, я за любовь. Ищу ее, жажду.

Ты говоришь о любви… несмотря на то, что хочешь убить.

Ошибаешься. Я хочу спасти. Мы не враги. Люди и Мы как овцы и волки. Вы помогаете нам, Мы помогаем вам.

Я не хочу умереть…

– Смерти нет. Пока жива память. Тела бренны, разум вечен.

– Душа вечна… разум как тело…

– Это уже лишние слова. Не будем тратить на медленные слова время. Быстрее всего на свете что? Правильно, мысль. Могу добавить по секрету – не только быстрее, но и сильнее, и выше, и красивее, и… спасительнее.

Тело Эллен Литтлсон, нависшее над телом «бонуса», медленно, медленно наклонилось, и сочные губы, НИЧЕМ НЕ ПОКРЫТЫЕ, впились в рот врага полным страсти поцелуем…

***** М Ы

Описать ПРИОБЩЕНИЕ словами невозможно. Слова могут лишь процесс изложить, суть им не передать. Бессильны потому что. Бедны и беспомощны становятся самые цветистые эпитеты, пытаясь описать, что происходит с индивидуальной памятью в момент соития с коллективной… Какие подобрать слова, чтобы описать ощущение, которое испытывает одно природное явление, становясь частью другого? Причем по разности масштабов соотносятся они как одиночная песчинка и песок всех пляжей океанских берегов…

Это был прорыв, настоящий прорыв в неизвестность, в запредельность, во вселенную, превосходящую любые о себе представления.

Память была словно капля, в которую влился океан.

Память разорвало на бессчетные кусочки, память исчезла, перестала существовать, растворилась в множестве сознаний, слитых в единое сверхэго, и все это ради того, чтобы вновь возродиться к жизни уже в другом качестве. Собраться из кусочков в иное целое, не просто количественно, а качественно ббльшее…

Память все еще была сама собой, при этом сознавала, что ее включили в сеть, приняли в истинную семью, а не в какую-то «секту», открыли ей все тайны мира, передали весь опыт тех, кто хоть раз соприкасался, приобщался, хоть раз отдавал. В прошлом и настоящем. Чтобы родить будущее. Но память все еще была собой. Память еще оставалась Я, верным себе Я, хотя теперь, познав изнутри семью, она вряд ли сможет по застарелой привычке панически бояться всех, кто стал близок ей. Память всё больше и больше переставала быть индивидуальной, эгоистичной, она ДЕЛИЛАСЬ в прямом и в переносном смыслах, она вот-вот должна была слиться…

Действие, легко доступное даже самым примитивным разумам: Я плюс МЫ – равняется Я-Мы…

Но ЭТА память всё не становилась и не становилась полноценным сочленом семьи.

Мы пыталось помочь, как помогало всем, кто приобщался.

Никаких преград не встречала новообращённая.

Память проваливалась в безбрежные просторы сверхсущности, присовокуплялась к сумме всех слившихся воедино предыдущих памятей. Она погружалась в океан них, растворялась, исчезала, создавала себя вновь, чтобы снова исчезнуть. Она была одновременно самым грандиозным инструментом во вселенной и самым виртуозным музыкантом, способным сыграть на нём любую мелодию. Она могла быть собой, могла быть всеми вместе, могла быть любым членом семьи, достаточно было только хотеть.

Память встретила всех, чьи тела после приобщения умерли, и тех, чьи биологические оболочки убили прессеры. Памяти мёртвых и убиенных организмов продолжали жить. Они сохранили богатства вселенных всех разумов. Смерти нет.

Память обрела всепрощение и получила отпущение грехов.

Память наконец-то вспомнила единственную неоспоримую истину: полноценной свободой может быть только СВОБОДА МЫСЛИ.

Она купалась в кристально-звенящей воде этого Знания и грелась под солнцем чувств, испытанных в миг озарения. Ещё немного, и жадная, дорвавшаяся до всего капля просто бы не перенесла груза наполнившей её информации, ещё чуть-чуть, и она наконец-то погрузилась бы окончательно и слилась с прочими капельками, но…

ЭТА своенравная память, проплыв океан от края до края, опустившись на дно и вновь поднявшись на поверхность…

ВДРУГ, неожиданно для всех других «капель», не утонула окончательно, а наоборот, поднялась. Выскочила за край и двинулась дальше, обратно в «воздух»…

Она просто взяла да и сделала то, что до сих пор не удавалось ни единой из предыдущих. Вырвалась из Я-Мы.

** О Н А

… баюкала голову спящего мужчины, она говорила с ним, как мама с маленьким сыночком, подхватившим ангину и вынужденным лежать под одеялом в постельке, вместо того чтобы гонять с пацанами мяч во дворе.

«Успокойся, Мальчик, успокойся… я с тобой…»

«Я… я не такой, как все? Я не слился? Но я чувствую, что был принят в семью, что… я был своим. Почему же я НЕ С ВАМИ???

«Да, ты оказался не таким, как все до тебя. Мы говорит… ты не просто волокно плетения, и самостоятельной нитью ты тоже не стал. Ты… сейчас подыскивается обозначение… Мы осознало, что ты свободен от оков времени и пространства. Твой разум неподвластен тенетам реальности. Ты выскальзываешь сквозь мельчайшие ячейки элементарных законов природы и уплываешь восвояси…»

«Как это?!»

«Мы говорит, что поймём. Но пока нам не ясно».

Он спал. Глаза его были закрыты, естественно, но сквозь плотно сжатые веки просачивались слёзы. Он плакал во сне, его тело беспокойно вздрагивало… губы шевелились, словно человек что-то шептал.

«Неприкаянный я… мутный какой-то… Никому на хрен не нужен… Даже Мы…»

«У твоего тела ничего не болит?.. Я беспокоюсь, а напрямую ощутить не могу, ты же закрыт…»

«У тела – нет. У меня мысли больны-ые… А что?»

«Просто… Мы продолжает идти по тропе осознания… Говорит, беречь тебя необходимо. Ты… совершил невозможное».

«Что?»

«Небывалое. Ни одному индивидууму до тебя не удавался обратный прыжок с сохранением полного объёма памяти. Эго индива либо способно приобщиться, либо нет, середины не существует. Ты же – приобщился, а потом передумал, отказался, развернулся и выпрыгнул. Сейчас вся семья только об этом и думает. Ты был, был внутри, с нами, ты теперь знаешь всё, что знаем мы, но ты… вышел обратно, унеся знание вовне».

«Да уж, со мной не соскучишься… одни гадости вытворяю».

«Нет! Ещё никто за всю жизнь Мы не сумел вот так, успешно, замечательно, в одно касание слившись, затем запросто разорвать связь с семьей, но при этом не сойти с ума, то есть в прямом смысле слова умертвить разум, превратившись в неразумное растение. Ты ведь не сошёл?»

«Наоборот, я будто только вошёл в ум. Никогда в жизни не ощущал такой ясности мысли… БОЛЕЗНЕННОЙ ясности… Тем не менее сам-то я не знаю, как это произошло. Быть может, нахожусь в процессе осознания?»

«Поэтому ты нам так важен».

«Но я не такой, как Мы…»

«Ты совершенно не такой, как Мы. Ты не такой как Я. Ты – качественный скачок в развитии человека. Сам факт твоего явления бесценен. По крайней мере, теперь Мы знаем, что это возможно. Осталось узнать, идёшь ли ты в верном направлении, просто поднялся по лестнице развития выше Мы… или куда-то совершенно в сторону убрёл».

«Смогу ли я когда-нибудь вновь побывать в Мы?»

«Мы надеемся. Мы будем звать тебя… да, быть тебе отныне ТЫ. Тебе предстоит учиться с этим жить. Я с Тобой. Буду Твоей переводчицей, Твоей связной… А теперь Мы говорит, что твоему слабому биологическому телу необходимо отдохнуть от взваленного груза осознания. Минут триста выспаться по-настоящему. Сегодня Ты поднял слишком большой для индивидуального разума вес. Постарайся отключить мозг полностью. Нейроны не выдержат, если не дать им передышку. У тебя только одно тело, необходимо его беречь. Для Мы это невероятно, беречь какое-то одно тело, но… оно отличается толерантностью и допускает, что реально возможно существование в природе вещей, отличных от правильных».

Тело Эллен нежно поцеловала тело Ты в губы. Она продолжала гладить волосы головы, скрывшей память неизвестного доселе образца. Ты послушался совета, уснул полностью;

спать будет крепко, без сновидений, не дергаясь и не волнуясь. Послушный мальчик…

Она на цыпочках вывела свое тело из каюты. И только когда за ней закрылся бесшумно люк, вдруг замерла, пронзенная всплывшим из подсознания озареньем.

Она чувствует незримую связь с Ты!

Отдельный канал. Другой. Вовсе не тот, привычный, что связует с Мы ее самостоятельное, эмиссарское Я.

Связь эксклюзивная, ДВУсторонняя. В словах не нуждающаяся, ни в каких. Только в диалоге взглядов.

Связь недоступная для восприятия всемогущего, казалось бы, Мы.

Она, свободная память самостоятельного образца, живущая в теле младшей Эллен Литтлсон, чует Ты как другую, расположенную вовне Мы, но вполне ДОСТИЖИМУЮ сущность.