Текст книги "Викинги"

Отец заботился о чести жены, сестры и дочери точно так же, как о своей собственной. Девичья честь и целомудрие были не только «лучшим украшением» девушки, но и непременным условием уважения со стороны сограждан и возможности хорошо и удачно выйти замуж.

Даже такой знак внимания со стороны кавалера, как легкий поцелуй, мог быть достаточным основанием, чтобы отец девушки потребовал, в соответствии с законами того времени, взимания с шутника большого штрафа– и это при условии, что поцелуй произошел по взаимному согласию «сторон». Если же поцелуй был сорван юношей против желания девицы, то меры наказания ужесточались. И виновника могли приговорить даже к изгнанию с родины.

В древнешведском законе написано: «Если возьмешь женщину за руку, плати полмарки в случае жалобы ее, если возьмешь за локоть – восемь марок, если за плечо – пять, за грудь – целый эйрир». Вот так скандинавы блюли честь своих сестер и дочерей. В законах были прописаны даже наказания за порванное платье или сорванную с головы повязку!

Древние законы Швеции называют падшую девушку женщиной, зависящей от милосердия отца и матери. Родители могли поступить с ней так, как считали нужным: или прощали ее, или лишали прав честной дочери.

В Скандинавии ранние браки не были в обыкновении. Конечно, случалось, что замуж выходили и пятнадцатилетние девушки, однако такие случаи были очень редки. Как уже говорилось ранее, девушки в эпоху викингов отличались гордостью и разумностью и предпочитали подождать хорошего жениха, даже если ждать приходилось долго. Как правило, замуж выходили не ранее двадцатилетнего возраста, а женились после достижения двадцати пяти, а чаще всего тридцати лет.

Случалось, что брак откладывался на долгие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно свадьбу откладывали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода или жених отправлялся в важное путешествие или морской поход. В таком случае девушка считалась названой женой.

Если жених не являлся по истечении оговоренного срока, невеста могла выйти за другого. Однако случалось, что жених задерживался долее определенного времени, невеста выходила замуж, и тут нежданно-негаданно являлся нареченный муж. Смыть оскорбление в таком случае могли либо кровью, либо выплатой виры. Особенно тяжелым оскорбление было, если нареченная жена выходила замуж за другого жениха до окончания отсрочки. В таком случае молодого мужа ждала смерть, если только ему самому не удавалось первому убить нареченного мужа.

Однако за девушкой все-таки оставляли право изменить свое решение. В одном шведском законе позднейшего времени говорится, что если «чувство женщины переменится» после законного обручения, то она обязана возвратить обручальные дары и заплатить 3 марки виры и сверх того для восстановления доброго имени жениха должна подтвердить в присутствии двенадцати мужчин, что «она не знает никакого порока или недостатка за женихом и его родней и не знала того во время его сватовства и обручения». Тот же закон имел силу и при нарушении обещания со стороны жениха, но в этом случае дары невесте назад не возвращались. Если законно обрученная невеста три раза в течение года отказывалась выходить замуж за своего жениха, то он собирал родных и брал ее силой, где бы ни нашел, но она считалась законно взятой, а не похищенной.

В те времена, когда похищение девиц и чужих невест относилось к числу великих подвигов, путешествие обрученной невесты в дом жениха нередко подвергалось опасности. Оттого жених обыкновенно посылал за ней вооруженную толпу друзей и родственников. Они должны были взять невесту под свою защиту и отвести к супругу. Такая дружина называлась «дружиной невесты». Возглавлял ее дружка. Когда дружина невесты прибывала в дом ее отца, то первым делом требовала от хозяина гарантий мира и безопасности. После полученных гарантий приехавшие посланцы жениха отдавали хозяину усадьбы оружие и седла, которые запирались в особом помещении. Дружка вместо жениха принимал приданое невесты. После нескольких дней пиршеств дружина невесты вместе с ней, ее отцом и близкими родными ехала в дом жениха, где и справлялась свадьба. Вечером невеста торжественно провожалась на брачное ложе. На другой день в вознаграждение за девственность жених делал ей подарок, называвшийся «утренний дар».

С этого утра невеста становилась законной женой и хозяйкой усадьбы. Ей передавалась связка ключей от всех строений. Связка всегда находилась у хозяйки, и только она, полновластная правительница в усадьбе, решала все хозяйственные вопросы: в ее ведении были заготовка провианта и приготовление еды, стирка и уборка, починка платья, тканье и вязание. Именно она отдавала приказы служанкам, работникам и рабам.

В древнескандинавском языке были специальные слова, которыми обозначались права и обязанности хозяйки усадьбы: это «заведование» ключами и домом, или внутреннее управление усадьбой. Существовал еще и особый правовой термин – внешнее управление домом. Но это уже было обязанностью хозяина.

Именно мужчина, хозяин усадьбы, решал вопросы покупок и продаж чего бы то ни было, поездок к родным и на тинги, вопросы замужества дочерей и женитьбы сыновей. Поскольку родовые связи были очень сильны в те далекие времена, женщина всегда стремилась поддерживать связь со своими родичами и очень часто в спорных вопросах принимала сторону отца и братьев. Поэтому муж старался не особенно часто отпускать жену к отцу. Кроме того, жена без спроса не могла оставаться у своих родных более назначенного мужем срока.

Как уже говорилось ранее, жена не имела голоса при замужестве дочерей. Муж мог наказывать жену, как хотел. В те времена жена не пользовалась даже личными правами и в случае совершенного ею преступления отдавалась для наказания мужу, как своему господину: на нем лежала ответственность за ее вину. Однако, наказывая жену, муж рисковал в случае нанесения жене тяжелого оскорбления столкнуться с ее родичами, у которых было законное право вмешиваться в ее жизнь в случае необходимости. Если у жены были на то серьезные основания, она могла обратиться за помощью к отцу или старшему брату и всегда получала ее. Неверного мужа или мужа, избившего жену, в лучшем случае могли призвать к ответу на тинге, а в худшем – убить. Но в целом в эпоху викингов скандинавы считали недостойным для мужчины как оскорблять безоружных и слабых, так и находили постыдным браниться с женщинами («Сага о Волсунгах»), а поднимать на них руку позволяли себе только в сильном раздражении, если они сами вызывали это своей беспорядочной жизнью.

Можно даже сказать, что скандинавы пользовались своей неограниченной властью над женщинами с такой умеренностью, какой нельзя было ожидать от их воинственности: в этом участвовали чувство женской красоты в скандинавах, их мягкое и открытое для дружбы сердце; кроме того, походы и общественные обязанности, лежавшие на них, требовали частых, на многие месяцы, отлучек из дома: тогда все заботы о содержании дома лежали на хозяйке, если сыновья были еще малолетние и находились в семействе; она была помощницей мужа, его утешением и подпорой; по решительности, благоразумию и смелости она не уступала мужчинам: все это сообщало ей цену и значение в глазах мужа; он не считал ее рабой, а уважал в ней разумную мать семейства, разделявшую с ним заботы о доме и детях.

Кстати, несмотря на главенство мужчин, во времена викингов скандинавские женщины умели успешно бороться за свои права, используя при этом всевозможные хитроумные уловки. Их даже не останавливал тот факт, что при использовании некоторых хитростей они на какое-то время могли себя выставить смешно и нелепо в глазах окружающих. Так, например, в «Саге о Ньяле» повествуется об Унн, дочери Мёрда, которая не боялась признаться отцу (а впоследствии вынести дело о разводе на всеобщее обсуждение) в том, что ее муж «не может быть ей мужем, и нет ей от него никакого прока, как от мужчины, хотя во всем прочем он не отличается от других». Женщины викингов были не только хранительницами очага, но также древних обычаев и традиций, а иногда и семейной чести. В сагах есть много примеров, когда жена сама подстрекала мужа на смелое дело, а ее советы и убеждения, если только они были проникнуты умом и мужеством, редко не имели успеха; часто смелость жены вызывала уважение мужа. Так, например, в «Саге о Греттире» рассказывается, как Греттир, перейдя через перевал Трескового Фьорда в Длинную Долину, стал запускать руку в чужое добро и забирал у тамошних жителей все, что хотел: у кого оружие, у кого одежду. Они по-разному расставались со своим добром, но стоило ему уйти, все заявили, что делали это по принуждению; наконец в одну ночь Греттир был пойман крестьянами, которые, однако ж, не надеялись устеречь такого силача и тут же решили повесить его. В Озерном Фьорде жил тогда Вермунд Тощий, брат Стюра Убийцы. Он был женат на Торбьёрг, дочери Олава Павлина, сына Хёскульда. Ее прозывали Торбьёрг Толстая. В то время как Греттир находился в Длинной Долине, Вермунд был на тинге, а во время его отсутствия обыкновенно заведовала всеми делами его жена Торбьёрг, которую и повстречали крестьяне, вешавшие Греттира: «Тут они видят: едут вверх по долине трое и один в крашеной одежде. Они смекнули, что это, верно, Торбьёрг, хозяйка с Озерного Фьорда. Так оно и было: она направлялась к летовью. Она была женщина недюжинная и большой мудрости. Когда Вермунд бывал в отъезде, она распоряжалась в округе и заправляла всеми делами. Она свернула к толпе, и ее сняли с седла. Люди учтиво ее приветствовали. Она сказала:

– Что туту вас за совет? И кто этот толстошеий, что сидит тут связанный?

Греттир назвался и приветствовал ее. Она спрашивает:

– Что привело тебя, Греттир, к тому, чтобы задевать людей из моей округи?

– Всего не предусмотришь. Где-то ведь надо мне быть.

– Нету тебе удачи, – говорит она, – раз дошло до того, что схватили тебя эти людишки. Но что вы думаете с ним делать?

Те сказали, что думают повесить его за все бесчинства. Она отвечает:

– Может быть, это будет Греттиру и по заслугам, но не много ли вы на себя берете, люди с Ледового Фьорда, – лишать Греттира жизни, ведь он человек знатный, хоть и неудачник. А что ты, Греттир, согласен сделать для своего спасения, если я дарую тебе жизнь?

Он отвечает:

– А чего ты хочешь?

– Ты должен дать клятву, – говорит она, – не бесчинствовать здесь, на Ледовом Фьорде. Ты не должен также мстить никому из тех, кто участвовал в нападении на тебя.

Греттир сказал, что ее, мол, воля. Тогда его освободили. И он говорил, что это было труднейшее испытание для его выдержки – не ударить никого из тех, кто над ним измывался. Торбьёрг пригласила его к себе и дала ему коня. Он поехал к ней в Озерный Фьорд и оставался там, покуда не вернулся Вермунд, и хозяйка хорошо с ним обходилась. Это очень прославило ее по всей округе. Вермунд нахмурился, вернувшись домой и узнав, почему там был Греттир. Торбьёрг рассказала, что у него вышло с людьми с Ледового Фьорда.

– Чем это он заслужил, – сказал Вермунд, – что ты даровала ему жизнь?

– Многие были на то причины, – сказала Торбьёрг. – И первое, что тебе будет больше почета, раз у тебя жена на такое отважилась. Вдобавок и Хрефна, его родственница, того бы хотела, чтобы я не допустила убить его. А в-третьих, он и сам величайший герой во многом.

– Всем ты мудрая женщина, – сказал Вермунд, – и прими от меня благодарность».

В эпоху викингов женщина пользовалась многими правами в обществе. Она могла унаследовать права вождя общины и при этом могла оставить себе «должность» жреца местного храма. Так, в одной из саг рассказывается о женщине по имени Стейнвёр, которая была жрицей в храме и содержала его на собственные пожертвования и пожертвования прихожан. По словам знаменитого исландского скальда, прозаика и историографа XIII века Снорри Стурлусона (1178–1241), жене конунга полагалась половина дружины, подобно богине Фрейе, которой принадлежала половина всего небесного воинства, состоявшего из павших в битве храбрых воинов. Эту дружину королева должна была сама содержать, на что ей причитались подати и налоги («Сага об Олаве сыне Трюггви»). Может быть, эта ситуация не была нормой, но появление такого утверждения показательно. Королевы оказывали материальную и иную поддержку своим дружинникам, например Гуннхильд – Хруту и его племяннику Олаву Павлину («Сага о людях из Лососьей Долины»).

Кстати, даже в скандинавской мифологии женщины– асиньи, скандинавские богини высшего порядка, обладают большой силой и властью. Так, богине любви и плодородия Фрейе принадлежит половина воинов, павших в бою. В ее честь или в честь Фригг (жены Одина) назван день недели. Асиньи Фригг и Гевьон знают судьбы всех сущих, а Идунн хранит омолаживающие яблоки, которыми асы продлевают себе жизнь и молодость. Хель – хозяйка преисподней и будет сражаться вместе с мужчинами в день гибели богов. Богиня Ран и ее дочери управляют морскими штормами. Валькирии, воинственные девы с гордыми именами «Битва», «Сила», «Путы войска», «Молния» решают исход битвы (иногда даже вопреки воле Одина), а также кому из воинов умереть, а кому остаться в живых. Такого нет в других мифологических системах. Первые мужчина и женщина, Аск и Эмбла, были сотворены асами, богами норманнов, одновременно и независимо друг от друга, что сильно отличается от сугубо патриархального мифа Ветхого Завета, где Ева сотворена из ребра Адама. Однако превосходство мужчин нашло мифологическое отражение. Так, скандинавским женщинам был заказан путь в воинский рай – Вальхаллу, хотя иногда женщина могла стать воительницей. Да и ни в одной эпической традиции, кроме скандинавской, нет такого количества действующих по собственной воле героинь, а не просто не играющих самостоятельной роли статисток: это эддические Брюнхильд, Гудрун, Сигню, Свава, Сигрун, Сигдрива, Гримхильд. Огромное количество женских образов и в сагах об исландцах, где большинство женщин совершили какой-либо значимый поступок, часть из них являются подлинными героинями саг, на описании жизненного пути которых строится повествование (Гудрун – дочь Освивра, Унн Мудрая, Ауд – жена Гисли). Жены, матери, дочери, сестры конунгов оказывают большое влияние на их политику, на судьбы страны и тем более на свою собственную.

Скандинавские (как и древнерусские) женщины пировали вместе с мужчинами, причем знатные сидели на почетных местах, в отличие, например, от древнегреческих, которые должны были оставаться на женской половине, так как, по мнению греков, «говорить – не женское дело». А вот скандинавские мужчины, напротив, беседуют с женщинами, находя в этом большое удовольствие, и считают это нормой. Харальд Гренландец беседует с Сигрид Гордой, Кьяртан – с Гудрун, дочерью Освивра, потом с сестрой конунга Олава Трюггвасона, Гунлауг Змеиный Язык – с Хельгой Красавицей. В старости для знаменитого скальда Эгиля Скаллагримсона наибольшим удовольствием было беседовать со своей племянницей Тордис. Более того, мужчины спрашивают совета у женщин и следуют им: Один с Фригг, Эйрик Кровавая Секира с Гуннхильд, сыновья Олава Павлина со своей матерью Торгерд, Свейн, сын Кнуда Могучего, правил Норвегией из-под руки своей матери Альвивы, видимо, так же обстояло дело с сыновьями Гуннхильд. В качестве необычного случая сообщается о том, что Хаскульд мало беседовал со своей женой Йорунн. Также существует много примеров, когда в честь скандинавских женщин суровые викинги слагали любовные песни, возвеличивавшие их красоту, нрав. Так, будущий конунг Харальд Суровый сложил длинную песнь в честь дочери Ярослава Елизаветы, Эгиль – висы в честь будущей жены Асгерд. Выступать героиней песни было почетно и поднимало рейтинг женщины в обществе, что очень ценилось. Тормод, скальд Черных Бровей, попал в серьезный переплет, когда переделал песнь «Висы Черных Бровей», посвященную своей бывшей возлюбленной Торберг Черная Бровь, для новой– Тордис, дочери Гримы, и был вынужден восстановить первоначальный вариант. А глава арабской дипломатической миссии в Дании поэт Аль-Газал, по-видимому, приобрел большое расположение жены конунга тем, что посвятил ей стихи.

В эпоху викингов среди скандинавских мужчин были распространены случаи, когда мужчина мог пойти на многое ради женщины: на подвиг, на разрыв дружеских связей, оставить привычные занятия. Хрестоматийны примеры с Харальдом Суровым, свершившим множество подвигов, чтобы получить руку Елизаветы Ярославны, и Харальдом Прекрасноволосым, которого красавица Гюда подвигла на объединение Норвегии. Альвир Хнува так сильно любил Сольвейг, что бросил викингские походы. Болли, чтобы получить в жены и удержать Гудрун, пошел на конфликт и даже убийство двоюродного брата и побратима Кьяртана – возлюбленного Гудрун, вместе с которым вырос.

Как уже говорилось, скандинавская женщина могла владеть собственностью и управлять ею. Она могла наследовать землю не только после смерти мужа, но и после смерти детей, у которых не было иных близких наследников. В некоторых областях Скандинавии дочь могла претендовать на наследство родителей наряду с сыновьями. А мужчина мог считаться законным отпрыском королевского рода и претендовать на престол, если королевские предки были у него в роду только по материнской линии.

Если верить сочинениям скальдов, иные из скандинавских женщин эпохи викингов отличались властностью и порой жестокостью. В сагах авторы не скупятся на яркие краски, повествуя о деяниях сильных разумом и духом скандинавских женщин в стиле матриархального сообщества, возглавляющих борьбу в кровавых междоусобицах и увлекающих собственной отвагой мужчин на битвы. Рассказы о подвигах одной из таких женщин, дочери Эрика Рыжего Фрейдис, дошли до нас благодаря саге «Грёнлендинга» (или «Гренландцы»). Фрейдис и ее муж Торвар вместе с двумя братьями, Хелги и Финнбоги, на двух судах отправились из Гренландии в совместную экспедицию в Винланд (лесистый регион в Северной Америке). Добравшись туда благополучно, Фрейдис построила план, как, избавившись от братьев, завладеть их кораблем, и подговорила мужа убить их самих и перебить всю команду. Когда Торвар не пожелал убивать пятерых женщин, следовавших вместе с Хелги и Финнбоги, Фрейдис взяла секиру и благополучно завершила работу за мужа. Хотя история эта и отражает экстремальный случай поведения женщины у викингов, она дает нам возможность узнать, что, если вести речь о скандинавках, представительницы прекрасной половины человечества не только хранили семейный очаг, но и отваживались отправляться в опасные предприятия вместе с мужьями, причем пользовались правом на долю в добыче. Самое любопытное, однако, из того, что мы узнаем о положении женщины в обществе викингов, – тот факт, что, хотя они и имели доступ на тинги, в праве голоса им было отказано. Но, несмотря на это, твердость воли и разум северной женщины нередко давали ей решительный перевес над мужем: встречаются в сагах примеры таких мужей, которые не смели выходить из-под власти жен. Так, в «Саге об Олаве Святом» рассказывается о Торберге сыне Арни, который согласился спрятать в своей усадьбе исландца Стейна сына Скафти против собственной воли, поскольку исландец был объявлен вне закона конунгом Олавом. Однако Торбергу пришлось укрывать преступника только потому, что так захотела его жена Рагнхильд, пригрозив, что, если уедет Стейн, с ним уедет и она, и ее сын Эйстейн Тетерев. Укрывательство исландца было поставлено Торбергу в вину не только посторонними людьми, но и ближайшими родичами. А его брат Финн сказал, что «плохо, когда верховодит женщина и когда жена заставляет нарушать верность своему конунгу».

Кстати, любопытно, что о счастливых супружествах саги говорят просто и сухо: «Они жили друг с другом долго и счастливо»; о многих мужьях они выражаются так: «Он любил ее, как свои очи». Также в сагах есть супружества, представляющие сильные примеры любви и самопожертвования. Уже стал хрестоматийным пример из «Саги о Ньяле» о верности жены Ньяля Бергторы. Так, в саге рассказывается, как некий Флоси в Исландии с отрядом воинов окружил и поджег дом Ньяля (исследователи считают, что сожжение Ньяля произошло в 1010 или 1011 г.). Желая сжечь лишь сыновей Ньяля, к которым у него была кровная месть, Флоси в соответствии с кодексом чести викингов предложил уже очень пожилому человеку и его жене покинуть дом, потому что «могли они погибнуть в огне безвинные»: «Теперь запылали все постройки. Тогда Ньяль подошел к дверям и сказал:

– Здесь ли Флоси? Слышит ли он меня?

Флоси сказал, что слышит. Ньяль продолжал:

– Может быть, ты помиришься с моими сыновьями или позволишь некоторым людям выйти?

Флоси отвечает:

– Яне намерен мириться с твоими сыновьями. Мы рассчитаемся с ними до конца и не отступим, пока всех их не станет. Но пусть из дома выйдут женщины, дети и домочадцы.

Тогда Ньяль вошел в дом и сказал:

– Пусть выйдут все, кому позволено выйти. Выходи и ты тоже, Торхалла, дочь Асгрима, и все выходите, кому позволено.

Торхалла сказала:

– Не думала я, что мы так расстанемся с Хельги. Но я заставлю моего отца и моих братьев отомстить за убийства, которые здесь совершаются.

Ньяль сказал:

– Да будет тебе удача, потому что ты хорошая женщина.

Потом она вышла из дома, и с ней много других. Астрид с Глубокой Реки сказала Хельги, сыну Ньяля:

– Выйди со мной вместе, я наброшу на тебя женскую накидку и повяжу тебе голову платком.

Хельги сначала отговаривался, но потом уступил просьбам. Астрид повязала ему голову платком, а Торхильд набросила на него женскую накидку, и он вышел из дома между ними. Тогда же вышли дочери Ньяля Торгерд, и Хельга, и много другого народу. Но когда из дома вышел Хельги, Флоси сказал:

– Женщина, что там идет, высока ростом и широка в плечах. Схватите-ка ее!

Когда Хельги услыхал это, он сбросил с себя женскую одежду. У него в руке был меч, и он нанес им удар человеку, который хотел схватить его, и отрубил ему низ щита и ногу. Тогда подоспел Флоси и ударил мечом Хельги по шее так, что у него отлетела голова. Затем он подошел к дверям и сказал, что хочет говорить с Ньялем и Бергторой. Ньяль вышел, и Флоси сказал:

– Я хочу предложить тебе, чтобы ты вышел из дома, потому что ты погибнешь в огне безвинный.

Ньяль сказал:

– Яне выйду, потому что я человек старый и не смогу отомстить за своих сыновей, а жить с позором я не хочу.

Тогда Флоси сказал Бергторе:

– Выходи, хозяйка! Я совсем не хочу, чтобы ты погибла в огне.

Бергтора сказала:

– Молодой я была дана Ньялю, и я обещала ему, что у нас с ним будет одна судьба.

И они оба вернулись в дом. Бергтора сказала:

– Что нам теперь делать?

– Мы пойдем и ляжем в нашу постель, – сказал Ньяль. Тогда она сказала маленькому Торду, сыну Кари:

– Тебя вынесут из дома, и ты не сгоришь.

– Но ведь ты обещала мне, бабушка, – сказал мальчик, – что мы никогда не расстанемся. Пусть так и будет. Лучше я умру с вами, чем останусь в живых.

Тогда она отнесла мальчика в постель, а Ньяль сказал своему управителю:

– Смотри, где мы ляжем и как мы расположимся в постели, потому что я не собираюсь двигаться с места, как бы меня ни беспокоил дым или огонь. Заметь хорошенько, где надо будет искать наши кости…»

Кстати, «Сага о Ньяле» (Njals saga, также Brennu-Njals saga и Njala) – самая большая из «саг об исландцах», самая знаменитая из исландских саг вообще и одно из величайших прозаических произведений мировой литературы. Захватывающий драматизм действия сочетается в ней с исключительной правдивостью в изображении действующих лиц. Истолкованию этой саги посвящено множество работ, из которых наиболее капитальная принадлежит крупнейшему современному специалисту Э.-О. Свейнссону. Считается, что «Сага о Ньяле» была написана в конце XIII в., то есть позднее других «саг об исландцах». Она сохранилась во многих рукописях (около 60), из которых 19 относятся к периоду 1300–1500 гг., что свидетельствует о большой популярности саги еще в Средние века. Популярности «Саги о Ньяле» в Исландии, вероятно, способствовало то, что, хотя, как и во всех «сагах об исландцах», действие в ней связано с определенной местностью, в ней чаще, чем в других «сагах об исландцах», упоминается о поездках на альтинг, и действие происходит на альтинге, что придает саге общеисландский характер.

В эпоху викингов не чужда была скандинавским женщинам и ревность. Все в той же «Саге о Ньяле», которую считают одной из самых известных, рассказывается об исландце по имени Хрут. Он зимовал со своим кораблем в Норвегии у конунга Харальда Серая Шкура и стал жить с матерью конунга Гуннхильд, которая была известна своим умением колдовать. Когда же Хрут собрался вернуться в Исландию и жениться там, это вызвало у Гуннхильд вспышку ревности, и на прощание она обняла Хрута и подарила ему золотое обручье, сказав: «Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то ты не будешь иметь утехи в Исландии с девушкой, которая у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься, чего хочешь». Так оно и вышло. Хрут не смог жить с женой. «Когда он приходит ко мне, – жаловалась она, – плоть его так велика, что он не может иметь утехи со мной, и, хотя мы оба всячески стараемся, ничего не получается». В результате они развелись. Надо сказать, что колдовство Гуннхильд было направленным, а месть необыкновенно изощренной: с другими женщинами, кроме жены, у Хрута все получалось.

Не менее сильной бывала и любовь мужчин. В «Саге о Гуннла-уге Змеином Языке» приводится рассказ о великой любви Гуннлауга и Хельги: она была обманом выдана замуж за Хравна, который любил ее не меньше Гуннлауга. Он даже пошел на бесчестный поступок и поступил низко, исподтишка нанеся ему смертельную рану лишь потому, что не мог «уступить ему Хельгу Красавицу». После смерти Гуннлауга и Хравна Хельга была отдана отцом замуж за Торкеля, человека богатого и достойного, кроме того, хорошего скальда. Он также очень любил ее и, когда Хельга умерла у него на руках, бросив последний взгляд на подаренный Гуннлаугом плащ, сочинил такую вису:

 
Умерла сегодня
Добрая жена моя.
На руках у мужа
Богу жизнь вручила.
Без нее в живых мне
Тяжело остаться.
 

Нередко отчаянные скандинавские вдовы не могли пережить мужей и умирали вслед за ними или, медленно снедаемые горем, доживали горькую жизнь. Это называлось на языке их Sprinda af harmi – сокрушаться от скорби. Так сокрушалось сердце Нанны, когда она увидела труп Бальдра; так умерла Тюра с печали по Олафу Трюггвасону. Потеря мужей часто сокращала жизнь их неутешных вдов. Вообще можно сказать, что, хотя по закону мужья имели неограниченную власть над женами, на самом деле поступали с ними по правилам супружеской любви и взаимного уважения.

В эпоху викингов скандинавские женщины, как и мужчины, имели право устанавливать (совместно с мужчинами или самостоятельно) камни с руническими надписями в память об умерших мужьях, сыновьях, дочерях и других родственниках. Это был очень важный обычай, о котором говорит сам Высокий (Один) в «Речи Высокого» из поэтического сборника древнеисландских песен о богах и героях скандинавской мифологии и истории «Старшей Эдды». Некоторые надписи были нетривиальны, например на камне, поставленном Рагнхильд: «В память о Гуннульве. Немногие среди рожденных лучше, чем он». Скандинавских женщин хоронили не менее пышно, чем мужчин. Так, Брюнхильд велит:

 
Украсьте костер коврами, щитами,
рабов положите и яркие ткани;
пусть рядом со мной сожжен будет конунг.
Будет конунг сожжен рядом с моими
рабами в уборах богатых и ярких;
двух ястребов в головах положите,
тогда будет все как должно исполнено.
 

[Краткая песнь о Сигурде // Старшая Эдда]

Пышность обряда при погребении скандинавской женщины находит подтверждение в археологических исследованиях. При раскопках кургана в Осенберге было обнаружено богатейшее захоронение королевы небольшой области – фюлька, предположительно принадлежавшее Асе, бабушке объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого. Датский конунг Горм Старый устроил капище и воздвиг большой курган своей жене Тюре, в котором позже похоронили и его самого. В Дании, в окрестностях круглой крепости Фюркат, было раскопано богатое женское погребение второй половины X века, сопровождающий инвентарь которого явно указывал на ее занятия – она была колдуньей (что особенно показательно, ведь формальное крещение Дании уже произошло).

В целом можно сказать, что в эпоху викингов в Скандинавских странах женщины выступали в различных ипостасях: хозяйки, главы рода (Унн Мудрая), организатора походов, путешествий, мести (Унн Мудрая, Торгерд, Гуннхильд), подстрекательницы к мести, убийству (Скади, Брюнхильд, Гудрун, Торгерд, Тюри, Сигрид Гордая), мстительницы за родичей и за себя (Гудрун, Ауд, Скьяльв, Сигню), правительницы, как правило, теневой (Гуннхильд, Альвива), заговорщицы (Гримхильд и Эмма), вдохновительницы на «большие дела», такие, как завоевание страны (Гюда), помощницы, защитницы и спасительницы (Астрид – пасынку Магнусу, Ауд и Вигдис – своим родичам, Тора – ярлу Хакону), советчицы (Фригг, Гуннхильд), жрицы (Хлёдис, «ангел смерти» у Ибн-Фадлана), скальда-поэта (Йорунн Дева Скальд) и, наконец, воительницы (Хервёр, валькирии). Из всего вышеперечисленного можно сделать вывод о том, что эпоха викингов породила не только храбрых мужчин, на протяжении нескольких веков державших Европу в страхе, но и незаурядных женщин, которые были активными членами общества, движущей силой многих «больших дел» и обладали широкими правами. Жены и вдовы конунгов, хотя и не могли официально править, сами объявлять войну и руководить походами, на практике побуждали конунгов начать их, предоставить своих воинов и даже снарядить собственный отряд.

В скандинавском обществе эпохи викингов, как уже говорилось выше, были разрешены и разводы. Поводом для развода могло быть как недовольство мужа женой, так и наоборот. Однако причины для развода должны были приводиться сторонами очень серьезные.

Если муж отсылал жену домой к ее родным без объяснения причин, то он наносил им смертельную обиду и мог справедливо опасаться мести со стороны родственников жены. Кроме того, муж должен был вернуть приданое жены и обручальные дары, а также все сделанные любым человеком и им самим жене подарки во время брака. Мужчины с более благородным образом мыслей, желавшие дать законный вид своему разводу, призывали свидетелей и в их присутствии объявляли развод: сначала возле брачного ложа, потом у главных дверей дома и наконец на тинге. В тех случаях, когда преступление жены было велико или муж справедливо негодовал на ее поведение (например, если жена совершила прелюбодеяние), она не могла брать с собой приданое. Кстати, замужняя женщина, уличенная в прелюбодеянии, немедленно теряла все свои права и изгонялась из дома в том, в чем была. По предписанию одного закона того времени «муж должен привести неверную жену к порогу, сорвать с нее плащ и, отрезав у ней половину одежд сзади, вытолкнуть за дверь».