Электронная библиотека » Сергей Журавлев » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 22 июля 2024, 11:41


Автор книги: Сергей Журавлев


Жанр: О бизнесе популярно, Бизнес-Книги


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Если собрать воедино все «неправильные» озарения оппортунистов, то обнаруживается, что в их кажущемся хаосе кроется определенная система и каждому стратегическому шагу, инструменту или принципу можно сопоставить не менее действенный оппортунистический ответ. Вот список ответов Розина, ключевых из них, – не исчерпывающий, но достаточный для того, чтобы уверенно строить оппортунистическое управление на практике.



Розин ставит целью «обобщить и систематизировать принципы оппортунистического управления, дав оппортунистам точку опоры, а стратегам – повод по-новому взглянуть на привычные подходы и задаться вопросом о границах их применимости»[50]50
  Там же. – С.8.


[Закрыть]
. И, казалось бы, он прав, ведь в наблюдаемом им хаосе возникающих и исчезающих возможностей маневренность, адаптивность, гибкость и изворотливость должны быть лучшим средством для зарабатывания денег. Тем более что подавляющее большинство бизнес-стратегий не реализуется, цели, определяемые ими, не достигаются.

Но тут же автор осекается, предлагая-таки строить бизнес-стратегии, хоть и с чистого листа.

«Действовать при этом мы будем вполне оппортунистически: очистим свое сознание от устоявшихся убеждений стратегической школы и попытаемся заново написать учебник управления компанией и стратегию вашего бизнеса. Мы начнем с чистого листа и будем продвигаться вперед, внимательно присматриваясь к тем возможностям, которые открываются за каждым поворотом»[51]51
  Там же.


[Закрыть]
.

«Поскольку я сам работал и учился в западной консалтинговой компании RHR International, был последователем Истинного учения о западном менеджменте, работал не только консультантам, но и тренером, учил российских руководителей менеджменту во всех уголках нашей страны, то долгое время я считал эти случаи исключениями. Несколько лет назад я понял, что эти исключения складываются в единую картину, поскольку несут в себе общие черты, отличаются своеобразным и по-своему эффективным подходом к управлению – тоже целостным и, как это ни удивительно, до сих пор никем не описанным! Я назвал этот подход оппортунистическим в противоположность стратегическому. Да, я имею наглость утверждать, что открыл и описал весьма эффективный, неизвестный доселе, обладающий внутренней логикой подход к управлению, который до меня воспринимался исключительно как неправильный или как вообще отсутствие какого-либо подхода»[52]52
  Там же. – С. 11.


[Закрыть]
.

Автор пишет для российской аудитории, хотя очевидно, что, несмотря на «истинное учение о западном менеджменте», и на Западе, и в иных частях света оппортунистических предприятий и предпринимателей никак не меньше, чем стратегических. Предпринимательство ведь по своей природе авантюризм и призвание/способность, а не только и не столько образование. Впрочем, мыслителей, придерживающихся оппортунистического подхода, было немало и до Розина. Так что учение о бизнесе есть знание, дополняющее способности. И, как всякое знание, бизнес-образование подчинено теориям и школам, в том числе так называемой западной. Розин утверждает, что стратегии проистекают из догмата постоянного стремления к росту бизнеса, и определяет: «Стратегия – это долгосрочный концептуальный план ускоренного роста компании, в котором указаны грандиозные цели компании и средства достижения этих целей»[53]53
  Там же. – С. 14.


[Закрыть]
.

Стратегия – это амбициозная фантазия, находящаяся на грани утопии, а в некоторых случаях и являющаяся утопией.

Марк Розин

Западная классическая/структурированная стратегия, как я описывал ранее, есть продукт ретроспективного, ситуационного и перспективного анализа. С этим Розин согласен, но оговаривается, что практические, успешные стратегии далеко не всегда появлялись в результате анализа.

…Очевидно, что аналитика – не единственный и не главный источник стратегии: многие стратегические идеи, которые оказались успешными, не могли быть вычислены в свое время на основе имеющихся данных. А значит, действительным источником стратегии является предпринимательская интуиция. В основе стратегии лежит красота идеи и грандиозность замысла[54]54
  Там же.


[Закрыть]
(выделение мое. – Примеч. авт.).

Защищая оппортунизм как политику тактических побед, как реагирование на возникающие возможности, Розин констатирует, что тактические победы дешевле, способны обеспечивать долгосрочный успех, сохраняют свободу и автономность собственника (не обременяют бизнес стратегическими кредитами и внешними инвестициями). В то же время традиция следования стратегиям загоняет собственников и менеджеров компаний в зависимость от четырех правил:

1) бери кредиты, если не знаешь на что – придумай;

2) поглощай компании; даже если не сможешь интегрировать – радуйся, что убил конкурента;

3) делай компанию публичной;

4) расскажи о своей стратегии миру.

«Стратеги не могут менять свои планы в зависимости от результатов тех или иных локальных шагов. Важнейшее качество стратегии – постоянство: вера в стратегическую идею должна быть сильнее сиюминутных неудач.

Краткосрочная тактическая ориентация оппортунистов дает им возможность ставить эксперименты. Экспериментирование – по сути дела, основой инструмент оппортуниста: подвернулась возможность – надо пробовать, ведь эта тактическая возможность, риски не так велики… Попробовал – на этот раз не вышло… Ну что ж – учишься на своих ошибках и экспериментируешь дальше.

Движение путем экспериментов позволяет очень гибко подстраиваться под окружающую среду, хотя, конечно, затрудняет упорное и последовательное проведение своей линии»[55]55
  Там же. – С. 22.


[Закрыть]
.

Хочется воскликнуть: круг замкнулся! Бизнес-стратегии выросли из анализа и консалтинга. Консалтинг подчинил стратегии интересам кредиторов и инвесторов. Стратегирование превратилось в гонку за продажу бизнеса «инвесторам». Апогеем этой логики стал так называемый инновационный бизнес, в котором стартап – голая идея и PR, упакованные в «стратегию» в целях продажи доли большим инвесторам. Инвесторы же накачивают стартап «доказательствами» потенциальной успешности, чтобы перепродать бизнес втридорога. И так до тех пор, пока цепочка перепродаж не прервется. Проигрывают последние инвесторы. Парад финансовых пирамид пока еще процветает. Но ходят слухи, что в Кремниевой долине уже все не так, как раньше. Имеется в виду, что все гораздо хуже. Дошло до того, что с появлением блокчейна и криптовалют возник феномен ICO, когда было достаточно написать в «белой бумаге» (White Paper) стратегию стартапа, чтобы деньги почти без обязательств падали в руки консультантов и «инвесторов» при написании этих самых стратегий, а стартап заведомо превращался в скам – банкрота. Благо этот авантюризм не только был быстро пресечен, но и повлек за собой как скепсис со стороны реальных инвесторов, так и ограничения со стороны государств. Авторы предпринимательских идей в этом цикличном мире денег, как правило, самые бедные среди «партнеров». Или если и они достигли успеха, то предметом их бизнеса была вовсе не идея, вложенная в стратегию, а реальная практика, деятельность по производству продукции и услуг. Настоящая же стратегия становилась следствием доказательства успешности начатой деятельности самим себе.

Стратеги живут идеями. Идеи требуют публичных площадок. Стратеги гордятся идеями и продают идеи инвесторам. Биржа становится рынком идей – отсюда берутся бешеные ралли индексов; реальный бизнес не может дорожать и дешеветь с такой скоростью, в отличие от веры в силу идей. Оппортунисты живут практическими делами и деньгами. И то и другое лучше делать вдали от чужих любопытных глаз. И потому оппортунисты тяготеют к сохранению частного характера компании[56]56
  Там же. – С. 23.


[Закрыть]
.

Стратегический бизнес основан на вере в бесконечное поступательное развитие мировой экономики (вновь вспомним Илью Пригожина. – Примеч. авт.). Кризисы с этой точки зрения воспринимаются как недоразумение, исключение. Как только кризис заканчивается, стратеги начинают действовать так, будто нового кризиса уже не будет. Стратегическая парадигма оптимистична. Оппортунизм же, напротив, тревожен и ориентирован на учет рисков. Мы не можем заглянуть далеко вперед, поэтому надо пользоваться возможностями, пока они есть, и не откладывать получение прибыли на завтра – это кредо оппортунистов. И жизнь пока скорее подтверждает справедливость этого правила[57]57
  Там же. – С. 24.


[Закрыть]
.

Стратегии и здесь показали себя не с лучшей стороны. Впрочем, не сами стратегии, а те, кто их использовал не по назначению, хотя и в соответствии с формой.

Компания не перестанет быть стратегической лишь потому, что перешла на проектный принцип организации работ. При всей революционности предложенной реформы, при всей гибкости и сложном внутреннем устройстве проектной работы мы по-прежнему выстраиваем организацию, отталкиваясь от целей, и диктуем человеку «его направление и его позицию», исходя из логики целей, процессов и проектов.

Спасибо Марку Розину и иным скептикам бизнес-стратегий. Ибо вовремя, в момент торжества хаоса над порядком и прогрессом они обратили внимание думающих на альтернативы и иное назначение и смысл стратегий для нового, раскрывающегося возможностями мира. Ведь любая новая проблема или неожиданность – всегда новая возможность.[58]58
  Там же. – С. 76.


[Закрыть]

Но разве не является следование возможностям смыслом стратегии? И не противоречит ли этот смысл интересам консультантов и финансовых магнатов? Ну и наконец: а точно ли конъюнктура – залог успешности в перспективе, где смыслом бизнеса оказывается не только прибыль?!

Предлагаю задуматься и поразмыслить вместе.

Но прежде рассмотрим эволюцию политических и публичных стратегий.

Стратегии социально-экономического развития

Вера в вечный прогресс заметно пошатнулась в 2008 году. Уже тогда участь многих стратегов оказалась печальной.

Марк Розин

Для полноты рассуждений следовало бы назвать подраздел «Политические стратегии» и поразмыслить о всей палитре стратегий, входящих в эту категорию:

• лидерские (властные);

• политтехнологические (выборные);

• геополитические;

 социально-экономические.

Но среди них лишь социально-экономические являются публичными в наибольшей степени, что соответствует контексту настоящей книги, а для остальных политических стратегий тайна и обман (лучше, наверное, использовать слово «хитрость») служат главной характеристикой, которая не дает нам возможности погрузиться в их эволюцию достоверно. Указывая на присущую политическим стратегиям хитрость, подразумевающую скрытную, изворотливую деятельность, я не наделяю ее отрицательной, аморальной коннотацией. Я лишь утверждаю, что хитрость, тайна и интрига – сущность политических, военных и коммерческих стратегий. Если есть стратегии без «закулисы», то по природе своей они не стратегии, ибо питают победы «врагов».

И тем не менее следует отдать должное месту и положению «тайных» стратегий в эволюции политического стратегирования, прежде чем углубиться в публичные политические стратегии, непосредственно касающиеся благополучия и благосостояния граждан стран и жителей территорий.

Русский язык порой сильно упрощает иностранные заимствования. В частности, единственный для нас термин «политика», заимствованный из латыни, в английской традиции разделен на три понятия: politics, polity, policy. И так как российские политические традиции формировались во многом на основе англосаксонских (несмотря на примат римского права), то следовало бы учитывать эти английские вариации, чтобы лучше представлять природу политических стратегий и контекст этой книги.

• Politics – политическая сфера, пространство реализации политических амбиций, институтов, программ, стратегий.

• Polity – политический строй, общественно-политическая формация, режим, правящая политическая традиция.

 Policy – политический курс, собственно стратегия.

Политические стратегии, таким образом, реализуются в политическом пространстве и обслуживают политический строй.

Политические стратегии существуют со времени возникновения родоплеменных отношений, то есть фактически с начала существования человечества. Как только организация племени потребовала охраны границ ареала обитания и делегирования полномочий вождю, появились планы на будущее, и некоторые из них носили долгосрочный характер (кочевка с оскудевших пастбищ в новый ареал, контроль за коммерческими путями, строительство поселений, межплеменные союзы и т. п.). При этом прерогатива стратегического видения и решений тысячи лет сохранялась за стратегом – лицом, способным к анализу обстоятельств, способствующих и препятствующих долговременным достижениям, а принятие стратегических решений оставалось за вождем или демократическим коллегиальным органом. История подтверждает, что демократический и авторитарный способы управления в обществе сосуществовали в мире примерно поровну. И нет причин утверждать, что тот или иной строй правильнее и перспективнее. Все, как говорили классики, зависит от личности во власти. В том числе и от личности стратега.

Основатели суждений о государстве и управлении, концептуалисты и стратеги: Конфуций («Беседы и суждения»), Сунь-цзы («Искусство войны»), Платон («Государство»), Никколо Макиавелли («Государь») – ярко иллюстрируют этот постулат.

При этом себя они позиционируют в качестве стратегов или, точнее, стратегических консультантов, позволяющих себе давать наставления власть имущим. Читая труды этих деятелей, кстати, создается впечатление, что и советники, и властители стратегически мыслили только в логике войн, а гражданскую власть и народное хозяйство считали обыденностью и способом подготовки к очередным войнам. Это можно объяснить геополитической неустойчивостью границ и государств тех времен. Способом наилучшего развития считался захват новых земель, и борьба за территории была превалирующим занятием властителей, «парламентов» и стратегов. Так продолжалось до первых международных договоров о нерушимости границ сразу нескольких государств. То есть фактически до XX века, до момента возникновения сначала Лиги наций, а затем ООН.

Впрочем, и после более или менее четкого разграничения государств стратегические притязания на контроль за территориями и ресурсами других государств среди политиков не прекратились, только стратегии достижения и удержания такого контроля стали более коварными и непрозрачными, в отличие от военных интервенций. Как говорили еще военные классики стратегий, завоевать не значит победить, а победить не значит удержать. Удержание политического и экономического контроля над пространствами, ресурсами и населением становится более значимым стратегическим прицелом, нежели победа над противником. Труды не меньших, чем Макиавелли, циников-стратегов: «Конец истории» (Ф. Фукуяма, 1992), «Теория хаоса и стратегическое мышление, 1992» (С. Манн, 2015) и «Большая шахматная доска» (З. Бжезинский, 1997) – утверждают это для XXI века. Впрочем, и для войн и стратегий войны остается еще много лазеек и причин. Поэтому тайная суть политических стратегий остается искусством войны. А перекройка границ и политических пространств продолжится, несмотря ни на какие демаркации, в том числе и средствами «горячей» войны.

Конфуций и Сунь-цзы почти ровесники, и их стиль консультирования – представление идеального поведения властителя в условиях войны.

Тем не менее Конфуций в книге «Лунь Юй» («Беседы и суждения») наставляет императора на справедливое государство, его внутреннее устройство. Идеальное справедливое государство должно строиться по аналогии с устройством хорошей и дружной семьи, где каждый знает свои права и обязанности в соответствии с ее укладом. Правитель такого государства должен, как отец, заботиться о подданных, организуя население на производство того, что им необходимо для благополучной жизни, а подданные обязаны почитать его и любить друг друга, как братья. Конфуций уподоблял государство живому организму, а правителя в нем – здоровому сердцу. Правитель всегда должен быть озабочен судьбой и безопасностью народа, народ же больше интересует личное и семейное благополучие, чем политика и экономика общества. Правитель должен быть «величественным, но не заносчивым; строгим, но не жестоким»[59]59
  История китайской философии. – М., 1989. – С. 74.


[Закрыть]
. Идеализируя политику, советник скрывает истинные мотивы и страсти, причины и условия, исходя из которых властитель в реальности действует иначе.

Сунь-цзы в «Искусстве войны» строит свои размышления через формат потенциального контракта властителя с полководцем. И хотя его наставления не менее идеалистичны, чем у Конфуция, за ними явно проступает реальность, в которой победить непросто и все ресурсы государства должны работать на обеспечение победоносных войн[60]60
  Сунь-цзы. Искусство войны. – М.: Центрполиграф, 2021. – С. 11.


[Закрыть]
.

«Если невыгодно, не двигайся; если нет добычи, не используй войска; если нет опасности, не сражайся. Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева; полководец не должен сражаться из-за своих переживаний. Лишь при соответствии [маневра] выгоде – двигаются. Если это не соответствует выгоде, остаются на местах. Гнев может опять превратиться в радость, переживание может опять превратиться в веселье, но погибшее государство снова не возродится, мертвые снова не оживут»[61]61
  Там же. – С. 209.


[Закрыть]
.

Будь готов к войне не эмоционально, а средоточением сил, достаточных для победы, будь осторожен и расчетлив, не поддавайся эмоциям, так как ты спасаешь или возвеличиваешь не себя, а государство.

«…Тот, кто не знает сполна всего вреда от ведения войны, не может узнать сполна и всю выгоду от войны. Тот, кто хорош в ведении войны, призвав [однажды], больше не регистрирует [для призыва]; три раза провианта не грузит; получает снабжение из своего государства, провиант же берет у врага. Поэтому у него достаточно пищи для солдат. [Во время войны] государство беднеет из-за дальних перевозок для командующих [войсками]. Когда перевозки дальние, народ беднеет. Те, кто близок к командующим [войсками], продают дорого; когда продают дорого, деньги у народа кончаются; когда же деньги у народа кончаются, проблемно с налогами и воинскими повинностями. Силы истощаются, деньги кончаются ‹…› в домах пусто; затраты народа [выражаются] в уменьшении трат ‹…›; правительственные затраты – это сломанные колесницы и утомленные лошади; доспехи и шлемы, стрелы и арбалеты, двузубцы и малые щиты, пики и большие щиты, волы и повозки – все это уменьшается…»[62]62
  Там же.


[Закрыть]

Экономика рулит, считай свои ресурсы, осуществляй перевозки оптимально, что можешь, отбирай у врага, не загоняй свой народ и правительство в неподъемные траты.

Платон – современник китайских философов-стратегов. Его литературный персонаж – философ-демократ Сократ, ратующий за аристократическое устройство власти государства, тем не менее опирается на тиранию как на традиционную, хоть и самую неэффективную форму власти, но и в аристократии видит ведущую «философскую» роль государя. Более того, Сократ настаивает на праве «царской лжи» или «необходимой лжи», благожелательном обмане народа государем, преследующим высшую справедливость при воспитании граждан в иллюзии «правильной истории». То есть, чтобы граждане любили государство/правителя и добросовестно служили, государь (лидер идеальной аристократии) имеет право представлять историю, политику, планы, события в удобном для государства виде, даже если это видимость правды.

Тиран, в представлении Сократа, раб своих страстей. Поэтому Сократ приходит к внутреннему согласию через утверждение, что идеальное государство под руководством правителя-философа находится на противоположном конце спектра от тирании под гнетом тирана. Тирания – самая жалкая форма правления, а правление философа – самое счастливое. Тираническая душа всегда должна быть бедной и несчастной. А философ-монарх – средоточие добра и справедливости, источник знания о лучшем мире через представление истории и образования в отцензурированной (идеальной, добродетельной) форме.

Очевидно, под «царской ложью» просвещенного монарха Сократ/Платон подразумевает право последнего скрывать истинные его намерения перед подданными. В том числе не информировать их о своих истинных далекоидущих планах, ограничиваясь лишь тем, что ублажает слух и желания.

Однако не следует, на мой взгляд, буквально верить в такие убеждения Сократа, памятуя о его диалектическом методе ведения споров. Я бы читал утверждения философа как сатиру на существующие в Греции традиции, где в каждом «тираническом» городе аристократия мечтает о демократии, а в «демократических» городах – о просвещенной тирании, при этом и там и там обманывают народ «во благо народа». И тем не менее Сократ/Платон констатирует обман как лучшее средство политики и стратегии.

Ко времени первого крестового похода в искусство войны и политику вторгается теократия. Сначала в форме миссионерской жертвы, а затем и в парадигме государствостроительства. Возникает деление на христианские, мусульманские, буддийские и, наконец, иудейское государства. Стратегами становятся радетели за «правильную» веру, под флагом которой совершаются очередные войны и изменения границ.

Например, Августин Блаженный в V веке н. э. основал теорию «справедливой войны» как войны, допустимой моралью и ограниченной определенными критериями, чтобы считаться справедливой. Опираясь на «Политику» ученика Платона Аристотеля, давшего определение справедливой войны как оборонительной или захватнической, в случае если она ведется против варваров, потерявших способность к самоуправлению, Августин привязал военные намерения к греху и подвел справедливость (кару) под Божью волю. Голос Цицерона о единственно справедливой оборонительной войне Августин выводит за рамки своей морали, считая любую войну за веру – против греха или как возмездие за грех – справедливой в своем «Граде Божьем».

«…Божественный авторитет допускает и некоторые исключения из запрета убивать человека. Но это относится к тем случаям, когда повелевает убивать сам Бог, или через закон, или же особым относительно того или иного лица распоряжением. В этом случае не тот убивает, кто обязан служить повелевшему, как и меч служит орудием тому, кто им пользуется. И поэтому заповеди “не убивай” отнюдь не преступают те, которые ведут войны по велению Божию или, будучи в силу Его законов, то есть в силу самого разумного и справедливого распоряжения, представителями общественной власти, наказывают злодеев смертью»[63]63
  Аврелий А. О граде Божьем. Кн. I–V [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.civisbook.ru/files/File/Avgustin_1-5.pdf. – С. 28.


[Закрыть]
.

А Фома Аквинский в «Сумме теологии» сформулировал три критерия справедливой войны:

1) война должна вестись по приказу государя;

2) война должна вестись за правое дело;

3) воины должны способствовать добру и избегать зла.

Аквинский утверждал, что насилие должно использоваться только в крайнем случае. Оно оправданно только в той мере, в какой это необходимо. Справедливая война ограничивается поведением справедливых солдат. Только в стремлении к справедливости благое намерение морального поступка может оправдать негативные последствия, включая убийство невинных во время войны.

Аквинский тем самым предопределил в политике теневую роль Церкви в развязывании «справедливых», богоугодных войн. С его подачи война, начатая законной светской властью (пусть и помазанником Божьим), обеспечивает Церкви формальную непричастность к ее исходу и оценкам. Здесь проявляется обычное политическое двуличие, когда истинная стратегия скрывается за публичной.

Наконец, в XIV веке идеолог мастерства управления государством, независимого от моральных устоев, Никколо Макиавелли, что называется, без обиняков, то есть прямо и без иносказательности декларирует капитан-генералу Флорентийской республики Джулиано ди Лоренцо де Медичи стратегические принципы хитрости государственного управления.

«Римляне, предвидя беду заранее, тотчас принимали меры, а не бездействовали из опасения вызвать войну, ибо знали, что войны нельзя избежать, можно лишь оттянуть ее – к выгоде противника. Поэтому они решились на войну с Филиппом и Антиохом на территории Греции – чтобы потом не пришлось воевать с ними в Италии. В то время еще была возможность избежать войны как с тем, так и с другим, но они этого не пожелали. Римлянам не по душе была поговорка, которая не сходит с уст теперешних мудрецов: полагайтесь на благодетельное время, – они считали благодетельным лишь собственную доблесть и дальновидность. Промедление же может обернуться чем угодно, ибо время приносит с собой как зло, так и добро, как добро, так и зло»[64]64
  Макиавелли Н. Государь. – М.: АСТ, 2023. – С. 18.


[Закрыть]
.

Макиавелли уже не стесняется отделять политику от морали. Единственным критерием оценки действий правителя он считает укрепление власти, расширение границ государства. Для этого правитель должен использовать все средства, в том числе и аморальные. В трудах этого циничного и двуличного политика часто встречается восхваление набожности, великодушия, милосердия и прочих добродетелей правителя, но при условии, что от этих качеств будет польза родине; если же они оказываются не подспорьем, а препятствием на ее пути, он их должен смело отметать.

Значительная часть рассуждений Макиавелли в «Государе» посвящена фигуре идеального правителя: целеустремленного, хладнокровно-расчетливого, жестокого, с несгибаемой волей, наделенного хитростью и коварством. Власть государя должна основываться на чувстве страха подданных, но при этом он не должен вызывать у них ненависть.

«Государь должен внушать страх таким образом, чтобы, если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти»[65]65
  Там же. – С. 96.


[Закрыть]
.

«Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. ‹…› Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить… Надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым – и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранять готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия»[66]66
  Там же. – С. 41.


[Закрыть]
.

Весь «Государь» Макиавелли, как сказали бы сейчас, сборник циничных политтехнологических мемов.

«…Имея великий замысел и высокую цель… обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам – послушание и уважение, иметь преданное и надежное войско, устранять людей, которые могут или должны повредить; обновлять старые порядки, избавляться от ненадежного войска и создавать свое, являть суровость и милость, великодушие и щедрость и, наконец, вести дружбу с правителями и королями, так чтобы они с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений…»[67]67
  Там же. – С. 46.


[Закрыть]

«Теперь остается рассмотреть, как государь должен вести себя по отношению к подданным и союзникам. ‹…› Но, имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной – в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности»[68]68
  Там же. – С. 87.


[Закрыть]
.

Здесь коварный консультант отвергает право государя на утопии и опускает его на грешную землю, объясняя, что жизнь порочна и государь в своих великих замыслах должен бороться с пороками теми же средствами. То есть зло побеждать злом.

Макиавелли констатирует, что большинство мыслит локальными и сиюминутными интересами и выгодами, а государь – масштабными и дальновидными, а потому вправе лукавить, манипулируя близорукими подданными.

«Не стоит лишь надеяться на то, что можно принять безошибочное решение, наоборот, следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадаешь в другую. Однако в том и состоит мудрость, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благо»[69]69
  Там же. – С. 129.


[Закрыть]
.

Вполне оппортунистический подход, не правда ли? Маневрируй, пользуйся обстоятельствами и возможностями, несмотря на обязательства и благодетели.

Читатель может решить, что я воспеваю цинизм, хитрость, изворотливость политиков. Но это не так. Просто искусство войны есть не только риск поражения, но и ответственность за выбранный курс (стратегию) и лиц, в нем участвующих, и лиц, от него зависящих. Снова слово Макиавелли:

«…в душе он (правитель) всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла»[70]70
  Там же. – С. 41.


[Закрыть]
.

Маневр, скрытность, предусмотрительность, шпионаж (разведка), подрыв боеспособности противника, нестабильные союзы за и против, привлекательный образ победы и последствий для сторонников и солдат, дезинформация и дезориентация противника – вот проверенные веками составляющие стратегий.

Со времен Макиавелли сущность политик и политиков, стратегий и стратегов не сильно менялась. Однако эпохи Просвещения и Возрождения нанесли на ее природу и лик лаковый блеск и макияж демократичности, искренности, открытости и честности.

Появились публичные политические стратегии.

С некоторыми оговорками о проявленных и ранее властями разных государств и эпох стратегических намерениях с декларациями о благах народных (но не детализированных стратегических планах) считаю, что родоначальником публичных стратегий социально-экономического развития стал в 1920 году будущий СССР с планом ГОЭЛРО (от «Государственная комиссия по электрификации России») и знаменитым мемом Владимира Ленина «Коммунизм – это есть советская власть плюс электрификация всей страны».

Потом планы пятилеток и Госплан СССР[71]71
  Государственный орган, осуществлявший общегосударственное планирование развития народного хозяйства СССР и контроль за выполнением народно-хозяйственных планов.


[Закрыть]
сформировали стратегирование как традицию и технологию, а также как профессиональный институт стратегирования (по-армейски – генштаб). Удивительно, но советские стратегии долгое время (вплоть до 70-х годов XX века, когда власть стала приукрашать в них действительность и возможности) были честными и открытыми. Вероятно, потому, что советские политики искренне были уверенны в справедливости «войны», которую они вели с мировым капитализмом и империализмом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации