Текст книги "Полудемон. Месть принцессы"

– Условия? – резко спрашивает Рене.

– Наши доверители предлагают поединок на мечах, до смерти одной из сторон.

– Оба? – Рене метнул на меня быстрый взгляд. Я чуть опустил ресницы – соглашайся.

– Да. Оба. Первая кровь не считается.

– Алекс, вы согласны с этими предложениями? Если нет, я могу оговорить условия поединка до первой крови или договориться, чтобы вы сражались чем-нибудь более удобным…

Я бы предпочел кривую абордажную саблю. Но разве эти двое согласятся? Никогда.

Ладно, убить их я смогу и мечом.

– Пусть так, – небрежно соглашаюсь я.

Дворянчик кривится так, словно я ему лимон в рот запихиваю, – и взмахивает рукой.

– Тогда прошу вас проследовать к павильону Роз.

– К сожалению, я не знаю, где этот павильон Роз. Я – провинциал. Поэтому прошу вас показать мне дорогу.

– Я покажу вам дорогу… в ад!!! – шипит дворянчик – и они со вторым секундантом направляются вперед. Я, чуть улыбаясь, иду за ними. Рядом со мной – Рене. А следом – толпа придворных.

Я был доволен. Нужно было запугать весь двор до такой степени, чтобы, когда станет известно о моей демонической природе, меня уже боялись. До мокрых штанов. Меньше покушений будет. И вообще. Любить меня они не будут. Пусть хоть боятся. Меньше убивать придется.

Павильончик Роз мне нравится. Невысокий, широкий, очень основательный. И весь, от земли и до крыши, увит дикими розами. Шиповником. Запах стоит такой, что хочется отломить кусок воздуха и унести с собой.

Я буду часто приходить сюда. Только ради этого запаха диких роз, так похожего на запах горного шиповника…

Нет, ну почему я должен сейчас тратить время на этих двух болванов?! Почему я сейчас должен кого-то убивать – вместо того, чтобы просто посидеть здесь и погреться на солнышке? Площадку, которую эти олухи приспособили для дуэлей, заливает теплое уютное солнышко, пахнут цветы, щебечут птицы. Так хорошо…

Ладно. Я буду благородным. За то, что эти олухи привели меня сюда, я подарю им легкую смерть.

Олухи как раз останавливаются и взирают на меня с непередаваемым презрением.

– Ты готов умереть, деревня? – шипит высокий. Толстячок пытается отдышаться. И как он меня убивать будет? Если просто прогулка быстрым шагом уже вызывает у него одышку?

Либо постарается уплющить тушкой, либо рассчитывает, что драться не придется. А зря.

– Я надеюсь, господа, вы оставили завещание? – учтиво осведомляюсь я. – Вас, неизвестный сударь с интересными друзьями, это уже не касается, я не намерен давать вам отсрочку, а вот у вашего обширного приятеля есть еще пара минут, чтобы написать свою последнюю волю. Коротенько так.

– Я Рональд Бернард Муэрлат! Виконт Муэрлат, ты, деревня! И я вызываю тебя на поединок – здесь и сейчас! Немедленно!!!

Я оскаливаюсь.

– А я – Александр Леонард Раденор. Можете называть меня просто – ваше высочество, виконт Мурло… А ваш друг?

– Я – маркиз Тирнен, ваше высочество, – сдувается «шарик». – Эдуард Мишель Тирнен.

Имя моей матери – и этот толстяк?!

Рене едва сдерживает ехидный оскал. Еще бы. Одно дело позадирать и убить провинциального дворянчика. Другое – принца.

– Смерти не важны имена. – Я продолжаю улыбаться. Перстень, помогающий поддерживать самоконтроль и, соответственно, оставаться в человеческом облике, все сильнее нагревается на пальце. Почти обжигает. Спокойно, Алекс. Сейчас ты просто убьешь их – и все будет хорошо. Я посильнее прикусываю раздвоенный язык, чтобы не вылез не ко времени.

Уговоры помогают – и я медленно вытаскиваю клинок из ножен. Отстегиваю их и кладу на землю радом с собой. Рональд отшвыривает ножны прямо мне в лицо. Я ловко отбиваю их так, что на землю падают две половинки когда-то роскошного украшения. Да. Именно украшения. Назвать это оружием было бы насмешкой.

На ножнах да и на его мече было столько золота и драгоценных камней, что хотелось назвать все это «сорочьей радостью». Даже по лезвию меча шла гравировка из золота. А эфес какая-нибудь красотка могла бы носить вместо здоровущей броши.

Мой клинок был намного проще. На нем вообще не было ни единой золотой или серебряной искорки. Серый матовый металл, акулья кожа на рукояти. Но я спокойно разрубал им кольчугу. И клинок после этого оставался таким же острым, почти без щербинок.

Сам поединок длился не больше двадцати секунд.

Рене, Ральф и Леонид встают треугольником. А в центре располагаемся мы с Рональдом. Рональд делает резкий прямой выпад в мою сторону. Но уже по стойке я вижу – его учили фехтовать в красивой кирненской школе. В которой много времени уделяется изяществу поз и очень мало – функциональности.

Меня учил фехтовать Анри. И учил меня – убивать. Я не парирую выпад. Смешно. Зачем?

Я просто смещаюсь на шаг в сторону и вперед – и молниеносно чиркаю самым кончиком меча по шее противника, растянувшись в низкой стойке. И – в сторону. Портить любимый камзол вовсе не хочется. А ранение было… грязным. Кровь льется несколько секунд, и Рональд все старается зажать горло ладонями.

Не помогло.

Я могу с точностью до секунды сказать, когда он умер. Дар некроманта.

Толстячок становится белее мела. Но отказаться от поединка он не может. Тогда я получу право убить его на месте, как труса. Или за меня эту работу сделают секунданты. И Эдуард Мишель Тирнен прекрасно это понимает. Он отстегивает от пояса ножны, вытаскивает меч, аккуратно кладет ножны на камни площадки… Он так отчаянно трусит, что меня пробирает брезгливость. Убивать такое? Все равно что мечом убирать навоз.

Но кто-то и чем-то ведь должен?

Этот навоз уберу я.

Толстячок не нападает первым. И я делаю шаг вперед. Осторожно. Очень осторожно.

– Запомни, Алекс, трусливые твари самые ядовитые…

Если бы не Анри, я бы пропустил молниеносный двойной выпад толстячка. Правой рукой он взмахнул мечом. А левой просто попытался задеть меня. Легонечко, наотмашь…

Но не просто же так он носит на левой руке всего один здоровущий перстень?

У полудемонов чувствительное обоняние. Запах яда я чувствую в тот самый момент, когда из перстня выскальзывает иголка. Ах вот как! Отравить противника – и зарубить, когда он потеряет силы?!

Мразь!

Я резко уворачиваюсь от еще одного неуклюжего удара. А толстячка неплохо учили. Такая нарочитая неловкость – и как бы балансирование левой рукой, которой он беспомощно размахивает в воздухе…

Все равно ему это не поможет.

Я подлавливаю его на очередном замахе. Косой удар справа направлен мне в ноги. Я легко взвиваюсь в высоком прыжке – и уже оттуда отрубаю толстячку левую ручонку.

Раздается дикий крик.

И Эдуард оседает на камешки, которыми вымощен двор.

А я киваю виконту Моринару:

– Рене, вас не затруднит осмотреть это интересное украшение на руке нашего пухлячка?

– Какое?

– А вот это колечко…. Только не голыми руками. Отравлено!

Рене осторожно стягивает кольцо, всматривается, показывает его остальным секундантам… что приятно – гримаса отвращения у всех одинаковая. Неприятно, когда тебя могут отравить просто так, потому что ты лучше фехтуешь, да и вообще, кто их, отравителей, любит, кроме палача?

– Мерзость какая! Алекс, а как ты?..

– Знаю я о таких игрушках, – ворчу я. – Читал.

– Надо сообщить его величеству.

– Полагаю, секунданты проигравших возьмут это на себя. – Я многозначительно гляжу на них. Парни резко спадают с лиц. Еще бы, такое пятно, позор на весь род… – А вас, Рене, я приглашаю выпить в честь победы… только я не знаю где.

– С вашего разрешения я покажу, Алекс.

Рене смотрит открыто. Улыбается – и демонстрирует готовность к дружбе. Вроде бы искреннюю.

Мы развернулись и ушли с места дуэли.

Кабачок «Зеленый кролик» был выше всяких похвал. Вино неразбавленное, мясо в меру прожаренное, а служанки казались симпатичными не только после пятого кувшина.

Мы выпили по первой, по второй, разговорились, и я вспомнил, почему фамилия Моринаров казалась мне знакомой.

Ну да, был такой казначей у моего деда. Известный на всю страну тем, что не воровал.

Вообще.

А зачем ему? Графу с диким талантом делать деньги? Это кто не умеет – воровать будет, а он там налоги снизил, тут пошлины чуть поднял, нашел деньги на ремонт дорог, оживил торговые пути, на деньги купцов нанял охрану, чтобы повычистить разбойников, – и одно покатилось, цепляясь за другое. Разумеется, когда к власти пришел Рудольф, казначей был выставлен с позором – по многочисленным просьбам родных Абигейли. Он им воровать не давал, вот гад-то!

– Я слышал о вашем дедушке.

– Да?

– Мой дед очень ценил его, я знаю. Надеюсь, он в добром здравии?

– К сожалению, дедушка умер год назад.

– Примите мои самые глубокие и искренние соболезнования. – Вышло очень убедительно, потому как правдой было. Мне бы такого казначея!

Рене смотрит внимательно и задумчиво, но увиденным остается доволен. Поверил.

– К сожалению, ваше высочество, наша семья не в милости у короля.

– Мое высочество также не в милости. – Я небрежно пожал плечами.

– Это так… печально…

– Так давайте выпьем и поплачем, – ухмыльнулся я.

Рене ухмыляется в ответ. Кажется, мы сможем стать друзьями. Ну, насколько это возможно с нами, полудемонами.

Во дворец я возвращаюсь только через три часа, слегка под хмельком и с приглашением на воскресный обед к Рене. Ему как раз хватило бы времени предупредить родных, подготовиться – все-таки я принц, так что относиться ко мне должны соответственно. Не то чтобы мне это было нужно – все эти придворные финтифлюшки, но…

– Алекс, этикет – это твое спасение на первых порах. Не знаешь, как себя вести? Веди так, как написано, а потом разберешься и выберешь наилучшую модель поведения.

Спасибо, Рик.

* * *

А во дворце меня ждал разнос от Тома за то, что я подвергаю свою жизнь опасности – и разнос от дядюшки.

С первым я справился легко. Фыркнул в ответ и заметил, что если бы меня могли победить два раззолоченных попугая – грош мне цена. Так и тараканы лапками затопчут!

А вот второй!

Дядюшка был величественен и внушителен. И почему-то напоминал раззолоченного ярмарочного болвана. Абигейль так сжимала губки, что зубы видно было. Крыска, вот как есть!

– Алекс, как ты мог?!

Я похлопал глазками. Очень убедительно. А что я такого мог? Не был, не знал, не убивал!

– Два трупа за утро! Виконт Муэрлат! Маркиз Тирнен! Между прочим, герцог Тирнен – троюродный брат ее величества!

Нет, ну совсем обнаглела крыска! Уже и троюродных в герцоги протащила!

Список мне! Список! И палачей!

Защищаться и оправдываться я не стал. Вместо этого…

– А я думал, что родственники королевы не станут говорить такое про своего короля? У нас за такое вообще бы в морду дали без всякого благородства!

Провинциальная невинность и здоровое негодование!

Рудольф словно на стенку налетел.

– За такое – что?!

– Дядюшка, при тетушке… неловко…

Румянец у меня на щеках был очень убедительным. А что от злоехидства – так докажите!

– Ничего, я полагаю, урона моей чести не будет, – оскаливается крыска.

Я пожимаю плечами, мол, как хотите, а потом выдаю дядюшке на ухо громким шепотом:

– Дядюшка, они говорили, что прелестям королевы вы предпочитаете прелести… юных мальчиков!

Да здравствуют демоны и полудемоны – лучшие актеры мира!

Рудольф покраснел. Побледнел. Побагровел. Поперхнулся. Закашлялся. И разразился таким потоком брани, что моя фразочка тут просто не играла. Еще бы! Такие подозрения на первого рыцаря страны!

Да такое не просто кровью смывается! Более позорного порока и не придумать! Холопы Светлого таких наравне с еретиками жгут!

Абигейль повторяет его расцветки, я благородно негодую. Потом Рудольф успокаивается, и я продолжаю добивать:

– Вот когда они начали, я специально уточнил у них, не ошиблись ли они, а потом вызвал обоих на дуэль! Я не хотел убивать, но маркиз Тирнен пытался задеть меня отравленным перстнем.

– Отравленным перстнем?

– Мы его нашли в присутствии секундантов. Полагаю, никто не будет отрицать, если вы расспросите…

– Обязательно расспрошу. Кто там…

– Виконт Моринар. Барон Лиррио и маркиз Леклер.

– А твой кто?

– Моим секундантом вызвался быть виконт Моринар. Дядюшка, мне жаль, что так получилось, но подобные намеки…

– Я не вижу на твоем лице раскаяния за то, что ты оборвал эти две юные жизни. – Тетушка почти шипит. – Юный Тирнен был единственным наследником своего отца…

– Ваше величество, так он все равно хотел убить себя! – искренне негодую я. – Вы же понимаете, что настоящий рыцарь и благородный человек может выпить яд только самостоятельно, он никогда не станет травить других! Тем более – кого ему травить-то в королевском дворце! – Абигейль закашлялась. Рудольф явно принялся прикидывать – кого тут можно отравить, и список был большим. – Так что его родителям лучше, что сын погиб на дуэли. Ведь самоубийство… грех-то какой! Не простит Светлый!

Крыть было нечем. Крыска вильнула хвостом:

– А виконт Муэрлат?!

– Ваше величество… неужели я должен был оставить без последствий такие слова в королевский адрес?! И к тому же не я потребовал дуэль до смерти!

– Я расспрошу секундантов, – вмешивается Рудольф. Дернул сонетку и кивнул лакею. – Приведите ко мне барона Лиррио и маркиза Леклера. Алекс, я тебя больше не задерживаю. Жду на ужине.

– Да, дядюшка. Тетушка, мое почтение…

Я склоняюсь перед Абигейль и удираю. И только в своих покоях, перед Томом, позволяю себе ехидно рассмеяться, вспоминая выражение лица тетки.

Крыска поняла, что ее загнали в угол. А подкопаться-то не к чему!

– А чего нам ждать теперь? – уточняет Том.

– Чего и раньше. Гадостей. И побольше, побольше. А еще – воскресного обеда у Моринаров.

* * *

Следующие три дня проходят спокойно. Я знакомлю Тома с Рене – и парни вроде как принимают друг друга, хотя со стороны и напоминают двух здоровущих кошаков. Приглядываются, принюхиваются…

Потом слегка спеваются – и меня тащат гулять.

В Храм.

Не верите?

А куда еще могут пойти трое здоровых молодых парней, чтобы приобщиться к столичной жизни?

Только туда!

Но судьба была жестока к нашему благочестию. По дороге нам попался бордель «У госпожи Элизы». И Рене любезно приглашает нас ознакомиться с городской достопримечательностью.

Знакомиться было с чем.

Так получилось, именно эта сторона моего воспитания была скорее теоретической. Пока я пребывал в своем истинном виде – сами понимаете, какие уж тут отношения? Мало кто из женщин находит привлекательными хвост и чешую.

А когда я научился превращаться – было уже поздно. Письмо пришло от Рудольфа…

Оставалось только добирать жизненный опыт по ходу дела.

Хотя теорию я знал. Главное – соблюдать несколько правил.

Не влюбляться в кого попало – список «попалов» прилагается, как то: проститутки, в том числе и великосветские, избыточно верующие девушки, лгуньи, лицемерки, охотницы за титулованными мужьями и проч. Не подцепить дурную болезнь – список болезней и их признаков прилагается. А то так порадуешься… недолго.

Не доверяться женщине без крайней необходимости, когда от этого доверия будет зависеть моя жизнь или жизнь моих родных. История Анри да послужит мне примером.

Никогда не недооценивать женский ум – Марта, мама, Кассандра… ведь далеко не дуры, просто не показывают этого, чтобы не ущемлять хрупкое мужское самомнение.

Если соблюдать эти правила – можно выкрутиться из любой ситуации, не оставив хвост в мышеловке, что для меня особенно актуально…

Тому было проще.

Он успехом у девушек пользовался всегда, я даже ему иногда завидовал… раза два? Или три?

А, неважно. Все равно таких приятелей еще поискать!

В борделе было шумно, накурено и многолюдно. А еще позолотно и зеркально. И… было очень много женской плоти. Девушки ходили чуть ли не обнаженные, только кое-где прикрытые сверху полупрозрачными лоскутками и бусами, а снизу – длинными прозрачными юбками с такими разрезами, что я даже засомневался. Может, их просто тканью обернули?

Разумеется, белье как часть костюма не предусматривалось.

И конечно, навстречу нам вышла сама хозяйка. Госпожа Элиза – дебелая матрона за пятьдесят, с туповатым выражением раскрашенного лица. Наверняка маска. Чтобы из проституток подняться до владелицы борделя – надо обладать незаурядным умом. Это и скользит в острых взглядах, в быстром, совсем не равнодушном движении бровей, в тихом голосе, которым она отдает команды служанкам.

Вот нас приветствовали уже совсем иначе.

– Виконт…

– Госпожа Элиза, рад вас видеть.

Рене был сама учтивость. Склоняется над ручкой мадам – и я едва удерживаюсь от смеха. С таким же выражением наглец склонялся над ручкой принцессы. Да и самой Абигейли…

– Виконт! Я уж думала, что вы нас совсем забыли! А Луиза глаза выплакала…

– Забыть ваш дом, госпожа? Никогда!

– А что с вами за милые юноши?

– Госпожа Элиза, позвольте представить вам… Александр Леонард Раденор.

Я склоняюсь перед престарелой бандершей и так же касаюсь губами ее руки. А что? Чем она хуже тетушки? Просто та – шлюха в браке, а этой не повезло продать себя королю.

– Госпожа, знакомство с вами – честь для меня.

Элиза явно знает, кто я. Усмехается, на миг утратив маску.

– Ваше высочество, мы всегда рады вас видеть.

– Но не так, как его высочество Андрэ? – Я лукаво улыбаюсь.

– Как вы могли так плохо о нас подумать? Мы одинаково рады видеть всех принцев крови. – Вот теперь я вижу перед собой незаурядную женщину. И то, что она не прячется от нас, – приятно. Нас уже не считают потенциальными врагами.

– А их друзей? Госпожа, мой приятель – Томас Арнес.

Томми кланяется ничуть не хуже, чем я. И выглядит так же учтиво. И Элиза оттаивает.

Нет, если бы это была издевка, если бы мы хотели посмеяться над ней… Но я отчетливо вижу, что Рене ее уважает. А значит – стоит приглядеться к женщине повнимательнее.

– Прошу вас, господа, чувствуйте себя как дома…

Как дома я себя не чувствую, но послушно приземляюсь на один из диванчиков. Устраиваюсь поудобнее, приобнимаю подошедшую рыжую красотку… Руки скользят по мягким изгибам, и я чувствую возбуждение.

Хороша…

Я послушно заказываю девушке сладости, слушаю ее щебет ни о чем и все больше возбуждаюсь… пока не ощущаю полоску чешуи, пробежавшую по позвоночнику.

Твою мать!

Я собираюсь, вдыхаю, выдыхаю, успокаиваюсь…

Чешуя пропадает. Снова кладу руку на бедро рыженькой. Двигаю верх… Опять?!

В этот раз я понимаю, что теряю контроль над языком, и клыкам стало как-то тесновато во рту.

Ну и как быть?

Успокаиваюсь – возвращаю себе человеческий облик.

Волнуюсь – становлюсь тем, кто я есть.

А ведь девушка видеть меня демоном не должна. Иначе придется ее убить. Как-то это слишком для первого опыта…

Друзья уже ушли наверх с выбранными девушками, а я все сижу и думаю. И что мне теперь – навсегда оставаться девственником?

Звучит грустно…

Рыженькая поглядывает на меня с недоумением, а я все думаю, как бы поделикатнее отсюда смыться. Положение спасла госпожа Элиза, которая цыкает на девицу и присаживается рядом со мной.

– Ваше высочество?..

– Все в порядке, госпожа, – отвечаю я на невысказанный вопрос. – Просто…

– Просто это не совсем ваше. Я понимаю.

– Госпожа?

– Вы совершенно не похожи на вашего дядю. Скорее, на деда.

– А он…

Улыбка госпожи становится грустной.

– Он бывал здесь… иногда. Я тогда была намного моложе…

– Вы мне расскажете про него? Прошу вас, госпожа?

Сильно упрашивать и не пришлось. Госпожа Элиза вспоминает молодость, а мне интересно узнавать про деда, про мать – таких, какими их видели со стороны. Тем более – с такой неожиданной.

А еще госпожа Элиза была умна, наблюдательна – и обожала сливать мне кое-какую информацию.

Я же стал подтверждением ее триумфа над более молодыми и красивыми куклами. Если молодой парень приходит в бордель не ради девушек, а просто попить чаю с хозяйкой и поболтать с ней, да еще громко утверждает, что не променял бы это общение и на десяток прелестниц…

К тому же хозяйку, которая нашла чем завлечь ненаследного принца, поостереглись трогать как конкуренты, так и криминал, который сильно распоясался в прошедшие годы.

Девственником я остался. А вот друга приобрел. И кто знает, что было ценнее?

Ребята, конечно, пробовали кого-нибудь мне подсунуть, но я таки отговорился. Томми, конечно, я сказал правду. Какие уж тут интимные отношения с хвостом и чешуей? А Рене пришлось сказать, что я смотрю на девушку – и думаю, кто ею обладал за час до меня. И – не встает. Нет, я не против проституции. Пусть эти женщины зарабатывают себе как могут. Только без моего участия.

Есть такое слово – брезгливость.

Вы же не будете расчесываться гребнем, которым до вас пятьсот человек расчесывались?

А это – интимнее гребня. Ну и?

Я не ханжа. Я просто избыточно брезглив. Так-то…

Рене принял этот ответ и подсовывать мне девушек прекратил. Что и требовалось.

* * *

Намного больше мне понравился воскресный обед у Моринаров.

Граф Моринар принимает меня как родного. И в этом было очень мало от придворной надуманной сердечности, когда говоришь одно, а думаешь совсем другое. Нет, ему действительно нравился мой дед, при нем семейство Моринаров было в почете, и Анри Луис Моринар вовсе не видит ничего плохого в возвращении роду былого влияния. И побольше, побольше…

К тому же он не пресмыкается передо мной и не лебезит, а просто относится как к другу его сына. Рассказывает несколько интересных историй, дает парочку полезных советов, приглашает приходить в любое время…

Намного теплее к нам с Томми относится жена Анри – симпатичная полноватая блондинка лет сорока. Она почему-то решает, что я – несчастный сиротка, лишенный женской ласки, и принимается меня усиленно подкармливать и опекать. И с чего она взяла, что я такой?

Видела бы это Марта – точно бы убила. Ее деточку сиротой считают?!

Да не бывать такому!

Но я стараюсь не афишировать свое детство. Рассказываю, что из-за ломких костей провел много времени, не выходя из комнаты, что люблю читать…

Религиозность?

Да, разумеется! Верую! Даже два раза верую! Я же жив – разве это не чудо?

Моринары переглядываются и дружно соглашаются. Да, такое чудо под силу только Светлому Святому, никак иначе.

Какие у меня планы?

Не знаю. Жить.

Возможно, сделать карьеру в гвардии, почему нет? Болезнь?

Ну… сейчас она мне не слишком мешает, так что надо наслаждаться жизнью, пока не случилось рецидива.

Невеста?

Нет, пока не обзавелся. Зачем подставлять под удар какую-то девушку? Ей же дядюшкина семья жизни не даст.

Графиня со мной полностью соглашается, а вот виконтесса таки вытребовала у меня обещание потанцевать с ней на балу.

Я согласился. Девочка – а иначе я ее воспринимать не мог – оказалась премиленькая. Знал бы я, чем это обернется!

* * *

Бал проходит нормально.

Рудольф блистает обаянием, Абигейль – бриллиантами, ее дочка – так же, зять размеренно напивается – и я его понимаю. Я бы столько и не выпил, наверное. Андрэ был вполне галантен… Только вот мне все время спину сверлил чей-то злобный взгляд.

Я танцую с Лили Моринар два положенных танца – и вежливо удаляюсь из круга танцующих, а девушка остается наслаждаться своей возросшей популярностью. Действительно, для Двора я пока был чем-то новеньким, забавной зверюшкой….

Потом пришлось отбиваться от толстой дамы, которая вознамерилась вручить мне на выгул свою дородную дочурку, потом я выпил вместе с Рене, прогулялся по залу, но от духоты ощутил, что опять теряю контроль над собой. Ну да.

Скопление народа, алкоголь, легкое раздражение – все одно к одному. Пришлось направиться в сад, но там мне покоя не было. Спасибо демонскому обонянию и слуху – я умудрился за пять минут наткнуться на двенадцать парочек. Воистину, двор его величества Рудольфа отличился своим благонравием. Не то чтобы я сильно против, пусть бы размножались, но простите, в саду хочется иногда и соловьев послушать, а не только стоны и вздохи из-под каждого третьего куста.

Пришлось вернуться в замок и направиться куда-нибудь на балкон. И там…

– Отпустите меня!

– Кричи-кричи, лапочка!

– Я сейчас действительно закричу!

– И что? Все прибегут, и я скажу, что ты меня совращала. Кому поверит король – мне или тебе? А?

Голоса показались подозрительно знакомыми. Пришлось скользнуть поближе… и увиденное мне решительно не понравилось.

Герцог Ришард, да-да, тот самый, прижимает в углу Лили Моринар. Девчонка хоть и побледнела как смерть, но держится стойко, отпихивает пьяную морду руками, а наглец активно лезет ей за корсаж. И стоит так удачно, спиной ко мне… Пожалуй, начнем воспитательный процесс с собственной семьи? А то на придворных киваешь, а тут такое…

Но ввязываться в открытую свару… Нет! Не стоит… Что бы?..

Есть!

Гобелен я срываю одним движением. А потом решительно выхожу из-за занавеси и, не размениваясь на пошлость вроде кашля, предупреждения или вызова, просто заворачиваю хаму руку за спину. Одной рукой. А второй набрасываю на мужчину пыльную старую тряпку.

Ришард взвизгивает, словно поросенок под ножом мясника, дергается, но куда там. Поди повернись, если тебе кажется, что у тебя рука в суставе в трех местах треснет. Лили выдыхает, глядя на меня с восторгом. Второй рукой я показываю девчонке, чтобы молчала. А то начнет восклицать что-нибудь, внимание привлечет…

– Кто тут?! – решается заговорить аристократ.

– Молчи. Не то сверну тебе шею…

Голос понизился аж до рыка, так что вышло очень выразительно. Пьяница пищит уж вовсе заполошно. А что, мы, демоны, убедительные.

Я киваю Лили:

– Все в порядке?

Девушка икает, стягивая порванный корсаж. Вот… гад! Ну, по трудам и награда.

Я так же за руку подвожу опьяневшего родственничка к балюстраде балкона.

Ага, отлично. Низенькая, удобная…

Теперь потянуть мерзавца, чтобы наклонился, – и р-раз!

Два движения сливаются в одно. Я отпускаю руку Ришарда и отвешиваю ему крепкий пинок в зад. Запутавшийся в тряпке аристократ без единого звука переваливается через балюстраду и неловко приземляется в розовые кусты внизу. Я подхватываю Лили и увлекаю ее с балкона.

– Сейчас ко мне, я дам тебе плащ. Потом выведу тебя к карете и сообщу Рене.

– Алекс, спасибо! Ой! То есть ваше…

– Ты понимаешь, что этого не было?

– Н-но…

– Или тебе нужны проблемы с Ришардом?

– Н-нет…

– Тогда молчи. Рене я все объясню сам, а уж он придумает, что сказать родителям. Ясно?

Девушка опять икает. Будем надеяться, все обойдется. Я кое-как запихиваю Лили в свои покои и мчусь на поиски Рене. Тот выслушивает с каменным лицом, крепко сжимает мою руку и спешит за каретой. Я же возвращаюсь в свои покои, где уворачиваю девушку в плащ, помогаю накинуть капюшон и вывожу из дворца через черный ход. То есть нас вообще никто не заметил. И ничего удивительного в этом нет. Я же полудемон – и слух у меня куда как лучше человеческого. Так что…

А утром начинаются неприятности.

Ришард сломал позвоночник.

* * *

– Алекс, твоя работа?

Я смотрю на Томми невинными голубыми глазами.

– Почему моя? Я хороший!

– Потому что ни у кого другого наглости бы не хватило. Это ж надо – сначала накинуть герцогу на голову грязную тряпку, а потом пинком под зад…

– Он сам это рассказал?

– Нет. Но все уже знают.

Я фыркаю.

– Том, я невинен, как слеза младенца…

– Ладно, так я и буду говорить.

– Так и говори.

Мы переглянулись. Все было ясно без слов. Чем меньше Томми знает, тем меньше ему могут навредить. А то, что Рене принес нам в качестве благодарности пару бутылок вина почти столетней выдержки и приглашал бывать у них в любое время… А почему бы нет?

У Ришарда оказались серьезные повреждения. Срочно выписали мага-лекаря, но старик, осмотрев парня, сказал, что ему теперь лежать не меньше полугода – только тогда есть шанс восстановить подвижность. В противном же случае….

Ришард бесится, Руфина рыдает, король и королева опечалены… Один Андрэ ходит как ни в чем не бывало. Я же веду жизнь обычного кавалера при дворе с той только разницей, что задирать меня пока никто не решается.

Я гуляю по дворцу, хожу с друзьями в город, но ужинаю только с дядюшкиной семейкой. Обедаю, как правило, тоже там, если не забываю о времени.

Тут установился холодный нейтралитет. Абигейль явно мечтает меня прибить и закопать – но это взаимно. Андрэ смотрит на всех, кто не принц, как на букашек. Руфина корчит рожицы из разряда «второй сорт», но глазками стреляет уверенно. И то сказать – рядом с ее мужем привлекательным показался бы даже средних размеров тюлень. Я не поддаюсь. Еще чего!

Я парень молодой, нецелованный, а если такое твоей первой женщиной станет – это ж на всю жизнь травма! Лучше я себе кого поинтереснее пригляжу.

Не успел.

Немного помешала баронесса Лимирн. Анриетта Лимирн.

Высокая стройная блондиночка двадцати пяти лет. Дело было так.

Прохожу я по коридору и слышу всхлипывания. Нет, кто другой бы их в жизни не услышал, но я же полудемон! У меня и слух, и нюх… Одним словом – я решил разобраться. Толкаю дверь в комнату, вхожу, а там…

Баронесса лежит на кровати в таком виде – девок так оставляют после использования. Которых не жалко. Мне Элиза рассказала…

Мордашка цела, зато тело в синяках, на простыне кровь… Я кашлянул, она взвизгнула, попыталась зарыться в одеяло, не смогла и вскрикнула уже от боли в неловко повернутой руке.

– Прошу прощения, госпожа…

– Прошу вас, уйдите!

Разумеется, никуда я не ушел. Вместо этого заворачиваю дамочку в одеяло и задумываюсь. Ее бы как-то в мои покои… А то тут всякая дрянь шляется, еще наткнется кто…

С другой стороны – я полудемон. Что я – глаза паре-тройке болванов не отведу? Тем более все на королевском обеде, сам туда шел, да задержался. Прикрываем баронессе личико так, чтобы и носа не торчало, и быстренько-быстренько по двум коридорам и трем лестницам. Женщина тихо всхлипывает, но возражать не решается.

Томми выпучивает глаза, но я коротко посылаю его в те комнаты прибрать вещички и притащить сюда, пока кто-нибудь не свистнул, а сам занимаюсь ранами женщины.

Ну, что тут имеется?

Да, изнасилование с особым цинизмом. Неаккуратное употребление, синяки, ссадины, зубы, а вот еще старые шрамы от плети, а вот тут и здесь… Вот сволочь, а?

Есть и такое умение, Анри учил меня бить так, чтобы синяков не было, но боль была просто оглушающей. Это с девчонкой и произошло. Избили, изнасиловали и бросили. Вопрос – кто?

Ответ поразил.

Сволочью оказался муж. И ведь не лгала, ни разу не лгала! История была стара как мир.

Бедная, но знатная старая семья, в которой родилась девчонка, просто продала ее богатому барону из новых. А что муж на тридцать лет старше жены, что у него вечные стрелки на полшестого и изменяется это положение только после того, как он причинит женщине боль… Ну-у… Светлый Святой заповедовал слушаться мужа, как Бога, – это первое. И второе – кому ты еще нужна, без приданого!

Как он ее до сих пор не убил – вопрос сложный. Но сегодня девчонке досталось по полной. Муженьку показалось, что жена слишком приветливо улыбается, разговаривая с каким-то маркизом, так что он уволок девчонку в первые попавшиеся покои, попользовал – и бросил, мол, приползешь, как оклемаешься. Она бы и поползла – больше-то все равно некуда, но тут явился я.