Текст книги "Свидетелей не оставлять"

– Хорошая телега, – оценил он машину.

– Неплохая, – согласился Карликов.

– Правда, видали и получше.

По мере того как Карликов излагал свою историю, лицо у Гусявина вытягивалось.

– Офиздипеть. Ну и дела у вас на воле творятся. В тюрьме спокойнее. Вообще место тихое. Рекомендую.

– Типун тебе на язык. Слушай, Слава, ты бы поспрашивал, кто меня так наказал.

– Ерики-маморики, да что вы все? Сявый что, информцентр УВД? Одному поспрашивай, другому поспрашивай…

– А кому еще?

– К делу не относится… Ну, хорошо, узнаю я, что за «парашютисты» к тебе десантировались. А дальше что ты сделаешь? Вендетту объявишь?

– Нет, конечно. Пускай коллекцию монет вернут.

– Ты что, в колодец вместо ведра упал? Если они тебе что и вернут, так только перо в бок.

– Я деньги за коллекцию отдам. Три тысячи долларов. Придется, конечно, поприжаться, подзанять, но мне эта коллекция дорога. Все равно они никуда ее не смогут продать.

– Ну, не знаю. Дело опасное. У нас за лишние вопросы и секир-башку могут организовать.

– Сто баксов тебе, Слава.

– Сто баксов, – задумчиво протянул Гусявин.

– Сто пятьдесят.

– Да за кого ты меня принимаешь? Что я, сука, с друзей драть? Ладно, сто сорок.

– Договорились.

– Я попытаюсь, но…

– Попытайся.

Карликов внимательно посмотрел на приятеля. Который раз ему приходила в голову мысль – а не его ли это рук дело? Вряд ли его удержали бы от подобного шага соображения морального характера. И в очередной раз Карликов отбросил эту мысль. Откуда Гусявин знает об Удавыдченкове и о том, что тот присылает из-за границы монеты? Не мог он это узнать. Значит, никакого отношения к разбою он не имеет. Так думал Карликов. И был не прав.

Это именно Гусявин навел на квартиру Глена с Брендюгиным. И приходил он в гости вовсе не для того, чтобы вернуть долг, а на разведку. По привычке он проверил сначала почтовый ящик. Это старый трюк. С Гусявиным сидел на зоне Тофик Джамалов, на котором висело полсотни разбойных нападений. Он приходил со своей командой в дом, вскрывал почтовые ящики, находил письма, из которых узнавал имена хозяев, потом звонил в квартиру, представлялся человеком, доставившим посылочку от того, кто указан в письме отправителем (как правило – близкий родственник проживающих). Когда дверь открывали, в квартиру врывались бугаи в масках… Гусявину повезло. В почтовом ящике лежало письмо от Удавыдченкова, в котором он сообщал, что в скором времени переправит с неким Володей несколько монет…

Гусявин рассказал Глену о своем разговоре с Карликовым. Глен забеспокоился.

– А почему он к тебе обратился?

– А к кому же еще?

– Ты уверен, что он ничего не подозревает?

– Кто? Он? Карликов же лопух лопухом, даром что торгаш.

– Может, ты его недооценил и это ловушка?

– Он лопух. К тому же лопух дрожащий, трясущийся от любого дуновения ветра. Он перепуган до смерти – ему только ловушки устраивать.

– Тогда надо отдавать коллекцию. Я не знаю, куда ее девать. Три тысячи – нормально.

– Сейчас позвонить?

– Ты чего, совсем сбрендил? У него сразу уши торчком встанут – как это ты успел за два часа все узнать?

Через два дня Гусявин позвонил Карликову и сообщил, что все устроил. Он привез коллекцию. Карликов отмусолил тридцать мятых стодолларовых бумажек.

– А это тебе, – он начал складывать двадцатидолларовые купюры во вторую кучку.

– Мне, право, не совсем удобно, – потупил глаза Гусявин. – Конечно, пришлось побегать. Пару раз обещали на ножи поставить.

– Правда?

– Конечно. Но все равно неудобно брать у тебя эти сто восемьдесят долларов.

– Сто пятьдесят.

– Да? – укоризненно приподнял бровь Гусявин.

Карликов отсчитал сто восемьдесят долларов и протянул ему.

– Нет, если ты на самом деле считаешь, что говорил о ста пятидесяти, то пожалуйста. Хотя…

– Бери.

Когда Гусявин ушел, Карликов вздохнул:

– Нет, все-таки недаром ты за мошенничество сидел.

Гусявин вошел в квартиру Брендюгина и победно бросил на стол пачку денег.

– Ты чего, жевал их? – спросил Глен. – Не мог нормальные взять?

– Нормальные вы все у него выгребли… Вот что, братцы, это дело отметить надо.

– Неплохо бы, – согласился Брендюгин. – Только у меня и в баре, и в холодильнике пусто. Может, посидим где-нибудь?

– В кабакторий лень, – отмахнулся Гусявин. – Пошли лучше на рынок, там шамовкой и влагой затоваримся и устроим гульбище.

Набирал обороты очередной день. Судьба Глена и его приятелей должна была сделать сегодня очередной поворот. Но никто из них не предполагал этого.

* * *

Рынок был привычно шумен, грязен, многолюден. Когда-то он назывался колхозным. После того как слово «колхозный» пустили по разряду ругательных, рынок стал просто городским. В народе же его прозвали «кавказским» – и не без достаточных оснований. На протяжении пятнадцати лет его бессменным директором являлся Ашот Робертович Пазарян – пожилой седовласый армянин, говорящий по-русски без малейшего акцента. Он тесно сотрудничал с заправлявшей на рынке азербайджанской группировкой, верховодил в которой Анвар Джавадов. Это там, на Кавказе, звучит канонада и азербайджанец с армянином злейшие враги. Здесь, в России, счеты другие. Большие деньги не терпят межнациональной вражды. Деловым и умным людям неинтересно, у кого находится Карабах. Деловым и умным людям интересно, как заработать больше денег.

Помимо овощей, фруктов и мяса, на рынке довольно оживленно торговали оружием, наркотиками. Наркобизнес – одна из основных статей дохода азербайджанской диаспоры. Анаша и героин на городском рынке продавались, наверное, тоннами. Появлялись и более серьезные наркотики. Еще год назад шла активная торговля триметилфентанилом, который в несколько десятков раз сильнее излюбленного наркоманами метадона. Но в прошлом году в Москве был арестован главарь группировки, доставлявшей этот наркотик из Азербайджана и развертывавшей его производство в России. Наркоотдел уголовного розыска брал торговцев зельем одного за другим, но Магомеда Алиева, державшего этот бизнес и руководившего им из Ленкорани, это не очень волновало. Он тут же набирал новых мальчиков, для которых угроза попасть в русскую тюрьму была гораздо предпочтительнее службы в воюющей армии или безработицы и нищеты в родных краях.

Жизнь рынка никогда не отличалась спокойствием. Помимо операций областного наркоотдела, время от времени проводились большие шмоны, и тогда нужно было как можно быстрее делать ноги. Если с местным отделением милиции рыночным дельцам удавалось сосуществовать во взаимовыгодном симбиозе, то найти общий язык с ОМОНом и областным угрозыском им никак не удавалось. Во времена больших шмонов омоновские дубинки нещадно гуляли по кавказским ребрам. Притом со временем ущерб от таких операций для рыночной мафии становился все ощутимее. Сперва об их проведении заблаговременно докладывали свои информаторы из милиции, так что было время вывезти оружие и анашу. Милиция училась на ошибках. И теперь о намечающихся операциях знали три-четыре человека, к которым не было никакого подхода. В результате в подсобке рыночного кафе изъяли ящик гранат «РГД-5», а на них уже был покупатель, внесший часть денег. В гостинице при рынке нашли пятнадцать килограммов анаши… Помимо прочего, горбоносым торговцам перепадало и из-за классового чувства, и за высокие цены, и за наглые физиономии, и за просто так. Постепенно кавказцев начали заменять русскими, которым платили копейки и которые не вызывали такого негодования.

Бывали у рыночной братии неприятности и с бригадами. На рынок шли пастись все, кому не лень. Неопытных щенков, мелких уголовников, решивших осваивать искусство рэкета, отваживали быстро и жестоко. Хуже обстояло дело с серьезными группировками. Доходило до открытых боевых действий. Первого помощника Анвара утопили в реке в его «Мерседесе», нескольких человек постреляли в городе. Пару раз рынок громили группировщики, уничтожая товар, переворачивая лотки, стреляя куда ни попадя. Азербайджанский привет не заставлял себя долго ждать. С одной стороны, у азербайджанцев было полно людей, которые по военной привычке готовы стрелять в кого угодно и сколько угодно. С другой – город все-таки был не их и чувствовали они себя здесь не всегда уютно. Наконец между Анваром Джавадовым и Медведем было достигнуто соглашение о весьма солидных, но не чересчур обременительных отчислениях в воровской общак. Тем самым рыночной мафии был придан некий официальный статус в воровском мире. И азербайджанцы получили возможность отваживать любых рэкетиров.

Андрей протиснулся сквозь ряды людей, тесно стоящих на площади перед рынком. По выходным здесь яблоку некуда упасть. Раньше тут торговали всякой зеленью, овощами. Сегодня это место стало барахолкой. Старушки, божьи одуванчики, торговали ношеными туфлями, варежками, шерстяными носками ручной вязки, подержанными игрушками… Хмурые красномордые мужики предлагали всякую всячину, начиная от картонных ящиков и кончая смесителями, самоварами, паяльными лампами. Бойкие девицы и парни пытались всучить корейские и китайские шмотки, привезенные челноками, – многие из этих вещей разваливались в первый же день носки.

Перед самим зданием рынка, под высокими ажурными куполами, выстроился ряд ларьков, забитых импортными продуктами, спиртными напитками, DVD-дисками, видео– и аудиокассетами. Сколько Андрей здесь ни бывал, из динамика, прикрепленного к стене такого ларька, во всю мощь гремела одна и та же музыка – неожиданно вошедший в моду старый шлягер «Сиреневый туман». Как можно слушать это изо дня в день? В городе полно чокнутых, подумал он в очередной раз.

В помещении рынка было полно народу. Андрей хотел купить свинину. Он обожал шипящие, с корочкой эскалопы. Он прекрасно умел их готовить и презирал мусульман за их дурацкое неприятие свинины. Эскалопчик с картошечкой фри и соленым огурчиком – что может быть лучше?

Андрей придирчиво выбирал мясо. Вокруг стоял шум и галдеж.

– Это что за яйца волосатые? – спросила старушка полного грузина, торговавшего киви.

– Овощ такой. Фруктовый, – ответил тот.

– Ты что, облизывал эти яблоки? Почему они так блестят? – Полная женщина в красном платье строго смотрела на паренька-азербайджанца.

– Хороший яблок должен блестеть. Покупай, ешь, хорошо будет!

– Да мне уже плохо, как на цену посмотрю.

– Это что, огурцы? Это хрен сморщенный! – возмущался бородатый мужчина.

– Хороший огурец должен быть сморщенный, – улыбался морщинистый армянин…

– Ты чего, сам картошку вырастил? – напирал пожилой работяга.

– Угу, – кивал грузин.

– И морковь?

– Угу.

– И бананы?

– Угу.

– Ах ты, спекулянтская рожа!

– Слушай, иди, зеркало своя рожа смотри, э!

Цены кусались. Яблоки стоили в полтора раза дороже бананов. Огурцы в два раза дороже яблок. Одни возмущались, качали головой и удалялись с пустыми сумками, в лучшем случае купив небольшой кусок мяса или несколько огурчиков. Другие нагружали в сумки все, что попадалось на глаза, не глядя на цены и не требуя сдачи. Обстановка была нервозной. И, конечно, что за рынок без хорошего скандала.

– Чтоб ты сдохла, коза нетраханая! Чтоб у тебя задница петухом закричала! Сейчас волосья-то тебе повыдергиваю! – визгливо орала цыганка, наскакивая на толстую, колхозного вида бабищу в белом фартуке.

– Люди, держите воровку! Ах, подлая! Ах, так тебя растак! Что же деется?!

– Как же, удержали, смотри! – Цыганка сделала неприличный жест и, взмахнув юбками, устремилась прочь. Она была права – держать ее никто не собирался. Она только что провернула классический трюк, именуемый ломкой. Протянула тысячную купюру с просьбой разменять, а когда торговка разменяла ей деньги и отдала, неожиданно раздумала и потребовала купюру обратно. В результате несколько сотенных бумажек при возврате испарились.

– Грабю-ють! – заунывно и без особого энтузиазма заорала торговка, не надеясь на помощь. Но помощь неожиданно появилась в виде двоих парней: кавказца в кожаной куртке и русского в камуфляжной пятнистой форме с резиновой дубинкой. Они подхватили под руки цыганку и отвели ее в сторону, что-то негромко втолковывая.

– Подавитесь! – воскликнула цыганка, вытаскивая деньги. – Чтоб вам импотентами стать!

Слово «импотент» она выговаривала тщательно, похоже, оно было новым в ее лексиконе.

На некоторое время тишина была восстановлена. Но вскоре возник очередной очаг напряженности. На этот раз прямо рядом с Андреем, который уже выбрал мясо и теперь присматривался к соленым огурцам.

– Как вам не стыдно? – возмущалась худая очкастая женщина в ярко-зеленом платье. – Ваши весы врут на триста граммов! Я у вас бананы покупала. Дома перевесила на своем безмене – трехсот граммов не хватает!

Женщина была на грани истерики. Вокруг нее толпился народ. Андрей пододвинулся поближе, заинтересовавшись скандалом.

– Мам, ну, пошли. Пошли. – Девочка лет семи дергала женщину за рукав.

– Какие триста грамм?! Женщина, ты что? У меня весы – в редкой аптеке такие есть! Не знаю твоего безмена. Кто такой твой безмен? Почему он моим весам не доверяет? – Толстые губы волосатого горбоносого торговца скривились в злой улыбке.

– Ох, жулики.

– Ты что, бедная, да? Если бедная, на, бери!

Он сгреб в картонной коробочке с деньгами горсть купюр и презрительно бросил их перед женщиной. Денег там было явно больше, чем стоили триста граммов бананов.

– Три шкуры с нас дерут, да еще деньгами кидаются, – всхлипнула женщина, и по щекам ее потекли слезы. – Откуда вы только свалились на нашу голову?

– Что, мало, да? – гадко усмехнулся торговец. – Больше хочешь – пошли ко мне в гостиницу. Доллары дам.

Андрею меньше всего хотелось играть роль благородного защитника сирых и слабых. Но в голове что-то щелкнуло. «Черных надо давить». Вне зависимости от национальности. В глубине души он понимал, что не все кавказцы одинаковы, что среди них много достойных людей, не заслуживающих подобного отношения. Но ничего поделать с собой он уже не мог. Закипел разум возмущенный.

Андрей схватил с весов пластмассовую миску с помидорами и с размаху заехал ею по физиономии толстогубого. От неожиданности тот отступил на два шага, зацепился за табуретку и упал в ящик с помидорами, давя их своей тушей.

– Ах ты… – Он истошно заорал по-азербайджански, насколько Андрей понимал язык. Это были отборнейшие ругательства с упоминанием о сожительстве его матери с ишаком, и о том, что все его предки до седьмого колена сожительствовали с ишаками, и о том, что он сам сожительствует с ишаком, и еще многое другое.

Вокруг Андрея тут же образовалось пустое пространство. Первый порыв прошел, и он понял, что совершил глупость. Весь рынок полон кавказцев, друг за друга они держатся крепко, и если налетят, то не оставят у него ни одной целой косточки.

Он огляделся, высматривая, как бы побыстрее исчезнуть, но тут же понял, что опоздал. Около него возникли двое парней, недавно успешно решивших проблему с цыганкой. На этот раз они не стали ничего говорить. Даже не ругались, без чего на Руси не затевается ни один мордобой. Молча, как волки, они набросились на него. Русскому в пятнистом комбезе Андрей заехал ногой по коленной чашечке, а когда тот согнулся, угостил кулаком в подбородок, вложив в удар весь свой вес. «Пятнистый» отлетел на несколько шагов и, скорчившись, схватился за колено. Тут из глаз Андрея посыпались искры – это резиновая дубинка обрушилась на его голову. После удара ботинком он очутился на мокром, в раздавленных помидорах полу. И началась обработка.

«Пятнистый» очухался и включился в этот процесс. Он был особенно зол. Охаживали Андрея в основном ногами по телу. Похоже, никто не хотел выписывать ему билет на тот свет. Было очень больно. Что происходило потом – Андрей помнит смутно. Избиение прекратилось. Слышались чьи-то приглушенные голоса. Его подняли и потащили куда-то. Он смутно видел толпу, в которой различал фигуры в милицейской форме. Кто-то о чем-то его спрашивал, но он не понимал, о чем, и не отвечал. Мир отдалялся, отделялся от него бронированным стеклом, а вместе с ним уходила и боль. В ушах звенело все сильнее и сильнее. После контузии такое с ним случалось не раз. Его добили до очередного приступа.

Потом Андрея куда-то привели. Он с трудом различал голоса:

– Врача вызовем?

– Благодетель чертов. Нужно тебе было… А что, если сдохнет?

– Не сдохнет.

– Братки, – еле ворочая языком, произнес Андрей, – не надо врача… В кармане три таблетки… Одну…

Он проглотил таблетки и прошептал:

– Я оклемаюсь.

После чего провалился в забытье.

* * *

Проснулся Андрей с тяжелой головой, будто после хорошего похмелья, но вполне пригодный для дальнейшего прохождения жизни. Он лежал в маленькой комнате на широкой кровати, покрытой коричневым пледом. Напрягшись, он встал, покачиваясь, вышел в коридор. В большой комнате были люди. Негромко играла музыка битлов.

– Глен, тебе не надоело эту муть слушать? – послышался густой бас.

– Дурак ты. Это же классика. В шестидесятые годы люди готовы были все заложить, лишь бы такую пластинку купить.

– Я только застольные песни люблю. Которые под пьяную слезу идут.

Андрей шагнул в дверь. В комнате сидели три человека. Смазливый парень с короткой стрижкой, жгучий брюнет, напоминающий героя-любовника из фильма тридцатых годов, и бородатый верзила, которому эта малогабаритная квартира была явно тесновата. Андрей еще не знал, что это Глен, Гусявин и Брендюгин.

– Очнулся. – Глен иронично оглядел Андрея.

– Мы думали, что ты в жмурки решил сыграть, – хмыкнул Гусявин. – Глянь, одной таблетки хватило.

– У меня после контузии.

Андрея усадили в кресло.

– Из Чечни, что ли? – спросил Брендюгин.

– И из Таджикистана.

– В армии там служил? – Глен внимательно посмотрел на Андрея.

– Было дело.

– Молодец. – Глен что-то соображал про себя. – Давай выпьем за это.

На столе было много закуски и бутылок с яркими этикетками.

– Чего ты на этого азербуда полез? – спросил Глен.

– Потому что чурок надо давить.

– А, он у нас из зверобоев, – кивнул Гусявин.

– Ты их много передавил? – поинтересовался Глен.

– Прилично.

– Кстати, ты должен пятьдесят баксов, – вставил Гусявин. – Мы тебя от ментхауза избавили. Мусора хотели в участок замести. Черный нажаловался, что ты хулиган. Пятнадцать суток запросто огреб бы.

– Я верну, – пообещал Андрей.

– Не к спеху, – отмахнулся Глен.

У Брендюгина с детства была привычка спасать всех. Когда он увидел, что человека бьют ногами, тут же бросился на выручку. Глену было до лампочки все, что никаким краем не задевает его. Бьют кого-то – ну и пусть бьют. Он еще на зоне научился никуда не вмешиваться – это залог долгой жизни. Но деваться было некуда – Брендюгин ввязался в разборку, и пришлось встревать тоже, растаскивать дерущихся. Тут еще налетели «рыночники», ситуация осложнялась. Понимая, что все может кончиться плохо, Глен заорал, что он человек Медведя, и если от них не отвалят, устроит им всем крутые разборы. Слова неожиданно возымели действие. Появились, однако, двое милиционеров с намерением доставить всех в отделение. Они просмотрели документы – у Глена был с собой паспорт. В милицию тащиться не хотелось – там рука руку моет, оглянуться не успеешь, как виноватым окажешься. Он предложил сержанту тридцать долларов отступного, тот согласился.

У выхода с рынка к Глену подошел плечистый, в строгом костюме азербайджанец лет сорока и сказал, что разговор не закончен, потом будет продолжение. Глен ответил, что ему плевать на весь Кавказ и все Закавказье. Азербайджанец проводил его хмурым запоминающимся взглядом…

После очередной рюмки Андрея развезло.

– У вас травки не найдется? – спросил он, тупо глядя в рюмку.

– Нет. Что, балуешься? – спросил Глен.

– Редко. У черных научился.

– Значит, пришлось тебе их помочить?

– Да. И буду мочить дальше.

– Молодец.

Тяпнули еще по рюмочке. Глен явно тянул разговор к какой-то цели.

– А как оно там было, на Кавказе? Рассказывай, не бойся, тут все свои. Вон с Сявым столько лет зону топтали, такого насмотрелись. Гена тоже мужик правильный, с пониманием. Знаем, как и что.

Андрей кивнул. И неожиданно для самого себя он рассказал то, что никогда никому не рассказывал, – про проданный автомат. И про войну. И даже про тот расстрел, в котором участвовал.

– Досталось тебе, – с уважением произнес Брендюгин.

– Зачем тебе все это надо было? – спросил Гусявин. – Такая пахота за такие деньги.

– Ты не понимаешь. Там сам за себя. Там жизнь. А здесь все дерьмо!

– Верно, – кивнул Глен. – Пока мы животы надрывали, кто в зоне, кто на войне, тут всякие гады жирок нагуливали. Не так?

– Так.

Глен сталкивался с парнями, прошедшими войну. Он хорошо знал, что у них у всех бзик: пока мы там гибли и вшей кормили, вы тут все продавали, пропивали, с бабами гуляли и горя не знали.

– Ведь по жизни не только чурок давить надо. – Глен зажег сигарету. – Столько всякой мрази развелось – жирует, пирует. Не так?

– Правильно, – Андрей вздохнул и задел рукавом рюмку, пролив остаток водки.

– А у черного или у сволочи какой-нибудь взять то, что они награбили, – грех или нет?

– Нет. Я б их!.. – Андрей сжал кулак.

– Что, раздавил бы, да, солдат?

– И раздавил бы. Жалко, что ли? – Андрей был изрядно пьян, но говорил искренне.

– А как насчет того, чтобы завтра одну суку на несколько тысяч баксов обуть?

– Как?

– Прийти и взять. Мы достаточно крепкие люди, чтобы не просить, а брать… Кстати, он черный.

– Черных надо давить. – Андрей пьяно уронил голову на ладони.

– Ты согласен?

– Почему бы и нет?

Набрались очень крепко. Как всегда, утром Глен чувствовал себя лучше всех, потому что пил меньше других.

– С добрым утром, – поприветствовал он Андрея, выползшего из спальни.

– Ох, голова моя…

– Выпей, – предложил Брендюгин и протянул Андрею банку чешского пива. После нее стало легче.

– Так как, согласен? – напомнил Глен про вчерашний разговор.

– А если милиция нас накроет? – неуверенно произнес Андрей.

– Милиция? Он не из тех людей, кто побежит в милицию.

– Да мне, в общем-то, на милицию плевать. Душманов не боялся. Согласен.

– Кем ты по специальности был, когда воевал? – спросил Гусявин.

– Комотделения, взвода, разведчиком. Снайпером был.

– Значит, снайпером…

Эта кличка и прилипла к Андрею Барабанову.

* * *

Наводку на квартиру Амперяна Глен получил от Альтшуллера – адвоката по его первому делу, да и по двум последующим. Получилось все так. Глен наставил Карине синяк под глазом, когда она заикнулась, что их отношения неплохо бы прекратить. Как обычно, избиение закончилось бурными эротическими фантазиями. В знак примирения Глен повел ее в кафе гостиницы «Юбилейная». Едва они сделали заказ, как появился Альтшуллер.

– Здравствуйте, Семен. – Альтшуллер всегда говорил с Гленом только на «вы». Сама корректность и благовоспитанность. Под ними, впрочем, скрывалось много чего абсолютно противоположного. – Вижу, Семен, на свободе вы зря времени не теряете, – маслено улыбнулся адвокат, разглядывая Карину. – Познакомите с вашей дамой?

– Карина.

– Яков Моисеевич Альтшуллер, адвокат, – церемонно представился он.

Карина кисло улыбнулась. Кривоногий, лысоватый, невысокий лет сорока живчик сразу ей не понравился. У него, наверное, седая волосатая грудь и вздувшиеся вены на ногах. Бр-р… Она положила свою руку на руку Глена.

– Я многим обязан Якову Моисеевичу.

– Чем же? – вызывающе спросила Карина, видя, что Альтшуллер продолжает поедать глазами ее оголенное над вырезом платья тело.

– Семену не всегда везло в жизни. Мне приходилось спасать его от козней недоброжелателей.

– И делал это блестяще. Я всегда говорил, что вы многого заслуживаете.

– К сожалению, не все представители рода человеческого умеют быть благодарными за сделанное им добро, – печально вздохнул Альтшуллер, прибавив про себя: «И ты в том числе, копейки на тебе заработал».

– Вы все защищаете от гнусных наветов честных людей?

– К сожалению, не все честные. Иные просто неприличные субъекты. Впрочем, кому интересны мои прозаические дела?

– Ну, почему же. Расскажите. – Глену показалось, что Альтшуллер затеял разговор неспроста.

– Защищал тут некоего Ашота Амперяна. Организовал фиктивную фирму, выбил под нее кредиты, провел несколько сделок, обманул партнеров, за что и был арестован. Обратился ко мне. Мне пришлось покрутиться, кое-кого, что греха таить, заинтересовать материально. Амперяна выпустили. И что же? Благодарность его была горяча, но носила скорее словесный характер.

– Не заплатил? – удивился Глен, он не мог поверить, что кто-то обставил Альтшуллера.

– Скажем так – мои услуги были расценены далеко не столь высоко, как они того заслуживали. Мошенник – он во всем мошенник.

Альтшуллер забыл упомянуть, что Амперян оказался не так прост и не спешил поверить на слово о «подмазывании» неких слуг закона. В результате адвокат получил сумму в три раза меньшую, чем та, на которую рассчитывал. Но все равно гораздо большую, чем та, которую заслужил. Дело было расследовано из рук вон плохо и держалось преимущественно на классовой ненависти следователя. Он работал всего два года и не имел не только опыта расследования подобных преступлений, но даже законченного высшего образования. К радости адвокатов и преступников, следственные органы области были почти развалены, профессионалы разбегались, на молодые кадры наваливалось такое количество дел, которые они не в состоянии были даже прочитать.

– А почему не заплатил? Обеднел? – спросил Глен.

– Не думаю. Он не из тех, кто дома хранит меньше десяти тысяч долларов.

При упоминании о долларах у Глена встали уши торчком. Он заказал еще закуски и бутылку вина и весь вечер как бы невзначай выспрашивал у Альтшуллера подробности об Амперяне. А тот как бы тоже невзначай выкладывал все, что знал. К концу вечера у Глена возник план, как взять квартиру армянина.

А тут подвернулся Андрей Барабанов. Глен сразу понял, что это тот человек, который им нужен. Обкатка войной – вещь ценная. Как и ожидалось, Снайпер сразу зарекомендовал себя жестким, решительным человеком. Операция с Амперяном подтвердила это.

Благодаря некоторым словам, оброненным Альтшуллером, удалось составить легенду и проникнуть в квартиру, дверь которой иначе можно было бы открыть разве что с помощью противотанкового гранатомета. Хозяин квартиры оказался из числа упертых, упрямых скряг, готовых расстаться с жизнью, но не с деньгами. Глен едва не задушил его телефонным проводом, но так ничего и не добился. Амперян предлагал собрать нужную сумму денег и передать ее на следующий день. Это было просто смешно. Ясно, что, придя на другой день за деньгами, они застали бы опергруппу милиции или команду быков. Глен пообещал сделать прижигание шестилетнему сыну Амперяна и поднес зажженную зажигалку к руке ребенка. Он знал, что без колебаний сделает то, что обещал. Хозяин сломался. Десяти тысяч дома не оказалось, но пять нашлось…

– Семен, вы не могли бы со мной встретиться? – Альтшуллер позвонил Глену на следующий день после «экспроприации».

– Могу.

– В скверике возле кукольного театра. Если, конечно, вас это не затруднит.

Они встретились в сквере в назначенное время. Одетый в белый итальянский костюм, адвокат походил на вышедшего в тираж сутенера.

– Вы сегодня без вашей дамы, – улыбнулся дежурной улыбкой Альтшуллер. В его глазах мелькнул похотливый огонек.

– Я ее на ошейнике с собой не таскаю.

– Понятно. – Улыбочка стала еще шире. – Завидую вам. Вы молоды, сильны. Семен, вы пока не представляете, какая это ценность – молодость. Вот на меня женщины смотрят уже без былого блеска в глазах.

«Можно подумать, они когда-нибудь смотрели на тебя с блеском в глазах», – подумал Глен. Он знал, что весьма значительную часть своих доходов Альтшуллер тратит на молоденьких, порой даже слишком молоденьких девиц.

– Семен, помните, я рассказывал вам об Амперяне?

– Это который зажал какие-то деньги?

– Точно. Есть высшая справедливость на свете. Представляете, его ограбили.

– Кто?

– Не нашли. Мои знакомые из УВД говорят, что группа работала очень четко и слаженно. Бедняга Амперян! Я не думал, что его можно заставить отдать хотя бы цент. А он добровольно расстался с пятью тысячами долларов. – Альтшуллер с насмешкой смотрел на Глена. – Кстати, говорят, дело глухое. Шансы на раскрытие очень малы.

– Бывает же… Впрочем, не скажу, что судьба этого человека меня интересует. Я хотел вас обрадовать.

– Чем же?

– Вспоминая, сколько вы для меня сделали, я пришел к выводу, что оплата услуг была явно недостаточной. Не хочется, чтобы судьба поразила меня так же, как этого Амперяна. Шучу. Просто добрый жест.

Глен вытащил из кармана пакет с тысячей долларов и передал адвокату. Тот открыл конверт, пробежал пальцами по купюрам и кивнул:

– Действительно, приятный сюрприз.

Оба знали, за что эти деньги. И оба понимали, что не стоит говорить о таких вещах открытым текстом.

– Хотелось бы и дальше поддерживать с вами отношения. Поэтому у меня есть к вам разговор. – Альтшуллер приглашающе указал на лавку. – Россия, Семен, богата не только лесами, недрами. У нас есть красота, духовность, искусство.

– Ну и что?

– Для одного моего знакомого это не пустые слова. Он интересуется произведениями искусства. Иконы, антиквариат. Очень интересный, обаятельный человек. И большой подвижник. Собрал по деревням множество ценнейших произведений древнерусской иконописи.

– При чем здесь я?

– У него некоторые проблемы с поставщиками. Он имеет по этому поводу серьезные предложения, которые могут вас заинтересовать.

– Какие предложения?

– Не знаю. Вот телефон. – Альтшуллер протянул визитную карточку. – Позвоните. Думаю, не разочаруетесь. Это в ваших интересах.

Глен внимательно посмотрел на визитную карточку, будто хотел увидеть на ней что-то помимо написанного: Слепцов Николай Геннадиевич, менеджер фирмы «Аргус».

– Я сам не знаю, какие мои интересы, – буркнул Глен.

– Вот и все. Передавайте привет вашей даме. Очень симпатичная девушка. Не упустите. – Альтшуллер шутливо погрозил Глену пальцем.

– Не упущу. Если только вы не отобьете.

– А что – тряхну стариной.

– Попытайтесь, – улыбнулся Глен.

Глен остановил машину перед гаражом. Он обдумывал предложение Альтшуллера. Похоже, тот принял его за серьезного человека и остался доволен своей долей. Только бы он где не протрепался о том, кто взял Амперяна. Лишь бы эта история не выплыла. Наверняка у армянина какое-то прикрытие, просто так такие липовые фирмачи не надувают всех. Если узнают, кто ребенку угрожал зажигалкой и кто все это сделал, – таких цепных псов спустят!.. Стоп, нервы расшалились. Откуда кто узнает? Альтшуллер правильно сказал – дело глухое. Главное, держать язык за зубами.

Глен вытащил ключ из замка зажигания и собрался вылезать из машины, как вдруг левая задняя и правая передняя двери распахнулись, машина осела под тяжестью тел.