Текст книги "Франция. Полная история"

Падение Монархии и начало террора

Монархия во Франции пала 10 августа 1792 года, король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта были заключены под стражу, а 22 сентября в стране была провозглашена Республика.

Швейцарской гвардии, защищавшей королевский дворец, было приказано сложить оружие и прекратить сопротивление. Этому факту трудно найти разумное объяснение. Сам король никак не мог отдать такой приказ. От его имени этот ужасный приказ верным защитникам трона передал чиновник королевского казначейства масон Савалетт де Ланж… Только позднее, когда большинство гвардии подчинилось мнимому королевскому приказу и лишь небольшие отряды швейцарцев все еще продолжали уже бесполезное сопротивление, король действительно прислал героям приказ сложить оружие. Позднее Наполеон Бонапарт утверждал, что несколько хороших залпов трех или четырех пушек легко могли бы «разогнать всю эту сволочь»[127]127
  Гельмольт, Ганс Фердинанд. История человечества. Том VIII. Западная Европа. Вторая часть. Санкт-Петербург, 1904. С. 20.


[Закрыть].

Итак, по мнению многих исследователей этого вопроса, революция во Франции была делом рук масонов. А потом, с первых же дней Республики во Франции, начался период беспощадного террора, то есть уничтожения практически без суда и следствия всех недовольных свершившимся элементов. Идеологом и практиком террора выступил масон Жорж Дантон, который считал необходимым дать выход «народному гневу». Волна репрессий прокатилась по всей Франции. По распоряжению Дантона тюрьмы переполнились священниками, родственниками эмигрантов и просто подозрительными лицами, на которых были получены доносы. Жертвам рубили головы усовершенствованным «гуманным способом» на гильотине, изобретение которой приписывается профессору анатомии Жозефу Гильотену.

2 сентября 1792 года шайка исступленных злодеев проникла в тюрьмы и начала поголовное избиение «изменников» и «аристократов», не разбирая ни возраста, ни пола, издеваясь над жертвами, устраивая пьяные оргии. Кровавая вакханалия длилась три дня, и власти ей не мешали. Толпа неистовствовала, не только не встречая никакого противодействия, но получила полное одобрение Дантона, который по поводу кровавого погрома изрек: «Народ расправился». При полном попустительстве и сочувствии правительства было истреблено более полутора тысяч человек в Париже, и затем волна террора прокатилась по провинции.

Убийство короля

Так называемый Национальный Конвент был созван после «Сентябрьской резни», и по предложению масонов был организован суд над королем. Это был даже не суд, а заранее обдуманное и решенное убийство.

Смертный приговор Людовику XVI был вынесен помимо желания большинства членов Конвента, только потому, что среди голосовавших оказалось очень много подставных лиц, специально введенных под видом его членов. При всем том смерть короля была решена большинством 387 голосов против 334 голосов.

Король не потерял своего высокого достоинства и был казнен 21 января 1793 года, оставаясь честным и чистым патриотом, пожелавшим, чтобы его кровь пролилась на пользу Франции.

К несчастью, страшная смерть короля не остановила народ от безумия. Террористы продолжили неистовства; революционный трибунал, свободный от требований закона и руководствующийся одной лишь «революционной совестью», работал неутомимо.

Революционный «беспредел»

Королева Мария-Антуанетта, урожденная Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбург-Лотарингская была казнена 16 октября 1793 года. Затем, 6 ноября 1793 года, был обезглавлен герцог Шартрский, ставший герцогом Орлеанским, но подписывавшийся как Филипп Эгалитэ (то есть Равенство). Он был высокопоставленным масоном «королевской крови» и другом Дантона.

В одной только Вандее в результате гражданской войны погибло около 400 000 человек.

Затем видные революционеры стали убивать друг друга: 5 апреля 1794 года был казнен один из отцов-основателей Первой французской республики Дантон, а также его сторонник Камилл Демулен.

Когда Жорж Дантон погиб на гильотине, Максимилиан Робеспьер остался фактически единоличным диктатором Франции.

Но потом Конвент не вынес «неутомимой работы» Робеспьера и позволил себе возмутиться. Когда диктатора пришли арестовывать, он попытался убить себя, но лишь покалечил себе челюсть выстрелом из пистолета.

А уже 28 июля 1794 года на гильотину взошли Максимилиан Робеспьер и его сторонники Кутон, Огюстен Робеспьер-младший, Сен-Жюст и мэр Парижа Флерио-Леско. Робеспьер был казнен предпоследним. Когда помощник палача сорвал повязку, которая поддерживала его раздробленную челюсть, Робеспьер закричал от боли, и этот его крик «раздался не только над Парижем, а над всей Францией, над всей Европой»[128]128
  Carlyle, Thomas. The French Revolution. Tome III. Philadelphia, 1896. P. 383.


[Закрыть].

Известны, кстати, такие слова Наполеона о Робеспьере: «Будь он даже моим братом, я собственноручно заколол бы его кинжалом за попытку установить тиранию»[129]129
  Тюлар, Жан. Наполеон, или Миф о «спасителе». Москва, 1996. С. 59.


[Закрыть].

Как известно, не заколол… И даже сам через несколько лет стал не меньшим тираном…

А в это время французская армия одержала 20 сентября 1792 года победу над наступавшими на Париж пруссаками при Вальми. Но пруссакам помогали еще и австрийцы, гессенцы и французские эмигрантские отряды. Поднялось роялистское восстание в Вандее, переросшее в настоящую гражданскую войну. В результате герой Вальми генерал Дюмурье был разбит в марте 1793 года при Неервиндене, а затем, опасаясь кровавых революционных репрессий, перешел на сторону противника.

Многие регионы Франции поднялись против парижской диктатуры. В июле 1793 года один из руководителей революции Жан-Поль Марат был убит роялисткой Шарлоттой Корде в своей собственной ванной.

Соответственно, революционная гильотина работала без остановки.

Что же касается внешних врагов, то в конце 1793 года молодой Наполеон Бонапарт содействовал победе французов под Тулоном, захваченным роялистами при поддержке британского флота, а революционный генерал Журдан 26 июня 1794 года разбил австрийскую армию при Флёрюсе.

В 1795 году во Франции была принята новая Конституция, согласно которой законодательная власть в стране перешла к Совету Старейшин (Conseil des Anciens) – верхней палате. Совет Старейшин состоял из 250 человек, избиравшихся департаментскими избирательными собраниями из лиц не младше 40 лет (отсюда его название). А нижней палатой стал Совет Пятисот (Conseil des Cinq-Cents), состоявший, как показывает его название, из 500 членов, выбиравшихся департаментскими избирательными собраниями на три года, из лиц, достигших 30-летнего возраста.

Совет Старейшин одобрял или отвергал резолюции Совета Пятисот. При этом одобренные резолюции становились законами, но сам Совет Старейшин законодательной инициативы не имел.

Совет Пятисот заседал в Тюильри, отдельно от верхней палаты, которая заседала вначале в Манеже, а затем в Бурбонском дворце.

Правительством же во Франции стала Директория (Directoire), состоявшая из пяти членов. Первыми директорами стали Сийес, Баррас, Рёбелль, Ларевельер-Лепо и Летурнер, однако Сийес отказался служить, и вместо него был выбран Николя Карно. Директора разделили свои задачи в соответствии со своими пожеланиями и своим опытом. Кстати, все пять директоров в свое время голосовали за казнь короля, однако разные темпераменты и политические амбиции означали, что их сосуществование будет непростым.

По сути, четыре года Директории оказались временем ненадежного правительства и постоянных волнений. Так не могло продолжаться вечно, и она окончила свое существование в ходе государственного переворота в 1799 году.

Глава девятая
Консульство и Первая империя

Возвышение Наполеона Бонапарта

Монархия и произвол горе-революционеров, а также усталость народа в конечном итоге привели к власти Наполеона Бонапарта.

Но своим возвышением Наполеон во многом обязан и масонству.

Ряд исследователей французского масонства считает, что масоны постарались возвысить Наполеона в целях подавления разбушевавшихся революционных фанатиков и экстремистов. Стране была нужна передышка. Революционные идеи из-за буйного разгула революционного террора очень скоро стали ненавистными большинству населения Франции, и это могло привести к восстановлению симпатий к монархическому образу правления. А такой поворот событий для масонов был крайне нежелательным.

Интересно в этом смысле мнение знаменитого австрийского государственного деятеля и дипломата князя Клеменса фон Меттерниха: «Наполеон, который, быть может, в бытность свою молодым офицером сам был масоном, был допущен и даже поддержан этой тайной силой для того, чтобы уберечься от большого зла, а именно от возвращения Бурбонов»[130]130
  Башилов Б. Александр Первый и его время. Часть вторая. Издательство «Русь». С. 98.


[Закрыть].

Масоны считали Наполеона эффективным орудием для уничтожения европейских монархий, а после такой гигантской чистки они надеялись, что им будет легче осуществить свой план построения всемирной республики.

Свою версию высказывает и историк Александр Селянинов: «Масонство решилось само пойти за Наполеоном, и поэтому в день 18 брюмера ему помогали самые влиятельные революционеры. Они думали, что Наполеон будет управлять Францией по их доверенности»[131]131
  Селянинов А. Тайная сила масонства. Санкт-Петербург, 1911. С. 23.


[Закрыть].

На самом деле все было не так просто. Выдвинутый масонами, Наполеон постепенно начал «подминать» масонство под себя.

Многие исследователи отмечают роль Наполеона в реформировании масонских систем в послереволюционной Франции. По крайней мере бросается в глаза особое внимание французского императора к масонству и заметное влияние лож на общественную жизнь империи. Во всяком случае, простое лояльное сосуществование двух этих сил уже было невозможно.

Как мы уже знаем, после революции события во Франции разворачивались стремительно: казнь короля и королевы, революционный террор, войны с объединившейся против французов Европой…

Все это завершилось тем, что вожди революции постепенно перебили друг друга, а к власти в разоренной стране путем государственного переворота, совершенного 18 брюмера (9 ноября 1799 года), пришел человек, которого принято называть и «героем, стремившимся облагодетельствовать человечество», и «гением войны», и «величайшим полководцем всех времен и народов».

Понятно, что речь идет о Наполеоне Бонапарте.

Жан-Батист Бернадотт (этот человек, кстати, очень скоро предаст Наполеона и даже будет воевать против него) в разговорах с соратниками восторженно заявлял: «Наполеон – величайший полководец всех времен, самый великий человек из всех когда-либо живших на земле людей, человек более великий, чем Ганнибал, чем Цезарь и даже чем Моисей»[132]132
  Dunn-Pattison, Richard. Napoleon’s marshals. London, 1909. P. 89.


[Закрыть].

Вот даже как!

Не стоит скрывать, что автор данной книги и сам когда-то был очарован этой личностью и написал про Наполеона несколько книг. Но что удивительно, занимаясь им и его эпохой вот уже почти полвека, он так и не может ответить на простейшие, казалось бы, вопросы.

Кто был Наполеон?

Величайший гений или удачливый самозванец?

Посланец Бога на Земле или корсиканский людоед?

Пророк или шарлатан?

Ответов на эти и многие другие вопросы столько же, сколько и людей, пытающихся на них ответить. Единственное, что является бесспорным – это то, что Наполеон был и есть фигура неоднозначная и противоречивая. Великая фигура! Великая именно своей неоднозначностью и противоречивостью.

Это реально так: самой большой загадкой наполеоновской эпохи является сам Наполеон.

Хвалебных гимнов ему написано великое множество, но есть и мнения совершенно противоположные, так сказать – альтернативные. Их меньше, и они не столь растиражированы. Но от этого они не становятся менее важными и достойными внимания. Ведь черная краска может испортить портрет, а может и придать ему особый блеск и пикантность. А иногда без черной краски и не обойтись, особенно если пишется портрет злодея, промышляющего по самым темным закоулкам.

Чтобы было понятно, имеет смысл привести мнения нескольких очевидцев, людей, прекрасно знавших Наполеона. Вот, например, что писал в своих опубликованных в 1857 году в Париже «Мемуарах» наполеоновский маршал Мармон:

«Наполеон носил в себе зародыш катастрофы. Сам его характер явно и неотвратимо вел его к поражению. После стольких больших неудач он уже не мог больше существовать в своих собственных глазах без той высоты, с которой он упал. И даже возвращение на вершину могущества не могло бы его удовлетворить. Его качества, ставшие причинами его возвышения, его отвага, его вкус к великим шансам, его привычка рисковать для достижения результатов, его амбиции – все это должно было привести его к поражению. Его расчетливость и осторожность, его предусмотрительность и железная воля уступили место небрежности, беспечности, вялости, неуверенности и бесконечной нерешительности.

С точки зрения физической и моральной в нем сочетались два человека.

Первый был худым, непритязательным, необыкновенно активным, равнодушным к лишениям, презирающим благополучие и материальные блага, предусмотрительным, осторожным, умеющим отдаваться на волю судьбы, решительным и упорным в своих намерениях, знающим людей и их нравы, что играло огромную роль на войне, добрым, справедливым, способным к настоящим чувствам и благородным к врагам.

Второй был толстым и тяжелым, чувственным и настолько занятым своими удовольствиями, что считал их своим важнейшим делом. Он был беспечным и боящимся усталости, пресыщенным всем, не верящим ни во что, если это не совпадало с его страстями, интересами и капризами, ни в грош не считавшимся с интересами человечества, презиравшим на войне элементарные правила осторожности, во всем полагающимся на свою удачу, на то, что он назвал своей звездой.

Его разум оставался тем же, самым великим, глубоким и продуктивным из тех, что я когда-либо видел, но ему не хватало больше ни воли, ни решительности, ни мобильности, и это походило на слабость.

Наполеон, которого я описал первым, блистал до Тильзита. Это был апогей его величия и эпоха его самого расцвета. Второй же – стал дополнением его душевных терзаний, последовавших сразу за его женитьбой на Марии-Луизе.

Я много говорил о Наполеоне и думаю, что мне удалось описать его таким, каким я его видел, но все же считаю полезным добавить к уже сказанному вышеизложенный анализ до того, как я окончательно перестану произносить его великое имя»[133]133
  Mémoires du Maréchal Marmont duc de Raguse. Tome VI. Paris, 1857. P. 274–276.


[Закрыть].

А вот мнение о Наполеоне из знаменитых «Замогильных записок» Шатобриана, законченных им в 1846 году и опубликованных после его смерти в 1848 году:

«Бонапарт был поэтом действия, великим военным гением, человеком неутомимого ума, опытным и здравомыслящим администратором, трудолюбивым и мудрым законодателем. Вот отчего он пленяет воображение поэтов и покоряет умы людей положительных. Однако ни один государственный муж не вправе счесть его безупречным политиком. Это суждение, вырвавшееся у многих его поклонников, и станет, по-видимому, окончательным приговором Наполеону в грядущих веках; оно поможет объяснить противоречие между чудесными деяниями императора и их ничтожными результатами. На Святой Елене он сам строго осудил себя за два предприятия: войну в Испании и войну в России; ему стоило бы покаяться и в других прегрешениях. Самые горячие его поклонники не станут, пожалуй, утверждать, что у него не было причин для раскаяния.

Вспомним:

Убив герцога Энгиенского, Бонапарт проявил не только отвратительную жестокость, но и крайнюю неосторожность: он навеки запятнал себя. Что бы ни говорили легкомысленные апологисты, смерть эта, как мы видели, стала той искрой, из которой разгорелось впоследствии пламя вражды между Александром и Наполеоном, а равно между Пруссией и Францией.

В Испании Наполеон действовал решительно неверно: полуостров принадлежал ему, что сулило немалую выгоду; однако император превратил Испанию в плац для обучения английских солдат и ускорил собственную гибель, разжегши народное восстание.

Пленение папы и присоединение Папской области к Франции были просто-напросто капризом тирана, отнявшим у императора славу спасителя религии.

Бонапарт не удовольствовался женитьбой на принцессе императорского рода, хотя на этом ему следовало остановиться: Россия и Англия молили его о мире.

Он не возвратил независимость Польше, хотя возрождение этого государства могло спасти Европу.

Он напал на Россию, несмотря на возражения своих полководцев и советников.

Поддавшись безумному порыву, он двинул войска через русскую границу и миновал Смоленск; было совершенно очевидно, что дальше идти не следует, что нужно окончить первую северную кампанию здесь и дождаться второй, которая (он сам это чувствовал) предаст царскую империю в его власть.

Он не сумел ни рассчитать время, ни предузнать действие климата, в отличие от русских, которые умели и считать и предузнавать. <…>

Наполеон получил в наследство старинную французскую монархию такой, какой сделали ее столетия и непрерывная цепь великих людей, такой, какой она стала благодаря величию Людовика XIV и дипломатии Людовика XV, такой, какой сделала ее республика, расширившая ее пределы. Он воссел на этом великолепном пьедестале, простер руки, покорил народы и собрал их вокруг себя; однако он лишился Европы с такою же быстротою, с какой завладел ею; он дважды отдал Париж союзникам, несмотря на все чудеса своего военного гения. Весь мир лежал у его ног, и что из этого вышло? – император лишился свободы, семья его очутилась в изгнании, Франция утратила все его завоевания и часть своих исконных земель.

Все эти факты принадлежат истории, и никто не вправе их опровергнуть. В чем причина ошибок, так скоро приведших к роковой развязке? В несовершенстве Бонапарта как политика.

Союзников своих он привязывал лишь тем, что уступал им территории, границы которых вскоре изменял; во всех его действиях сквозило желание забрать назад только что дарованное. <…> На завоеванных землях, за исключением Италии, он не проводил никаких реформ. <…> Поэтическое здание его побед, лишенное основания и парящее в воздухе одною лишь силою его гения, рухнуло, когда гений оставил его. <…>

Бонапарта желали представить существом безупречным, образцом чувствительности, деликатности, нравственности и справедливости, писателем, равным Цезарю и Фукидиду, оратором и историком, не уступающим Демосфену и Тациту. Меж тем речи, произнесенные Наполеоном, содержат в себе очень мало пророческого. <…> Бонапарту было далеко до Цезаря; он не блистал ученостью, образование получил посредственное; наполовину чужестранец, он не имел понятия об основных правилах нашего языка. <…>

Что же до многочисленных томов, опубликованных под названием «Записки с острова Святой Елены», «Наполеон в изгнании» и проч., и проч., и проч., то в книгах этих, написанных со слов Бонапарта или даже под его диктовку, Наполеона волновал лишь он сам: он восхваляет себя, оправдывает свое прошлое, прибегает к избитым истинам, ставит читателя перед свершившимся фактом, вкладывает себе в уста речи, пришедшие много позже. <…> Он диктовал историю такой, какой хотел бы ее видеть; он был подобен автору, сочиняющему критику на собственное творение. Следовательно, нет ничего более бессмысленного, чем восхищаться этими разномастными собраниями, столь мало похожими на «Записки» Цезаря. <…>

При жизни Наполеона особенную ненависть навлекла на него страсть принижать все и вся. <…> Ему нравилось попирать достоинство тех, над кем он одержал победу; в особенности же стремился он смешать с грязью и побольнее ранить тех, кто осмеливался оказать ему сопротивление. Надменность его равнялась его удачливости; он полагал, что чем сильнее унизит других, тем выше поднимется сам. Ревнуя к успехам своих генералов, он бранил их за свои собственные ошибки, ибо себя считал непогрешимым. Хулитель чужих достоинств, он сурово упрекал помощников за каждый неверный шаг. <…>

История императора, искаженная лживыми преданиями, сделается еще более лживой по вине состояния, в каком пребывало общество при Империи. <…> Когда власть захватил Бонапарт, когда его прислужники надолго заткнули рот мысли, и французы перестали слышать что-либо, кроме голоса деспота, восхваляющего самого себя и не позволяющего говорить ни о чем другом, истина покинула нас.

Так называемые подлинные документы той эпохи недостоверны; в то время ничто, ни книги, ни газеты, не публиковались без разрешения властителя. <…> Попробуйте написать историю на основании подобных документов! <…>

Жизнь Бонапарта – бесспорная истина, которую взялась описывать ложь.

Мало было лгать, лаская его слух, следовало радовать и его взор: на одной гравюре Бонапарт обнажает голову перед ранеными австрийцами, на другой останавливается, чтобы расспросить какого-то служивого, на третьей посещает чумной барак в Яффе, куда на самом деле даже не заглядывал, на четвертой в пургу одолевает на резвом скакуне перевал Сен-Бернар, где на самом деле стояла в ту пору прекраснейшая в мире погода. <…>

Император вмешивался во все; ум его не знал отдыха; мысли его находились, можно сказать, в постоянном возбуждении. Бурная его натура не позволяла ему действовать естественно и последовательно; он двигался вперед рывками, скачками, он набрасывался на мир и сотрясал его. <…>

Он приучил общество к безвольному подчинению и развратил его нравственность; по его вине люди так исподличались, что невозможно сказать, когда в сердцах вновь проснутся великодушные порывы. <…>

Ныне Бонапарт уже не реальное лицо, но персонаж легенды, плод поэтических выдумок, солдатских преданий и народных сказок. Бонапарт – плоть от плоти абсолютной власти; он правил нами деспотически – ныне столь же деспотически повелевает нами память о нем. Деспотическая власть памяти даже сильнее: когда Наполеон был на троне, ему иной раз случалось потерпеть поражение, нынче же все покорно склоняют голову под ярмо мертвеца»[134]134
  Шатобриан, Франсуа-Рене де. Замогильные записки. Москва, 1995. С. 314–324.


[Закрыть].

Наполеон любил говорить: «Самое важное – следовать своей цели: средства ничего не значат»[135]135
  Наполеон. Максимы и мысли узника Святой Елены. Санкт-Петербург, 2000. С. 67.


[Закрыть]. А еще говорят, что цель оправдывает средства. Наполеон, безусловно, яркой страницей вошел в Историю. Его имя до сих пор известно всем. Он стал настоящим всемирным брендом – таким же, как «Кока-кола» или «Мерседес». Это значит, что цели своей он добился.

А вот какими средствами он этого добился?

Расскажем тут лишь одну историю, а вот кому это покажется интересным, тот может прочитать книгу «Антинаполеон» – там аналогичных историй очень много.