Текст книги "Франция. Полная история"

Конец Наполеона Бонапарта

В сражении при Ватерлоо Наполеон «не умер как солдат», он «бежал с поля боя вместе с первыми из побежавших солдат»[207]207
  Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018. С. 441.


[Закрыть].

Он помчался в Рошфор, надеясь уплыть в Америку, но потом сдался на милось победителей и был сослан на остров Святой Елены, затерянный в Атлантическом океане, где и умер 5 мая 1821 года от рака желудка (отметим, что все, что было написано об отравлении после того, как в 1961 году в волосах Наполеона был обнаружен мышьяк, это всего лишь набор слухов и желание обратить на себя внимание путем создания сенсации).

Несмотря ни на что, Наполеон, безусловно, – великая историческая личность. Император французов, король Италии, неординарный полководец и выдающийся государственный деятель, который заложил основы современного французского государства. Наполеон, «согласно опросам, считается самым великим героем в истории Франции»[208]208
  Corbin, Alain. Les héros de l’histoire de France. Paris, 2011. P. 109.


[Закрыть].

О Наполеоне говорили, говорят и будут говорить, и, конечно же, он этого заслуживает.

Глава десятая
Реставрация Бурбонов

Людовик XVIII и Карл X

А вот сменивший Наполеона Людовик XVIII вернулся в Париж не потому, что французы очень хотели его возвращения. Просто победители при Ватерлоо силой оружия навязали его Франции. Они просто не смогли найти никого лучшего.

В результате восстановленный на престоле Людовик из рода Бурбонов царствовал до 1824 года. После его смерти от жесточайшей подагры его место занял его брат граф д’Артуа – признанный глава французской реакции.

Карл-Филипп де Бурбон, родившийся в 1757 году и при рождении получивший титул графа д’Артуа, был человеком не слишком усердным в науках, легкомысленным и упрямым. Во многих отношениях он оказался полной противоположностью своему более благоразумному и основательному старшему брату, ставшему королем Людовиком XVIII.

Первые десятилетия своей жизни он провел в роскоши и безделье и имел в это время множество амурных приключений. В самом начале революции граф настаивал на самых решительных мерах против своевольных депутатов третьего сословия. После взятия Бастилии он открыл список эмиграции вместе с принцем де Конде, князем де Полиньяком и другими монархистами. После этого он стал непременным организатором и участником всех основных военных акций против охваченной бунтом Франции.

Абсолютист по воззрениям, полный праведной ненависти к бунтовщикам и безбожникам, напрочь лишенный политического компромисса, граф д’Артуа командовал корпусом эмигрантов при первом вторжении 1792 года на полуострове Киберон. После казни короля Людовика XVI в 1793 году он стал наместником (lieutenant-général) королевства. В этом звании он посетил Санкт-Петербург, а затем Англию. Отсюда он отправился с эскадрой, снаряженной британским правительством, к западному берегу Франции в Вандею, чтобы поддержать восстание монархистов. Однако у подчиненных графа не хватило мужества высадиться: промедлив два месяца, они вынуждены были удалиться, оставив восставших без помощи.

После этой неудачи граф д’Артуа до 1814 года жил в Англии, вынашивая планы заговоров против Республики, а затем и против императора Наполеона. В дальнейшем будущий король Франции никогда не скрывал своих самодержавных и христианских взглядов. Он неизменно находился в оппозиции к своему старшему брату Людовику XVIII; в отличие от него, он всегда был полон энергии, имел изящные манеры и считался воплощением придворной элегантности.

Когда Людовик XVIII, не имевший детей, скончался 16 сентября 1824 года, граф д’Артуа взошел на королевский престол под именем Карла X. Ему в это время было 66 лет, но он был полон решимости воплотить в жизнь все свои политические проекты и восстановить во Франции тот Богом установленный строй, который существовал до революции 1789 года.

Пышная коронация Карла Х в Реймсском соборе символизировала возвращение религии в качестве одной из основных опор государственной власти. Однако дворянство неоднозначно восприняло усиление позиций официальной Церкви. Особенно их волновало восстановление ордена иезуитов.

В 1825 году король постановил компенсировать убытки эмигрантам, потерявшим свое имущество во время революции, выделил для этого миллиард франков. На следующий год он ввел Закон о святотатстве, каравший смертной казнью кражи в церквах и осквернение священных предметов и Святых Даров. Кроме того, он распустил национальную гвардию и уволил из армии более двух сотен наполеоновских генералов.

Вся его политика была направлена на возрождение абсолютной монархии, и реакция на это во французском обществе, развращенном свободой и духом бунтарства, оказалась весьма неоднозначной.

Недовольство правлением Карла Х все возрастало и вскоре выразилось в целом ряде демонстраций, на которых требовалась отставка главы правительства графа де Виллеля. В результате в январе 1828 года ультрароялистское министерство де Виллеля уступило место министерству умеренного роялиста графа Жана-Батиста де Мартиньяка, который тут же потребовал, чтобы в тронной речи короля были обещаны реформы.

Но обстановка в стране продолжала накаляться. Дело в том, что после восстановления власти Бурбонов права французской буржуазии не нашли достаточной защиты в Конституции. На основании Хартии 1814 года и следовавших за ней избирательных законов Палата депутатов избиралась французскими гражданами, платившими не менее трехсот франков прямых налогов. При этом правительство имело возможность влиять во время выборов на избирательные коллегии, и оно широко пользовалось этой возможностью. Тем не менее рост политического самосознания буржуазии привел к тому, что избранная в 1827 году Палата депутатов была настроена решительно оппозиционно.

Таким образом, во Франции лицом к лицу стояли две могущественные силы, из которых буржуазия имела своим органом Палату депутатов, а дворянство – короля.

В августе 1829 года король уволил де Мартиньяка и поставил во главе кабинета министров своего личного друга и любимца князя Жюля де Полиньяка, в прошлом активного участника дворянской эмиграции.

Это вызвало огромное недовольство во Франции, что тут же отразилось в количестве различных манифестаций: министерство боролось с ними полицейскими способами, а король не стеснялся оскорблять даже судей, произносивших оправдательные приговоры по политическим процессам.

Правительство Жюля де Полиньяка

Во всей Франции трудно было найти личность, более ассоциируемую со старыми порядками, чем Жюль де Полиньяк. Он был сыном лучшей подруги королевы Марии-Антуанетты и графа де Полиньяка.

Жюль де Полиньяк стоял у истоков роялистского движения во Франции при Наполеоне и даже попал в 1804 году в тюрьму за участие в заговоре. По мнению современников, эти годы оказали большое влияние на неуравновешенную натуру князя. За десять лет, проведенных в тюрьме, де Полиньяк стал мистиком. Он не сомневался в прямом вмешательстве Бога и чувствовал в себе священное призвание. Граф де Монбелль, близко знавший его, говорил, что Полиньяк считал себя кем-то, подобным Жанне д’Арк, призванным спасти Монархию.

Главная цель де Полиньяка состояла в наведении политического порядка в стране. Но заведомая причина его неудачи крылась в его непопулярности.

За год своего существования правительство де Полиньяка не сделало ничего существенного, что могло бы повлиять на отношение к нему в ту или другую сторону. Наткнувшись на мощную оппозицию, князь сник и совсем впал в мистицизм.

Воспользовавшись этим, антимонархисты Франции через свободную печать начали подготовку к решающему столкновению. Вскоре стало совершенно ясно, что в стране существует разветвленный заговор, в который были вовлечены судьи, редакторы газет, новые буржуа и прочие «угнетенные» классы.

Глава одиннадцатая
Революция 1830 года

Баррикады на улицах Парижа

Маркиз де Лафайетт и другие вожди оппозиции имели повсеместно восторженные встречи, в их честь устраивались банкеты. Страна покрылась множеством обществ, иногда легальных, а чаще тайных, преследовавших политические цели («Общество друзей печати», «Общество карбонариев» в Париже, «Рыцари свободы» в Сомюре и др.). Правительство, зная это, ничего не могло поделать за отсутствием улик и невозможностью их отыскать при хорошей конспиративной организации обществ.

Несмотря на стеснительные законы о печати, общественное недовольство находило выражение в прессе, среди которой только оппозиционные газеты имели действительное распространение и влияние; тюрьмы и штрафы для редакторов и авторов не действовали.

В этот опасный для престола Франции момент (в январе 1830 года) на деньги республиканцев возникла новая оппозиционная газета «Насьональ», во главе которой стояли сын марсельского торговца Aдольф Тьер, будущий премьер и тщеславный честолюбец, а также Николя-Арман Каррель и Франсуа-Огюст Минье. Газета эта крайне вызывающим тоном высказывалась в адрес правительства и пользовалась громадным успехом. Одна из статей Тьера в этой газете носила название «Король царствует, но не управляет» – этот принцип очень скоро был принят масонами и новой буржуазией.

В ответ на это в своей тронной речи, которой король открыл 2 марта 1830 года сессию парламента, он пригрозил прибегнуть к решительным мерам (характера которых, однако, не определял), если будут создаваться препятствия для его власти.

Палата депутатов с Пьером-Полем Ройе-Колларом, бывшим членом Совета Пятисот, во главе приняла адрес, в котором протестовала против недоверия, выраженного ей королем, и выражала опасение за вольности французского народа. Кроме того, депутаты попросили Карла Х распустить министерство Жюля де Полиньяка. Король ответил на это роспуском Палаты депутатов.

Однако новые выборы лишь усилили оппозиционное большинство Палаты депутатов. Политическая обстановка в стране стала критической. Тогда Карл Х, по рекомендации своего премьер-министра, подписал 25 июля 1830 года четыре ордонанса, которыми восстанавливалась цензура, и для издания газет и журналов требовалось предварительное разрешение властей, даваемое каждый раз на три месяца; вновь распускалась Палата депутатов; изменялось избирательное право (основой для имущественного ценза признавались только поземельные налоги) и назначалось время для новых выборов. Если бы эти ордонансы были приведены в исполнение, они лишили бы буржуазию всякого влияния на законодательство и восстановили бы земельную аристократию в положении единственного правящего класса Франции. Но именно они и послужили ближайшим поводом к революционному взрыву, вызвав бурю возмущения в Париже.

Впрочем, буржуазия в лице своих представителей-депутатов вела себя очень осторожно, и если бы не более радикальные элементы, начавшие вооруженное сопротивление, то весьма возможно, что ей не удалось бы ничего добиться.

Во время совещаний, происходивших у либеральных депутатов Казимира Перье, Лаффитта и др., депутаты обнаруживали полнейшую неспособность понять положение вещей и принять какие-нибудь решительные меры; не они руководили событиями, а события увлекали их. Журналисты той же партии обнаружили несколько более решительности.

26 июля редакция оппозиционной газеты «Насьональ» опубликовала протест против ордонансов, доказывая, что правительство нарушило законность и этим освободило народ от обязанности повиновения. Протест призывал незаконно распущенную Палату депутатов и весь народ к сопротивлению правительству, но характер сопротивления не был указан. Авторы его думали скорее о торжественных заявлениях и, в крайнем случае, об отказе в платеже налогов, чем о сопротивлении при помощи оружия. По крайней мере еще 26 июля Тьер уверял, что народ совершенно спокоен и нет оснований ожидать с его стороны какого-либо активного протеста.

27 июля, однако, в Париже начались столкновения между возбужденными толпами народа и войсками. Волновались рабочие, настроенные в республиканском духе. Одной из непосредственных причин, усиливших брожение среди рабочих, было закрытие многих типографий вследствие восстановления цензуры, а также временное закрытие многих фабрик и магазинов; массы рабочего люда были в этот день свободны.

28 июля восточные кварталы Парижа, представлявшие в то время лабиринт тесных и кривых переулков, были перегорожены баррикадами, воздвигнутыми из крупных и тяжелых булыжников мостовой. Баррикады поднимались, «словно вырастая из-под земли по взмаху волшебной палочки»[209]209
  Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018. С. 464.


[Закрыть]. А потом мятежники овладели покинутыми зданиями городской Ратуши и собора Нотр-Дам и водрузили над ними трехцветное знамя.

Правительственные войска, которыми командовал бывший наполеоновский маршал Мармон, во время движения по улицам подвергались обстрелу, осыпались камнями и даже мебелью из окон домов; к тому же они дрались крайне неохотно и во многих местах целыми отрядами переходили на сторону восставшего народа.

29 июля восстание победило. Восставшие с боем овладели дворцом Тюильри. Королевские войска, неся большие потери, отступили в пригород Сен-Клу. В восточных кварталах города и в Ратуше господствовали республиканцы, в западных кварталах – либералы.

Карл Х решился взять назад свои ордонансы и вступить в переговоры с мятежниками; но 30 либеральных депутатов, собравшихся в этот день у Лаффитта и решившихся, наконец, встать во главе движения, отказались принять его посланников. Они образовали так называемую «Муниципальную комиссию», которая, по сути, и стала временным правительством.

В этой обстановке усталый король отрекся от престола и бежал в Англию. Он правил Францией немногим более пяти лет и стал последним в истории законным французским монархом из дома Бурбонов.

Луи-Филипп Орлеанский

Однако в 1830 году ни Европа (полностью монархическая), ни Франция (в значительной степени католическая и роялистская) не были готовы к провозглашению республики. Поэтому «Муниципальная комиссия» приняла решение о перемене династии и предложила корону Луи-Филиппу Орлеанскому, сыну упомянутого выше и казненного в 1793 году Филиппа Эгалите.

Пример отца во многом определил судьбу юного Луи-Филиппа. Он тоже был членом революционного якобинского клуба, но политической карьере предпочел военную. В 1791 году он отправился в свой 14-й драгунский полк, расквартированный в Вандоме, командиром которого, как принц крови, он числился с дореволюционных времен. В мае 1792 года Луи-Филиппа произвели в бригадные генералы, а в сентябре – в дивизионные. Отличившись в сражениях при Вальми и Жемаппе, в 1793 году Луи-Филипп вместе с генералом Дюмурье, аъютантом которого он был, перешел на сторону австрийцев.

Разойдясь с революцией, Луи-Филипп, однако, не сразу примкнул к роялистской эмиграции. Отправившись в Швейцарию, он в течение нескольких месяцев странствовал по горам, переходя из одного кантона в другой. Наконец, в октябре он смог устроиться в Гризоновское училище в Рейхенау и под именем Шабо-Латура занял место учителя иностранных языков, математики и естественных наук. В июне 1794 года он перебрался в Гамбург, объездил всю северо-западную Германию, затем отправился в Данию, Норвегию, Лапландию и через Швецию опять возвратился в Гамбург.

Правительство Директории потребовало, чтобы он покинул Европу, и обещало в этом случае освободить из заключения обоих его братьев и мать. Осенью 1796 года Луи-Филипп отправился в США, сначала жил в Филадельфии, потом в Нью-Йорке и Бостоне. За время путешествия он, между прочим, свел знакомство с Джорджем Вашингтоном.

В феврале 1800 года Луи-Филипп отправился в Англию, где в это время жили бежавшие из Франции Бурбоны. Семья не сразу приняла в свое лоно возвратившегося «блудного сына». Когда Луи-Филипп, принявший титул герцога Орлеанского, отправился к графу д’Артуа, младшему брату казненного Людовика XVI, тот поначалу встретил его очень холодно. В конце концов, примирение все же состоялось, но отчужденность и неприязнь между двумя ветвями Бурбонского дома сохранились на долгие годы.

В 1808 году Луи-Филипп переселился в Палермо. В ноябре 1809 года он вступил в брак с принцессой Марией-Амалией, дочерью сицилийского короля. От этого брака, основанного на глубоком взаимном чувстве, между 1810 и 1824 годами у них родилось десять детей.

В мае 1814 года, сразу после отречения Наполеона, герцог возвратился в Париж. Людовик XVIII тотчас передал ему прежние владения семьи, так что в конце сентября Луи-Филипп с женой и детьми смог переехать в Пале-Руаяль. Но пребывание в Париже оказалось коротким. Во время «Ста дней» Орлеанское семейство поспешно уехало в Англию и прожило там три года.

Оно возвратилось во Францию только в 1817 году, когда положение Бурбонов окончательно укрепилось. Поселившись в Пале-Руаяле, Луи-Филипп жил уединенно и держался в стороне от придворной жизни. Все силы он отдавал восстановлению своего состояния. Ему быстро удалось привести в порядок пошатнувшиеся дела, а потом умелым управлением значительно приумножить свое богатство. К концу 20-х годов герцог Орлеанский считался одним из самых крупных землевладельцев Франции. Праздность, легкомысленные забавы и роскошь были ему совершенно чужды. Он редко посещал обедню, не ездил на охоту и никогда не появлялся в Опере.

Как по образу жизни, так и по своим привычкам Луи-Филипп очень походил на буржуа. В нем не было пожирающего честолюбия, которое так часто встречается у людей, стоящих близко к трону. Своих детей он отдал в общественную школу, а сам, выходя на улицу, всегда держал под мышкой зонтик. Он знал цену деньгам и времени, был известен как образцовый супруг и заботливый отец.

За все эти буржуазные добродетели он и был вознагражден в 1830 году, когда Июльская революция окончательно низвергла с французского трона Бурбонов.

Глава двенадцатая
Июльская монархия

К 7 августа 1830 года была выработана новая Конституция. Со своей стороны, Луи-Филипп продиктовал прокламацию к парижскому населению, в которой объявил о своем желании предотвратить междоусобную войну и анархию. Затем он отправился в городскую ратушу, проехал по улицам, на которых толпился еще не успокоившийся народ и с которых еще не были убраны баррикады. Он пожимал руки направо и налево, а толпа восторженно приветствовала Луи-Филиппа, который немедленно утвердил в министерских должностях всех комиссаров, назначенных Временным правительством.

Вслед за этим Луи-Филиппа провозгласили королем «по милости Бога и по доброй воле французского народа»[210]210
  Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018. С. 467.


[Закрыть]. 9 августа он принес торжественную присягу.

Новая Конституция признавала суверенитет народа. Право короля издавать ордонансы было ограничено; законодательная инициатива, прежде принадлежавшая одному королю, распространена на обе палаты: Палата депутатов получила право избирать своего президента. Цензура была уничтожена; гарантирована свобода печати. Католицизм перестал считаться государственной религией; исключительные и чрезвычайные суды были запрещены; восстановлена национальная гвардия. Избирательный ценз понижен до двухсот франков, вследствие чего число избирателей увеличилось более чем вдвое и дошло до двухсот тысяч.

Своим возникновением Июльская монархия была обязана революции. Это наложило неизгладимый отпечаток на ее суть и на ее внешний облик. В отличие от Бурбонов, которые основывали свою власть на Божественном праве, Луи-Филипп получил королевские регалии от Палаты депутатов. Конституция рассматривалась в качестве договора между французским народом и свободно избранным им королем, который был обязан теперь уважать права и свободы граждан. Самой трудной задачей правительства в первые дни было обуздать и успокоить народный дух. Сначала все были довольны падением старшей линии Бурбонов и новый король пользовался большой популярностью.

С первых дней Луи-Филипп вполне вошел в роль «короля-гражданина» и отлично выполнял ее: как и прежде, он запросто разгуливал по улицам Парижа с зонтиком под мышкой и при встрече с тем или другим блузником – воином дней Июльской революциии – останавливался, ласково протягивал руку и простодушно разговаривал с ним, как настоящий французский буржуа. Всякий придворный блеск и великолепие были уничтожены, не стало придворного церемониала и королевской гвардии, сыновья короля по-прежнему учились в общественных учебных заведениях. И, кстати, королевские лилии с его карет были стерты.

Глава тринадцатая
Революция 1848 года

Всеобщее разочарование

Так называемая Июльская монархия просуществовала до экономического кризиса 1846–1847 годов. К этому времени в стране началось всеобщее разочарование. В характере и образе жизни Луи-Филиппа стали замечать все больше отрицательных черт и все меньше – положительных. Его, как оказалось, весьма прозаическая натура, благодушие и мелочная забота о собственной выгоде становились все более заметными, и это сделало его объектом едких нападок и ядовитых карикатур.

Вопреки ожиданиям, Июльская революция 1830 года не привела к гражданскому миру в стране, а лишь открыла собой новый этап противоречий, то и дело принимавших форму республиканских, бонапартистских и роялистских восстаний и заговоров. Королю же приходилось бороться со всем этим старыми методами: с помощью пушек и репрессивных законов.

Добившись, однако, в начале 30-х годов некоторого умиротворения страны, Луи-Филипп решился на проведение либеральных реформ: были приняты законы о выборности муниципалитетов, о национальной гвардии и о новой системе выборов в Палату депутатов. Последний закон вдвое снижал избирательный ценз и существенно увеличивал круг граждан, обладавших избирательным правом. На дальнейшее же расширение избирательных прав король шел с большой неохотой. Ему не по вкусу была настоящая конституционная монархия с настоящим народным представительством. Все внимание правительства было обращено на денежную аристократию, с которой Луи-Филипп был тесно связан еще до революции: на высших чиновников, банкиров, крупных торговцев и промышленников, для которых создавались самые благоприятные условия в политике и бизнесе. В жертву этим «денежным мешкам» постоянно приносились интересы многочисленных низших классов.

Но по мере того как увеличивался разрыв между самыми богатыми и самыми бедными, в стране росло социальное напряжение. Даже экономический подъем, который Франция пережила в начале 40-х годов не укрепил режим.

В Палате депутатов все чаще стало звучать требование распространить избирательное право на всех налогоплательщиков. Но король упорно отвергал даже мысль о подобных политических изменениях. Эти настроения в Луи-Филиппе поддерживал самый влиятельный министр последних семи лет его царствования – Франсуа Гизо, ставший в 1847 году во главе правительства. На все требования Палаты депутатов продолжить снижение избирательного ценза Гизо отвечал отказом. Слишком уверенный в прочности своего положения, он просмотрел момент, когда надо было пойти на уступки. Это сделало падение режима неизбежным.

Как уже говорилось, политическому кризису Июльской монархии предшествовал острый экономический кризис в стране. Начались массовые банкротства, увольнения и рост безработицы. Недовольство народа росло. В качестве единственного выхода из кризиса всем виделось расширение избирательных прав. Летом 1847 года зародилась так называемая «банкетная кампания»: чтобы пропагандировать реформы, прежде всего избирательного права, и при этом обойти строгие запреты союзов и собраний, сначала в Париже, а затем и в крупных провинциальных городах стали организовываться званые обеды. В произносившихся на них речах громко говорили о реформах и резко критиковали правительство. В общей сложности состоялось около пятидесяти таких банкетов.

21 февраля 1848 года разъяренный Гизо запретил очередной такой банкет, назначенный в Париже. Это незначительное вроде бы событие и послужило толчком к началу революции.

День 22 февраля еще прошел без происшествий, но к вечеру в городе стали собираться толпы народа, под пение «Марсельезы» было построено несколько баррикад.

23 февраля, вопреки ожиданиям властей, оказалось, что волнения усиливаются. Крики «Долой Гизо!» «Да здравствуют реформы!» становились все громче, и в толпах народа появились первые вооруженные люди. Встревоженное правительство призвало на помощь национальную гвардию. Однако она собиралась неохотно. Более того, в разных местах стали заметны демонстрации, в которых национальные гвардейцы принимали участие вместе с народом. Настроение гвардии открыло глаза королю. В тот же день он принял отставку Франсуа Гизо.