Текст книги "Франция. Полная история"

В целом, проект Кодекса более ста раз обсуждался только в Государственном совете, и на почти половине заседаний, посвященных этому обсуждению, председательствовал именно Камбасерес.

В конечном итоге, Гражданский кодекс был принят 21 марта 1804 года. Это, как говорится, факт, который никто и не собирается оспаривать. Парадоксально другое – Кодекс до сих пор называется Кодексом Наполеона, хотя он в огромной степени является многолетним трудом Камбасереса – этого «серого кардинала» Наполеона, имя которого почти не известно российскому читателю.

Биограф Камбасереса Лоранс Шатель де Бриансьон по этому поводу пишет: «Камбасерес остается главной движущей силой этого произведения, он контролировал его выработку с особым вниманием. При этом он знал, что не удостоится за это почестей. Но ведь у него их уже было столько!»[152]152
  Chatel de Briancion, Laurence. Cambacérés. Maître d’œuvre de Napoléon. Paris, 2001. P. 351.


[Закрыть]

Как известно, Конвент имел в своем составе комитет по законодательству, и его председателем был Жан-Жак-Режи де Камбасерес. Комитету задолго до Наполеона была поручена разработка проекта Гражданского кодекса, и, естественно, работу эту возглавил Камбасерес.

Первый проект кодекса, состоявший из 695 статей, был представлен Камбасересом 9 августа 1793 года (Наполеон в это время был простым майором, в очередной раз находился на Корсике и даже еще не успел отличиться под Тулоном).

С 22 августа начались дискуссии по первому проекту, и в них принимали участие ведущие юристы Франции. В результате проект был возвращен на доработку.

Второй проект, состоявший уже из 287 статей, был представлен Камбасересом 9 сентября 1794 года. Он в тот день поднялся на трибуну и лично защищал свое детище. По свидетельствам очевидцев этого, его тон изменился: «юридическая наука в проекте заменила философскую мягкость». В результате Конвент довольно быстро одобрил первые девять статей. Но потом опять начались проблемы, и проект вновь был возвращен на доработку.

Третий проект Кодекса был представлен Камбасересом в июне 1796 года. На этот раз это был проект, разбитый на 1104 статей и разделенный на три части.

26 августа 1796 года Камбасерес в очередной раз поднялся на трибуну, чтобы отстоять свой проект Гражданского кодекса.

Консерваторы из Совета Пятисот (нижней палаты Парламента) вновь атаковали Камбасереса, и так продолжалось до конца января 1797 года. Потом все вроде бы успокоилось, но 26 февраля ряд депутатов вновь предложил вернуться к проекту Камбасереса. Стало очевидно, что так может продолжаться до бесконечности.

Уже в 1800 году Наполеон вызвал к себе Камбасереса и сказал:

– Вы подготовили несколько проектов кодекса. Не кажется ли вам, что было бы полезно объединить их и представить Законодательному корпусу такой вариант, который был бы достоин нашего времени и нашего правительства?

Второй консул показал Наполеону все три своих проекта. Охваченный энтузиазмом, Наполеон предложил создать специальную комиссию по срочной доработке кодекса. При этом он обратился к Камбасересу:

– Назовите мне людей, которые были бы способны выполнить эту работу.

Именно таким образом 12 августа 1800 года была создана упомянутая комиссия, в которую вошли Тронше, Порталис, Мальвилль и Биго де Преамно.

Спешная работа комиссии, как мы уже говорили, была закончена к 21 января 1801 года. Потом начались обсуждения проекта Кодекса в Государственном совете. Первое пленарное заседание по этому вопросу было проведено 17 июля 1801 года. Всего по этому вопросу было 107 заседаний Государственного совета, и на 52 из них председательствовал Камбасерес.

В конечном итоге Гражданский кодекс, состоявший из 2281 статьи, разбитых на четыре части, был окончательно принят 21 марта 1804 года.

Какова же роль непосредственно Наполеона в создании Гражданского кодекса?

Некоторые историки утверждают, что он был «весьма одаренным законоведом», что он «от природы хорошо владел всеми методологическими приемами, необходимыми для юриста». Уже упоминавшийся нами С. В. Боботов, в частности, пишет: «Обладая превосходными математическими способностями и склонностью к логическому анализу, Наполеон быстро овладел и юридической техникой, что дало ему некоторые преимущества в диспутах со своими коллегами по Государственному совету. Почтенные старцы французской юридической элиты были поражены тем, что первый консул цитировал наизусть римские дигесты и воспроизводил по памяти статьи из Декларации прав человека и гражданина»[153]153
  Боботов С. В. Наполеон Бонапарт – реформатор и законодатель. Москва, 1998. С. 118.


[Закрыть].

Он же к этому добавляет: «В вопросах юридической техники Бонапарт ни в чем не уступал своим коллегам; он свободно и уверенно обращался с такими терминами, как: недействительность, ничтожность, безвестное отсутствие, обман, принуждение, заблуждение, собственность, плодопользование (узуфрукт), ипотека, контракт, обязательство, оспоримость купли-продажи вследствие чрезмерной ее убыточности (laesio enormis)»[154]154
  Боботов С. В. Наполеон Бонапарт – реформатор и законодатель. Москва, 1998. С. 119.


[Закрыть].

Конечно, это явное преувеличение. Наполеон действительно участвовал в обсуждении Кодекса, но его интерес вызывали не узуфрукт, ипотека и оспоримость купли-продажи, а в основном вопросы, которые были близки ему лично. В частности, уже тогда Наполеон, прекрасно знавший об изменах своей жены Жозефины, очень интересовался проблемами развода, и он несколько раз, как свидетельствуют очевидцы, задавал вопросы относительно того, в какой мере оставление одним из супругов другого может послужить поводом к разводу. Граф Буле де ля Мёрт, один из членов Государственного совета, возглавлявший с 4 января 1800 года его законодательную секцию, заметил, что ввиду трудности определить, что представляет собой «оставление», лучше этот повод отдельно не выделять. Он сказал, что этот повод входит составной частью в другие законные поводы для развода, например перекрывается понятием безвестного отсутствия. Наполеон не согласился с этой точкой зрения и настаивал на выделении «оставления» как особого повода на том основании, что понятия «отсутствие» (absence) и оставление (abandon) различны по своей сути.

Совершенно очевидно, что Наполеон не понимал и не мог понимать очень многих юридических тонкостей и нюансов. Поначалу он с его стремительными манерами и военными привычками даже хотел весь Кодекс свести к ограниченному числу простых, ясных и общепонятных правил, которыми граждане могли бы без труда руководствоваться в своем поведении.

Много позже, уже на острове Святой Елены, он говорил об этом своему секретарю Лас-Казу:

– Сначала я думал, что можно свести законы к простым геометрическим теоремам, так чтобы каждый мог бы их прочесть.

Потом он все же одумался, и Лас-Каз приводит такую его фразу:

– С тех пор, как я стал слушать прения по обсуждению Кодекса, я часто замечал, что чересчур большая простота в законодательстве лишь вредит.

В самом деле, Наполеон был убежденным противником всяких комментариев к законам. Он считал их главной причиной неясности и запутанности, что обычно обнаруживается в процессе их применения. Наполеон любил, чтобы все было просто и понятно. К сожалению, подобный подход явно непрофессионален, ибо ни функциональность, ни простота сами по себе вовсе не гарантируют высокого качества закона и его исполнения. Все зависит совсем от другого. Недаром же еще король Фридрих Вильгельм говорил, что «дурные законы в хороших руках исполнителей – хороши, а самые лучшие законы в руках дурных исполнителей – вредны»[155]155
  Хоромин Н. Я. Энциклопедия мудрости. Москва. 2016. С. 295.


[Закрыть].

И все же, можно ли называть именно Наполеона создателем Гражданского кодекса?

Если быть честным до конца, следует признать, что автором Кодекса был Камбасерес, юрист очень высокого уровня, который проделал бо́льшую часть работы. Наполеона же, ставшего первым консулом, можно называть, пожалуй, лишь инициатором возвращения к обсуждению Кодекса и главным «мотором» его принятия.

Кстати сказать, роль Камбасереса признается многими. Например, в «Новой биографии современников», изданной в Париже в 1822 году, читаем: «Общепризнано, что Камбасерес проделал бо́льшую часть работы по подготовке Гражданского кодекса, будь то в самом начале, будь то позже, и все предложения, шедшие при обсуждении каждого из вариантов, шли полностью от него. В конечном итоге, ему же было поручено пересмотреть все предложенные законы и объединить их в единый Кодекс»[156]156
  Biographie nouvelle des contemporains. Tome 4. Paris, 1822. P. 40–41.


[Закрыть].

Там же сказано: «Будучи консулом или архиканцлером, Камбасерес всегда служил Наполеону с рвением и преданностью; он принял участие почти во всех действиях правительства, особенно в том, что касалось внутренней администрации. Если Наполеон и не всегда следовал его советам, он, по крайней мере, не сомневался ни в искренности, ни в способностях того, кто их давал, и в течение четырнадцати лет доверие, которое ему оказывал император, не претерпело ни малейшего ущерба»[157]157
  Biographie nouvelle des contemporains. Tome 4. Paris, 1822. P. 42.


[Закрыть].

То есть, по сути, именно Камбасерес является одним из главных изготовителей так называемого «Кодекса Наполеона». А что же Наполеон? Историк Жан-Луи Альперен подробно изучил процесс создания Кодекса, и вот что он по этому поводу пишет: «Вот уже несколько десятилетий, особенно в первой половине XX века, историки интересуются вопросом личного участия Бонапарта в работах по подготовке Гражданского кодекса. Исходя из того факта, что первый консул председательствовал на 55 из 107 заседаний Государственного совета, посвященных обсуждению проекта Кодекса, а также из того, что он много раз участвовал в дискуссиях – а об этом говорят воспоминания многих очевидцев, – исследователи постарались измерить роль Бонапарта в принятии Гражданского кодекса. Его дискуссии велись в основном по вопросам развода и усыновления, к которым будущий император имел личный интерес»[158]158
  Halpérin, Jean-Louis. L’histoire de la fabrication du code. Le code: Napoléon? // Pouvoirs. № 107. Septembre 2003. P. 12.


[Закрыть].

В конечном итоге, Жан-Луи Альперен утверждает: «Нет сомнения в том, что Наполеон не является автором Гражданского кодекса. Он не был законодателем <…> Бонапарт также не является и редактором статей, входящих в Кодекс»[159]159
  Halpérin, Jean-Louis. L’histoire de la fabrication du code. Le code: Napoléon? // Pouvoirs. № 107. Septembre 2003. P. 12–13.


[Закрыть].

Относительно роли Камбасереса этот французский историк делает следующий вывод: «Примерно 200 статей Кодекса 1804 года уже содержались, порой слово в слово, в третьем варианте проекта Камбасереса, представленном в 1796 году»[160]160
  Halpérin, Jean-Louis. L’histoire de la fabrication du code. Le code: Napoléon? // Pouvoirs. № 107. Septembre 2003. P. 14.


[Закрыть]. К этому он добавляет: «Тронше, Порталис, Мальвилль и Биго де Преамно лишь использовали многочисленные наработки Камбасереса»[161]161
  Halpérin, Jean-Louis. L’histoire de la fabrication du code. Le code: Napoléon? // Pouvoirs. № 107. Septembre 2003. P. 16.


[Закрыть].

О военном гении Наполеона

Многие считают Наполеона Бонапарта величайшим полководцем всех времен и народов.

Однако этот человек не раз терпел поражения, а дважды вообще бежал, бросая свои армии на произвол судьбы. Одним из таких, по сути, позорных побегов был его спешный отъезд в 1799 году из Египта, второй раз он бросил свою разбитую армию уже в России, в 1812 году. Любому другому «герою» за подобные «подвиги» светил бы трибунал. Но только не Наполеону! И, что удивительно, всегда находились те, кто готов был оправдать его и за это. Вот, например, слова писателя Д. С. Мережковского: «Что такое генерал, покидающий армию, бегущий с поля сражения? Дезертир. Но надо было сделать выбор: изменить армии или Франции. Он шел, куда звала его судьба»[162]162
  Мережковский Д. С. Наполеон. Москва, 1993. С. 156.


[Закрыть].

Вот, оказывается, как! Наполеон не позорно бежал, он шел туда, куда звала его судьба…

Интересно, а что думали по этому поводу брошенные им солдаты и офицеры?

Свидетельств тут не так много, ибо подавляющее большинство брошенных погибли: кто-то в бою, кто-то от болезни. Но вот, например, оставшийся в Египте генерал Клебер успел публично обвинить Бонапарта в трусости, а 14 июня 1800 года он пал под ударами кинжала одного мусульманского фанатика.

Сказать, что новость об отъезде главнокомандующего сильно изумила и опечалила тогда войска, это значит – ничего не сказать. Сперва в это просто отказывались верить, но вскоре всякое сомнение исчезло. И это стало для всех громовым ударом. О Наполеоне говорили в самых оскорбительных выражениях, его обвиняли в том, что он бежал, предоставляя другим выполнить то, что ему самому казалось уже невыполнимым. Но спастись одному и оставить за много тысяч километров от Франции тех, кого он подверг опасности, – это же жестоко, это даже низко с его стороны…

Но было ли Наполеону, совершившему в 1799 году государственный переворот, а потом провозгласившему себя в 1804 году императором французов, хоть какое-то дело до всего этого?

Вспомним его слова про цель и про средства, которые ничего не значат.

А вот как отзывался о Наполеоне герой сражения при Жемаппе генерал Дюмурье:

«Если судить Буонапарте по его успехам, то это великий человек. Но если отбросить от его успехов все то, чем он обязан фортуне, то это лишь удачливый авантюрист, вся военная и политическая деятельность которого дезорганизована, эксцентрична и безрассудна, комбинации которого ошибочны и неосмотрительны и должны были с самого начала привести к самым роковым результатам»[163]163
  Dumouriez, Charles-François. La Vie et les mémoires du général Dumouriez. Tome quatrième. Paris, 1823. P. 215.


[Закрыть].

Или вот еще слова генерала Дюмурье:

«Буонапарте – это дитя фортуны, и самый главный его талант состоит в том, что он смог всех в этом убедить. Вместо того, чтобы приуменьшить его величие до его действительного масштаба, все всё приписывали его высочайшему гению; отсюда и проистекает уверенность в его непобедимости и в бессмысленности всякого сопротивления.

Его политика тороплива, ошибочна, бестактна; его правление – самоуправно, несправедливо, жестоко. Он не разбирался ни в законах, ни в финансах, ни в коммерции. Он умел только безумно тратить, разорять, уничтожать.

Остается его военный талант. Но этот талант, такой восхваляемый и такой счастливый до 1807 года, тоже может быть оспорен. Ни одна из его побед не была плодом военного искусства; он должен был проиграть все свои сражения, если бы вражеские генералы могли воспользоваться его безрассудствами. Его экспедиция в Египет, его война в Сан-Доминго и действия его эскадр являются лишь цепью ошибочных прожектов или неправильных поступков. Одни англичане до 1807 года смогли дать ему несколько трепок»[164]164
  Dumouriez, Charles-François. La Vie et les mémoires du général Dumouriez. Tome quatrième. Paris, 1823. P. 218–219.


[Закрыть].

Да, добился Наполеон в жизни многого. Но в 1812 году в России его тоже разбили.

«Битва народов» при Лейпциге

Наполеон после разгрома в России в очередной раз бросил остатки своей армии на произвол судьбы и умчался в Париж. Там он не без труда собрал новую армию.

С этой новой армией Наполеон выступил навстречу противнику, с которым встретился под Лейпцигом, что в Саксонии, где осенью 1813 года состоялось знаменитое сражение, вошедшее в историю как «Битва народов».

Силы противников Наполеона стягивались под Лейпциг по частям. Первыми подошли Силезская армия фельдмаршала Блюхера и Богемская армия князя Шварценберга. В ходе сражения подтянулись Северная армия кронпринца Бернадотта (бывшего наполеоновского маршала), а также немалое количество иных войск. Всего союзная армия, в конечном итоге, насчитывала более 300 000 человек, из которых 127 000 составляли русские, 89 000 – австрийцы, 72 000 – пруссаки и 18 000 – шведы.

У Наполеона под Лейпцигом было девять пехотных корпусов (более 120 000 человек), императорская гвардия (около 42 000 человек), пять кавалерийских корпусов (до 24 000 человек) и гарнизон города Лейпцига (около 4000 человек). Итого: около 190 000 человек.

По количеству орудий Наполеон также существенно уступал союзникам: у него их имелось в наличии 717, а у союзников – 893[165]165
  Книга патриота. Сборник. Москва, 2017. C. 80.


[Закрыть].

3 (15) октября 1813 года Наполеон разместил свои войска вокруг Лейпцига, при этом большую часть своей армии (примерно 110 000 человек) он поставил южнее города. Корпус генерала Бертрана (около 12 000 человек) расположился на западе от города, а на севере находились войска маршалов Нея и Мармона (около 50 000 человек).

Союзники к этому моменту имели в наличии примерно 200 000 человек, так как австрийский корпус графа Коллоредо и русская Польская армия генерала Л. Л. Беннигсена лишь только подтягивались к месту битвы, равно как и Бернадотт, возглавлявший Северную армию.

Согласно плану фельдмаршала Шварценберга, основная часть войск союзников должна была обойти правый фланг французов. При этом около 20 000 человек под командованием графа Гиулая должны были атаковать Линденау, а Блюхеру следовало наступать на Лейпциг с севера.

Таким образом, союзная армия делилась на несколько отдельных частей. Генерал Жомини, узнав о планах австрийского Генерального штаба, доложил императору Александру I, что хотя эта идея и была вполне основательна в стратегическом отношении, но все же увлекаться ею не следовало бы, ибо подобное разделение могло подвергнуть войска явной опасности. По его мнению, союзники не должны были дробить свои силы, а им следовало бы двинуть на Лейпциг главные силы Богемской армии, а также силы Блюхера и Бернадотта. Жомини совершенно справедливо полагал, что делить войска на несколько частей, лишенных надежной связи, – это чистое безумие.

Генерал К. Ф. Толь, со своей стороны, считая диспозицию, составленную в штабе Шварценберга, в высшей степени не соответствующей обстоятельствам, старался убедить в том как самого князя, так и его советников. По его мнению, переправа через реку при Конневице, под картечью и огнем вражеских стрелков, была невозможна, но даже если бы она и удалась, то не иначе как в узкой колонне, что помогло бы противнику атаковать превосходящими силами и уничтожить головные войска, прежде чем остальные смогли бы подоспеть им на помощь. На основании этого генерал Толь предлагал направить главные силы армии по правой стороне реки Плейссе, чтобы обойти неприятельскую позицию с левого фланга. Но его усилия отклонить австрийских стратегов от их первоначального плана не имели успеха. При этом мнение К. Ф. Толя разделяли генералы М. Б. Барклай де Толли и И. И. Дибич. И тогда император Александр I приказал пригласить к себе князя Шварценберга, еще недавно воевавшего в России на стороне Наполеона. Тот прибыл и принялся упорно защищать свой план действий.

Император Александр I, обычно уступчивый на совещаниях, в данном случае вспылил и заявил на чистейшем французском языке:

– Итак, господин фельдмаршал, если вы остаетесь при своих убеждениях, вы можете распоряжаться австрийскими войсками, как вам будет угодно. Что же касается русских войск, то они перейдут на правую сторону от Плейссе, где им следует быть, но ни в какой иной пункт.

Все последующие события показали правоту русских генералов, но князь Шварценберг, несмотря на предостережения даровитых военных, состоявших при главной квартире императора Александра, лишь немного изменил распоряжения, сделанные им накануне сражения.

В конечном итоге было принято решение о том, что австрийский корпус графа фон Кленау, русские войска генерала П. Х. Витгенштейна и прусский корпус генерала фон Клейста под общим командованием М. Б. Барклая де Толли будут атаковать французов в лоб с юго-востока. Таким образом, Богемская армия оказалась разделенной на три части: на западе находились австрийцы Гиулая, другая часть австрийской армии должна была действовать на юге между реками Эльстер и Плейссе, а остальная часть Богемской армии под начальством Барклая – на юго-востоке, между Дрёзеном и Хольцхаузеном.

В результате под общим командованием Михаила Богдановича оказалось примерно 84 000 человек с 404 орудиями, и эти войска встали в две линии.

4 (16) октября 1813 года еще до рассвета войска Барклая начали выдвижение, и около восьми часов утра был открыт сильный артиллерийский огонь по французам.

Примерно в 9.30 войска генерала фон Клейста захватили деревню Маркклеберг. Затем была взята деревня Вахау, однако из-за наносящего большой урон огня французской артиллерии к полудню она была оставлена.

Аналогичные упорнейшие бои шли за любую деревню на юго-востоке от Лейпцига. При этом обе стороны несли тяжелые потери.

На юге наступление австрийцев не имело успеха, и после полудня князь Шварценберг направил один австрийский корпус на помощь Барклаю де Толли.

А в районе 15.00 Наполеон решил перейти в контрнаступление, направив кавалерию маршала Мюрата (около 10 000 сабель) на прорыв центра союзников у Вахау. Но и это действие не имело успеха, равно как неудачей закончилась и попытка наступления корпуса генерала Лористона.

В это время на западе наступление войск графа Гиулая также было отбито генералом Бертраном. С другой стороны, на севере большого успеха добилась Силезская армия. Не дожидаясь подхода Северной армии, прусский фельдмаршал Блюхер отдал приказ присоединиться к общему наступлению на Лейпциг через Мёккерн, который защищали войска маршала Мармона. В результате корпус последнего был смят, и фронт французских войск севернее Лейпцига оказался прорван. Это отвлекло Наполеона от сражения в районе Вахау, и он не смог довершить начатое.

С наступлением ночи боевые действия прекратились. Несмотря на огромные потери, в целом день завершился без особого преимущества для какой-либо из сторон.

А вот в воскресенье, 5 (17) октября, к союзникам подошло подкрепление, и положение Наполеона стало очень тяжелым. Однако генерал Л. Л. Беннигсен заявил, что его солдаты слишком устали от долгого перехода и не могут немедленно включиться в сражение. В результате было принято решение возобновить общее наступление утром следующего дня.

Что же касается Наполеона, то он ночью оставил свои старые позиции и отступил к Лейпцигу. У него к этому времени оставалось лишь примерно 150 000 человек, а вот силы союзников теперь были примерно в два раза больше.

Несмотря на это, бои, начавшиеся 6 (18) октября, получились крайне ожесточенными и далеко не на всех участках удачными для союзников.

В 7.00 князь Шварценберг отдал приказ о наступлении, и вскоре французов начали теснить на всех пунктах. А потом саксонская дивизия, сражавшаяся в рядах наполеоновских войск, неожиданно перешла на сторону союзников, а чуть позже то же самое совершили вюртембергские и баденские части.

Короче говоря, в тот день Наполеона спасла лишь темнота, прекратившая боевые действия.

А 7 (19) октября, когда утренний туман рассеялся, стало ясно, что штурма Лейпцига не понадобится: некоторые приближенные советовали Наполеону сжечь предместья Лейпцига и обороняться за городскими стенами, но он предпочел отступить.

В образовавшейся толчее сам Наполеон лишь с огромным трудом смог выбраться из города. Но значительной части его армии повезло гораздо меньше. Дело в том, что по ошибке был взорван каменный мост через Эльстер, и внутри города осталось около 30 000 французов, в том числе маршалы Макдональд и Понятовский, а также генералы Ренье и Лористон. Что это было? Предательство? Вовсе нет… Как пишет историк Анри Лашук, «просто один капрал инженерных войск потерял голову»[166]166
  Лашук, Анри. Наполеон. История всех походов и битв. Москва, 2008. С. 687.


[Закрыть].

Что же произошло? Все дело в том, что под мост в Лейпциге была подведена лодка с тремя бочонками пороха для взрыва. Но, позаботившись об уничтожении единственного моста, французы не подумали об устройстве нескольких дополнительных переправ, что, конечно, ускорило бы переход через Эльстер огромной армии Наполеона. Однако заблаговременное устройство таких переправ могло обнаружить план отступления, а Наполеон предпочитал тщательно скрывать это до последней минуты.

К сожалению, император французов возложил ответственность за подготовку моста к уничтожению на генерала Дюлолуа. Тот, в свою очередь, перепоручил эту задачу некоему полковнику Монфору, а тот покинул свой пост, оставив какого-то капрала в одиночестве со всеми подрывными зарядами. На вопрос капрала, когда следует зажечь заряд, ему ответили: «При первом появлении противника».

В результате после того как несколько русских стрелков заняли близлежащие дома и оттуда посыпались пули, капрал запаниковал и в час дня вдруг взорвал мост, несмотря на то, что он был запружен французскими войсками.

Взрыв был ужасен: все небо осветилось ярким светом, поднялось дымное облако, раздался громовой удар. Солдаты и офицеры Наполеона, лишившиеся последней надежды на спасение, обратились в бегство…

При взрыве моста знаменитая Старая гвардия Наполеона, находившаяся уже за Эльстером, встала в боевой порядок фронтом к городу и выдвинула свои батареи. Но эта мера не могла уже помочь французам и полякам, находившимся по другую сторону от того, что еще совсем недавно было мостом.

По оценкам, примерно 20 000 человек не успели перейти по мосту и были взяты в плен. Маршалу Макдональду повезло: он пришпорил свою лошадь, и та счастливо переплыла через Эльстер, а вот лошадь маршала Понятовского в воде сбросила своего седока, и тот утонул. Тело его было найдено рыбаком лишь через неделю. Подобным образом погиб и дивизионный генерал Дюмутье.

Союзные войска жители города встретили с восторгом и громогласными криками «Ура!». Части французских и польских войск, стоявшие на улицах, при появлении союзных монархов невольно салютовали им. Император Александр, король Пруссии и несколько генералов поехали к Ранштедтским воротам, где еще продолжался бой. По пути им были представлены пленные и в их числе генералы Лористон, Ренье, Мандевилль, Рожнецкий, Малаховский, Брониковский, Каминский и другие. Русский император был в особенности милостив к Лористону, еще совсем недавно бывшему французским посланником в Санкт-Петербурге.

Наполеоновская армия, по разным оценкам, потеряла под Лейпцигом от 60 000 до 70 000 человек. Были убиты три генерала, в плен взяты король Саксонский, два корпусных командира, два десятка дивизионных и бригадных генералов. Как уже отмечалось, среди погибших оказался и Юзеф Понятовский, получивший свой маршальский жезл лишь за два дня до этого рокового дня. Он был ранен в воде и не смог выбраться на противоположный берег.

Кроме того, союзникам достались в качестве трофеев 325 орудий, 960 зарядных ящиков, 130 000 ружей и большая часть обоза[167]167
  Книга патриота. Сборник. Москва, 2017. C. 81.


[Закрыть]. Примерно 15 000 – 20 000 немецких солдат, служивших в армии Наполеона, перешли на сторону союзников.

Потери союзников составили примерно 54 000 человек убитыми и ранеными, из них до 23 000 составили русские, 16 000 – пруссаки, 15 000 – австрийцы.

У союзников были убиты и ранены 21 генерал и 1800 офицеров. В частности, под Лейпцигом был смертельно ранен герой Отечественной войны 1812 года генерал-лейтенант Д. П. Неверовский. Также был убит генерал-лейтенант Иван Егорович Шевич (младший) и еще пять русских генерал-майоров.

Историк Жан Тюлар отмечает, что под Лейпцигом Наполеон был «на удивление пассивен»[168]168
  Тюлар, Жан. Наполеон, или Миф о «спасителе». Москва, 1996. С. 328.


[Закрыть].

Дэвид Чандлер констатирует: «С военной точки зрения, Лейпциг нанес тяжелый удар по боевой репутации Наполеона и уничтожил свыше двух третей так трудно добытых военных сил»[169]169
  Чандлер, Дэвид. Военные кампании Наполеона. Москва, 1999. С. 570.


[Закрыть].

А кончилось все это тем, что уже весной 1814 года «величайший полководец всех времен и народов» был вынужден сдаться на милость победителей. Его сослали на остров Эльба. При этом Франция потеряла все свои главные завоевания, ради которых было пролито столько крови.