Текст книги "Птица-лира"

Мама, стоявшая у возвышения рядом с отцом, обернулась и заметила Соломона. Она ринулась к нему, на лице что-то очень похожее на тревогу, даже рука взметнулась к горлу.

– Ох, Соломон! – шепнула она, крепко обнимая сына, притянув его к себе. И оглянулась на Лору.

– Все хорошо? – неуверенно спросил он. Вдруг мама обидится, как примадонна, что на ее собственный юбилей кто-то пародирует ее музыку. У мамы не тот вроде бы характер, но Соломон никак не мог взять в толк, что именно Мари переживает в эту минуту.

Она словно забыла на миг о сыне, полностью поглощенная выступлением Лоры. Потом снова обратилась к нему:

– Никогда в жизни подобного не видела! Просто чудо!

Соломон улыбнулся, утешившись. Пожалуй, возгордился.

– Теперь ты сама слышишь, как прекрасна твоя музыка, – сказал он маме.

– Ох! – выдохнула она, щеки у нее вспыхнули.

Он оглядел толпу – все захвачены, для всех это – нечто небывалое и прекрасное.

Наверное, Бо права, а он неправ. Лора заслуживает, чтобы о ней узнали. Документального фильма мало – нужна живая аудитория, непосредственная реакция. Увидеть ее вот так, вживую – потрясение. Только так по-настоящему можно оценить ее дар. Может быть, и ей, как лирохвосту, от природы назначено красоваться на сцене.

Глава пятнадцатая

Лора закончила исполнение «Сна О’Каролана», и толпа взорвалась овацией. Люди вскакивали на ноги, вопили, свистели, вызывали на бис. Лора насмерть перепугалась, застыла неподвижно.

– Спасай ее, Соломон, – подтолкнула его Мари.

Он кинулся к сцене, взял Лору за руку. Она вздрогнула, словно прикосновение застало ее врасплох. Вспомнив свой спор с Бо, он сразу же выпустил руку, но, когда Соломон шагнул прочь, Лора последовала за ним. Он торопился отойти подальше от сцены, но братья перехватили его. Родственники и соседи дружно потребовали, чтобы он спел. Соломон знал: так его со сцены не отпустят. Одну песню уж точно стребуют. Рори проводил Лору, усадил ее, а Соломон, растерянно глядя ей вслед, уже настраивал гитару. Рори что-то шептал девушке, она близко наклонилась к нему, вслушиваясь. Снова кровь застучала в висках, но тут ничего не поделаешь, пока не споешь и не уйдешь со сцены, да и тогда едва ли, ведь у него не было на девушку особых прав. Рори – младшенький, ему всего двадцать восемь, ближе по возрасту к Лоре, чем Соломон. И у Рори нет постоянной пары, никогда не было, он то и дело привозит на семейные праздники очередную симпатичную девчушку, но через несколько месяцев уже появляется другая. Рори выбирает свободно и выбирает очень удачно – сплошь красивых и милых девушек, всех берет обаянием. Красавчик, кудахчут над ним девицы, такая лапочка, а он и рад.

Соломон потуже затянул хвостик на макушке («Постригся бы!» – крикнул ему Донал) и перебрал струны, чтобы привлечь внимание. Лора тут же подняла голову. Рори наплевать, он уже сто раз слышал эту песню, интересуется только сидящей рядом девушкой.

– Я написал эту песню в семнадцать лет, когда подружка, чье имя упоминать мы не станем, разбила мне сердце.

– Сара Магир! – выкрикнул Донал, и все засмеялись.

– Все присутствующие, за одним исключением, уже много раз слышали эту песню. Поприветствуем нашу гостью, ребята! Она чудесная, верно?

Дружные вопли в честь Лоры.

– «Двадцать причин быть счастливым».

Такое же дружное:

– А-а-а!

– «А ты тут не у дел», – договорил он полное название и дождался аплодисментов. Всегда хлопают в одно и то же время. Вот чем хороши семейные сборища – каждый знает свою роль, каждый от души участвует, вовремя подыгрывает другим. Хотя все знают наизусть и название песни, и слова, смеются все так же щедро.

И он запел свою бойкую песенку о простых радостях жизни, о том, как они важны, эти причины быть счастливым. Намного важнее девушки, разбившей ему сердце и превратившейся в ничто, – в ничто он хотел превратить ее, когда ему было семнадцать лет, а она изменила ему с другом, и он был зол и обижен. Не первая его любовь, в ту пору он влюблялся чуть ли не каждый день, был влюблен в саму любовь, юный романтик, писавший любовные песенки для собственного удовольствия, а для своей группы – рок.

Он мечтал стать рок-звездой, запасным вариантом предусматривал работу в студии звукозаписи или же путешествующего звуковика. В итоге он стал звукооператором и, чтобы платить за квартиру, участвовал в реалити-шоу, а для души работал в документальном кино. И по-прежнему сочинял песни и играл на гитаре, правда, с тех пор как поселился вместе с Бо, все реже и реже: времени почти не остается и стены в городской квартире тоньше бумаги, не укрыться, когда он мучительно, а порой и дурашливо подбирает музыку и слова.

Пустился перечислять двадцать причин для счастья, и слушатели подхватили:

 
Раз: простыня аж хрустит от крахмала.
Два: волосы сами легли на пробор.
Три: вернулся с работы засветло.
Четыре: солнышко в выходной.
Пять: почта пришла без квитанций.
Вот пять для счастья причин, о-о-о…
 

Он приостановился, и толпа сама закончила:

 
А ты тут не у дел.
 

Зашумели, захлопали, и он продолжал:

 
Шесть: намазать бекон кетчупом.
Семь: как пахнет трава под косой.
Восемь: киношку запить пивком.
Девять: Ирландия в четвертьфинале.
Десять: монеты в кармане нашлись.
Вот десять для счастья причин, о-о-о…
 

Он приостановился, и толпа сама закончила:

 
А ты тут не у дел.
 

– САРА! – крикнул Донал, и смех перерос в истерику.

 
Одиннадцать: по радио любимый хит.
Двенадцать: автобус с утра поймал.
Тринадцать: щелкать пузырьки на обертке.
Четырнадцать: мамин яблочный торт.
 

(И конечно, опять все завопили.)

 
Пятнадцать: в паре совпали носки.
Вот пятнадцать для счастья причин, о-о-о…
А ТЫ ТУТ НЕ У ДЕЛ.
 
 
Шестнадцать: Пакки Боннер ворота спас.
 

(Снова все: «Ура!»)

 
Семнадцать: завтрак в кровать.
Восемнадцать: просрался, побрился – и в душ.
Девятнадцать: начало каникул.
Двадцать…
 

Он торопливо перебирал струны, предвкушение нарастало, и последнюю строчку пропели хором:

 
Подружку твою целовать!
 

Когда-то он написал: «Трахнуть подружку твою» – и так и поступил, но ради родителей подверг свою песенку цензуре и с тех пор исполнял ее в таком виде.

Под радостные крики зрителей он слез со сцены, уступив место старшему, Корнаку: тот исполнял наизусть отрывок из «Танцев на празднике Луга» Брайана Фрила.

Пока Соломон пробирался сквозь толпу, обмениваясь парой фраз с людьми, которых давно не видел, Лора куда-то делась. Он огляделся по сторонам, поймал взгляд Донала – брат кивнул в сторону кухни, и Соломон поспешил туда.

На кухне кое-кто из отбившихся гостей начал угощаться, пережидая выступление Корнака. С его декламаций уходят не потому, что Корнак плохо читает, – отлично он читает, лучшего и желать нельзя, – но не чувствует момента. Все уже потолок готовы пробить, а он знай себе читает, негромко, мрачно, вопреки общему настроению. Гасит веселье, убивает энергию. Он и в общении такой же: все хохочут, а он что-нибудь очень серьезное ввернет.

Кара тоже сбежала с декламации. Заметила, как Соломон озирается по сторонам, догадалась, в чем дело.

– Они там, – ткнула она в окно. – Он взялся показать ей кукушек, наш петушок по ним специалист.

Пожалев Соломона, Кара даже не стала смеяться над собственной шуткой. Соломон постарался контролировать себя, не торопиться даже умерить сердцебиение, когда пробивался сквозь загустевшую толпу на выход, в сад. У двери он помедлил, уже взявшись за ручку.

Почему бы Лоре и не прогуляться с Рори в саду? Да, Соломона это убивает, но ей двадцать шесть лет, взрослая женщина, вправе поступать, как сочтет нужным. И что он задумал? Разогнать эту парочку? Заявить, что вместе им не бывать? Он прекрасно знает своего брата, знает, чего тот добивается от Лоры: чего любой мужчина постарался бы добиться от молодой красивой женщины, оставшись с ней наедине. Конечно, Рори не насильник. Он не вздумает повалить Лору и наброситься на нее. Спасать ее нет причин.

А может быть, Лора прекрасно понимает, чего хочет Рори, может быть, она и сама этого хочет? Десять лет одиночества в коттедже на горе. Не пора ли заняться сексом? Разве сама природа этого не требует? Сам-то он разве не хотел бы, спросил себя Соломон. И в его обязанности не входит такого рода забота о Лоре. Он ей не сторож. Разве что сам себя назначил на эту должность, тешит свое эго. Аргумент, достойный двух мальчишек, спорящих между собой: «Я первый с ней познакомился! Она моя!» Но ведь Лора выбрала его, захотела поехать с ним… да, но о том, чтобы он увернул ее в вату и охранял, речи не было. И на роль рыцаря в сияющих доспехах он едва ли может претендовать, учитывая, какие его преследуют мысли и желания. У него есть подруга. Которую он только что обвинил в желании переспать с бывшим. Перенес на нее собственную вину. Бо сразу его разгадает. Наверное, уже разгадала. Нормальная женщина вовсе не допустила бы, чтобы ее парень поехал к родителям с другой, тем более такой красавицей, молодой и одинокой. Проверяет его Бо или у нее столь неисчерпаемый – столь абсурдный – запас доверия и уважения к нему? Или поощряет его сделать то, чего ему так хочется? Провоцирует, подталкивает? Пусть решит все за нее? Ведь если он этого не сделает, они обречены всегда оставаться вместе, так? Никогда не избавятся друг от друга, потому что обоим на это не хватает пороха, потому что причины нет для разрыва?

Им неплохо вместе, но в какую сторону развиваются отношения? Они вместе работали, и это в первую очередь их связывало, а совместная жизнь – результат скорее случайности, чем глубокой влюбленности или заранее обдуманного плана. Кем он себя возомнил, с чего взял, что у него есть какой-то шанс с Лорой, словно девушку ему на блюдечке поднесли? Он злился на себя за то, что позволил себе надеяться, он сам был виноват, старался как-то объяснить (и оправдать!) все, что творилось с ним с того момента, как он повстречал посреди леса Лору.

– Господи! – прервала его внутренние ламентации Кара. – Если ты не пойдешь, пойду я!

Она передала ему свою бутылку пива, отодвинула брата с дороги и вышла в сад. Соломона окатила волна холода – достигла мозга, отрезвила и побудила к действию. Он допил остававшийся в бутылке глоток и вслед за Карой вышел в сад. Автоматически включилась подсветка. Рори и Лоры нигде не было видно.

Три варианта: под арочным сводом – в лабиринт; к подстриженной ограде – там, в кустах, они часто проказничали; на пляж.

– Туда бы он ее не повел, – подсказала Кара, глянув в сторону пляжа по ту сторону дороги.

У Соломона резко забилось сердце.

– Идем! – позвала сестра, и они, оставив за спиной ухоженный сад, забрались на неровную, дикую территорию за его пределами. В детстве их сюда не пускали. Все знали: в таких местах ребенка может украсть старая ведьма, у которой нет собственных детей. Такой вариант страшилки сочинила Мари для своих отпрысков. Пока они были мелкие, это помогало. Лишь подростками они вздумали отвисать там. Корнак и Донал заманивали четырнадцатилетних дублинских школьниц, которые приезжали на лето в их края учить ирландский, и целую ночь пили с ними на пустоши. Ничего особенно ужасного – пили, курили, целовались, щупали девочек, насколько те позволяли, но однажды ночью Донал оступился на валуне и сломал лодыжку, пришлось во всем признаться, на том веселье и закончилось. За девочками приехали негодующие родители, школьницы со слезами возвращались в Дублин, понимая, что целый год о них будут сплетничать в школе: опозорили учителей, вошли в легенду. Корнак и Донал провели лето под домашним арестом, а Мари зареклась пускать в свою гостиницу девочек с языковых курсов, пока собственные дети не вырастут.

Соломон и Кара осторожно пробирались в темноте, Кара впереди.

– Вот они! – объявила она внезапно, и Соломон ее нагнал.

Лора и Рори сидели на плоском гладком камне, укрытом от взглядов со стороны дома, с прекрасным видом на море. Светилась лунная дорожка, негромко шуршала о берег волна. Рори обхватил Лору рукой за плечи. Соломон вдруг утратил дар речи, сердце застряло в горле.

– Она замерзла! – нахально улыбнулся ему Рори.

Младший братец умел вывести его из себя. С двумя другими у Соломона особых проблем не было, а если случались, можно было все выяснить кулаками, но Рори забирался ему прямо в мозг. С самого начала, с рождения, Рори подложил ему свинью – два «р» в имени, которые Соломон не мог выговорить. Старшие дразнили Соломона за то, что он коверкает имя брата, а Рори с малолетства научился его изводить.

– Да, холодно, – подтвердила Кара. – И кукушек нет. Поздновато для птичек.

Рори закусил губу, но не сумел скрыть усмешку. Переводил взгляд с брата на сестру, зная, что допек обоих, и очень этим довольный. Или по меньшей мере одного допек, а другая поспешила выручать. Прямо-таки можно собой гордиться.

– А вы зачем сюда пришли? – спросил он.

– Фотографировать, – не растерялась Кара.

– У тебя и фотоаппарата с собой нет.

– Нету. – Она выдержала взгляд Рори, готовая высказать ему все.

Младший братец покрутил головой и рассмеялся:

– Ладно, Лора, нам и правда лучше вернуться домой. Наши Тернер и Хуч за тебя переживают.

– Хорошо, – согласилась она, заглядывая каждому из них в лицо, встревожившись, – и Соломону стало стыдно, что он причинил ей такое беспокойство.

– Будет этот придурок тебе надоедать – зови меня, – ухмыльнулся Рори, встал и пошел к дому, аккуратно пробираясь между камнями.

Кара ушла вместе с ним.

– Ты в порядке? – Наконец-то к Соломону вернулся голос.

– Да. – Она улыбнулась и вдруг опустила глаза. – Ты беспокоился за меня?

– Да, – смущенно подтвердил он.

Они оказались так близко, что его горячее дыхание согревало ее кожу. Дыхание его слегка отдавало пивом. Было темно, но огни дома подсвечивали его лицо, решительную челюсть, идеальный нос. Ей хотелось распустить связанные в хвост волосы, погладить их, растрепать. Хотелось узнать, каково это, как это бывает. Она видела, как движется его кадык, когда Соломон с трудом сглатывает.

– Не надо беспокоиться за меня.

Она пыталась объяснить, что Рори ее нисколько не интересует, рядом с ним она не чувствует ничего похожего на то, что чувствует сейчас, но получилось неуклюже. Соломон явно обиделся. Кажется, понял так, что беспокоиться нечего, потому что он ей не нужен. Сердце отяжелело. Как бы вернуть эти слова, как бы все объяснить?

– Смотри под ноги, камни, – мягко предупредил он, повернулся и побрел к дому.

Глава шестнадцатая

Наутро в доме, битком набитом народом – в каждой спальне гости, на каждом диване кто-то пристроился вопреки благим намерениям Мари, – было очень тихо. Вечеринка продолжалась до шести утра, и, хотя Лора ушла к себе сразу после столкновения с Соломоном, расстроенная тем, как неудачно ему ответила, сам он, сто раз отрекшись от роли рыцаря в сверкающих латах, все же проторчал еще несколько часов, карауля лестницу и карауля Рори, чтобы Лора оставалась в безопасности. Рори держался от Соломона на расстоянии – физически, но при этом продолжал выедать его мозг. Всякий раз, когда они встречались взглядами, он усмехался или подмигивал, а Соломона раздирала ревность – молчаливая и оттого лишь более яростная. Около двух часов ночи он все же отправился спать, но сначала ему мешали заснуть крики и пение на первом этаже, а около пяти утра явился Донал, рухнул прямо на него и захрапел, едва коснувшись головой подушки.

Соломон охотно провел бы в постели весь день или забился бы в тихий угол с гитарой, попеть, может быть, что-то удалось бы сочинить. Что-то в нем зашевелилось. В последнее время вдохновение наведывалось редко, но он понимал, что за сочинительством ему не усидеть. Лора едва ли проспит допоздна, и нельзя допустить, чтобы Рори снова тишком ее куда-то увел. Соломон не собирался разыгрывать из себя личного телохранителя, но уж предприимчивого младшего братика он к ней не подпустит.

Наскоро приняв душ, он спустился на первый этаж. Все окна были распахнуты в надежде избавиться от застоявшейся вони дыма и спиртного. Мари в халате сидела за кухонным столом и вместе с соседями попивала «Кровавую Мэри».

– Картошку жареную будешь? – устало спросила она. Добило ее это празднество.

– Все хорошо, мама, спасибо. А вы так по домам и не разошлись? – пошутил он, заливая хлопья молоком.

– Разошлись, поспали и вернулись на второй раунд. Гонг! – Джим, живший по соседству, расхохотался и приподнял «Кровавую Мэри», словно чокаясь. – Слайнте!

Соседи болтали весело, но спокойно, перебирая события вчерашнего вечера.

– Эта твоя Лирохвост – сокровище, да и только, – сказал только что провозгласивший тост сосед.

– Откуда вы знаете прозвище?

– Сама сказала. Мол, ты так ее окрестил. Что за птица-лира, не знаю, видать, сказочная. Но уж девушка-то и вовсе сказочная. А горлышко у нее – что твой орга́н.

– Прекрасный о́рган, – подхватил Рори, внезапно выныривая в кухне. Он все еще сонно зевал и скреб затылок.

– Она пошла на пляж, – сообщила Мари, внимательно присматриваясь к Соломону, и попыталась скрыть понимающую улыбку, когда он вдруг принялся метать в рот ложку за ложкой, спеша покончить с завтраком и присоединиться к Лоре.

– Ты не против, если я… – Он поднялся и поставил пустую тарелку в раковину.

– Иди, – улыбнулась мама. – Только не забудь, вы с отцом собирались сегодня пострелять.

Лора стояла у кромки воды. На ней был другой наряд, но столь же своеобычный – похоже, она взяла мужскую рубашку (возможно, Тома), но сумела сделать из нее платье, добавив внизу контрастного цвета ткань. Вокруг талии кожаный пояс, длинные изящные ноги выигрышно смотрелись в черных мартенсах с шерстяными носками почти до колен. На плечах джинсовая куртка. В моде Соломон не очень-то разбирался, но эта девушка явно не следовала никаким трендам – и все равно выглядела лучше всех. С такой женщиной он бы охотно разговорился в баре, такая женщина могла бы вскружить ему голову. Сердце могла бы заворожить.

Лоре казалось, она готова целую вечность простоять тут, на берегу. Слишком много лет прошло с тех пор, как она в последний раз была у моря, ездила с бабушкой и мамой в Дингл. Она могла бы остаться здесь надолго, но так уж Лора устроена – она где угодно могла остаться надолго, если ей там было хорошо. Целые дни проводила в лесу, прислонившись к дереву, глазея сквозь листву на облака. Дни напролет – погрузившись в свои воспоминания, в свои мысли, сны наяву. Но больше так нельзя, ей пора с этим покончить, меняться вместе с меняющимся миром, двинуться в новом направлении.

Прикрыв глаза, она внимала вкрадчивому плеску волн и слегка покачивалась, чувствуя, как расслабляется. Над головой кричали чайки, минута была прекрасной, идеальной. И стала еще прекраснее, когда явился он. Она почуяла его запах раньше, чем услышала шаги.

– Привет, Соломон, – сказала она, не оборачиваясь, прежде чем он успел ее окликнуть.

– Привет, – рассмеялся он. – Ты еще и экстрасенс?

– То есть умею заглядывать в будущее? – переспросила она и повернулась к нему наконец. – Хотела бы я это уметь.

Он был в синей хлопчатобумажной рубахе с длинными рукавами, расстегнутой под горлом, выглядывало несколько темных волосков. По бокам волосы короткие, подбриты, а основная масса черных локонов собрана в высокий хвост. Никогда прежде она не видела мужчин с длинными хвостами, но ей нравится. Нисколько не убавляет мужественности. Даже похож на древнего воина, такая прическа открывает лицо, высокие скулы, сильный подбородок, на нем уже пробивается щетина. Ей захотелось провести рукой по этой щетине, как делает он сам, когда призадумается, – такой у него при этом сосредоточенный и немного потерянный вид.

– Что это? – нахмурился он.

– Ты о чем?

– Этот звук?

А она даже не заметила, как у нее вышло, но именно этот звук она представляла себе, когда он, размышляя, поскребывает пальцами свою щетину. Ей это нравится.

– Ты правда хотела бы заглянуть в будущее? – спросил он, встав рядом с ней и глядя на море.

– Иногда меня больше волнует прошлое, – призналась она. – Я перебираю разговоры, которые слышала или подслушала, и даже думаю о том, чего совсем не знаю, – пытаюсь себе представить, как это могло бы произойти, что было бы дальше.

– Например?

– Например, про маму и Тома. Их тайный роман – я пытаюсь вообразить подробности. Не все, конечно, ты понимаешь, но…

– Да, я понимаю, – кивнул он, ему хотелось, чтобы она продолжала.

– Наверное, в этом-то моя беда. Из-за этого я так и осталась на горе. Все время думала о прошлом и не позаботилась спланировать будущее.

Она почувствовала его взгляд, но отвернулась, не готова была встретиться с ним глазами.

– А ты? – спросила она.

– Что я? Мы о чем сейчас говорим? – Он не посмеивался. Он действительно был сбит с толку – нервничал.

– Больше думаешь о будущем или о прошлом?

– О будущем, – уверенно ответил он. – С раннего детства проигрывал все в голове. Мечтал стать рок-звездой. Всегда думал о будущем, как вырасту, закончу школу и покорю весь мир своей музыкой.

Она засмеялась:

– И в этом была твоя беда?

– Нет. – Он снова поглядел на нее, у Лоры екнуло сердце. – Думаю, беда у нас с тобой общая.

– Какая?

– Мы оба упускаем настоящее.

Стоило ему это сказать – и все вокруг замерло в настоящем. Словно заклятие обрушилось на обоих. Лора почувствовала, как дрожь пронзает все тело, от макушки до кончиков пальцев, никогда она не была такой живой, такой хрупкой. Никто не вызывал у нее таких чувств, и, как ни мал был ее опыт общения с людьми, она знала – это не норма. Это что-то совсем особенное.

Он отвернулся, колдовство рассеялось. Лора попыталась скрыть разочарование.

– Прошлой ночью ты покорила всех, – сказал он почти деловито, констатируя. Она вновь утратила с ним связь – он ушел в какие-то свои мысли, опять у него сделался вид напряженный и вместе с тем отчужденный. – Им показалось, будто ты с другой планеты прибыла. Никогда никто не видел подобного таланта.

Лора улыбнулась благодарно:

– Талант – это у твоей мамы.

Ей вспомнилось, как Мари сидела за арфой – ее красивая, очень прямая фигура, – услышала вновь ее музыку и не сразу поняла, что эту музыку она сама же и воспроизводит.

– Тебе понравилось на сцене? – спросил он все так же задумчиво.

Она видела: что-то у него на уме. Прошлой ночью он рассердился, потому что застал ее со своим братом, и это она тоже сразу поняла. Хотя прежде не видела, чтобы человек так много переживал и держал в себе, не высказывая. Все отражается только в глазах да хмурится лоб. Мысли как будто формируются и начинают двигаться под черепом, завязываются узлами. Лучше бы вырвались на волю, чтобы она увидела, о чем он думает. Ей хотелось приложить обе ладони к его лбу и попросить его: «Перестань!» Разгладить морщины, успокоить его. Еще лучше – прижаться к этим морщинам губами. Ему не по себе, что-то его все время беспокоит, за доли секунды он переходит от расслабленного покоя к угрюмости.

Он потер подбородок. Лора зашуршала в точности как он. Любила этот звук. И вдруг одолевавшие его мысли рассеялись, идеально ровные зубы обнажились в улыбке. Так-то лучше.

– Так вот что это был за звук, – сказал он, обрадовавшись, что сообразил, обрадовавшись, наверное, и тому, что она подражает его звукам.

Лора готова была повторять этот звук день напролет, лишь бы Соломон ей улыбался. Но не поможет, ему надоест, искра погаснет, надо будет искать новые – ничего, этот новый для нее мир полон новых звуков. Переполнен даже – у нее уже голова разболелась от усилия все запомнить. Поначалу она жадно вслушивалась, хотела все понять, но по пути из Макрума в Голуэй звуков становилось все больше. А уж прошлой ночью! Общение с людьми изнурило ее, хотелось поскорее вернуться в Корк. Где бы она там ни устроилась, в гостинице или в коттедже, на горе она окажется в окружении знакомых звуков.

С другой стороны, сколько бы раз люди ни слышали те песни, что исполнялись прошлой ночью, им не надоедало. Она-то слушала в первый раз, но они как будто и пели впервые. Особенно Соломон. Как все оживились, когда он пел! У Лоры сердце билось чуть ли не в горле, пока она слушала его песню, перечисление двадцати причин для счастья, какие он находил в семнадцать лет.

А Соломона снова что-то беспокоило, и у него, догадалась Лора, была на то причина.

– Я спросил, понравилось ли тебе вчера выступать, потому что мне звонила Бо.

Стоило в их разговор вторгнуться Бо, и все изменилось, они сразу отдалились друг от друга. Кто это сделал – она или он? Лора поглядела на песок и увидела по следам, что и она отступила назад, и он. Значит, оба они виноваты.

– Планы переменились, – натужно выговорил он.

У Лоры сильно забилось сердце. Неужели Бо раздумала снимать фильм? За славой она не гналась, но фильм был ей нужен – единственный мостик, соединявший ее остров с сушей. Если она лишится этих людей, что ей делать со своей жизнью?

– Она хочет, чтобы мы приехали сегодня вечером в Дублин. Наметила там несколько интервью для фильма.

Лора обрадовалась, что фильм не отменяется, а известие, что с возвращением домой придется подождать, ее не слишком обеспокоило. Главное – ухмылку с лица стереть.

– У нее есть приятель, – лицо Соломона омрачилось, лоб вздыбился морщинами, – он ведет шоу «Поиск звезд». Хочет, чтобы ты приняла участие.

Она не знала, как ей следует поступить, – так странно он себя вел. То ей вроде бы удавалось его понять, но тут же связь пропадала. Пока она пыталась разобраться, он уже продолжал:

– Бо показала нашу съемку телевизионщикам. Помнишь кофемашину, вчера, за завтраком?

Припоминая, Лора в точности воспроизвела перколяцию.

– Вот именно, – еле улыбнулся он.

– Им понравился этот звук? – удивилась она. Повторила еще разок, вслушиваясь, пытаясь понять, чем он так уж хорош.

– Это уникально, Лора! Больше никто не издает таких звуков. Никто, кроме… кофемашины.

– То есть в конкурсе талантов у кофемашины больше шансов, – уточнила она, пытаясь его развеселить.

Он громко расхохотался. Шутка удалась.

– Я слыхала об этом «Поиске звезд», – сказала она. – В журналах пишут о победителях всех реалити-шоу, а по радио рассказывают о них и передают их песни. И как, по-твоему, я буду там смотреться?

– Честно говоря… – Он поднес руки к лицу.

Она зашуршала, как щетина о пальцы, и он остановился, сунул руки в карманы.

– Вчера, когда Бо это предложила, я не обрадовался. Мне показалось, дурная идея. Но потом я увидел, как ты выступала, видел лица зрителей. Ты всех покорила. Может быть, неправильно прятать такой талант, лишать людей возможности услышать то, что слышал я. Наверное, я просто не хотел ни с кем делиться тобой. Но документальный фильм так или иначе меня к этому вынудит. И наверное, неправильно и тебя лишать такой возможности – чтобы твой талант оценили, чтобы им восхищались.

Она почувствовала, как кровь приливает к щекам. Он не хочет делиться ею. Но кое-что оставалось непонятным.

– Какой талант?

Он не был уверен, можно ли заводить с ней разговор о звуках. Не был даже уверен, что она всегда замечает, как у нее вырываются эти звуки.

– Как вчера на сцене. Тебе понравилось выступать?

Она подумала о том восторге, который пережила вчера в доме его родителей. Блаженство, которое наступило, когда она воспроизводила песню арфы, единое энергетическое поле, к которому все были приобщены. А потом – взрыв эмоций, напугавший ее, но больше от неожиданности. Она и сохраняла свое одиночество, что ей нравилось, и общалась с людьми, чем-то делилась с ними.

– Да, – призналась она. – Мне понравилось.

Он задумался. Ее ответ явно удивил его, может быть, даже разочаровал. Лора вновь была сбита с толку. Очень он ей усложнял задачу. Предлагал сделать что-то, а при этом не поймешь, хочет ли, чтобы она это сделала.

– Так почему ты советуешь мне участвовать в этом шоу? – переспросила она.

– Это не моя затея, – поспешно открестился он. – Бо придумала. Говорит, пойдет на пользу фильму. Если тебя уже будут знать, это хорошо для фильма.

От фильма Лора отказаться никак не могла. Если съемочная группа ее бросит, она останется ни с чем. Никем. Она цеплялась за них, словно за спасательный плот.

– Поучаствовать в шоу талантов на пользу фильма – это Бо хорошо придумала, – сказала она.

Он кивнул:

– Думаю, да.

– Ты не всегда одобряешь ее идеи, – улыбнулась она.

Он с видимым облечением сказал ей правду:

– Нет, далеко не всегда. И насчет этой идеи не очень уверен. Решать тебе, и только тебе.

– А как ты относишься к этому конкурсу талантов? – спросила она.

Он почесал лицо, прищурился, обдумывая ответ.

– Я там работал, – буркнул он. – Звуковиком.

– Это не ответ.

– Тебя не проведешь, – усмехнулся он. – Ну что ж, конкурс – это риск. Можно пройти просмотр и не попасть в следующий раунд. Толпа может тебя полюбить, а может возненавидеть, поди знай. Бывает и так, что отборочный проходят удачно, а потом зрители буквально сгоняют человека со сцены. Но возможно, ты пройдешь отбор, а потом победишь. И с этого момента перед тобой откроется множество путей. Все зависит от того, чего ты хочешь в жизни.

– А если проиграю?

Он обдумал и этот вариант.

– Тогда о тебе забудут почти сразу.

Она тщательно присмотрелась. Возможности, говорила она себе. Варианты. Выбор. Разные пути – это хорошо, ведь она не хочет возвращаться. Если провалится, о ней забудут – это не беда. Это, пожалуй, даже ободряет.

– Поеду, – сказала она вдруг очень решительно. Соломон такого не ожидал.

Вот и еще один мостик, на который можно ступить с ее острова.

Днем, когда братья Соломона проснулись и возвратились к жизни, они поехали в соседний тир пострелять по тарелочкам. Это было азартное соревнование, давно установившаяся в семье традиция, участвовали отец и все четверо братьев, а Кара оставалась дома пообщаться с матерью. Финбар, изрядно игравший в покер, всегда стремился к выигрышу и привил это своим детям. Они каждый год ходили на охоту – на фазана и вальдшнепа, голубей, всякую разрешенную дичь, и достоинство каждого измерялось его добычей. А вне охотничьего сезона довольствовались стрельбой по движущейся мишени. Финбар разработал правила и метод подсчета очков.

Соломон и Лора собирались поехать вдвоем на машине Соломона, однако, едва машина тронулась с места, дверца распахнулась и запрыгнул Рори. Соломон обозлился, но постарался держать себя в руках. У Лоры загорелись глаза, она всю дорогу любезно смеялась над нелепыми шутками и побасенками Рори. Соломон сдерживался, не обращал внимания на болтовню брата, но не мог не замечать, как оживилась в его присутствии Лора.

Она подошла вместе с Рори к тиру – ряду деревянных кабинок. Соломон остановился рядом с ней, как бы защищая девушку от покушения со стороны, однако не решаясь встать к ней вплотную. Может быть, она бы предпочла, чтобы он ушел? Но он упрямо оставался рядом. Пять кабинок, каждая на шесть человек, были заполнены. Погожий выходной денек многих выманил из дому.