Текст книги "Лгуньи"

– Им придется идти в приют, потому что их бабушка выжила из ума!

– Анжелина не позволит вам этого!

– Оставьте в покое мою жену!

Сервион схватил ее за плечи.

– Неужели вы не понимаете, что все будет намного проще, если вы расскажете мне? С какой радостью я схватил бы Консегуда, Кабриса и всю эту компанию! И они уже не ускользнули бы от меня! Но если вы будете молчать, они в конце концов доберутся до вас!

– Я не понимаю, о чем вы говорите, комиссар. Я ничего не знаю, – спокойно сказала она.

Сервион яростно нахлобучил шляпу и вышел, хлопнув дверью.

Его гнев еще не остыл, когда он вошел в лавку Мурато. Жан-Батист меланхолично накладывал горчицу в горшочек. Появление полицейского было для него неожиданным развлечением.

– Добрый день, комиссар.

– Здравствуйте. Когда вы вчера легли спать?

– Огорошенный этим вопросом, Мурато помолчал немного, потом сказал:

– В 9 часов, как обычно.

– А ваша жена?

– Жена? Не знаю. А зачем вам?

– Нужно. Она здесь?

– Конечно.

– Позовите ее, пожалуйста.

– Антония! – надтреснутым голосом крикнул Жан-Батист.

Появилась Антония.

– Ты мне дашь спокойно закончить работу? О, господин комиссар!

– Антония, в котором часу вы легли спать вчера?

– А зачем вам это?

– Я задал вам вопрос, Антония.

– Ладно, ладно, не сердитесь… Ну, наверное, около десяти…

– А не около полуночи?

– Может и около полуночи.

– А почему так поздно?

– Да как вам сказать…

– Не потому ли, что вы ждали гостя?

– Что за глупости! Я уже не в том возрасте, чтобы назначать свидания по ночам.

– Я не шучу, Антония! Речь идет о смерти человека!

– Ну и что? Вы придаете слишком большое значение смерти, комиссар. Доживете до наших годов, тогда поймете, что думать о смерти не имеет смысла.

– Антония, вы уверены, что не встречались вчера ночью с Мариусом Бандеженом?

– А кто это?

– Он заходил к вам в лавку вчера утром.

– Да? Но я не имею привычки спрашивать у клиентов, как их зовут.

Комиссар готов был прибить ее.

– Запомните, Антония, и вы, Жан-Батист. Если с Базилией случится какое-нибудь несчастье, вы будете виноваты!

И он ушел, не ответив на вопрос Жана-Батиста, который так ничего и не понял в этом разговоре.

В задней комнате кафе Гаррибальди все сидели молча, не глядя друг на друга. Приход Консегуда произвел действие камня, упавшего в колодец.

– Ну?

Все молча повернулись к нему. Он внимательно оглядел их. Вот Кабрис с грубым лицом и сильным гибким телом атлета; Аскрос, похожий на мелкого лавочника; красавчик Пелиссан, одетый как всегда с иголочки, местный Дон Жуан; верзила Бероль; и, наконец, молодой и самоуверенный Кастанье.

– Ну? – повторил Консегуд.

Аскрос, вступивший в должность заместителя при очень неблагоприятных обстоятельствах, счел своим долгом ответить за всех.

– Что вы хотите от нас услышать, патрон? Мы знаем не больше вашего.

– Это-то мне и не нравится. Вы читали вечерние газеты? Мариус умер не от инфаркта. Его отравили! И я очень хотел бы знать: кто и за что?

Эспри пожал плечами.

– Если бы мы знали это, шеф, можете мне поверить, отравитель уже пожалел бы о том, что родился на свет!

– Что он делал в четыре часа утра на улице Солейа, этот лодырь Мариус, черт бы его побрал! – воскликнул Бероль.

– Не смей так говорить об умершем! – подскочил Фред.

– Слушай, Кабрис, твои манеры начинают мне действовать на нервы! – вспыхнул Консегуд.

– Не сердитесь на него, патрон, – вмешался Кастанье. – Фред боится…

Кабрис подскочил к нему.

– Вот я тебе покажу, боюсь ли я!

По знаку Консегуда Аскрос и Пелиссан схватили разъяренного Фреда за руки, а Катанье продолжал:

– Конечно, Фред, ты боишься… впрочем, как и все мы…

– А ну-ка, объясни, – потребовал Консегуд.

– Все очень просто, патрон… Только одно дело может доставить нам серьезные неприятности… кровавые неприятности… Это идиотская история на перевале Вильфранш… Вчера Мариус, выполняя ваше задание, пошел в старый город. И его нашли мертвым. И где? Рядом со старым городом. Не думаю, что это совпадение…

– А что ты думаешь?

– Что убийством этих Пьетрапьяна Фред напустил на нас и полицию, и корсиканцев. Мариус – первая жертва. Кто следующий?

Все подавленно молчали. Наконец, Фред заорал:

– Идиот! Полиция не убивает из-за угла, а в «малой Корсике» одни старики!

– Чтобы подсыпать яд в стакан не нужны мускулы грузчика, – хмыкнул Кастанье.

– Что ты на это скажешь, Фред? – спросил Консегуд.

– Пошлите меня туда, и я вытрясу из этих старых скелетов, кто это сделал, и прикончу его!

– Кретин! Ты только и умеешь, что убивать! Никак не пойму, как это я мог доверять тебе! Нет, мальчики, действовать нужно осторожно, пока не узнаем, кто наш враг… Никаких необдуманных поступков. А кроме того, смерть Мариуса могла быть просто несчастным случаем… Когда он был голоден, он жрал все подряд, а поскольку голоден он был всегда…

– Но не настолько же, чтобы нажраться цианистого калия!

– Да, конечно… Но для нас главное – узнать, что замышляют в «малой Корсике»… если там вообще что-нибудь замышляют.

– Хотите, я схожу поухаживаю за бабульками? – небрежно предложил Барнабе Пелиссан. – Держу пари, что они все влюбятся в меня и расскажут все свои секреты. А завтра вечером я расскажу вам.

Комиссар Сервион переворачивался с боку на бок.

– Что ты вертишься? – не выдержала Анжелина.

– Я не могу уснуть.

– Выпей таблетку.

– Чтобы завтра проснуться с больной головой? Спасибо! И все из-за этих старых идиоток!

– Ты напрасно обвиняешь их! Почему ты думаешь, что они не сказали тебе правду?

– Потому что все они лгуньи!

3

То, что другим казалось каторгой, Барнабе считал развлечением. Он отнесся к заданию как к своего рода тренировке. Его смешила мысль испробовать на старухах тактику, которая всегда обеспечивала ему успех среди молодых женщин. Смогут ли эти бабульки устоять перед его красноречием, сила которого уже давно доказана? Он был убежден, что возраст здесь не имеет никакого значения. Нужно только сменить тему. Он будет говорить не столько о будущем, сколько о прошлом, будет говорить комплименты не сегодняшним старухам, а юным девушкам, которыми они были когда-то.

Друзья всегда завидовали ему, и Пелиссан решил показать им, на что он способен. Он принесет им на блюдечке ответ на вопрос, который так сильно беспокоит их.

Барнабе даже не вспомнил о Мариусе Бандежене, своем товарище, умершем такой странной смертью. Он считал Мариуса славным, но глуповатым парнем и полагал, что между ними нет ничего общего. Ему и в голову не приходило, что он рискует не меньше него. Он любовался собой, поправляя перед зеркалом узел галстука. Солнце, льющееся в окно, окрашивало в праздничные тона незамысловатую обстановку квартиры. Барнабе насвистывал модную песенку. Он чувствовал себя молодым, сильным, красивым. Весь мир принадлежал ему.

Стоя на пороге своего дома, выходящего на улицу Ласкари, Барнабе глубоко вдохнул свежий воздух и подмигнул хорошенькой девушке, проходившей мимо. Девушка пожала плечами. Он улыбнулся. Вначале все они держат себя неприступно, а потом так привязываются, что никак от них не отделаешься.

Барнабе машинально поправил куртку, вынул из кармана сигарету, закурил и спокойно направился в сторону старого города.

Держа Марию и Розу за руки и не спуская глаз с Жозефа, Базилия вела внуков из детского сада. В этом уголке Ниццы почти все знали о ее страшном горе. Базилия с достоинством отвечала на почтительные поклоны. Все считали ее мужественной женщиной и жалели ее. Торговцы совали детям сладости и тяжело вздыхали:

– Боже, боже, что будет с этими несчастными?

Вдруг Базилия побледнела и инстинктивно прижала к себе детей. Она увидела одного из тех, кто убил всю ее семью и превратил ее жизнь в пустыню.

Барнабе Пелиссан болтал с какой-то размалеванной девицей. Базилия знала наизусть их имена, адреса и пороки, которые можно было использовать в своих целях. Этот подонок славился тем, что не пропускал ни одной юбки.

Когда Пелиссан посмотрел в ее сторону, она приложила все усилия, чтобы он не заметил ее волнения. Она прошептала страстную молитву, прося Пресвятую Деву помочь ей затащить в сети Барнабе, как и Бандежена. Она ни секунды не сомневалась в том, что бог одобряет ее намерения, и не испытывала ни угрызений совести, ни жалости. Ведь она жила только ради мести, ради того, чтобы покарать убийц ее близких.

Базилия быстренько отвела детей домой и оставила их на попечении молодой швеи, которая работала неподалеку, на улице Шато. Мишель Гаро была очень дружна с Анной Пьетрапьяна и теперь частенько забегала к старухе. Она шила и приглядывала за детьми.

Мишель, красивая и очень благоразумная девушка 25 лет, была бедна и не стремилась разделить с кем-нибудь свою нищету: ей некогда было мечтать.

Базилия всегда была главой семьи. Посторонние видели в ней покорную супругу, строго соблюдающую древние корсиканские обычаи. Но близкие знали, что хотя Базилия никогда открыто не противилась воле мужа, она умела настоять на своем, дождаться удобного момента, ухитряясь при этом сделать так, что Доминик считал себя победителем. Все уважали эту женщину и немного побаивались ее.

Базилия наблюдала в окно за Пелиссаном. Судя по всему, бандит пока не очень хорошо представляет себе, куда ему направиться. Но, видимо, какой-то корсиканский святой подтолкнул его к двери колбасника Пастореккиа.

Несмотря на свои 75 лет, Коломба сохранила следы замечательной красоты. Когда-то, лет 50 назад, она была самой красивой девушкой Аяччо. Из всех своих поклонников она выбрала Паскаля и ни разу не пожалела об этом, несмотря на материальные трудности, выпавшие на их долю. Главным для Коломбы всегда была любовь, и хотя теперь ей было уже далеко за 70, ее до сих пор до слез волновали всякие любовные истории.

Увидев, что бандит входит в лавку Пастореккиа, Базилия торжествующе усмехнулась. Этот Дон Жуан воровского мира не мог выбрать лучшей слушательницы, чем Коломба с ее вечной восторженностью. Базилия быстренько нацарапала записку и позвала Мишель.

– Голубушка, отнеси эту записку Коломбе и скажи, пусть напишет ответ. Тебя это не затруднит?

– Нет, конечно, мадам Базилия.

Увидев Коломбу, Пелиссан поразился ее глазам. Они казались удивительно молодыми на морщинистом, поблекшем лице. Он еще с порога воскликнул:

– Боже, какие у вас прекрасные глаза, мадам!

Коломба недоверчиво взглянула на него, потом улыбнулась любезному красивому парню и кокетливо проговорила:

– Может, они и были прекрасными когда-то…

– Как бы я хотел видеть вас, когда вам было 20 лет!

– Не говорите так, – смущенно улыбнулась Коломба.

– Почему?

– Потому что сейчас вы были бы таким же старым, как и я!

– Поверьте, женщина с такими глазами не может состариться!

Он говорил почти искренне.

– Какая жалось, что бог рассудил иначе!

Приход Мишель прервал эту галантную беседу. Барнабе окинул ее взглядом знатока и решил, что эта красивая застенчивая девушка может украсить его коллекцию. Коломба глянула на Мишель и поняла, что что-то случилось.

– Что ты хотела, Мишель?

– Я принесла вам записку.

– Записку?

– Да, и я должна отнести ответ.

Мишель протянула листок удивленной Коломбе. Та взяла письмо и извинилась перед Пелиссаном:

– Я схожу за очками.

Он как раз этого и хотел – остаться наедине с Мишель.

– Не беспокойтесь, я не тороплюсь, – сказал он.

Коломба вышла. «Редко встретишь такого любезного молодого человека» – подумала она.

Оставшись наедине с девушкой, Барнабе кинулся в атаку.

– Знаете, мадемуазель, войдя сюда, я поразился, какие красивые глаза у этой дамы.

Пелиссан совсем не понравился девушке, но она из вежливости ответила:

– Коломба Пастореккиа когда-то славилась своей красотой.

– Мне кажется, что вам тоже грех жаловаться!

Девушка промолчала. Она не выносила подобных разговоров. А Барнабе продолжал:

– Я говорю то, что думаю. Таких красивых девушек не часто встретишь на улице.

– Я не бегаю по улицам.

– А вам надо бы почаще показываться на люди. Кстати, меня зовут Барнабе Пелиссан, а вас?

– Мишель.

– Мишель… а фамилия?

– Какое вам дело?

– Мишель и Барнабе… Барнабе и Мишель… Неплохо звучит, а?

– Нет.

Он хихикнул. Ему даже понравилось, что малышка сопротивляется.

А в это время Коломба читала записку Базилии.

«Коломба, этот парень, который находится сейчас у тебя, – один из убийц. Будь с ним похитрее. Он будет пытаться разнюхать, была ли я в хижине во время убийства. Скажи ему, что меня там не было, что я осталась в городе из-за болезни детей. Постарайся разузнать, где он живет. Пусть он подольше останется наедине с Мишель. Я тебе потом все объясню. Целую тебя. Базилия.»

Супруга Паскаля Пастореккиа умом не блистала, она не поняла ничего из этого письма, но она так привыкла во всем слушаться Базилию, что решила сделать все, о чем та ее просит.

Презрительное безразличие Мишель уже начало задевать Пелиссана. Он уже думал о том часе, когда эта недотрога «будет есть из его рук» и закатывать глаза от наслаждения.

– Вы свободны вечером?

– Зачем вам?

– Чтобы пойти со мной куда-нибудь.

– Я никуда не хожу с незнакомыми мужчинами.

– А я как раз и хочу познакомиться.

– А я – нет.

– Я вам не нравлюсь?

– Не очень, честно говоря.

– Почему?

– Вы слишком самоуверенны.

– У меня есть для этого все основания, – ухмыльнулся он.

– Может быть.

– Вы живете с родителями?

– Я считаю, что мой образ жизни вас совершенно не касается.

– С тех пор, как вы вошли, я думаю только о вас.

– Подождите, я сейчас выйду.

Барнабе начал нервничать. Ведь ему всегда было достаточно только появиться, чтобы одержать победу, а тут такая осечка!

– Мне не очень нравится ваш тон, милочка.

– Во-первых, я вам не милочка, а во-вторых, если вам не нравится мой тон, вам достаточно замолчать, и я тоже не скажу ни слова.

Когда Мишель станет его любовницей, она дорого заплатит за это оскорбление, – решил Пелиссан.

Коломба писала ответ.

"Дорогая Базилия, можешь рассчитывать на меня. Я слышу, как этот человек разговаривает с Мишель. Судя по всему, она ему понравилась. Я не знаю, что ты там придумала, но уверена, что все будет хорошо.

Твоя Коломба."

– Я вижу, – сказал Барнабе, – что вы еще не встретили своего хозяина. Я имею в виду человека, которому вы с радостью будете во всем подчиняться.

– Нет, не встретила. И, скажу вам по секрету, вряд ли встречу такого.

– Как знать, милочка, как знать! Может, все-таки скажете, где вы живете?

– Нет.

– Я все равно узнаю!

– Ну и что?

– Что? Это сюрприз!

– Для кого?

В этот момент вошла Коломба, которая уже несколько минут подслушивала их за дверью.

– Извините меня, месье, за то, что заставила вас ждать. Но мне нужно было ответить на записку, а я не очень-то сильна в письме… Вот ответ, голубушка. Передай мадам Пьетрапьяна, что я скоро зайду к ней.

– Хорошо, передам.

Мишель ушла, даже не взглянув на уязвленного Пелиссана. Что она о себе воображает, эта фифа?!

– Итак, месье, чем могу быть вам полезна?

– Видите ли, я хотел кое-что узнать о женщине, имя которой вы только что назвали.

– Базилия Пьетрапьяна?

– Да.

Коломба с восхищением подумала о предусмотрительности своей старой подруги и лицемерно вздохнула.

– Это самая несчастная женщина на свете!

– Почему?

– У нее в один день убили мужа, сына и невестку.

– Какой ужас!

– Эти бандиты были злы на ее сына…

– И эта кровавая бойня произошла на глазах несчастной женщины?

Коломба едва сдержала улыбку. Этот мерзавец считает ее, видимо, совсем дурой!

– К счастью, нет, – невинным голосом произнесла она. – Бедняжку тоже убили бы. Но господь милосердный не допустил этого… Внуки заболели… краснухой, по-моему… И она осталась с детьми дома. Только поэтому она осталась жива…

– А… она не знает, кто это сделал?

– Да как теперь узнаешь? Ведь она не была в курсе дел своего сына.

Барнабе с трудом удалось скрыть радость. Сегодня вечером он успокоит всю компанию. Старуха Пьетрапьяна ничего не знает об убийцах. И теперь, когда все так хорошо закончилось, можно и поразвлечься.

– Кстати, кто эта девушка, что заходила к вам?

– Мишель?

– Да, Мишель. Вы ее хорошо знаете?

– Она выросла на моих глазах.

– Очень серьезная девушка.

– О, да!

– Скажу вам откровенно, она мне очень понравилась.

– Я вас понимаю.

– Я хотел бы встретиться с ней.

– А вы с ней говорили об этом?

– Да, но она ко мне относится с недоверием.

– Ну, еще бы! Поставьте себя на ее место: сирота, защиты ждать не от кого…

– Боюсь, у нее сложилось неверное мнение обо мне…

– То, что она остерегается вас – это совершенно нормально… Мишель не станет встречаться с парнем, если у него нет серьезных намерений…

– И она права! Послушайте, вы не могли бы оказать мне услугу?

– Смотря какую?

– Я хочу написать записку Мишель и объяснить ей, что она неправильно поняла меня. Если бы вы помогли мне… У меня тут 100 франков…

– Вы хотите получить ответ?

– Конечно. И если вы принесете ответ мне домой, то получите еще 500 франков.

– А куда принести ответ?

– Ко мне… улица Ласкари, 227, четвертый этаж.

Коломба на минутку задумалась.

– Это можно. Но вы должны поклясться, что у вас благородные намерения.

– Клянусь вам!

Пелиссан принялся писать в надежде соблазнить свою очередную жертву. Мадам Пастореккиа вздохнула и сказала:

– Я вам верю. Вы мне кажетесь порядочным человеком.

Пелиссан, очень довольный собой, направился из старого города на Американскую набережную. Он за несколько минут решил проблему, которая не давала покоя патрону и всей банде. Теперь Консегуд наконец поймет, как он был не прав, назначив вместо Фреда Эспри, а не его, Барнабе…

При этой мысли сердце Пелиссана таяло, он чувствовал, что рожден для великих дел и ни в чем не уступает патрону… Глянув на проходившую девушку, Пелиссан вспомнил о Мишель. Он почувствовал даже некоторую жалость к ней. Ну как она может устоять перед ним, бедняжка! Она совершенно не знает Пелиссана: но она скоро узнает! И когда он скрутит ее так, что она будет повиноваться ему душой и телом, он поставит ее на работу. Эта Мишель должна принести ему неплохой доход.

Пока Барнабе размышлял о судьбе Мишель, пять старух решали его собственную судьбу.

Прочитав письмо Пелиссана к Мишель, Базилия довольно потерла руки.

– Коломба, он попался! А малышка послужит приманкой!

Вечно восторженная мадам Пастореккиа запротестовала:

– А вдруг он по-настоящему любит Мишель?

Базилия сокрушенно пожала плечами.

– Коломба, ты знаешь, чем занимается этот подонок?

– Нет.

– Он альфонс.

– А что это такое?

– Сутенер. Он соблазняет девушек, а потом заставляет их идти на панель и забирает у них все деньги.

– Какой подлец!

– Теперь ты понимаешь, что ожидало бы Мишель с этим типом?

– Замолчи, Базилия! Мне даже думать об этом стыдно!

– Ничего, мы с тобой очистим землю от этой мрази!

Барнабе был очень доволен собой и решил устроить себе маленький праздник. Ему хотелось поскорее добраться до кафе на площади Гаррибальди и насладиться победой. Но он решил отложить это.

День был солнечный, и он отправился к Юберу.

Увидев Пелиссана, Юбер не выказал особой радости.

– Какого черта ты приперся сюда?

– Юбер, ты как-то странно встречаешь своих друзей!

– Я не называю друзьями тех, кто подставляет мне такие пакости. Вы ведь не предупреждали меня, что собираетесь устроить такую бойню. Если бы я знал, я не стал бы связываться с вами!

– Ну, что поделаешь? Фред всегда забывает о деталях.

– Так это правда?

– Что?

– Что теперь вместо Фреда Эспри?

– Да, пока.

– Но тебе не следовало приходить сюда в любом случае. Шпики следят за мной…

– Ну и пусть развлекаются. Они никогда не смогут ничего доказать. У них нет свидетелей.

– Говорят, что старуха…

– Выдумки! У меня сведения из первых рук. Старуха в тот день осталась в городе с больными детьми. У них была то ли краснуха, то ли желтуха…

– Ты это точно знаешь?

– Абсолютно точно.

Юбер немного успокоился.

– Уф! Такой груз с плеч! Пошли выпьем по стаканчику.

– Долго же ты собирался!

Если бы речь шла не об убийстве, то картина могла бы показаться трогательной: седые головы Базилии и Коломбы, склонившиеся над листом бумаги. Пытаясь оживить воспоминания далекой юности, они сочиняли любовное письмо, ловушку, в которую должен был попасться Пелиссан. Но рациональная Базилия и романтичная Коломба никак не могли найти слова, которые устраивали бы обеих. Базилия предлагала написать почти деловое письмо, а Коломба хотела написать в стиле любовных романов, бывших в моде до первой мировой войны.

Базилия начала нервничать.

– Ты с ума сошла, Коломба! Где ты видела, чтобы девушка называла парня «Мой горный орел»?

– Я так называла Паскаля, когда он был моим женихом!

– Не может быть! А он?

– А он называл меня дикой голубкой.

– Замолчи и не смеши меня! Видит бог, мне совсем не до смеха! Я напишу просто «Месье».

– Тебе не кажется, что это несколько официально?

– Ну тогда «Месье Барнабе», раз уж он назвал свое имя.

– Ну ладно.

Целых два часа старухи спорили, пытаясь оживить в своей ослабевшей памяти слова, звучавшие полвека назад, ведь они когда-то тоже были любимыми. А кроме того, нельзя было писать слов, которые давно уже всеми забыты, и которые никак не могла бы написать Мишель.

"Месье Барнабе!

Вы будете удивлены, получив это письмо, помня, как я вела себя утром. Но у меня никого нет, и я должна остерегаться всех, а особенно мужчин. Но, спокойно все обдумав, я решила, что вы были искренни, а я вела себя очень глупо. Вы мне сразу понравились, и я считаю, что нам нужно поближе познакомиться. Если вы хотите встретиться со мной, я буду сегодня в шесть часов вечера в Замковом саду. Передайте ответ с дамой, которая принесет вам письмо. Письмо, пожалуйста, верните.

Мишель."

– Не забудь забрать у него письмо, Коломба. Нельзя оставлять никаких следов, иначе этот молодой Сервион сцапает нас.

– Да, он очень умен.

– Он из Корта! – сказала Базилия, гордо вскинув голову.

Старое соперничество между городами все еще горело в дряхлых телах. Коломба вспыхнула.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что в Аяччо все дураки?

– Нет, конечно, но разве можно сравнивать?

– Конечно нет! Мы – горожане, а вы – деревенщина!

– А маки? Где маки?

– А император? Где родился император? Разве не у нас?

– Случайность!

– А в Корте даже случайно не рождаются императоры!

– Просто в этом нет необходимости!

Эти перебранки были их любимым развлечением.

По одному виду Пелиссана Консегуд и все остальные сразу поняли, что он успешно справился с заданием. А он, чувствуя напряженное внимание всей компании, не спеша уселся, выпил, закурил сигарету и внимательно оглядел всех собравшихся. Он чувствовал, что они с нетерпением ждут, а он является хозяином положения. Наконец патрон не выдержал.

– Барнабе, ты скажешь что-нибудь?

– Что?

– Ты узнал что-нибудь в старом городе?

– Да.

– Ну?

– Ну… – он окинул всех снисходительным взглядом и, наконец, сказал: – Можете спать спокойно. Старухи не было на перевале Вильфранш.

Атмосфера моментально разрядилась. Все начали наперебой кричать, смеяться. Затем Консегуд потребовал тишины и спросил:

– Ты это точно знаешь?

Пелиссан самодовольно ухмыльнулся и рассказал о своем разговоре с Коломбой Пастореккиа. Вся компания весело хохотала, слушая, как он соблазнял старушку.

– Бедная бабулька почти влюбилась в меня! Ей даже в голову не пришло подумать, почему я ее расспрашиваю. В тот день старуха Пьетрапьяна осталась в городе с больными детьми. Так что на этот счет мы можем быть совершенно спокойны. Свидетелей нашего подвига нет!

Все окружили Барнабе, дружески хлопали его по плечу, поздравляли, благодарили. Патрон сказал:

– Чистая работа, Пелиссан… Ты нас здорово выручил, и мы этого не забудем.

В этот момент Барнабе чувствовал себя на вершине счастья. Желая продлить свой триумф, он добавил:

– Есть еще один человек, которому эта новость пришлась по душе.

– Кто это?

– Юбер… Я зашел к нему на минутку. Парень сильно нервничал. Видно, сыщики не дают ему покоя…

– Думаешь, он расколется? – спросил Фред.

– Честно говоря, не знаю. Но, думаю, в следующий раз доверять ему не стоит…

Консегуд прервал его:

– Следующего раза не будет! Хватит разыгрывать из себя американских гангстеров! Ницца – это вам не Чикаго. Скажите спасибо, что из этой истории выпутались. После того, что сказал Барнабе, Сервион и вся его свора могут нам только соли на хвост насыпать.

И тут Полен Кастанье нарушил всеобщее веселье.

– А Мариус Бандежен?

Все как будто застыли.

– Что Бандежен? – спросил Консегуд.

– То, что рассказал Пелиссан, не объясняет смерти Мариуса.

Он снова растревожил их, и они разозлились на него.

– Какие могут быть объяснения? Несчастный случай, вот и все!

– Патрон, вы верите, что это был несчастный случай?

– Господи! Я ничего не знаю! Не знаю!

Барнабе накинулся на Кастанье, злясь на него за то, что он испортил его триумф.

– Что ты там выдумываешь?

– Я хочу понять.

– Тут нечего понимать. Я все выяснил.

– Все, кроме смерти Мариуса.

– Знаешь, что я тебе скажу, Полен? Ты мне осточертел! Мариус умер потому, что жрал и пил, что попало! Он был пьян и, наверное, перепутал бутылки!

– Ты думаешь, что он держал у себя цианистый калий?

– А почему бы нет?

– Видишь ли, Пелиссан, дело в том, что цианистый калий действует мгновенно, а Мариус умер далеко от своего дома.

– Ну и что?

– Можно, правда, допустить, что он носил этот яд при себе…

– Черт побери!

– Если тебя это успокоит…

Консегуд решил вмешаться, чтобы не дошло до драки. А кроме того, в словах Кастанье был какой-то смысл.

– Ну-ка выкладывай все, что знаешь!

– Зачем, патрон? Это никому не понравится.

– Раньше надо было молчать, а теперь уже поздно. Говори.

– Как хотите… Я очень любил Мариуса… Я знаю, он был пьяницей, но он был славным парнем… Он не раз помогал мне в трудную минуту… И он был не дурак… совсем не дурак! О чем он мечтал? Накопить деньжат и купить себе домик и виноградник где-нибудь в Гатьер или в Сен-Жане. Он любил жизнь и не собирался умирать…

– Допустим, Мариус был таким, как ты говоришь. И что из этого следует? – проворчал Фред.

– Из этого следует очень простой вывод – Мариус был убит!

– Причина? – спросил Эспри.

Полен пожал плечами.

– У Мариуса не было врагов.

– Видимо, все-таки, были, – буркнул Пелиссан.

– Я имею в виду личных врагов. Я думаю, что его смерть связана с делом на перевале Вильфранш. Другого объяснения нет.

Фред, которого задевало каждое упоминание об этом случае, закричал:

– Какого черта? Ведь Барнабе вам сказал, что свидетелей нет!

– А почему вы решили, что ему сказали правду?

Барнабе рассмеялся.

– Я не очень хорошо понимаю, что ты хочешь сказать, малыш. Ты можешь выдумывать все, что угодно, но запомни: не родилась еще та бабулька, которой удастся надуть меня!

– Возможно. Но на твоем месте я был бы поосторожнее.

– А кого мне бояться?

– Тех, кто убил Мариуса. Потому, что его убили сразу же после того, как он сунулся в «малую Корсику».

– Ты мне надоел, малыш! И если ты надеялся запугать меня, ты сильно просчитался! Чао!

Все вышли, и никто не подал руки Кастанье. Патрон увел его с собой.

– Я очень уважаю тебя, Полен. Ты из всех самый умный. Мне понравилось то, что ты говорил о Мариусе… Но только… не следовало им говорить этого. Они слишком… примитивны. Они только и умеют, что убивать… или умирать. Боюсь, они не простят тебе того, что ты разрушил их уверенность в полной своей безопасности. Это убийство на перевале Вильфранш… это такая глупость! Они и сами понимают это и стараются забыть. И если их оставить в покое, они действительно скоро все забудут. Так что ты не трогай их.

Комиссар Сервион был в такой ярости, что к нему страшно было подойти. Подчиненные говорили, что у него бульдожье настроение и проходили мимо его двери на цыпочках. Даже Кастелле, самый близкий ему человек, подумывал не попросить ли о переводе. Комиссар бесился из-за того, что не может найти никакой зацепки в деле об убийстве Пьетрапьяна. Он, конечно, знал, что убийц следует искать в банде Консегуда, но не мог найти, за что ухватиться.

Каждое утро, приходя в кабинет, он искал, не случилось ли чего, что имело бы отношение к делу Пьетрапьяна. И каждое утро его ждало разочарование. Тогда он вызывал Кастелле и задавал ему уже ставший традиционным вопрос:

– По-прежнему ничего?

Кастелле смущенно кивал. Он чувствовал себя униженным. А комиссар желчно продолжал:

– И вы полагаете, что мне этого достаточно?

– Патрон, вы прекрасно знаете, что я делаю все, что в моих силах.

– Видимо, этого мало!

– Почему бы вам в таком случае не поручить расследование кому-нибудь другому?

– Я не прошу у вас советов! Я сам знаю, что мне делать! Продолжайте искать! Кто-нибудь из банды обязательно проговорится, и тогда мы займемся ими всерьез.

– Они боятся, патрон. Они догадываются, что мы захотим отомстить за своего товарища, но не знают, как далеко мы можем зайти ради этого. Пока они не будут совершенно уверены в том, что свидетелей нет, они будут очень осторожны. Единственный, кто может расколоться, это по-моему Юбер… Но его нужно сильно напугать…

– Если бы Базилия призналась… К сожалению, эти упрямцы из Корта уж ежели вобьют себе что-нибудь в голову…

Дома настроение комиссара тоже не улучшалось. Анжелина не решалась расспрашивать его ни о чем. Напрасно она готовила его любимые блюда – он к ним не прикасался. Оттолкнув тарелку, он продолжал вслух свой внутренний монолог. На первый взгляд казалось, что он советуется с женой, хотя на самом деле он даже не замечал ее.

– И ведь Базилия не дура! Как она не понимает, что для бандитов количество жертв не имеет никакого значения! Убьют они 3 или 4 Пьетрапьяна, суд все равно приговорит их к высшей мере. Только ее молчание спасает их, а она этого понять не хочет! И они любыми средствами заставят ее молчать! Старуха, видите ли, не доверяет полиции! Мадам Пьетрапьяна полагает, что у нас еще средневековье. Она сама хочет отомстить за своих. По какому праву она ставит себя выше закона? Я клянусь тебе, если она нарушит закон, я посажу ее за решетку!

– А дети?

Анжелина понимала, что ей лучше бы помолчать, но это было выше ее сил. Сервион вскипал еще сильнее.

– И ты тоже?! Дети? Дети пойдут в приют!

– И тебе не будет стыдно?

– Ну, конечно! Базилию ты оправдываешь, а меня осуждаешь! Тебе наплевать на закон, на право! Впрочем, что тут удивляться? В твоей семье столько людей ушло в маки, что ты конечно же на их стороне!

Анжелина вспыхнула.

– И ты еще смеешь говорить о моей семье?! А ты забыл отца своего дяди Леонардо? На его совести два жандарма…

– Я запрещаю тебе говорить о моей семье!

– Но ты же говоришь о моей!

– Это разные вещи!

– Это почему же?

– Не твое дело!

Продемонстрировав таким образом пример убедительной логики, комиссар выскочил, хлопнул дверью и закрылся в своем кабинете, а жена осталась, роняя слезы в тарелку.