Текст книги "Этикетные нормы казахов. Часть II. Семья и социум"

Некоторые исследователи отмечают, что по сравнению с оседлыми народами казахские девушки не были стопроцентно целомудренными [Валиханов, 1961. О мусульманстве в степи, с. 528; Левшин, 1832, с. 337; Радлов, 1989, с. 335]. О девушках XIX в. писали следующее: «Целомудрие как казахских, так и кыргызских женщин и девушек не безупречно, и в народе, который по преданиям, за проступки женского пола против целомудрия наказывал в былые времена смертью, в настоящее время целомудрие не имеет никакой цены и значения даже во время женитьбы» [Фон Герн, 1899, с. 7].

В казахском обществе были нередки случаи, когда девушка, не будучи замужем, рожала ребенка (базардан әкелді). Такого ребенка любили, а женщина могла выйти замуж за вдовца или мужчину намного старше себя. Если же она была богатой, то выходила замуж и за ровесника. Беременную девушку родители старались пристроить: отдавали ее замуж без калыма за вдовца либо второй женой (тоқал) за старика. Если не удавалось выдать ее замуж, то односельчане требовали обрезать ей косы, лицо смазать сажей и выставить на открытое всеобщее осуждение.

В некоторых семьях девочку воспитывали как мальчика, она росла раскованной и свободной, с мальчишескими повадками. Это говорит о том, что в казахском обществе существовало явление травести, что было обосновано несколькими причинами. Прежде всего, такой обычай объяснялся желанием магическим образом способствовать рождению сына. Но если в семье были только девочки, то одна из них, как правило, добровольно играла роль мальчика, а затем – юноши для психологического успокоения родителей. В казахских семьях, где были лишь дочери, на них надевали не платья, а штаны (за исключением праздников), они выполняли мужскую работу по уходу за скотом вплоть до своего замужества. Другая причина одеваться, как мужчина заключалась в избалованности дочери. Такие бой-девицы отличались мужественным характером: они владели оружием, навыками борьбы (их даже называли палуан қыз (девушка-богатырь)) и верховой езды. Некоторые исследователи считают, что в этом прослеживаются дериватные элементы древнего «амазонства» [Попова, 2003, с. 43].

Дочери подчинялись матери, которая за серьезный проступок могла даже наказывать их физически. Она обучала дочерей женским ремеслам, кулинарии, искусству накрывать дастарқан и достойно принимать гостей.

Девочек с сознательного возраста (с семи лет) старались обучить всем домашним делам. С трудовым воспитанием не затягивали, так как в 12–13 лет они могли уже выйти замуж. Матери понимали, что период обучения дочерей достаточно короток, поэтому трудовое воспитание осуществлялось интенсивно. С семи лет девочка стелила постель для всех братьев и младших сестер, но к постели родителей никто из детей не притрагивался; в знак уважения гостя стелила ему постель дочь.

Особое внимание в казахской среде придавалось обучению девочек домашним художественным ремеслам. Согласно казахским традиционным представлениям, девушка, искусная в рукоделье, не только трудолюбива: она обладает логическим мышлением, пространственным воображением, чувством ритма, цвета и фантазией, так как тактильные ощущения стимулируют мыслительные процессы. Всё, что было сделано руками девушки, оценивалось высоко, поэтому казахи говорят: Қыздың жиған жүгіндей (букв.: «как собранная девушкой поклажа», т. е. всё сделано очень аккуратно).

Певицы, народные поэтессы, жены представителей социальной верхушки были на особом положении. Однако именно простые женщины – мастерицы, умные и инициативные, – умели создавать орнаментальные трафареты, шить, ткать и вышивать, т. е. занимались активным творчеством. Занятие прикладным искусством было выходом их творческой энергии, возможностью самореализации. У казахов есть пословицы: «Ақыл бастан шығар, өнер жастан шығар» («Уму и искусству учат с детства»); «өнерсiз қыздан без, өнегесiз ұлдан без» («Беги от девушки, далекой от рукоделья, беги от юноши, далекого от воспитания»); «Ата көрген – оқ жонады, шеше көрген – тон пiшедi» («Видевший отца делает стрелы, видевшая мать кроит одежду»). А. И. Левшин приводит такие сведения: женщины «…непременно должны заниматься обучением дочерей своих разным искусствам, необходимым в домашней жизни, как-то: прясть, ткать, шить одежды, готовить пищу, делать разные узорчатые занавески, вышивать шелком, золотом и прочее…» [Левшин, 1996, с. 334]. Всеми этими навыками девушка должна была владеть, хотя кроить могла лишь сообразительная, а петь и играть на домбре – лишь талантливая.

Девушкам следовало быть опрятными, трудолюбивыми, уметь делать все быстро, но без суеты. Не принято было демонстрировать трудовой процесс, работу нужно было выполнять бесшумно, незаметно, спокойно, толково. Существовал особый темп трудовой деятельности, отличающийся целесообразностью движений.

В казахской семье исконно существовал культ отца. Дочери относились к нему с особым уважением и почтением. В зависимости от ситуации отец применял то строгие, то мягкие методы воспитания. Во взаимоотношениях отцов и дочерей присутствовала некоторая официальность, поскольку все дела и вопросы дочери решала мать. Отец по просьбе матери мог отчитать дочь за проступок, но никогда не поднимал руку на дочь, что запрещалось правилами казахского традиционного этикета. В основе этого запрета – ряд соображений: во-первых, в сознании дочери мог сформироваться негативный образ мужчины, во-вторых, дочь, выйдя замуж, могла воспринимать побои мужа как норму семейной жизни. Отец избегал даже ругать дочь, в ответ она подчинялась его воле в выборе для нее жениха.

При дочерях отец старался вести себя достойно. Вместе с этим его поведение могло быть и авторитарным: так он мог держать дочь в строгости и приучить ее к подобному образу будущего мужа. Были и семьи, где глава семьи не отличался выдержанностью, там подобные правила не соблюдались.

В прошлом была достаточно распространена поговорка «Әйел адамның жолы жіңішке» («Женская дорога узка»), что в наши дни не столь актуально. Еще раз отметим, что в прошлом одиннадцати-двенадцатилетняя девочка уже считалась невестой. Как было сказано, у казахов существовала примета игрового характера: если девушка не падала от удара зимним меховым головным убором, считалось, что она готова к замужеству. В начале XX века дочерей (бойжеткен қыз – девушка, достигшая зрелости) выдавали замуж в 15 лет, с течением времени возраст вступления в брак увеличивался. В старину двадцатилетняя девушка считалась старой девой, ее отдавали замуж за сорокалетнего мужчину. Богатые казахи старались не отдавать замуж дочерей в раннем возрасте, это было проявлением заботы об их здоровье. Возраст замужества богатых невест откладывался до двадцати лет, к этому времени дочери были достаточно сформированы для семейной жизни. Состоятельные люди договаривались о сватовстве своих детей с людьми равного статуса: «Бай байға құяды, сай сайға құяды» («Богатство к богатству»).

Следует отметить, что бывали факты, когда мужчины не могли жениться чаще всего из-за отсутствия материальных возможностей, реже – из-за болезней. В то же время старых дев в казахском социуме почти не было: их всегда можно было отдать замуж даже за небольшой калым. Если девушка была не очень привлекательной, родители отдавали ее второй женой, за вдовца, старика, иногда – и без калыма. Уйгуры говорят про старых дев: «Хорошей лошади не нужна плетка, хорошей девушке – сваха», «У дурной дочери родная мать – сваха» [Молотова, 1999, с. 45]. В традиционном сознании тюркских народов старая дева относилась к маргинальному миру, поэтому она считалась близкой к шаману [Сагалаев, 1990, с. 103].

Быть неженатым (бойдақ жігіт) юноше позволяли до определенного возраста, который не превышал 20–23 лет. После этого говорили: «Джигит чересчур невест перебирает». Больше всего неженатых мужчин было среди неимущих, что объяснялось невозможностью выплаты калыма.

Неженатые молодые мужчины и старые девы считались несовершеннолетними, а если им было уже достаточно лет, то и бесполыми. К ним относились пренебрежительно, с неуважением, они были своего рода изгоями общества.

Девушки прилюдно могли свободно общаться с подругами, секретничать с ними. Если им приходилось что-то обсуждать при девочках, которые были младше их, то девушки говорили им: «Құлағына сырға» («В уши – серьги»). После этого считалось, что младшие стали ритуально глухими и ничего не слышали.

При старших девушки не могли даже взглянуть в сторону юношей. В прошлом в аулах разглядывать юношей, находящихся снаружи, девушкам разрешалось лишь через решетчатый глазок стен юрты, для чего они делали в войлочном покрове отверстие. Это не возбранялось: с одной стороны, действие осуществлялось через магический глазок (керегенің көзі), а с другой – девушка была внутри юрты, а юноша – снаружи, следовательно, соблюдалась магия разделения внутреннего и внешнего. Следует отметить, что такое поведение, очевидно, появилось с распространением мусульманства. На это обращает внимание Ч. Ч. Валиханов: «Не лучше ли было бы оставить их при прежней терпимости?.. Песни, древние поэмы, борьба, свобода женского пола и участие его в публичных увеселениях – всё начинает выходить из употребления. Нашлось уже много ратоборцев гаремного заключения, и бедные (жены) их, заключенные в юртах, украдкой вырезывают войлок юрты, чтобы смотреть (на) белый свет и на проходящих. Такова натура женщины: они мучатся и страдают до тех пор, пока не вкусят запрещенный плод» [Валиханов, 1961, Заметки…, с. 389]. Другие авторы также обращают внимание на перемену этикетных правил для женщин. В частности они сообщают, что под влиянием татарских мулл произошла некая трансформация в поведении казахских женщин: «…женщины, вопреки киргизскому (казахскому) обычаю, начинают прятаться от посторонних мужчин и закрываются при встрече с ними» [Хохолов, 1906, с. 43].

Юноши тоже не могли в присутствии старших откровенно разглядывать девушек. Визуальные знакомства происходили вечером, на молодежных гуляниях, когда старшие уходили отдыхать. У казахов были определенные праздники, застолья, игры зрелищно-развлекательного характера (қызқуу, алтыбақан, ақсүйек), которые способствовали общению юношей и девушек. Проводились музыкально-поэтические состязания, на которых певцы-акыны пели до наступления темноты. Для того чтобы продолжить веселье, молодежь разжигала костры возле переносных качелей (алтыбақан). Юноши и девушки пели песни, устраивали различные ритуальные игры. Одна из таких игр (ақсүйек) заключалась в следующем: в лунную ночь далеко закидывали белую кость, после чего парни с девушками шли ее искать. Кто первый находил кость и незаметно возвращал ее на кон, тот и считался победителем. Во время поисков кости завязывались любовные отношения между молодыми людьми из разных родов. Между парнями и девушками из одного аула могла быть только дружба, поскольку браки у казахов были экзогамными.

В канун больших праздников, к примеру, Наурыза, когда всё уже было приготовлено, молодые женщины и девушки устраивали обряд ұйқыашар с угощением парней специальным блюдом под этим же названием. Смех, шутки и веселье снимали усталость и разгоняли сон [Кенжеахметулы, 2004, с. 80]. В ответ парни оказывали знаки внимания своим избранницам, преподнося им подарки – зеркала, кольца, браслеты, серьги и т. д. [Кенжеахметулы, 2004, с. 83]. Были также пирушки своячениц (абысын асы) во время отъезда старших из аула [Кенжеахметулы, 2004, с. 103].

Когда родители уезжали в другой аул на какое-нибудь мероприятие, то молодые люди устраивали вечеринки (бастаңғы), пирушки. Родители знали это, но не запрещали проведение этих маленьких праздников. Отношения молодых (девушки и джигита) строились на глубокой учтивости, они обращались друг к другу на «вы». Обычно джигит проявлял уважение, а девушка – вежливую сдержанность. Чувства выражались косвенно: «жастың жаспен» («молодость к молодости»). Молодые люди при старших были сдержанными, особенно это касалось женщин, а фамильярность и розыгрыши были допустимы между сверстниками.

В разных областях Казахстана степень свободы общения между девушками и юношами была неодинаковой: в одних областях межполовые отношения были более строгими, в других (северных, центральных, восточных) – более свободными. Однако везде девушка и юноша не могли проводить долгие беседы прилюдно (особенно – при старших), они могли лишь поздороваться и обменяться краткими высказываниями.

Свои чувства к девушке юноша выражал обычно через посредников (жеңге, других родственников), имеющих доступ к ней. Это он мог сделать, преподнеся ей подарок или отправив письмо. У тюркских народов Сибири иносказательное общение между влюбленными осуществлялось с помощью музыкального инструмента (қобыз), на котором играли преимущественно женщины [Сагалаев, 1990, с. 145].

В межполовом этикете (игровом, любовном, свадебном, супружеском) существуют свои этнические особенности, варьирующиеся в зависимости от возраста и социальной структуры. Знакомство, взаимоотношения представителей разных полов, их общение в рамках патриархальных устоев имеют весьма сложный характер, исследование которого приводит к довольно интересным результатам.

Казахский любовный этикет во многом сходен с кыргызским [Левшин, 1996, с. 106–117]. Так, к примеру, между девушками и юношами из одного рода, как мы уже подчеркивали, могли формироваться лишь дружеские чувства, а любовные отношения могли зарождаться между представителями разных родов. Но некоторые исследователи отмечают: «Поскольку у казахов счет кровного родства велся только по мужской линии, дети двоюродных и даже родных сестер могли вступать в брак, и это не считалось нарушением экзогамных запретов» [Казахи, 1995, с. 281–283]. Строго не осуждали интимные отношения между молодыми из одного рода, поскольку брак между ними и, следовательно, рождение ребенка были исключены [Стасевич, 2007, с. 183]. Как свидетельствуют информанты, если ребенок всё же появлялся на свет, то девушка оставляла его у своих родителей. Возможно, именно с этим связан обычай – отдавать первого ребенка родителям жены.

В казахской традиции бытовали вещи камерного характера, предназначенные для установления межполовых отношений среди молодежи. Поскольку в некоторых районах Казахстана в прошлом существовал строгий надзор за поведением девушек, им приходилось прибегать к художественному иносказанию через носовые платки, сумочки для табака темек калта, украшенных собственноручно определенной вышивкой символического характера. Эти изделия она передавала избраннику через мальчишек. Если на указанных вещах присутствовали мотивы сердца, это прямо указывало на чувство с ее стороны, если были вышиты мотивы птиц в полете, этим она выражала готовность даже к побегу с ним, что делалось в случае отсутствия материальных возможностей со стороны юноши. Вышитые цветы и листья обещали юноше «райскую» жизнь с нею. В случае отсутствия симпатии юноша не принимал подарок, который возвращался хозяйке. Избранник, испытывавший к дарительнице взаимное чувство, принимал подарок и обязательно производил через посыльного отдар в виде ювелирного украшения. После этого молодой человек, получив уверенность, начинал вести себя более активно и присылал сватов.

В казахском традиционном быту в 50-е годы XX века межполовые отношения в целом были сдержанными. Шутки не оскорбляли достоинства и были достаточно вежливыми. Справедливости ради отметим, что это не всегда выдерживалось, иногда шутили и высказывались бестактно, оскорбительно. Это зависело от степени воспитанности и среды, где росли молодые. Обычно в девичьих шутках подвергались сомнению ловкость и смелость юноши, его знание этических норм. Это произносилось с улыбкой, вежливо, и давало понять, что всё сказанное имеет шутливый, несерьезный характер. Юноша обычно выражал свой восторг по поводу ума и красоты девушки и говорил ей, что она слишком горда и вряд ли обратит внимание на такого ничтожного парня, как он. Парень мог также обратить внимание на противоречия в высказываниях девушки, если они были. Обниматься и целоваться прилюдно молодые не могли: это считалось безнравственным.

Как рассказывают информанты, в советское время в Южно-Казахстанской области девушек не пускали в кино, на свадьбы, а тем более – на молодежные вечеринки без сопровождения старшей снохи или матери. На свадьбах обычно мужчины, женщины и молодые люди сидели отдельно. По свидетельствам информантов, когда в девичестве они принимали участие в молодежных вечеринках, то их сопровождала мать и постоянно наблюдала за ними. В те времена в этой области дозволялось танцевать лишь узбекские танцы, в них партнеры не прикасались друг к другу. Вначале молодые люди пели, после этого приступали к игре сақина салу. Она заключалась в следующем: парень, соединив ладони и спрятав в них кольцо, по очереди вводил их в ладони девушек, что имело эротический символический оттенок. Та, у которой оказалось кольцо, должна была спеть. После этой игры начинали танцевать вальс. Матери при этом нещадно щипали своих дочерей, чтобы те отказались танцевать в обнимку с парнем. При этом шутки были довольно смелыми. Бывало даже, что юноша, постоянно одаривая жеңге, обращался к ней с просьбой помочь похитить понравившуюся девушку, и, как правило, это ему удавалось. В регионах Северного и Восточного Казахстана не было никаких «танцевальных» ограничений, там молодежь быстро восприняла ритмы новой танцевальной моды.

Сравнительный анализ принципов воспитания в семьях, где дети не состоялись как достойные личности, и семьях, где дети достигли заметных жизненных успехов, выявил некие различия. Если в семьях первой группы воспитание основывалось лишь на дидактике и наказаниях, то в семьях второй – родители объясняли детям законы причинно-следственной связи в человеческой жизни, использовали обрисовку ожидаемых перспектив при достижении конечной цели. Такой подход воспитания оказался более удачным: во-первых, личность четко осознавала негативные последствия от неблаговидных деяний и положительные результаты – от позитивных; во-вторых, гибкость при воспитании, когда постоянно активизируются положительные мотивации, давала возможность индивидууму легче преодолевать трудности не столько из-за угрозы собственной несостоятельности, сколько в связи с предвкушением успеха. У казахов принято было при достижении целей и исполнении желаний произносить: «Е, Алла, барыма шүкір, тәубе!» («О Аллах, благодарю тебя и довольствуюсь!»).

Отметим в заключение, что правила этикета, связанные с половозрастными переходами, были жестко регламентированы и обязательны. Следует отметить, что некоторые кинетические конструкты имеют общий характер для обоих полов, другие – различающийся или противоположный.

Для неукоснительности выполнения этикетных правил народ разработал систему запретов, нарушение которых в результате внушений грозило болезнями и различными наказаниями в судьбе. Такая система словесных угроз адресовалась в основном детям, молодежи. Им было легче выполнять все традиционные правила, в которых присутствовала логика, труднее было избегать запретных поз, жестов, вербальных конструкций, не имеющих логического обоснования, поэтому за ними следили и их направляли родители и старшие.

Важной особенностью этикета является двунаправленность его содержания. Выполнение позитивных по смыслу поведенческих стереотипов согласуется с традиционными нормами социума в состоянии благополучия. Другие этикетные нормы содержат некие нестандартные, а порой – отрицательные, мотивации, адаптированные под сложившиеся обстоятельства. Такие типы этикетных правил представляют собой, кратковременно функционирующую конструкцию, призванную допустить в конкретной ситуации некоторое исключение из правил.

Социально-имущественный этикет

Одной из важнейших задач казахского этикета в прошлом было регулирование отношений между социальными стратами. Отражая социально-имущественные градации, этикетные каноны не только охватывали правила поведения людей, но и учитывали морально-этические ценности, жизненные приоритеты, тем самым подчеркивая дифференциацию традиционного общества. В этой главе в качестве выразительных средств этикета, помимо вербальных и кинетических конструкций, приводятся также указания на материальные ценности и визуальные категории. Рассматриваемые этикетные нормы давали возможность общения, в котором обозначались превосходство одних и подчиненное положение других людей. Этим регулировались взаимоотношения людей не равных по своему социальному статусу и имущественному положению [Байбурин, 1988. Характеристика.., с. 24].