Текст книги "Этикетные нормы казахов. Часть II. Семья и социум"

Страты казахского общества

Наиболее крупными основополагающими стратами казахского социума были две главные политико-правовые группы, обозначавшиеся образными лексемами: ақсүйек («белая кость») и қарасүйек («черная кость»). В состав «белой кости» входили потомки Чингизхана – төре (чингизиды), а также қожа (потомки пророка Мухаммеда). Принадлежность людей к сословиям төре и қожа, не входящих в состав казахского родословия, не обеспечивала высокого материального положения. Среди них могли быть и бедные люди, тем не менее, их социальный статус всегда был выше общественного положения богатых людей, принадлежавших к «черной кости». Никто не имел права присваивать себе высокое происхождение, а в случае обнаружения лжи, что в данном случае приравнивалось к тяжкому преступлению (как за убийство мужчины), такие лица подвергались крупному штрафу – құн [Зиманов, 1958, 187, 188]. У представителей «белой кости» – төре – были единые тамга и уран (арқар), а людям, принадлежащим к «черной кости», запрещалось ими пользоваться [Султанов, 2001, с. 26].

Остальное казахское население подразделялось на бедных (кедей) и богатых (бай), которые, в свою очередь, делились на очень состоятельных и средних. Во главе иерархической лестницы стоял хан, который избирался из төре или назначался по старшинству из представителей династического рода. Это мероприятие, на котором присутствовали султаны и старейшины из разных волостей и на которое стекались огромные массы народа, всегда обставлялось парадно и сопровождалось праздничной трапезой и народными гуляниями. Для придания особой торжественности расстилались красивые ковры, на них сидели представители степной аристократии. Сам претендент на престол усаживался в центре на белом войлоке. По другим источникам, представители «белой кости» – султаны и ходжи – также садились только на белые кошмы [Султанов, 2001, с. 26].

Избрание начиналось с произнесения хвалебных речей и перечисления всех достоинств и замечательных деяний кандидата на ханский престол. В этом акте устанавливалась необходимость вербальных конструкций непременно комплементарного содержания, что расценивалось, как условие правомочности претендента быть избранным. Кульминационной точкой этого события была инаугурация по степным правилам, представляющая собой торжественный зрелищный обряд.

По одним сведениям [Спасский, 2011, с. 34] всенародно избранного хана Аблая представители степной аристократии трижды поднимали на белой кошме (рис. 1).

Рис. 1. Инаугурация казахского хана (кадр из фильма).

По другим данным, им на смену бросался народ с желанием поднимать нового повелителя своего и качать его с громкими восклицаниями и радостными криками. После этих действий богатую верхнюю одежду избранника разрывали на мелкие кусочки и забирали их себе. Отмечается также, что вместо верхней одежды хана люди разрывали на куски белый войлок [Левшин, 1832, с. 3, 126–127, 347]. Из кусочков одежды уважаемой личности, в данном случае – хана, или частиц войлока, на котором его поднимали, казахи делали талисманы для себя и своих детей. Они были убеждены, что эти фрагменты по принципу контактной магии будут способствовать их жизненному успеху, и помогут добиться высокого социального положения.

К концу торжества Аблайхан собственноручно брал с больших блюд по горсти нарезанного мяса и клал в рот каждому (султану и старейшине. – Ш. Т.). Этот обряд называется асату [Спасский, 2011, с. 34]. Такой этикетный штрих расценивался как действенное благословение, исходящее от самого избранника.

В этом примере привлекают внимание три этнографических момента, которые следует проанализировать с двух точек зрения: их символики и связи с казахскими обычаями. Поднятие Аблайхана на белом войлоке было логически обосновано: в сознании казахов белый цвет считался священным, а овечья шерсть была символом плодородия. Истоки приемов своеобразной инаугурации властителей содержатся в культуре древних тюрков, а впоследствии – монголов и бурят: «Сначала кандидата на престол закатывали в войлок или стягивали ему горло, чтобы потом, когда тот будет находиться в полубессознательном состоянии, спросить: сколько лет продлится его правление? Будущего хана обносили на войлоке по кругу, по ходу солнца» [Сагалаев, 1990, с. 92]. В этом действии инсценируется необходимая инициация, направленная на изъятие из традиционного бытия и временное включение избранника в «уязвимую» сферу порогового характера с последующим перемещением его на прежнее место, но уже в обновленном высоком социальном положении [Тэрнер, 1983, с. 168–169].

Дополнительные этикетные нюансы содержатся в церемонии избрания хана Золотой Орды, приведенной рядом авторов и проанализированной Т. И. Султановым [Султанов, 2001, с. 68–71]. Так, П. Карпини описывает всемонгольский курултай, на котором избирали ханом Гуюка (внука Чингиз-хана) и который длился несколько недель в благоприятные дни, выбранные звездочетом. При этом, аристократия ежедневно меняла наряды: в первый день «…все одеты были в белый пурпур, на второй – в красный… на третий день – все были в голубом пурпуре, а на четвертый – в самых лучших балдахинах» [Карпини, 1993. История монгалов… с. 66]. С помощью такой этикетной тонкости, вероятно, осуществлялась визуальная демонстрация собственного богатства, и выражалось уважение к избраннику, как и в казахской традиции. После торжественной присяги хана аристократы снимали головные уборы и, сняв пояса, перекидывали их через плечи (это производилось с усопшим). Здесь использование вещественной символики, очевидно, выражало клятвенную преданность аристократии избраннику, за нарушение которой они готовы были отдать жизнь. Далее, двое мужчин старшего возраста, взяв избранного за руки, усаживали на «престол верховной власти и подушку царствования» [Карпини, 1993. История монгалов, с. 76].

Все присутствующие девять раз (сакральное число) преклоняли колени и громко произносили имя нового хана. Затем, выйдя из шатра, они трижды кланялись солнцу [Рашид ад-Дин, 1960, с. 19, 119, 132–133].

Небезынтересно отметить некоторые особенности обряда возведения в ханство молодого Ораз-Мухаммада, которому государь всея Руси Борис Федорович Годунов в 1600 году пожаловал город Касимов. Во время празднования хана осыпали деньгами; в течение месяца длился пир, на котором каждому в зависимости от его статуса отводилось особое место. Вдов, сирот, бедных и несчастных хан наделял милостями, а многим невольникам дал свободу [Кадырали-бек, 1854, с. 166–169; Вельяминов-Зернов, 1864, с. 400–404].

Хан сосредоточивал в своих руках всю власть: решал вопросы землевладения и взаимоотношений с внешним миром, а также принимал законодательные акты. Ограничивалась его власть лишь областью религии. Земля делилась им на пастбища с улусами (родоплеменное объединение), которые он отдавал в собственность султанам (потомкам Чингисхана) и членам своего окружения. Определенное влияние на хана оказывали приближенные и совет биев. Анализ материалов исследователей-востоковедов показывает, что уровень владения реальной властью во многом соотносился с личными качествами хана, а также с его политической стратегией, отвечавшей интересам кочевой аристократии. Умный хан с сильным характером и благородными позитивными качествами (мужеством, щедростью, справедливостью) пользовался поддержкой аристократии [Султанов, 2001, с. 76, 77, 179]. Так, например, хан Таваккул описывается как человек с прекрасными внешними данными, как личность, наделенная от природы умом, поэтическим даром и одновременно – смелостью и мужеством, что и прославило его в дешт-и кипчакских степях [Султанов, 2001, с. 207].

Исторически доказано, что порочный, жестокий и недальновидный хан приводит и народ, и свое ближайшее окружение к бедствиям [Султанов, 2001, с. 96]. В этом контексте стоит упомянуть предложение российского правительства XVIII века (когда казахи приняли подданство Российской империи), что ханом должно избираться самое достойное лицо [Сабырханов, 1981, с. 158]. Хану необходимо было объединять многочисленные племена в тюркский конгломерат с определенным политическим статусом. Вместе с этим хан, наделенный властью, считался избранником бога, именно поэтому ему нельзя было не подчиняться [Сагалаев, 1990, с. 66]. Аналогичное осмысление идеального правителя существовало у средневековых тюрков: возвеличивание правителя, облеченного верховной властью, доходило до его обожествления, что нейтрализовало возникновение споров. Позиции правителя утверждались и усиливались его генеалогией, включением его предков в ритуальный миф, поддержкой степной аристократией и его личным богатством [Сагалаев, 1990, с. 77].

У хана были вещественные атрибуты власти: знамя, белая юрта, значительная по размеру и роскошная по художественному оформлению, трон. Для дипломатических приемов использовалась походная палатка и трон с балдахином и колонками [Султанов, 2001, с. 80]. Для приема наиболее почетных лиц весь путь их следования устилали самыми красивыми коврами. Такой этикет был соблюден при посещении цесаревичем Николаем II казахского аула близ Омска во время его путешествия на Восток в 1890–1891 годах [Ухтомский, 1897, с. 178].

Троны ханов Золотой орды, выполненные из дерева, инкрустированного слоновой костью, золотом и драгоценными камнями, представляли истинные произведения искусства [Карпини, 1993, с. 67]. В качестве трона использовались также расшитые золотом подушки, размещенные на подиуме таким образом, чтобы образовалось подобие кресла, которые называли «четырехподушечным престолом», или «подушкой царствования». У казахских ханов и монгольских ханов было по девять знамен [Султанов, 2001, с. 80].

Султаны, освобожденные от любых обязательств, за исключением военной, не подвергались физическому наказанию и имели статус неприкосновенности, т. е. никто, кроме хана, не имел права их судить. Особая близость султана к хану давала первому определенные преимущества, но вместе с тем требовала полного согласия, подобострастного уважения и подчинения властителю. Если хан не вызывал таких чувств, то искренний султан старался находиться в отдалении от правителя. По этой причине на рубеже XV–XVI веков благородный вождь казахов – султан Касым – держался на расстоянии от хана Бурундука [МИКХ, 1969, с. 223]. Подобная отстраненность султана создавала у аристократии соответствующее мнение о нравственной сути хана. Султанам, возглавляющим улус, подчинялись другие лица такого же статуса из родственного окружения. Обязанностью султанов было участие в ежегодных собраниях ханской знати [Левшин, 1996].

Выдержка, спокойствие, немногословие и основательность подчеркивали высокое положение человека. Существовало представление о том, что каждое слово, произнесенное этим лицом, представляет собой ценность и благо для окружающих. Сдержанностью характеризовались также его жесты, мимика, поэтому один лишь гневный взгляд ввергал в трепет его подчиненных.

Бии, в руках которых была судебная, административная и военная власть, происходили из «черной кости», хотя и относились к феодально-родовой знати. Их престиж напрямую зависел от древности и численности рода, наличия в нем авторитетных личностей (батыров, поэтов). В традиционном казахском сознании бий олицетворял справедливость. Он выполнял ряд функций: судьи, прокурора, следователя и адвоката. Кроме того, ему необходимо было быть мудрецом, философом, поэтом, оратором, знатоком обычного права, традиционной культуры, устного творчества. Обладая такими качествами, бии часто возглавляли род, ополчение, были советником хана (Төле би, Қазыбек би, Әйтеке би) [Асанбаева, 2010, с. 19, 20]. Такие нравственные характеристики чаще наследовались сыном от отца, что определялось воспитанием, домашней атмосферой. За разрешение внутриродовых споров между истцом и ответчиком бий получал плату – билік («десятая часть имущества, предъявляемого ответчиком»).

Когда бии решали какую-либо спорную проблему между родами, то с согласия обеих сторон выбирали третейского судью (төбе би), который должен быть нейтральным, незаинтересованным лицом. Обычно речь на суде начинал бий той стороны, которая выступала с претензией. Он бросал свою плеть на землю перед собравшимся народом, а төбе би произносил: «говори» и называл имя человека, желающего держать речь. После этого бросал свою плеть на землю бий отвечающей стороны. Результат тяжбы во многом зависел от ораторского искусства и эрудиции биев. Благодаря мастерски изложенному сильному аргументу сторона могла выиграть дело. Ч. Ч. Валиханов писал, что для казахской степи гораздо лучше судьи, назначаемого царским чиновником, бий, выполняющий судопроизводство. Более того, здесь дела решаются на родном языке, отсутствуют бюрократические проволочки, а результат тяжбы – налицо. Немаловажную роль играл фактор объективности, осознаваемый обеими сторонами. В случае вынесения несправедливого вердикта пострадавшая сторона всё равно осуществит возмездие путем угона лошадей – барымты. Люди обходили стороной бия-взяточника и шли к более справедливому бию для разрешения своей проблемы [Валиханов, 1961. Записка о судебной, с. 511, 512].

Г. И. Спасский отмечает: «Иногда султаны приглашаются и к разбирательству дел, особенно в важных случаях, и тогда истцы или ответчики безвозмездно довольствуют их и всю свиту с ними пищею, дают им подарки, и они берут сами, что им понравится» [Спасский, 2011, с. 41].

В казахском социуме у богатых скотоводов были определенные обязательства. Глубокой осенью они дарили соғым (мясо зарезанного коня) ханам. Казахи, кочующие вблизи земель хана и султанов-правителей, осенью преподносили им скотину на прирез, а весной делали сыбаға (подношение) уважаемым старейшинам. Это давало возможность простым людям сблизиться с высокопоставленными лицами [МКОП, 1998, с. 185]. Рядовые члены общества должны были отдавать некоторую часть скота султанам и верховым рассыльным при канцеляриях хана [Неопубликованные, 2011, с. 129].

К богатому человеку шла в наем беднота из родственников и соплеменников. Хозяин брал на работу обедневшего родственника чаще всего пастухом отары и крупного рогатого скота, обеспечивал его кровом, одеждой, пищей, иногда даже женил его [МКЗ, 1905, с. 58]. Обычно бедные казахи со своим семейством для выживания и безопасности вынуждены были искать богатого покровителя, угождая ему во всем, как свидетельствуют данные литературы: «…внутри степи, где бедных гораздо более, у кого нет скота… за оглоданные кости со всем семейством идут в услужение к богатому…» [Бларамберг, 1848, с. 97]. В наем шли также мужчины 30–40 лет, чтобы накопить средства для выплаты обременительного калыма [Казахи, 1995, с. 305]. В пословице «Кто-то прыгает от сытости, а кто-то – от холода» («Біреу тойып, біреу тоңып секіреді») ярко отражено имущественное неравенство казахов.

Социально-имущественная градация довольно четко выражались в облике жилища. Юрты хана, биев, султанов, богатых людей могли присоединяться друг другу и образовывать анфиладные или центрические композиции, для чего из их каркаса вынимались отдельные деревянные звенья [Казахская юрта, 2005, с. 33]. Такого типа помещения, называвшиеся орда, служили для приема зарубежных гостей, высокопоставленных лиц, а также для собраний, где решались важные вопросы. Существовало несколько видов орды. Юрта из 24 канатов с белым войлочным покрытием (ақ үй) предназначалась для ханской семьи. Баи и бии жили в юртах из 18 и 8 канатов с белым войлочным покрытием. Юрта из 6 канатов с белым войлочным покрытием также являлась принадлежностью состоятельных семей. Обычно войлочное покрытие юрты для укрепления связывалось арканами из конского волоса, декорировалось шерстяными полосами (бел бау). По сведениям А. И. Левшина, у богатых бел бау были шелковыми. Султаны обтягивали юрту поверх войлока красным сукном с шелковыми аппликациями [Левшин, 2009, с. 295, 296]. Наружное войлочное покрытие украшалось разноцветной вышивкой, декорировалось позументом и треугольными войлочными вышитыми накладками (туырлық қас), квадратными или прямоугольными декоративными клапанами (дөдеге).

Бывало, что белый войлок держали в тюках и берегли его для праздничных случаев. Семьи среднего достатка владели серо-светло-коричневой (боз үй, қоңыр үй) юртой из 4–5 канатов. Люди рангом ниже покрывали свою юрту войлоком коричневого цвета. Целостность войлочного полотна (туырлық), его светлый цвет и хорошая сохранность являлись показателями богатства владельца юрты; ветхий туырлық указывал на несостоятельность хозяина, поэтому казахи старались периодически обновлять войлочное покрытие юрты. Когда насмехались над человеком, стараясь унизить его, то говорили, что его «юрта вся в дырах, и если загнать в нее тысячу воробьев, то ни один из них не останется» [Кшибеков, 2006, с. 67]. В знак мести могли прилюдно разрезать войлочное покрытие (туырлыгын тілу). Самые бедные семьи покрывали юрты не войлоком (ввиду его отсутствия), а рогожами, дерном и камышом [Левшин, 2009, с. 295, 296].

Богатые люди справа от главной юрты устанавливали юрту женатого сына, слева – гостевую, а поодаль – кухню (ас үй). Юрты бедняков и прислуги устанавливались на значительном расстоянии. Существовали имущественные различия и в оформлении жилища. Юрта богатых инкрустировалась изнутри серебром, костью, окрашивалась в желтый, терракотовый или синий цвет. Богатые хозяева заказывали народным мастерам разнообразные ковры: войлочные, тканые и вышитые. Кроме этого, в юрте состоятельного человека мебель и кожаная посуда богато декорировались резной костью и серебристыми бляхами. Мягкий блеск серебра в сочетании со звенящими женскими украшениями, создавал в этой юрте атмосферу магии и волшебства.

Традиция украшения юрты золотистой и серебристой инкрустацией, судя по письменным источникам, прослеживается с XIII века. Так, например, красочное описание убранства шатра Берке (правнука Чингисхана) повторяется в ряде арабских источников. В частности, в сочинении Ибн Абд аз-Захира [Из сочинения Ибн, 2005, с. 76] сказано: «Он, Берке, находился в большом шатре, в котором помещается 100 человек; шатер был покрыт белым войлоком, а внутри обит шелковыми материями, китайками, драгоценными камнями и жемчужинами». В описаниях арабского путешественника Ибн Баттуты говорится: «Когда эмир Тулуктумур слез (с арбы), то перед ним разостлали куски шелковой материи, по которым он шел… Затем мы прибыли к первой палатке, которая была приготовлена для восседания его (Тулуктумура). На главном месте ее (стояла) большая резная скамья для его сиденья, и на ней лежал красивый тюфяк… Его кади и проповедник да кади этого города со своими талибами сели по правую сторону скамьи на роскошные ковры, а оба сына эмира Тулуктумура, брат его да эмир Мухаммад с сыновьями своими стояли, (готовые) к услугам» [О Великом султане, 2005, с. 214].

Это же описание повторяется в общих чертах у другого автора – Шафи, сына Али: «…у него войлочный шатер, в котором помещается 500 всадников и который внутри отделан жемчужинами и драгоценными камнями…» [Из летописи Шафи, 2005, с. 118]. Наиболее яркая обрисовка бытовой сферы Золотой Орды в период ее расцвета в XIV веке при хане Узбеке приведена в записках Ибн Баттуты [О Великом султане, 2005, с. 225, 226]. В его текстах часто встречаются описания дипломатические даров – роскошных ковров и халатов. Интересные данные приведены им в разделе «О порядке празднования ими праздника», где говорится, что для султана была устроена барка – «…большая палатка на четырех деревянных стойках, покрытых листами позолоченного серебра. На каждой стойке сверху – серебряная позолоченная капитель, которая блестит и сверкает. Издали эта барка кажется горкой. С правой и с левой сторон ее кладутся половики из бумажной материи и холста, и всё покрывается шелковыми коврами. Посредине барки поставлен большой трон, который они называют тақ. Он (сделан) из резного дерева; столбики его покрыты листами позолоченного серебра, а ножки (сделаны) из чистого серебра с позолотой; поверх его (постлан) большой ковер. Посреди этого большого трона (лежит) тюфяк, на котором сидят султан и старшая хатун. С правой стороны его – тюфяк, на котором сидит дочь его Иткуджуджук вместе с хатун Уруджей, а с левой – тюфяк, на котором сидит хатун Байалун с хатун Кабак. Направо от трона поставлено сиденье, на котором сидит Тинабек (старший) сын султана, а налево – сиденье, на котором сидит Джанибек, второй его сын. Поставлены справа и слева еще другие сиденья, на которых сидят царевичи, эмиры старшие, а потом эмиры младшие…». Целесообразность приведения данных текстов обоснована демонстрацией образной характеристики убранства юрт и шатров, в которых прослеживается социально-имущественная градация правителей степных кочевников.

Персидский путешественник Ф. Рузбихан сообщает: «Дома их (казахов), сделанные из деревьев, возвышаются ввысь подобно дворцам, и по просторности своей подобны миру. Стены, сделанные из белого тополя, очень крепкие, и устройство их доведено до совершенства. Кибитку сверху покрывают войлоком разнообразной и редкостной окраски и овечьими шкурами. В них проживают султаны и знатные из казахов. Кибитки эти красивы, каждая из них может вмещать более 20 человек, пребывающих и отдыхающих в них сидя. Эти кибитки установлены на колесах, и множество верблюдов тянут их. Я поразился их устройству, ибо, установленные на повозках, они очень громадны и вместительны, а также со всех сторон имеют окошки и форточки и покрыты войлоком. Внутри они прекрасны по устройству и красивы точно так же, как дома эмиров и султанов» [Рузбихан, 1976, с. 130]. Он же сообщает, что Шайбани-хан в одном из военных походов в казахских степях в качестве трофея захватил 10 тысяч юрт, войлочные изделия, ковры, шерстяную домотканину, одежду, в том числе – меховые шубы и ювелирные украшения [Рузбихан, 1976, с. 93–94, 102–103, 117, 128–129, 133]. Согласно преданиям о батырах, в качестве дани побежденные предлагали белые юрты [Валиханов, 1961]. Эти выдержки отражают высокую оценку и художественный уровень ремесленной продукции казахов.

С убранством юрты соотносятся метафоры, приведенные в устно-поэтическом творчестве. В ряде эпосов юрта характеризуется то как серебряная, то как золотая. Так, например, в эпосе «Кобланды-батыр» есть следующие строки:

 
Юрту белую для молодых
Он поставить велел до зари,
Ярким блеском монет золотых
Разукрасить ее изнутри,
Сверху выложить серебром» [Кобланды, 1990, с. 34].
 

В эпосе «Айман-Шолпан» сюжетная завязка построена на том, что батыр Көтібар рассорился с баем Маманом из-за того, что его разместили в простой войлочной, а не золоченой, юрте [Айман, 1958, с. 633].

Помимо художественного оформления юрты, статус казаха прослеживался также в проксемике аула. Социально-имущественное положение казаха определялось местом расположения его юрты в ауле, что в принципе сопоставимо с ханской ставкой – ордой. В центре устанавливалась юрта хана, отличавшаяся от остальных размером и пышностью декоративного оформления. Рядом с ней располагались юрты аристократов, при этом наиболее приближенные к хану сооружали юрты справа в первом ряду. По мере убывания социального престижа людей их жилища устанавливались слева, но уже не в первом, а во втором, третьем и т. д. рядах [Султанов, 2001, с. 77]. Нельзя было ставить юрту к югу, так как с этой стороны открывались ворота двора, сообщает Г. Рубрук [Рубрук, 1911, с. 119]. Такие же установки существовали в проксемике рядового казахского аула, в центре которого была расположена юрта главы рода, а от нее по описанной схеме расходились жилища остальных. Богатые люди имели также юрту для содержания молодняка и слабого скота.