Текст книги "Метафизика опыта. Книга III. Анализ сознательных действий"

§6. Пределы спонтанной реинтеграции

Важнейший момент раскрывается в том отношении, которое, как мы только что видели, простое внимание имеет к поездам реинтеграции. Хотя оно необходимо для формирования некоторых важнейших групп восприятий, оно не изменяет ни составляющих их восприятий, ни порядка последовательности или одновременности, в котором они возникают; оно также никоим образом не образует связи между ними. Одновременность и последовательность их компонентов воспринимаются, но не производятся с его помощью. Ощущение усилия или интереса, связанное с восприятиями, которым, как говорят, уделяется простое внимание, не воспринимается как какое-либо изменение этих восприятий или их порядка. На самом деле, во многих случаях мы можем наблюдать поезда реинтеграции, в которых простое внимание чередуется с актами волевого и изменяющего внимания. Я имею в виду случаи сна, когда дремота легка, или задумчивости, или тех фантазмов, которые иногда возникают непосредственно перед засыпанием; в них мы часто можем осознавать точный момент, когда мы оказываем изменяющее влияние на ход, взятый образами реинтеграции. Мы как бы говорим: «Нет, я не могу иметь это, я должен иметь что-то другое». Короче говоря, акты простого внимания включаются в поезда спонтанной реинтеграции как часть их содержания и хода, а не как вмешательство в них.

Первое ясное указание на то, что в поезда спонтанной реинтеграции вмешиваются, модифицируют и изменяют их ход в результате повторного действия со стороны Субъекта, дается сознанием, возникающим внутри самих реинтеграций, которое известно как переживание того, что внимание не только пробуждено, но и что в этом пробужденном внимании присутствует цель или желание. В такие моменты мы останавливаемся на одной части предлагаемого содержания и отвергаем, то есть отказываемся внимать, любому содержанию, предлагаемому спонтанной реинтеграцией, если оно не воспринимается как связанное с этой частью, или с желанием, или целью, которые она включает. Это, как я понимаю, первая или самая низкая форма, в которой то повторное действие, которое мы называем волевым, появляется в сознании; я имею в виду собственно волевое действие, в отличие от инстинкта, аппетита или импульса любого рода, независимо от того, сопровождаются они сознанием или нет. Это самая низкая и простая форма воления, как сознательный выбор между альтернативами.

Поезда спонтанной реинтеграции, включающие только простое внимание, явно предполагают такие реакции, как описанные сейчас; ведь их можно понимать только как их модификации. И законы, которым подчиняются модифицированные таким образом поезда, очевидно, будут сильно отличаться от законов, которым подчиняются чисто спонтанные или немодифицированные поезда, а последние известны как законы ассоциации. Законы, которым подчиняются поезда, измененные волей, будут не просто законами ассоциации, а законами действия и мышления. Таким образом, мы можем провести резкую границу между спонтанной и добровольной реинтеграцией, не как между двумя этапами, первым и вторым, в исторической эволюции расы или индивидов, а как между двумя различными видами процессов, практически сосуществующих и изменяющих друг друга от начала до конца истории жизни. Это разные, но тесно связанные процессы ab initio, или почти так, во всех сознательных существах определенного ранга в шкале организации. Спонтанная реинтеграция как процесс берет свое начало из двух реакций, во-первых, реакции, которая восприимчива к впечатлениям на нервном организме, о чем свидетельствует простое или элементарное восприятие, как и в случае чувственных представлений, и, во-вторых, реакции, которая обеспечивает простое внимание к реинтегрированному содержанию, но не распространяется на изменение хода впечатлений, которые она получает и регистрирует. Процесс добровольной реинтеграции начинается на более высоком уровне этой последней реакции, а именно в той ее точке, где она становится сознательно избирательной или сопровождается сознательной целью или желанием, и поэтому расширяется, чтобы изменить ход, который спонтанная реинтеграция приняла бы без ее вмешательства.

В реальном ходе конкретных рединтеграций, в которые все эти элементы восприятия и реакции входят как составные части и которые мы можем также представить себе как вбирающие в себя новые ингредиенты из чувственных представлений всех видов, мы постоянно движемся по линиям спонтанной рединтеграции, изменяя их сознательно избирательным вниманием и снова начиная с измененного таким образом состава по линиям, определяемым его связью с состояниями или процессами, спонтанно предлагаемыми и принадлежащими к спонтанному составу идей. Решая, является ли какое-либо состояние или процесс сознания во всем этом поезде спонтанным или волевым, мы должны рассматривать его как настоящий момент. Просто ли мы воспринимаем и обращаем внимание на что-то предложенное, или же мы выбираем с сознательной целью, на что обратить внимание, а что отбросить? Если мы просто воспринимаем, то это момент спонтанной реинтеграции. Если мы просто слушаем, то это один из тех моментов, которые были названы, как я полагаю, впервые покойным доктором А. В. Карпентером, «согласием». Б. Карпентером, «консенсуальным» повторным действием, которое не изменяет ход рединтеграции. Если же мы целенаправленно выбираем, то это момент волевой реинтеграции, изменяющий ход спонтанной. Таким образом, два вида рединтеграции, спонтанная и волевая, идут вместе, попеременно изменяя друг друга и образуя вместе с чувственными представлениями один сложный поток сознания, в котором, аналитически говоря, спонтанная рединтеграция является главным телом или центральным членом, постоянно питаемым чувственными представлениями в своей нижней части и постоянно питаемым волевой рединтеграцией в своей верхней части. Кроме того, в этом месте следует еще раз отметить, что результаты волевых или целенаправленно избирательных рединтеграций, а также восприятия, в которые включается только простое внимание, могут сами включаться в совокупность идей, которые формируют последующие поезда спонтанных рединтеграций, несмотря на их волевое происхождение. Не успела сформироваться какая-либо сложная идея, как она уже становится способной к спонтанному воспроизведению по законам ассоциации, не требуя нового волевого усилия для ее формирования. Спонтанному воспроизводству подвержены не только идеи реальных материальных объектов, но и любые другие идеи, как, например, идеи силы, закона, вещества, красоты, отрицания, утопии, короче говоря, любого понятия, общего или частного. Но очевидно, что чем менее знакома или привычна какая-либо идея, чем менее она интересна субъекту, чем менее ярка в момент ее возникновения или чем меньше ее связей с другими идеями, тем меньше она подвержена такому воспроизведению.

Чтобы понять это, мы должны учитывать, что связь между идеями при спонтанной реинтеграции может быть как прямой, так и косвенной. Прямая – в случаях, подобных апельсину, когда простое зрительное впечатление, или запах, или прикосновение в темноте, или, наконец, простое название вызывают всю сложную идею апельсина, когда эта сложная идея становится знакомой. Косвенным он является в тех случаях, когда любое из этих элементарных восприятий вызывает через идею апельсина, скажем, идею Андалузии, или Нелл Гвин, или «Миньона» Гете, или картину Тернера, изображающую оранжевые лодки в шквале на море. С помощью таких непрямых переходов самое простое и обычное элементарное восприятие может вновь вызвать в сознании любую часть приобретенного им гарнитура, со всеми сопутствующими образами и эмоциональными аккомпанементами, несмотря на то, что вызванные таким образом идеи, возможно, изначально стоили больших волевых усилий для их приобретения.

Таким образом, где бы волевое усилие ни вклинилось в поезд рединтеграции, оно всегда находит, что изменить, и когда оно это делает, полученная модификация становится способной воспроизводиться спонтанно и играть свою роль в поездах спонтанной рединтеграции. Причудливые сопоставления знакомых и незнакомых объектов в сновидениях и даже насильственное, хотя и необоснованное впечатление знания, которым мы часто обладаем в сновидениях, о том, что и кем являются места или люди, и даже о том, кем и кем являемся мы сами, в пейзаже сновидения, являются примерами рединтеграций, которые на время стали чисто спонтанными, хотя содержат и имеют дело с идеями, приобретенными когда-то, во всяком случае, вниманием, и, возможно, по большей части сознательно избирательным вниманием воления.

Наконец, можно отметить, что стимулы, приходящие извне рединтегративного организма, которые могут привести в движение все его механизмы, не обязательно должны сами сопровождаться чувственными представлениями. Сознание во всех случаях – это зависимое сопровождение нервного действия определенной степени интенсивности, а не реальное состояние или реальное звено в цепи собственных состояний и процессов. Нервные процессы, которые сами по себе протекают ниже порога, не сопровождаясь сознанием, могут, однако, действовать как стимулы на другие части нервного организма и там порождать процессы, сопровождаемые сознанием. Это не относится только к нервам особого чувства. Это относится если не к симпатической нервной системе, то, во всяком случае, к нервам, которые в значительной степени следуют тем же путем, и которые могут передавать в мозг стимулы из всех частей тела, включая внутренние железы, ткани и внутренности, даже в те моменты, когда их собственное действие не сопровождается никакими ощущениями. Вся природа и цвет мозговых рединтеграций, то есть состав их образов и их эмоциональный характер – мрачный или веселый – могут, таким образом, зависеть от временного состояния внутренних телесных органов, хотя стимулы, которые являются носителями этого влияния, не являются носителями ощущений ни приятных, ни болезненных.

Глава III. Добровольная реинтеграция

§1. Волевое усилие

Я начинаю эту главу с напоминания о трех совершенно различных классах нервных реакций, выделяемых не на физиологических основаниях, хотя они полностью согласуются с ними, а просто по отношению к способам сознания, которым они служат, к которым мы пришли в предыдущей главе. Первый – это тот, который обслуживает простые элементарные представления ощущений и спонтанные реинтеграции, многие из которых являются ничем иным, как распространением, повторением и сочетанием представлений ощущений без вмешательства любого другого вида реакций. Второй класс – это те, которые обеспечивают простое нецелевое внимание, либо к представлениям чувств, либо к какому-то содержанию спонтанной реинтеграции. Третий класс – это те, которые обеспечивают собственно волевые действия, всегда избирательные по отношению к какому-либо чувству или идее, представленной или репрезентированной, для целей того или иного рода, и все они могут быть в конечном счете классифицированы под двумя основными главами – знание и поведение.

I. Некоторое ощущение усилия является неизменным компонентом сознания, непосредственно зависящего от реакций двух последних видов. Фактически это тот признак в сознании, по которому мы их различаем. Не так обстоит дело с сознанием, зависящим от реакций первого рода; по этой причине мы обычно слышим, что о нем говорят как о пассивной восприимчивости либо к впечатлениям чувств извне, либо к потребностям, аппетитам, желаниям и импульсам изнутри. В действительности, однако, простая пассивность невозможна. Даже для получения впечатления необходимо какое-то действие со стороны получателя; точно так же, как воск, который не должен оказывать буквально никакого сопротивления при запечатывании, был бы не воском, а вакуумом. Так же обстоит дело и с нервными органами, «которые получают и распространяют воздействие стимулов, независимо от вида соответствующих физических операций, все возможные виды которых, входящие в физиологический термин «метаболизм», я бы везде понимал как включающие выражения, подразумевающие любой конкретный вид, такие как удар, вибрация, химическое изменение или взрыв, электрическое или магнитное изменение, интеграция, дезинтеграция и так далее. Так, воздействие, скажем, стимула вызывает реакцию внутри органа, результат которой, действие и реакция, внутри органа, немедленно сопровождается сознанием. Но об этом результате и его составляющих мы никогда не знаем, разве что умозаключением. Его непосредственным эффектом, или, более строго говоря, условием, является сопровождающая его смысловая репрезентация, или реинтеграция. В состоянии сознания, которое от него зависит, нет отдельного представителя повторного действия.

II. Совсем иначе обстоит дело с реакциями второго класса, теми, которые служат простому вниманию. Здесь мы осознаем чувство, названное ощущением напряжения или усилия, в зависимых и сопутствующих состояниях сознания, сверх увеличения ясности или живости, в различиях или отчетливости между частями восприятия, на которое обращено внимание. Мгновенно обращая внимание на образ, скажем, дерева или камня, хотя и без всякого осознания цели этого, я отчетливо осознаю или могу осознавать усилие. И в случае с чувственными представлениями можно указать, от чего зависит это ощущение усилия. Оно зависит от некоторого значительного превышения мгновенной силы стимула над силой либо нормальной, либо мгновенной фазы действия в органе, на который он воздействует, предполагая, что орган обладает запасом энергии, достаточным для того, чтобы реагировать на стимул на равных условиях.99
  See Professor Delbceuf’s Exam.cn Critique de la Loi Psyehophysique. 2nie Partie, pp. 29 to 41; a work from which a passage was cited in a previous Chapter.


[Закрыть]

В этом случае в общем ощущении можно выделить чувство, вызванное встречей стимула с реакцией. В плавном потоке ощущений возникает как бы заминка, ощущение, которое мы называем чувством препятствия или трудности, если воспринимаем его до завершения ощущения, и которое мы называем чувством напряжения или усилия, если оглядываемся на него после того, как трудность преодолена и полное ощущение пережито. Другими словами, разница между силой внутреннего и внешнего фактора, когда она обусловлена увеличением силы последнего, теперь представлена или подтверждается, в случаях простого нецелевого внимания, чувством усилия, которое является элементом остаточного опыта в целом.

То же самое ощущение препятствия или усилия, связанное с простым нецелевым вниманием, возникает и в поездах спонтанной реинтеграции; и здесь оно, скорее всего, должно быть интерпретировано аналогичным образом. Разница в том, что здесь, вместо внешнего стимула и внутренней реакции, мы имеем две или более частей или органов мозговой системы в действии и взаимодействии друг с другом. Я мгновенно обращаюсь к идее так же, как и к ощущению, если орган, который поддерживает идею, пробуждается к повторному действию стимулом, исходящим от другого мозгового органа по линиям, обслуживающим ассоциативные процессы, при условии, что сила этого стимула находится в определенном значительном превышении действия, которое в данный момент является фазой действия стимулируемого органа. Следующий отрывок из книги профессора Дельбофа в равной степени относится как к процессам спонтанной реинтеграции, с учетом видов сознания, которые они обслуживают, так и к процессам презентирующего ощущения, о котором только в ней и говорится: «Всегда наступает феномен напряжения, чтобы присоединиться к ощущению в более или менее выраженной степени, и поэтому ощущение меняет свое качество. Ощущение жара по мере его нарастания постепенно переходит в боль. Здесь напряжение быстро нарастает и маскирует ощущение. Общая чувствительность выходит на передний план и отбрасывает на задний специальные чувствительности.1010
  Work cited, p. 41.


[Закрыть]

Ощущение препятствия или усилия – это ощущение, которое знаменует вхождение этого «феномена напряжения» в сознание, момент, который мы описываем как внимание к конкретному содержанию, в котором оно возникает, независимо от того, перерастает ли оно впоследствии в ощущение дискомфорта или боли. Ни в одном из двух случаев внимания, я имею в виду те, что связаны с ощущением и спонтанной реинтеграцией, нет необходимости предполагать вмешательство какого-либо другого органа или части нервной системы, помимо тех, которые уже обслуживали, ощущение в одном случае и поезд спонтанной реинтеграции в другом, до возникновения того, что я назвал заминкой.

Для дальнейшего разъяснения реакции, обеспечивающей простое внимание, и ее непосредственных последствий в сознании я бы привел следующий отрывок из выступления профессора Шафера, уже цитировавшегося в предыдущей главе: «Это было показано Готчем и Хорсли [О нервной системе млекопитающих, ее функциях и их локализации, определенной новым методом, Philos. Trans. Vol. 182. B. 1891], которым мы обязаны знанием только что упомянутого факта» [а именно: изменение ритма, а также потеря времени при стимуляции одного центра другим, при одновременной передаче и изменении импульса], «что нервные импульсы очень легко проходят от нервного центра вниз по афферентным каналам, хотя самое сильное возбуждение не заставит их пройти по эфферентным каналам вверх по спинному мозгу».1111
  Prof. E. A. SchSfer, F.R.S., on The Nerve Cell, Ac., in Brain Parts LXI. and LXII., p. 1G5. 3893.


[Закрыть]

Отсюда следует, что реакция, обеспечивающая простое внимание к ощущениям, может привести в состояние напряжения весь соответствующий афферентный нервный канал, включая его периферическое окончание, тем самым увеличивая яркость и

Это эффект, обусловленный тем, что можно назвать результатом стимула и реакции.

Не следует путать эти ощущения препятствия или усилия при простом внимании, будь то при представлении ощущений или при спонтанной реинтеграции, которые сразу зависят от чисто имманентных реакций, с теми ощущениями, которые также известны под названием ощущения усилия, которые зависят от трансовых реакций, то есть, в данном случае, от рефлекторных действий, направленных на мышцы или другие не нервные ткани; хотя возможно, что одни и те же центральные нервные окончания могут быть местом, откуда исходят реакции обоих видов. Например, когда я перевожу взгляд на яркий объект, который возбуждает внимание, или отвечаю движением на резкое прикосновение или удар, или делаю непроизвольный жест, или произношу звук, в результате внезапно возникшей идеи, я имею в сознании, помимо внимания с его чувством усилия, вовлеченного в эти ощущения, еще одно чувство усилия из-за сопротивления, оказываемого рефлекторному нервному действию мышцей или другой не нервной тканью, на которую оно направлено. Этого дополнительного ощущения усилия придерживаются многие психологи, в частности, доктор Чарльтон Бастиан.1212
  In The Br tin as an Organ of Mind, 1880. Appendix, pp, 691, sqq.


[Закрыть] Профессор Уильям Джеймс1313
  In The Feeling of Effort; Anniversary Memoirs of the Boston Society for Natural History, 1880, already cited; and The Principles of Psychology. Chap. XXVI. Vol. II. pp. 493, sqq.


[Закрыть] и профессор Хьюго Мейнстерберг1414
  In Die Willenshandlung, pp.«82—88.


[Закрыть], что оно зависит не от эфферентного или рефлекторного нервного воздействия, а от нервного тока, возникающего в результате активности, которую стимулирует эфферентное воздействие в мышце.

Эфферентное действие стимулирует в невральной ткани и передается в некоторый сенсорный нервный центр по афферентному каналу; таким образом, лишь опосредованно завися от рефлекторного, эфферентного и транссерентного действия, ранее направленного на невральную ткань.

Очевидно, что это последнее ощущение усилия совершенно отличается от ощущения усилия при простом внимании, которое было описано вначале. Чувство, описанное вначале, является компонентом внимания и зависит от нейронной реакции, которая полностью имманентна; то, которое описано сейчас, является последующим за вниманием первого рода (если предположить, что оно существует) и зависит от афферентного стимула, получаемого от ненейронной ткани, на которую ранее было направлено эфферентное, рефлекторное и трансовое нейронное действие.

В этих двух различных видах ощущаемого усилия, как они проявляются в связи с феноменами простого внимания, в чувственном представлении и спонтанной реинтеграции, мы имеем первое появление или источник различия, которое встретится нам в дальнейшем, между актами целенаправленного внимания, или собственно воления, в имманентной добровольной реинтеграции, и открытыми или трансовыми актами, выполняемыми в повиновении волевым актам выбора. На самом деле существует чувство усилия, которое не является непосредственным сопровождением актов целенаправленного внимания, хотя оно часто возникает вследствие них; я имею в виду чувство усилия, которое вызывается телесными действиями, независимо от того, целенаправленно они совершаются или нет. Точно так же существует вид внимания, который, хотя и предполагает ощущение усилия, все же является нецелевым и доволевым; ощущение усилия, которое он предполагает, является свидетельством повторного действия со стороны субъекта, результат этого действия и стимула, который его вызывает, является полностью имманентным и сопровождается в субъекте повышенной живостью, ясностью и отчетливостью содержания, на которое обращено внимание. В случаях простого внимания ощущение усилия объясняется различием энергии в реакциях одного нервного центра на другой; повышенная яркость, ясность или отчетливость содержания – результирующим или общим действием первоначального стимула и повторного действия вместе. Эти акты простого внимания, с чувством усилия, которое они влекут за собой, являются как бы матрицей, из которой берут свое начало собственно воления, или из которой они могут рассматриваться как дифференциация.

III. Переходя, наконец, к повторным действиям третьего класса, или собственно волениям, мы обнаруживаем, что они имеют сложный характер. Это действия, которые являются целенаправленным выбором, причем сознание сделанного выбора является частью сознания, сопровождающего их. В них всегда есть альтернатива, реально, хотя и смутно, представленная в сознании, будь то в виде двух или более позитивных содержаний или в виде идеи позитивного содержания и его отсутствия, отрицания или опущения. Повторное действие является сложным или избирательным, поскольку оно направлено не просто на сохранение или усиление какого-либо содержания сознания, но на сохранение или усиление одного из них и тем самым на отказ или снижение интенсивности другого, причем в момент избирательного повторного действия в сознании присутствует идея обеих альтернатив. Сознательно-избирательный характер повторного действия в целом заключается в его двойном содержании, в сохранении одного и отбрасывании другого или других из двух или более содержаний, присутствующих в сознании до момента решающего выбора. Поэтому мы должны представить себе нервную зону, обеспечивающую весь процесс, как соответственно увеличенную. В случаях внимания такого рода, в отличие от случаев внимания нецелевого, мы должны предположить, что другой нервный орган или центр сначала подвергается воздействию, а затем реагирует на органы, обеспечивающие либо ощущение, либо спонтанную реинтеграцию, с их простым вниманием. Воздействие или стимуляция второго или более высокого центра сопровождается в этом центре представлением о восприятии, которое, как говорят, присутствует; и его последующее повторное действие сопровождается усилением этого восприятия в органе, который его стимулирует, и на который направлено повторное действие; что также повлечет за собой его более длительное сохранение в сознании. Высший центр или орган, подвергающийся вторичному воздействию, а затем повторному действию, следует рассматривать как часть целой группы или массы центров, взаимодействие между которыми обеспечивает те процессы сравнения и обдумывания, которые предшествуют принятию решения в имманентных актах воления, когда две или более альтернативы как бы предлагаются для выбора. Эта масса центров и есть то, что подразумевается под расширением области, о котором говорилось выше.

Из этого взгляда на воление вытекают две вещи. Во-первых, оно всегда является реинтегративным актом, поскольку в противном случае оно не могло бы включать в себя сравнение альтернатив. Во-вторых, из этого следует, что никакое воление как таковое не может быть неподчиненным или неэффективным, поскольку одно и то же повторное действие само по себе является и повелением, и исполнением, будучи единым актом. Собственно воления – это не столько действия агента, сколько действия самого агента. Нет действия, отличного от агента, кроме как через абстракцию; так же как в физике нет движения, отличного от движущегося тела. Воление, таким образом, является одним из примеров двойной природы сознательного существа, как состоящего из реальных условий, состоящих из нервной субстанции и процессов, и сопутствующих им обусловленностей, состояний и процессов сознания.

Природа или сущность любого конкретного воления заключается в выбранной альтернативе по сравнению с той или теми, которые были отвергнуты, а выбранная альтернатива – это всегда чувство или идея, а именно то, чему волевое действие придает значимость или интенсивность, будучи направленным на нервный процесс, который его обслуживает. Предположим, например, что мне предлагают выбрать между корзиной яблок и корзиной груш, и я выбираю груши. Теперь я не могу в строгом смысле слова захотеть иметь груши, поскольку это не полностью в моей власти. Я хочу иметь груши, и я предпочитаю груши яблокам. Но что я желаю? Я желаю желания и предпочтения. И делаю это, воздействуя на нервный процесс, обслуживающий идею груш, и позволяя ему стимулировать, скажем, орган речи или руку, орган восприятия, что он и делает посредством эфферентных нейронных токов в функционально непрерывном нейро-церебральном механизме. Акт воления состоит в отчетливом принятии желания груш в противовес желанию яблок. Принятие альтернативы, представленной как альтернатива, составляет сущность волевого действия, насколько это действие сразу же известно в сознании. При этом вовсе не обязательно, чтобы обе альтернативы имели положительное содержание, как в приведенном выше примере. Мы можем принять желание как альтернативу его отвержению или отвергнуть его как альтернативу его принятию, и как принятие, так и отвержение являются дуговыми волениями. В последнем случае, при отказе от желания, идея, которой я придаю вес или значимость, – это уже существующее содержание сознания или какая-то его часть, или то, что стало его частью в процессе обдумывания, за вычетом идеи, которую я отвергаю, или предыдущего контекста с пробелом на месте этой идеи. Это называется подавлением идеи.

Обращаясь к другому моменту, мы всегда знаем, когда наступает этот решающий момент воления, по определенному чувству усилия или, точнее, по определенному изменению в чувстве усилия, за которым следует его прекращение или быстрое уменьшение, сопровождающее воление. В только что приведенном примере это изменение в ощущении усилия связано с тем, что повторное действие, оказываемое всей нейронной областью или процессом, обеспечивающим сравнение и обдумывание, направлено на одну единственную его часть, а именно на область или процесс, обеспечивающий представление о грушах; что влечет за собой прекращение повторного действия на область, обеспечивающую представление о яблоках, и таким образом снимает ранее существовавшее напряжение между ними. Мы удерживаем в сознании одно и исключаем другое. Иными словами, мы обращаем внимание на одно из них, зная, что таким образом отстраняем внимание от другого. Таким образом, в конечном счете, волевое усилие есть упражнение внимания, но это сложное, а не простое его упражнение. Сначала есть внимание с приложенным к нему чувством усилия при сравнении и обдумывании, а затем есть внимание к выбранной идее, о чем свидетельствует изменение чувства усилия и его прекращение или уменьшение, о котором только что говорилось. Это не так, как если бы две идеи или нервные процессы, обслуживающие их, боролись за господство, и более сильная из них преобладала в данный момент, чтобы подавить другую. Воление состоит не в простой победе одной идеи над другой, что означало бы случай просто спонтанной реинтеграции, а в таком передействии всей нервной системы, обеспечивающей сравнение или обдумывание, которое дает победу одной идеи над другой. И совершенно очевидно, что реакция такого рода должна исходить из того нервного процесса, который обеспечивает представление двух идей как альтернатив друг другу. Именно этот нервный процесс сравнивает, выбирает, а затем реагирует на процесс, обслуживающий только выбранную альтернативу; это избирательное повторное действие и есть собственно воление. Это еще яснее видно в случаях, когда антагонистические альтернативы не являются hi pari materia, то есть в случаях, когда выбор стоит не между желаниями, которым нельзя потакать вместе, а между каким-то сильно ощущаемым желанием, с одной стороны, и мыслью или соображением, что его нынешнее потакание запрещено благоразумием или законом поведения, которому следует подчиняться; Короче говоря, случаи, когда удовольствие в конкретном смысле противопоставляется разуму, абстрагируясь от того факта, что существует также удовольствие, определенного мрачного рода, в подавлении конкретных удовольствий по велению разума. В этих случаях очевидно, что окончательное решение принимается в нервной зоне, обслуживающей сравнение, поскольку одна из альтернатив сама по себе является идеей, в которую вовлечено сравнение. Если бы удовольствие было принято полностью без сравнения, можно было бы сказать, что оно действительно овладело разумом, но действие было бы не волевым, а просто аппетитом или страстью; никакого сознательного выбора между альтернативами не произошло бы. Следует заметить, что действия такого рода не следует понимать как обязательно предшествующие сравнению и выбору между альтернативами, или, одним словом, как предволевые. Они также могут происходить, и происходить привычно, как следствие длинной серии волевых актов, в которых диктат разума был отвергнут в пользу притягательности удовольствия. Это случай, в точности аналогичный спонтанному повторению сложных идей при реинтеграции, идей, на создание которых изначально ушло много труда сознательной мысли.

Теперь я перехожу к другой части темы, а именно к трансовым или явным действиям, которые мы совершаем в результате имманентного акта выбора. Это добровольные действия, поскольку и в той мере, в какой мы представляем, сравниваем и выбираем между ними и их альтернативами в имманентной волевой реинтеграции. Рефлекторные или механически выполняемые действия, не присутствующие отчетливо в сознании, которые приводят к выполнению выбранного после его выбора, могут быть здесь оставлены без внимания; как, например, взятие шляпы и зонтика, когда я решил оставить камин и выйти под дождь. О самом выходе под дождь можно сказать, что он связан с усилием воли; твердость моей решимости подвергается испытанию, когда я обнаруживаю, что дождь вот-вот обрушится потоком. Несколько неприятное чувство усилия вовлекается в реальный выход, и представление этого чувства усилия в сравнении и размышлении, которые предшествовали моему решению, является элементом собственно волевого усилия, которое вылилось в это решение.