Текст книги "Боги и чудовища"

Молитва

Лу

Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль».

Я повторяю их имена в темноте, словно молитву. Представляю себе их лица. Медный оттенок волос Рида, очертания скул Коко, изгиб бровей Бо, цвет глаз Анселя. Даже ткань платья мадам Лабелль, которое было на ней в нашу первую встречу, – зеленый шелк.

«Красивый цвет, – задумчиво отзывается Легион, вспоминая позолоченные стены и мраморные полы “Беллерозы”, парадную лестницу и обнаженных дам. – Красивый… бордель?»

«Да. Это сиськи».

Они прижимаются ближе, зачарованно вслушиваясь в каждое имя, изучая каждое воспоминание. Но не Этьен. Он отделен от других, но его присутствие ощущается уже слабее. Оно поблекло. Он забыл свое имя, и я напомнила ему об этом. Я буду и дальше напоминать.

«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. А это Этьен. Ты Этьен».

«Я Этьен», – едва слышно шепчет он.

«Мы тоже когда-то надеялись». – Легион обвивается вокруг него, но не чтобы приободрить, а чтобы утешить.

Они видят лишь один исход происходящего, но я не согласна. Я не принимаю его. Я вспоминаю аромат кондитерской Пана, сливки в булочках. Ветер в волосах, когда я прыгаю с крыши на крышу. Первые рассветные лучи на щеках.

«Надежда не важна».

«Нет ничего важнее надежды, – яростно возражаю я. – Надежда не какой-то недуг. Это исцеление».

Они обдумывают мои слова, но их замешательство и маловерие пропитывает тьма. Я не позволю ей осквернить мои мысли.

«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль».

Местами тьма начала просвечивать, и я вижу проблески… Николины. Ее воспоминания. Они скользят по теням, лоснящиеся и яркие, словно масло на воде, и сливаются с моими воспоминаниями. Тут обрывки колыбельной. Там рыжие волосы и теплые руки, скрытая улыбка и отзвук смеха. Искреннего смеха, а не того жуткого и фальшивого, которым она смеется сейчас. Тепло окутывает это воспоминание. Это ведь не ее смех. Смеется кто-то другой, кто был ей некогда дорог. Сестра? Мать? Бледная кожа в веснушках. А… возлюбленная.

«Рид, Коко, Бо, Ансель…»

Меня охватывает ужас. Кого-то не хватает, да? Я забыла… кого я забыла?

«Надежда не важна», – скорбно напевает Легион.

«Я Этьен», – выдыхает он.

В ответ тьма расступается, открывая взору храм Шато ле Блан. Но вот здесь… я никогда не бывала. Из храма вниз по склону горы рекой течет кровь, обагряя волосы и платья павших ведьм. Мне никто из них не знаком. Лишь одна.

Николина стоит посреди поляны, с ее рук и изо рта капает кровь.

«Боже мой».

Никогда прежде я не видела такой бойни. Никогда прежде я не видела столько смертей. Смерть пронизывает все, каждую травинку и каждый блик лунного света. Она витает словно болезнь, плотная и мерзкая, забивается мне в нос. Николина же наслаждается ею. Ее глаза сияют серебром. Она смотрит на Ля-Вуазен, которая спускается вниз от алого храма. За собой она тащит связанную женщину. Лица женщины не разглядеть. Неясно, мертва она или нет.

В ужасе я пытаюсь разглядеть больше, но тьма снова возвращается, и знакомый голос скользит у меня по спине.

«Ты боишься смерти, мышка?»

Я не отшатываюсь и повторяю имена.

«Рид, Коко, Бо, Ансель… – Затем: – Все боятся смерти. Даже ты, Николина».

Ее призрачный смешок отдается эхом.

«Если ты не можешь справиться с таким простым страхом, Лё-Меланколик ты не переживешь. О нет. Наш муж хочет крестить нас, только он не понимает. Не осознает. Наша хозяйка остановит его».

Вспыхивает образ дракона – он появляется и в тот же миг исчезает. Я не успеваю его разглядеть.

«А если и нет, то воды бегут, бегут и бегут, и они там под воду уйдут, уйдут и уйдут».

Между нами повисает изумление и недоумение. Лё-Меланколик? Я напряженно пытаюсь вспомнить это название, но тьма, кажется, лишь сгущается вокруг него. Оно мне знакомо. Точно. Я просто… не могу вспомнить откуда. И снова меня охватывает ужас. Нет. Я не поддамся ему. Я гневно отталкиваю тьму прочь.

«Рид, Коко, Бо, Ансель».

Если Рид хочет крестить меня в этих водах, значит, на то есть причина. Я верю ему.

«Плавать я умею».

«Это тут совершенно ни при чем».

Сквозь чернильный туман проступает еще один образ. Женщина. Она целеустремленно идет к неестественно гладкому морю, такому гладкому, что оно похоже на зеркало. Безбрежное. Сверкающее. Не замедляя шага, она идет к воде, и та… будто бы поглощает ее движения. Ни одной рябинки на морской глади. Женщина все идет. Вода уже по колени. Бедра. Грудь. Ее голова опускается под воду. Женщина не всплывает.

«Ты не первая ищешь объятий этих вод. Многие приходили до тебя и многие придут после. Лё-Меланколик дорожит своими возлюбленными. Оно целует каждого перед сном, укладывает в постель и исцеляет их морской водой».

Мысль поражает меня, как удар молнии.

«Что с тобой произойдет, если я умру?»

«Ты видела Вознесение», – отвечает она.

Я скорее чувствую, чем вижу, как она обращает свое внимание на Этьена, дрожащего под ее взглядом. Он снова забыл свое имя.

«Душа без тела может жить долго».

«Но все же не вечно».

«Верно».

«То есть… ты все-таки можешь умереть, если умру я?»

«До этого не дойдет».

«Почему?»

Еще один смешок.

«Хозяйка сейчас в Шато. Она велела принести мое тело. Если ты поддашься соблазну вод, я вернусь в него. Ты умрешь, а я выживу».

«Откуда ты знаешь, что твое тело там? – спрашиваю я, снова отталкивая тьму и повторяя имена. – Ты сплоховала, Николина. Моя мать напала на тебя, и ты открыто бросила ей вызов. А твоей хозяйке она нужна больше тебя. Возможно, твоего тела там вовсе не будет. Возможно, ты умрешь».

«Я не сплоховала!»

Тьма в волнении корчится, а Легион шипит и плюется. Однако они чувствуют не только это. Им… любопытно, а еще где-то в глубине их сущности таится тоска. И надежда.

«Хозяйка поручила доставить тебя Моргане ле Блан! – Николина буквально выплевывает это имя. – И я доставлю тебя к ней, невзирая на твою мерзкую семейку. Посмотрим, кто станцует, а кто пойдет ко дну».

«Рид, Коко, Бо».

Николина, смеясь, уходит.

«Рид, Коко, Бо. Рид, Коко, Бо. Рид, Коко, Бо».

«Держись», – говорит Этьен.

И вновь растворяется в Легионе.

«Просыпайся, мышка».

Я словно пробуждаюсь от глубокого сна. Чувствую, как что-то поменялось. Тьма так же окутывает все вокруг, но при словах Николины она рассеивается жуткими клочьями, медленно плывущими на ветру. Цепляется за деревья, скалы и…

И людей.

Я смотрю на мужчину. Рыжие волосы взъерошены. Он идет по горной тропе с веревкой в руке, препираясь с девушкой, идущей рядом.

«Посмотри на них, Луиза. Взгляни на них в последний раз. На свою семью. – Отвратительное молчание. – Ты уже забыла их?»

Их имена всплывают медленно, словно сквозь смолу. Я изо всех сил цепляюсь за каждое. Рид и Коко.

«Нет».

Коко смотрит темными, почти черными, глазами в небо, а потом переводит взгляд на меня. Нет. Не на меня. На Николину.

– Ты же знаешь, что мы идем в ловушку, да? Пускай и с жемчужинами.

Николина хихикает.

Качая головой, Рид тянет нас сильнее. Картинка перед глазами меняется с каждым шагом.

– Не обязательно.

«Они умрут, – напевает Николина. – Все до единого. Придет моя хозяйка. И вырвет их сердца».

«Нет, не умрут. Ничего она не вырвет».

– Выбора у нас нет. – Судя по тону, Рид не терпит возражений. – Печальные воды – наша единственная надежда.

– А после? Что потом, Рид? – Они оба долго смотрят на меня. – Шато ле Блан недалеко от моря. Если Зенна не сровняет замок с землей, может, проскользнем в него и… доведем дело до конца, когда Лу снова станет собой?

Пара впереди замедляет шаг. Они оба черноволосы. И оба мне незнакомы.

– Это Николина хотела штурмовать Шато, – твердо говорит Рид, – а не Лу. А значит, делать этого не стоит. Моргана и Жозефина наверняка нас ждут…

Его голос затихает, когда картина меняется.

«Попрощайся, Луиза».

Тени сгущаются и снова превращаются в тьму. Она давит на меня своей тяжестью, и меня уносит от Рида, от Коко, от света.

«Больше ты их не увидишь».

«Нет, увижу».

Слова звучат так тихо и ничтожно, что Николина не слышит их, зато другие слышат. Этьена больше нет, но Легион окутывает меня своим присутствием, погружая в свои глубины. Но они не хотят причинить мне вред или навязать свою волю. Они отделяют меня от тьмы. Держат меня воедино.

«Надежда не какой-то недуг, – теперь они напевают собственную молитву. – Это исцеление».

Еще одна могила

Рид

Селия вышла из-за деревьев. На ней были облегающие штаны и высокие кожаные сапоги. Расстегнутую рубашку она заправила в штаны. Это была рубашка Жан-Люка. Я узнал вышивку на вороте и рукавах. К тому же она была синяя с золотом – в цветах шассеров. Голову Селии покрывала широкополая мужская шляпа, а на лице ее виднелась аккуратно подстриженная бородка.

Бо разразился смехом.

– Что? – Селия поспешно оглядела себя и разгладила рубашку. Поправила волосы и убрала выбившуюся прядь под шляпу. – Не похоже?

– Отнюдь, – заверил Бо ее. – Выглядишь как полная идиотка.

Николина, сидя позади меня, захихикала. Мы снова покрепче связали ей руки и намазали их кровью Коко. Сейчас она даже пальцем бы не смогла пошевелить.

Поразившись и, вероятно, возмутившись от такой прямолинейности, Селия вскинула брови.

– Козетта часто носит штаны…

– Но не бороду же, – сказал Бо. – Тебе не нужно скрываться, Селия. Твоего лица нет на этих плакатах.

– Я просто… подумала, что… – Ее лицо вспыхнуло. – Может, король и не разыскивает меня, но отец точно будет. У Жан-Люка лазутчики по всему королевству. Думаю, мне стоит быть осторожной, разве нет? – Глядя на наши бесстрастные лица, она вздернула подбородок и повторила: – Козетта и Луиза носят штаны.

– Ну вот опять. – Бо с ухмылкой развел руками.

– Прошу вас, не обижайтесь, ваше высочество, но вы оказались куда менее приятным человеком, чем мне хотелось бы думать. – Селия прищурилась.

– Ничего, я не обиделся. – Бо, посмеиваясь, приобнял Коко за плечо.

– Он уже привык такое слышать. – Коко сбросила его руку.

Подозвав к себе Селию, Бо отправился вместе с ней в первую деревню.

Мы решили, что искать жемчуг будут они. Нам же с Коко пришлось остаться с Николиной, ничего не поделаешь. Тащить ее по улицам с окровавленными и связанными руками было бы сложновато. Да и не хватало еще, чтобы Николине вздумалось заговорить с торговцем жемчугом, если мы все-таки его найдем. На пути к третьей деревне я уже был сыт Николиной по горло.

Сейчас она лежала на камне в лесу, стеная и дергая за путы. Ее руки безвольно свисали, словно окровавленные культи.

– Мы проголодались. Может, зайдем в деревушку? Только в одну. Всего в одну, всего в одну, где я приятно отдохну. – Она метнула на меня лукавый взгляд. – Только в одну, где булочки кусочек отщипну.

Я отвернулся от ее рук, покрытых волдырями. Не мог на них смотреть.

– Закрой рот, Николина.

Коко лежала у корней сучковатого дерева. Она потрогала свежий порез на ладони.

– Она не замолкнет, пока ты сам не замолчишь.

– Умная мышка. – Николина резко села, злобно глядя на меня. – Мы ведь не просто живем под ее кожей. Нет, нет, нет. Мы живем и под твоей тоже. Такой теплой и влажной, переполненной отрывистым… сердитым… дыханием…

– Клянусь богом, если ты сейчас же не заткнешься, я…

– Что ты сделаешь? – захихикала Николина и снова потянула путы. Я отстранился, и она едва не упала с камня. – Ударишь это прекрасное тело? Оставишь синяки на красивой веснушчатой коже? Накажешь нас, о муж? Хорошенько нас отлупишь?

– Не обращай на нее внимания, – сказала Коко.

Жар залил мне лицо и шею. Я сжал веревку. Да, я просто перестану замечать ее. Я смогу. Она хочет вывести меня из себя, но желаемого не получит.

Несколько минут стояла тишина, а затем…

– Нам нужно облегчиться, – заявила Николина.

– Нет, – нахмурился я и покачал головой.

– Может, за деревьями? – продолжила она, словно не услышав меня. – Они получат по заслугам, эти грязные, мерзкие деревья. А может, им даже это понравится. – Она подскочила на ноги и хихикнула над своей вульгарной шуткой.

Я раздраженно дернул Николину за веревку.

– Нет, я сказал.

– Нет?

В ее голосе, в голосе Лу, слышалось удивление, фальшивое и неискреннее, словно она ожидала другого ответа. Меня пронзила боль и охватила ярость.

– Хочешь, чтобы мы помочились себе на ноги? Твоя собственная жена?

– Ты мне не жена.

Меня захлестнуло волной сожаления. Какие знакомые слова. Старые воспоминания. Кольцо, которое я когда-то подарил Лу, то самое, золотое с перламутровым камнем, теперь будто булыжником лежало у меня в кармане. Я носил его с собой после происшествия в «Левиафане» и хотел отдать ей. Надеть кольцо обратно Лу на пальчик, где ему и положено быть. Именно так я бы и сделал у Лё-Меланколик. Женился бы на ней прямо там, на берегу моря. Так же, как и в прошлый раз, но сейчас уже по-настоящему.

Николина по-кошачьи ухмыльнулась.

– Да, мы тебе не жена. Но… кто же мы тогда для тебя? – Молчание. Она наклонилась ко мне и потерлась носом о мой нос. Я отпрянул назад. – Знаешь, она ведь боролась, – выдохнула Николина, все еще ухмыляясь.

Я замер. Мое тело застыло. Застыло все мое существо.

– Выкрикивала твое имя. Слышал бы ты ее в те последние мгновения. Она была в ужасе. Как же это было восхитительно. Мы наслаждались ее смертью.

Ложь. Лу все еще жива. И мы освободим ее.

– Она не слышит тебя, милый. – Николина сжала губки в приторно-сладкой улыбке, будто сочувственно, и я понял, что произнес свои мысли вслух. – У мертвых нет ушей. Она не услышит твоего плача и не увидит твоих слез.

– Хватит! – резко оборвала ее Коко. Я видел, как она пыталась вырвать веревку из моей хватки, но никаких движений не чувствовал. И все так же крепко сжимал кулак. Кровь стучала в ушах. – Заткнись, Николина.

«Знаешь, она ведь боролась».

Николина по-ребячески захихикала и пожала плечами.

– Хорошо.

«Выкрикивала твое имя».

Я сделал глубокий вдох. Через нос. Выдохнул через рот. Снова и снова. Еще раз и еще.

«Слышал бы ты ее в те последние мгновения. Она была в ужасе».

Я должен был быть рядом.

«Это твоя вина. Твоя, твоя, твоя».

В эту минуту появились Бо и Селия, а Коко наконец вырвала у меня веревку. Увидев, что они снова пришли с пустыми руками, она рявкнула:

– Ничего? Снова?

Селия беспомощно пожала плечами. Бо лишь вяло поднял руки.

– А что ты нам предлагаешь делать, Козетта? Самим высрать эти жемчужины? Мы все-таки не устрицы.

– Устрицы не высирают жемчуг. – Она сердито раздула ноздри. – Тупой ты кусок…

– Дерьма? – услужливо подсказала Николина.

Коко закрыла глаза, сделала глубокий вдох и посмотрела на небо. Дым все еще скрывал солнце, но, судя по всему, уже наступил вечер.

– До следующей деревни примерно два часа. Она последняя на пути к Лё-Меланколик. – Помрачнев, Коко посмотрела на меня. Я кивнул, стиснув зубы. – Мы с Ридом тоже поищем.

– Что? – Бо посмотрел на нас, не веря своим ушам. – Мы с Селией вполне можем…

– Не сомневаюсь, – оборвала она его. – Но сейчас не время меряться членами. Нам нужно найти жемчужины. И это наша последняя возможность.

– Но… – Селия наклонилась и заморгала. – Но ведь Николина…

Коко вскинула кулак, на который намотала веревку. Николине пришлось подойти к ней ближе. Коко посмотрела ей прямо в глаза. В каждом ее слове звучала угроза.

– Николина будет хорошо себя вести. Николина же не хочет умереть, а сейчас у нее лицо самой скандально известной ведьмы во всей Бельтерре. – Коко притянула ее ближе. Николина перестала ухмыляться. – И если она устроит сцену, если хоть слегка переступит грань, ее сожгут на костре прямо в Аншуа. Николина ведь это понимает, да?

– Вы не позволите нам сгореть на костре, – усмехнулась Николина.

– Возможно, мы просто не сможем тебя спасти.

Николина сердито на нее посмотрела, но ничего не сказала. Я снова потянулся за веревкой, но Коко покачала головой и шагнула вперед.

– Ты ей лещей надавать не можешь, а я могу. Лу была бы только за.

* * *

Деревня Аншуа могла похвастаться тремя грязными улочками. Одна вела к причалу, где на черной воде покачивались десятки рыбацких лодок. На другой улице расположились ветхие домишки, а на третьей растянулся рынок, уставленный тележками и прилавками с рыбой. Солнце уже село, но свет от каминов в домах плясал на лицах торговцев, продававших свой товар. Покупатели рука об руку скользили меж рядов, окликая друзей и родных. Одни несли в руках свертки в коричневой бумаге. У других на шее висели ожерелья из морских ракушек. В волосах озорных детишек поблескивали кусочки агата. Рыбаки, скрючившись, сидели на пляже по двое или по трое и потягивали эль. Ворчали на своих жен и внуков, жаловались на колени.

Коко всматривалась в рынок, пытаясь разглядеть что-нибудь в толпе. К своей руке она привязала запястье Николины. Рукава их плащей скрывали волдыри и кровь.

– Разделимся. Так больше обойдем.

Я оттащил Селию от тележки с кристаллами для гадания.

– Хорошо. Вы вдвоем идите на пристань и поспрашивайте там о черных жемчужинах, а мы поищем на рынке.

В глазах Селии мелькнуло восхищение, когда она увидела, как юноша вытащил из кармана грубо вырезанную флейту и начал играть серенаду. Несколько девушек поблизости захихикали. Одна, самая смелая, даже решила станцевать.

– Да, давайте так и сделаем. – Селия нетерпеливо кивнула.

Коко с сомнением оглядела нас.

– Селия, а вы с Бо до этого так и искали жемчужины, глазея по сторонам?

Бо фыркнул и возмущенно покачал головой.

Я решительно подхватил Селию под локоть.

– Если жемчужины здесь, мы найдем их.

Коко, казалось, колебалась. Она теребила медальон. В конце концов, смягчившись, она поправила капюшон.

– Ладно. Только занимайтесь делом, а не предавайтесь воспоминаниям. – Она ткнула пальцем мне в нос. – И не вздумайте где-нибудь уединиться. Руки держать на виду. – Кивнув Бо и Николине, она ушла вместе с ними прочь.

Селия и я пристыженно молчали. Уши у меня горели, а щеки Селии стали пунцовыми.

– Ну спасибо, Козетта, – горько проворчал я. – Я с трудом разжал зубы, сделал глубокий вдох, принял благонравный вид и повел Селию по улице. Торговец погремел нам костями для гадания, которые вырезал из рыбьих скелетов, но я не остановился. – Ты ее не слушай. Сейчас… ей тяжело.

– Кажется, я ей не нравлюсь. – Селия не отважилась посмотреть мне в глаза.

– Ей никто не нравится, кроме Лу.

– Вот как. – На долю секунды на кукольном личике Селии промелькнула обида, но затем она растянула губы в вежливой улыбке и расправила плечи. Она всегда вела себя как леди. – Наверное, ты прав. – Селия заметила ветхую кондитерскую и улыбнулась вновь, теперь уже искренне. – Рид, смотри! – Она указала на окно, где стояли банки с калиссонами[5]5
  Традиционные прованские сладости.


[Закрыть]. – Это же твои любимые! Мы просто обязаны их купить!

Она похлопала по кожаной сумке, которую я перекинул через плечо и повесил рядом со своей сумой. Селия потянула меня к розовой двери кондитерской. Я не двинулся с места.

– Мы пришли за черными жемчужинами, а не за конфетами.

– Это всего лишь пара минут. – Она тянула меня за руки.

– Нет, Селия.

Казалось, выговор от Коко молнией рассек землю между нами. Селия отпустила меня. Ее щеки снова порозовели.

– Хорошо. Веди.

Прошло лишь две минуты, и Селия вновь остановилась. Позабыв о гневе, она посмотрела на мужчин, сгрудившихся вокруг бочки.

– Что они делают? – спросила она, глядя широко распахнутыми, по-детски любопытными глазами.

Проходя мимо, я заглянул им через плечо. На бочке лежала горсть грязных бронзовых крон и пара деревянных игральных костей.

– Играют в азартные игры.

– О-о. – Селия вытянула шею, чтобы посмотреть.

Один из мужчин подмигнул ей и жестом пригласил подойти ближе. Я закатил глаза. Тоже мне замаскировалась. Селия же, не обращая внимания, похлопала по сумке.

– Я бы попробовала сыграть. Дай мне сумку, пожалуйста.

– Ни за что, – фыркнул я и пошел дальше.

Из ее горла вырвалось какое-то возмущенное бульканье.

– Прошу прощения?

Я был едва знаком с Виолеттой и Викторией, но сейчас мне показалось, что именно так себя ощущают старшие братья. Они чувствуют раздражение, досаду и вместе с тем – любовь.

– Рид.

Я не обратил на Селию внимания.

– Рид!

Теперь она уже топнула ногой. Когда я не обернулся и не откликнулся на ее бессмысленную просьбу, Селия метнулась ко мне и вцепилась в сумку обеими руками, шипя как кошка. Даже поцарапала ее немного.

– Сейчас же отдай. Это… ты… это моя сумка! Не тебе распоряжаться ею и не тебе распоряжаться мной! Если я хочу сыграть, я сыграю, а ты…

Наконец я развернулся, и Селия вместе со мной. Она пошатнулась, но я удержал ее. Она смахнула мою руку с совершенно неэлегантным рычанием.

– Отдай мою сумку!

– Ладно. Бери. – Я бросил сумку Селии, но она выскользнула у той из рук. Монеты и украшения высыпались на снег. Выругавшись, я опустился на колени и закрыл золото от глаз игроков. – Но ты обещала нам помочь. Нам нужны твои деньги, чтобы купить жемчуг.

– Я-то прекрасно знаю, что вам нужна моя помощь. – Селия тоже опустилась на колени, чтобы собрать рассыпавшиеся сокровища. В глазах ее блестели злые слезы. – Может, это тебе стоило бы вспомнить об этом.

Я многозначительно посмотрел на заинтересованных прохожих. Поспешно схватил Селию за руки, она попыталась вырваться, но…

Я резко выпрямился, ощутив в руках знакомое стекло. Холодная продолговатая трубочка. Я начал доставать ее. Селия вцепилась ногтями мне в пальцы.

– Стой! – крикнула она.

Поздно.

Я уставился на шприц.

– Это что?

Но я знал, что это. Мы оба знали. Селия стояла совершенно неподвижно, сцепив руки. Она не моргала и не дышала. Я ее не винил. Если она пошевелится, ее слезливая маска может треснуть, и правда выльется наружу.

– Откуда он у тебя? – жестко спросил я.

– Жан дал его мне, – прошептала Селия, немного поколебавшись, – когда я сказала, что ухожу.

– Когда сказала, что пойдешь искать нас.

– Да. – Селия не стала возражать.

– Ты намеревалась его использовать? – Я посмотрел ей в глаза.

– Что? – Голос Селии дрогнул. Она схватила меня за плечо, не обращая внимания на Бо и Коко, идущих в толпе. Они еще не заметили нас. – Рид, я бы ни за что…

– Ты плачешь.

Она поспешно утерла лицо.

– Ты же знаешь, что я всегда плачу, когда огорчена…

– А почему ты огорчена, Селия? Думала, что потеряла его? – Я сжал шприц в руке. Однако болиголов не грел мне ладонь. Священники называют его цветком дьявола. Он вырос на склоне холма, на котором был распят Иисус. Когда его кровь окропила лепестки, цветок стал ядовитым. – Но ведь если бы и потеряла, это было бы неважно. Ты же не собиралась его использовать.

– Рид. – Селия провела по моей руке, ближе к ладони. Она все еще желала заполучить шприц обратно. – Это просто предосторожность. Я не собиралась использовать его на тебе… или на ком-либо другом. Поверь мне.

– Я верю.

И я не лгал. Я верил, что Селия не собиралась применять болиголов. Однако если бы наша встреча прошла неудачно, она бы мешкать не стала. Она взяла с собой шприц, спрятала его, а значит, была готова причинить нам вред.

– Ты же знаешь, что это яд, да? Самый обыкновенный яд. Ведьма ты или нет, неважно. Эта отрава вырубит тебя быстрее, чем меня. И Жан-Люка тоже. И короля. Вообще любого.

Селия растерянно моргнула. Мои подозрения подтвердились. Она-то думала, что это какое-то уникальное оружие против ведьм. Я покачал головой.

– Твою мать, Селия. Ты и правда так боишься нас? Боишься меня?

Она вздрогнула, услышав ругательство, и покраснела. Но вовсе не от смущения, а от гнева. Селия вскинула подбородок. Голос ее больше не дрожал.

– И ты еще спрашиваешь? Конечно, я боюсь вас. Ведьма убила Филиппу. Ведьма заперла меня в гробу с ее останками. Я закрываю глаза и чувствую, как ее плоть касается меня, Рид. Я чувствую ее запах. Запах моей сестры. Теперь я страшусь всего – темноты, снов. Страшусь засыпать и просыпаться. Да я даже дышать боюсь. Я в ловушке нескончаемого кошмара.

Мой гнев рассеялся. Превратился в нечто, похожее на стыд.

– Так что да, – яростно продолжала Селия. Слезы текли по ее щекам. – Я взяла оружие против ведьм и спрятала его от тебя. А что мне оставалось делать? Ты теперь ведьмак, нравится мне это или нет. Ты один из них. Я пытаюсь… правда, пытаюсь, но не проси меня не защищаться. – Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и посмотрела мне в глаза. – По правде говоря, у тебя нет права ни о чем просить меня. В еще одной могиле я не окажусь, Рид. Ты живешь дальше. Пора и мне.

Я хотел сказать сотню слов ей в утешение, но не стал. Селия пережила ужас, который не сгладить никакими словами. Я просто протянул ей шприц. Она тут же схватила его и оглядела. Выражение ее лица было пугающим. Не как у Лу или Коко. Не как у Габриэль, Виолетты или Виктории. А как у Селии.

– Когда я снова встречусь с Морганой, я воткну ей эту иглу в самое сердце, – пообещала она.

И я поверил.