Текст книги "Кровавая жатва"

Он покачал головой. Ну конечно, почему бы ему и не качать головой? Он был высоким и сильным, руки и ноги у него действуют исправно, а это делает его хозяином ситуации.

– Я не стану помогать вам сесть на лошадь, – сказал он.

– Не поняла…

– Простите, лапушка, но вы же инвалид, к тому же сильно ударились и у вас, вероятно, сотрясение. Вы просто не можете ехать верхом четыре мили по торфяникам.

«Простите, лапушка…» Она уставилась на дорогу, чтобы не испепелить его взглядом, потому что инвалидам не положено злиться. Если она что-то и усвоила за последние три года, то именно это. Когда злятся нормальные люди, они начинают выходить из себя, и это происходит с каждым из нас; если же вы инвалид, то любое проявление раздражения означает, что вы встревожены, что вам нужна помощь, что вы не способны…

– Спасибо за беспокойство, – сказала Эви, – но инвалид я или нет, я по-прежнему несу ответственность за свои действия, и мне, собственно, не нужна помощь, чтобы снова сесть на лошадь. Поэтому не смею вас больше задерживать.

Она протянула ему пустой стакан. Было бы намного лучше, если бы он оставил ее одну.

– Каким образом? – Он не двинулся с места.

– Не поняла, что именно?

– Каким, интересно, образом вы собираетесь пройти пятнадцать метров вниз по склону и забраться на лошадь, если перед этим не могли самостоятельно подняться с земли?

– Смотрите и учитесь.

Эви поднялась на ноги. Стена была всего в полуметре. На нее можно будет опереться, спускаясь с холма.

– Подождите секундочку. Предлагаю вам сделку.

Теперь он стоял прямо перед ней. Самостоятельно добраться до стены она еще смогла бы, а вот обойти его – уже, вероятно, нет.

– Что еще?

– Если вы согласитесь отдохнуть еще десять минут и позвонить мне сразу же, как только доберетесь на конюшню, я помогу вам сесть на лошадь и провожу вас на верховую тропу.

Итак, она уже ведет переговоры насчет самых главных своих свобод с мужчиной, которого встретила буквально только что.

– А если я не соглашусь?

Он вынул из кармана мобильный телефон.

– Я звоню в конюшню Брокс Фарм и рассказываю им в деталях, что здесь произошло. Думаю, они стартуют еще до того, как вы дойдете до конца этой стены.

– Идиот!

Слово вырвалось прежде, чем она успела сдержать свой язык. Он поднес телефон к глазам.

– Убирайтесь с дороги!

Он уже нажимал какие-то кнопки.

– Привет! – сказал он через секунду. – Мне нужен номер телефона платной конюшни…

Эви подняла руки, сдаваясь, и снова села на скамейку. Мужчина извинился перед оператором справочной службы и спрятал телефон в карман. Он присел рядом с ней, и Эви выразительно посмотрела на свои часы. Она понимала, что выглядит это по-детски, но ей было плевать.

– Чашечку чая? – предложил он.

– Нет, благодарю вас.

– Может быть, еще стакан воды?

– Только если вы будете нести его долго-долго.

Мужчина смущенно улыбнулся.

– Надо же, – сказал он, – последний раз я имел подобный успех у женщин, когда напился на свадьбе кузины и меня вырвало прямо на подружку невесты.

– Что ж, похоже, ваша компания приводит меня в такое же волнующее возбуждение, как, видимо, было и с ней.

– Мы с ней не разговаривали восемнадцать месяцев.

Наступило молчание. Эви снова посмотрела на часы.

– Ну и что вы думаете о Гептонклафе?

Эви уставилась прямо перед собой, твердо решив смотреть только на короткий пролет ступенек и крошечную улочку, шириной не больше размаха рук взрослого человека, напротив. Внезапно у нее появилось желание снова снять шляпу.

– Очень милый городок, – сказала она.

– Вы здесь в первый раз?

– И в последний.

В стене были железные перила, чтобы облегчить пожилым и менее подвижным людям подъем по лестнице. Но даже с их помощью очень непросто двигаться по таким крутым ступенькам. А их там четыре. С таким же успехом их могла быть и сотня, для нее это практически все равно.

– Вы уверены, что у вас нет сотрясения мозга? Люди обычно не бывают настолько неприветливы, когда впервые видят меня. Потом – да, даже частенько, но не с самого начала. Сколько пальцев я сейчас поднял?

Эви резко повернулась и уже открыла рот, чтобы сказать ему… Он держал оба кулака поднятыми вверх, никаких пальцев. Его шутка вызвала обратную реакцию. Она замахнулась правой рукой, чтобы врезать ему по физиономии, и к черту возможные последствия, и…

– Вы намного красивее, когда улыбаетесь.

…и вдруг поняла, что это самое последнее, что ей сейчас хотелось бы сделать.

– Не поймите меня неправильно, вы очень красивы и когда не улыбаетесь, просто мне больше нравятся женщины, которые улыбаются. Такая у меня особенность.

Ей уже не хотелось его бить. Она хотела сделать что-то совсем другое. Прямо здесь, на улице, где это мог видеть весь мир…

– Вы бы заткнулись, – сумела ответить она.

Он поднес два пальца ко рту и сделал вид, что застегивает его на змейку, – дурацкий детский жест. Но губы его были по-прежнему растянуты в широкой улыбке. Она успела отвести взгляд в сторону, прежде чем… расплылась в такой же улыбке. Снова повисло молчание. На другой стороне дороги появился кот. Он уселся на верхней ступеньке и принялся умываться.

– Я всегда жалел, что не умею так, – сказал он.

– Эй! – Она предостерегающе подняла палец.

– Простите.

Снова тишина. Кот поднял лапу и принялся облизывать свои гениталии. Скамья, на которой они сидели, начала подрагивать. Это было безнадежно. Спустя секунду Эви уже хохотала, как подросток. Она повернулась к незнакомцу, потому что это был единственный способ не смотреть на кота.

– Вы здесь живете? – спросила она.

Он покачал головой.

– Нет, здесь я только работаю. А живу в нескольких милях отсюда, вниз по склону.

У него были светло-коричневые глаза и темные ресницы, которые очень неожиданно смотрелись на фоне белокурых волос. Впрочем, его волосы были скорее рыжеватыми, цвета имбиря. Но если подумать, то и это определение казалось слишком грубым для оттенка, который в мягком свете сентябрьского солнца был больше похож на… на… На мед?

Опустив глаза, Эви мельком взглянула на часы. Десять минут уже прошло. Она положила руку так, чтобы больше не видеть циферблат, даже случайно.

– А что это за церкви? – спросила она.

– Они великолепны, не правда ли? Так было раньше, так будет и после. О'кей, приготовьтесь к экскурсу в историю. В давние времена, когда в Англии управляли большие аббатства, в Гептонклафе было свое собственное. Строительные работы начались в тысяча сто девяносто третьем году. Сначала была выстроена церковь, которая сейчас позади нас, а жилые кварталы и фермерские постройки появились уже позднее.

Он повернулся на скамейке и теперь сидел лицом к разрушенному зданию. Эви сделала то же самое, хотя при этом ее левая нога отчаянно заныла.

– Резиденция аббата стоит по сей день, – продолжил он. – Это великолепное старинное средневековое здание. Отсюда вы не сможете толком его рассмотреть, оно находится по другую сторону новой церкви. В нем сейчас живет семья Реншоу.

Эви вспомнила уроки истории из школьной программы.

– Значит, за то, что аббатство пришло в упадок, несет ответственность Генрих VIII? – спросила она.

Мужчина кивнул.

– Что ж, он действительно не помог, – согласился он. – Последний аббат Гептонклафа Ричард Пастон участвовал в мятеже против политики Генриха в отношении церкви и был обвинен в предательстве.

– Его казнили? – спросила Эви.

– Неподалеку отсюда. Как и большинство его монахов. Но город продолжал бурно расти. В шестнадцатом веке он стал центром торговли шерстью в Южных Пеннинах. Здесь появились суконный рынок, несколько банков, гостиницы, магазины, начальная школа и – со временем – новая церковь, построенная рядом со старой, потому что городские жители решили, что эти развалины выглядят весьма живописно.

– Они остаются такими и до сих пор, – сказала Эви.

– Позже, где-то в восемнадцатом веке, на рынке торговли шерстью возникла новая суперсила – Галифакс, и Гептонклаф утратил свое место на вершине. Все старинные здания стоят и до сих пор, только сейчас они, в основном, стали частной собственностью. Большинство из них принадлежит одной семье.

– У новой церкви отсутствует башня, – заметила Эви. – Во всем остальном она представляет собой миниатюрную копию старого здания, у которого вместо башни четыре маленькие башенки.

– Прежде чем было закончено строительство новой церкви, у муниципалитета закончились деньги, – ответил ее собеседник. – Поэтому они построили одну маленькую башню, чтобы разместить там единственный колокол, а потом, поскольку в одиночку она выглядела довольно несуразно, достроили еще три, чтобы как-то уравновесить вид. Впрочем, они являются чисто декоративными, до них даже нельзя добраться. Я думаю, что план заключался в том, чтобы в итоге снести все четыре и построить на их месте одну большую, когда появятся деньги, но… – Он пожал плечами. Было ясно, что деньги на постройку колокольни так и не появились.

Ситуация усложнялась. С каждой минутой, которую Эви продолжала оставаться здесь, проблемы, ожидавшие ее при возвращении в конюшню, нарастали.

– Уже все хорошо, правда, – сказала она. – И мне нужно ехать обратно. Как вы думаете, не могли бы вы…

– Конечно, могу.

Он встал, причем довольно поспешно, хотя, в конечном счете, мог сделать это просто из вежливости. Эви тоже поднялась. Когда она встала, глаза ее оказались на одном уровне со светлыми волосами, выбивавшимися из-под майки на его груди.

– Как бы вы хотели это сделать? – спросил он.

Она откинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и подумала, что, пожалуй, не возражала бы, чтобы ее снова отнесли, на этот раз уже вниз по склону. Бедро пронзила резкая боль.

– Могу я опереться на вашу руку?

Он церемонно отставил правый локоть, и они, словно жених и невеста из старых времен, чинно пошли вниз. Даже несмотря на обжигающую боль в ее левой ноге, они дошли до Герцогини слишком быстро.

– Привет, Гарри! – послышался детский голос. – Чья это лошадь?

– Этот благородный конь принадлежит прекрасной принцессе Беренгарии, которая сейчас отправляется на нем в свой замок, расположенный на вершине холма, – сказал мужчина, откликающийся на имя Гарри и, похоже, смотревший сейчас на кого-то по ту сторону стены. – Хотите, чтобы я приподнял вашу ногу, принцесса? – спросил он, поворачиваясь к Эви.

– Можете просто придержать лошадь?

– Снова отвергнут, – пробормотал Гарри себе под нос, отвязывая поводья и перебрасывая их через голову Герцогини.

Потом он взялся за ремешок уздечки, а Эви подняла левую ногу и вставила ее в стремя. Три коротких раскачивания, и она оказалась в седле. Сверху она увидела за стеной мальчика лет пяти-шести с темно-рыжими волосами. В правой руке он держал пластмассовый световой меч, а в левой – кое-что еще, весьма ей знакомое.

– Привет! – сказала она.

Он смотрел на нее, и по его лицу было видно, что он считает ее не слишком похожей на принцессу, по крайней мере, на прекрасную принцессу. Поскольку он был ребенком, то, видимо, уже приготовился заявить об этом со всей детской непосредственностью.

Но вместо этого он спросил:

– Это ваше? – и показал хлыст, который Эви обронила, а потом забыла о нем. – Я нашел его на дороге, – объяснил он.

Эви улыбнулась и поблагодарила его, а он забрался на стену и протянул ей хлыст. Гарри по-прежнему держал Герцогиню под уздцы. Он свел ее с короткой, но крутой горки, и они дошли до Уайт-лейн. Когда они сворачивали в переулок, Эви заметила, что за ними, легко ступая вдоль старого деревянного забора, идет кот. Обернувшись, она увидела, что маленький мальчик тоже наблюдает за ними.

Гарри, похоже, к этому моменту уже полностью выговорился. Булыжная мостовая под ногами стала неровной, а дома вокруг – менее однообразными. Они дошли до ворот в конце переулка, и Гарри открыл их, наконец отпустив ремешок уздечки.

– Сколько времени займет у вас обратная дорога? – спросил он.

На живой изгороди за ним, словно рубины, светились красные ягоды.

– Двадцать минут, если большую часть пути ехать рысью, а на последних сотнях метров перейти на галоп.

Он сделал строгое лицо, как учитель, обращающийся к непослушному классу.

– А сколько, если вы будете ехать спокойно? – спросил он.

Вереск у его ног был цвета шелковицы. Она уже и забыла, каким красивым может быть сентябрь.

Она не должна позволить себе улыбнуться.

– Ну, тогда минут тридцать. Может, тридцать пять.

Он посмотрел на свои часы, а потом полез в карман и достал визитку.

– Позвоните мне в районе четырех, – сказал он, протягивая ей карточку. – Если вы не сделаете этого, я начну звонить во все службы экстренной помощи, военным, береговой охране, во все конюшни в радиусе десяти миль отсюда и еще в Национальный союз фермеров. Мы оба окажемся в щекотливой ситуации.

– А вам придется еще и много заплатить, – сказала Эви, засовывая визитку в карман рубашки.

– Так что звоните.

– Я позвоню.

– Был рад познакомиться с вами, принцесса.

Она легонько ударила лошадь хлыстом, и Герцогиня, инстинктивно понимая, что они возвращаются домой, тут же пошла рысью. Эви не оглядывалась. Только отъехав достаточно далеко, чтобы он уже не мог ее видеть, она украдкой вытащила из кармана визитку.

Мужчина, которого она сегодня впервые встретила, настаивает на том, чтобы она ему позвонила. Когда такое было с ней в последний раз? Он держал ее на руках. Называл красивой. А ей хотелось обнять его прямо на улице. Она взглянула на карточку. На ней значилось: «Преподобный Гарри Лейкок, дипломированный бакалавр теологии. Викарий объединенного прихода Гудшоу Бридж, Лавенклафа и Гептонклафа». Внизу были его координаты для связи. Эви снова положила визитку в карман.

Так он, оказывается, викарий.

Просто нет слов.

11

Гарри еще десять минут стоял, прислонившись к стене и глядя вслед незнакомке. Только когда она и ее серая лошадь скрылись за перелеском, он повернулся и медленно пошел обратно в церковь. Проходя мимо нового дома, он увидел в окне гостиной Элис Флетчер, которая разговаривала по телефону, одновременно наблюдая за Джо в саду. Она заметила Гарри и помахала ему рукой.

Он прошел через старые церковные ворота и обнаружил, что его ждут.

Это была молодая женщина с серым лицом, покрытым преждевременными морщинами, – такие лица бывают у заядлых курильщиков или пьяниц. На ней были джинсы и выцветшая футболка с длинными рукавами, волосы на затылке туго затянуты в конский хвост. Выше резинки они были сальными, какого-то грязно-бурого цвета, а ниже ее торчали в разные стороны, словно солома, которая слишком долго пролежала под солнцем.

– Это ведь была доктор Оливер, верно? – спросила она. – Она говорила с вами обо мне?

Гарри внимательно посмотрел на нее. Не накрашена. Одежда выглядит не слишком чистой. Может, он пропустил несколько первых секунд разговора? Когда она представилась и сказала, как ей приятно познакомиться с новым викарием.

– Ну, она не назвала своего имени, – ответил он. – Но теперь, когда вы упомянули об этом, я припоминаю, как она сказала, что она доктор. А я Гарри Лейкок.

Он протянул руку, но девушка даже не шевельнулась, чтобы пожать ее.

– Что она сказала обо мне? – требовательно спросила она.

Ему нужно было время, чтобы сообразить. У этой девушки проблемы. Это так же бросалось в глаза, как ее нос на очень нездоровом лице.

– Она вообще ни о ком не говорила, – сказал он. – Она упала с лошади и находилась в шоковом состоянии. Но если она доктор…

– Она психиатр.

– Что?

Ему не удалось скрыть удивление в голосе. Так эта сердитая, колючая женщина была… Да иди ты, быть не может!

– Ну, об этом она не упоминала, – сказал он. – Но если она действительно психиатр, то ей не положено говорить о своих пациентах с кем бы то ни было, так что…

– Я не ее пациент. Просто иногда прихожу к ней.

– Ясно.

Гарри заметил, что кивает, как будто действительно все понял. Хотя на самом деле все было абсолютно не так.

– Вы наш новый викарий?

Наконец-то знакомая территория!

– Да, – сказал он. – Меня зовут Гарри. Если официально, то преподобный Лейкок, хотя очень немногие люди называют меня так Думаю, все должно быть коротко. А вы, значит…

– Разве Элис не рассказывала вам обо мне?

– Элис?

Он не узнавал себя. Может, его мозги решили устроить себе выходной?

– Элис Флетчер. Из нового дома.

Что-то начинало проясняться.

– Так вы Джиллиан? – спросил он.

Девушка кивнула.

– Она действительно рассказывала о вас. Я очень сочувствую вашей потере.

Лицо девушки как-то сжалось, стало меньше, губы почти исчезли.

– Благодарю вас, – сказала она. Ее взгляд соскользнул с его лица и устремился куда-то за его левое плечо.

– Как вы справляетесь с горем? – спросил Гарри.

Джиллиан сделала глубокий вдох, глаза ее расширились, мгновенно потеряв концентрацию. Дурацкий вопрос. Никак она не справляется. И еще она, наверное, собиралась спросить у него, почему Бог забрал ее ребенка. Почему именно ее, из всех детей на земле? Вот сейчас спросит…

– Я как раз собирался заварить чай, – быстро сказал он. – У меня в ризнице есть чайник. Присоединитесь ко мне?

Джиллиан секунду смотрела на него непонимающим взглядом, словно в ее жизни чай был чем-то из ряда вон выходящим, потом все-таки кивнула. Он повел ее через руины церкви аббатства по выложенной плитами дороге в сторону церкви Святого Барнабаса, по дороге пытаясь вспомнить все, что рассказывала ему Элис.

Джиллиан – не то Робертс, не то Роджерс, он точно не помнил – потеряла дочь во время пожара в доме три года назад. Все свое время она проводила за тем, что бродила по торфяникам и улицам старого города, словно привидение. Элис встретила ее среди развалин аббатства и пригласила на кофе. Со стороны Элис это был добрый, импульсивный и не слишком разумный поступок. Джиллиан приняла приглашение и просидела у нее большую часть утра. Она без энтузиазма откликалась на попытки Элис поддержать разговор, а в основном просто сидела и следила за тем, как играют дети.

После осеннего солнца в церкви было прохладно и сыро.

– Вы сами убираете здесь? – спросила Джиллиан, когда они шли по проходу между скамейками.

– К счастью, нет, – ответил Гарри. – Епархия организовала бригаду профессиональных уборщиков. Они только что закончили работу. Я только разбираюсь со шкафами, выясняю, что где лежит, и привожу здание в порядок Элис с детьми мне помогает.

Гарри толкнул дверь в ризницу и пропустил Джиллиан вперед. Ему следовало бы завести здесь пару стульев, возможно, небольшой стол. Чайник был еще теплым. Он как раз включил его, когда услышал, как та женщина кричит… Пока он искал чашки и пакетики с чаем, вода закипела снова. Он налил кипяток, чувствуя, как Джиллиан нерешительно топчется у него за спиной, и, не спрашивая, добавил в него молоко и сахар. Ей явно не помешает ни то ни другое. Сегодня Элис принесла ему большой пакет шоколадного диетического печенья. Благослови ее Господь!

Он подал чашку Джиллиан. Она попыталась взять ее, но ее какие-то бесцветные руки отчаянно тряслись. Кожа на запястьях была крест-накрест испещрена беспорядочными старыми шрамами. Она заметила, что он увидел их, и покраснела. Он убрал чашку и протянул Джиллиан печенье.

– Пойдемте присядем, – предложил он, и они снова вышли в главный зал.

Гарри сел на переднюю скамью места для певчих. Она последовала его примеру и наконец почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы взять у него горячий напиток. Он с удовольствием отхлебывал чай. Работа эта – уборка в церквях, спасение сквернословящих психиатров и утешение убитых горем прихожан – вызывала жажду. Если все будет продолжаться в том же духе, к заходу солнца он доберется и до вина для причастия.

– Я не пью уже восемь дней, – сказала Джиллиан.

В первый момент он не совсем ее понял. Ну конечно, Элис говорила, что она обращалась к врачу, что он направил ее в группу поддержки для алкоголиков и к психиатру, специализирующемуся на семейных проблемах. Каковым, безусловно, и была женщина, с которой он встретился. Доктор Оливер.

– Молодец! – похвалил Гарри.

– Я чувствую себя лучше, – сказала Джиллиан. – Нет, правда. Доктор Оливер дала мне какие-то таблетки, чтобы я лучше спала по ночам. Я уже столько времени не могла нормально заснуть.

– Я рад слышать это, – ответил Гарри. Он сидел с самым терпеливо-заинтересованным выражением на лице и ждал, что она скажет дальше. – А есть в вас вера, Джиллиан? – спросил он, когда сообразил, что она больше ничего говорить не собирается. Иногда лучше без обиняков перейти к главному.

Она внимательно смотрела на него, как будто не вполне поняв вопрос.

– Вы имеете в виду, верю ли я в Бога? – наконец спросила она. Он кивнул.

– Да, именно это я и имел в виду. Потеря любимого человека – очень тяжелое время для каждого. И большое испытание даже для самой сильной веры.

Ее снова затрясло. Сейчас она обольется чаем. Он протянул руку, взял у нее чашку и поставил на пол.

– Ко мне кто-то приходил, после того как все это случилось, – сказала она. – Священник. Он сказал, что Хейли сейчас на небесах, и что она счастлива, и что это должно утешать меня. Только как же она может быть счастлива без меня? Она же там совсем одна. Ей два годика, и она совсем одна. Вот это я никак не могу взять в толк. Ей должно быть там так одиноко!

– А вы уже теряли кого-нибудь из близких, Джиллиан? – спросил он. – Ваши родители живы?

Она казалась озадаченной.

– Мой отец погиб, когда я была еще маленькой, – ответила она. – В автомобильной катастрофе. И еще у меня была младшая сестра, которая умерла очень давно.

– Простите. А как насчет дедушек и бабушек? Они у вас есть?

– Нет, они все уже умерли. А какое все это имеет…

Он наклонился и взял ее руки в свои.

– Джиллиан, есть проповедь, которую часто читают на поминальных службах. И вы могли ее слышать. Написал ее один епископ более ста лет назад, и в ней смерть любимого человека сравнивается с тем, как если стоять на морском берегу и смотреть вслед уплывающему за горизонт прекрасному кораблю. Вы можете представить себе такую картину: синее море, красивый корабль из резного дерева, белые паруса?

Закрыв глаза, Джиллиан кивнула.

– Корабль становится все меньше и меньше, а потом вообще скрывается за горизонтом, и кто-то рядом с вами говорит: «Он ушел».

В уголках закрытых глаз Джиллиан выступили слезы.

– Несмотря на то что вы уже не можете видеть этот корабль, вы все равно знаете, что он есть, такой же сильный и красивый. И, скрываясь от ваших глаз, он появляется где-то у других берегов. И теперь другие люди могут видеть его.

Джиллиан открыла глаза.

– Ваша дочь подобна этому кораблю, – продолжал Гарри. – Она исчезла из ваших глаз, но по-прежнему существует, и в том месте, где она сейчас находится, есть другие люди, которых охватывает трепет при виде ее: ваш отец, сестра, ваши дедушки и бабушки. Они позаботятся о Хейли и будут любить ее, пока вы сами не сможете присоединиться к ней.

Рыдания Джиллиан рвали ему душу. Он стоял неподвижно, глядя, как содрогается ее худенькое тело и льются слезы. Она плакала минут пять, может, десять, и все это время он держал ее за руки, пока не почувствовал, что она пытается отстраниться. Салфеток у него не было, но где-то в ризнице стоял рулон бумажных полотенец. Он быстро прошел вглубь комнаты, отыскал его возле раковины и, вернувшись, протянул Джиллиан. Она вытерла лицо и попыталась улыбнуться. Ее глаза, умытые слезами, были почти серебристыми. У доктора Оливер глаза были синими. Насыщенного фиолетово-синего цвета.

В кармане шортов зазвонил мобильный. Ему следовало бы проигнорировать этот звонок, дождаться, пока включится автоответчик, и перезвонить тому, кто бы это ни был, позднее. Только он точно знал, кто это звонит.

– Простите, – сказал он, поднимаясь. – Я вернусь буквально через секунду.

Он отошел на несколько шагов и нажал кнопку ответа.

– Гарри Лейкок.

– Беренгария на проводе.

– Вы благополучно добрались, доктор Оливер?

– А откуда вы… Это даже немножко пугает. Как вы узнали, кто я?

Гарри оглянулся на ряды скамей, где, уставившись в пол, тихо сидела Джиллиан. Она была слишком поглощена собой, чтобы слышать, что он говорит.

– Как и у моего босса, у меня имеются тайные методы работы.

Последовала секундная пауза.

– Понятно. Что ж, спасибо вам за помощь, – снова раздался голос доктора Оливер. – Мы с Герцогиней уже там, откуда отправлялись в это путешествие, живые и невредимые.

– Я счастлив это слышать!

Теперь Джиллиан уже смотрела на него. Ей не могло понравиться, что их перебили. Потерявшие близких эгоистичны. Так что не в этот раз, Принцесса.

– Впредь будьте осторожны, – сказал он. – И передавайте от меня привет Герцогине.

– Непременно. – Голос в телефонной трубке упал. – До свидания.

Она отключилась. А ему нужно было возвращаться к Джиллиан. Она уже не сидела спокойно на скамье для певчих и, вскочив на ноги, лихорадочно оглядывалась по сторонам с выражением, которое иначе как ужасом не назовешь. Было такое впечатление, будто кожу на ее лице что-то растянуло, и теперь оно стало похоже на маску. Она уже шла в его сторону.

– Вы слышали это? – настойчиво спросила она. – Вы слышали?

– Я? Что слышал?

Он разговаривал по телефону. Что он вообще должен был слышать?

– Этот голос, который позвал «мамочка», вы слышали его?

Гарри огляделся, озадаченный и несколько встревоженный случившейся с Джиллиан переменой.

– Думаю, я что-то слышал, но я в это время как раз прощался. – Он помахал своим телефоном.

– Что? – настойчиво спросила она. – Что именно вы слышали?

– Думаю, это был ребенок. Какой-то ребенок на улице.

Она схватила его за руку. Пальцы ее впились ему в кожу.

– Нет, это было внутри. Голос раздался внутри церкви.

– Здесь никого нет, – медленно сказал он. – Эти старые здания могут вводить в заблуждение. Эхо звучит здесь странным образом.

Джиллиан развернулась и почти бегом бросилась назад по проходу между скамьями. Подскочив к помосту для певчих, она принялась осматривать его. Заглянула под одну скамейку, потом под другую.

Да что она делает?

Она отодвинула табурет органа, снова вернулась за алтарь, подняла скатерть. Когда он догнал ее, она, казалось, уже сдалась. Она громко всхлипнула и, оступившись, чуть не упала. Потом выпрямилась и пронзительно крикнула:

– Хейли!

Гарри замер. Он тоже слышал в церкви какие-то голоса. И шум от движения людей, которых он не видел. И почему ему все время так хочется оглянуться?

И он оглянулся. В церкви кроме них не было ни души.

– Давайте пойдем домой, – сказал он. – Вам, вероятно, нужно отдохнуть.

Если бы она назвала имя своего доктора, он мог бы позвонить ему, объяснить, что произошло, и узнать, нельзя ли оказать Джиллиан какую-то помощь немедленно. Он и сам мог бы позвонить ей завтра утром, после утренней службы. Когда он подошел, Джиллиан ухватилась за него.

– Вы тоже слышали ее, вы слышали мою Хейли!?

Джиллиан почти умоляла его, просила сказать, что она не теряет связь с реальностью.

– Я определенно слышал детский голос, – сказал он, хотя, если быть честным, не был в этом до конца уверен. Он в Тот момент прислушивался к изменению интонации голоса по телефону и думал о том, что это может означать. – Возможно, я и слышал, как ребенок сказал «мамочка», но, знаете, практически всю вторую половину дня вокруг церкви играют дети Флетчеров. Мы с вами вполне могли слышать Милли.

Джиллиан смотрела на него пустым взглядом.

– Пойдемте, – сказал он. – Давайте выйдем на свежий воздух, и я провожу вас домой.

Молясь про себя, чтобы дети Флетчеров, включая маленькую Милли, сейчас оказались снаружи, Гарри вывел Джиллиан из церкви на солнечный свет. Они дошли уже до середины дорожки, когда мимо них, заставив Джиллиан подскочить от неожиданности, просвистела игрушечная стрела. Гарри повернулся в сторону сада Флетчеров и встретился взглядом с голубыми глазами Джо Флетчера. В нескольких метрах позади него бил мячом в стену Том. Их сестра сидела на голой земле и что-то раскапывала.

– Промазал, – сказал Гарри, улыбнувшись Джо.

Джо быстро обернулся, чтобы увидеть, заметила ли все это мама. Она как раз развешивала белье после стирки и не смотрела на них.

– Извините, – едва слышно произнес мальчик.

Гарри подмигнул ему в ответ.

– Мышка, – сказала Милли, глядя на что-то, находившееся буквально в метре от нее. Глазки ее заблестели, и она протянула свою пухлую ручку.

– Нет, Милли, это крыса! – крикнул Гарри. Краем глаза он заметил, что Элис резко развернулась и выронила то, что было у нее в руках.

Том перестал стучать мячом, а Гарри перепрыгнул через стену и приземлился на мягкую землю сада Флетчеров.

– Сбежала, – сказал Джо.

Крыса стремглав неслась к стене. Ее толстый серый хвост на мгновение застыл в щели между камнями и исчез. Гарри оглянулся на церковный двор. Джиллиан тоже исчезла.