Текст книги "Любовница по контракту"

– Ясно, – протянула она. – У нас откровенный разговор, да, Зуки? Единственный мужчина и единственная женщина?

Именно так. В двух словах Керсти удалось выразить то, о чем Зуки мечтала с тех пор, как встретила Паскуале Калиандро. Именно единственный мужчина и единственная женщина. И для этого понятия даже существовало одно слово. Замужество.

Зуки тупо кивнула.

– А откуда ты знаешь, что он не хочет именно этого? – настаивала Керсти.

Зуки вспомнила, о чем Паскуале говорил в зоопарке. О типе женщин, который его привлекает. О том, что пока не встретил той, с кем хотел бы провести остаток дней. Яснее выразить свои чувства и мысли было просто невозможно!

– Он мне сам признался, – ответила она прямо.

Каким-то образом ей удалось вырваться от Керсти, не расплакавшись, но, вернувшись домой, она решила доставить себе удовольствие и весь вечер попеременно то обзывала Паскуале Калиандро всеми мыслимыми ругательствами, то пыталась не разрыдаться, чувствуя себя жутко несчастной. А плакать ей было никак нельзя, потому что на утро была назначена съемка в отеле «Гранчестер» и Боже упаси, чтобы у нее распухли глаза.

Впервые за последнее время она заснула с мыслью о том, какое это безумие – делать свою карьеру на таком зыбком материале, как красота.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На следующее утро Зуки, одетая в голубые шорты и голубую футболку, на которой золотыми буквами было начертано «Это Формидабль!», вошла в огромный зеркальный бальный зал отеля «Гранчестер», где должна была состояться съемка.

Паскуале был первым – и единственным – человеком, которого она увидела.

Нет, зал, конечно, был полон народа, но в поле зрения Зуки, как будто по предопределению судьбы, попала только его гордо поднятая голова.

Их взгляды встретились. В его глазах был вопрос, а в ее?.. Господи, что он прочел в ее глазах? Выдана ли она себя этим взглядом? Знал ли он, что один его вид вызвал волнение в ее сердце? Понял ли, что при виде приближавшейся к нему Стейси Ломас ее переполнило первобытное чувство ревности, накатившее на нее такой волной, что она готова была закричать?

Улыбаясь и кивая головой, он что-то ответил Стейси и направился к Зуки.

– Привет, bella! – тихо сказал он.

– Паскуале, – вежливо склонила она голову.

– Спала? – внезапно спросил он.

– Конечно, спала, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?

– Из-за этого. – Он слегка коснулся пальцем ее нежной кожи под глазами. – Даже косметика не может скрыть небольшой синевы.

О Боже! Вся ее красота летит к черту! Что толку разглагольствовать о своей карьере – если и дальше так пойдет, она вообще может оказаться без работы.

– А как же фотографии?

– Не беспокойся. При ярком свете ничего не заметно. Вряд ли кто-нибудь обратил внимание. Кроме меня, – тихо добавил он и одарил ее откровенно чувственной многообещающей улыбкой.

Мурашки пробежали по телу Зуки. У нее кружилась голова от самого его присутствия. Она чувствовала, что надо поскорее отойти от него, прежде чем она скажет что-либо непоправимо глупое, вроде того, что хочет, чтобы он на ней женился.

– Извини, Паскуале, по-моему, они готовы начать съемку.

– Погоди. – Он взял ее за локоть. – Давай сходим куда-нибудь после съемки.

– Нет, – не задумываясь, ответила она.

– Почему? Боишься?

Не просто боюсь – я в ужасе. Она хотела что-то ответить, но он прервал ее:

– Давай больше не будем играть в эти игры, Зуки. Мне нужно многое тебе сказать.

Его взгляд был прикован к ее глазам, и даже более волевая женщина вряд ли устояла бы, настолько он был завораживающим.

– О чем? – прошептала Зуки.

– Не сейчас. Тебя ждут. Сходим пообедать, ничего больше.

– Назови хотя бы одну причину, Паскуале, – тихо сказала Зуки.

– Мы оба этого хотим, – просто отозвался он, улыбнувшись. – И нам надо поговорить. К тому же обещаю быть образцовым джентльменом.

– Хотела бы я на это посмотреть, – съязвила она.

– Вот и увидишь. Пойдем, сюда идет Стейси. Начнем фотографировать.

Когда наступил перерыв, Зуки уже пожалела, что согласилась на ланч с Паскуале, но он отмел ее возражения и повел к лифту.

– Где мы будем есть?

– У меня в номере.

По части оскорблений он и впрямь был большим мастером!

– Я и близко не подойду к твоему…

– Зуки! – укоризненно прервал ее Паскуале. – Разве я не дал слово? Вместо того чтобы делать поспешные выводы, согласись – это идеальное место для ланча. Не говоря уже о том, что из окна открывается прекрасный вид на Лондон, я хочу, чтобы нам никто не помешал. – Оглядев мельком ее наряд, он добавил: – Не думаю, что ты захочешь пойти в ресторан в таком виде.

Она совершенно забыла о том, что на ней было надето. Утонченным такой наряд не назовешь!

– Если ты никак не можешь заставить себя доверять мне, давай зайдем в гостиничный бутик и оденем тебя во что-нибудь подходящее для ресторана. Или мы можем поехать на моей машине к тебе домой, и я подожду, пока ты переоденешься. Но на все это уйдет время, и его не останется на ланч. – Он взглянул на часы. – По-моему, ланч тебе не помешает. Если не ошибаюсь, ты похудела за эту неделю.

– Ты удивлен?

– Нисколько. Я тоже потерял аппетит. – Увидев ее саркастический взгляд, он добавил: – Ты мне не веришь? Погляди. – Смуглой рукой он погладил свой плоский живот.

Зуки судорожно сглотнула. Меньше всего ей сейчас нужен был урок анатомии, да еще с Паскуале в качестве наглядного пособия!

– Верю на слово, – пробормотала она поспешно.

Оказалось, что в номер Паскуале ведет отдельный лифт, который остановился на восемнадцатом этаже. Дверь лифта открывалась прямо в просторный, покрытый белым ковром холл.

Он заметил ее ошеломленный взгляд.

– Впечатляет, не так ли? – сказал он без тени хвастовства и последовал за нею в соседнюю комнату, где был накрыт роскошный стол. – Обратила внимание, какой из окна вид?

Обратила. Вид был действительно великолепным.

– Дух захватывает, – выдохнула она едва слышно, отметив про себя, что даже цифры на часах Биг Бена были отчетливо видны.

– Иди сюда. Я сделаю тебе коктейль. Зуки взглянула на сервированный серебром и хрусталем стол. В центре стоял благоухающий букет красных роз и несколько длинных свечек.

– Вижу, ты хорошо подготовился к этому ланчу, – заметила она, прищурившись.

– Я старался.

– Значит, был уверен, что соглашусь?

Обвинение, казалось, не слишком его расстроило.

– Как правило, я не заключаю пари, Зуки, – улыбнулся Паскуале. – Скажем, я быль почти уверен.

– Ну и самомнение у тебя!

– Знаю. И что будем с этим делать?

– Абсолютно ничего, – обозлилась она. – Я передумала и не буду…

– Зуки, – мягко прервал он ее, – извини меня за дерзость. Останься, пожалуйста.

Она приказала своим ногам идти, но они упорно ее не слушались. Вместо этого с доверчивостью ягненка, которого ведут на заклание, она опустилась на пододвинутый стул.

– Хочешь вина? – спросил он, сев напротив.

Она было отказалась – от вина, выпитого днем, ей всегда хотелось спать, – но сегодня ей это было нужно, как никогда, и она изменила своей привычке.

– Да, спасибо.

Он наполнил бокалы шабли из стоявшей в ведерке со льдом бутылки. Отпив несколько глотков этого ароматного вина, Зуки сразу почувствовала себя менее напряженной.

Она поставила бокал и посмотрела на Паскуале вопросительным взглядом.

– Итак, Паскуале, о чем ты хотел со мной поговорить?

Но он только покачал головой.

– Сначала поешь, – приказал он.

У нее совсем не было аппетита, и ей казалось, что она не сможет проглотить ни кусочка. Но при виде громадных очищенных креветок, тонких ломтиков копченой лососины и восхитительных салатов она в первый раз за последнее время почувствовала, что голодна.

Во время еды Паскуале рассказывал ей о делах «Франклин моторз», о сделке, которую он только что заключил в Нью-Йорке. Вообще-то она не очень разбиралась в подобных вещах, но он так терпеливо все объяснял и настолько простыми словами, что ей показалось – выйди она сейчас отсюда, она могла бы с успехом разобраться в сложностях работы на фондовой бирже.

Расправляясь с клубникой в малиновом желе, она вдруг подняла глаза и обнаружила, что Паскуале внимательно за ней наблюдает. Клубника вдруг потеряла свою привлекательность, и Зуки отложила ложку.

– Давай пойдем пить кофе в гостиную, – предложил он. – Там нам будет удобнее.

Расслабившись под действием вина и хорошей еды, Зуки вдруг обнаружила себя сидящей на громадной, мягкой, белой софе. Перед ней на столике стояла чашечка дымящегося кофе. Паскуале с грацией тигра, обхаживающего свою жертву, вышагивал взад-вперед по комнате.

– Я должен перед тобой извиниться, – совершенно неожиданно заявил он.

Вот уж чего она никак от него не ожидала!

– О! – воскликнула она, застигнутая врасплох. – За что?

– За свое поведение. За то, что оскорблял тебя, запугивал, не верил тебе, когда ты говорила правду.

Интересно, какую именно правду он имел в виду, подумала она, глядя на него в изумлении.

– И чему я обязана такой переменой?

– Я поговорил с Сальваторе, когда был в Нью-Йорке.

– И что?

– Он убедил меня в том, что ваши отношения были чисто профессиональными. Что ты всего-навсего взялась зашить ему джинсы.

– Но ведь и я говорила тебе то же самое. Ты же мне не поверил!

– Я был не прав, – ответил Паскуале, стиснув зубы.

– И это все? – недоумевала она. – Только ради этого и ланч, и прекрасный вид из окна?

– Не только. Это для начала, дорогая.

– Да? – пристально посмотрела на него Зуки.

– Что ты скажешь о том, что было вчера?

– Вчера?

– В зоопарке, – подсказал он, внимательно глядя на нее. – Тебе не кажется, что вчера мы с тобой неплохо поладили?

Зуки смутилась.

– Скажи правду, – потребовал он.

– Ну, в общем… – Этого никак нельзя отрицать. – Да, думаю, что так.

Паскуале усмехнулся, и черты его лица смягчились.

– Конечно, поладили. Я и сам так думаю. Я давно не чувствовал себя так хорошо.

– Боюсь, я не совсем тебя понимаю. – По правде говоря, она слишком хорошо поняла, что он имел в виду, и это, по всей вероятности, отразилось на ее лице.

– Я хочу, чтобы ты спросила себя, кто выигрывает от того, что ты пытаешься отрицать наше взаимное притяжение? Почему ты сопротивляешься мне? Нашим отношениям? – спросил он хрипло.

– Между нами нет отношений, – отрезала она.

– Разве? Скажи, что ты не думаешь все время обо мне, и я назову тебя лгуньей, – сказал он, подняв руку и не давая ей возразить. – В этом нет ничего постыдного. Я в этом признаюсь, хотя это наваждение – нечто для меня совершенно новое. Ты мне веришь?

– Разумеется, верю, – холодно ответила Зуки. – Потому, что я не сдалась. Ты из тех, кто привык получать то, что хочет и когда захочет. И чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее твое желание меня заполучить. Если бы я сейчас легла с тобой в постель, завтра ты забыл бы о моем существовании.

– Нет! – стал он яростно отрицать. – Это не так! Ведь я не мог тебя забыть все эти долгие семь лет.

Зуки замотала головой, стараясь не слишком вникать в смысл его слов.

– Я все еще хочу тебя, Зуки, – просто сказал он. – Больше, чем какую-либо женщину в своей жизни!

– Полагаю, я должна благодарить тебя за такое поразительное заявление?

– Я не жду от тебя никакой благодарности, – хмуро сказал он.

– Чего же ты ждешь?

Паскуале пожал плечами. Когда он заговорил, его итальянский акцент стал заметнее, это всегда случалось, когда он хотел выразить словами свои чувства.

– Я наделал кучу ошибок. Я вел себя грубо, даже бестактно, когда предлагал тебе стать моей любовницей. Даже слова «любимая женщина» прозвучали для тебя оскорбительно. Но какими другими словами это выразить? Вступить в связь? Как говорят ваши мужчины?

Зуки сцепила пальцы, чтобы он не заметил, что они дрожат от злости. По какой-то причине тот факт, что свое желание затащить ее в постель он прикрывает словом «связь», разозлил ее больше, чем все сказанное им раньше. Когда он предлагал ей стать его любовницей, он, по крайней мере, заявил об этом открыто.

Какой лицемер!

– Связь, – откликнулась она. – Не знаю, что ты под этим подразумеваешь. Может, немного разовьешь тему? Как часто мы будем встречаться?

Зуки увидела, как заблестели его глаза в предвкушении победы.

– Как нам позволят наши деловые расписания! Ты же знаешь, я часто бываю в отъезде, так что у нас не будет определенных дней. Однако теперь, когда ты работаешь по контракту с моей компанией, будет легче составлять расписание. Представляешь, с какими трудностями пришлось бы столкнуться, если бы ты все еще разъезжала по разным странам?

Ну и хладнокровие, в ярости подумала она. Кровь закипела у нее в жилах. И тут он улыбнулся. У него хватает наглости улыбаться! Более того, это была жестокая, самодовольная улыбка человека, убежденного в том, что, наконец, он получил то, что хотел.

Ее!

– Скажи мне, – сказала Зуки, тщательно подбирая слова, – у тебя во всех больших городах есть по женщине? – Как бы удивленный ее словами, Паскуале нахмурился. – Я буду твоей лондонской девушкой? А если так, будет ли у меня эксклюзивный доступ к тебе, или мне придется с кем-нибудь тебя делить? Боюсь, Стейси это не понравится.

При нормальных обстоятельствах она могла бы испугаться угрожающего выражения его лица, но данные обстоятельства были явно ненормальными.

– Повтори, что ты сказала? – грозно потребовал он тихим голосом.

Но Зуки была не менее рассержена. Злость делала ее безрассудной, пьянила ее.

– Я подумала, что Стейси будет недовольна, – повторила она.

– Стейси? – отозвался он так, словно это имя было ему незнакомо.

– Да, Стейси! Может, ты и не закомплексован, но лично мне любовь втроем…

– Втроем! Ты считаешь, что я способен на такое? – разбушевался Паскуале. Никогда еще Зуки не видела, чтобы он приходил в такую ярость, как сейчас. – Что я – извращенец?

– А я, значит, именно такая женщина? – с горячностью возразила Зуки. – Мне, значит, можно хладнокровно предлагать такое? Удивляюсь, что твой чертов адвокат не составил контракт, предусматривающий все твои условия. – Зуки встала. – Мне жаль, но ответ будет «нет». И я лучше пойду, пока мы не наговорили друг другу такого, о чем потом будем жалеть.

Паскуале вскочил. Лицо его стало непроницаемой маской.

– Хорошо, – сказал он, – я тебя провожу.

Это было совершенно неоправданно и, конечно, глупо, но она чувствовала себя страшно обиженной, что он с такой легкостью отпускает ее. Сердце Зуки сжалось при мысли, что он не попросил ее остаться. Для этого Паскуале был слишком горд.

– Не беспокойся…

– Я сказал, что провожу тебя, – с угрозой в голосе повторил он.

В молчании, которое с каждой секундой становилось все более тягостным, они пересекли холл, и подошли к лифту. Паскуале все время сверлил ее своим взглядом.

– До свидания, Паскуале, – дрожащим голосом произнесла Зуки. В этих словах была какая-то окончательность. Инстинкт подсказывал ей, что, как только она переступит порог лифта, Паскуале никогда больше к ней не подойдет.

– До свидания, Зуки, – тихо отозвался он.

Было что-то горькое и одновременно мучительно притягательное в том, как он это сказал. Зуки, разрываемая противоречивыми чувствами, понимая, что ей следует уйти и, пугаясь того момента, когда она это сделает, вдруг остановилась.

Он стоял неподвижно, словно тоже хотел продлить момент расставания. Оба были напряжены, даже воздух, казалось, звенел от напряжения. Зуки видела, как бьется жилка у Паскуале на виске, и не могла оторвать глаз от его лица.

Глядя на смягчившиеся черты, она увидела – или ей почудилось? – что в глазах его мелькнула нежность. Зуки поняла, что гибнет. И когда он скомандовал: «Поцелуй меня, Зуки! Всего один поцелуй!.. На прощание», она не смогла воспротивиться.

Всего один поцелуй, подумала она про себя. Паскуале обнял ее так крепко, как будто был намерен больше никогда не выпускать из своих объятий.

– Dio mio, – пробормотал он хриплым шепотом. Взяв в руки ее лицо, он посмотрел ей в глаза долгим взглядом, прежде чем опустить голову и прижаться к ее губам. Зуки сразу поняла, что значит этот поцелуй. Когда Паскуале, наконец, поднял голову, она увидела: на его губах играет легкая улыбка.

– Это было нечестно, – сказала она дрожащим голосом.

– Что нечестно?

– Что ты меня так поцеловал.

– Как именно? Так? – Он снова ее поцеловал. От этого поцелуя у нее перехватило дыхание, и вся она задрожала. – Так? – насмешливо спросил он.

– Да, – беспомощно призналась Зуки.

– При чем здесь нечестность? – спросил он, крепко прижимая ее к себе.

– Ты же обещал, – запротестовала она, уткнувшись ему в плечо и прислушиваясь к ровному биению его сердца.

– А я скрестил пальцы. И зачем давать обещание не бороться за то, за что стоит бороться? – Паскуале посмотрел на нее горящими глазами и продолжил: – Зуки, если не хочешь, так и скажи. Я ничего не вырываю силой.

Зуки знала, чего он хочет: уверений в том, что именно ей нужно это, что это ее собственное желание, и он не принудил ее.

– Ты знаешь, что я хочу тебя, черт бы тебя побрал, – сказала она дрожащим голосом и увидела, как торжествующе вспыхнули его глаза, когда он снова прильнул к ее губам. С этим поцелуем улетучились все сомнения Зуки.

Паскуале повел себя совсем не так, как она ожидала. Она думала, что его объятия станут все более настойчивыми, что их слияние будет коротким, но бесстрастным, только чтобы погасить в нем пожар желания, так долго бушевавший.

Но все было по-другому.

Несмотря на свою неопытность, она ощутила его сдержанность. Он продолжал целовать ее, будто не мог оторваться от ее губ, утопая в сладостном блаженстве. Поняв это, Зуки перестала анализировать и отдалась на волю чувств.

Она обняла Паскуале за шею и запустила пальцы в густую шевелюру.

Издав тихий стон, он еще крепче прижал Зуки к себе, и она почувствовала твердость его мужского естества.

Паскуале стал целовать ее нежную шею, и Зуки откинула голову, чтобы дать простор его поцелуям. Он поднял край футболки, и она почувствовала, как его рука медленно движется вверх, вызывая в ней мучительное желание еще до того, как он дотронулся до ее груди. Захватив пальцами один сосок, Паскуале начал его ласкать, и она почувствовала, что ноги у нее подгибаются.

Он оторвался от нее и хриплым голосом потребовал:

– Сейчас!

– Да, сейчас… – вся дрожа, ответила она. – Да, Паскуале, да… сейчас.

Он молча поднял ее на руки и понес в спальню. Занавески были задернуты, и в комнате царил полумрак. Положив Зуки на огромную кровать, он стянул с нее футболку и кинул ее на пол.

Горящими глазами, как зачарованный, он смотрел на ее грудь.

– Дорогая… – пробормотал он и, склонившись над нею, захватил ртом сосок.

Зуки отдалась нахлынувшим чувствам. Тело пронзали горячие токи. Груди набухли, и Паскуале освободил их из тонкого лифчика, лаская нежными движениями рук и губ.

Не спуская с нее глаз, он сбросил с себя майку, расстегнул джинсы и стянул трусы. Когда она увидела мощную мужскую плоть, то невольно почувствовала себя восхищенным наблюдателем. Она медленно облизнула нижнюю губу, намеренно провоцируя, ничего не говоря, но многое обещая.

Паскуале лег рядом, внимательно глядя ей в лицо. Он попеременно гладил то одну грудь, то другую, наблюдая за ее реакцией, медленно проводя рукой по ее коже, лаская внутреннюю часть бедер, что привело Зуки в неописуемое возбуждение. Наконец он сжалился над ней и просунул руку под трусики, во влажное и горячее…

– Скажи, как тебе нравится, что ты хочешь, чтобы я сделал, – прошептал он у самых ее губ. – Я дам тебе все, все, что пожелаешь, дорогая. Только скажи.

Она была настолько поглощена своими ощущениями от прикосновения его рук, что плохо понимала, о чем он ее спрашивает.

– Хочу тебя, – хрипло отозвалась Зуки. – Только тебя.

Ей показалось, что Паскуале несколько расслабился. Она с восторгом смотрела, с какой поспешностью он снял с нее трусики, и нисколько не была смущена тем, что, достав из ящичка маленький пакетик, он стал его распечатывать. Но, наблюдая за тем, как он защитил себя – и ее – от нежелательных последствий их близости, она с трудом подавила в себе отчетливое, но совершенно нелогичное чувство разочарования, которое в ней вызвало это действие.

Однако все было забыто, когда он, шепча ей на ухо что-то невразумительное, мощным движением вошел в нее.

И внезапно остановился, почувствовав, как она напряглась от пронзившей ее мимолетной боли и непроизвольно вцепилась ногтями ему в спину.

– Madre di Dio,[7]7
  Матерь Божья (ит.).


[Закрыть] – прохрипел он странным шепотом.

Неужели догадался? – изумилась она. Конечно, догадался. Что же теперь будет? Такие мужчины, как Паскуале, не очень-то любят в своей постели девственниц. Что, если… он остановится?

Нет, он не сможет!

Не смог.

Забыв про боль, Зуки, ведомая каким-то неизведанным инстинктом, начала двигать бедрами, и Паскуале, судорожно вздохнув, поддался этому движению, сначала медленно, потом все быстрее и глубже – глубже и все более неистово. Каждый мощный толчок приближал ее к тому невыносимо восхитительному ощущению, в котором она не решалась себе признаться из боязни, что все окажется невероятным сном.

А когда это действительно началось, она была потрясена. Она даже вскрикнула от удивления, и его имя сорвалось с ее губ, когда на нее накатила первая волна блаженства, затем вторая, и еще одна. Паскуале напрягся в последнем судорожном движении и упал, зарывшись лицом в ее волосы.

Так они лежали в объятиях друг друга несколько секунд, а может быть, минут или даже часов. Сердце Зуки постепенно стало биться спокойно. Положив голову ему на плечо, она чувствовала себя тепло и безмятежно, как кошка, растянувшаяся у огня. Однако мысли ее путались, потому что ситуация ей была совершенно непонятна. Она не представляла себе, что может сказать или сделать Паскуале. Может, будет торжествовать: ведь она только что сделала то, чего поклялась никогда не делать?

Но, как было уже не раз, он удивил ее. Облокотившись, он посмотрел на нее почти виноватым взглядом.

– Зуки, ты позволила мне убедиться, самым что ни на есть худшим способом, что ты девственница.

Самым худшим способом? Он ее осуждает? Прикусив губу, Зуки отвернулась, но он повернул ее голову к себе.

– Я же мог причинить тебе боль! – прошептал он. – И причинил, верно?

– Совсем чуть-чуть.

– Если бы я знал, я был бы более нежным.

– Почему? Девственницы заранее с гордостью оповещают тебя об этом? – выпалила она, закрыв глаза, чтобы не заплакать.

Он прошептал что-то тихо и проникновенно, но она не открывала глаз.

– Зуки?

– Что?

– Открой глаза и посмотри на меня.

– Нет.

– Да.

Неохотно открыв глаза, она посмотрела на него с вызовом.

– Почему?

От его невероятно нежной улыбки она тут же растаяла.

– Хочешь, я покажу тебе, как это бывает, когда совсем не больно?

Когда он прижался к ней обнаженным телом, целуя ее шею и проводя пальцами сверху вниз – от груди до бедер, – она только и могла произнести дрожащим голосом: «Конечно, хочу», жадно предвкушая то, что должно было случиться. Вопреки ее благим намерениям, оказаться в постели с Паскуале было так же естественно, как дышать…

Прошло несколько дней.

Так вот что это значит – быть любовницей, думала Зуки, сидя в лифчике и трусиках и рассматривая себя в зеркале в спальне Паскуале. Из ванной доносился шум воды: Паскуале находился в душе, напевая что-то по-итальянски. Он был счастлив. Он всегда был счастлив после того, как они занимались любовью. Следовательно, он был счастлив почти все время, ехидно подумала она.

Не то чтобы Зуки жаловалась на эту сторону их отношений. Они все время намеревались сходить в театр или съездить за город, но им никак не удавалось пойти дальше спальни. Ей так же нравилось заниматься любовью, как ему, и все же…

Зуки не могла избавиться от чувства неудовлетворенности.

Она имела все, о чем мечтала. Паскуале был добр, внимателен, остроумен, весел. Изобретателен в любви. Почему же ей казалось, что этого недостаточно?

Ответ был прост: он не сказал того единственного слова, которое бы подтвердило, что она не просто одна из длинной вереницы его женщин. Она не могла избавиться от чувства неуверенности, думая о том, когда он найдет ей замену. И поэтому, вместо того чтобы наслаждаться их отношениями, Зуки временами пыталась отдалиться от Паскуале, чтобы защититься от возможной боли в будущем.

После первой ночи, проведенной вместе, он попросил ее переехать к нему и потом несколько раз повторял просьбу, но она твердо стояла на своем.

– Нет, Паскуале, – спокойно отвечала она, хотя видела, что в его глазах появлялся опасный блеск.

– Но почему?

– Потому, что я дорожу своей независимостью, – солгала она, понимая, что чем меньше отдает, тем меньше будет потом страдать.

– Ты сводишь меня с ума! Ты сумасшедшая! Ты это знаешь? – взорвался он впервые за последние дни. – Да будет тебе известно: ты первая женщина, которую я попросил ко мне переехать, а ты отказываешься!

– Как говорится, – ответила она уклончиво, – на той стороне трава всегда зеленее…

И направилась в ванную.

– Почему у тебя такое сердитое лицо? – услышала Зуки за спиной и увидела в зеркале отражение Паскуале. Положив ей руки на плечи, он спросил: – И почему ты сидишь полуголая, в одном белье, – со стоном добавил он, – так, что я снова хочу?.. Он взглянул на часы и нетерпеливо покачал головой: – У меня уже не осталось времени. Надо торопиться на это чертово заседание. – Он слегка коснулся губами ее плеча, и сердце Зуки сжалось при виде его склоненной темноволосой головы. Как она любит этого невозможного человека! И сколько бы она себя ни убеждала в обратном – все напрасно!

– Не поздно и потом, – отозвалась она, откинув голову, чтобы он мог поцеловать ее в губы.

– Я вернусь в час. Ты не уйдешь?

– Может быть.

– Обещай, дорогая.

– Не уйду, – улыбнулась она, не в силах противостоять ему.

– Мы пойдем куда-нибудь пообедать.

– Это было бы чудесно.

Он ушел, а она отправилась к себе на квартиру, чтобы переодеться.

Зуки была свободна до субботы, и ей нечем было себя занять. Иногда ей казалось, что она стоит за кулисами театра и наблюдает за пьесой из своей жизни, причем главную роль она играет, только когда возле нее Паскуале.

Она вернулась в номер без пяти час. В своем излюбленном наряде – простом белом с застежкой сверху донизу сарафане. Под ним были только белые кружевные трусики.

Взяв книжку, она уселась на диван в ожидании Паскуале.

Ждать пришлось долго.

В половине третьего его все еще не было. Зуки позвонила, чтобы ей принесли сандвич, но почти к нему не притронулась.

Потом она начала беспокоиться. Что, если с Паскуале произошел несчастный случай? Господи, она знала лишь, что он пошел по делу, но куда? Он мог быть где угодно.

Она уже была вне себя от волнения, когда вдруг без десяти минут четыре зазвонил телефон. Зуки схватила трубку, словно от этого звонка зависела ее жизнь.

– Паскуале?

Наступила пауза, затем женский голос спросил:

– Мисс Франклин?

– Да.

– Паскуале – синьор Калиандро – попросил позвонить вам и сказать, что, к сожалению, он задерживается дольше, чем предполагал.

– Могу я с ним поговорить? – спросила Зуки.

– Мне не хотелось бы его беспокоить, – сдержанно ответили на том конце.

– Понимаю. – В голосе девицы слышалась насмешка, или ей это просто показалось? Набрав воздуха, Зуки сказала: – Спасибо, что позвонили.

– Не стоит. – Раздался щелчок, и телефон умолк.

Зуки почти швырнула трубку и стала ходить взад-вперед по гостиной.

Как он смеет? – кипятилась она. Как он смеет заставлять ее так долго ждать, а потом просить какую-то девицу, какую-то подхалимку – или кто она там – позвонить ей через три часа, чтобы сообщить, что он опаздывает? Кем он ее считает? Какое имеет право так с ней поступать?

Внезапно Зуки остановилась. Она же его любовница, вот кто она. Так поступают мужчины с женщинами, с которыми, кроме спальни, нигде не бывают. Секс – это пожалуйста, а вот уважения – ноль!

Еще никогда в жизни она так не злилась. Ее просто всю трясло. Тут она увидела лежавший на столике бумажник Паскуале, и ее осенило. Ну что ж, если ему угодно относиться к ней как к любовнице, она и поступит так, как полагается любовнице.

Ничуть не раскаиваясь, она бегло просмотрела содержимое бумажника и, найдя то, что искала, выбежала из номера, спустилась вниз и села в такси.

Зуки вернулась в шесть, нагруженная многочисленными пакетами. Она понесла их прямо в спальню и обнаружила лежавшего на кровати Паскуале. На нем были только джинсы. Он внимательно смотрел на нее из-под полуопущенных век.

– Привет, – сказал он непонятным ей тоном. – Я уже начал беспокоиться, куда ты подевалась?

Зуки бросила пакеты на пол и, упрямо сжав губы, сердито на него посмотрела.

– Неужели?

– Конечно, – мягко, но несколько настороженно ответил он. – Где ты была?

– Какое право ты имеешь спрашивать, где я была! Ты же никогда не говоришь мне, где бываешь!

– Ты меня никогда об этом не спрашиваешь. Тебя вообще не интересуют мои дела, разве не так?

– Это потому, что я твоя любовница! – крикнула она. – А у любовниц нет прав, не так ли? Только в спальне!

У него задергалась щека.

– Так ты скажешь мне, где ты была?

– Скажу! Конечно, скажу! Я ходила… – Зуки намеренно замолчала и рассыпала на столике его кредитные карточки, – за покупками, – подчеркнула она.

– Это прекрасно, – ровным голосом произнес он. – И что ты купила?

– Все, что мне понравилось, – пожала плечами Зуки. – Я потратила несколько сотен фунтов по твоим кредитным карточкам. Надеюсь, ты не против – ведь любовницы именно так поступают, Паскуале: тратят, а потом приходят огромные счета.

В глазах Паскуале появилось что-то жесткое и пугающее, но ответил он абсолютно спокойным голосом:

– Значит, ты считаешь, что я обращаюсь с тобой как с любовницей? О нет, – покачал он головой. – Но если хочешь, я могу продемонстрировать тебе, как на самом деле обращаются с любовницами. – Он скользнул взглядом по ее телу. – Покажи мне, что ты купила, – приказал он бархатным голосом.

Зуки сглотнула. Под его взглядом злость ее прошла, а от его слов что-то сжалось у нее внутри.

Она поняла, что зашла слишком далеко.

– Я могу с тобой рассчитаться…

– Показывай, – тихо повторил он.

С бьющимся сердцем она достала первую попавшуюся ей вещь – короткое облегающее платье из лайкры.

– Надень, – потребовал он.

– Паскуале, я не хотела…

– Надень, – грубо прервал он ее. – Давай!

Трясущимися пальцами она стала расстегивать пуговицы сарафана и увидела, что он расстегивает ремень своих джинсов.

– Паскуале! – в испуге вскрикнула она.

– Снимай быстрее, – сказал он, продолжая раздеваться.

Дрожа от возбуждения, она сняла сарафан, оставшись в одних трусиках. Он отшвырнул в сторону джинсы, и Зуки страшно покраснела, увидев, как он возбужден. Быстрым движением она попыталась натянуть черное платье.