Текст книги "Четыре сестры-королевы"

– Она предложила мне звать ее «мама».

– Ты никогда не видела улыбку льва? На самом деле лев не улыбается, а скалит зубы перед смертоносным прыжком.

С губ Маргариты срывается песенка:

 
В тихих водах тонут чаще,
Чем в бурливых и рычащих, —
Опасайся, легковер,
Обходительных манер.
 

– Я хорошо знаю песни Вентадорна, – кивает Ингеборга. – Юк де Сент-Сирк, бывало, пел их мне, когда приезжал ко двору. Он был очень мил и красив, если ты тоже любишь маленьких итальянцев. Мой муж был со мной жесток, но по крайней мере присылал мне для развлечения труверов.

Маргарите хорошо известна ее история, как король Филипп просил аннулировать брак на следующий день после свадьбы с Ингеборгой. Ходили разные слухи: что он не смог выполнить супружеского долга, что ее брат король Дании нарушил свое обещание отказаться от претензий на английский престол, что он обнаружил под юбкой Ингеборги пенис. Как бы то ни было, когда папа отказался расторгнуть брак, Филипп услал Ингеборгу подальше от себя.

– Как птичку в клетке запер, – говорит она. – Мне оставалось только петь.

– Говорят, музыка – это язык ангелов.

– Я была бы счастлива, если бы двор твоего маленького Людовика наполнился музыкой, только не псалмами. Когда его мать умрет, бьюсь об заклад, он запретит все развлечения, кроме заунывных монашеских песнопений. Если бы не лесть труверов, Бланка сама бы уже запретила.

Обе вздрагивают от громового храпа и оборачиваются к Людовику: он сполз с сиденья и храпит, словно стараясь всех заглушить. Губы его изогнулись в улыбке.

– Как думаешь, кто ему снится? – спрашивает Ингеборга. – Невеста или мать?

– Думаю, ни та, ни другая. После ночи на коленях в часовне ему снится кровать.

– Не будь так уверена. Бланка крепко вцепилась в своего старшего сына. Не позавидуешь жене Людовика, потому что ей будет нелегко оторвать его от Бланки. – Она снова тычет Маргарите в плечо длинным ногтем: – Молись своему святому, чтобы у тебя родился сын. А до тех пор Белая Королева не выпустит из рук сына – и власть, которую любит еще сильнее.

Зазвучавшие трубы будят Людовика. Челядь снимает с блюд на соседнем столе колпаки, и двадцать крестьян набрасываются на жареное мясо, хлеб и фрукты, подаренные им Людовиком.

– Бисер перед свиньями, – фыркает Ингеборга. – Так транжирить государственные деньги! Знаешь, сколько нищий попрошайка зарабатывает в день?

– Мне кажется, у них почти ничего нет.

– Это потому, что все пропивают и проигрывают. – Старуха щурит глаза на Бланку, которая час совещалась с Тулузом и теперь направляется к ним. – Это идет Белая Сука? Что-то мне вдруг захотелось вздремнуть.

Слуга помогает ей вылезти из-за стола. Маргарита целует ее перстень.

– Помни мои слова, дорогая. Роди сына – и твои беды кончатся.

Как только она уходит, ее место занимает Бланка.

– Наверное, ужасно было так долго сидеть с выжившей из ума старой каргой. Когда Ингеборга говорит, ее ум не поспевает за языком. И тем не менее ты не заснула! Я думала, она усыпит тебя, особенно после ночи молитв.

– Если бы я могла похвастать таким подвигом! – смеется Маргарита. – Вчера так устала от путешествия и долгого дня, что уснула прямо на полу в часовне.

– И тебе это кажется забавным? Мне говорили, что ты набожная девочка. – Бланка вгрызается в куриную ногу и рвет мясо зубами.

– Sans doute[25]25
  Без сомнения (фр.).


[Закрыть], я бы предпочла молиться вместе с Людовиком всю ночь. – Маргарита краем скатерти вытирает губы. – Но, как писал Вентадорн, – «Я» не имеет власти над «Я».

– Да, но не он ли также написал «Глупец не боится, пока не приходит беда»? Наш Господь – не повод для смеха.

Бланка встает и, смерив Маргариту холодным взглядом, наклоняется к только что проснувшемуся Людовику, чтобы его поцеловать, а потом тихим, ласковым материнским голосом начинает ворковать со своим сыночком.

* * *

Еще через два дня пирушек и две ночи молитв, когда страх не перед Божьим гневом, а перед злобой белолицей королевы не давал снова заснуть на полу, она задремала в карете, несмотря на толчки и тряску, прикорнув на меховых подушках и прижавшись щекой к коленям Эме, словно это ласковые баюкающие нянины руки. Но вскоре карета останавливается у большого сурового зам-ка, и Маргарита просыпается.

– Фонтенбло, – объявляет дядя Гийом, сопровождая вышедшую из кареты племянницу. – Сегодня Белая Королева предпочитает отдыхать здесь.

В толпе шумят, осыпая Маргариту цветами, и выкрикивают ее имя. Людовик предлагает ей руку. С музыкантами впереди и королевой-матерью позади она идет под дождем розовых лепестков через каменные ворота, проходит выстроившихся в готовности слуг и попадает в большой зал, украшенный разноцветными флагами и гобеленами с драгоценными камнями, заставленный длинными столами под льняными скатертями. Людовик ведет ее на возвышение, и они усаживаются за стол вместе с Бланкой, пока остальные располагаются в соответствии со своим рангом. Слуги спешат принести огромные блюда с едой: утка, карп, оленина, вишни, латук, сыр, фуа-гра, оливки, малина и хлеб, – наливают в кубки вина и ставят рядом кувшины с водой, чтобы его разбавлять. Людовик протягивает золотой кубок и смотрит, как жена пьет; она возвращает кубок, опустив глаза. Завтра они впервые проведут ночь как муж и жена – лежа на брачном ложе, а не стоя на коленях в часовне.

Маргарита ощущает дрожь в животе и едва дотрагивается до еды, хотя за весь день ничего в рот не взяла. Дома, где еда была скудной, она привыкла к чувству голода. Людовик тоже ест мало и часто ухмыляется. Когда трубадуры начинают играть, он тихо говорит ей на ухо, как устал от музыки и толп. Не хочется ли ей пройтись по замку и прилегающим садам? Они очень привлекательны.

Королевская чета спускается во двор, там в самом деле сладострастно цветут апельсиновые деревья, наполняя воздух благоуханием, а журчащий фонтан окружают белые лилии.

– Когда я был маленьким, этот фонтан казался гораздо больше, – говорит Людовик. – Помню, прятался за ним. Теперь вижу, почему меня с такой легкостью находили.

– От кого маленькому принцу приходилось пря-таться?

Он делает гримасу:

– От моего воспитателя. Я пренебрегал учением. И он бил меня довольно сурово.

– Бедный! – Маргарита тянется погладить его по щеке. – Хороший учитель вдохновил бы на учение, вместо того чтобы бить.

– О, я был очень грешным ребенком. Любил гоняться за лягушками и мучить жуков, а не читать псалтирь. – Он вздыхает. – Подумайте только о моей бедной матери, пытавшейся воспитать непослушного сына, да еще вынужденной править неспокойным королевством. Я причинил ей много горя, пока мне не исполнилось четырнадцать. В тот день мама приставила ко мне месье де Флажи, истинный подарок Бога. Его ежедневные порки помогли мне встать на верный путь.

Маргарита от удивления открывает рот:

– Ежедневные порки! Бедный мальчик.

– Это еще что, бывало и посерьезнее. – Он срывает апельсиновый цветок и прикалывает к ее креспину. – Но я привел вас в этот прекрасный сад не для того, чтобы обсуждать моих воспитателей. Я надеялся на поцелуй от моей прелестной женушки под этими деревьями.

Она касается губами его щеки, ощущая на лице жаркое дыхание. Его сердце бьется напротив ее сердца.

– Вы прелестны. – Он целует ее в губы, сначала нежно, словно тоже чувствуя ее пульс, колотящийся в груди. Когда она обвивает руками его шею, ощущая его ртом и телом, его поцелуй наконец становится глубже.

– Не могу дождаться, когда соединятся наши тела, – шепчет он. – Молю, чтобы священники скорее благословили наше брачное ложе.

– Скоро, скоро, – голос Бланки, как копье, рассекает их уединение – или иллюзию такового. – Однако сначала мы должны обсудить государственные дела.

Людовик каменеет. Его руки обвисают. На лице Бланки видно отвращение, словно она застала их голыми, в минуты прелюбодеяния на лугу.

– Твое присутствие, Людовик, необходимо в моих покоях. Если ты не слишком занят.

Какие «государственные дела» не могут подождать до утра? Такова жизнь королевы, думает Маргарита: ни минуты для себя, постоянно служить благу народа. Раньше она полагала, что, став королевой, будет управлять своей жизнью, как и жизнями других. Теперь же, через три дня исполнения чужих желаний и отложив собственные, она понимает, что дело обстоит совсем наоборот.

В зале продолжает играть музыка, но пирующие, утомленные несколькими днями поездок и попоек, начинают расходиться. Маргарита кивает издалека своим дядям; они беседуют и посматривают на нее. Бланка о чем-то разговаривает с Людовиком, но Маргарите за шумом не слышно их слов. Они втроем пересекают зал и поднимаются по ступеням в покои королевы, где у двери дожидается Раймунд Тулузский в окружении дворцовой стражи.

Белая Королева дарит своего кузена поцелуем.

– Твое присутствие здесь не обязательно, – говорит она Маргарите. – Стражник покажет тебе твои покои. Ведь ты любишь поспать.

– Но… Я королева, ma mère. Я бы хотела принять участие. – Она надеется, что никто не заметил дрожи в ее голосе.

Бланка с поднятыми бровями смотрит на Людовика: видишь? что я говорила?

Он отводит взгляд от Маргариты, не в силах смотреть ей в глаза.

– Это деликатные переговоры, – говорит он.

– А я ваша королева. Я хочу участвовать.

Повисло неловкое молчание. Наконец Бланка прерывает его:

– Возможно, ты нам пригодишься. Мой кузен Тулуз говорит, что твой отец держит в заложниках множество французских рыцарей. И требует за них непомерный выкуп. Какое влияние ты можешь на него оказать?

– Если Раймунд Тулузский согласится не нападать на наши замки, я думаю, отец снизит выкуп.

– Ваши замки? Значит, ты по-прежнему хранишь верность Провансу? – Белая Королева поворачивается к Людовику: – Теперь ты согласен со мной? – Тот опускает глаза. – Людовик, жду тебя внутри. Маргарита, можешь насладиться отдыхом.

Когда она уходит, Маргарита хмурит брови:

– Так кто же королева Франции – я или она?

– Это… сложный вопрос. Думаю, вам лучше не участвовать в этой встрече. Тулуз вспыльчив и мстителен. Одно ваше неосторожное слово может испортить дело – для всех.

– Но разве вы не женились на мне ради моих связей в Провансе? Разве ваша мать не хочет союза с моим отцом?

– Это придет со временем, – отвечает Людовик. – Вы должны набраться терпения. Сейчас вам лучше держаться в стороне и ни во что не вмешиваться. Мы с мамой внимательно рассмотрим предложения Тулуза и сделаем так, как будет лучше для Франции.

– И что же он предлагает? Какой-нибудь новый наглый план, чтобы погубить мою семью, не иначе.

– Я пока не могу с вами это обсуждать. – Он берет ее за руки. – Пожалуйста, дорогая, подождите меня в своих покоях. Сейчас священники благословят брачное ложе, и я скоро приду. – Он губами клюет ее в лоб, как в гладкий камень, и идет в комнаты матери.

Маргарита хочет пойти за ним, но стражник преграждает ей путь. Она идет в зал, где сидят ее дяди и еще несколько человек: Одо, аббат Сен-Дени, похожий на крысу граф Ангеран де Куси, тот самый вельможа, который сморкался в скатерть на свадьбе, дядя Людовика Филипп Урепель, который когда-то воевал с Бланкой за королевство и проиграл; Тибо Шампанский и еще некоторые – ждут церемонии освящения брачного ложа. Дядюшки отводят ее в сторону.

– Почему ты не на встрече с Тулузом? – строго спрашивает Гийом. – Мы слышали, он собирается снова вторгнуться в Прованс, и с бо́льшими силами, чем раньше.

– Бланка меня не пустила. Сказала, что мои связи с Провансом могут расстроить «деликатные» переговоры.

– Так я и знал! – восклицает Томас. – Бланка так легко власть не отдаст.

– Ты должна быть сильнее, Марго, – говорит Гий-ом. – Иначе мы выдали тебя замуж во Францию зря.

– Благодарю за совет, дядя. А может, ты подашь мне пример и сам пройдешь на встречу? В покои королевы-матери?

– Марго, день ото дня ты все больше напоминаешь свою мать, – щерится Томас.

– У тебя ум нашей сестры, – говорит Гийом, – но так ли ты прозорлива, как она? Что ответят Людовик и Бланка на предложение Тулуза? Что они должны ответить?

Маргарита на мгновение задумывается и наконец неуверенно отвечает:

– Думаю, что Белая Королева скажет «нет». Она привязана к Тулузу, но не поможет ему. Во-первых, папа римский в долгу перед моим отцом за поддержку Альбигойского похода. Франция не захочет воевать с Церковью.

Это была одна из сторон политики ее отца, с которой Маргарита не соглашалась. Как он позволил Церкви нападать на свой народ? Зачем разрешил войскам папы римского спокойно пройти в Лангедок?

– Мы знаем катаров, – убеждала его она. – Ведь они не еретики.

– Ничего мы не знаем, – отвечал отец, – кроме того, что в священной войне против императора Священной Римской империи побеждает папа. Его могущество растет с каждым днем. Если сегодня мы ему откажем, то и он нам не поможет, когда понадобится.

Однако теперь, когда содействие папы действительно нужно, отец не просит помочь. Одолжение со стороны Церкви может оказаться слишком дорогим.

– К тому же, – говорит она дядюшкам, – Тулуза сейчас поддерживает император. Бланка не захочет присоединяться к этому союзу.

В ожесточенной борьбе между папой и императором Франция умудрялась сохранять нейтралитет.

– Хорошо сказано, Марго, – одобряет дядя Томас. – Видишь, братец? Мы оставляем Францию в хороших руках.

– Но вы только что приехали, – смеется она. – И собирались стать советниками короны, помните?

– Твоей свекрови дела нет до наших советов, – машет рукой Томас. – Она отсылает нас домой.

– Домой? Но это невозможно. Должно быть, какая-то ошибка.

У нее начинает болеть голова.

– Никакой ошибки. – Дядя Гийом кладет руки ей на плечи. – Все, кто сопровождал тебя из Прованса, должны утром уехать обратно. Так распорядилась Бланка.

– Все? – у Маргариты упал голос. – И Эме тоже?

– Бланка назначила тебе новых фрейлин – вероятно, дочерей любезных ей баронов, – говорит Томас. – Они наверняка будут ей доносить.

– Постарайся не плакать, дорогая. – Гийом целует ее слезы. – Это очень не по-королевски, а твои подданные смотрят.

– Мне все равно, – говорит Маргарита, вытирая глаза. – Я не могу вас отпустить. Дядюшки! Хотя бы вы должны остаться со мной. Папа и мама тоже так захотели бы.

– Ничего тут не поделаешь, – отвечает Томас. – Белая Королева сказала, и король согласился. Никому из нас, даже Гийому и мне, не позволят вместе с тобой вернуться в Париж. Вот почему мы остановились на ночь в Фонтенбло. Завтра отправляемся в Прованс.

Элеонора
Непостоянный король

Кентербери, 1236 год

Возраст – 13 лет

Видит бог, он старик. Когда улыбается ей, вокруг его глаз собираются морщинки – и даже не морщинки, а глубокие, прорытые временем морщины. Старик. Будь его лицо скалой, она бы взобралась по этим морщинам, – и по тем, что на лбу, тоже, – на самую макушку головы. Перелезла бы через его корону, держась за изумруды и рубины. Он протягивает руку, помогая ей выйти из кареты. На тыльной стороне руки вьются рыжеватые волосы. Старик. Она содрогается.

Он снимает верхнюю мантию – зеленый бархат, отороченный мехом, – и накидывает ей на плечи:

– Вы дрожите. Январь у нас – самый суровый месяц. Да и февраль тоже.

– А в Провансе никогда не бывает холодно, – отвечает она, закутываясь в мантию по самую шею. – И в Эксе, и в Марселе.

Кожа вокруг его левого глаза оползла, как оставленный на солнце марципан. Он словно опечален. Ей бы хотелось не дрожать.

– Вам может показаться, что климат здесь свирепый, – говорит он. – Жаловаться на погоду – любимое занятие в Англии, и тому есть основания. – Он разглаживает мех и тем самым мнет ее новое платье, подарок Марго. – Так лучше? Вот и хорошо. Добро пожаловать в Англию.

Она помнит наставления дяди и делает реверанс:

– Я в восторге, Ваша Милость. Ждала этого дня всю жизнь.

Тут ее укололо – вспомнился совет дяди Гийома. Не торопись выказывать свою радость, а то он потеряет к тебе интерес. Король Генрих очень непостоянен.

– Я хочу сказать – давно мечтала посетить ваше королевство.

Кентербери, говорит он, одно из самых популярных мест в Англии. Его голос немного скрипуч – голос старика.

– Вы знаете, что круглый год сюда приходят пили-гримы?

В этой самой церкви рыцари его деда – Генриха II – злодейски убили святого Томаса Бекета, говорит он, ведя Элеонору к великолепному собору. На площади и у входа в церковь толпится множество баронов, дам, священников, монахов, торговцев и крестьян со свечами, драгоценностями, кубками, одеждами и другими дорогими подарками, а также ослы, лошади, несколько коз, кур и стаи гогочущих, визжащих детей.

– Говорят, одно лишь посещение этой святыни исцеляет от любой болезни.

Элеонора задает себе вопрос, почему же король так и не попытался вылечить свой дряблый глаз. И что, он всегда такой говорливый? Может быть, тоже нервничает. Она улыбается, вспомнив о своей цели – стать мечтой короля и оставаться ею, пока не будет королевой, – и меняет тему на другую, которая, несомненно, понравится им обоим:

– Вы когда-нибудь бывали в Гластонбери, мой господин?

Его улыбка делается шире:

– Король Артур – мой герой. Даже если это всего лишь миф.

– Миф? Мой господин, нет! Он был на самом деле, как вы и я. – В ее глазах сверкают огни Камелота. – Я признаю, в истории Монмута есть некоторый вымысел.

– А как же Ланселот? Это вымысел Кретьена де Труа? Или Монмут не включил его в свою книгу?

– Я не читала ее, мой господин, но слышала отрывки, когда их декламировали при дворе моего отца. – С тех пор как Маргарита вышла за короля Людовика, нападения Тулузы участились, а не ослабли. Графу едва хватало средств, чтобы кормить свой двор, что уж говорить про покупку книг.

– У нас в Вестминстере есть книга Кретьена. С прекрасными иллюстрациями. Это будет мой свадебный подарок вам.

– Мой господин! – Ей хочется визжать и прыгать от радости, но ему уже двадцать восемь – взрослый мужчина. Ты должна вести себя, как подобает в его возрасте, а не в твоем. – Но… у меня ничего нет для вас.

– Наследники трона будут хорошим подарком.

Она каменеет.

– Простите, что напугал вас. Я забыл о нашей разнице в возрасте. – Его веко словно обвисло еще сильнее, когда улыбка сошла с лица. – Могу представить, кем я кажусь вам.

Элеонора останавливается и прикладывает руку к его щеке, поглаживая место, где она провисает. И думает, как вернуть его улыбку.

– «Молодость, такое бесподобное мужество и щедрость в сочетании с таким добродушием и врожденной добротой дарили ему всеобщую любовь».

– Это из Монмута, не так ли? – хмурится он. – Снова возвращаемся к Артуру?

– Нет, мой господин, я просто отвечаю на ваш вопрос. Таким вы показались мне. Щедрым и мужественным, как король Артур.

– Вы так думаете? – Уголки его губ дрогнули.

– Правда думаю. И таким же добродушным.

– Добродушным! Моя дорогая, вы должны сказать это моей сестре. – Он запрокидывает голову и издает могучий рык – то есть смех.

Через мгновение они входят в собор. Под звуки фанфар, при виде склонившихся – перед ней! – слуг, среди оценивающих взглядов знати, слыша приветственные крики прочих, под высокими хорами с галереей остроконечных арок, похожих на лестницу в небеса, и подобными звездному небу свечами, трепещущими на стенах и везде где только можно, мысли о рождении наследников забылись. Собор мерцает, словно осененный волшебной пылью.

Подходит дядя, и Элеонора представляет его королю.

– Савойская династия – прославленный дом, – говорит Генрих.

– Тем более теперь, когда наша Элеонора подобно своей сестре заключает брак с могущественным королем, – поддакивает дядя. – Мои искренние комплименты, Ваша Милость. Я был на свадьбе короля Людовика IX и нашей Марго, и то было жалкое зрелище по сравнению с этим, – он показывает рукой вокруг. – Кентерберийский собор преобразился!

На лице короля светится радость:

– Если бы я смог покрыть звездами весь собор, они бы поблекли перед красой моей будущей невесты. – Его глаза ласкают ее лицо.

Элеонора прижимается к нему, и ее сердце медленно распускается, как расцветающая роза.

– Вы увидите, что наша Элеонора станет женщиной с отважным сердцем, преданной и смелой, прекрасной спутницей жизни, – говорит дядя. – Притом она умеет скакать верхом, стрелять из лука и драться не хуже любого мужчины.

– Значит, вы любите охоту? – Король Генрих смотрит так, словно раскрыл устрицу и обнаружил жемчужину.

– Люблю побеждать. – Она озаряет его улыбкой.

– Золотые слова, – говорит король дяде. – Восхитительно!

– И правда, Ваша Милость. Возможно, вы знаете, что этот брак – моих рук дело. Если вы дадите мне хотя бы короткую аудиенцию, я могу поделиться еще множеством идей, как усилить положение Англии.

– Генрих, что ты вытворяешь? – Высокая женщина с рыжеватыми, как у короля, волосами стремительно подходит и берет Элеонору за руки. – Твоя невеста переплыла море и сегодня приехала из Дувра. Моя дорогая, ты выглядишь усталой.

Элеонора зевает:

– Глоток воды придаст мне сил.

– Чушь! – Женщина обнимает ее рукой за плечи. – Генрих, ты забывчив, как всегда. Ты покормишь свою невесту или дашь ей упасть в обморок прямо здесь, на пол?

Забыв о дядином прошении, король со своей сестрой Элеанорой Маршал ведет всю компанию в монастырь, где их ждет роскошный пир. Слуги несут полотенца и чаши с водой, кувшины с любимым вином Генриха, доставленным из долины Луары, хлеб, мясные блюда, рыбу, картофель и сыр.

– Должно быть, наша трапеза покажется вам скромной по сравнению с тем, к чему вы привыкли в Провансе, – замечает Элеанора Маршал. Она смотрит на Элеонорино платье. – Да и наши моды, кажется, бледнеют в сравнении с вашими.

Это платье ей подарила Маргарита – сочетание пурпурного шелка с серебряными шнурами – во время Элеонориной остановки в Париже. «Нельзя приветствовать короля Англии в твоих платьях из Прованса. Подумают, что ты деревенщина». Увидев здесь старомодные одежды – волочащиеся палантины! мантильи! – Элеонора решила, что ее сестре не следовало входить в расход.

– Я могу сделать из ваших нарядов что-нибудь красивое, – предлагает она, глядя на простой серый жакет своей золовки. – Всю жизнь донашивала платья сестры, вот и стала искусной швеей.

Элеанора Маршал качает головой:

– После смерти мужа я дала обет простоты. Наряды, чтобы завлекать мужчин, мне ни к чему.

– Обет простоты? Зачем? Вы можете выйти за любого по своему выбору.

– Женщина – и по выбору? Наверное, в Провансе все не так, как у нас. – Ее смех звучит не совсем естественно. – Меня выдали замуж за старика. Сказали, для блага королевства. Да спасет меня Господь от такой судьбы второй раз!

Поразительной красоты мужчина с волнистыми, черными как смоль волосами и голубыми глазами наливает королю в кувшин воды. У Элеоноры захватывает дух от его улыбки.

– Симон де Монфор, из Франции, – шепчет Элеанора Маршал. – Ты видела когда-нибудь такого красавца? И говорит он очень хорошо. Генрих его обожает.

Раздается какой-то крик, а затем стук копыт.

– Еще гости? – спрашивает Генрих. – Боже мой! Прервали нашу трапезу.

Входит слуга:

– Граф де Понтьё, Ваша Милость, со своей дочерью Жанной.

По залу проносится шепот.

– Что? – хмурит брови король. – Понтьё? Это наглость.

За окном Элеонора видит человека в доспехах, ведущего женщину к дверям, где выстроились рыцари охраны. Слышится звон мечей и стук клинка о камни. Вытянув шею, Элеонора старается посмотреть на схватку.

– Впустите его, – ворчит король.

Через мгновение граф де Понтьё уже стоит перед ними со шлемом в руке и дочерью рядом. У нее сердитое лицо. Она высока, ее гладкие волосы блестят, как соболиный мех, – привлекая взгляд Генриха. Элеонора вспоминает дядино предостережение: король Генрих известен своим непостоянством. Ты должна сразу покорить его, а то он передумает перед самой свадьбой.

– Я пришел посмотреть, не врут ли слухи, – говорит граф, касаясь родинки у своего носа. – Теперь, Ваша Милость, осмелюсь спросить: как вы можете жениться на ней, – он указывает на Элеонору, – когда уже женились вот на ней? – Он указывает на дочь.

Все затаили дыхание. Жанна де Понтьё буравит глазами Элеонору, словно вызывая на поединок. У Элеоноры закипает кровь. У тощей девчушки никаких шансов.

– Но сэр Саймон, вам же известно, что помолвка была расторгнута, – отвечает Генрих.

У Элеоноры сердце стучит в ушах. Ее король Генрих уже дал обещание другой? Почему же он ей не сказал? Почему никто ей не сказал? Она обращает гневный взор на дядю.

– Пока дело не уладится, Ваша Милость, вы по-прежнему связаны долгом перед моей дочерью, – говорит граф.

– Мы в слишком близком родстве, – возвышает голос Генрих. – Я выражал это беспокойство с самого начала, лорд Понтьё, но вы давили и давили на меня. Вы сказали, что имеете влияние на папу.

– И действительно имею. Но, похоже, не такое сильное, как королева Бланка.

– К черту ее! – кричит Генрих. – Она что, вообразила, будто правит всем миром?

Элеонора хмурится. Неужели король предпочтет жениться на этой девчушке? Его лицо розовеет, мышцы на шее вздуваются. Элеонора касается его плеча.

– Дышите, – шепчет она. Совет ее матери, и очень благотворный.

Генрих глубоко вздыхает, прежде чем продолжить:

– Белая Королева нацелилась отстоять земли, кото-рые Франция украла у моего отца. Ей нравится, что Понтьё слишком близко к Нормандии. И папа Григорий ее слушает. Если она хочет, чтобы он расторг договор, так все и будет.

– Я хочу дождаться его решения. На весах честь моей дочери и честь этой новой нареченной невесты.

– Я достаточно долго ждал женитьбы! – Генрих стучит кулаком по столу. – Пока он решит, могут пройти годы.

Король обращает дикий взгляд на Элеонору.

Со своего места поднимается дядя.

– Ваша Милость, у меня есть сведения, которые помогут в этом вопросе. Если вы примете меня наедине.

– Не вижу, какую пользу может принести вмешательство других сторон, – протестует граф.

– Тихо! – орет Генрих. – Я никому из вас не давал слова.

Трясущейся рукой он хватает блюдо перед собой. Элеонора зачарованно смотрит. В кого швырнет – в графа или в дядю? Откинувшись на сиденье, дядя одними губами велит ей: сделай что-нибудь.

Жанна улыбается Генриху, стремясь завлечь его своей статной полногрудой фигурой. Элеонора прикладывает руку к своей, еще плоской груди. Должна ли она вмешаться или это только еще больше взвинтит Генриха? Его глаза задерживаются на Жанне де Понтьё, запретном плоде. Он облизывается. Элеонора наклоняется к нему.

– Мой господин, – шепчет она.

Он отводит глаза от ее соперницы. Элеонора кладет свою руку на его, завладевая вниманием короля.

– Как вы заметили, нашу трапезу прервали. Можем мы поужинать, а потом обсудить этот вопрос?

– Конечно, – соглашается Генрих. Его улыбка подобна выглянувшему из-за туч солнцу. – Принесите столы для графа и его свиты, – велит король. – Мы побеседуем в моих покоях после ужина.

– И мой дядя тоже? – шепчет Элеонора. – Во время своего визита в Париж он встречался с Белой Королевой и провел с ней много времени.

– Мы желаем присутствия архиепископа Валенса, – говорит Генрих. – Нам не терпится услышать ваши новости, сэр.

Элеонора посылает дяде торжествующий взгляд, а он в ответ удовлетворенно ухмыляется, словно только что набил себе брюхо.