Текст книги "История подводного шпионажа против СССР"

Колби полагал, что если шум, поднятый «Лос-Анджелес таймс», быстро утихнет, то в Советском Союзе и не заметят этой публикации. Но если она привлечет внимание или Херш выступит с более подробными данными, да еще укажет фактическое место нахождения утонувшей советской лодки, то ему, Колби, придется остановить операцию и его агентство потерпит очередное фиаско.

ЦРУ немедленно послало двух агентов к редактору газеты «Лос-Анджелес таймс». Они заявили редактору, что операция «Дженнифер» еще не завершена и публикация в газете помешает ЦРУ извлечь из нее очевидные выгоды для США. Агенты не сказали, что первая попытка уже провалилась. Но редактор и не задавал много вопросов. Он согласился спрятать эту заметку на 18-й странице в следующем, дневном выпуске газеты и не печатать продолжение.

Затем уже сам Колби позвонил издателю газеты «Нью-Йорк таймс» и попросил порекомендовать Хершу не проявлять активности по поводу проекта «Дженнифер». Но это не остановило Херша. Он с новой силой стал искать дополнительные факты. Между тем другие журналисты тоже ухватились за тему о проекте «Дженнифер».

Наконец известный журналист Джек Андерсен, несмотря на предупреждение ЦРУ, заявил, что не может скрывать от общественности тот факт, что 350 миллионов долларов были буквально выброшены на дно океана. (Позже правительственные чиновники подсчитали, что стоимость проекта составила более 500 миллионов долларов.) Со своим сообщением Джек Андерсен выступил на радиостанции «Мьючуал радио нетуорк».

После этого Херш на следующий день опубликовал в газете «Нью-Йорк таймс» более подробные и более полные данные о проекте «Дженнифер». Огромный заголовок гласил: «Спасательный корабль ЦРУ привез части советской подлодки, затонувшей в 1968 году, но не смог поднять ракету с ядерным зарядом». В статье говорилось, что, по сведениям высокопоставленных государственных чиновников, «Центральное разведывательное управление потратило многие миллионы долларов на строительство глубоководного спасательного судна и прошлым летом безуспешно пыталось использовать его, чтобы достать ракету с ядерным зарядом и шифры с затонувшей в Тихом океане советской подлодки». Далее Херш сообщал, что ЦРУ удалось поднять лишь незначительную носовую часть подлодки, где, по словам его источников, находились лишь устаревшие кодовые книги и устаревшие ракеты, не оправдывающие «ни огромные затраты на эту операцию, ни потенциальную угрозу разрядке напряженности в отношениях между США и Советским Союзом». Херш ошибочно писал в своем сообщении, что вместе с обломками лодки были подняты тела семи человек, хотя тел было всего шесть. Кроме того, в статье указывалось, что ЦРУ устроило церемонию похорон этих тел, которую засняло на видеопленку – на случай, если Советский Союз когда-нибудь узнает о попытках подъема лодки и потребует информацию.

Директор ЦРУ перестал говорить о проекте «Дженнифер», полагая, что его молчание является единственным средством для удержания Советского Союза от обсуждения этой темы. При очередном посещении Белого дома он показал президенту Форду «Мемуары H.C. Хрущева» и обратил внимание президента на то место, где Хрущев пишет, что он был вынужден разжечь общественное возмущение и отменить встречу в верхах с президентом США Эйзенхауэром в 1960 году после того, как тот открыто признал, что самолет У-2, летевший над Советским Союзом, был шпионским самолетом, а не метеоразведчиком, сбившимся с курса. Не желая повторять ошибку Эйзенхауэра, администрация президента США Форда на все вопросы о судне «Гломар» давала стандартный ответ – «без комментариев».

Киссинджер в беседе с советским послом А.Ф. Добрыниным заверил, что ЦРУ отменит свои планы повторной попытки поднять затонувшую советскую подлодку. Он также передал Добрынину фамилии трех советских подводников, именные медальоны которых были обнаружены среди тел шести человек, поднятых при первой попытке подъема лодки.

После этого казалось, что все проблемы исчерпаны и Советский Союз не настаивает на продолжении конфликта.

(У Советского Союза были веские причины ликвидировать скандал. Достаточно упомянуть саму потерю лодки и неспособность ее найти. Хуже того, американцы нашли и попытались вырвать ее из глубин океана. Еще хуже, что советские разведчики прочли об этом в американских газетах. Но самым унизительным для советской стороны был тот факт, что о проекте «Дженнифер» было своевременное предупреждение, которое проигнорировали. Когда спасательное судно «Гломар Эксплорер» в начале 1974 года выходило в море на ходовые испытания, советский офицер Штыров пытался предупредить своего начальника, адмирала Смирнова Н.Д., в то время командующего Тихоокеанским флотом. Штыров мог только сказать, что единственным ценным предметом в том месте, где заметили «Гломар Эксплорер», могла быть потерявшаяся советская подлодка. К тому времени в Советском Союзе уже определили в общих чертах район, где, как полагали, потерялась лодка.

Несмотря на разведсведения директора ЦРУ Колби о том, что поблизости от «Гломар» не проходило ни одно советское судно, Смирнов отреагировал на предупреждение подчиненного, незамедлительно послав быстроходное разведывательное судно в указанный район. Оно пришло туда за месяц до того, когда была предпринята реальная попытка подъема подлодки. В то время там проводилось только испытание оборудования. Советское разведывательное судно доложило, что видели американский корабль непонятной конструкции, размерами с футбольное поле и с формами наподобие нефтяных буровых вышек, которое стоит на месте в данном районе. Через три дня «Гломар» пошел на Гавайские острова. А советское судно отправилось домой.

«Гломар» вернулся в указанный район для проведения очередных испытаний в марте 1974 года. Штыров вновь убеждал своих начальников выслать туда корабль. Но на этот раз адмиралы отказались рисковать одним из наиболее хорошо оборудованных кораблей в зимних штормовых условиях северной части Тихого океана и согласились только направить судно гидрографической экспедиции, уже находившееся в море. Командир этого корабля доложил, что «Гломар» занимается разведкой нефти, и вскоре ушел из этого района. Его заменил старый буксир, который продолжил наблюдение. Но оставался там всего десять дней. Когда в июле «Гломар» начал попытку подъема подлодки, Штыров снова попросил послать разведывательное судно. Но его уже не слушали. Кроме того, его начальник просто не верил, что у американцев есть соответствующая технология для подъема затонувшей подлодки. Адмирал Смирнов не хотел рисковать и решил, что у него нет лишнего корабля. Попытка Штырова через голову своего начальника обратиться к вышестоящему получила резкий отказ: «Обращаю ваше внимание на более качественное выполнение плановых задач».

Штыров не знал, что у его начальника имелось важное подтверждение его правоты. Записка была подброшена под двери советского посольства в Вашингтоне. В ней говорилось: «Спецслужбы принимают меры для того, чтобы поднять советскую подлодку, которая утонула в Тихом океане» Подпись: «Доброжелатель». Посольство переслало копию этой записки в Москву, откуда она была направлена адмиралу Смирнову. А тот, по-видимому, спрятал ее в свой сейф.

Эти факты не были известны до появления заметки в газете «Известия» от 6 июля 1992 года.)

Похоже, что американское правительство предоставило Советскому Союзу более подробную информацию, чем своему народу, дав повод прессе к различного рода измышлениям в отношении экспедиции судна «Гломар».

Почти все американские газеты и журналы сообщали, что США подняли одну треть носовой части стометровой советской подлодки. Но бывшие ответственные сотрудники ВМС США говорят, что на поверхность была поднята лишь часть корпуса лодки длиною менее 13 метров. В первоначальных газетных статьях была также путаница в отношении типа утонувшей советской подлодки. ЦРУ и другие правительственные ведомства не желали признать, что целью всей экспедиции на «Гломар» была устаревшая советская дизельная подлодка. Совершенно ясно, что ЦРУ дало дезинформацию, сообщив репортерам, что место проведения операции «Дженнифер» находилось в 750 милях к северо-западу от Гавайских островов, сдвинув его на 1700 миль в сторону от фактического места. По-видимому, это было сделано, чтобы ввести в заблуждение Советский Союз. В конечном счете ЦРУ, похоже, удалось убедить в этом некоторых газетчиков, если судить по содержанию более поздних статей.

Тем не менее в прессе кипели страсти. Все чаще высказывалось мнение, что под прикрытием термина «национальная безопасность» ЦРУ не столько пыталось сохранить государственные секреты, сколько спасти собственную репутацию. Большинство журналистов писало, что проект «Дженнифер» оказался безуспешным, и ЦРУ прилагало огромные усилия, чтобы скрыть это.

Если бы пресса знала всю правду, то ЦРУ досталось бы от нее еще больше. Из недавних интервью с бывшими высокопоставленными сотрудниками ВМС стало очевидно, что план ЦРУ по проведению повторной попытки подъема подлодки был порочен в самом начале.

В конце 1974 года, за несколько месяцев до того, как Колби предпринимал отчаянные попытки сохранить в тайне намерения совершить вторую попытку, ВМС еще раз направили подлодку «Сивулф» на место гибели советской лодки. «Сивулф» была только что переоборудована для того, чтобы присоединиться к «Халибат» в качестве второй лодки «специального проекта». С помощью камер электронной «рыбы» удалось сделать дополнительные фотоснимки утонувшей подлодки. Фотоснимки показали, что после того как «Гломар» уронил лодку, она лежала на дне, рассыпавшись на мелкие куски, в виде огромной мозаики, украшающей песок. Один из бывших высших военно-морских офицеров высказал мнение, что нет никакой возможности собрать что-нибудь еще, а уж тем более боеголовки, шифровальные машины, антенны.

Офицеры ВМС удивлялись, почему ЦРУ не хочет признать этого? Среди тех, кто критически относился к плану ЦРУ, были и капитан первого ранга Бредли, и контр-адмирал Инман, который стал во главе военно-морской разведки в сентябре 1974 года.

Но ЦРУ упрямо настаивало на осуществлении своего проекта. Единственное видимое изменение в проекте касалось замены щупальцев на клешне на огромный ковш. Специалисты ЦРУ надеялись зацепить этим ковшом что-либо значительное из рассыпавшихся кусков советской подлодки.

Колби ничего не говорил об этом редакторам газет, когда уговаривал их не мешать ЦРУ заниматься своим делом.

Позже Колби заявлял, что не помнит, видел ли он фотоснимки, сделанные подлодкой «Сивулф», и что он полагался на анализ своих технических экспертов. «Мы все были убеждены, что при повторной попытке нам удастся достать что-нибудь. В противном случае к чему, черт возьми, было заниматься этим?» – утверждал он. Возможно, Колби не учитывал, что его эксперты были далеко не объективными. Ведь они потратили многие годы на проект «Дженнифер», были ответственны за огромные расходы на этот проект и, пожалуй, больше заботились о своем профессиональном престиже, чем о жизни членов экипажа судна «Гломар Эксплорер». Карл Дакетт, возглавлявший экспедицию на «Гломар», вскоре умер, и его мнение о шансах на успех второй попытки осталось загадкой. Колби же до самой своей смерти в 1996 году настаивал на том, что вторая попытка могла оказаться успешной.

Но бывшие офицеры ВМС полагают, что сотрудники ЦРУ с отчаянностью обреченных верили в ими же созданный миф, в то, что успех был все еще возможен и что они не потратили впустую такие колоссальные средства.

Мнение Крейвена было значительно более прямолинейным: «Этот проект выглядел очень заманчиво. Но люди Колби отдали его в руки группы людей, которые с точки зрения специалистов-океанологов являлись просто кучкой профанов».

В этом Херш согласен с Крейвеном. После случая с неудачным подъемом Херш начал расследование регулярных военно-морских операций подводных лодок. В мае 1975 года он напечатал обзор о проекте «Холистоун», связанном со слежкой за подлодками, а также о разведывательных операциях поблизости и в пределах советских территориальных вод.

Херш отмечал, что произошло несколько столкновений американских и советских подводных лодок, что одна из американских подводных лодок садилась на мель на подходах к Владивостокской гавани, что некоторые сотрудники Белого дома и ЦРУ сомневались в целесообразности нахождения в тех районах такого большого количества подлодок США в эпоху разрядки. После публикации этих фактов Хершу позвонил человек, служивший на подлодке «Гато», когда та столкнулась в 1969 году с советской подлодкой типа «Хотель». Херш опубликовал сведения об этом инциденте в начале июля. К тому времени в конгрессе США уже обсуждался вопрос о злоупотреблениях в разведке. Комиссия под председательством сенатора-демократа от штата Айдахо Франка Черча проводила расследование инцидентов и злоупотреблений этого агентства, начиная от слежки за гражданами внутри страны и кончая попытками совершения убийств за рубежом. Сенатор Черч уже однажды нарушал спокойствие гордого и неприкасаемого агентства, назвав его «слоном-отшельником».

Но рыцари плаща и кинжала в то время были еще больше озабочены расследованием, проводимым комиссией под председательством сенатора-демократа О. Пайка. Это было более широкое расследование деятельности Киссинджера, агентства национальной безопасности, ЦРУ, ФБР и ВМС. Пайк собирался провести обзор и шпионских операций подводных лодок ВМС, то есть сделать то, чего не пытался сделать ни один конгрессмен за тридцать лет с момента начала «холодной войны».

Пятидесятилетний Пайк был свободомыслящим человеком и немалым шутником. Он обычно носил старые, изношенные и даже совсем обветшалые костюмы. Но именно он несколько лет тому назад уличил ВМС в огромных перерасходах государственных средств и в карикатурной форме изобразил адмиралов, получавших надбавку к жалованию за риск полетов, а фактически за ту «опасность», которой они подвергались, сидя за своими письменными столами. По результатам проведенной Пайком проверки, родилась шутка о туалетных стульчаках и гаечных ключах, за которые военные платили сотни долларов. Когда он возглавил расследование разведывательной деятельности, пресса поначалу называла его профаном, несмотря на то, что он был выпускником Принстонского университета и школы права Колумбийского университета. К тому же долгое время был членом комитета по вопросам вооруженных сил, а в свое время проявил себя отважным морским пехотинцем.

Теперь он обещал за шесть месяцев тщательно разобраться со шпионажем в период «холодной войны». Для подводных сил это означало, что Пайк грозил вникнуть в суть операций по проведению слежки, вторжений в иностранные территориальные воды и столкновений кораблей. Военно-морские силы опасались, что он раскроет широкой публике сущность секретных военно-морских операций. В конце концов именно он возглавлял расследование, проводившееся палатой представителей по поводу провала операции разведывательного судна «Пуэбло». Это расследование определило, что причиной провала являлся поверхностный анализ обстановки и недосмотр ответственных лиц, направивших судно в опасные воды у побережья Северной Кореи.

Возможно, другой конгрессмен занимался бы планированием столь амбициозного расследования в шикарных конференц-залах или, попивая виски, в одном из частных вашингтонских клубов, из числа тех, которые не утруждают себя проставлением цен в меню. Пайк же планировал свое расследование, сидя в трусах и майке, попивая дешевое пиво со своим давним менеджером по предвыборной кампании А. Доннером, в небольшой квартире недалеко от Капитолийского холма. Они снимали ее на двоих в Вашингтоне, поскольку их семьи все еще оставались на Лонг-Айленде. Эти двое разрабатывали свою стратегию с энтузиазмом студентов, планирующих свою первую в жизни демонстрацию на территории университета. Решили, что Пайк начнет разбираться с этими самыми мощными в стране разведывательными ведомствами с проведения анализа соответствия затраченных на секретные операции средств и полученного результата.

Возглавляемый Пайком комитет конгресса был усилен группой молодых специалистов, часть из которых только что закончила расследование уотергейтского скандала. Они привнесли в работу комитета давнее недоверие к политическому истэблишменту и властям имущим, особенно ко всему тому, на чем обычно ставится гриф «совершенно секретно».

Эти члены комитета были непочтительны, держались весьма вольно, не признавая никаких авторитетов. И задавали свои вопросы, что называется, в лоб: Чем занимаются разведывательные ведомства? Во сколько они обходятся налогоплательщикам? Какую пользу извлекают из того огромного потока информации, которую собирают? И не являются ли их многочисленные и дорогие операции просто излишеством?

Одним из самых уязвимых мест для ЦРУ был, конечно, проект «Дженнифер». Он заставил Пайка задаться вопросом – было ли это, в лучшем случае, колоссальной неудачей или же абсолютной бессмыслицей в виде чека на предъявителя, выписанного на имя корпорации Ховарда Хьюза. Если бы Крейвен был посвящен в подозрения Пайка, они бы его воодушевили. Как только Пайк начал свое расследование по проекту «Дженнифер», Колби попытался применить те же приемы, которые срабатывали с редакторами газет и которые, похоже, действовали и на членов сената. Он предложил Пайку, как ему казалось, достаточно подробную информацию, чтобы удовлетворить его любопытство. На проводимых Пайком слушаниях по этому проекту Колби со своими сотрудниками попытался воспользоваться известной шпионской уловкой – настоять на проведении слушаний за закрытыми дверями, и это при том, что речь шла об одном из самых плохо скрываемых государственных секретов.

Конгрессмены уже начали заседание, когда в зал вошли представители ЦРУ. Это были суровые молодые люди, одетые в темные костюмы, с наушниками в ушах и с микрофонами. Они проверили комнату на наличие «жучков» в углах, под столами и креслами. Пайк и другие конгрессмены ошеломлено наблюдали за этим действом.

Затем вошла вторая группа агентов, меньшей численностью. Агенты несли большие черные кейсы, какие часто используют музейные работники для транспортировки особо ценных экспонатов. Пинкертоны также стали обыскивать комнату, причем ни один из конгрессменов не знал, что же они ищут. Это было похоже на двухактный спектакль с целью подчеркнуть всю серьезность происходящего. И эффект таких приемов, как правило, ощущался.

Последним в комнату вошел Колби с некоторыми из своих заместителей, знаменуя тем самым начало третьего акта. Защелкали открываемые замки на кейсах, и сотрудники ЦРУ стали осторожно вытаскивать большие пластиковые мешки, аккуратно размещая их на длинном столе перед конгрессменами. Члены комитета нагнулись вниз и попытались взглянуть через пластик на те бесценные предметы, которые были принесены под такой усиленной охраной.

Было слышно, как кто-то откашливался, но большинство членов комитета хранило гробовое молчание. Никто не знал, что сказать. Предметы, так торжественно разложенные на столе, оказались не более чем набором металлических осколков, весьма напоминавших ржавое железо.

Законодатели внимательно осмотрели осколки, притворяясь, что выражают почтение. Особенно когда Колби со всей серьезностью объявил, что это не что иное, как мелкие куски русской подлодки. Лишь позже члены комитета признавались друг другу, что то, на что они смотрели, могло быть чем угодно, даже отходами со строительной площадки, находящейся неподалеку. Демонстрация океанических карт с диаграммами означала для них почти то же самое. Что касается вопросов относительно соотношений сделанных расходов и полученной пользы, то Колби ловко избегал прямых ответов, прикрываясь туманными объяснениями, что общие расходы-де нельзя оценить, так как большинство фондов скрыто в других, более рутинных бюджетах. Выступление Колби было просто мастерским. К тому времени, когда шоу закончилось, ни один из членов комитета так и не вспомнил, что нужно задать вопрос о Ховарде Хьюзе.

Но представление, которое устроило им ЦРУ, оставило у конгрессменов ощущение, что их попросту одурачили. Это чувство не исчезло даже после того, как Колби, пытаясь произвести впечатление на членов комитета, показывал им снаряжение секретных агентов, включая особое приспособление, которое агенты называли «микробиошприц» – устройство, похожее на пистолет, стреляющий иголками, несущими в себе вещество, парализующее у жертвы центральную нервную систему. Бунтарские соратники Пайка были глубоко оскорблены этими шпионскими древностями. Если все это шоу было направлено только на то, чтобы оправдать проект «Гломар Эксплорер», то члены комитета еще больше убедились, в необходимости расследовать широкий спектр подводных операций. Люди Пайка приступили к изучению проблем, поднятых в статьях Херша об операциях «Холистоун», а также о столкновении подлодки «Гато».

Среди офицеров военно-морских сил распространилось мнение, что Пайк больше не играет по старым правилам, он вообще действует без правил, пытаясь влезть в наиболее секретные операции. Адмиралы рекомендовали, чтобы ВМС всячески препятствовали его расследованию. В то же время несколько подводников из числа ветеранов позвонили в комитет Пайка и рассказали о посадках подводных лодок на мель, о составлении фальшивых докладов о патрулировании, еще об одном столкновении, в результате которого, похоже, затонула советская подлодка.

Эти разоблачения не имели аналогов. Работая в комитете по вооруженным силам, Пайк ни с чем подобным не сталкивался. Большинство членов комитета было слабо информировано о подводных лодках и даже о рутинных разведывательных операциях. До тех пор, пока «уотергейт» не сломал старую систему старшинства, существовавшую в конгрессе, и не вывел на сцену подобных Пайку смутьянов, сообществу подводников удавалось легко решать свои проблемы в конгрессе. Для этого всегда находились конгрессмены, на которых можно было рассчитывать, проталкивая программы ЦРУ. Например, сенатор от штата Джорджия Ричард Б. Расселл (ныне покойный), который в шестидесятые годы лично курировал большинство разведывательных операций. Либо такие, как адмирал Мурер, который в качестве начальника военно-морских операций обеспечивал поддержку проекту «Гломар». Будучи председателем объединенного комитета начальников штабов с 1967 по 1974 год, он говорил: «В шестидесятых годах нам было очень просто. Стоило сообщить сенатору Расселлу, что ты, и никто другой, занят этим, и утечки информации не происходило».

Звонок анонимного абонента, рассказавшего о подводной лодке, способной проводить глубоководный поиск и осуществлять посадку на морское дно, привнес в расследование неожиданный поворот. Это произошло незадолго до того, как команда Пайка узнала о прослушивании подводного кабеля в Охотском море. Источником этой информации стал один из немногих допущенных к секретам ВМС член экипажа подлодки «Халибат». В его словах ощущалась нервозность – все еще находясь на службе в ВМС, он не имел права разглашать военные тайны, ни с кем общаться. Тем более с конгрессменом, известным не только тем, что он постоянно пинал военных, но и тем, что занимался оценкой затрат на военные операции, выискивая прорехи в финансовых отчетах, а найдя их – с радостью придавал огласке. Разглашение подобного рода информации могло стать убийственным актом для карьеры подводника.

Понимая это, люди Пайка делали все возможное, чтобы убедить этого человека в его безопасности. Лишь попросили его указать географическую точку, где им следует искать. А поиски, они пообещали, будут вестись их собственными силами. И смогут противостоять Пентагону без него. Какой смысл приглашать на публичные слушания в комитете рядового подводника, засвечивая тем самым своего информатора?

Лишь после этого подводник стал рассказывать – о «пещере летучих мышей», об Охотском море. Затем позвонил еще один человек из службы специальных проектов. Подводники искали ответ на вопросы, так же, как в свое время это делали моряки с подводной лодки «Халибат», когда Уайт отказался вернуться на свою лодку на о. Гуам. Они хотели узнать, сочетается ли вторжение в советские территориальные воды и установка на телефонном кабеле подслушивающего устройства с межправительственными договоренностями об исключении телефонного прослушивания на время переговоров по разоружению. Зачем им уготовили роль приманки в советских водах? Почему командование подводными силами стало не в меру усердным и безрассудным и ради чего они рисковали своими жизнями во время проведения этих явно незаконных операций? Конечно, они знали, на что идут. Но хотели знать и то, зачем было так рисковать, зачем вообще была нужна эта операция. Особенно их интересовало, почему их отправили в советские воды на двух самых старых и самых шумных на всем флоте подлодках. К тому времени, в конце 1975 года, подлодка «Халибат» завершила свой последний поход, и ее собирались списывать. Пришедшая на смену «Халибат» подлодка «Сивулф» оказалась еще большей развалиной.

Как только команда конгрессмена Пайка начала расследование по этим фактам, одному из ее самых молодых членов – Эдварду Роедеру было поручено возглавить его. Адмирал Дж. Халлоуей, ставший к тому времени начальником военно-морских операций, работал в сотрудничестве с Инманом, директором военно-морской разведки.

На 25– летнего Роедера, бывшего журналиста, команда смотрела как на требовательного, придирчивого человека, не в меру усердного в своих попытках собрать информацию. Команду Пайка привела в ужас его попытка назначить свидание секретарю агентства национальной безопасности в надежде за чашкой кофе выудить из нее секреты – этот шаг оказался полнейшей неудачей.

Но Роедер оказался способен без особых эмоций взглянуть на всю ту «мистику», которая окружала высокотехнологичную подводную шпионскую войну. Даже его критики полагали, что он пришел к наиболее трезвому объяснению того, каким образом самые большие секреты десятилетия сумели пережить то время, когда США и СССР ловили друг друга «с поличным». Роедер это объяснял весьма образно: Соединенные Штаты и Советский Союз вели себя подобно двум игрокам, ведущим бесконечную карточную игру в накуренной комнате. Оба мухлюют, но не могут в этом уличить друг друга, потому что это приведет к концу игры.

В ходе расследования Роедеру предстояло выяснить, каким образом можно прорваться в тот мир, где ВМС США охраняли не только свои собственные приемы борьбы, но и приемы своего потенциального противника. Здесь он столкнулся с таким крепким орешком, как Бобби Инман.

Инман решил произвести сильное впечатление на Пайка и его команду имеющимися у него фактами. Опытный чиновник игнорировал указания ВМС о необходимости молчать. Всего пару лет назад он являлся старшим помощником Халлоуея, когда тот был в свою очередь первым заместителем начальника военно-морских операций. Работа Инмана тогда заключалась в контроле за информацией, исходящей из конгресса и прессы. И хотя в те времена было не так много посягательств на неприкосновенность военно-морских секретов, даже ВМС были вынуждены пройти через слушания по бюджету. Он наблюдал, как бравым адмиралам сокращали ассигнования после того, как те не могли дать четких ответов на поставленные им вопросы, несмотря на то, что их сопровождала целая свита помощников. Но он был свидетелем и того, как представленные программы оставались нетронутыми, если их представляли люди, хорошо владеющие информацией, с безукоризненными манерами.

Инман предстал перед Роедером и другими членами группы Пайка без привычного блеска галунов. Его речь и внешний вид отличались от прочих адмиралов. Он выглядел невзрачным и худощавым человеком, носящим очки в роговой оправе, одетым в униформу с настолько изношенным воротником, что адмиральские звезды на его плечах совершенно не смотрелись. Людям Пайка он показался большим хитрецом. Но готовность главы военно-морской разведки к сотрудничеству поразила и вызвала удивление. Инман решил упредить всякую критику и лишнее внимание к своему ведомству, предоставив Пайку все, что ему требовалось. Точнее, почти все. Инман собирался сообщить Пайку только то, что подвело бы его к принятой в ВМС точке зрения: с помощью подводных операций добывалась исключительно важная информация, которая иным способом не могла быть получена. Ведь подобные операции экономят массу средств, помогают ВМС подстраивать их собственные программы под выявленную советскую угрозу.

С благословения начальника военно-морских операций Инман пообещал Роедеру расследовать все случаи столкновений подлодок и их посадки на мель. Заверил, что изучит вопрос о прослушивании кабеля. Однако Инман выдвинул одно условие: утечка информации должна быть исключена. Он настоял на том, что наиболее важные документы должны храниться в так называемом «20-минутном сейфе» – именно столько времени требуется на его вскрытие с помощью ацетиленовой горелки.

Роедер согласился пользоваться таким сейфом и пообещал, что комбинацию замка будет знать только он. Но когда он обратился с просьбой предоставить ему подобный сейф, оказалось, что таковых нет в наличии. Чувствуя, что его водят за нос, Роедер решил сделать демонстративный жест и сложить с себя полномочия.

Этот жест произвел должное впечатление на адмирала, но ему для полной победы над командой Пайка этого было мало. Инман решил прикинуться эдаким открытым и честным парнем. Они встречались несколько раз в святая святых комитета, в так называемой комнате без окон, которую члены команды Пайка прозвали «конус молчания», как в популярном комедийном сериале о шпионах «Шевели извилинами». В действительности она больше походила на тесный шкаф, в котором едва хватало места для стола шириной не более полуметра и нескольких стульев. В комнате постоянно висело облако табачного дыма. Инман, казалось, не обращал внимания на убогую обстановку. Он был вынужден признать, что упоминавшиеся подводные операции спецведомства США проводили вне контекста переговоров по разрядке. Продекламировав это без всякой демагогии, Инман тем самым как бы отделил себя от всего разведывательного сообщества и приблизился к команде Пайка.

Со временем Инман, как и обещал, представил Пайку детальный отчет о происшествиях с подводными лодками. Из него выяснилось, что за прошедшие десять лет произошло по крайней мере девять столкновений подлодок с кораблями вероятного противника. Более 110 раз американские разведывательные подлодки могли быть обнаружены. Инман признал, что отдельные командиры подлодок фальсифицировали записи в своих отчетах с целью сокрытия случаев их обнаружения и излишне рискованных действий. Он даже отдал распоряжение офицерам военно-морской разведки изучить соответствие докладов находившихся на борту «спуков» о данных перехвата советских линий связи – официальным докладам командиров американских подводных лодок. Инман лично докладывал Пайку о деталях операций по прослушиванию телефонного кабеля.