Текст книги "Жизнь других людей"

– Все нормально, – подтверждает Фэй.

Как только мы намочим штанишки, немедленно сообщим, большое спасибо.

Пэт уходит обратно в класс. Почти все дети с родителями уже вышли за дверь. До свидания, Джеймс, до свидания, Тамсин. До завтра. Не забудь мои рисунки, мамочка! И мою модель трактора! Можно, Кэти придет к нам поиграть, мамочка? Мамочка, можно мне покататься на велосипеде, посмотреть мультики, съесть конфету, полететь на луну, можно, мамочка?

Становится тихо.

– Вы ругаетесь, когда мы ссоримся, – напоминает Лорен, укоризненно глядя то на Фэй, то на меня.

– Мы не ссоримся, – как можно спокойнее говорю я. – Просто… пока мы не хотим общаться.

– Ты уверена? – спрашивает Фэй.

– Да, – я смотрю ей в глаза. – Я сама могу присмотреть за Элли… пока.

– Ты уверена, что справишься? Подумай, Бет, – ее голос звучит сдавленно.

Я чувствую боль, точно наши сердца соединены нитью, которая натягивается все туже и туже и в любой момент может с треском лопнуть.

– Справлюсь.

– Понятно.

Она берет Лорен за руку.

– Идем, Лорен. Джек ждет нас в машине. Наверное, он уже посинел от крика.

– Но, мамочка! Почему Элли не может поехать с нами?

– Мамочка! Я хочу с ними! – снова хнычет Элли.

– Нет! – рявкаю я. – Хватит! Вы играли вместе все утро и завтра увидитесь снова. Прекратите обе!

Девочки снова разражаются дружным ревом.

– Молодец, – сухо констатирует Фэй, увлекая за собой Лорен. – Давай будем наказывать детей…

– А кто виноват?

– Разумеется, я. Это же я превратилась в чудовище.

Она усаживает рыдающую Лорен на заднее сиденье рядом с Джеком, который просыпается и присоединяется к реву сестры.

Элли притихла на заднем сиденье машины, но сидит мрачнее тучи. Я начинаю открывать дверь, и в эту минуту ко мне подходит Фэй. Она дотрагивается до моего плеча.

– Я не хотела, – говорит она. – Я не думала, что так получится.

– Значит, «так вышло»? – презрительно спрашиваю я.

– Да. Именно так.

– И ты «ничего не могла поделать»?

– К сожалению.

– Слушай, перестань! Эту муть я даже слушать не желаю. – Я смотрю на нее с отвращением. Не могу поверить, что передо мной та разумная, чуткая женщина, с которой мы знакомы десять лет. – Я хочу знать одно. С каких пор? Когда это началось?

– Три с половиной месяца назад.

Просто невероятно. В ее голосе нет и тени раскаяния или сожаления о том, что она меня обманывала. Вместо этого она смотрит на меня отвратительным мечтательным взглядом. Все слюнявые открытки на Валентинов день, все приторные картинки на обертках от шоколадок и в рекламах белья, все песенки о любви, напоминающие сопли на меду, – все это слилось в одну-единственную бессмысленную и неуместную улыбку. Мне хочется ее ударить.

– Мы познакомились на приеме у врача, – говорит Фэй, и ее глаза затуманиваются.

Меня сейчас стошнит.

– Я сдавала кровь, а он пришел делать прививку от гепатита.

Как романтично.

– И… мы… мы случайно разговорились. И мы оба… нас точно ударило. Нам хотелось сказать друг другу так много, что мы решили встретиться снова.

Она улыбается мне, и я ненавижу ее за эту улыбку. В этой улыбке – жалость, точно она знает, что мне ее не понять. В самом деле, где уж мне?

– Это было… – она замолкает, чтобы усилить впечатление, – такое чувство, словно это наша судьба.

Я сбрасываю ее руку со своего плеча и рывком открываю дверь машины.

– Никогда не думала, – тихо говорю я, – что ты будешь городить такую несусветную чушь.

– Это плохое слово, – сопя, заявляет Элли. – Я знаю.

Вторник

Утром Элли бросается к Лорен с таким видом, как будто они не виделись целую вечность. Взявшись за руки, они весело болтают и возбужденно перешептываются, точно вместе отправляются в увлекательное путешествие. Вчерашние слезы забыты, словно ничего не случилось. Они устремляются к столу с пластилином и цветной бумагой. Как я завидую их способности оправляться от потрясений и жить дальше. В какой момент жизнь перестает быть простой и понятной? В каком возрасте мы начинаем все усложнять? В семь? В десять? В тринадцать? Неужели без этого не обойтись?

– Так ты не хочешь, чтобы я забрала Элли? – холодно спрашивает Фэй, сталкиваясь со мной в дверях.

Умильные улыбки и затуманенные глаза исчезли без следа, после того как я назвала это чушью.

– Нет, спасибо. Я приеду за ней сама.

Прежде чем я придумала, как все устроить, мне пришлось поломать голову. В двенадцать пятнадцать я выеду с Окли-Корт, заскочу в садик, заберу Элли и вместе с ней поеду назад в Окли-Корт, где она будет сидеть тихо, смотреть телевизор Алекса Чапмэна и есть сандвичи, которые я приготовила дома у Алекса в оплаченное им время и положила в коробку для ланча. Не тратить же даром время. Бо́льшую его часть я провожу за компьютером, работая над сценарием. Саму уборку я решила отложить на конец дня, когда со мной будет Элли. Так я смогу сосредоточиться и спокойно поработать, пока я одна.

Я открываю дверь дома 4-а по Окли-Корт, сбрасываю туфли у входа (полы здесь куда чище, чем мои подошвы), иду на кухню приготовить себе чашку кофе и спешу к компьютеру.

Компьютер стоит в маленькой комнате, которую Алекс использует как кабинет. Хотя это нежилая комната, она в таком же безупречном порядке, как и вся квартира. Все стоит на своих местах, никаких коробок с ненужным хламом, запасных одеял и подушек, сложенных в углу, старых абажуров или сумок с книгами, которые бог знает с каких пор ожидают отправки в магазины «Оксфам»[3]3
  Британская благотворительная организация.


[Закрыть], ничего, что обычно лежит в комнатах, где никто не живет. Здесь стоит только стол с компьютером в первозданном состоянии, словно им никто ни разу не пользовался. Никаких дисков с компьютерными играми – на столе только самое необходимое. Здесь аккуратно разложены пара запасных картриджей для принтера, коробка дискет и пачка белой бумаги формата А4. Бумаги в этой пачке не убывает, значит, он ей не пользуется. Зачем покупать компьютер, если он тебе не нужен? Но я не жалуюсь. Я пользуюсь случаем. Я не прикасаюсь к бумаге и принтеру, написанное я сохраняю на собственной дискете. Наконец-то я занимаюсь тем, чем хотела заниматься всегда, и если бы я увидела Алекса Чапмэна, я поблагодарила бы его от всего сердца. Но, к сожалению, я не могу это сделать, ведь тогда он узнает, чем я занимаюсь в его квартире, которую должна убирать.

Я всегда хотела писать. Мы говорили об этом все время – Дэниел и я – еще в университете. Он хотел писать романы, а я – сценарии для телевидения. Мы оба собирались стать богатыми и знаменитыми и поселиться в какой-нибудь жаркой стране, где не нужно платить большие налоги. Мы будем давать интервью в разных телешоу и фотографироваться для журнала «Хэлло!». Это было у нас постоянной темой для шуток – мы старались превзойти друг друга в изобретательности, строя планы на будущее, когда станем купаться в богатстве и славе.

– Каждый вечер мы будем устраивать приемы и приглашать разных знаменитостей, – говорила я.

– Лучше банкеты. Каждый вечер мы будем устраивать банкет, – говорил он.

– У нас будет по две машины. Спортивная и джип.

– Почему только по две? Тебе не хватает размаха. А как насчет яхты?

– И еще вертолет.

Мы лежали на узкой кровати в университетском общежитии, курили, слушали музыку и мечтали, как станем знаменитыми писателями, и это вовсе не казалось нам смешным и нелепым. Даже сняв квартиру, мы продолжали играть в ту же игру. Мы отправлялись за покупками в супермаркет, и он начинал:

– Когда мы станем знаменитыми, мы будем покупать для наших вечеринок этот паштет и то шампанское.

– Еще чего! Продукты будет заказывать наш повар! Мы будем только спускаться к ужину, когда стол уже накрыт.

– Ага – у нас будут официанты, дворецкие, повара и ливрейные лакеи…

– Кто такие ливрейные лакеи?

– Наверное, лакеи, которые носят ливрею.

– Или лакеи, которые покупают ливер?

– Или те, что нарезают ливерную колбасу?

Мы корчились от смеха, держась за тележку с покупками, наполненную гамбургерами и печеньем, купленными со скидкой, недорогим белым хлебом и замороженными продуктами, которые продавались по дешевке, поскольку их срок реализации истекал. Это нас не трогало, мы знали, что это временно. Пока мы не стали знаменитыми.

Мы все время смеялись. Все казалось нам смешным. Мы смеялись, когда у нас не было денег, мы смеялись, когда ломалась машина и нам приходилось идти домой пешком под проливным дождем, мы смеялись даже, когда в замке сломался ключ и в два часа ночи мы не могли попасть домой, причем обоим ужасно хотелось в уборную. Мы были вместе, и это делало жизнь восхитительной. Именно так я всегда представляла себе счастье. Но, видимо, Дэниелу показалось, что этого мало.

Без двадцати двенадцать я сбрасываю написанное на дискету, выключаю компьютер и делаю себе вторую чашку кофе. У меня разболелась голова, и я прекращаю работу, не желая писать спустя рукава. В последний раз я сидела за компьютером очень давно и отвыкла от такой работы – у меня щиплет глаза и затекла шея.

Я беру кофе, иду в гостиную и сажусь у застекленных створчатых дверей, наслаждаясь мягкими лучами зимнего солнца. Мне очень нравится эта комната. Она светлая, просторная и не загромождена мебелью. У Алекса Чапмэна отличный вкус – светло-бежевые кожаные диваны и низкие кофейные столики очень подходят к терракотовым стенам и бежевому ковру. Я бы с удовольствием здесь поселилась, думаю я в сотый раз. Я была бы счастлива, даже если осталась бы одна до конца жизни. Я жила бы здесь как Одинокий Молодой Руководитель, разогревала в микроволновой печи готовые обеды на одного и ела их на крохотной, аккуратной кухоньке, не предназначенной для того, чтобы готовить. Каждый день я работала бы на компьютере в залитом светом кабинете с голубым ковром на полу и сине-белыми шторами. Я ухаживала бы за растениями во дворике и сидела бы там летними вечерами с бутылкой вина и книжкой, и меня бы никто не тревожил.

В этой квартире не предусмотрено лишь одно: здесь нет места для ребенка.

Здесь негде поставить велосипед или кукольный дом. Здесь нет места, где можно возиться с пластилином и красками или делать духи из раздавленных розовых лепестков, лимонного сока, гвоздики и лавандового масла. Негде попить чаю с друзьями, и нет места, чтобы кто-то из них мог переночевать. Или устроить полуночный пир.

Элли!

Я вскакиваю, едва не расплескав кофе, хватаю ключи и как ошпаренная выскакиваю за дверь, бегом спускаюсь по лестнице, прыгаю в машину, моля бога, чтобы она завелась с первого раза, изо всех сил жму на газ, рывком трогаюсь с места, поворачиваю на шоссе, и вот наконец я у детского садика.

Дети только-только начали одеваться. У дверей раздевалки стоит Фэй, поджидая Лорен. Она делает вид, что не замечает меня.

– Мамочка! Ты не забыла мои мультики?

Об этом мы договорились заранее. Я обещала Элли, что возьму с собой видеокассету и, пока я буду убирать квартиру на Окли-Корт, она будет смотреть мультфильмы. Эта видеокассета – одна из тех, что я привезла вчера от Луизы. Спасибо тебе, Луиза!

– Да, кассета лежит в машине. Весело было сегодня?

Она улыбается, никаких капризов и просьб поехать с Лорен. Удивительно, как быстро дети смиряются с неизбежным.

– Мы пели «Колеса автобуса», – она слегка подпрыгивает от удовольствия. – И играли на разных истраментах.

– Инструментах.

– Мне дали тамбурин! А потом барабан, и его схватил Джордж, но Пэт сказала, чтобы он не трогал мой барабан.

– Здорово, – киваю я. Она берет меня за руку и тянет к двери. – Ты не попрощаешься с Лорен?

Мне не хочется повторения вчерашней сцены, но печальное личико Лорен, которая смотрит, как мы уходим, вызывает у меня острое чувство вины.

– Пока, Лорен! – кричит Элли, не оглядываясь в ее сторону. – Пошли, мамочка! Я хочу посмотреть мультики!

Удивительно.

Я включаю видео, усаживаю ее на пол в гостиной с подносом, на котором лежат сандвичи.

– Вот твой сок, Элли. Не пролей, пожалуйста. Будь осторожна, ничего не испачкай!

– Кто здесь живет? – спрашивает она, с любопытством вертя головой. – У них есть дети?

– Нет. Здесь живет один дядя.

– Он живет совсем один?

Дочь удивлена. Неужели это возможно? Как дядя может жить один и заботиться о себе?

– Да. И у него всегда чистота и порядок, Элли, поэтому, пожалуйста, будь поаккуратнее.

Она с величайшей осторожностью принимает из моих рук питье, держит чашку обеими руками и очень медленно опускает ее на поднос.

– Хорошо, мамочка, – послушно говорит она. – Я буду аккуратной. Можно мне посмотреть мультик?

Я принимаюсь за уборку кухни и слышу, как в гостиной смеется Элли. Я тоже улыбаюсь, протирая духовку, микроволновую печь, столы, которые и без того сияют чистотой. Работа не бей лежачего. Даже не верится, что мне за это платят. Потом я вспоминаю, что Луиза уезжает и мне нужно договориться, у кого чванливая матушка Алекса Чапмэна будет оставлять мои деньги. Вспомнив о Луизе, я перестаю улыбаться. Наверное, нужно подать объявление, чтобы найти парочку новых клиентов. Или попробовать обойтись без них, пока Элли не пойдет в школу? Тогда я смогу подыскать нормальную работу. Но что будет с Элли во время школьных каникул, если я так и не помирюсь с Фэй?

У меня портится настроение.

Конечно, я помирюсь с Фэй, как же иначе.

Все эти годы мы были так дружны, она должна сделать первый шаг и извиниться. Она поймет, как подло она поступила, используя нашу дружбу, сделав меня прикрытием для своей лжи, своего романа, и не сказав мне ни слова. Она еще приползет ко мне и будет умолять простить ее, куда она денется.

– Мамочка! – кричит Элли из гостиной. – Мамочка, я пролила чуточку, капельку апельсинового сока…

В половине девятого я глажу белье, и в это время звонит Мартин.

– Кто? – нелюбезно переспрашиваю я. Я совсем забыла про него.

– Мартин. Друг Нила.

– Ах да.

Я не знаю, что сказать. Пожалуй, «что тебе нужно?» прозвучит грубовато.

– Просто хотел узнать, как у тебя дела, – неуверенно говорит он.

– Прекрасно.

Почему бы и нет? Ему-то что за дело?

– Я слышал, что вы с Фэй… поссорились.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал Нил. Извини. Звучит так, точно мы сплетничаем о тебе.

– Ты прав.

– Извини, – повторяет он.

Воцаряется неловкое молчание. Мне хочется попрощаться и повесить трубку.

– Я беспокоился за тебя, – говорит он неожиданно громко, точно решил высказать, что у него на душе. – Я знаю, ты очень рассердилась…

– У меня были основания.

– Я тебя не упрекаю. Если бы так поступили со мной, я чувствовал бы то же самое. Но я подумал, что, наверное, Фэй не хотела… то есть… она просто не подумала.

Я не желаю это слушать.

Я не хочу, чтобы тот, с кем я едва знакома, искал оправдание для поступка Фэй. Его мнение меня не интересует.

– Меня не интересует, что ты об этом думаешь, – резко обрываю его я. – Это касается только меня и Фэй.

– Да, – соглашается Мартин. – Прости, – повторяет он совершенно убитым голосом.

Внезапно я понимаю, чего ему стоило мне позвонить. Скорей всего, теперь он проклинает себя за это. Я была в скверном настроении, когда мы расстались, и сегодня, когда он пытается утешить меня, я веду себя как настоящая стерва. Он не виноват в том, что случилось, и, сказать по правде, пока я не узнала про Фэй и Нила, мне было очень весело с Мартином.

С одной стороны, я больше не намерена иметь дело с мужчинами вообще и с другом Нила в частности.

С другой стороны, когда тебе не с кем поговорить, кроме четырехлетнего ребенка, когда по утрам ты в гордом одиночестве убираешь чужие квартиры, а по вечерам по-прежнему одна занимаешься домашним хозяйством, возникает желание пообщаться с себе подобными.

– Ты не виноват, – говорю я.

– Я очень надеялся, что ты это поймешь, – отвечает он с облегчением. – Хочешь, поговорим об этом?

– Нет. Лучше поговорим о машинах. Или о футболе. Или о политике. Только не про Фэй и Нила. Договорились?

– Идет.

Он мнется.

– Наверное, ты не можешь пойти куда-нибудь выпить?

– Нет. Я только что уложила дочку. Но если хочешь, можешь зайти.

Я убираю гладильную доску, выключаю телевизор и включаю музыку. Раздумываю, не сменить ли джинсы на что-нибудь другое, но решаю оставить все как есть. Не хочу выглядеть так, словно я придаю этой встрече большое значение. Странно, что ко мне кто-то придет. Да еще мужчина.

Раздается негромкий стук в дверь.

– Я не стал звонить в звонок, чтобы не разбудить твою дочку, – тихо говорит он, и я невольно улыбаюсь.

Он купил бутылку вина. Я приношу с кухни стаканы и открываю пачку чипсов, купленных для Элли. Мне неловко, что стаканы разные, чипсы – самые дешевые, а мебель – обшарпанная.

– Извини… у меня все немного… – начинаю я, неопределенно обводя рукой комнату.

– Не извиняйся, – улыбается он. – Все прекрасно. Я не надеялся попасть в королевские покои. Скажи, где ты этим занимаешься? – Он с любопытством озирается.

– Чем?

– Где ты пишешь? Наверное, компьютер стоит в другой комнате?

Компьютер мне бы не помешал. Лишняя комната тем более.

Я вспоминаю уютный маленький кабинет Алекса Чапмэна и брякаю:

– Я работаю не здесь. Не люблю смешивать дом и работу.

– Правильно. – Он одобрительно кивает и разливает вино. – Так где же?

– Я снимаю небольшую квартирку, – беспечно говорю я. – Там я держу компьютер и использую ее как офис.

– Здорово. Нелегко, наверное, снимать две квартиры.

– Надеюсь, это ненадолго, – поспешно отступаю я. Господи, что я несу.

– Я тоже так думаю. Когда ты станешь знаменитой, дела сразу пойдут в гору! – говорит он и улыбается.

– Да. Твое здоровье! – я делаю большой глоток. Черт. Как мне из этого выпутаться? – Ну, хватит обо мне. Теперь давай поговорим о кардиологии!

Бутылка быстро пустеет. Мартин рассказывает мне разные истории о своих коллегах из больницы.

– Про пациентов рассказывать нельзя, – объясняет он. – Это врачебная тайна.

Он заводит разговор про наши прежние связи. Мне неловко говорить об этом, но я боюсь, что иначе разговор снова зайдет о сценариях.

– Давно ты рассталась с отцом своей дочки? – деловито спрашивает он.

– Прошло восемнадцать месяцев, – говорю я. – Он нас бросил. Нашел другую женщину.

Сказать по правде, я сама выгнала его, когда узнала про то, что у него появилась другая, но это не важно.

Мартин сочувственно качает головой.

– Моя бывшая бросила меня прошлым летом, – говорит он. – После таких вещей теряешь веру в себя.

С минуту я размышляю над этим. Заставил ли меня Дэниел потерять веру в себя? Да, он разбил мне сердце, вверг меня в бездну отчаяния, заставил плакать, негодовать, кричать, бить посуду и сторониться мужчин. Но при этом я научилась жить, когда это кажется невозможным, надеяться только на себя, заботиться о себе и своем ребенке и быть счастливой.

– Мне кажется, – задумчиво говорю я, – теперь я верю в себя больше, чем раньше.

Он удивленно приподнимает брови.

– Без этого мерзавца мне стало лучше, – решительно говорю я и с удовольствием допиваю оставшееся в стакане вино.

– Скорей всего, так оно и есть, – улыбается Мартин. – Но он, наверное, просто был не тем, кто тебе нужен.

Не тем, кто мне нужен?

Я чувствую знакомую мимолетную острую боль, от которой сжимается сердце и перехватывает дыхание.

Мы с Дэниелом идеально подходили друг другу.

Мы были как две половинки единого целого, как пара башмаков. Мы одинаково думали, говорили на одном языке, смеялись над одними и теми же шутками.

Знаете, что он сказал, когда узнал, что мне известно о его романе? Когда я сообщила ему, что эта тварь позвонила, спросила его и бесстыдно заявила, что вечером у них свидание? Когда я кричала на него, рыдая и осыпая упреками, пытаясь дать выход невероятной, немыслимой боли?

– Я думал, ты поймешь, – сказал он. – Мне казалось, мы выше этого.

Да, представьте себе.

– Могут ли какие-нибудь отношения выдержать это? – спрашиваю я Мартина. Я немного опьянела. Выпила немного, но пила слишком быстро. – Могут ли двое пережить чей-то роман на стороне? Можно ли принять такое и жить дальше?

– Да, – сказал он. – Видимо, да. Это случается сплошь и рядом.

– А Фэй? Что будет с Саймоном, если он узнает? Об этом она подумала? Станет ли он закрывать на это глаза? Простит ли ее?

– Возможно, об этом она не думала. Она увлечена и не верит, что он об этом узнает.

– Что ж, будем надеяться, что нет, – с жаром говорю я. – Он этого не заслужил.

Мартин серьезно смотрит на меня.

– Я тоже так думаю.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я, внезапно решив, что пора немного протрезветь.

– С удовольствием. Я помогу.

Я поднимаюсь, но, слегка пошатнувшись, падаю на него. Он успевает подхватить меня под руку, и внезапно мне делается безумно весело. Я хохочу как сумасшедшая.

Господи, что здесь смешного? Мало того что я напилась, теперь еще корчусь от идиотского смеха. А ведь я в первый раз пригласила беднягу к себе.

Но чем больше я стараюсь справиться с собой, тем сильнее душит меня смех. Взглянув на Мартина, я вижу, что он тоже смеется, и это лишает меня последних сил.

– Извини… я не знаю, почему я смеюсь, – с трудом выговариваю я.

– Ничего, все нормально! – отвечает он, продолжая поддерживать меня, словно я в любую минуту могу упасть, что на самом деле не так уж далеко от истины. – Не переживай… с тобой очень весело.

Он произносит эти слова и целует меня.

Я мгновенно трезвею.

Гораздо быстрее, чем от кофе.

Мы отстраняемся друг от друга и вытираем губы. Нам обоим неловко, что вполне естественно после долгого влажного поцелуя с едва знакомым человеком. Во всяком случае, не настолько близким, чтобы не смущаться из-за струйки слюны на подбородке.

Мы оба не знаем, что сказать.

– Э…

– Гм…

– Так, значит, кофе?

Мы идем на кухню, избегая смотреть друг на друга. Я наливаю воды в чайник, включаю его и показываю ему, где стоят кружки. Достаю банку с кофе и принимаюсь рыться в ящике в поисках ложки. В этот момент он обнимает меня сзади, поворачивает к себе лицом, я отставляю банку с кофе и обвиваю руками его шею, и на этот раз поцелуй уже не застает меня врасплох, и никакой неловкости нет, и это очень приятно. Да, я прекрасно помню, я говорила, что больше не желаю иметь дела с мужчинами. Но внезапно я вспоминаю восхитительное, давно забытое ощущение. Так какого черта? Прошло уже столько времени, а я ведь живой человек.

И все же, увы, последнее, что промелькнуло у меня в голове, было: Дэниел!