Электронная библиотека » Шейн Салерно » » онлайн чтение - страница 13

Текст книги "Сэлинджер"


  • Текст добавлен: 27 мая 2015, 02:47


Автор книги: Шейн Салерно


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дэвид Шилдс: Рассказ «Лапа-растяпа» был вторым рассказом Сэлинджера о семье Глассов. Первым был «Хорошо ловится рыбка-бананка». Оба рассказа были опубликованы в журнале New Yorker.


Дж. Д. Сэлинджер («Лапа-растяпа», New Yorker, 28 марта 1948 года):

– Не смей! – сказала Элоиза. – Мэри Джейн спрашивает, есть у тебя кавалер или нет.

– Есть, – сказала Рамона, ковыряя в носу.

– Рамона! – сказала Элоиза. – Перестань сейчас же! Слышишь? Кому говорят?

Рамона опустила руку.

– Нет, правда, это чудесно! – сказала Мэри Джейн. – А как его звать? Скажи мне, как его зовут, Рамона? Или это секрет?

– Джимми, – сказала Рамона.

– Ах, Джимми! Как я люблю это имя! Джимми, а дальше как, Рамона?

– Джимми Джимирино, – сказала Рамона.

– Не вертись! – сказала Элоиза.

– О-о, какое интересное имя! А где сам Джимми? Скажи, Рамона, где он?

– Тут, – сказала Рамона.

Мэри Джейн оглянулась вокруг, потом посмотрела на Рамону с самой нежной улыбкой.

– Где тут, солнышко?

– Тут, – сказала Рамона. – Я его держу за руку.

– Ничего не понимаю, – сказала Мэри Джейн Элоизе. Та допила виски.

– А я тут при чем? – сказала она.

Мэри Джейн обернулась к Рамоне.

– Ах, поняла! Ты просто придумала себе маленького мальчика Джимми. Какая прелесть! – Мэри Джейн приветливо наклонилась к Рамоне. – Здравствй, Джимми! – сказала она.

– Да разве он станет с тобой разговаривать! – сказала Элоиза[239]239
  Сэлинджер. Указ. соч., сс. 596–597.


[Закрыть]
.

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Полу Фицджеральду, 19 октября 1948 года):

Поскольку ты, Пол, спрашиваешь, сообщаю, что моя работа идет, в общем, так, как мне и хочется. Я не гребу деньги лопатой, но мне нравится то, чем я занимаюсь. И каждый раз я получаю достаточно денег для того, чтобы у меня была возможность работать над чем-то, не сулящим надежд. Один из моих опубликованных в New Yorker рассказов, «Лапа-растяпа», продан Сэму Голдвину, и в его экранизации должны сыграть Дана Эндрюс и Тереза Райт. Я не озолотился на этой сделке, но получил денег достаточно для того, чтобы продолжать работу, не особо тревожась о деньгах[240]240
  Письмо Дж. Д. Сэлинджера Полу Фицджеральду, 19 октября 1948 года.


[Закрыть]
.

Гас Лобрано (выдержка из письма агенту писателя Дороти Олдинг, 10 октября 1948 года):

Дорогая мисс Олдинг,


к сожалению, речь идет о последнем рассказе Джерри Сэлинджера [ «Парень в охотничьей шапке»]. Боюсь, что не смогу должным образом и убедительно выразить наше [редакции New Yorker] сожаление в связи с отказом от публикации рассказа. В рассказе есть блестящие, трогательные и сильные места, но мы считаем, что в целом рассказ слишком шокирующий для журнала вроде нашего.

Было бы замечательно остановиться на вышеупомянутых фрагментах, но, поскольку мы действительно заинтересованы в Джерри, должен сказать, что не считаем рассказ вполне удачным. Возможно, развитие сюжета требует больше места. Собственно говоря, мы считаем, что недостаточно знакомы с главным действующим лицом. Мы не можем быть вполне уверены в том, была ли схватка со Стрэдлейтером вызвана чувствами героя к Джун Галлахер или его возрастной неадекватностью (такая трактовка согласуется с красотой и физической силой Стрэдлейтера) – или предположением о гомосексуальности Бобби. Возможно, неопределенность, которую мы испытываем относительно этих моментов, реальна или преобладает в том, что герою трудно сочувствовать или думать, что автор действительно сочувствует своему герою (проявляя лишь внешние признаки такого сочувствия). Мы думаем, что для того, чтобы быть вполне определенным и вызывать такую сильную симпатию, образ Бобби следует разработать подробнее, чем это сделано сейчас… Я уверен, что рассказ следовало бы переработать для нас, упростив сюжет так, как Джерри рассказал мне вскоре после того, как это пришло ему в голову. Однако я представляю, что Джерри тема кажется крайне редкой, поскольку его персонаж переживает духовное и интеллектуальное развитие. Разумеется, мы признательны за предоставленную возможность рассмотреть этот рассказ[241]241
  Письмо Гаса Лобрано Дороти Олдинг, 10 декабря 1948 года.


[Закрыть]
.

Шейн Салерно: Даже у Сэлинджера New Yorker принимал к публикации не каждый рассказ, но Сэмюель Годвин купил права на экранизацию «Лапы-растяпы», собрал коллектив и большую часть 1949 года потратил на превращение короткого рассказа в кинофильм, известный ныне под названием «Мое нелепое сердце».


Томас Ф. Брейди: Сэмюель Голдвин «занял» у продюсера Уолтера Вангера Сьюзен Хейворд, которая должна была сыграть вторую женскую роль в следующем фильме Голдвина «Мое нелепое сердце» (первую женскую роль играла Дана Эндрюс). Мисс Хейворд должна была сыграть роль, которая первоначально предназначалась Терезе Райт, которая в декабре 1948 года ушла из компании Goldwyn после ссоры. Режиссером «Моего нелепого сердца» должен был стать Марк Робинсон, а в основу фильма был положен опубликованный в журнале и скопированный Джулиусом и Филипом Эпштейнами рассказ Дж. Д. Сэлинджера[242]242
  Thomas Brady. «Miss Hayward Set for Goldwyn Film», The New York Times, April 2, 1949.


[Закрыть]
.


А. Скотт Берг: Сэмюель Голдвин был одним из первых киномагнатов Голливуда, одним из представителей очень маленькой группки евреев-иммигрантов, которые первыми поняли, что в кинематографе можно делать не только большие деньги, но и что кинематограф станет многообещающей формой искусства, а производство фильмов станет по-настоящему интересной жизнью. Из-за его несносного характера Голдвина выставили из компании Paramont Studios, которую он помог создать, потом – из Metrо Goldwyn Myer, которую он помог создать, а потом – и из United Artists, которую он снабжал большинством сценариев. Тогда он создал собственную компанию, Samuel Goldwyn Production.

Братья Эпштейн пришли к Сэму Голдвину с идеей фильма, основанного на рассказе, который они недавно прочли в New Yorker. Этим рассказом был «Лапа-растяпа», а автором рассказа – молодой Дж. Д. Сэлинджер, о котором много говорили. Идея понравилась Голдвину по многим причинам. Во-первых, братья Эпштейн работали почти исключительно на Warner Bros. Утащить этих выдающихся сценаристов – это было для Голдвина большим делом. Во-вторых, братья Эпштейн пользовались отличной репутацией, и Голдвин хотел работать с ними. К тому же они предложили идею написания сценария по рассказу, опубликованному в New Yorker, который в 40-х годах стал одним из наиболее важных изданий, публиковавших серьезные художественные произведения. Все это очень заинтриговало Голдвина. Рассказ был характерным произведением Сэлинджера, написанным его характерным лаконичным языком. Собственно говоря, если вы хвалите этот рассказ, вы должны были признать, что сюжет рассказа очень скуден, а развития характеров там немного.

Откровенно говоря, по-моему, это и было одним из моментов, заинтриговавших братьев Эпштейн. Они, должно быть, думали: «Перед нами открываются огромные возможности: нам надо внести то, что опущено автором». И верно, прелесть рассказа в том, что Сэлинджер многое оставил за скобками, а огромная радость Эпштейнов заключалась в том, что они могли внести в сценарий много такого, чего в рассказе не было. Когда братья Эпштейн рассказали Голдвину, о чем будет фильм, оказалось, что довольно горький, сатирический рассказ о неудачном браке алкоголиков, живущих где-то в глубинке Коннектикута, превращается в довольно сентиментальный фильм с обилием слов, которые выжимают из зрителя слезы. Это было фильмом, который Голдвин хотел снять и таки снял. Фильм неизбежно должен был вступить в существенное художественное противоречие с положенным в его основу рассказом.


Сэмюель Л. Голдвин.


Лесли Эпштейн: Моего отца и моего дядю, известных братьев Эпштейн, отождествляли с Warner Bros, хотя отец начинал в PKO. Они были легендарной командой сценаристов. Разумеется, я хочу сказать – величайшей командой сценаристов. Дядя написал сценарии более чем 50 фильмов. Он – единственный известный мне человек, которого каждое десятилетие выдвигали на Премию Академии киноискусства со времени, когда ему было за двадцать, до времени, когда ему было больше семидесяти. После того, как отец и дядя написали сценарий фильма «Касабланка», они собирались начать продюсировать фильмы и снимать их, но отец вскоре умер. Он умер молодым, всего сорока двух лет. Сценарий «Моего нелепого сердца» был написан после сценария «Касабланки».


Пол Александер: Команда Голдвина, состоявшая из некоторых самых талантливых людей Голливуда, не смогла выжать из рассказа Сэлинджера ничего более короткого фильма. Произошло неизбежное: в сценарий фильма пришлось вводить персонажи, добавлять побочные сюжетные линии и диалоги… Команда Голдвина добавила и эпизоды прошлого… создала новые персонажи, прежде всего, мать и отца Элоизы, персонажи, которые в рассказе Сэлинджера не были даже упомянуты. Но самым вопиющим было вот что: манипулируя тоном и эмоциональным содержанием рассказа, команда Голдвина каким-то образом превратила суровое осуждение общества белых англо-саксонских протестантов Коннектикута в фильм настолько беззастенчиво слезливый, что один из критиков назвал его картиной, для просмотра которой зритель должен приходить «с четырьмя носовыми платками»[243]243
  Paul Alexander. «Salinger: A Biography», p. 110.


[Закрыть]
.


Сценаристы Джулиус и Филип Эпштейны, написавшие сценарий фильма «Мое нелепое сердце».


А. Скотт Берг: Всякий раз, когда какой-нибудь писатель отправляет свое произведение в Голливуд, какая-то частица его души говорит: «Ну, мое произведение настолько особенное, что его не изменишь, и они, разумеется, не станут его насиловать». По-моему, в каком-то смысле Голливуд изнасиловал «Лапу-растяпу».


Лесли Эпштейн: В рекламных роликах фильма говорилось: «Ведь она хорошая, правда?» В рассказе Сэлинджера Элоиза говорит: «Я же была хорошая, правда, хорошая?» В рассказе не сказано о том, что она плохая мать; она просто нехороша. В рассказе Элоиза испытывает сожаление об утрате качестве «хорошая», а это качество у Сэлинджера является особым. Людям трудно уловить подобное качество, если оно вынесено за рамки рассказа и конкретного контекста.


Дж. Д. Сэлинджер («Лапа-растяпа», New Yorker, 28 марта 1948 года):

И вдруг он [Уолт Гласс] мне говорит: «У тебя животик до того красивый, что лучше бы сейчас какой-нибудь офицер приказал мне высунуть другую руку в окошко. – Говорит: – Хочу, чтобы все было по справедливости[244]244
  Сэлинджер. Указ. соч., с. 600.


[Закрыть]
.

А. Скотт Берг: Отзывы критиков о фильме были, по большей части, очень негативными, и заслуженно. Фильм был отмечен чрезмерной сентиментальностью и стечением слишком многих обстоятельств. Просто в нем было слишком много хэппенингов, событий, происходящих в разных временных пластах и в разных местах. Сьюзен Хейворд играет роль в своей классической манере, вкладывая в каждую сцену душу. За эту роль Хейворд была номинирована на Премию Академии. Фильм-то не совсем плох. Это – не ужасный фильм. Просто он очень мало походит на рассказ Сэлинджера.


Марк Хауленд: Мне понятно, почему Сэлинджер был так расстроен фильмом «Мое нелепое сердце». Как бы ни были хороши Сьюзен Хейворд и Дана Эндрюс, Уолт, сыгранный Драйзером, не был Уолтом Глассом. И даже не приближался к образу Уолта Гласса.


«Мое нелепое сердце», 1949 год:

Элоиза (Уолту): Вот как все заканчивается? Мы очень скучаем друг по другу. Думаем друг о друге. Я буду твоей, а ты – моим. Мы хотим, чтобы это закончилось так?[245]245
  Реплика Элоизы, обращенная к Уолту в фильме «My Foolish Heart», 1949.


[Закрыть]

А. Скотт Берг: Посмотрев фильм, Сэлинджер реагировал очень бурно.


Лесли Эпштейн: Сэлинджер возненавидел мой фильм «Мое нелепое сердце».


Джин Милллер: Помню, какой злобой на Голливуд исходил он. Думаю, он только что увидел «Мое нелепое сердце». Да после этого его надо было веревками вязать. Он был в ярости. Его яростью и была заполнена большая часть того вечера. Он не понимал, как интеллигентные люди (он, разумеется, решил, что если человек добирается до границ Калифорнии, у него и мозгов не остается), да как вообще кто-нибудь мог взять его рассказ и сделать из него такую сентиментальную бурду. Он считал, что фильм не имеет ни малейшего отношения к его рассказу, смысл которого был, разумеется, совсем другим. Фильм был мусором, и он не хотел иметь какое-либо отношение к фильму.


А. Скотт Берг: Очевидно, для Сэлинджера не было приемлемого компромисса. Он видел фильм, основанный на каком-то написанном им тексте, и, как я думаю, он был, пожалуй, сбит с толку и унижен этим фильмом.


Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Полу Фицджеральду, 26 августа 1949 года):

Если интересуешься кино (а я надеюсь, что ты им не интересуешься), то сообщаю: очень скоро выйдет фильм по моему старому рассказу «Лапа-растяпа». Фильм называется «Мое нелепое серодце». Два брата по фамилии Эпштейн купили рассказ и сделали из него сценарий. Фильма я не смотрел, однако, судя по тому, что я о нем слышу, они здорово исковеркали мой рассказ. Но это моя вина. Деньги – корень сам знаешь чего[246]246
  Письмо Дж. Д. Сэлинджера Полу Фицджеральду, 26 августа 1949 года.


[Закрыть]
.

«Мое нелепое сердце», 1949 год:

Элоиза: Лу, вот что важно: мне надоело причинять людям неприятности. Мне надоело творить зло. Я расплачиваюсь за то, что совершила, и теперь я совершенно одинока. Но я не хочу, чтобы страдали другие[247]247
  Реплика Элоизы в фильме «My Foolish Heart», 1949.


[Закрыть]
.

Джон Маккартен (журнал New Yorker): Фильм полон клише из мыльных опер… Трудно поверить, что фильм был выжат из короткого рассказа, появившегося на страницах нашего строгого журнала пару лет назад[248]248
  John McCarten. «The Current Cinema», The New Yorker, January 28, 1950, p. 75, цит. по: Paul Alexander. «Salinger: ABiography», p. 141.


[Закрыть]
.


Джон Гуар: Я смотрел «Мое нелепое сердце»» еще подростком и помню, что смеялся над Сьюзен Хейворд, но песня «Мое нелепое сердце» мне понравилась.


А. Скотт Берг: Фильм удостоился завышенных оценок, и все же его основной темой стала песня «Мое нелепое сердце», номинированная на Премию Академии киноискусства. Эта премия стала в 50-х годах высоким стандартам и останется таким в дальнейшем. Это замечательная, слегка слезливая мелодия. Сам фильм был посредственным – не великим хитом, но и не полностью провальным. В фильме не снимались звезды первой величины. Казалось, что он [Сэмюель Голдвин] этим фильмом и не пытался конкурировать с кларками гейблами и гэри куперами. Не было в фильме и бетт дэвис. В общем, фильм был так себе.


Марк Хауленд: Моим студентам нравится смотреть этот фильм. Он их затягивает, поглощает, и им нравится его романтическая фабула. По их мнению, главная музыкальная тема сентиментальна, но, в общем, и она им нравится. В то же время они сразу же понимают, что фильм – это не рассказ.


А. Скотт Берг: Фильм был снят очень глянцево, как почти все фильмы Сэма Голдвина. Ценности производства были очень высоки, возможно, даже слегка завышены. В фильмах Голдвина все слишком уж отполировано. Костюмы избыточно совершенны. Освещение избыточно аккуратно. Ни в одном фильме Голдвина никогда нет никакого мусора.


Джойс Мэйнард: Джерри и я не разговаривали об экранизации «Лапы-растяпы». Фильм был ужасный. Джерри сказал, что никогда больше не продаст свои произведения. Его произведения были вроде его детей, а фильмы пятнали его детей.


Лесли Эпштейн: Америка, а, возможно, и мир, в большом долгу перед моим отцом и моим дядей, Филипом и Джулиусом Эпштейнами, за многое. Но, возможно, самый большой долг (или, скажем, сопоставимый с «Касабланкой») состоит в том, что они спасли мир от экранизации «Над пропастью во ржи». То есть Сэлинджер так возненавидел сделанную ими адаптацию «Лапы-растяпы», что впоследствии никому не разрешал касаться своих произведений, и слава богу.


Шейн Салерно: Официальная версия такова: фильм «Мое нелепое сердце» так сильно оскорбил чувствительность Сэлинджера, что он никогда более не помышлял о продаже своих романов и рассказов Голливуду. Эту версию повторяли много раз, но она не вполне верна. Уже в 1957 году агент Сэлинджера Н. Н. Свонсон, представлявший, в числе многих других выдающихся писателей и сценаристов, интересы Ф. Скотта Фицджеральда, предлагал произведения Сэлинджера голливудским продюсерам. 25 января 1957 года один из продюсеров отклонил предложение, сделанное Свонсоном от имени Сэлинджера.


Джерри Уалд, письмо Н. Н. Свонсону, 25 января 1957 года:

Дорогой Свони,

как тебе известно, в КЛУБЕ ПОКЛОННИКОВ Дж. Д. СЭЛИНДЖЕРА я – поклонник номер один.

Рассказ «Человек, который смеялся», как и все произведения Сэлинджера, трогательный и прекрасный. Однако с точки зрения художественного фильма, он дает лишь легкий намек на слабую идею, которую можно положить в основу сюжета. Более того, я думаю, что конкретные детали, схваченные в прозе и придающие рассказу особое очарование и пафос, было бы трудно передать на экране. В сущности, этот рассказ подобен «ТАЙНОЙ ЖИЗНИ УОЛТЕРА МИТТИ», и вы, возможно, помните громкие критические выступления, вызванные тем, что произошло с особым очарованием Турбера, когда его рассказ был перенесен на экран Сэмюелем Голдвином (главную роль в этой экранизации сыграл Дэнни Кей).

У меня нет сомнений в том, что из рассказа Сэлинджера можно сделать особенный и очаровательный сценарий, но работа над таким сценарием будет сопряжена, прежде всего, с выяснением основополагающих моментов идеи, организации материала на основе этих моментов и написанием сценария на той же основе. Естественно, это потребует полнейшей подстройки автора к идее. А это, пожалуй, трудно осуществить, поскольку м-р Сэлинджер не станет сам работать над сценарием. Мое главное возражение таково: «ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЯЛСЯ» дает мне слишком малое пространство для работы, которая делает дальнейшую разработку стоящим, пусть и весьма рискованным делом.

Передай, пожалуйста, м-ру Сэлинджеру, что я по-прежнему интересуюсь возможностью экранизации его блистательного романа «НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ», и хотел бы сделать все, что в моих силах, для того, чтобы убедить его в необходимости экранизации этого произведения.

С этим письмом возвращаю тебе оригинал рассказа «ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЯЛСЯ».

С наилучшими пожеланиями,
Искренне твой,
Джерри Валд[249]249
  Письмо Джерри Уолда Г. Л. Свонсону, 25 января 1957 года.


[Закрыть]
.

Эберхард Элсен: Когда Сэлинджер демонстрирует неприязнь к Голливуду и фильмам, из этого не следует делать вывод о том, что он ненавидит кинематограф как вид искусства; в конце концов, у него была огромная фильмотека.


Дэвид Шилдс: В романе «Над пропастью во ржи» Холден Колфилд проявляет глубоко двойственное отношение к Голливуду. У него серьезно и интересно смешаны чувства, которые он испытывает по поводу работы своего брата Д. Б. сценаристом. Он утверждает, что не хочет говорить о фильмах, и все же все время говорит о них – о фильме «39 шагов», о Гэри Купере и Кэри Грант. Кино – идея фикс Холдена.


Лесли Эпштейн: Судя по многим рассказам, презрение Сэлинджера к Голливуду не слишком удачно маскирует скрытое восхищение мощью звезд Голливуда.

Очевидно и, возможно, не удивительно, что создатель «Над пропастью во ржи» был очень заинтригован Марлоном Брандо.


Мона Симпсон: Воображение Сэлинджера всегда было занято славой и популярностью. Это увлечение просто есть, оно присутствует в книгах. Семейство Глассов было семейством актеров, и эта сквозная тема создает значительную напряженность.


Эберхард Элсен: Когда Холден Колфилд говорит, что ненавидит кино, он явно лжет, потому что постоянно разыгрывает сцены из кинофильмов. Он понимает, насколько сильное влияние оказывает на него кино, и подозревает, что это влияние делает его до известной степени обманщиком.


Дж. Д. Сэлинджер («Над пропастью во ржи»):

По дороге в ванную я вдруг стал воображать, что у меня пуля в кишках[250]250
  Сэлинджер. Указ. соч., с. 125.


[Закрыть]
.

Джон Сибрук: Когда мой товарищ по колледжу Мэт пригласил нас в дом своего отца в Корнише, Нью-Гэмпшир, – для этого надо было полчаса прогуляться, – чтобы посмотреть какой-то старый фильм, все вздохнули с облегчением. Впрочем, пока мы петляли по грязным тропинкам, ведущим от реки Коннектикут, моя подружка и я снова напряглись, хотя и по иной причине. Оба мы были молодыми писателями, и нам предстояло встретиться с Дж. Д. Сэлинджером.

В гостиной царила атмосфера спальни общежития. Мы расселись по неудобным старым стульям и попытались придумать, что бы сказать друг другу. Я прислушался к звукам, которые издавал жарящийся попкорн, к первым взрывам зерен, к драматическому усилению этих взрывов и к их последующему затиханию, и думал: там, в кухне, Дж. Д. Сэлинджер жарит попкорн. Спустя какое-то время Джерри вышел из кухни и прошел в задний конец комнаты, где у него на полках хранилась коллекция старых фильмов на 16-миллиметровой пленке, такой, что за фильм надо менять ролики три-четыре раза. Старомодный проектор был установлен за диваном. Джерри назвал несколько названий фильмов. Мы остановились на «Сержанте Йорке». Джерри заправил ролик в проектор, потом погасил свет и остался сзади. На его лице играли блики проектора. Фильм был с титрами, возможно, потому, что он был глуховат. К концу фильма он, кажется, устал[251]251
  John Seabrook. «A Night at the Movies», The New Yorker, February 8, 2010.


[Закрыть]
.

* * *

Шейн Салерно: Даже в тот период жизни, в конце 40-х годов, задолго до того, как он стал великим культурным и финансовым символом, которым его сделал «Над пропастью во ржи», он твердо отказывался разрешать кому-либо вносить изменения в его произведения, даже незначительные изменения.


А. Э. Хотчнер: Я получил работу редактора в журнале Cosmopolitan. Во время наших игр в покер Джерри сказал: «Я написал рассказ. Пошлю его в Cosmopolitan». Я сказал: «Отлично». Рассказ назывался «Испорченная игла на пластинке». Джерри сказал: «Только одно условие: скажи вашему редактору, что нельзя менять ни единого слова. Полагаюсь на тебя. Ты должен проследить, поскольку редакторы любят что-нибудь вымарывать и подгонять под выделенный объем. Если они учинят такое, дело не пойдет». Это было проявлением его гордости за написанные им произведения. Я отнес рассказ Артуру Гордону [главному редактору Cosmopolitan]. Рассказ был хорош. Он был написан для журнала, рассчитанного на массового читателя.

Джерри был очень упрям во всем, но он уже написал для Cosmopolitan длинный рассказ, новеллу «Опрокинутый лес», которую Артур опубликовал. Артур считал Джерри очень талантливым автором. И Артур объявил в редакции: «Это – одно из лучших произведений за последние двадцать лет». Проблемой было то, что рассказ не был очень хорошим. И он определенно не годился для Cosmopolitan, который был журналом для общего читателя, привыкшего к рассказам, публикуемым в журналах для массового читателя. На рассказ поступило много читательских откликов. А Джерри просто отмахнулся от этих откликов, считая, что у людей, читающих журналы для массового читателя, просто нет вкуса.


Дэвид Яфф: Рассказ «Испорченная игла на пластинке», впоследствии переименованный в «Грустный мотив», был основан на распространенной в то время версии смерти Бесси Смит. Эту версию распространил Джон Хэммонд, легендарный продюсер студии Columbia Records. На страницах журнала Downbeat в 1939 году он поведал, что Бесси Смит умерла потому, что ее отказались принять в больницу для белых в городе Кларксдейл, штат Миссисипи. Многие говорили, что это неправда, и биограф Бесси Смит в конце концов полностью опроверг эту версию, но в 1948 году в нее все еще многие верили, поскольку эта версия драматизировала последствия сегрегации на американском Юге, той части страны, о которой Сэлинджер знал мало. Очевидно, Сэлинджер очень любил Бесси Смит, и эти чувства проявились. Это несколько сентиментальный рассказ. Когда вспоминаешь о том, что «Грустный мотив» был написан в один год с рассказом «Хорошо ловится рыбка-бананка», поражаешься диссонансу качества двух рассказов.

Хотя Сэлинджер начинает «Грустный мотив» словами о том, что рассказ не задуман как оскорбление какой-либо части страны, он явно оскорбителен для Юга. По мнению Сэлинджера, музыка Юга, исполненная чернокожими музыкантами в каком-нибудь погребке, менее банальна, менее фальшива, чем музыка Нью-Йорка. Итак, он действительно оскорбляет Юг, но одновременно оскорбляет и отличие от Юга, которое привлекает его.


А. Э. Хотчнер: Тексты рассказов, ранее написанных Сэлинджером для Cosmopolitan, слегка редактировали, поэтому он приложил к рассказу [ «Испорченная игла на пластинке»] записку: «Или так, как есть, или никак». Тем не менее, Артур хотел опубликовать рассказ, и я провел выверку верстки. Все было хорошо. Однако я забыл проверить заглавие. Артур решил угодить вкусам читателей и назвал рассказ «Грустный мотив». Мне и в голову не приходило, что он может изменить заглавие, и когда он изменил название, номер журнала был готов к печати, т. е. это была предшествующая тиражированию версия текста, который поступит читателям. Хотя это и называется «оригинал-макетом», изменить в нем ничего нельзя, потому что текст уже набран. Я подумал: «Ну, лучшее, что я могу сделать, это встретить беду лицом к лицу». И я позвонил Джерри и сказал: «Знаешь, нам надо увидеться. Не выпить ли сегодня вечером пивка в Chumley’s?» Я встретил его там. Со мной был номер журнала. После моих сбивчивых бормотаний Джерри сказал: «Хотч, переходи к сути. Что тебя беспокоит?» Я ответил: «Джерри, я должен объясниться. Я действительно очень бережно отнесся к твоей просьбе ничего не менять, но без моего ведома (а я не контролирую весь процесс, поскольку не работаю в отделе художественной литературы), они поставили другое заглавие».


Дж. Д. Сэлинджер.


Дэвид Яфф: Глядя на картинку, которой был проиллюстрирован рассказ «Грустный мотив» в журнале (это было выполненное под Нормана Роквелла[252]252
  Норман Роквелл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор, очень популярный в 30-х – 50-х годах ХХ века. 40 лет иллюстрировал обложки журнала The Saturday Evening Post.


[Закрыть]
изображение двух подростков, с наслаждением слушающих музыку Блэка Чарльза), я подумал, что заглавие наверняка было выбрано редакторами по той же причине, по которой редакторы часто выбирают заглавия. Заглавия должны соответствовать свободному пространству над текстом. Места было только на два слова. И этими двумя словам были «Грустный мотив». Проблема была в том, что у рассказа было не то название, какое дал ему Сэлинджер. Оригинальное заглавие Сэлинджера было «Испорченная игла на пластинке», и это название передавало чувство утраченной невинности, которым Сэлинджер был явно поглощен.



А. Э. Хотчнер: Он вырвал журнал у меня из рук и посмотрел на текст. Его лицо побагровело. Казалось, его хватит удар. Он выдрал свой рассказ и обрушил на меня вал злых обвинений. «Да что ты за друг? Как ты допустил это?» Я пытался вставить хоть слово и говорил: «У меня нет власти над тем, что сделано в оригинал-макете». На что он ответил: «Ты должен иметь власть. Я тебе сказал – ты отвечаешь за это, и я верил тебе. Больше никогда ничего тебе доверять не буду». Он сказал, что с моей стороны это было ужасным обманом. Ведь я обещал. Он был совершенно взбешен случившимся. И ушел. Конец. Он ушел, оставив меня сидеть за столом с пивом. Журнал он унес с собой. Больше я его никогда не видел.


Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации