Текст книги "Речные разбойники"

Ши Лянь Хуанг
Речные разбойники

S. L. Huang

Water Outlaws

* * *

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Baror International, Inc., Armonk, New York, USA и Nova Littera SIA

Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается

Copyright © 2023 by S. L. Huang, LLC

© Полякова Т. Д., перевод, 2024

© чехарда, иллюстрация на обложке, 2024

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2024

* * *

Моему дедушке, который учил меня решать кроссворды, криптограммы и играть в карты… Ты всегда поощрял мою любознательность и воспринимал меня всерьез с тех пор, как я научилась высказывать свои мысли.

Ради тебя однажды я обязательно окажусь в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс».

Перед вами гендерный ретеллинг классического китайского романа Ши Найаня «Речные заводи», повествующий о разбойниках, восставших против тирании властей, чтобы защитить простой народ. Мое переосмысление оригинального произведения представляет собой сплав жанров эпического фэнтези и уся, насыщенную событиями борьбу против патриархата с большим количеством не самых благонравных женщин и сказочных поединков на мечах.

В связи с этим данная история намеренно наполнена сценами великолепной жестокости, по большей части выдержанными в кинематографической стилистике (в качестве основы послужил жанр уся – наверняка многие из вас смотрели китайские фильмы о боевых искусствах). Впрочем, вам также встретятся и несколько сцен пыток, редкие крайности вроде каннибализма и даже одна попытка изнасилования. Встревожить современного читателя может и описываемое общество, отличающееся застарелыми взглядами и женоненавистничеством.

И все же я надеюсь, что вы воспримете это в первую очередь как увлекательное, эскапистское приключение группы, состоящей преимущественно из женщин и людей с небинарной гендерной идентичностью (в равной мере разрушительных, сильных, добродетельных и ужасающих), выступивших как самопровозглашенные герои, чтобы перевернуть этот мир с ног на голову.

Ш. Л. Хуанг, 黃士芬

Персонажи

Жители города Бяньлянь

Линь Чун. Наставник по боевым искусствам имперской стражи.

Лу Цзюньи. Подруга Линь Чун, богатая светская образованная дама.

Лин Чжэнь. Ученый и экспериментатор с различными веществами и минералами. Прозвище: Потрясающий Небеса. Муж Фань Жуй.

Фань Жуй. Ученая и заклинательница жэнься. Супруга Лин Чжэня. Прозвище: Владычица Демонов, Будоражащая Мир.

Госпожа Цзя. Наперсница Лу Цзюньи.

Разбойники Ляншаньбо

Лу Да. Прежде была буддийской монахиней. Прозвище: Татуированная Монахиня. Оружие: железный посох.

Чао Гай. Охотница на нечисть, прошедшая подготовку среди монахов, и по совместительству староста деревни Дунцицунь. Прозвище: Небесный Владыка.

Ван Лунь. Основательница и предводительница разбойничьего стана Ляншаньбо. Прозвище: Ученая.

Сунь Эрнян. В прошлом владелица так называемого «смертоносного постоялого двора». Питает чрезмерный интерес к кулинарии. Прозвище: Людоедка.

Сун Цзян. В прошлом известная поэтесса. Прозвище: Благодатный Дождь.

У Юн. Талантливый стратег, поддерживает Сун Цзян. Прозвище: Тактик, Мудрец. Оружие: медная цепь.

Ли Куй. Острая на язык любительница убивать. Поддерживает Сун Цзян. Прозвище: Железный Вихрь. Оружие: боевые топоры.

Ань Даоцюань. Опытный лекарь. Прозвище: Волшебный Лекарь.

Ху Саньнян. Талантливый боец классической школы. Прозвище: Стальная Зеленая Змейка. Оружие: две сабли и аркан.

Братья Жуань – Жуань Второй, Жуань Пятый и Жуань Седьмой. Рыбаки, которые помогли основать стан Ляншаньбо. Оружие: палицы.

Чжу Гуй. Хозяйка постоялого двора, работающая как дозорный и осведомитель. Прозвище: Сухопутная Крокодилица.

Благородная госпожа Чай. Богатая дворянка. Прозвище: Маленький Вихрь.

Цзян Цзин. Математик и счетовод. Прозвище: Волшебный Математик.

Ян Сюн, Ши Сю, Ши Цянь. Верные друг другу и называющие себя Три Блохи.

Ду Цянь, Сун Вань. Заместители Ван Лунь.

Ли Цзюнь, Ли Ли, Ван Динлю, семейство Чжан, сестры Му, сестры Тун, близнецы Се. Остальные разбойники с горы Ляншаньбо.

Имперские чиновники

Гао Цю. Начальник дворцовой стражи и близкий друг государя.

Цай Цзин. Главный императорский советник. Входит в тройку людей, выше которых стоит лишь сам император.

Министр Дуань. Военный министр. Начальник Гао Цю, находится в подчинении второго советника.

Остальные жители империи

Ян Чжи. Бывший командир дворцовой стражи, была понижена в звании и отправлена в изгнание в Далянь. Прозвище: Черномордый Зверь.

Бай Шэн. Торговка вином. Прозвище: Дневная Крыса.

Хуанг Вэньбин. Муж Бай Шэн.

Часть первая
Линь Чун

Глава 1

По утрам, едва рассветало, Линь Чун устраивала тренировочные бои для женщин.

Недостатка в подопечных она не испытывала, да и сама жаловала всех, от последней нищей попрошайки до госпожи из знатного семейства. Такое рвение женщин к боевым искусствам и оружию даже для весьма прогрессивной империи Сун могло показаться чем-то из ряда вон выходящим, но слава о Линь Чун слыла по всей провинции, к тому же она была всеми уважаема, а потому мужчины сочли разумным отдать на ее попечение жен и дочерей.

«Это верное средство от бабских истерик, – должно быть, думали они. – Да и поучиться изящности и грациозности им не помешает».

А еще они были уверены, что Линь Чун не будет чересчур груба или не начнет вести себя неподобающе. В конце концов, она была наставником по боевым искусствам, да к тому же сама женщина.

Приди хоть раз эти мужчины посмотреть на жен и дочерей на тренировке, они, пожалуй, определенно пересмотрели бы свое мнение насчет грубости.

Сегодня, после медитации и разогрева, Линь Чун разбила подопечных по парам, чтобы те отработали новые комбинации приемов. Блок в сочетании с броском являлся весьма полезным приемом, особенно когда выступаешь против более сильного противника. Сама же Линь Чун расхаживала между парами, наблюдая, поправляя и направляя. Изредка от нее можно было услышать краткую похвалу, которая непременно вгоняла в краску отличившуюся ученицу.

Стоявшая впереди Лу Цзюньи повалила соперницу на землю и одарила Линь Чун озорной ухмылкой. Высокая, стройная, с лицом, достойным кисти какого-нибудь художника, Лу Цзюньи даже сейчас, блестя от пота, была такой же спокойной, как если бы пребывала на одном из своих светских кружков. Не сводя глаз с Линь Чун, она кивком указала на другую часть площадки, как бы спрашивая о женщине, которую привела с собой сегодня.

Линь Чун лишь кивнула, велев ей возвращаться к тренировке. Пусть они и были давними подругами, пусть тренировались вместе под руководством одного наставника с тех пор, как обеим едва ли стукнуло по девятнадцать, но это не могло быть поводом отвлекаться во время тренировки.

Лу Цзюньи добродушно вздохнула и протянула сопернице руку, помогая ей подняться.

Линь Чун же должна была узнать, как идут дела у новой ученицы. Она услышала какое-то ворчание и ругань из угла, которые не сулили ничего хорошего, а потому повернулась и направилась в ту сторону.

Когда Лу Цзюньи представила Лу Да перед тренировкой, Линь Чун ничуть не удивилась – ведь, несмотря на положение в обществе, Лу Цзюньи каким-то образом умудрялась заводить знакомство с самыми разными людьми. И Лу Да натурой напоминала лоскутное одеяло, сотканное из самых разных социальных слоев. Ее волосы были выбриты на висках и затылке на манер буддийской монахини, но по щеке тянулись чернильные иероглифы, выдававшие преступницу, да и сами ее манеры отличались от монашеских настолько, насколько можно только вообразить. Когда Лу Цзюньи представила ее, Лу Да сплюнула на каменные плиты под ногами, почти выкрикнула приветствие и соединила руки в почтительном жесте так мощно, что вполне могла бы раздавить целую дыню. Да, на дыню у нее наверняка хватило бы силенок – она возвышалась над всеми ученицами, а в талии была почти как Линь Чун и Лу Цзюньи вместе взятые. Но с виду она так и жаждала учиться – стоило Линь Чун отдать приказ, и она тут же оставила тяжелый двуручный меч и еще более тяжелый железный посох на краю тренировочной площадки.

Подоспев к месту событий, Линь Чун заметила, что Лу Да и ее соперница уже затеяли настоящую драку.

Лу Да зажала противницу в своих медвежьих объятиях так, что буквально оторвала ее от земли. Но та уже много месяцев тренировалась под началом Линь Чун, а потому сумела вырваться из стальных тисков. Вновь оперевшись ногами о твердую землю, она молниеносно развернулась.

– Да какого! Ты, зараза! – взревела Лу Да и занесла над ней массивный кулак, от которого ее соперница легко увернулась.

Лу Да издала рев, такой мощный, будто хотела подчинить землю и ветер. Она вскинула ладонь, нанеся удар в пространство между ними, и с расстояния в полный шаг отбросила противницу назад. Та взмыла в воздух и отлетела, ударившись спиной и прокатившись до ближайших построек.

– Прекратить, – приказала Линь Чун.

Она не повысила голос, да в том никогда и не было нужды. Все тут же прекратили тренировку и повернулись к ней, застыв на местах. Некоторые из них уже отвлеклись, зачарованно и ошеломленно поглядывая на Лу Да.

– Смирно, – отчеканила Линь Чун.

Все свели стопы вместе, выпрямились и сложили руки за спину. Лу Да поглядела по сторонам и неуклюже попыталась повторить то же самое.

– Ты не ранена? – спросила Линь Чун пострадавшую женщину.

Та, насилу поднявшись, ответила:

– Нет, учитель.

Линь Чун повернулась к Лу Да:

– У тебя божий зуб.

Широкое лицо Лу Да покрылось румянцем – все же у нее хватило такта зардеться от смущения:

– Верно, учитель.

– Покажи мне.

Лу Да ослабила широкий ворот. Из-под ее одежд виднелся очаровывающий взор чернильный сад татуировок, куда более дикий и невероятный, чем обезличенное клеймо преступницы у нее на щеке. Она ухватилась за длинный кожаный шнурок на шее и потянула его, вытащив поблескивающий осколок не то камня, не то фарфора.

Украшение свисало со шнурка, обточенное временем и обманчиво неподвижное, привлекая всеобщие взгляды.

Линь Чун вновь обратилась к подопечным, на этот раз повысив голос:

– Кто здесь считает себя верующей?

Примерно треть женщин подняли руки.

Линь Чун на это лишь легонько покачала головой:

– Речь не про то, что вы твердите своим детям следовать постулатам жэнь[1]1
  Одна из основополагающих категорий конфуцианской философии, по значению наиболее близкая к человеколюбию.


[Закрыть] или умасливаете богов жертвами, моля об удаче или достатке. Кто из вас действительно посвящает себя одному или нескольким религиозным учениям?

Большинство опустили руки.

Тогда Линь Чун кивнула молодой женщине, что стояла впереди. Она еще плохо знала ее: та была новенькой.

– Что ты исповедуешь? – спросила Линь Чун.

– Я следую как принципу жэнь, так и заветам Будды, учитель.

Прекрасно.

– И что же твои учения говорят о богах?

– Они ничего не говорят, учитель, – ответила женщина, явно сконфуженная.

– Совершенно верно, – отчеканила Линь Чун. Она повысила голос, чтобы ее наверняка услышали с любого конца площадки. – В учении о принципе жэнь нет места богам. Заветы же Будды гласят, что боги отличаются от нас только бессмертием и мощью, они когда-то были такими же людьми, и что мы и сами можем стать такими же, при должном старании достичь просветления. И на самом деле ранние стадии просветления – это то, что, по мнению приверженцев Будды, дарует способности, известные нам как «навыки совершенствующегося». Последователи Будды стремятся превзойти уровень простого монаха и достичь этой божественности, в противном случае они не обращались бы за помощью к богам.

Во время поучительной речи Линь Чун расхаживала по тренировочной площадке, а затем медленно подошла к Лу Да:

– Ученица Лу, ты ведь буддийская монахиня?

– Была ею, – добродушно поправила Лу Да. – Меня выгнали.

Линь Чун в удивлении приподняла брови:

– Выгнали? Из монастыря? Почему же?

– Я нарушила комендантский час, – ответила Лу Да.

– Вот как.

– Сто семьдесят три раза.

– Это из-за… – тактично начала Линь Чун.

– Да я просто пьяная была!

Линь Чун чуть помолчала, ожидая продолжения. А затем, убедившись, что ничего больше за этим не последует, сказала:

– И все же ты еще помнишь их заветы.

– Ясен пень, аж из ушей вытекают.

– Ну что же, ученица Лу, поведай нам тогда, что же такое божий зуб?

Лу Да зарделась пуще прежнего.

– Ну, что-то вроде того, что вы сказали, – начала она. – Понимаете ли… Они велели мне не пользоваться им. Ну, это ведь сила, оставленная нам богами, заключенная в артефакте, и все в таком роде. Что-то вроде трещин в реальности, верно? Куда бы ни канули боги, а вслед за ними и демоны, они явно не обошлись без этих самых зубов, чтобы проложить себе путь. Но монахини сказали, что зуб этот мне с просветлением никак не поможет, поэтому лучше его спрятать куда подальше и даже пальцем не касаться. Они так и сказали: «Божий зуб не сделает из тебя бога», – Лу Да смущенно повела широкими плечами. – Но те же монахини хотели, чтобы я стала лучшей в бою, и как раз благодаря этому зубу я и стала лучшей!

– То есть ты благодаря боевым искусствам решила достичь просветления?

– Они хорошо мне даются, – снова робко пожала плечами в ответ Лу Да, – учитель.

– Ох, но ведь буддийские каноны отвергают грубую силу как способ достижения просветления. А достичь его можно путем долгой и кропотливой работы над собой.

– Верно, – согласилась Лу Да, но в голосе ее сквозила неуверенность.

– Давай-ка я поясню иначе, – продолжила Линь Чун. – Предполагается, что, уйдя с головой в обучение в монастырских стенах, ты обретешь навыки совершенствующегося, верно? И если ты достаточно прилежна в учебе, да и учишься достаточно долго, то сможешь подчинять бой своей воле настолько, что даже такая, как я, которая не одно десятилетие потратила созданию себя на тренировках, я, которая освоила все восемнадцать видов оружия, не смогла бы тебя одолеть и даже надеяться на такое не посмела бы. Твой божий зуб способен на такое?

– Э-э-э, ага. Это ведь божий зуб, нет разве? Помогает срезать путь.

Так мыслила далеко не она одна.

Обучение в монастыре предполагало полную самоотдачу и готовность к самопожертвованию в пользу тренировок, поэтому добровольцев, готовых на это, находилось мало, пусть это и сулило награду. Многие грезили о том, как они смогут перепрыгивать через целые дома, жить веками, встретиться с величественными демонами, или же о других способностях совершенствующихся, которых достигали некоторые монахи или жрецы в зависимости от тренировок. Если они не сходили с пути. Если они совершали невозможное. Но на это требовались годы неукоснительной строгости, физических тренировок и духовных практик, а также дисциплины ума и тела…

И всего этого можно было избежать, имей ты при себе божий зуб. И тогда никаких испытаний, никаких жертв.

Как принято считать.

Линь Чун уже заметила, что половина ее подопечных впились в Лу Да недовольными взглядами, едва сдерживая зависть. Власти и аристократия не щадили сил и поколениями делали все, чтобы люди с иронией относились к божьим зубам, называя их побрякушками или вовсе данью седой древности, на смену которой уже давно пришли более современные решения. Но Линь Чун была почти уверена, что те, кто громче всех выступал за отказ от них, на деле желали ими обладать.

Неудивительно, что зависть охватила всех ее подопечных.

Божьи зубы были силой. Они могли облегчить жизнь.

Да и на дороге они не валялись, потому не каждая могла похвастаться, что ей еще раз доведется увидеть их. И Линь Чун решила, что небольшая демонстрация не повредит.

Она повернулась к ученицам.

– Я на высшие силы не полагаюсь, – сказала она. Разумеется, она придерживалась некоторых правил жэнь в быту, как и большинство других людей, но ярой его последовательницей себя назвать не могла. И уж тем более она не была монахиней. – А раз на них не полагаюсь, как я сказала, то и не стала бы утверждать, что мне под силу превзойти монахиню, прошедшую обучение в монастыре и овладевшую навыками совершенствующихся. Ученица Лу, это твой посох, верно?

Она указала на тяжелый кусок металла, который Лу Да перед занятием убрала на край площадки. По длине он явно превосходил рост владелицы и весил, казалось, никак не меньше шестидесяти цзиней[2]2
  Китайская традиционная мера веса, приблизительно равная половине килограмма.


[Закрыть].

– Да, учитель! – с гордостью отозвалась Лу Да.

– Ты его в качестве своего оружия выбрала?

– Верно!

– Тогда бери его, бери свой божий зуб и сразись со мной.

Лу Да в замешательстве уставилась на нее. Остальные неуверенно заерзали, даже самые дисциплинированные стали перешептываться.

– Да я же вас убью, – выпалила Лу Да.

– Преклоняюсь пред твоей уверенностью, – сухо обронила Линь Чун.

– Я не к тому, что нарочно вас убивать собралась… Я… я могу ведь сильно вас поранить… – Лу Да быстрым взглядом окинула остальных учениц в попытке проверить, достаточно ли честно и правильно она говорила. – Ведь размозжить голову своему учителю – не очень-то правильно, так?

– Бери свой посох, – отчеканила Линь Чун, – если только не слишком испугалась схватки со мной.

– Еще чего! – бросила в ответ Лу Да. Она спрятала божий зуб обратно среди чернильного пышноцвета татуировок под одеждами, а затем прошаркала к посоху. Легко подняла его, словно он весил не больше зубочистки, покрутила над головой то в одной руке, то в другой.

– Расчистить место, – приказала Линь Чун, и ученицы тут же спешно прибрали свои циновки из тростника и рассредоточились по краям площадки, перешептываясь в предвкушении.

Линь Чун тем временем сняла теплое верхнее платье и аккуратно положила его к мечу, который отвязала и отставила перед началом тренировки. Длинные полы одежды она заткнула за пояс, чтобы не мешались. Затем она вышла на середину площадки, держа руки за спиной, а каблуки ее обуви тихо и мерно стучали по мощеным плитам.

– Но как же это?! – закричала Лу Да. – Учитель! Вы вообще оружие брать не будете?

– Все мое оружие при мне, – ответила Линь Чун. – Это мои руки, мои ноги, мой опыт и результаты моих тренировок.

Лу Да неуверенно протопала к ней, на лице ее явно читались сомнения:

– Нет, все же думается мне, что это совсем неправильно. Не хочу я вас ранить.

– Много на себя берешь, ученица Лу, – ответила Линь Чун. – Я велела тебе воспользоваться божьим зубом, я же буду полагаться на свои навыки. Вот и поглядим, лгали тебе твои монахини или нет.

Лу Да покрутила тяжелый посох в своих крупных руках.

– Что ж, – наконец решилась она. – Вы сами этого хотели, учитель.

– Вперед.

На лице Лу Да отразилась полная сосредоточенность. Она немного отошла, медленно размахивая посохом и отмеряя безопасное от Линь Чун расстояние.

Линь Чун двинулась в ее сторону. Шаги ее были мерными и спокойными, руки оставались за спиной. Она глубоко вздохнула, так, словно пыталась вдохнуть все движения, связи и причудливо составленные кусочки мозаики Вселенной.

Ощущения во время медитации были такими же привычными, как движение мышц под кожей, как тяжесть топора, алебарды или рукояти меча в руке. Такими же знакомыми, как заношенная годами одежда, успокаивающими, как тепло родительского дома.

Лу Да сделала шаг назад, и это движение не укрылось от почувствовавшей его Линь Чун. Отклониться в сторону было проще простого, словно Лу Да задала вопрос, а Линь Чун тут же, даже не раздумывая, дала ответ.

Тяжелый железный посох со свистом рассек воздух. То был пробный удар, Лу Да не использовала всю силу. Линь Чун прекрасно видела, как сражалась ее соперница, от нее не укрылось, что та не вложила в удар вес всего тела, как обычно положено.

– Прекращай сдерживаться, – одернула Линь Чун.

Лу Да на это лишь хмыкнула и снова взмахнула оружием. А затем снова.

Линь Чун увернулась один раз, другой, третий. И каждое ее движение, легкое и плавное, отвечало на вопрос Лу Да. Вскоре сама Лу Да отбросила в сторону все сомнения и начала драться со всей мощью, осыпая соперницу такими ударами, что, попади они в цель, наверняка размозжили бы череп Линь Чун.

– Силой победу не одержишь, – Линь Чун была само спокойствие. Она ускользнула от летящего на нее посоха, а затем вновь увернулась, чтобы избежать удара.

Лу Да растеряла все равновесие. Лицо ее, от выбритых висков до самого пучка на затылке, раскраснелось от потуг.

Линь Чун ясно увидела, как Лу Да укрепилась в намерении обратиться к божьему зубу. Ее поза невольно изменилась, мышцы напряглись, а глаза слегка сощурились. Каждая частичка ее тела так громко прокричала о ее намерении, будто бы она произнесла это вслух.

Линь Чун почувствовала, как пробудилась сила божьего зуба.

Даже самый мелкий такой артефакт открывал врата чему-то первобытному, дикому. Глубоким пещерам таинственной сущности, яркой радости необузданных желаний. Вседозволенности, которую даже самый опытный совершенствующийся с трудом подчинил бы и укротил.

Но контроль Лу Да над этой силой в лучшем случае можно было назвать непрочным. Этот мощный поток уподоблялся удару хлыста, который мог попасть по намеченной цели, мог ударить неудачливого зеваку, а мог и обернуться против своего владельца и рассечь ему щеку.

Лу Да обрушила его на Линь Чун.

Немало лет минуло с тех пор, как Линь Чун встречалась в бою с силой богов, но она не забыла. Она подпрыгнула и, ухватившись за край этой мощной волны, взбежала по незримой лестнице, шаг за шагом обходя в воздухе удары Лу Да. И легко опустилась на вымощенную плитами площадку подошвами пеньковых туфель.

Все это время ее руки оставались сцепленными за спиной.

Лу Да недоверчиво уставилась на нее. А затем выпустила силу зуба.

Бездна сущности божьего зуба вырвалась на свободу, разбиваясь о реальность. Линь Чун легонько ухватилась за один ее отросток, а другому позволила обернуться вокруг ее ноги ровно настолько, чтобы мощным пинком отбросить его обратно. Лу Да взревела в бессильных попытках вернуть ускользнувшую силу под свой контроль. Один из завитков этой силы взмыл высоко в воздух и прошелся по ближайшей постройке, разбив деревянные ширмы на окнах. Удар другого пришелся ниже, на стену, изрядно перепугав некоторых учениц, которые тут же поспешили пригнуться.

Лу Да из кожи вон лезла, пытаясь вложить всю силу в посох, чтобы нанести резкий и сокрушительный удар. Но чем сильнее она пыталась контролировать ее, тем больше боролась с ней. Словно она собиралась поднять рычащего и намерившегося пустить когти в ход тигра за шкирку и швырнуть его в Линь Чун.

Линь Чун решила, что представление слишком затянулось. Она вновь прыгнула, на этот раз в сторону Лу Да. Одной ногой она танцевала вокруг блуждающей силы божьего зуба, прежде чем та исчезла в отступлении или, наоборот, схватила бы ее, а на второй подбиралась ближе. Линь Чун змеей вилась, уворачиваясь от тяжелых ударов Лу Да; казалось, ее позвоночник изгибался, уходя от массивного посоха. Добравшись до Лу Да, даже пройдя чуть дальше, она сделала резкий выпад.

Ее ступня стрелой вонзилась под колено Лу Да.

Та лишь пронзительно закричала, никак не ожидав такого. Ее колени со всего маху впились в камень, а сама она завалилась вперед, словно гора, подпиленная у основания. Ее железный посох с громким лязгом упал на плиты.

Линь Чун легко приземлилась на другую ногу. Сила божьего зуба, бушевавшая вокруг нее, постепенно угасала. Она медленно, будто последние трепыхавшиеся язычки потухающего пламени, покидала этот мир, возвращаясь обратно в артефакт, который предоставил ей возможность вообще оказаться здесь.

Ученицы осторожно выпрямились, уставившись на них в изумленном молчании.

– Ученица Лу, – позвала Линь Чун.

Та слегка застонала и перевернулась.

– Учитель, вы разгромили меня в пух и прах! – наигранно прорычала она, не вставая. – Меня! Наводящую страх и ужас Татуированную Монахиню! Вот она я, добивайте! – И раскинула руки в стороны.

Линь Чун обычно не позволяла себе проявлять эмоции перед ученицами, но иногда сдерживаться было крайне трудно.

– Поднимайся, ученица Лу, – велела она. – Ты в порядке?

Линь Чун почти наверняка не сомневалась в этом. В конце концов, она была достаточно снисходительна.

– Разве что моя гордость пострадала, учитель, – печально протянула Лу Да, силясь подняться. – Гордость Татуированной Монахини безжалостно растоптана.

Линь Чун расцепила руки и вытянула их перед собой:

– Видишь? Я даже не все свое оружие в ход пустила. Ты куда сильнее меня, так в распоряжении еще и божий зуб имела. Почему же ты не сумела победить меня? Какой урок ты извлекла из этого своего поражения?

– Ну, вы весьма грозный боец, учитель!

Легкая улыбка тронула губы Линь Чун:

– А еще что?

Лу Да наморщила лоб:

– Ну-у-у… как сказали бы мои монахини, в своих тренировках ты не полагаешься на божий зуб. В этом твоя сила и твое главное оружие. То, которое может выбить из меня всю дурь.

– Метко сказано, – отметила Линь Чун. – Держи я все время в рукаве божий зуб, то непременно, независимо от того, пользовалась бы я им или нет, личные навыки в полной мере проявить бы не смогла. Может, он и придает силу, но сила эта искусственная, и тебе все равно придется потратить уйму времени на тренировки, чтобы научиться управлять ею. И в действительности божий зуб не сокращает путь. И сила эта даже близко не стоит с навыками совершенствующихся, полученными благодаря стойкости и жесткой самодисциплине. Ученица Лу, этот зуб помешал бы тебе достичь просветления внутри монастырских стен точно так же, как помешал бы тебе отточить боевые умения за его пределами. Сначала в совершенстве овладей самой собой, прежде чем разевать рот на кусок, который не сможешь осилить.

Эти слова совсем расстроили Лу Да, губы ее сжались в тонкую нить.

– Учитель, – спросила она, немного подумав, – а у вас-то на такие умения сколько времени ушло?

– Более четырех десятилетий, – пояснила Линь Чун. – С младых лет я неустанно посвящала себя ежедневным многочасовым тренировкам.

– Я бы предпочла выпить вина, – ухмыльнулась Лу Да. Она подняла посох и вдруг вздрогнула. – Да чтоб вас! Четыре десятилетия! Я и третий десяток еще не разменяла…

Линь Чун повернулась к остальным подопечным.

– Крепко вбейте в голову то, что сейчас произошло, – скомандовала она. – Усердно трудитесь, чтобы наращивать свои умения, не ищите легких путей. И тогда неважно, какими вы были в начале, – контроль, который вы обретете над собой, несомненно, поможет вам выйти победителем из любой трудной ситуации, в которую вы попадете. Свободны.

Со всех сторон послышались выкрики «Да, учитель» и «Спасибо, учитель», ученицы поклонились ей и беспорядочной массой начали разбредаться, направляясь к воротам Внешнего города. Они принялись складывать вещи, расстегивать платья и халаты и развязывать головные повязки; стоило им собраться вместе, как их перешептывания стали особенно громкими. Девушки незаметно поглядывали на Линь Чун, все еще стоявшую в центре площадки, полные трепетного благоговения.

– Вы меня сегодня в землю втоптали, учитель, – тон Лу Да лучился весельем. – И я не в восторге от этого! Но все же к вашим словам я прислушаюсь, хотя легкий путь мне больше по нраву.

Она отвесила наставнику поклон и неторопливо пошла прочь по мощеным плитам, на ходу потирая ушибы.

– Не правда ли, само очарование? – поделилась Лу Цзюньи, подойдя к Линь Чун.

– И вправду, этого ей не занимать. Ты где ее встретила? Держу пари, что точно не на одном из твоих кружков для благородных господ.

– Она во все горло орала посреди улицы. К бою призывала каких-то проходимцев, которым взбрело в голову поиздеваться над нищенкой. Я попыталась разрядить обстановку, а затем угостила Лу Да чашкой вина; несколькими чашками, если быть честной. Я поведала ей про твои тренировки, и она непременно захотела лично познакомиться с тобой. Уверена, ты запала ей в душу.

– Я не возлагаю на нее больших надежд: не уверена, что ей хватит выдержки продолжить, – слегка вздохнула Линь Чун. – Но, если вдруг случится обратное, ей всегда рады.

– Она умеет удивлять. Ей пошла бы на пользу учеба под твоим руководством… То клеймо на лице она получила за убийство. Хотя причину ты бы вполне могла понять.

– Мирного жителя? – удивилась Линь Чун. Она искренне считала, что убийство человека оправдано только во время войны. – Ты, должно быть, переоценила меня. Я никогда не приняла бы подобное.

– А что если речь идет о мяснике, который обманом и вымогательством вынуждал девушку пойти к нему в наложницы, а затем вышвырнул ее на улицу, да еще и на долге перед ним настаивал? Слыхала, что человеком он был отвратным. По нему и плакать бы никто не стал.

– Тогда решаться это должно было в соответствии с законом.

Лу Цзюньи раздраженно фыркнула:

– Совсем позабыла, что ты придерживаешься куда более консервативных взглядов, чем я. Настанет день, когда мы, женщины, будем стоять у руля власти.

Она потянула за ленту, чтобы распустить волосы, развязала верхний халат и встряхнула его. Короткий барабанный бой, возвещавший о смене стражи, разнесся по двору с башен Бяньляня[3]3
  Историческое название Кайфэна. Переименовал его в Кайфэн император династии Мин Чжу Юаньчжан в 1368 году.


[Закрыть]<sup>,[4]4
  Сутки в Древнем Китае делились на двенадцать частей, по-другому страж. Каждая длилась по два часа.


[Закрыть]</sup>.

– Ой-ой! – воскликнула Лу Цзюньи. – Совсем я забылась на тренировке, я же опаздываю! Я сегодня встречаюсь с командующим Гао, чтобы обсудить мой печатный станок. Могу одолжить твои казармы, чтобы привести себя в порядок?

Линь Чун на это чуть усмехнулась. Только Лу Цзюньи могла позволить себе впопыхах и кое-как подготовиться ко встрече с командующим.

– Разумеется. Идем.

– Отлично, тогда и разговор наш продолжим. Просто так я от тебя не отстану.

Линь Чун промычала в знак согласия. Страстного желания Лу Цзюньи раздвинуть общественные границы она не разделяла. У женщин в Великой Сун и так уже было много преимуществ, по сравнению с жительницами любой другой эпохи. Линь Чун была живым примером этого – она добилась чиновничьей должности и служила в подчинении непосредственно командующего Гао Цю. Она пользовалась всеобщим уважением людей любого пола, сама, без поддержки мужа смогла обеспечить себе достойное положение в обществе, а также устроить браки для обоих своих взрослых детей. Это, по мнению Линь Чун, было доказательством ее успеха.

Еще больший сдвиг в обществе в итоге может все это разрушить. Линь Чун ни за что не одобрила бы такое.

Такие настроения с головой выдавали в Лу Цзюньи благородную даму. Линь Чун сдала экзамен на чиновничью должность, но Лу Цзюньи с рождения купалась в богатстве и находилась под защитой своего рода. Без постепенного ослабления тех оков, что веками держали в узде женщин, Лу Цзюньи, даже если не заполучила бы в свои руки новенький печатный станок, наверняка не растеряла бы своего очарования в обществе. Скорее всего, именно из-за ее высокого положения, светских кружков, богатства и имени ее семьи ей прощали новаторские причуды.

Ей было невдомек, что, если замахнешься сразу на что-то крупное, можешь лишиться даже того, что имеешь.

А Линь Чун могла лишиться многого.

– Ты просто другая. Мужчины смотрят на тебя с одобрением – для них ты пример успешной женщины, – заметила Лу Цзюньи, когда они, собрав вещи, пересекли тренировочную площадку. – Но думаю, что не стоит довольствоваться лишь их похвалами. Мне хотелось бы, чтобы в их глазах было побольше страха и поменьше одобрения.