Текст книги "Последние парень и девушка на Земле"

– Где ты была? Я тебе обзвонилась!

Я показала ей свой разрядившийся телефон.

– Что тут происходит?

Лиса приложила палец к губам и прошептала:

– Тсс!

– Девочки, вы все еще там? – произнес чей-то тихий, слабый, дрожащий голосок.

Кто-то говорил по громкой связи.

Морган схватила меня за руку и потянула туда, где на парте лежал чей-то телефон.

– Да, Элиза, мы здесь.

Я огляделась по сторонам. Элизы в комнате не было.

Черт!

– Если честно, нам так повезло, – всхлипывая, сказала Элиза. – Мы уехали из церкви вместе с Морган, но тут моему отцу пришло в голову, что надо еще заехать в супермаркет за продуктами и еще какой-то мелочовкой, потому что по воскресеньям там всегда бывает мало народу. Если бы вместо этого мы поехали прямо домой, мы бы, скорее всего, погибли.

Я проглотила застрявший в горле ком.

– Даже не говори таких слов, – прошептала Морган, еще сильнее сжав мою руку.

– Наш дом затопило, а потом начала уходить земля. Все унесла река. Вообще все.

Мне тут же пришла в голову идея. Шутка о том, как мать Элизы будет теперь тащиться, покупая новую мебель. Она была просто одержима украшением своего дома новыми предметами интерьера, которые вечно покупала через специальные телешоу типа «укрась-свой-дом-за-копейки». Сначала мне показалось было, что такая шутка разрядит обстановку и поднимет всем настроение, но я все-таки удержалась и заставила себя промолчать.

– А где вы сейчас? – спросила я, ставя свой телефон на подзарядку.

– В одном по-настоящему классном отеле в Риджвуде, – ответила Элиза, и голос ее звучал почти нормально – Знаете, том самом, что находится рядом с торговым центром. У них на крыше есть закрытый бассейн. На ночь он закрывается, но из-за того, что с нами случилось, они все равно разрешили моим братьям поплавать в нем прямо в семейных трусах.

Я ткнула Морган локтем в бок.

– Судя по голосу, она вроде бы в порядке, – шепнула я.

Морган покачала головой, глядя на меня как на идиотку.

– Это у нее шок, Кили.

Потом Эмма наклонилась к самому телефону и спросила:

– Когда вы вернетесь?

Последовало молчание, во время которого в телефоне слышались только шумы, и я совсем уже было собралась повторить вопрос, когда Элиза вдруг зарыдала. Надрывно всхлипывая, она с трудом выдавила из себя:

– Я не уверена, что мы вообще когда-нибудь вернемся. Ведь у нас не осталось ничего, к чему можно было бы возвратиться.

* * *

Мы с Морган вошли в женский туалет вместе. Мне хотелось поговорить с ней об Элизе и, может быть, позвонить той еще раз, поскольку я думала, что теперь нам с Морган никто не помешает, но оказалось, что в туалете уже есть несколько женщин. Одна была в возрасте, совсем уже бабуля, а две другие показались мне моложе, чем моя мать. Они чуть-чуть приоткрыли одно из окон, и под ноги им летели капли дождя. Все три женщины курили, выпуская дым из своих сигарет в царящую за окном темноту.

Я вдруг поняла, что они, скорее всего, учились в нашей средней школе много лет назад.

Мы с Морган молча наклонились над умывальниками, чтобы почистить зубы.

Та женщина, что была постарше, то и дело осторожно касалась волос на своем затылке.

– Губернатор Уорд собирается принять какие-то важные меры, – сказала она. – Иначе зачем ему приезжать завтра сюда, чтобы сделать заявление?

Остальные две женщины молча попыхивали сигаретами, казалось, обдумывая ее слова.

Наконец та, у которой были длинные русые волосы, сказала:

– Странно, что он не приехал к нам сюда ни разу во время своей избирательной кампании. А теперь он вдруг является, чтобы попозировать перед прессой.

Третья женщина погасила тлеющий кончик своей сигареты о стену.

– Тоже мне, нашел где сниматься, – усмехнулась она. – Вы только посмотрите на эту школу, да она ведь практически разваливается прямо на глазах. Все деньги от налогов идут в Риджвуд, там у них в старших классах школы есть своя собственная долбаная телестудия, в то время как наши дети вынуждены довольствоваться компьютерами, которые та школа собиралась просто отправить на свалку. – Женщина отодрала от облупленной стены туалета кусочек потрескавшейся краски и небрежно швырнула его на пол, где он и разлетелся, словно стекло, на осколки помельче. Я взглянула на Морган, но та не отрывала глаз от раковины умывальника. – У нас здесь еще хуже, чем в школах больших городов, так что катиться дальше уже некуда. Нечего сказать, дожили!

Бабуля кивнула:

– Им важны только земля и возможность контролировать реку. Вот увидите, они попытаются выжить нас отсюда. – Потом она махнула рукой в мою сторону и продолжила: – Спросите у Джима Хьюитта, он вам объяснит что к чему. Это он только что поймал шерифа Хемрика на слове и заставил его признаться, что губернатор явится сюда утром, чтобы обратиться к нам лично. С какой бы стати им держать от нас в тайне такие вещи, если бы у нас за спиной не творились какие-то темные дела?

Я быстро сплюнула в раковину и вытерла свою зубную щетку, хотя успела почистить только нижние зубы.

– Пойду посмотрю, как там мои предки. – И я торопливо открыла дверь туалета.

– Я сейчас мигом, вот только умою лицо! – крикнула мне вслед Морган.

Я подошла к нашим трем раскладушкам, стоящим у трибун в спортзале. Мама спала, на груди у нее лежал ее открытый ноутбук, и свет от монитора падал на ее лицо. Миссис Дорси лежала на соседней койке, она не спала и держала в руках открытую книгу. Но она не смотрела на ее страницы. Она наблюдала за моим отцом.

Он стоял возле низкого столика и разговаривал с какими-то людьми. При этом он показывал на что-то пальцем. Сначала я подумала, что он тычет пальцем в воздух, чтобы подчеркнуть сказанное, но потом увидела, что он при этом смотрит прямо на шерифа Хемрика. Шериф, словно защищаясь, сложил руки на груди, стоя в нескольких футах от отца, – стало быть это стопудово была не просто мирная беседа. Было очевидно, что отец поливает шерифа помоями, и тому это совсем не нравится. Рядом со своим отцом стоял Ливай и смотрел на меня так же пристально, как его отец смотрел на моего.

Я резко отвернулась и налетела прямо на Джесси Форда. Он держал в руках два пенопластовых стаканчика, и примерно половина жидкости из обоих вылилась на его кроссовки.

– Ой, прости, пожалуйста! – пробормотала я.

Джесси заглянул в свои полупустые стаканы, перелил остаток жидкости из одного в другой, чтобы получилась одна целая порция, и вставил полный стакан в пустой:

– Да нет, все путем. Я как раз жаловался, что еще недостаточно промок.

Я рассмеялась слишком громко. Джесси улыбнулся, не разжимая губ, и попытался обойти меня, но в это время как раз кто-то шел мимо, так что у него ничего не вышло.

– Слушай, – предложила я, – могу взять для тебя другой полный стакан и принести его к твоей раскладушке.

– Забей. Не бери в голову.

– Прости, мне очень жаль, – повторила я. На этот раз я извинялась за то, что сказала ему на балу, или за то, что бы это ни было, что привело к охлаждению наших с ним отношений.

У Джесси опять сделалось такое лицо, словно он собирается повернуться и уйти по своим делам, но потом он вроде бы передумал. Может быть, потому, что в моих глазах отразилось такое отчаяние. Какова бы ни была причина, он вдруг наклонился к самому моему лицу и прошептал:

– Раскладушки – это вообще только для лохов. А я устроил себе пещеру.

– Пещеру?

Джесси показал рукой на одеяло, закрывающее промежуток между двумя доходящими ему до груди штабелями гимнастических матов. Из щелей между одеялом и матами сочился свет. Парень подбородком указал мне на свисающее одеяло, и я, нерешительно подойдя ближе, осторожно отвела его в сторону. Внутри, свернувшись калачиком на мате, спала Джулия, а на полу рядом с ней стоял раскрытый ноутбук. Я сразу поняла, что это ноутбук Джесси, потому что на него был наклеен стикер – футбольный мяч.

– Пришлось показать ей двадцать три видеоролика, на которых свиньи ластятся и прижимаются к другим животным, прежде чем она заснула, – прошептал Джесси.

– И всего-то? – прошептала я в ответ. – Чувствуется дилетантский подход.

Джесси рассмеялся. Мне стало хорошо на душе оттого, что я снова сумела его рассмешить. Я опустилась на колени, расстегнула молнию на своем школьном рюкзаке и достала из него блокнот с игрой со словами, из которых получаются смешные фразы:

– Дай это Джулии, когда она проснется. Или воспользуйся сам, когда разрядится аккумулятор на твоем компьютере. В зависимости от того, что произойдет первым.

Мне показалось, что Джесси удивлен. Удивлен по-настоящему и даже немного смущен.

– Спасибо, – пробормотал он. – Это конкретно классно с твоей стороны.

В это мгновение Джулия вдруг дернулась и застонала. Мы оба затаили дыхание, но девочка успокоилась и снова задышала ровно, хотя и тяжело.

Я не смогла бы сказать, удалось ли мне как-то исправить то, что сломалось между нами в тот вечер. Думаю, Джесси тоже этого не знал. Но прежде чем кто-либо из нас успел сказать что-нибудь еще, мой отец громко закричал:

– Кили! – Он отвернулся от людей, с которыми только что говорил, и направлялся прямиком туда, где лежали мама и миссис Дорси. – Мы сейчас же возвращаемся домой.

Его слова громким эхом отдались по всему спортзалу. Многие люди уже спали, но те, кто еще не спал, подняли головы и повернулись, чтобы посмотреть, что стряслось.

– Ни хрена себе! – сказал Джесси. – Это что, твой отец?

Я ему не ответила. Я уже бежала прочь. Мама проснулась и села на своей раскладушке:

– Джим, что…

Миссис Дорси сказала:

– Перестань, Джим. Успокойся.

Если отец и слышал, что сказала миссис Дорси, он не подал вида и уже протягивал мне мой дождевик.

Сзади к нам подошел шериф Хемрик. За его спиной стояли еще несколько полицейских.

– Джим, поставь свои пожитки обратно, – сказал шериф.

– Я знаю свои права, – огрызнулся отец.

– Это обязательная эвакуация, – заявил один из полицейских, важно выпятив грудь.

Но отца это не испугало. Он сосредоточился на том, чтобы тщательно завернуть свой ноутбук в пластиковый пакет из супермаркета, потом спокойно сказал:

– Будь она трижды обязательна, это вовсе не значит, что вы можете силой удерживать меня здесь. Так гласит закон.

Шериф Хемрик примирительно поднял руку, чтобы утихомирить своего подчиненного, и, обращаясь к моему отцу, просительным тоном произнес:

– Осталось ждать только два-три часа. Утром вам всем разрешат вернуться домой.

Отец скрестил руки на груди:

– Я не верю, что вы сейчас говорите честно ни со мной, ни со всеми теми, кто находится сейчас в этом спортзале. – Я не понимала, при чем тут доверие к словам шерифа и какое отношение все это имеет к тому, что сейчас происходит с погодой. Было непохоже, что разлив реки – это какое-то хитрое надувательство. Паводок смыл дом моей подруги. Это было взаправду, это был непреложный факт. – Знаете, что я вам скажу? Я поставлю свои пожитки обратно, если вы честно ответите на мой вопрос. Завтрашний приезд сюда к нам губернатора как-то связан с теми топографами, которые в начале этой весны ходили вдоль реки, делая какие-то замеры?

Я смутно помнила, что отец тогда был из-за работы этих топографов сильно на взводе. Он даже поднял этот вопрос на собрании городских избирателей. Обыкновенно на эти собрания его возила мама, но на сей раз вести машину разрешили мне, потому что я только что получила ученические права. Во время заседания я сидела в заднем ряду и делала уроки. Отец тогда сказал, что хочет знать, откуда эти землемеры и что у них на уме, но никто так и не смог дать ему вразумительного ответа. Правда, если честно, я его почти не слушала, потому что все это казалось мне тогда таким скучным.

Я могла бы поклясться, что шериф Хемрик поражен до глубины души. Несколько секунд он стоял и, моргая, смотрел на моего отца. На щеках его выступили красные пятна.

– Джим, брось это дело. Веди себя разумно.

– Так я и думал, – сказал отец, потом повернулся к маме и тихо спросил: – Джилл, ты согласна? – Когда мама не ответила, он протянул к ней руку. – Ты же знаешь, я никогда бы не подверг тебя или Кили опасности. – Глаза его были широко раскрыты, и в них блестела решимость.

– Я знаю это, Джим.

Я тоже это знала, но все же…

Миссис Дорси нервно рассмеялась:

– Джилл, пожалуйста, образумь его!

Мама пожала плечами.

– Не выключай свой телефон, Энни, – попросила она, а потом обратилась ко мне: – Возьми свои вещи, Ки.

В это мгновение в спортзал вошла Морган с порозовевшим, только что умытым лицом:

– Что тут происходит?

– Хм… думаю, мы уходим.

Это прозвучало как шутка, но явно не было таковой, потому что отец уже шел к выходу из спортзала, высоко держа голову и громко стуча по паркетному полу кончиком своей палки.

Морган была ошеломлена. Она посмотрела на свою мать, но миссис Дорси уже села обратно на свою раскладушку, и ее металлические пружины заскрипели.

Идя вслед за мамой, я прошла мимо Джесси, который стоял и смотрел на меня, удивленно открыв рот. Я помахала ему на прощание рукой.

Ливай Хемрик отошел от остальных полицейских и торопливо зашагал к дверям спортзала. У меня внутри все сжалось – вдруг он попытается остановить нас, несмотря на то что другие полицейские не делали таких попыток? Он приблизился к дверям раньше нас, но не стал нам мешать, а просто стоял и смотрел, как отец тянет одну из дверей на себя. Я даже ждала, когда Ливай опять произнесет мое имя, как сделал это тогда, во время Весеннего бала, в коридоре, но он просто стоял и глазел на свои ботинки, пока наша семья выходила обратно под дождь.

Я сняла с плеч рюкзак и поставила его себе на голову, потому что вода сразу начала подниматься все выше и выше по моим ногам. С каждым шагом ноги все больше скользили по грязи, и я уже не видела, куда ступаю. Сейчас слой воды был намного глубже, чем когда мы прибыли в спортзал. И дождь продолжал лить с прежней силой. Несколько раз я чуть не отдала концы, перелезая через обочину или одну из этих бетонных плит, которыми огораживают места на парковках. Но я все равно старалась идти быстро, потому что… мы теперь были беглецами.

Отец остановился, подойдя к месту, где к школьной стойке для велосипедов были привязаны лодки. Многие наши соседи приплыли сюда на своих собственных весельных шлюпках, надувных резиновых лодках или охотничьих байдарках. Но отец предпочел отвязать длинное полицейское каноэ и потащил его прочь от других.

– Мы угоняем полицейскую лодку? – спросила я.

Он повернул лодку на бок, чтобы из нее вылилась скопившаяся в ней дождевая вода.

– Мы берем ее взаймы, – ответил он. – Просто взаймы.

Мама забралась в каноэ и осторожно села на дощатую скамейку на самом носу, надеясь, что это придаст суденышку большую устойчивость.

– Ну вот. А теперь подай мне свой ранец, – сказала она мне.

Я так и сделала, потом залезла в лодку сама и заняла ту скамейку, что была посередине. Мои легинсы были все в грязи, кроссовки тоже.

Отец закинул в лодку свою палку. Мама потянулась было к нему, чтобы помочь ему влезть на борт, но он залез сам, слишком торопясь, если учитывать его физическое состояние, отчего наша лодка едва не перевернулась. Отцу пришлось сидеть с вытянутой ногой, такой же негнущейся, как и лежащее рядом с ним одиночное весло. После того как лодка перестала ходить ходуном, он отвязал ее от велосипедной стойки и начал орудовать веслом, как шестом итальянского гондольера, погружая его в озерцо, образовавшееся на месте парковки, пока оно не упиралось в тротуар, и отталкиваясь, чтобы вывести нас на еще более глубокую воду.

Он уже промок насквозь.

Я вытянула шею, чтобы взглянуть на виднеющиеся за его спиной двери спортзала. Мне казалось, что копы могут в любую минуту осветить нашу лодку своими мощными фонарями и приказать нам вернуться. Но они этого не сделали. Вместо этого наша средняя школа становилась все меньше и меньше по мере того, как мы уплывали все дальше, пока в темноте я вообще не перестала различать ее очертаний. Сквозь стену дождя виднелись только огни ее парковки, но и они становились все более размытыми, как огоньки далеких звезд.

К этому времени отец уже вел нашу лодку по Главной улице.

Эбердин состоял из двух четко разграниченных частей: долины и холма, – и рельеф нашего городка всегда напоминал мне слегка вогнутый настил для скейтбордов. Большая часть холма от острой вершины вниз все еще была покрыта густым лесом, он покрывал почти три четверти склонов, и только здесь начинали появляться редкие дома, соединенные извилистыми проселочными дорогами.

Но большинство горожан жили в долине, на тянущейся одну милю между подножием холма и рекой сети перекрещивающихся улиц, на которых стояли их дома. По самому центру этой сети проходила Главная улица со своими магазинами, мастерскими и городским кинотеатром. Ни при одном из паводков, случившихся в Эбердине на моей памяти, вода ни разу не доходила до этой улицы. Но сейчас она выглядела как бурлящий поток.

Это означало, что, по крайней мере, половина нашего городка находится под водой.

Мы проплыли мимо стоящего на главной улице единственного в нашем городе светофора, на котором время от времени мигал красный свет, но сейчас свет не горел. На мгновение отец перестал грести, и мы поплыли туда, куда текла вода. Мы все смотрели на яркие огни прожекторов на склоне холма, скорее всего установленные спасателями, чтобы обозначить место, где произошел оползень.

Я подумала: может, с отца уже хватит и он наконец повернет нашу лодку обратно и поплывет назад в спортзал?

Но нет, он снова начал грести, от напряжения щеки его надувались, и из легких с каждым гребком шумно вырывался воздух. Даже в окутывавшей нас темноте я видела, как раскраснелось его лицо.

– Джим, отдай весло мне, – взмолилась мама. – Дай я немного погребу.

Но отец только покачал головой. Я тоже собралась было предложить ему свою помощь, но он только опустил весло в воду и оттолкнулся особенно сильно, чтобы лодка понеслась вперед еще быстрее, как будто старался доказать нам, что он может грести лучше всех.

Мама не могла отвести от него глаз, губы ее удивленно приоткрылись. И сто пудов, что у меня был сейчас такой же вид, как и у нее. Перед нами сидел тот самый человек, которого мы не видели уже больше двух лет.

Когда мы достигли северного конца города, вода наконец стала мелеть. Когда днище нашего каноэ заскребло по асфальту, отец привязал его к столбу знака остановки, сказав, что так полицейским будет легче его отыскать.

До нашего дома надо было пройти еще по крайней мере милю вверх по склону холма.

С неба по-прежнему лил дождь.

Когда мы прошли половину пути, отец, не обращая внимания на уверения мамы, что она прекрасно справляется со всем сама, забрал у нее чемодан на колесиках и покатил его перед собой одной рукой, а другой отталкивался от дороги концом своей палки, чтобы продолжать продвигаться вперед и вверх. Он двигался в сумасшедшем темпе, как человек, перед которым стоит великая задача и который твердо решил осуществить свою миссию, он обогнал нас с мамой футов на пятнадцать, и его палка стучала по дороге, выбивая четкий, ровный ритм. Мама несла свой ноутбук, спрятав его под непромокаемую куртку, чтобы он не намок, я же промокла до нитки, вода пропитала футболку, даже бюстгальтер.

Мы дошли до нашей парадной двери, только когда уже начал заниматься рассвет. Отец пообещал, что будет всю ночь дежурить, но при этом сказал, что вода вряд ли дойдет до нас. Электричества у нас не было, но отец поставил на стол свой ноутбук и включил его, чтобы он работал от аккумулятора, пока тот не разрядится.

Я поднялась наверх, стащила с себя мокрую одежду, надела ночную рубашку и подошла к окну моей спальни. Обычно я могла видеть отсюда реку, и открывающийся из моего окна вид всегда напоминал мне рождественскую деревушку, которую добрые христиане выстраивают под своими елками, деревушку с миниатюрными домиками, в окошках которых мерцают огоньки. Но сегодня ночью я видела только тьму.

Глава 11. Понедельник, 16 мая

После полудня ожидается частичная облачность. Максимальная температура 49 градусов по Фаренгейту.

Из-за всего этого непрекращающегося дождя я совсем забыла, каким теплым может быть солнце. Но, проснувшись на следующий день, я увидела, что его лучи просвечивают прямо сквозь мой плед, окрашивая белые простыни в медовые тона, похожие на запекающуюся в духовке желтую смесь для кексов.

Я сбросила с себя простыню и плед и села в своей полосатой ночной рубашке, скрестив ноги на постели. Когда-то у меня были пижамные штаны с таким же рисунком, которые хорошо к ней подходили, но они лопнули на заднице, когда я пародировала ту чудную походку, которой Уэс торопливо прошествовал через парковку у кинотеатра. Он двигался вперед огромными прыжками, предельно разводя при этом ноги, – это был первый и последний раз, когда я пошла вместе с ними в кино, и мы в конце концов опоздали на начало сеанса. Если честно, на этот его пробег по парковке смотреть было еще более неловко, чем на тех чудных старичков, которые ради променада совершают пробежки по большим торговым центрам. Когда я начала изображать, как Уэс несется в кино, Морган поначалу не хотела смеяться, она, кажется, даже немного на меня рассердилась, но в конце концов все-таки не выдержала и так расхохоталась, что у нее на глазах выступили слезы.

Солнце в моей комнате было повсюду. Я щелкнула выключателем прикроватной лампы, чтобы проверить, есть ли у нас в сети электричество, и, слава богу, оказалось, что его врубили. Все это, вместе взятое, вселило в меня надежду, что все у нас в городе в конце концов придет в норму.

Я снова подошла к окну.

Лужайка перед нашим домом была похожа на болото – везде, где были небольшие выемки, стояли лужи воды. Несколько веток на деревьях треснули и сломались. Но в целом урон был небольшой – мы могли его исправить, проработав во дворе самое большее день.

Но расстилающаяся у подножия холма долина была не похожа сама на себя. Я никогда не видела ничего подобного.

Река затопила все прибрежные улицы, превратив их в ручьи и вливающиеся в эти ручьи притоки, а дома возвышались над ними, как маленькие острова. Нигде не было видно мостовых из асфальтобетона – кругом была одна вода. Это зрелище казалось каким-то нереальным, от него бросало в дрожь. Вода перерезала все предметы пополам и как бы удвоила их, как это происходит в кривом зеркале в комнате смеха. У домов появились вторые крыши, у деревьев – по два ствола с ветками и листвой, у машин – по два верха кузова, но никаких колес. Когда поднимался ветер, все начинало переливаться под лучами солнца, и это напомнило мне картины, которые чудятся тебе за секунду до того, как пробуждаешься ото сна.

Только это был не сон. Это было бедствие для множества людей. Наводнение никогда еще не бывало таким сильным. Из-за него Элиза и ее семья потеряли все, и, судя по всему, урон, нанесенный остальным жителям города, был лишь немногим меньше.

Я поискала в постели свой мобильник, но он ночью свалился с кровати на ковер. Судя по его экрану, у меня была масса пропущенных сообщений и звонков. Одно сообщение было от Джесси, остальные девять – от Морган.

Я села на край кровати и начала читать сообщения от Морган в обратном порядке, начав с самых свежих и закончив самыми давними.

«О, БОЖЕ, КИЛИ, ПЕРЕЗВОНИ МНЕ!»

«Неужели они смогут это с нами сделать? Неужели это законно?»

«Кажется, меня сейчас стошнит».

«Это так несправедливо».

«Ну, все, меня стошнило».

«Знаешь, Ки, еще пять секунд – и я разревусь».

«Погоди, Ки, ты это слышишь?

Это последний шанс, что громкая связь на моем телефоне будет работать.

Охранник из наших младших классов (ну, Берт – ты его помнишь?) предложил маме занять его стул. Так мило с его стороны! Но, к сожалению, ему уже восемьдесят лет.

Ну вот, громкая связь накрылась. Если хочешь, я позвоню тебе и подниму телефон, чтобы ты могла слышать, что здесь происходит».

Женщины в туалете говорили, что утром в школу должен приехать губернатор и сделать какое-то важное заявление. И, судя по сообщениям Морган, новости у него были явно плохие. Может быть, срок действия чрезвычайного положения был продлен и людей заставляли оставаться в спортзале? А может, отказывались сообщить, чьи именно дома оказались затоплены паводком или еще хуже – разрушены? Морган и ее мать жили в четырех кварталах от реки. Хоть бы их дом остался цел.

Я почувствовала себя самой худшей подругой в мире, когда, набрав номер Морган, не услышала ни одного гудка и попала сразу на ее голосовую почту. Тогда я немедленно отправила ей сообщение. Хотя я уже знала, что что-то Морган сильно расстроило, я решила говорить бодро, пока не узнаю конкретно, что стряслось.

«Привет! Ты все еще в спортзале? Узнала какие-нибудь новости о вашем доме? Извини, что не ответила на твои сообщения. Позвони мне!!!! Дай мне знать, что с тобой ничего не случилось!!!»

Потом я открыла сообщение от Джесси.

Он отправил его мне в шесть часов утра.

«Надеюсь, ты добралась до дома НАРЕЧИЕ ОБРАЗА ДЕЙСТВИЯ. Я совершенно ГЛАГОЛ ПЕРВОГО ЛИЦА ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ СОВЕРШЕННОГО ВИДА, когда твой отец ПРОСТО взял и вывел вас из этой ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ ЖЕНСКОГО РОДА В РОДИТЕЛЬНОМ ПАДЕЖЕ + НАЗВАНИЕ ЧАСТИ ТЕЛА! Это было конкретно НАРЕЧИЕ ОБРАЗА ДЕЙСТВИЯ! Джулия просто ГЛАГОЛ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ от твоей игры в слова. А я тем временем сумел просто ИНФИНИТИВ ГЛАГОЛА СОВЕРШЕННОГО ВИДА на крайне незначительный отрезок времени.

Ну, все, сейчас я собираюсь пойти и ИНФИНИТИВ ГЛАГОЛА какое-нибудь БЛЮДО ДЛЯ ЗАВТРАКА. Спасибо еще раз».

Я снова легла в постель и откинулась на подушку. Хотя, строго говоря, сообщение Джесса и не требовало ответа, я все равно решила ответить, чтобы просто не прерывать диалог. Сначала я подумала было спросить, известно ли ему, как там сейчас его дом, но этот вопрос показался мне слишком уж серьезным. Поэтому вместо этого я решила скинуть ему несколько смешных ответов, которые подойдут для его импровизированного продолжения моей игры в слова.

Правда все-таки странная штука, ведь она заключается в том, что, даже когда твой город почти смыло наводнением, это вовсе не значит, что твоей любви к парню приходит конец.

Пока я лежала и думала, название какого БЛЮДА ДЛЯ ЗАВТРАКА звучит смешнее: пирожные с ГОЛУБЫМ ягодным кремом или ЯЙЦА по-бенедиктински, потому что просто КОЛБАСА стопудово показалось бы Джесси слишком скабрезным, экран моего телефона перешел в режим блокировки и на нем высветилось время – 13:13.

Вот жесть! Я проспала целую вечность! Наверняка дольше, чем спала бы на паршивой раскладушке в центре долбаного спортивного зала.

Я перечитала черновик сообщения, которое собиралась скинуть Джесси, предложила ему в качестве БЛЮДА НА ЗАВТРАК пирожное с ГОЛУБЫМ кремом и нажала кнопку «Отправить». Потом закрыла глаза и представила себе, как мое сообщение взмывает в солнечное небо и мессенджер доставляет его на телефон Джесси, и он открывает его, читает и смеется. Эта мысль напрочь прогнала всю печаль и страх, скопившиеся в моем сердце после минувшей ночи, и на нем стало так же безоблачно, как на ясном голубом небе, которое сияло за моим окном.

Я направилась было в ванную, но успела сделать только несколько шагов по скрипучим половицам, когда снизу, из гостиной, до меня донеслись голоса моих родителей. Наверное, они говорят о минувшей ночи, предположила я, хотя если точнее, я могла слышать только голос отца. В нем не было гнева, но он явно звучал слишком громко и возбужденно.

Я на цыпочках спустилась на несколько ступеней и наклонилась вперед, напрягая слух, чтобы разобрать, о чем именно отец сейчас толкует. Телефон в моей руке загудел. Я надеялась, что это Морган, но это был Джесси:

«Спасибо, ответ не подошел, но спасибо, что все-таки подыграла. А теперь правильные ответы: взял и вывел вас из этой ВОНЮЧЕЙ ЗАДНИЦЫ и СЪЕСТЬ ПИРОЖНОЕ ИЗ СЛОЕНОГО ТЕСТА. Кстати, где ты сейчас?»

Я напечатала: «Только что встала с постели. А где ты?»

Я нажала на «Отправить» в ту самую секунду, когда слова, произнесенные моим отцом, вдруг заглушил другой громкий мужской голос. Честное слово, мое сердце перестало биться.

Копы.

Здесь были копы.

Я стремглав сбежала вниз по лестнице на первый этаж, повернула в сторону нашей гостиной, но так и не смогла в нее войти. Потому что она уже была набита народом под завязку. Но это были не копы. В нашу гостиную набилось целых пятнадцать или двадцать семей, пять человек теснились на диване, люди сидели на каждом из кухонных стульев, расположенных по краям комнаты, стояли, прислонившись к стенам. В женщине, сидящей на радиаторе нашей батареи, я узнала одну тех, которые курили в школьном туалете минувшей ночью. Глаза у нее были красные и опухшие от слез.

Лица всех людей были обращены к моему отцу, который, находясь в центре всеобщего внимания, восседал на кресле, которое поставил перед камином. Мамы нигде не было видно.

– Послушай, Рассел, – сказал отец, обращаясь к более старому, чем он сам, мужчине в грязном рабочем комбинезоне, который сидел на нашем журнальном столике, сгорбившись, печально качал головой. Я узнала его – он был заправщиком на бензоколонке. – Я благодарен тебе за то, что ты пришел ко мне, но…

– Ты единственный человек в этом городе, который понял, к чему идет дело, Джим. И тебе хватило мужества сказать об этом во всеуслышание. Поэтому мы надеемся, что ты также сможешь придумать, как мы сможем это остановить.

Оглядываясь теперь назад, я понимаю, как много эти простые слова, должно быть, значили для моего отца. Из городского сумасшедшего, из надоедливого возмутителя спокойствия на этих дурацких заседаниях совета избирателей он вдруг превратился в человека, которого все уважали. И даже более того, в человека, который был всем нужен.

Отец смущенно опустил голову:

– Ну, есть уже масса прецедентов. Собственно говоря, около месяца назад произошел рейдерский захват земли на острове Блок-айленд. Тамошний мэр пытался утверждать, что некоторые частные дома на береговой линии будто бы стали непригодны для жилья и превратились в трущобы, так что их можно отобрать у владельцев в принудительном порядке, выбросить из них людей на улицу, а на их месте построить богатые особняки, чтобы увеличить приток налогов в городскую казну.

В гостиной воцарилось молчание. Все были слишком потрясены, чтобы говорить. Никто здесь никогда не слышал эту историю, а мне самой она была знакома только потому, что, когда это произошло, отец громко ругался, возмущаясь таким произволом, целую неделю.

Из той части гостиной, которой я не видела, раздался высокий женский голос:

– Может статься, они собираются так же поступить и с нами! Минувшей ночью на первом этаже моего дома до самого верха стояла вода, но сейчас большая ее часть уже сошла. Весь ущерб свелся только к нескольким выбитым рамам. Но мне вдруг заявляют, чтобы я не тратилась на ремонт и что я просто должна продолжать ночевать в спортзале, покуда оценщики не оценят размер нанесенного мне ущерба. Мне сказали, что так у меня выше шансы получить хорошие деньги.