Текст книги "Это ужасное поместье"

Глава 13

Они вместе выскочили на холод и помчались за лестницей. Она была не очень высокая, как раз по длине сарая, но раздвигалась вдвое. Прикинув намётанным глазом высоту, Альманах решил, что её и вправду хватит, чтобы дотянуться до верхнего края стены. Взгромоздив стремянку на тачку, дети заторопились через деревья к ближайшему участку стены. Раздвинув стремянку на полную длину, они прислонили её к скользким камням. Верхняя перекладина оказалась и впрямь близко к краю стены – футах в пятнадцати над землёй.

– Я первая. – Этта торопливо полезла по стремянке.

– Уверена, что это безопасно? – Альманах покрепче ухватил лестницу, скользящую по мокрой земле. – Какое-то оно всё гнилое, по-моему.

– Пфа! – фыркнула Этта. – Не нервничай, глупыш.

Однако и сама ближе к концу лестницы умерила прыть. Перекладины под ней прогибались. Девочка гадала, выдержит ли лестница даже её вес, не говоря уже о взрослом вроде Сайласа.

– Почти долезла, – сообщила она, не сводя глаз с верхней перекладины и упорно перебирая руками. Ещё усилие – и она сумеет заглянуть за стену. – Почти до… Ой!

Её левая нога с мокрым хрустом прошла прямо насквозь размякшей перекладины. Этта дёрнулась было вверх к следующей, но когда подломилась и та, осталась балансировать на одной правой ноге – но тут же с визгом заскользила вниз в туче обломков гнилой древесины. Наконец вся лестница расщепилась надвое, скинув девочку прямо на Альманаха, который неуклюже попытался её подхватить, но лишь сам рухнул в грязь лицом вниз.

– Ай! – вскрикнула Этта, хватаясь за руку, из которой торчала длинная щепка.

– Ты не могла бы?.. Уф, спасибо. – Альманах перекатился на спину, выпутываясь из передряги. – Дай посмотрю.

Ухватив щепку двумя пальцами, он осторожно вытянул её. Из ранки тут же полилась кровь. Этта заморгала, отгоняя слёзы, вызванные скорее стыдом, чем настоящей болью.

– Надо бы промыть, – сказал Альманах. – Как считаешь, стоит рассказать Сайласу, что случилось?

– Зачем? – Стыд быстро сменился злостью. – Так ему и надо, нечего оставлять где ни попадя неисправные лестницы. Я бы могла шею сломать!

– Но не сломала же. – В его голосе Этта слышала куда меньше сочувствия, чем, по её мнению, заслуживала. – Я ж тебе говорил – осторожнее!

– Ты не так сказал! Ты сказал…

– Так ли важно, что именно я сказал? – Ссориться ему не хотелось. – Теперь лестница сломана. Наверное, это было неизбежно. И тут нет ничьей вины, правда, – просто не повезло.

Этта не разделяла его уверенности.

– А вдруг это заклятие?

– Сломало лестницу?

– Ну да. Чтобы не дать мне перелезть через стену.

– Но где оно тогда? Я тут никаких надписей не вижу.

– Потому что оно спрятано же, помнишь? Где-то ещё. Ему вовсе не обязательно быть написанным именно тут. Ты что, совсем не слушал, что я тебе говорю?

Он пожал плечами, твёрдо уверенный, что она никогда не упоминала ничего подобного, и снова посмотрел, как у неё рука. Кровь текла уже меньше, но Альманаху всё равно хотелось смыть набившуюся в царапину грязь.

– Пойдём обратно. Я постираю нашу одежду и повешу сушиться. За ночь просохнет.

– Тьфу ты, ёлочки! – воскликнула она, осматривая испачканное платье – всё в грязи и мокрых листьях. В первом пылу огорчения она даже не успела подумать, во что превратилась её одежда в результате падения. Им и так не удалось сбежать, а тут ещё и это. Невыносимое унижение! Этта знала, что она не просто ворчливая служанка-замарашка, но выглядела сейчас именно так. – Да, пожалуй, лучше вернёмся.

– Давай. А при чём тут ёлочки? – спросил Альманах, берясь за ручки тачки.

Она покраснела.

– Я что… Ох же ты! Так мама всегда ругается, если при мне и сёстрах.

Они двинулись в сторону особняка. Альманах вспоминал, как у них с мальчишками из приюта тоже имелся свой набор завуалированных бранных слов на случай, если попечительница неподалёку. Правда, Джош был готов при любой возможности вернуться к оригиналам.

Мальчика кольнуло чувство вины. Занимаясь делами и приноравливаясь к новой жизни, легко было мысленно откладывать написание письма Джошу. Но как, скажите на милость, вообще отправить письмо, если чары не выпускают никого из поместья? Эта мысль терзала его ничуть не меньше, чем страх перед неизвестным волшебником, который может его убить.

– Ракушки и черепушки! – выпалил он.

Этта покосилась на него:

– Мать-и-мачеха!

– Лягушкины ушки!

– Кошки-блошки!

Решительно оставив историю неэлегантного падения Этты позади, вскоре они уже сидели на кухне, закутавшись в одеяла. Выстиранная одежда сушилась над плитой, рана на руке Этты была промыта, обработана мазью и перевязана. Но главная проблема никак не шла у Альманаха из ума.

Перед тем как подниматься на крыльцо к синей двери с молотком в виде подмигивающего льва, он придержал Этту за локоть.

– Ты и правда думаешь, это всё заклятие?

– Скорее всего. Ворота не открываются, через стену мы перебраться, похоже, не можем… – Она посмотрела на фасад дома и поёжилась. – И есть всего один способ точно выяснить, из-за того же заклятия это или нет.

– Ну да – найти, прочитать и попробовать снова, – кивнул Альманах. – И надо непременно успеть до того, как тот, кто наложил эти чары, вернётся.

– Да! Но сперва найти. С завтрашнего дня – никакой болтовни с леди Симоной, никаких песен Уго…

– Нет-нет, продолжай. Веди себя как всегда и ничего не рассказывай им про… где они находятся, где бы они ни находились.

– Но почему? Уж верно, они знают.

– А может, и нет. Если их там застигло, когда на дом набросили заклятие, может статься, оно накатывало так медленно, что они ничего не заметили. И правда их сейчас только огорчит и растревожит, особенно если у нас ничего не выйдет. Не думаю, что на их месте мне бы хотелось, чтобы мне рассказали. «Кстати, наши новые друзья, вы мертвы». Уж лучше не знать.

Этта сражалась с совестью. Уж слишком велик был секрет, поди сохрани. Но ведь оставался и шанс, что они с Альманахом ошибаются, а в таком случае точно лучше придержать пока эти жуткие новые мысли при себе.

– Ну ладно, – согласилась она, хоть и не без колебаний. – Будем молчать, пока не узнаем наверняка. Но тогда – расскажем. Потому что надо. Согласен?

– Согласен.

Он повесил голову, думая об ожидающих его жутковатых подвалах. Если ему так ещё ни разу не встречались привидения, это не значит, что их там нет. Может, тот же Исаак. Все Эттины «они просто то, что остаётся от человека, когда тела уже нет» его ничуточки не успокаивали. Люди бывают злыми и вредными, а значит, и призраки тоже.

– Уверена, что не хочешь махнуться работой?

– Абсолютно уверена, – отозвалась она, но, увидев, как вытянулось у него лицо, сжалилась. – Ну, может, только на завтра, если тебе от этого будет легче.

Альманах не знал, что и сказать, разрываясь между облегчением и виной.

– Ты это всерьёз?

Да, она говорила всерьёз, несмотря на урок, прочно усвоенный ей, младшей из двенадцати детей. Никто и никогда не вызывается делать работу, которую делать не хочет. Это безумие. Но, может, если Альманаху хоть на денёк станет полегче, оно того стоит.

Пока они сидели на кухне в тепле, кутаясь в полотенца и повесив одежду сушиться, Уго самодовольно заявил, что они лишь потеряли напрасно время, гоняясь за мадам Ирис. Альманах уже почти позабыл, с чего начались приключения этого вечера.

– А что я вам говорил? – сказал Уго. – Она не из разговорчивых, а если что и говорит, то такое, чего слушать не стоит.

– Значит, она всё-таки разговаривает? – спросила Этта, сама не зная, что испытывает при мысли, что её собеседник, как бы дружелюбен ни был, возможно, уже мёртв.

– Иногда.

– И что она говорит? – вклинился Альманах, которому было точно так же не по себе. Знают ли призраки, что они мертвы? Не слишком ли грубо затрагивать эту тему?

– Да всякий вздор несёт. Опасный вздор. В следующий раз не обращайте на неё внимания. Обещайте!

Но они ничего не пообещали. Этта была твёрдо намерена в любой ситуации поступать так, как сочтёт нужным, а Альманах тихо надеялся, что в ближайшее время тема эта будет не актуальна.

Глава 14

На следующий день, стоя перед грудой вонючего мусора, Этта ошарашенно гадала, о чём вообще думала, соглашаясь поработать в подвале. Надземная часть особняка являла собой воплощение респектабельности и порядка, но под землёй царил омерзительный хаос. Альманах успел заметно продвинуться, но всё равно оставалось ещё слишком много. Разве такие завалы расчистишь в одиночку, даже с помощью позаимствованной из сарая лопаты и самодельной тачки?

Впрочем, от таких мыслей не было никакого прока. В конце концов, это её идея, да и подвал не казался таким уж страшным после того, как она расставила по нему семнадцать свечек в серебряных подсвечниках, чтобы разогнать тени по дальним углам.

– Всего один день, – напомнила она себе, подвязывая хвостики и берясь за лопату.

В трубе постучали, словно подбадривая её, но Этта не блистала способностями в освоении кода Олив. Да и от мысли, что и Олив, возможно, привидение, ей было сильно не по себе. Если верить историям, которые она слышала, призраки встречаются ещё реже чародеев и более непредсказуемые, чем те. И оттого что Олив не проявляла к Этте ничего, кроме доброты и дружбы, девочке становилось ещё более неловко за свою неловкость.

Насвистывая песенку – одну из народных песенок Уго, хотя она и не осознавала этого, – Этта взялась за работу, стараясь беречь больную руку.

Тем временем Альманах пролистывал книги в поисках каких-нибудь тайных заметок или ещё чего неожиданного, сгорая от тревожного нетерпения. В приюте ему редко выдавалась возможность почитать, потому что для сирот, не проявивших способностей к магии, литературные занятия не считались делом первой необходимости. На счастье, он не позабыл уроков, так что теперь испытывал страшное искушение просто выбрать какую-нибудь одну книжку и углубиться в неё. Но Альманах мужественно боролся с ним. Если в библиотеке спрятано какое-то заклинание и он найдёт его, то прочтёт вслух, разобьёт, и вот тогда-то… Как говорит пословица, что будет, то будет.

Приступив к более упорядоченным поискам, он взял с нижней полки самого ближнего к двери стеллажа первую книгу и начал тщательно пролистывать. Ни единой записки не выпало из страниц, ни единой пометки не обнаружилось на полях. Лишь одно слово, возможно имя, чёрными чернилами на самом последнем листе.

Стормлей.

Почерк был твёрдым и чётким. Даже суровым. Следующая книга оказалась помечена точно таким же образом. И следующая. Альманах представил себе, как глава семьи сидит за письменным столом, тщательно и размеренно подписывая по очереди каждый экземпляр в своей библиотеке. Или у него на это имеется секретарь или лакей? Альманах понятия не имел, как люди со средствами устраивают свою жизнь.

Как бы там ни было, «Стормлей» не имел никакого отношения ни к «Руине посла Осмей», ни к «Лесу сира Бупомойна», так что эта загадка тоже осталась неразгаданной. Ещё одна загадка, вдобавок ко всем прочим, не больше того.

У мальчика быстро установилась рутина. Взять книгу. Пролистать страницы, не выпадет ли чего. Просмотреть поля и обложку, нет ли каких надписей от руки. Поставить книгу обратно. Времени на более тщательный осмотр не было – во всяком случае, если он планировал покончить за сегодня со стеллажом, а Этта ясно дала понять, что на это рассчитывает. Альманах знал: ему не придётся принюхиваться, чтобы распознать магию. Если что-то будет выбиваться из общего ряда, он заметит.

Осматривая томик С. Дж. Лавгрина «Бестиарий ангелов», он заметил первую страницу с загнутым уголком. Он уже собирался поставить книгу на место, решив, что это означает лишь то, что какой-то неизвестный читатель взялся за «Бестиарий ангелов», да так и не дочитал до конца. Однако инстинкт заставил его присмотреться получше.

Уголок триста семьдесят девятой страницы был аккуратно загнут. Альманах на всякий случай записал номер – мало ли, вдруг окажется важно. На то, чтобы проглядеть текст на странице, ушло порядочно времени, уж больно мелким шрифтом он был набран, но Альманах не сдавался. И на третьей снизу строчке обнаружил подчёркнутое слово: «карниз».

Он записал и его, а потом посмотрел на две свои записи: число и слово, гадая, что они означают. Никакой очевидной связи между ними не проглядывалось.

– Ты очень тих, мой друг. Пластинка с Die Schwarze Spinne уже давно доиграла.

Чтобы избежать необходимости разговаривать, Альманах поставил наугад какую-то пластинку.

– Ох, Уго, прости. – Альманах заставил себя говорить нормально, хотя ему тоже было неловко в обществе Уго. Чем серьёзнее тайна, тем серьёзнее вина: так всегда говорила попечительница. А может ли найтись тайна серьёзнее, чем «Кстати, ты, скорее всего, мёртв»?

– Просто задумался. А скажи, слово «карниз» тебе как-нибудь откликается? Оно помечено в книге.

– Я знаю, что это такое, но ты ведь не о том спрашиваешь, да?

– Нет, не о том. – Уклончивые ответы Уго всегда было очень трудно интерпретировать. – Насколько легче было бы, если бы ты мог просто рассказать нам о заклятии.

– Владей домом какие-то чары, сдаётся мне, у них нашлись бы причины не желать, чтоб я о них рассказывал.

– Полагаю, чтобы мы их не разбили.

– Заклинания – странная штука. Так говорит мой дедушка. Он очень недолго ходил в ученичестве у одного счетовода, который пытался научить его магии, но почерк у дедули был до того плох, что так и не вышло. Он мне как-то сказал, мол, заклинания – просто слова, в которые волшебники вкладывают чуточку себя. У них есть собственный ум, и они часто понимают всё очень буквально. Вот почему волшебникам приходится очень осторожно подбирать слова.

– Чтобы не получить беды вместо воды?

– Да! Или плетей вместо детей.

– Холода вместо золота.

– Или даже голода.

Оба рассмеялись. Во время таких разговоров было легче лёгкого забыть, что Уго может оказаться призраком. Альманах вспомнил, как по ночам в приюте, когда гасили свет, они перешёптывались с Джошем, подбадривая друг друга в унылой темноте. Кто подбадривает его друга теперь, когда Альманах покинул приют? Думает ли Джош, что Альманах его забыл? Ничто не могло быть дальше от правды!

Отложив «Бестиарий ангелов» в сторону на случай, если он ещё понадобится, мальчик торопливо снял с полки следующую книгу. Ни завёрнутых уголков, ни подчёркнутых слов в ней не оказалось. Как и в следующей, и в следующей, и в той, что за ней…

Второй загнутый уголок и следующее слово нашлись через полчаса – на сей раз в книге «Немыслимая слива» на сто восемьдесят девятой странице. Слово было – «аккордеон».

– Нашёл ещё что-нибудь? – поинтересовался Уго в ответ на азартное восклицание Альманаха.

– Да! И знаешь, что это значит?

– Не, не знаю.

– Значит, это что-то да значит! Один раз мог оказаться случайностью, но два… Значит, кто-то нарочно загнул уголки, чтобы мы не пропустили слово. То есть эти слова что-то означают. Может, номера страниц тоже. И названия книг с именами авторов – тоже… Уго, не знаешь, а тут был когда-нибудь библиотекарь?

– Угу. Библиотекарша. Её звали Вероникой.

– Что с ней сталось?

Уго ничего не ответил – верный признак, что ему помешало заклятие. Если библиотекарша Вероника и впрямь оставила подсказки, чтобы помочь тем, кто придёт после, очень может статься, заклятие сотворило с ней что-то ужасное. Вот ещё одна причина, почему нужно разбить заклятие и как можно скорее уносить ноги.

– Наконец-то мы продвигаемся! – сказал Альманах, надеясь, что не ошибается. – Этта будет довольна.

– Сдаётся мне, она бы предпочла сделать это открытие сама, – заметил Уго.

– Ой, ты прав. – Радостное возбуждение Альманаха начало потихоньку улетучиваться. Он склонился над граммофоном. – Может, ей там внизу тоже повезло…

Увы, Этте не повезло. Как энергично она ни орудовала лопатой, а не сыскала ровным счётом ничего существенного. Поднявшись наверх перекусить, она уныло выслушала отчёт Альманаха о найденных им шести загнутых уголках и с несчастным видом принюхалась к исходящей от неё вони – единственной награде за труды. Она вся перемазалась, а мусора перелопатила куда меньше, чем надеялась. И надо же было поменяться с Альманахом именно сегодня, когда он что-то нашёл и вся слава досталась ему!

– Как насчёт экскурсии по дому? – спросил он с таким видом, точно эта идея пришла ему в голову только что.

Этта подозревала, что он предлагает это, лишь чтобы её порадовать, – и уловка сработала. Самую малость. Подсказки библиотекарши Вероники могут и подождать, пока она продемонстрирует свои таланты первопроходца.

– Ну ладно, – согласилась она. – Сейчас, только карту возьму.

Они начали путешествие от парадной лестницы и успели столько раз куда-нибудь свернуть, что Альманах совсем потерял чувство направления. Несколько раз он был уверен, что они возвращаются туда, где уже были, но всякий раз какая-нибудь новая ниша или окно доказывали, что и место тоже новое.

– Тут столько всего – можно заблудиться, точно в лесу! – пошутил он. – Может, отсюда и название про лес сира Бупомойна.

– Ерунда. Не может такого быть. А если бы и так, я тогда напомню о башне: она же совсем рассыпается. Практически руина.

Альманах не засмеялся, потому что не мог понять, шутит она или нет.

– Ну, покажи мне свою башню. Высокая она?

– Не очень. Я называю её башней, но, знаешь, по сути это просто старая сторожка над воротами.

Они пришли к короткому переходу, каменный пол которого был до того истёрт ногами множества проходящих, что в камнях образовались углубления посередине. Переход заканчивался грубо вытесанной аркой, ведущей в саму башню, которая, на взгляд Альманаха, напоминала скорее старинные укрепления, чем башенку из сказки: приземистая и суровая. От серых стен исходил холод. Когда-то на верхний этаж башни вела лестница, но теперь от неё остались лишь отметины на стенах. Альманах задрал голову и посмотрел на далёкую крышу, гадая, кто жил и сражался в этих стенах.

Этта не разделяла его сентиментального настроя. Опустившись на колени, она разглядывала разложенные на полу листки со своей самодельной картой.

– Ага. Они построили вокруг. Смотри!

Мальчик присел рядом с ней, и она принялась объяснять. Этта не замечала этого раньше, потому что карту рисовала на нескольких разрозненных листках. Но теперь, когда повела Альманаха на экскурсию, ей пришлось мысленно их сложить – и перескочить на новый уровень понимания.

– Это вот четыре крыла. – Она показала на карте. – А это башня. Что ты замечаешь?

– Крылья образуют крест.

– Да, и…

– Башня стоит в центре.

– Именно. Крест отмечает место.

– Место чего?

– Откуда мне-то знать? Я не архитектор. И не чародей.

Альманах снова посмотрел на ведущую в башню арку. Теперь, разглядывая её под слегка иным углом, он различил на камне очертания многохвостого льва и буквы, чуть размытые от времени, но всё ещё читаемые.

– Этта, смотри!

На камне было выбито имя «Стормлей».

Глава 15

Крики и вопли, эхом разносящиеся по коридорам поместья, становились всё громче и громче по мере того, как источник переполоха приближался к кухне.

– Это не ты нашёл, а я!

– Но заметил-то я!

– И что? Тебе одному сегодня всё удовольствие?

– Что? Слушай, это же не важно…

– По всей видимости, важно, потому что…

– Да я не про то! Это не важно! А важно, что оно всё связано: библиотека, башня…

– Так и я тебе о чём!

Когда Этта с Альманахом вошли на кухню, их встретил поток сажи из трубы.

– Уго! – требовательно крикнула Этта в камин. – Что ты знаешь про Стормлея? Он имеет какое-то отношение к заклятию на доме?

Ответа не воспоследовало.

– Ты его напугала, – заметил Альманах.

– Ничего подобного! Это всё ты.

– Ты же орёшь!

– Если ты не заметил, орали мы оба!

Альманах заставил себя говорить нормально, отчего, разумеется, его голос сразу стал звучать высокомерно и снисходительно.

– Я не собирался орать, просто ты меня провоцируешь.

– Ах вот оно что.

Этта схватила стакан и собиралась уже запульнуть в Альманаха, но в последний момент передумала и, налив в стакан воды, выплеснула на него. К её удивлению, он вдруг расхохотался. Весь мокрый, раскрасневшийся от перепалки, он сложился пополам и, упёршись руками в коленки, выл от смеха.

– Ты была похожа… на… попечительницу… приюта! – кое-как выговорил он. – А ей семьдесят два!

– Ну спасибочки. Но ты заслужил!

– Уж это точно. – Он вытер глаза и выпрямился. По лицу у него ещё текла вода. – А умеем мы, а? Я даже не помню, с чего мы вдруг завелись.

– Ты сказал… нет, я сказала… Ох, ёлочки, какая разница?

– Ёлочки! – Альманах снова сложился пополам от смеха.

На сей раз Этта тоже захохотала, и прошло несколько минут, прежде чем они вновь обрели способность говорить, не покатываясь со смеху.

– На чём мы остановились? – спросил Альманах, ставя на плиту чайник, чтобы приготовить горячего шоколада.

– Я собиралась предложить проверить портреты, вдруг там отыщутся какие-нибудь Стормлеи. Знаешь, вдруг это фамилия прежних владельцев замка.

– Или библиотеки. Отличная идея. Давай после ланча ты займёшься этим, а я продолжу с книжками. Или наоборот?

– Я возьму картины, это же моя идея.

Этта отыскала остатки хлеба и принялась нарезать толстые ломти для бутербродов. Дурные предчувствия, что томили её, не развеялись до конца даже после смеха. Она знала, что Альманаху стыдно и что он теперь старается быть с ней особенно милым, но её обижало, что он так и не извинился за ссору, в которой его вины было не меньше половины.

– А завтра поменяемся обратно, – сказал он.

– Отлично. А то я боюсь, что никогда уже не избавлюсь от этого запаха.

День, однако, ещё не закончился, и Этта проявила, пожалуй, даже излишнюю тщательность, рассматривая многочисленные портреты поместья в поисках имён изображённых на них людей. Что угодно, лишь бы избежать мусорной повинности. Результаты её изысканий включали в себя одного герцога, двух дам и нескольких пыльных рыцарей – из которых многие, но не все, оказались Стормлеями. Кроме Стормлеев было ещё несколько Даггетов, хотя она так и не поняла, кто они такие. Зеленоглазая девочка с облаком чёрных волос с портрета в вестибюле оказалась Пермилией Стормлей. Этот портрет Этта успела уже полюбить больше всех прочих. Не только потому, что он был нарисован рукой мастера, но и потому что юная Пермилия смотрела с портрета очень решительно, явно давая понять, что сдаваться она не привыкла.

– Вот странно-то, – сказал Альманах, когда Этта зашла в библиотеку рассказать о своих находках. – Вести записи родословной на сотни лет назад! Я и родителей-то своих не знаю!

В глубине глаз у него промелькнула боль. Он редко касался этой темы. Этта удержалась и не сказала, что ему повезло, раз у него не было отца, который бы его не хотел, и матери, которая считала бы его ниспосланным небесами испытанием.

Поскольку не удалось найти никакой связи между портретами и магией или заклинанием, девочка сменила тему на более оптимистическую.

– А у тебя тут как дела? Новые подсказки от таинственной Вероники?

– О, да! Теперь, когда я знаю, что надо искать загнутые уголки, дело пошло гораздо быстрее. Ты просмотришь оставшуюся библиотеку в два счёта.

Он протянул ей листок бумаги. Под словами «карниз» и «аккордеон» теперь было подписано «когда», «велосипед», «ржавый», «нет», «меч», «сломанный», «серп», «право» и «статуэтка» – и номера страниц к каждому слову.

– По-моему, на заклинание не похоже, – заявила Этта. – Чепуха какая-то.

– Давай пока не сдаваться.

– Я и не предлагала.

– Знаю. – Он с видимым усилием сдержался, чтобы не огрызнуться по привычке. – Ну что, хочешь, поменяемся местами? С радостью теперь поработаю внизу.

– Нет. Я же обещала тебе целый день. Не хочу, чтоб потом меня обвиняли, что я мухлюю.

– Ну ладно тогда. Развлекайся.

– Нечем там развлекаться!

Этта затопала обратно в подвал. Видела бы сейчас мама, как она добровольно берёт на себя ненавистную работу, хотя Альманах великодушно предлагал возможность уклониться. Пожалуй, решила она, это потому, что она всё равно уже изгваздалась.

Снова взявшись за лопату, она перебирала в голове сегодняшние открытия. Десять слов – на первый взгляд никак между собой не связанных. Одна фамилия. Особняк в форме буквы Х. Всё – новое знание, но всё так или иначе неполное. Наверняка к списку добавятся новые слова. И кто такие Стормлеи, она тоже не знала. А крестик, возможно, относился к башне, а возможно, и нет, Этте ведь хватало ума понимать, что карта сама по себе тоже ещё не закончена.

Вот взять, например, подвал. Идеальное место, чтобы спрятать что-то магическое. Но только вот как потом найти во всём этом мусоре спрятанное?

Некоторое время спустя – девочке оно показалось вечностью – она решила, что хватит с неё на сегодня махать лопатой и толкать тачку через горы гниющей дряни.

– Сколько времени, Олив? Простучи мне ближайший час.

«Пять» – простукал ответ. Самое время для долгожданной ванны в одной из роскошных гостевых ванных комнат на первом этаже. Однако Этта решила сперва ещё быстренько заглянуть вглубь подвала. Взяв подсвечник и убедившись, что у неё есть запас спичек на случай, если прыгающее пламя погаснет, она отправилась на разведку. Кто знает, что может найтись в этом огромном подземелье за грудами мусора?

Миновав относительно небольшой участок, который они уже успели расчистить, она залезла на груду мусора и двинулась вперёд, осторожно передвигая ноги из опасений наступить на что-нибудь острое. На счастье, туфли у неё были на толстой подошве. Время от времени спотыкаясь о торчащие из общей груды остатки давно забытых предметов – искорёженных, погнутых, испачканных и неузнаваемых, она продвигалась всё глубже в тень.

Вот так выглядят долгие годы богатства и расточительства, сказала она себе. Рушатся здания, руины стираются с лица земли, но мусорные ямы вечны. Великолепное место, чтобы спрятать тут что-нибудь. Очень умно со стороны доктора Митили было отправить сюда Альманаха.

Огонёк свечки в руке девочки дрожал и съёживался от духоты. Пожалуй, пора поворачивать, пока она сама не задохнулась. И тут она зацепилась за что-то правой ногой и, чудом не выронив свечу, с криком рухнула на груду мусора. Свеча замигала, но всё же не погасла.

Затаив дыхание, Этта выждала, пока огонёк выровняется, а потом обернулась, пытаясь высвободить застрявшую ногу.

Носок туфли у неё угодил под изогнутый край какого-то деревянного предмета, торчавшего из мусора, точно корявый древесный корень. Подёргав ногой, девочка кое-как высвободилась и, потерев щиколотку, осторожно поднялась на ноги. Похоже, она потянула ногу не так уж сильно, так что могла стоять. С досады она пнула здоровой ногой предмет, о который споткнулась, – старое колесо, не до конца ушедшее в груды хлама. Вполне достаточное препятствие, чтобы поймать неосторожного исследователя врасплох.

Совершенно ни разу не волшебное, а значит, хуже чем бесполезное.

Олив что-то простучала по трубам.

– Если ты спрашиваешь, как я, то ничего, – сказала Этта. – Лучше присмотри, чтоб котёл у тебя там работал, а то теперь мне нужна не одна ванна, а две.

Трубы утвердительно звякнули ещё раз.

Этта двинулась обратно. Дух первопроходца в ней угас, руки были измазаны во всякой липкой дряни, по спине стекала какая-то слизь. Девочка от души радовалась, что завтра разгребать мусор снова отправится Альманах. А ей придётся лишь выписывать загадочные слова Вероники. А уж их значение она, Этта Джейкобс, рано или поздно поймёт.