Текст книги "Сыщики с Нанкин-роуд"

– Любовниками? Конечно же нет. С какой бы тогда стати Джейкоб Спенсер так легко и просто согласился на то, чтобы Клод путешествовал с ними, если бы они в прошлом были любовниками? Они – друзья, почти семья: Клод и Эвелин вместе росли. Их матери – близкие подруги, так что Эвелин подолгу жила в Париже.

– Звучит захватывающе, – прошептала Элис. – Ездить в Париж.

– О, поверь мне, – заявила Маргарет. – До того как меня наняли Поулы, я занималась воспитанием двух юных леди и могу засвидетельствовать, что жизнь у них далеко не сахар. Стоит им покинуть чрево матери, как тут же начинается планирование их жизни, причем до мельчайших деталей. Бьюсь об заклад, Эвелин с младых ногтей знала, что выйдет замуж за Джейкоба Спенсера, и готова поставить на то, что она впервые его увидела за пару недель до свадьбы.

– Какой ужас, – прошептала Эмма, глядя в небо.

– Полагаю, что на свете существует немало гораздо более ужасного, чем выйти замуж за американского миллионера, недурного собой и обходительного, – с улыбкой сказала Маргарет. – Пара вещей по меньшей мере.

Эмма расхохоталась, за ней – Элис. И все трое еще довольно долго лежали на пляже, пока не приехал извозчик, чтобы отвезти сестер в отель. День получился замечательным и продолжал быть таким ровно до тех пор, пока они не вернулись и Эмма и Элис не поднялись к себе переодеться. Именно тогда все стало портиться.

– Где же, где? – Эмма перерывала свою постель, поднимая и одеяло, и подушку, разыскивая что-то в простынях. – Черт возьми, куда же оно запропастилось?

– С тобой все в порядке? – спросила Элис, застегивая чистую блузку и решительно не понимая, что происходит.

– Да, вот только… – Сестренка ее явным образом была не в себе: расстегнутое, перепачканное в песке платье, в одной руке – подушка, а другой она в отчаянии вцепилась в собственные волосы. – Элис, мне кажется, нас обокрали.

– Что? Глупостей-то не говори…

– Никакие это не глупости. Кто-то воспользовался нашим отсутствием в течение целого дня, чтобы проникнуть прямо сюда и украсть письмо, которое лежало у меня здесь, под подушкой.

– Письмо? Какое еще письмо?

– Ну, это долгая история. – Эмма жалобно застонала. – Поверить не могу, что я была такой дурой – нужно мне было взять его с собой!

– Эмма, послушай. – Элис попыталась воззвать к голосу разума. – Ну кому бы могло прийти в голову что-то у тебя украсть? В «доме» кроме нас троих живут только два человека: Хуберт и Джонатан. Ты что, и вправду думаешь, что это был один из них?..

– Нет, это были не они, – перебила ее Эмма с пугающим блеском в глазах. – Это сделал Шаожань.

И прежде, чем Элис успела хоть что-нибудь предпринять, чтобы ее успокоить, Эмма выбежала из комнаты – наполовину одетая и злая, словно фурия.

XIII

Шаожаня она нашла за стойкой регистрации, лицом к лицу с аккуратной и ухоженной старушкой, которой он давал консультацию по поводу расположения лучших магазинов одежды Международного поселения, набрасывая на листке бумаги небольшую карту, чтобы той было легче сориентироваться. Дама так и таяла от любезности юноши, и это еще больше повысило градус злобы, охватившей Эмму. Как только старушка удалилась, оставив Шаожаню на стойке монетку за труды, девушка решительно ринулась к нему.

– Ты, наверное, думаешь, что я дура, – выпалила она ему в лицо вместо приветствия.

Шаожань счел необходимым подровнять почтовые открытки в небольшой витрине на столе, прежде чем с полной невозмутимостью обернулся к ней.

– Я вовсе не думаю, что ты дура, – проговорил он в ответ, неторопливо одергивая белые рукава своей формы. – Думаю я совсем другое: у тебя расстегнуто платье и песок в волосах.

Эмма громко фыркнула.

– Ты без спроса вошел в комнату, где живут две женщины, и рылся в наших вещах.

Шаожань выгнул бровь и саркастически улыбнулся. По крайней мере, подумала Эмма, наконец-то он оставил эту свою невозмутимость, что так выводит ее из себя.

– И что навело тебя на такую мысль? Ты чего-то недосчиталась?

Эмма, сдвинув брови, вперила в него злобный взгляд, а Шаожань хохотнул, понимая, что эту партию он уже выиграл. На такой ход Эмма не рассчитывала. Обнаружив, что письмо Шерлока Холмса исчезло, она пришла в такую ярость, что ей даже в голову не пришло, как смехотворно будет выглядеть обвинение Шаожаня в краже. В такую ловушку она попала впервые в жизни. До этого дня всегда получалось выйти сухой из воды.

– Ты не понимаешь… – заговорила она с досадой, не очень-то осознавая, на кого направлена эта досада: на нее саму или на Шаожаня.

– О нет, я думаю, что прекрасно все понимаю, – заверил ее Шаожань, наклоняясь над разделявшей их стойкой, чтобы быть к ней ближе и иметь возможность понизить голос. В словах его внезапно прозвучали нотки злости. – Понимаю, что ты – воровка без капли уважения к чужим правам собственности, в том числе старого больного человека.

Эмма ощутила слабый всплеск чувства вины.

– Мастер Вэй знает? – практически пропищала она.

Этот вопрос несколько приглушил негодование Шаожаня: он вновь отклонился назад и несколько секунд долгим внимательным взглядом изучал Эмму. Как будто он в первый раз видит ее, как будто уже забыл два своих прежних впечатления от нее: первое явление девушки, только что прибывшей в Шанхай, которой он так ласково улыбнулся при входе в отель, и образ бессовестной воровки, посмевшей что-то стащить, будучи гостьей в их доме. Возможно, пронеслось в голове у Эммы, сейчас он сочиняет для себя нечто среднее.

– Мастер Вэй ничего не знает, – сказал он ей. – Я придумал предлог и переложил все вещи у него на столе, чтобы он исчезнувшего письма не заметил.

Эмма молча кивнула, опустив голову и уперев взгляд в полированную столешницу.

– Наверное, мне следует сказать тебе спасибо… – произнесла она наконец.

– Не обольщайся, я это сделал не для тебя. На самом деле я хочу, чтобы ты держалась подальше от Джонатана.

Голос Шаожаня прозвучал твердо и резко. Эмма в изумлении подняла на него глаза.

– Что?

– Ему совсем не нужно, чтобы кто-то вроде тебя был с ним рядом: я тебе не доверяю.

В эту секунду в холл отеля вошли Клод Ожье и Эвелин Спенсер. Друзья детства держались под руку и тихо переговаривались, улыбаясь друг другу. Клод подошел к Шаожаню за ключами от своего люкса и люкса Эвелин, сославшись на то, что мистер Спенсер вернется чуть позже.

– Ты не мог бы попросить горничную приготовить мне ванну в номере? – ласковым голосом попросила Эвелин у Шаожаня.

Клод, в свою очередь, обратился с просьбой прислать ему в номер обед и бутылку «Шамбора». Он и вправду оказался таким красивым, как описывала Элис, а улыбка была и вовсе чарующей, однако Эмма вряд ли находилась в подходящем состоянии духа, чтобы обратить на это внимание. В эту минуту для нее имело значение только одно: Шаожань думает, что она – угроза для Джонатана.

Когда юный регистратор распрощался с парочкой друзей – несколькими фразами на французском, к удовольствию Клода, – и обернулся к Эмме, его лицо вновь преобразилось. Он поднял на нее взгляд без какой-либо злости.

– Джонатан не похож на тебя или на меня, не похож на большинство людей. Он все воспринимает слишком близко к сердцу. Если бы он узнал, что ты украла что-то у мастера Вэя из какого-то каприза…

– И вовсе не из каприза, – перебила Эмма. – Для меня это письмо тоже очень важно. – Шаожань пришел в некоторое замешательство и слегка нахмурился, однако дал ей договорить. – Я знала того, кто его написал.

В изумлении парень широко открыл глаза.

– Ты знала английского детектива? Шерлока Холмса?

Она кивнула, горделиво распрямляя плечи, и принялась одергивать рукава платья, стремясь привлечь к себе внимание, как несколько минут назад это делал Шаожань. На мраморный пол холла просыпалось немного песка. Эмма предпочла не заметить этой детали.

– Я входила в «Сыщики с Бейкер-стрит». И была одним из самых старых его членов.

Судя по всему, ее способности уличной воровки не слишком впечатлили парня, однако это известие, без сомнения, возымело нужный эффект. Очень медленно Шаожань кивнул.

– Ладно, но только я не имею ни малейшего понятия, что это должно означать.

Эмма смиренно подавила глубокий вздох.

– Я на него работала, то есть работали все мы – мои друзья и я. Мы приносили ему разные слухи и сплетни, собирая их по всему городу.

Шаожань не казался сильно впечатленным полученным пояснением.

– Слушай, я уже понял, что ты была с ним знакома, и понял, что ты удивилась, увидев эти письма в доме учителя, но ты ведь просто могла об этом сказать. Ну, не знаю, например так: «Эй, Шаожань, знаешь что, а ведь письма-то эти написал мой шеф! Я была членом отряда писчиков с Бейкер-стрит».

– Сыщиков, – поправила она.

– Да без разницы. Мастер Вэй наверняка поведал бы тебе о нем. Точнее сказать, даже с превеликим удовольствием это бы сделал. И тебе не потребовалось бы ничего брать у него без разрешения.

Но именно это Эмма всегда и делала – брала вещи, не спрашивая на то ничьего разрешения. Только так можно было добыть хоть сколько-нибудь стоящую информацию. Мастер Вэй рассказал бы ей только о том, что сам захотел бы поведать, ни больше ни меньше. А прочитав письмо, она узнала, что и мастер когда-то был сыщиком. Но никому же из них не пришло в голову об этом даже упомянуть, пока они сидели у него в гостях и пили чай. Разумеется, она не стала ни о чем подобном говорить Шаожаню. Хотя то, что она сказала, отчасти тоже было правдой.

– Я не знала, в какой степени я могла вам доверять, ведь Шерлок водил знакомство и с разными опасными людьми.

– Об этом я слышал.

Первый раз за все время этого разговора голос Шаожаня прозвучал не столь враждебно. Эмма сделала вывод, что новости добрались и до Шанхая.

– Вы ведь уже слышали, да? – спросила она. – Что Шерлок Холмс погиб?

Шаожань подтвердил ее догадку.

– Британские газеты перепечатываются здесь с опозданием всего в один день, так что мы не слишком отстаем от новостей. Учитель очень горевал по поводу этой утраты. Они давно уже писали друг другу не чаще раза или двух в год, но Холмса он любил. И он до сих пор ломает голову, что привело Холмса к этому водопаду и кого он преследовал.

Теперь Эмма почувствовала еще бóльшие угрызения совести оттого, что лишила мастера Вэя письма его старинного друга. Но ее вдруг осенило: она поняла, как сможет загладить свой дурной поступок и заодно попытаться убедить Шаожаня, что ей можно доверять. Единственное, что ей удавалось так же хорошо, как воровать, – это снабжать информацией тех, кто в ней нуждается.

– Так, значит, вы не знаете, кто погиб вместе с ним?

Шаожань сначала отрицательно покачал головой, а потом с внезапно проснувшимся интересом поднял на нее глаза.

– В газетах писали о некоем преступнике, по следам которого он отправился в Швейцарию, однако имя его не раскрывалось.

В голосе его слышалось нетерпение, как будто он страстно желал получить от Эммы подтверждение того, о чем уже подозревал, но не решался озвучить свои догадки.

– Шерлок называет это имя в своем письме, – сказала она. Как раз это обстоятельство более всего и поразило ее, когда она читала текст: тот человек существовал в переписке Шерлока Холмса двенадцатилетней давности. – Профессор…

– Мориарти, – закончил за нее обескураженный Шаожань. – А ты точно знаешь? Уверена в том, что это именно он?

Эмма кивнула, удивившись такой реакции парня.

– Совершенно уверена. Это не попало в газеты, но некто из близкого круга Шерлока Холмса подтвердил это одному из моих друзей: тот, кого он преследовал, – это Джеймс Мориарти, главарь преступного мира. И оба они погибли, упав со скалы в водопад.

Шаожань что-то громко сказал по-шанхайски, обращаясь к горничной, которая ставила свежие розы в огромные вазоны при входе. Та немедленно направилась к стойке регистрации. Шаожань покинул свое место, обогнул стойку и подошел к Эмме.

– Послушай, – сказал он ей, переходя на английский. – Возможно, я еще и поверю в твои слова и даже может так случиться, что снова стану тебе доверять… Но мне нужно, чтобы ты прямо сейчас пошла со мной в одно место.

XIV

Бат, сентябрь 1881 года

Дорогой друг,

надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии и что воды Богемии оказали на тебя более благотворное воздействие, чем таковые на английских курортах.

Хотя я вполне отдаю себе отчет в том, что твое благополучие обладает первостепенным приоритетом, все же я по сей день сожалею о твоем вынужденном отъезде. Мне же тем временем приходится доживать летний сезон в скучнейшем Бате без твоего присутствия, сопровождая матушку в художественные галереи и слушая как всяческие глупости из уст Шеррифорда (он начал ухаживать за одной юной леди, дочерью землевладельца из Йоркшира, и, судя по всему, просто не способен говорить ни о чем другом, спаси и сохрани нас Господь), так и бесцеремонные высказывания Майкрофта (по крайней мере хоть ему удалось вырваться из Бата в середине сезона, поскольку его срочно вызвали в Лондон).

Через пару недель и я собираюсь переселиться в Лондон. Теперь, когда с учебой покончено, никакого смысла оставаться в Кембридже для меня нет, как, с другой стороны, нет у меня и желания вернуться в поместье родителей. Как только устроюсь на новом месте, обязательно тебе сообщу новый адрес, чтобы мы и впредь могли поддерживать переписку.

Теперь относительно того, о чем ты писал в последнем письме… Мой досточтимый друг, тебе почти что удалось заставить меня умирать от зависти. Представь себе: сижу я за столом вместе с целой толпой скучнейших джентльменов, что лезут из кожи вон, поддерживая беседу на самые малозначительные темы, и читаю о твоих подозрениях относительно главаря преступного сообщества, который, похоже, тайно контролирует весь город Карловы Вары. Должен признаться, что никогда в жизни не слыхал я о Бизоньози, но эта фигура кажется мне поразительной. Владелец стекольной фабрики, ни больше ни меньше! Отныне никогда я уже не стану смотреть на бокал богемского хрусталя прежними глазами. Как бы мне хотелось оказаться там, с тобой, и заняться расследованием этого дела взамен того, чтобы быть втянутым в бесконечный водоворот званых ужинов, ланчей и официальных приемов.

По крайней мере я получил возможность хоть чем-то себя занять, изучая присланные тобой материалы. Буду честен с тобой: не сплю две ночи подряд от возбуждения. И да не отвратит тебя сей факт от того, чтобы держать меня в курсе твоих исследований, дорогой друг. Напротив! Мой мозг в застое начинает бунтовать, и единственное, чего я желаю, так это чтобы Лондон смог бросить мне больше интеллектуальных вызовов, чем Кембридж или Бат.

Напоследок сообщаю, что я крайне немного, или же ничего, не смог выяснить относительно двух британцев, которых ты упоминаешь в качестве тех, кто в эти дни появляется с Бизоньози в Карловых Варах. То, что мне удалось разузнать относительно Себастьяна Морана, вполне, по-видимому, согласуется с описанием этого человека, которое ты мне предоставил: начал карьеру в качестве военного, однако вскоре подал в отставку. Похоже, что в военных кругах пользуется дурной славой.

Ты наверняка помнишь полковника Фрейма? Он уже в отставке и обычно проводит в Бате каждое лето. Однажды нам довелось с ним побеседовать, когда мы с тобой присели отдохнуть на скамейку возле соборной площади. Он был тогда с женой и дочкой. (Какую я сказал глупость – разумеется, ты его помнишь, ты же всегда и все помнишь.) Ну так вот, полковник Фрейм служил вместе с Мораном и смог кое-что о его характере мне поведать: Себастьян Моран имел обыкновение с изрядной частотой, как только получал увольнительную, наведываться в Африку, чтобы охотиться там на все подряд, на любую известную науке живность. «И кто его знает, откуда он только деньги на это берет», – прибавил бывший полковник. Жалованье у вояки, разумеется, не слишком щедрое.

Другой субъект, которого ты упомянул, некто Джеймс Мориарти, представляет значительно больший интерес. Кажется логичным, что человек, подобный Бизоньози, считает полезным держать при себе бешеного кровожадного лейтенанта вроде Себастьяна Морана, но я ума не приложу, для чего ему понадобился Мориарти. Ты удивишься, узнав, что интересующий нас второй персонаж – преподаватель алгебры в Оксфорде. Некоторые молодые люди, с которыми я, по настоятельным требованиям моей матушки, общаюсь в последнее время, с ним знакомы. В нем самом нет ничего особенно странного или подозрительного за тем исключением, что, судя по всему, он обладает блестящими умственными способностями: двадцати одного года от роду стал автором трактата о биноме Ньютона, имевшим определенный успех в европейских научных кругах. По моим ощущениям, там есть еще кое-что, что пока от нас ускользает, некий фрагмент пазла, которого на данный момент у нас нет. Я берусь еще поразмыслить на эту тему и если что-нибудь придумаю, то обязательно тебе напишу.

И хотя я всячески приветствую и одобряю дальнейшие твои разыскания относительно Бизоньози и его окружения, как и то, что ты посвящаешь меня в свои успехи и продолжишь это делать, но все же пообещай, что ты будешь больше отдыхать и воспользуешься своим пребыванием в Богемии, дабы избавиться от всех своих недугов. Сделай так, чтобы лишение меня твоего общества – единственного, что доставляло мне удовольствие в этом городе, – послужило хоть чему-то полезному.

С искренней привязанностью,

Шерлок Холмс

XV

Кто-то нетерпеливо постучал в дверь кабинета, и Хуберт поднял глаза от документов. В ту же секунду он догадался, что за дверью Шаожань. Джонатан ворвался бы к нему, не спрашивая разрешения, а все остальные работники отеля, не исключая Маргарет, стали бы стучаться в дверь администратора более сдержанно.

– Войдите.

Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что Шаожань войдет к нему не один, а вместе с Эммой Дойл. Внешний вид молодых людей свидетельствовал о весьма различном состоянии их духа: Шаожань был бледен и встревожен, а Эмма смущена, как будто она предстала перед ним совершенно неожиданно для себя.

– Что это с вами такое? – с тревогой поинтересовался Хуберт. В голову ему закралась только одна мысль о причине, по которой Шаожань мог бы прийти в такое смятение. – Что-то случилось с мастером Вэем?

– С ним все в порядке, – поспешил с ответом Шаожань. – Сегодня утром ему вообще-то слегка полегчало. Дело не в этом.

Хуберт кивнул и опустил перьевую ручку. И стиснул ее с такой силой, что металлическое перо расплющилось о бумагу, посадив на страницу бухгалтерской книги жирную черную кляксу.

– Хорошо. – По крайней мере контролировать свой голос у него получается. – Так в чем же дело?

Молодые люди, переступив порог, шагнули вперед. Шаожань закрыл за собой дверь, а Эмма тем временем обводила комнату внимательным взглядом, с почти что исследовательским интересом. «Девочка ничуть не похожа на старшую сестру», – подумал Хуберт. Элис Дойл имела обыкновение сосредотачиваться на человеке, что был перед ней: на его глазах, на движении его рук и ритме дыхания, как будто стремилась через жесты проникнуть в самые потаенные закоулки его души. Но ее младшая сестра будто бы цеплялась в первую очередь за материальные предметы и за то, что именно могут они рассказать о своем владельце. В этом смысле Хуберт был совершенно спокоен: ничто в этом кабинете ни в малейшей степени его не выдавало; ничто не говорило о том, кто он, чем занимался в своей жизни, что с ним некогда происходило.

– Эмма должна кое-что тебе рассказать, – наконец произнес Шаожань, подходя к столу Хуберта. Тот поднялся со стула, прислонился к книжному стеллажу за спиной и уперся в них взглядом. – Она узнала о том, что случилось, незадолго до их с сестрой отъезда из Лондона. Думаю, это может представлять для тебя интерес.

Хуберт пристально разглядывал девушку, которая, судя по ее виду, пришла в еще большее замешательство. Совсем юная англичанка, едва ли пятнадцати лет от роду. Что же может она знать такого, что представляло бы для него интерес?

– Очень хорошо, – отозвался Хуберт, стараясь ничем не выдать недоверия. – Так что же вам удалось разузнать, мисс Дойл?

– Ну… – Эмма еще раз посмотрела на Шаожаня – тот подбадривающе кивнул ей, – после чего вновь перевела взгляд на Хуберта. – Мы с Шаожанем только что говорили о гибели Шерлока Холмса. Это тот человек, с которым мастер Вэй познакомился двенадцать лет назад в Англии. Я его тоже знала.

– Тот самый английский сыщик, что погиб в декабре? – переспросил Хуберт, пытаясь проигнорировать эти «двенадцать лет назад» и девятый вал эмоций, пробуждением которого грозило любое упоминание этого человека. – Да, насколько мне известно, они состояли в переписке. Так в чем же дело?

Знал он о Шерлоке Холмсе не так чтобы много. Мастер Вэй познакомился с этим человеком незадолго до того, как приехал в Богемию, во время своего кратковременного пребывания в английском городке Бат. По всей видимости, он, как и сам мастер, был частным детективом. Вероятно, именно мастер Вэй и подвиг его встать на эту стезю. У Вэй Луна был такой талант – превращать других в лучшую версию их самих.

– В газетах не сообщалось имя преступника, по следам которого он шел, – вмешался в разговор Шаожань. – Упоминалось только то, что оба они погибли, сорвавшись со скалы и упав в водопад, помнишь?

Хуберт кивнул. Рейхенбахский водопад. Он прочел эту новость, поражаясь театральности этой гибели и предвидя горе мастера Вэя, поскольку речь шла о знакомом ему человеке, однако больше об этом не вспоминал и не задавался вопросом, кем был тот, другой, погибший вместе с Холмсом.

И вдруг он все понял. Понял нетерпение Шаожаня, понял его взгляд, светившийся страхом и надеждой. Как будто парень сам не осмеливался до конца поверить в только что услышанное и ему было необходимо, чтобы это услышал Хуберт. А тот держался максимально прямо, стараясь не ударить в грязь лицом перед Эммой Дойл, хотя собственная рука, вцепившаяся в книжную полку, его выдавала.

– Так кем же был тот, кто погиб вместе с Шерлоком Холмсом? – обратился он к девочке с вопросом. Его английский прозвучал как-то странно. Он был охвачен желанием говорить на совсем другом языке: заорать, выкрикнуть свой вопрос как-то иначе.

– Это был тот, кого он какое-то время уже выслеживал. Некий могущественный человек, который руководил преступной сетью, что окутала всю Европу, – пояснила она. – Его звали Джеймс Мориарти.

О том, что случилось в Карловых Варах

Третья часть

– Профессор Мориарти, – заговорил Бизоньози, опуская руку на плечо Хуберта. – Позвольте представить вам Хуберта Елинека, моего нового ассистента. Это сын Виктора. Он будет сопровождать вас во время пребывания в нашем городе.

Мориарти поднял глаза и безо всякого интереса окинул взглядом Хуберта.

Джеймс Мориарти безвольно раскинулся в одном из множества кресел бесчисленных совещательных комнат, которыми Бизоньози заполнил верхний этаж фабрики. За последние дни Хуберту уже случалось здесь заплутать в тщетных попытках отличить одну такую гостиную с вычурной мебелью и тяжелыми гардинами на окнах от другой.

– Очень хорошо, молодой человек, – проговорил Мориарти на чешском, щедро приправленном его британским акцентом. – Я дам тебе адрес своего отеля; приходи по этому адресу каждое утро в восемь двадцать, чтобы я имел возможность выдать тебе список поручений на день.

И прежде, чем умолк его голос, он уже успел внимательно сосредоточиться на странице книги, которую держал в руках. Профессор Мориарти, хоть и казался надменным, вид имел, по крайней мере, вполне безобидный. И Хуберту показалось в тысячу раз более предпочтительным быть приставленным к нему, а не к Себастьяну Морану.

– Разумеется, господин, я непременно там буду.

Не прошло и двух дней после его последнего посещения фабрики «Гран-Панталеоне», как отец вновь призвал его к себе и сообщил, что Бизоньози выразил пожелание, чтобы мальчик начал на него работать: «Не на фабрике, а время от времени выполнять кое-какие поручения». Эта деталь несколько примирила с данной новостью мать, которая придерживалась мнения, что сын нужен ей дома: и в лавке помогать, и за братишкой присматривать. Однако Хуберт тут же почувствовал, что на сердце его опустилась каменная плита. Он совсем не хотел туда возвращаться после того, что довелось ему в тех стенах услышать, а уж тем более ничуть не хотелось становиться мальчиком на побегушках у Бизоньози. Впрочем, тогда он и представить не мог, что именно предполагала эта работа.

Однако всю первую неделю на рабочем месте Хуберту не пришлось ничего делать, кроме как носить письма из одного конца города в другой. По-видимому, все Великие семейства города Карловы Вары состояли в постоянной переписке с Бизоньози. Включая семейство Костка – то самое, о внутреннем конфликте которого Бизоньози вместе с его отцом вели беседу в присутствии Хуберта в ставший роковым для него впоследствии день. Хуберт никак не мог выбросить из головы тот разговор. Вот почему, явившись в дом старика Костки с корреспонденцией, он почувствовал сильное искушение обратиться к мажордому с просьбой позволить переговорить с его хозяином. Он мог бы предупредить старика, мог сказать ему, что сын и невестка задумали сжить его со свету, а Бизоньози, которому стало известно об этом, даже предложил им тут посодействовать. Тем не менее Хуберт ничего такого не сделал.

Уже на следующий день Бизоньози приставил его к Джеймсу Мориарти в качестве личного ассистента. И потребовалось какое-то время, чтобы Хуберт окончательно расстался с детством и смог наконец понять, что же в тот вечер произошло.

Чтобы Хуберт осознал, что его визит в дом старика Костки был его испытанием и что он, промолчав, благополучно его прошел.