Текст книги "Клятва Короля Теней"

Глава 10. Фор

– Видите, большой король? Эт самые сурьезные из их. А еще тута.

Мой главный инженер, Гхат, спешит вдоль стены; к обручу, опоясывающему его толстый череп, прикреплен кристалл лорста. Озаряя его светом тьму, он ведет меня по глубочайшим уровням дворца, между камнями фундамента. Он останавливается у одного камня, который прошили глубокие трещины, и засовывает руку в одну из расщелин. Та пропадает до самого локтя.

Бледные глазки-бусинки блестят в свете кристалла, глядя на меня. Кажется, что он скорее в восторге, чем в ужасе, словно совершил потрясающее открытие. Тем временем у меня внутри разверзается бездна страха.

Прошло уже два мерцанья и одно бесконечное сумрачье с тех пор, как мои подчиненные освободили меня из комнаты королевы. Я вышел из нее прямиком в хаос. С тех самых пор я в движении, встречаюсь со служащими дворца, облегчаю их страхи, выслушиваю доклады, стараюсь царственно выглядеть, издаю указы и официальные заявления, принимаю решения о крупном и мелком ремонте. Некогда отдыхать, некогда есть. Практически некогда дышать.

Первые сообщения из нижнего города воодушевляют. Несколько смертей, потеря кое-каких ветхих жилищ на окраинах, никакого крупного ущерба. Один мост потенциально опасен и перекрыт, все движение пустили в обход. В целом же разрушения, о которых мне доложили, кажутся относительно незначительными, а завалы расчистят в течение нескольких дней.

Сам город, похоже, находится в оцепенения от шока. Он противоестественно спокоен, словно горожане все как один набрали в грудь воздуха и затаили дыхание. Ждут моих действий. Ждут, что я скажу, как быть дальше.

Я велел моему канцлеру составить официальное заявление и разослать по улицам глашатаев с сообщением о том, что я занимаюсь поисками причин пертурбаций и предлагаю всем продолжать свои повседневные дела. Заявление, полное покоя, порядка и здравомыслия.

А затем Гхат вызвал меня в нижний дворец. Вот почему я и оказался здесь, глядя на то, как он показывает мне различные трещины в нашем фундаменте. Какие-то из них толщиной с волосок. Другие же, как та, в которую сейчас погрузилась его рука, более внушительны.

Он поворачивает ко мне свое широкое каменнокожее лицо, один уголок его большого рта резко опущен книзу.

– Я за ентой уже давненько смотрю, – говорит он. – В прошлый раз, как я приходил, у меня ток большой палец туды и влазил. А щас…

Заканчивать ему нет нужды. Я и сам вижу. Я провожу рукой по стене, скользя пальцами по краю трещины. Не могу избавиться от ощущения, что стоит лишь покрепче ухватить и пожестче дернуть – и этот разлом побежит прямиком вверх, сквозь дворец, и целиком обрушит его мне на голову.

Гхат смотрит на меня. Его суровые глаза медленно моргают, сначала один, затем другой.

– Все плохо, большой король, – говорит он на своем ярко выраженном нижнекаменном диалекте. – Видал я трещины, как енти, в кой-каких других больших зданиях города. В храме. В старой часовой башне у нижнего восточного моста. В основании Круга Урзулхар.

– В самом деле? – Круг Урзулхар – это одно из старейших, самых священных мест во всем Подземном Королевстве. Я мрачно усмехаюсь. – А я-то считал, что Круг под защитой богов.

– Боюсь, нет, большой король. – Гхат качает своей тяжелой головой. – Коль енти ворочанья продолжатся, Круг рухнет первым. – Он вставляет в держатель второй кристалл лорста, и теперь по полу разлита лужица света. Взяв измерительный стержень, он начинает рисовать на толстом слое пыли у меня под ногами. Несколькими быстрыми штрихами он набрасывает схематичную, но точную и узнаваемую карту города. Гхат, может, грубоват и каменношкур, но он в своем деле гений.

– Тут и тут, – говорит он, показывая точки на карте, – еще один тута. Енти места будут шибко порушены, когда придет пора. Восточный город падет первым. Остальное рухнет вскорости. Как начнется, рухнет все.

Я изучаю его чертеж. Моим глазам он кажется нечетким, непонятным. Я не хочу понимать. Я хочу наступить ногой в самый центр этих набросков, пинать их, размазать их, уничтожить даже воспоминание о них.

– Так всегда было суждено, – наконец говорит Гхат, делая шаг назад и обозревая свою работу. – Порой мне кажься, что план по обрушению города в сам город и встроили. Ему не помешать.

– Сколько времени у нас осталось?

Он пожимает плечами.

– Коль больше не будет ворочаний, может, еще тыща оборотов цикла. Даже больше. Но коли ворочанья станут сильнее, да с такой же частотой… я бы и одного цикла не дал.

Я не отвечаю. Не могу. Желудок ухнул вниз, горло перекрыло. Я могу лишь стоять и смотреть на эту карту. Смотреть на те кривые линии, что он провел поверх очертаний города, который я люблю.

– Как далеко зайдут разрушения? – наконец спрашиваю я, мой голос осип. – Ты говоришь только о Мифанаре?

– О нет. Мы погибнем все. Великий Конец начнется тут – прям вот тута, – он указывает на Круг Урзулхар. – Город падет самое большее за несколько часов. Как начнется, разойдется быстро. Еще до сумрачья все Подземное Королевство развалится на… – он делает паузу, закатывает глаза и быстро подсчитывает: —…кажись, где-то на четыре сотни островков на один укус. Может, на семь больших.

– Хоть какие-то города уцелеют?

– Навряд ли. Может, Вальтург? Он к поверхности поближе, от больших трещин подальше. Но вот другие… нет. Им крышка.

– И что же нам делать?

Гхат пожимает плечами, грубый камень, покрывающий их, скрежещет.

– Молиться?

Я стискиваю челюсти.

– Эвакуироваться.

На это, однако, инженер фыркает.

– И куда ж, по-вашему, мы пойдем, большой король? В Аурелис? В Ноксаур? Трольдам место только с другими трольдами.

– Быть может, в мир людей, – медленно говорю я, и мне вовсе не приятно озвучивать эту мысль. Мне не понравилось мое краткое пребывание в том мире, но он может похвастать многочисленными высокими горными цепями, под которыми ни один человек не осмелился поселиться. Быть может, мы могли бы найти убежище в их пещерах и глубинах.

Однако Гхат тут же разражается смехом.

– Удачи с тем, чтоб заставить трольдов пойти за вами. Прочь от квинсатры и всего того, из чего строится хорошая жизнь. Не, не. – Он утирает ладонью свое широкое плоское лицо и вновь пожимает плечами. – Когда я помру, то буду похоронен под камнями и булыжниками моего дома. Не такой плохой и конец. Для тролля. Кой-кто сказал бы, что енто единственный хороший конец.

Тролля. Я подмечаю это слово, но не спрашиваю его об этом. Вместо того я рычу:

– Говоришь, как Тарг и Культ Арраог.

Гхат хмыкает.

– Умог Тарг странный, но дело говорит. Зачем бороться с тем, что нельзя побороть, а? – Когда я не отвечаю, он протягивает руку и похлопывает меня по плечу. – Не волнуйтесь, большой король. Большинство и не увидит, как город падет.

– Правда?

– Канеш нет! Большинство умрет от яда задолго до того.

На этой обнадеживающей ноте я благодарю моего инженера и спасаюсь бегством. Путь по бесчисленным крутым ступеням наверх, на жилые этажи дворца, долог. Поднимаясь, я практически готов поклясться, что чувствую, как камни вокруг меня расширяются и сжимаются с медленной ритмичной пульсацией, похожей на глубокие вдохи и выдохи.

Закрыв глаза, я кладу руку на стену и прислоняюсь к ней. Пытаюсь ощутить то Присутствие. Глубоко-глубоко внутри. То непостижимое сознание, что абсолютно ничего не ведает обо мне и моем народе. Подобный разум не понять. У меня больше шансов соединиться разумом с каменной блохой за считаные секунды до того, как мой ботинок ее расплющит.

Стиснув зубы, я отрываюсь от стены и продолжаю подъем по лестнице. Как сказал Гхат, нет смысла бороться с тем, что побороть нельзя. Но я пока не намерен прекращать борьбу. У меня еще осталось несколько маневров. Не знаю уж как, но я должен привести Мифатов в Подземное Королевство. Я слышал истории о поразительных деяниях, что совершали эти людские маги, используя слова, дабы черпать магию напрямую из Источника и подчинять ее своей воле. Если в этих историях есть хотя бы крупица правды, то, уж конечно, они смогут использовать такую силу, чтобы помочь Мифанару.

Но если я собираюсь добыть Мифатов, то мне нужен рычаг давления на Ларонгара. А это значит… Фэрейн. Фэрейн, которую я обещал отослать домой. Фэрейн, которой с момента прибытия в мое королевство уже трижды грозила смерть. И которая все равно настаивает на том, что хочет остаться.

Фэрейн.

Жизнь моя или моя погибель.

– Ты что, в самом деле собираешься просто пройти мимо, будто меня здесь и нет? Или я куда лучше, чем обычно, слился со скалой?

Я останавливаюсь и медленно поворачиваю голову к затененному алькову справа. Там я смутно различаю своего брата, прислонившегося к стене и опасно ухмыляющегося. Воплощение беззаботной грации.

Сердце бьется быстрее. Я делаю короткий вдох и напоминаю себе, что Сул мне не враг. Во всяком случае, это не доказано. Он все еще, к добру или к худу, мой брат.

– Ну? – говорю я, решив не отвечать на его колкости. – Ты ее нашел?

Сул отталкивается от стены и неспешно выходит из теней под свет фонаря, свисающего с высокого потолка.

– Прости, брат мой. – Он потирает заднюю сторону шеи, лицо его опечалено. – Мои люди прочесали весь дворец. Она, судя по всему, испарилась сразу же после земных толчков. По описанию она ничем не отличается от всех прочих девушек, работающих в купальнях. Раз у нее нет больше никаких примечательных качеств или отметин, о которых можно порасспрашивать, то мне даже имени ее не добыть.

Я молча гляжу на брата. Сул смотрит на меня в ответ столь же каменным взглядом, затем наконец качает головой и рычит:

– Боги небесные и подземные, Фор! Не надо вот на меня смотреть этим своим взглядом разочарованного старшего брата. Тебе не кажется, что я и так уже чувствую себя как полный гутакуг из-за всей этой ситуации? Это из-за меня ты оказался уязвим. Я это знаю. Я бы и за миллион оборотов цикла не догадался, что девушку можно использовать как сосуд для яда! Ну это в том случае, если твоя теория вообще верна. Согласись, звучит она несколько неправдоподобно…

– Тогда скажи, как еще это могло произойти.

Услышав мой резкий голос, Сул делает полшага назад.

– Я не знаю. – Его глаза сощуриваются. – Может, ты и удивишься, узнав это, но мои источники информации не бесконечны. Я работаю с тем, что у меня есть, и я достану тебе те ответы, до которых смогу дотянуться. – Затем он оскаливается, тихо ругаясь. – Я просто рад, что ты не сделал ничего, что подвергло бы всех нас опасности.

Сдержав порыв ухватить его за грудки, я резко отворачиваюсь и иду дальше по проходу. Я знаю, что имеет в виду мой брат; его намеки вполне прозрачны. Его нисколько не заботит, что новая доза раога чуть не побудила меня убить Фэрейн. Ему лишь важно, чтобы брак с принцессой Гаварии оставался недействительным. Поддайся я той жестокой похоти, что всколыхнул во мне яд, я бы связал себя и весь Мифанар условиями письменного соглашения между мной и Ларонгаром. Записанные человеческие слова имеют власть над всеми фейри. Окажись дело сделано, я бы тут же обнаружил, что отправляюсь на войну в царство людей со своими лучшими воинами. Оставляя Мифанар под угрозой. Без короля.

Было близко. Слишком близко.

Сул нагоняет меня.

– Брат, – говорит он и протягивает руку. Я резко останавливаюсь и обращаю к нему очередной холодный взгляд. Он невесело улыбается. – Ну ладно тебе, ты что, все еще меня подозреваешь? Ты поэтому такой?

Я не отвечаю.

Вновь выругавшись, Сул делает шаг назад и раскидывает руки.

– Ну так что же мне сделать? Тебе полегчает, если ты вновь придавишь меня к земле? Может, мне лечь бревном и подставить шею под твою королевскую пятку? Потому что я вполне готов унижаться столько раз, сколько потребуется, чтобы ты опять начал мне доверять.

Его глаза широко раскрыты, сверкают от той страсти, с которой он говорит. Но есть и что-то еще, что-то в том, как сжата его челюсть, как напряжен лоб. Что-то, что я не могу определить. Мне это не нравится. Мне не нравится, что я не могу прочесть своего брата так, как мог раньше.

Истина в том, что именно Сул вручил мне тот кубок с ядом. Сул же организовал купальщиц. Кто бы еще мог меня отравить, если не Сул?

– Канцлер Хог получила известия из Улама и Джолагхара, – мой голос резок, лишен эмоций. – А из Хокната – нет. – Сул моргает, на миг сбитый с толку сменой темы. Я безжалостно продолжаю, не давая ему времени опомниться. – И Улам, и Джолагхар сообщают только о незначительных последствиях последних толчков. Лорд Корх из Хокната никаких известий не присылал.

– С землетрясения прошло лишь два мерцания, Фор. – Сул пожимает одним плечом. – Может, Корх просто занят собственными восстановительными работами.

Это, конечно же, верно. Я уж точно был так занят нуждами Мифанара в эти последние два мерцания, что едва успевал поесть, прикрыть глаза, вздохнуть. Хокнат – самый ближний к Мифанару город, и если он перенес такую же встряску, то лорд Корх, вероятно, работает на пределе. Но он нашел бы время послать сообщение своему королю.

– Канцлер Хог волнуется, – говорю я. Затем подчеркнуто: – Я волнуюсь.

– Тогда сам пошли гонцов, раз уж ты такой нетерпеливый.

– Хорошая идея. – Я опускаю подбородок, глядя на Сула из-под бровей. – Возьми с собой Хурка и Джот. Отправляйтесь по реке и возвращайтесь с вестями так быстро, как только возможно.

Мой брат моргает. Затем склоняет голову набок.

– Значит, вот как. Ты меня отсылаешь. В Хокнат.

– Мне требуются новости о ситуации в городе-побратиме. Чтобы получить эту информацию, мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Ты – логичный выбор.

Сул фыркает.

– Давай честно, Фор. Это такой предвестник моего полного изгнания? Ты решил снять пробу, чтобы понять, как оно?

– Меня заботит лишь мое королевство.

– Морар-джука с два!

– И что это должно означать? Говори прямо, брат.

– Думаю, я и так прямо говорю. – Сул делает шаг вперед. Теперь его лицо от моего отделяют считаные дюймы. Его лоб нахмурен, а глаза мечут копья обвинений. – Давно уже Мифанар и Подземное Королевство не стоят для тебя на первом месте. С того момента, как ты подхватил ту смертную девчонку и усадил ее перед собой в седло. Покуда она здесь, ты – не тот монарх, что нужен твоему народу. И ты это знаешь.

Его слова впиваются мне в голову, докрасна раскаленные и жгучие. Быть может, они бьют больнее оттого, что правдивы.

Я не повышаю голоса, говорю жестко:

– Если отправишься немедленно, можешь вернуться к завтрашнему сумрачью. С интересом буду ожидать известий, что ты привезешь.

Сул делает долгий рваный вдох, его ноздри раздуваются. Затем он отступает, проводит рукой по волосам, убирая их со лба.

– Мой король, – говорит он и отдает честь. Лишь легкий изгиб губ выдает его истинное настроение.

В следующий миг он разворачивается на пятках, шагает по проходу, сворачивает за угол и исчезает из вида. Я остаюсь один. Стоя под сводчатым потолком в холодном обличительном свете лорстового фонаря. Ощущая, как вес целой расы грозит заставить меня прогнуться под ним. Никогда в жизни не чувствовал я себя таким одиноким.

Сколько же я смогу выстоять, прежде чем неизбежно сломаюсь?

Глава 11. Фэрейн

Если мои подсчеты верны, то прошло уже пять дней с тех пор, как меня чуть не казнили. Или пять мерцаний, как это называется здесь, в мире трольдов. Насколько их мерцания соответствуют моему представлению о дне – сопоставимы ли цикличные часы тьмы и света, – я сказать не могу.

А вот что я могу сказать: такое ощущение, что прошла вечность.

Я стою на балконе моих новых покоев. Когда нас откопали из бывших комнат королевы, Хэйл разместила меня в однокомнатных апартаментах того же крыла, но этажом повыше. Мебель здесь явно трольдская – странные угловатые предметы, вырезанные из цельных каменных блоков. Для моего чувствительного тела она неудобна, так что я провожу много времени на этом балконе, выходящем на двор далеко внизу. Иногда я вижу движение – посланников в дворцовых ливреях, стражников в усыпанной шипами броне; как тащится по земле длинная мантия, развевается вычурный головной убор. Все жители этого дворца занимаются своими делами. Время от времени волна эмоций поднимается достаточно высоко, чтобы ударить в краешек моего дара. Эмоция всегда одна и та же: страх.

Вздыхая, я наклоняюсь и облокачиваюсь на перила балкона. Ветерок что-то шепчет мне в лицо, прибивает пряди волос к щекам. Уже не в первый раз я задумываюсь, откуда берется этот ветер. Мои глаза поднимаются к высокому потолку пещеры, где мерцают кристаллы лорста. Там, наверху, есть вентиляционные шахты, спускающиеся с мира на поверхности?

Очередное движение во дворе внизу привлекает мое внимание. Сердце из-за мгновенно возникшей надежды бьется чаще, но тут же разочаровывается. Вот опять. Это лишь еще один дворцовый стражник, чеканным шагом идущий на свой пост или с поста. Не Фор. Это никогда не Фор. Сколько бы часов я ни стояла здесь, возле этого ограждения, я так и не увидела Короля Теней хотя бы краем глаза.

Во всяком случае, он пока не выполнил свое обещание отослать меня домой. Пока нет.

Из комнаты позади меня раздается гул голосов. Я оборачиваюсь, вглядываясь сквозь раздувающиеся занавески, скрывающие дверь за моей спиной. Кто-то вошел в мою комнатку. Не Хэйл, конечно же. Моя телохранительница по-прежнему полна решимости держаться от меня подальше. Я думаю, она чувствует себя виноватой. Пусть она и не расспрашивала меня в деталях о том, что произошло между Фором и мной, но она следит за мной краем глаза всякий раз, как оказывается в комнате, и отводит взгляд, как только я посмотрю прямо на нее. Мне всегда становится легче, когда она уходит, пусть это и означает, что мне вновь придется вернуться к своей изоляции и скуке.

Сейчас же, однако, входит не Хэйл, а приземистая знакомая фигурка моей горничной. Своими руками, похожими на булыжники, она несет серебряный поднос, а в мою сторону даже не глядит. В эти последние два дня она была так же холодна и неприветлива со мной, как и при первой нашей встрече. Но она хотя бы живая. В данный момент я от потенциального собеседника большего и не прошу.

Поспешно шагая через порог, я отодвигаю занавеску и смотрю на горничную-трольда с решительной улыбкой.

– Привет, – говорю я, мой голос фальшиво весел.

Она поднимает глаза. Они – узкие щелочки под суровым утесом ее лба. Совсем не дружелюбное выражение лица.

Я шагаю в комнату, двигаясь медленно, чтобы не казаться угрозой.

– Это чай? – спрашиваю я, показывая на поднос. Я прекрасно знаю, что это. Каждый день примерно в это время одна и та же девушка приходила с одним и тем же серебряным чайником, чашками, разными булочками и печеньями – все привычного мне вкуса. Она ставила их на этот самый каменный столик и спешила прочь из комнаты, не сказав мне ни слова и даже не кивнув.

Вот и сейчас она что-то бурчит и поворачивается, чтобы совершить именно это. Но последние несколько дней сделали меня отчаянной. Я прыгаю на пару шагов вперед, выставляю руку и рявкаю:

– Стой!

Мой голос звучит резче, чем я намеревалась. Но работает. Женщина-трольд останавливается. Ее тяжелая голова медленно поворачивается на толстой шее, а бледные маленькие глазки вновь косятся на меня.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

Она моргает, не понимая. Ну конечно же, она не знает моего языка. И все-таки она остановилась. Должно же это чего-то да стоить?

– Меня зовут Фэрейн, – говорю я, касаясь своей груди. Нет смысла называть какой-то титул – принцесса, королева, пленница. Ей без разницы. Но имя – неплохой способ начать знакомство. – Фэрейн, – повторяю я и улыбаюсь, как я надеюсь, ободряющей улыбкой.

Она не шевелится. Если бы я буквально секунду назад не видела признаков жизни, то могла бы практически поклясться, что она – всего лишь кусок камня. Я инстинктивно тянусь вперед своим даром, пытаясь отыскать ее и прочувствовать. Но я ударяюсь о камень. Просто камень. Я нажимаю чуточку сильнее, достаточно сильно, чтобы получить легчайшее, вертлявое ощущение… чего-то…

– Гутакуг.

Ее голос звучит так внезапно, что я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Я поспешно прихожу в себя и выпаливаю:

– Это… это твое имя?

– Гутакуг.

Я прочищаю горло и пробую:

– Гут-а-куг? – Из моего рта это звучит как-то вяло, мне не хватает верного резонанса или придыхания. Я пытаюсь еще раз, с большей агрессией.

– Гутакуг.

Женщина-трольд мотает головой. Расселина ее рта странно поднимается и перекатывается, мельком показывая зубы, твердые, как алмаз.

– Гутакуг, курспари. Удт р’агррак.

Звучит она как-то не очень дружелюбно. Но опять же, ничто произнесенное на этом камнедробительном языке не кажется моему уху дружелюбным. Я вновь неуверенно улыбаюсь. Ее лоб собирается еще более глубокими складками и сползает вниз так, что глаза почти исчезают. Покачав своей тяжелой головой, она разворачивается и топает за дверь. От ее ног по полу расходится вибрация.

– Спасибо, Гутакуг! – кричу я ей вслед.

Как только горничная освобождает дверной проем, в нем возникает другая фигура. Капитан Хэйл смотрит в комнату, на лице – маска недоумения. От нее исходит шок, достаточно сильный, чтобы пробиться сквозь ее барьеры и заставить меня отшатнуться на шаг.

– Что вы сказали? – требует ответа моя телохранительница, уставившись на меня своим суровым взглядом.

– Я, эм-м… – Я быстро встряхиваю головой и чуть выпрямляюсь. Хэйл воистину устрашает одним своим присутствием, но я должна научиться работать с тем, что есть. – Я подумала, что, может, мне стоит начать учить имена. Раз уж я буду, эм-м, гостьей… вашего короля. На какое-то время.

– Учить имена?

– Да. – Я киваю на все еще открытую дверь, через которую только что исчезла служанка. – Может, ты ее не знаешь. Это Гутакуг. Кажется.

– Кажется, нет! – голос Хэйл слегка срывается. Я не сразу понимаю, что она пытается подавить смех. – Надеюсь, что нет. Вы хоть понимаете, что именно говорите?

Щеки стремительно нагреваются.

– Ну, нет.

– Гутакуг переводится как… Ну, прямого перевода нет. Самое близкое, наверное, конский навоз.

– Конский навоз? Ты хочешь сказать… Ой! – Я прижимаю руку ко рту, словно могу поймать и запихать назад то грязное слово, которое только что целенаправленно пыталась произнести.

Хэйл, к моему большому удивлению, издает блеющий смешок. Она кажется столь же шокированной такой бурной реакцией, как и я, поэтому быстро берет свое лицо под контроль. Однако сделанного не воротишь. Не удается ей и скрыть тот крохотный проблеск веселья, что пробивается из-за ее барьеров. Это трещина в ее броне. Маленькая, но трещина.

– Что ж, – говорю я. – Вот это я тему выбрала для изучения языка трольдов… Скажи, акцент у меня хотя бы хороший?

В глазах Хэйл вспыхивает еще один приступ смеха, рвущегося наружу. Но в итоге она качает головой и твердо говорит:

– Это не важно, принцесса. Вам ни к чему ни работать над своим акцентом, ни знакомиться с дворцовой челядью. Я прослежу, чтобы у вас было все, что нужно, в течение всего вашего пребывания здесь, сколь бы долгим оно ни оказалось.

Что-то в том, как она говорит, вызывает у меня жуткий страх. Уже пришел ответ из Гаварии? От моего отца? Я хочу спросить, хочу забросать Хэйл своими вопросами. Но что-то в выражении ее лица советует мне этого не делать. В конце концов, я уже и так знаю, что мой отец не уступит требованиям Фора. Если я не хочу, чтобы меня перекинули через седло морлета и с позором отправили обратно в Белдрот, то я должна найти себе место здесь, в Мифанаре.

Первым этапом этого процесса вполне может быть «завести друга».

Капитан Хэйл уже пятится из комнаты, готовая вернуться на свой пост в коридоре.

– Минутку, капитан, – говорю я, и она замирает. Я пересекаю комнату и сажусь за стол, куда служанка поставила поднос с чаем. Руки трясутся, но я умудряюсь поднять чайник, взболтать его содержимое и налить себе чашечку, ничего не пролив. – Скажи мне, в чем я ошиблась, – произношу я и невинно моргаю, глядя на сурового капитана. – Я говорила недостаточно гортанно? Гутакуг, – вновь пробую я, на этот раз вытягивая звук из глубин живота.

Хэйл моргает, снова шокированная тем, что слышит, а затем делает непроницаемое лицо и говорит лишь:

– А что, если принцессе выбрать другое слово, с которого стоит начать свое обучение?

– Очень хорошо. – Я делаю глоток, затем опускаю чашку, вдыхая пар, вьющийся у меня под носом. – Как насчет чего-то практичного? Например, голодная.

Хэйл смотрит на меня с прищуром. Она знает, что я пытаюсь сделать. И ей вовсе не хочется, чтобы между нами образовалась какая-то связь. Я ей не нравлюсь, быть может, она меня даже ненавидит.

И все же я чувствую, что зацепилась хотя бы одним пальцем. Я обязана ухватиться покрепче.

– Ну же, капитан Хэйл. Ты же знаешь, что твоя жизнь станет легче, если я не буду целиком зависеть от тебя в каждой мелочи. Что, если я забреду куда-нибудь и провалюсь в яму? В этом вашем мире такое вполне возможно. По крайней мере, я смогу закричать: «Голодная, голодная!» Так я смогу привлечь внимание к своему затруднительному положению.

Хэйл стискивает челюсти. Я почти слышу, как она мечтает о том, чтобы я и правда пошла и сгинула в какой-нибудь черной дыре. Мои губы изгибаются в легкой улыбке. Где-то под этой жесткой наружностью воина должна таиться и добрая сторона ее натуры. Иначе не понимаю, почему Фор стал бы столь безоговорочно ей доверять.

– Макрок, – внезапно говорит она.

Я моргаю. Звучало почти как лай.

– Прошу прощения?

– Это то слово. Голодная. По-трольдски. Макрок.

Я предварительно прочищаю горло, а затем атакую это слово.

– Нет, – Хэйл качает головой и касается своего горла. – Звук помягче. Сзади. – Она широко раскрывает рот и издает тихий скрежещущий звук. Я раскрываю челюсти, пытаясь ей подражать. Так мы и сидим, запрокинув головы, нечленораздельно, гортанно рыча друг на друга. Если бы кто-то сейчас вошел, мы бы показались ему совершенно безумными.

У меня изнутри поднимается короткий смешок. Это так неожиданно, что я икаю, пытаясь его проглотить. Хэйл настораживается. Она раздражена? Нет, ибо один уголок ее губ выгибается.

– Звучит словно мать пытается умаслить своего малыша, – говорит она.

– Правда? – Я уныло потираю горло. – А мне подумалось, что мы скорее похожи на двух собак, готовых завыть на луну. – Хэйл вскидывает бровь, не понимая аналогии. В конце концов, луны у них в Подземном Королевстве нет. Да и собак, судя по всему, тоже. – Неважно. – Я махаю рукой. – У меня получается?

– Да, принцесса. Вам бы только поглубже из-под груди звук тянуть.

Я делаю долгий вдох и пробую снова.

– Макрок!

– А! Вот сейчас хорошо!

Я качаю головой, снова растирая горло.

– Не думаю, что у меня получилось бы выкрикнуть такое из глубин темной ямы. Я охрипну прежде, чем меня кто-то услышит. А есть какие-нибудь слова попроще? Как насчет приветствия?

Хэйл соглашается, и с этим словом – хири – моим человеческим голосовым связкам оказывается гораздо проще сладить. Мы продолжаем работать с рядом простых слов: я, ты, нужно, есть, пить, – и одним особенным словом, обозначающим потребность ответить на зов природы. К концу всего этого голос у меня садится. Поскольку я уже опустошила чайник с чаем, то молю еще об одном. Хэйл подходит к стене и тянет за веревку, спрятанную за гобеленом. Должно быть, она соединяется с колокольчиком, потому что и полминуты не проходит, а дверь уже открывается и появляется моя горничная.

Лошадиное дерьмо. Эта мысль приходит мне в голову прежде, чем я успеваю ее остановить. Я сдерживаю смешок и вместо того на пробу использую одно из моих новых слов.

– Хири, – я делаю паузу, пытаясь увидеть, какой эффект оно окажет на объект моих экспериментов. Она даже не моргает. Я продолжаю:

– Не будешь ли ты так любезна, принеси мне свежий чайник чая.

Горничная переводит взгляд с меня на Хэйл.

– Курспар-оом, – рявкает капитан. – Мазога.

Горничная склоняет голову и следует к выходу, но Хэйл вновь что-то резко говорит, заставляя ту застыть на месте. Раздается новый поток непостижимой трольдской речи. Я ощущаю слабую вспышку ярости от горничной. После этого она уходит так быстро, что я даже не успеваю опомниться. Голос Хэйл умолкает, когда служанка закрывает за собой дверь.

– И что это было? – спрашиваю я.

– Я просто напомнила ей, что вы – гостья короля. И как таковой вам должно оказываться подобающее почтение, – глаза Хэйл сверкают. – Я ей сказала, что если она вновь будет грязно выражаться на службе, то я ее заменю и отправлю работать в скорлорс.

Я с серьезным видом киваю. Но на сердце немного теплеет. Хэйл заступилась за меня. За меня! Можно ли назвать это прогрессом? Теперь у меня в Мифанаре есть союзник?

Вскоре после этого служанка возвращается со свежим чайником, которым заменяет опустевший. Хэйл хранит стоическое молчание, но я осторожно пробую сказать «салту» в знак благодарности. Горничная бросает на меня лишь быстрый взгляд, на что Хэйл низко рычит в ее адрес. Служанка тут же делает реверанс и только потом разворачивается к двери. Но моя телохранительница не унимается и одним словом останавливает ее, заставив опасливо обернуться. Хэйл издает еще один поток резко звучащей трольдской речи. Горничная, кажется, задумывается, затем говорит в ответ:

– Йирт.

Взмахом руки Хэйл ее отпускает. Когда дверь за служанкой закрывается, она поворачивается ко мне.

– Ее зовут Йирт.

Я думаю об этом, когда поднимаю теплый чайник и слегка взбалтываю его содержимое, чтобы листья раскрылись. Пар витками вырывается из носика и доносит до ноздрей притягательный аромат.

– Я начинаю замечать нечто общее в ваших трольдских именах, – рассуждаю я, наливая темный ручеек в свою чашку. – Они все очень короткие, так ведь? – Хэйл вопросительно хмыкает. Я развиваю мысль:

– Фор. Хэйл. Сул. Йирт. Ничего длиннее одного слога. Я ведь права?

– Для трольдов более длинное имя считалось бы, – Хэйл замолкает, подбирая слова, – пожалуй, вы бы назвали это претенциозным. Все бы считали, что они пытаются подражать эльфам с их длинными изощренными именами. А такого никто не хочет.

Я задумчиво делаю глоток чая.

– Я слышала, что у фейри каждому дается два имени: секретное имя и то, что используется окружающими. Это правда?

– Только среди эльфов, – говорит Хэйл. – Мы, трольды, не так легко поддаемся зачарованию, чтобы наши собственные имена были для нас опасны.

– А у ваших имен есть значения? Например, что значит Хэйл?

Моя новая телохранительница пристально смотрит на меня. Ей не нравятся мои попытки сблизиться. Если бы она могла, то закончила бы этот разговор здесь и сейчас, но какие-то трольдские представления о приличиях удерживают ее на месте.

– Мое имя, – наконец говорит она, – означает единственную каплю воды, повисшую на кончике сталактита.