Текст книги "Беги от любви"

Глава десятая
Моника

МЫ НАБЛЮДАЕМ ЗА ПОЛИЦЕЙСКИМИ, которые приближаются к футбольному полю.

– Краску пока не увидели, но обязательно заметят, – шепчет Вик. Выглянув из-за скамьи, он смотрит на полицейских, те выходят из машины. – Надо убираться отсюда.

Суставы у меня болят сильнее обычного. Падая, я повредила колено.

– Не уверена, что могу двигаться.

– Я понесу тебя. – Он указывает на выход сбоку. – Там вроде проход в заборе. Спрыгнуть сможешь?

– Наверное.

– Точно? – У него очень озабоченное лицо. – Я тебя донесу, тебе не о чем волноваться. Договорились?

У него такой серьезный вид, как будто защитить меня от полиции для него дело первейшей важности.

– Пожалуйста, не злись на меня за то, что я сюда притащилась. – Я отвожу взгляд. – Прости меня.

– Да все нормально.

– Я думала, что смогу. – Я думала, что способна на большее, что я не пай-девочка и смогу всем это доказать. Да с чего я вообще все это взяла?

– Ты сможешь. Пошли, – говорит Вик, подныривая под трибуны и протягивая мне руки. – Прыгай.

Я смотрю вниз:

– Мне страшно.

– Я поймаю, – шепчет он, уговаривая меня спрыгнуть. – Доверься мне.

Сделав глубокий вдох и поморщившись, я протискиваюсь наружу и прыгаю в его распростертые руки. Он прижимает меня к себе, я обхватываю его руками за шею.

– А что теперь? – спрашиваю я, уткнувшись в обнаженную мускулистую грудь.

– Держись, – говорит он, направляясь к забору в самой дальней от полицейских части поля, там растут кусты.

Если поймают, то неприятности будут у нас обоих. Но Вик знает, что делать. Он бесшумно двигается к забору и как-то умудряется пролезть через узкий проход.

Я держусь крепко, и Вик трусцой бежит по улицам, пока мы не оказываемся на достаточно большом расстоянии от школы.

– Спасибо тебе, – вздохнув с облегчением, говорю я. – Сегодня ты спас меня.

Наши глаза встречаются, я в его объятиях, его обнаженная грудь касается моей кожи, и я чувствую тесную связь между нами. Такого у меня не было давно, а может, даже и никогда. Наверное, это последствия всплеска адреналина, но мне приходится сдерживаться, чтобы не прижаться к нему еще крепче.

У меня вдруг пересыхают губы, и я облизываю их.

– Вик?

Он не отрывает взгляда от моих влажных губ.

– Да?

Мы в полной тишине смотрим друг другу в глаза. Не произносим ни слова, но, клянусь, в глубине его шоколадных глаз я вижу нежность и мягкость. Раньше я не замечала, какой у него завораживающий взгляд. Он пьянит.

Я чувствую, что сейчас слишком уязвима и эмоционально, и физически. И не справляюсь с напряжением. Оно слишком мощное.

– М-м… теперь можешь поставить меня, – говорю я, потому что мне необходимо разорвать эту невидимую нить.

– А, да. Прости, – бормочет он, медленно опуская меня на землю.

Я отступаю на шаг, и теперь вместо тепла его тела меня окружает прохлада ночного воздуха. Я смущена и растеряна. Не зная, что сказать, чтобы не выглядеть идиоткой, я достаю из кармана мобильник и набираю Эштин.

– Все норм? – спрашивает Вик, когда я заканчиваю разговор. Он кладет руки в карманы, как будто тоже растерян и не знает, что с ними делать.

– Да. Эш с ребятами сейчас нас подберут.

Он кивает. А через минуту выпаливает:

– Что мы скажем Трею?

О чем он? О том, что я сегодня за ребятами увязалась, или о том, что между нами возникло что-то не совсем невинное? Ну, было все невинно, но ощущалось как близость.

– Я ничего не собираюсь ему рассказывать, – говорю я.

– Хранить секреты от парня, наверное, нехорошо.

Уголок рта у меня поднимается вверх.

– Ну да, но рисовать краской на футбольном поле противника, наверное, тоже нехорошо.

– Здесь ты права, – отвечает Вик, как раз когда подъезжают наши сообщники.

Не теряя времени, мы садимся в машину.

– Это было эпично, – говорит Дерек. – Правда, ребят?

Я сижу рядом с Виком, мы почти касаемся друг друга пальцами.

– Ага, – откликаюсь я, не понимая, почему вдруг снова накатила волна бредовых мыслей о лучшем друге Трея.

Отмахнувшись от этих мыслей, я концентрируюсь на ноющей боли в колене. На ней сейчас сосредоточиться легче всего.

Глава одиннадцатая
Виктор

КАК ТОЛЬКО МИСТЕР МИЛЛЕР разбивает нас на группы, чтобы мы провели мозговой штурм и придумали идеи для социальных экспериментов, в класс стучится инспектор Джим.

– Директор Финниган хочет видеть Виктора Салазара. – Он указывает на меня и жестом просит встать.

– Мистер Салазар, как думаете, вы могли бы продержаться в классе хотя бы неделю без вызовов в кабинет директора? – спрашивает Миллер. – И это не риторический вопрос.

Я пожимаю плечами:

– Не знаю, мистер Миллер. Директору Финниган, наверное, заняться больше нечем, вот и решила со мной поболтать.

Миллер усмехается:

– Наверное. Возвращайтесь поскорее, а то пропустите сегодняшнее задание.

– Да, сэр, – отвечаю я.

Я замечаю Монику. Сидя в уголке со своей группой, она провожает меня понимающим взглядом.

Мы оба знаем, что из класса меня вызывают из-за розыгрыша, который мы вчера устроили. Одними губами говорю ей: «Все под контролем», чтобы она не беспокоилась. По ее нахмуренным бровям видно, что она переживает.

Когда я захожу в кабинет Финниган, Трей, Джет и Дерек уже там. Тренер Дитер тоже. У него недовольный вид. Финниган, наверное, успела дать бедняге серьезный нагоняй.

– Давайте сразу к делу, ребята. Кто это устроил? – сурово спрашивает Финниган, расхаживая перед нами туда-сюда.

– Устроил что? – спрашивает Джет, притворяясь, что понятия не имеет о краске на футбольном поле Роллинг-Медоус.

– Не понимаю, о чем вы, мэ-э-эм, – вступает в разговор Дерек, намеренно усиливая свой техасский акцент.

– Не могли бы вы объяснить, чтобы нам стало понятнее? – подыгрывает Трей.

– Ага, – говорю я. – И я без понятия.

Финниган останавливается передо мной:

– Вот что я вам скажу, Виктор. Мы с тренером Дитером не дураки. Вы четверо – лидеры футбольной команды, или, лучше сказать, главные хулиганы. Это дело рук одного из вас. Или всех сразу. Ну, кто первый сознается?

Ни у кого ни один мускул не дрогнул.

– Вы, ребята, сами прекрасно знаете, – вступает Дитер. – Портить имущество незаконно. Очевидно, тот, кто это сделал, будет оставлен после занятий или даже отстранен. К тому же нам придется сообщить в полицию.

– А может, это сами футболисты из Роллинг-Медоус? Может, они хотели, чтобы у нас были неприятности, – говорю я, удивляясь своей находчивости.

Дитер наклоняется прямо к моему лицу:

– А может, это был ты, Салазар, потому что слово «нумеро» – испанское?

– Прошу прощения, сэр, – замечает Трей, – но больше половины школы изучает испанский как иностранный.

– Хочешь сознаться, Трей? – рявкает Дитер. – Только скажи.

– Это не он, – говорю я. – Я слышал, как какие-то чики болтали о розыгрыше над Роллинг-Медоус. Это не мы.

– Чики? – спрашивает Финниган. – Чики – это девочки?

– Да, я тоже слышал, – вставляет Джет. – Девочки тоже, бывает, хулиганят.

– Хорошо, умники, может, тогда скажете, о каких именно девочках идет речь? – спрашивает Финниган. – Мы вызовем полицию, и их допросят.

– Я забыл, – говорю я.

– Проблемы с памятью, Салазар? – интересуется Дитер. – Может, тебя слишком часто били по голове и ты получил сотрясение мозга? Наш спортивный врач с удовольствием тебя осмотрит.

– Тренер, с головой у меня все в порядке. Просто у нас в семье часто встречается болезнь Альцгеймера. Это генетическое. Ну, вы знаете.

Финниган дважды хлопает в ладоши, как будто мы детсадовцы и ей нужно привлечь наше внимание.

– Мальчики, так вы скажете нам, кто испортил футбольное поле Роллинг-Медоус?

Мы не отвечаем, и она обиженно выдыхает:

– Ну хорошо. Мы обязаны проявить добросовестность и наказать тех, кто участвовал. Вот что я вам скажу, джентльмены. В этот раз я проявлю снисходительность и предложу тому, кто сознается, просто временное отстранение от занятий с сохранением права посещать школу. Полиции мы скажем, что сами приняли меры. Но если никто не признается, то я вас всех отстраню от сегодняшнего матча.

– Это сделал я, – говорю я.

Ни за что не допущу, чтобы досталось друзьям. Отстранение от занятий не сильно испортит мое личное дело, там и так полно нарушений – и тех, которые я действительно совершил, и тех, в которых меня незаслуженно обвинили.

– Нет, это не ты, Салазар, – говорит Джет. – Скажи правду. Это был я.

Дерек закатывает глаза:

– Джет нагло врет. Это сделал я.

Все смотрят на Трея.

– Я этого не делал, – говорит он, подняв руки. – Мне нужна хорошая характеристика из школы.

– Спасибо, что поддержал, Трей, – говорю я и поднимаю руку. – Я беру отстранение на себя, док.

– Хорошо. – Финниган, кажется, довольна тем, что я принял удар на себя. – Все свободны. Кроме вас, мистер Салазар. Я лично провожу вас в кабинет для временно отстраненных от занятий.

– Жду с нетерпением, – отвечаю я, а сам думаю о том, что с удовольствием променял бы этот кабинет для отстраненных на что угодно.

Глава двенадцатая
Моника

ВОТ НАКОНЕЦ И ПЕРВЫЙ футбольный матч сезона. Все взволнованы. Я подбадриваю игроков, стоя за боковой линией игрового поля. Толпа ревет, надеясь на победу, я чувствую волнение зрителей. У меня синяки после вчерашнего падения, и все тело болит сильнее, чем обычно, но мне плевать. Сейчас мои мысли о криках болельщиков и об игре.

Между нашими выступлениями я смотрю матч. Мой взгляд сразу же цепляется за Трея. Он из кожи вон лезет, чтобы его заметили. Так сосредоточен, что, кажется, ни разу не взглянул на трибуны, даже когда на поле игроки защиты и у него перерыв. Даже для того, чтобы увидеть меня.

Я перевожу взгляд на Вика, который сейчас ушел с поля, – там появились игроки нападения. Вик пьет воду; когда он снимает шлем, волосы падают ему на лоб. Темные пронзительные глаза встречаются с моими. Я не в состоянии отвести взгляд, и по рукам бегут мурашки.

Вспоминаю, как вчера мы лежали под скамьей. Он прикрывал рукой мою голову, хотя я не уверена в том, что он сам заметил это. Он защищал меня инстинктивно.

О чем я думаю? Что я чувствую? Сама не знаю. В последнее время совершенно запуталась и не в состоянии разобраться в своих эмоциях.

Улыбнувшись Вику, я опять встаю в строй – для следующего приветствия. Кэссиди Ричардс плотно сжимает губы и недовольно качает головой.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

– Я в порядке, – огрызается она.

– Уверена? – По ее виду не скажешь, что все в порядке.

Она чуть закатывает глаза, показывая, что ей надоели мои вопросы.

– Я же говорю, в порядке. Отстань.

Ого!

– Ну ладно.

Сказать, что Кэссиди в последнее время какая-то мрачная, – значит ничего не сказать. Наверное, нервничает из-за того, что начался учебный год. В последнее время все вокруг меня нервничают.

Ну, кроме Бри. Та никогда не нервничает. Настолько занята собой, что ей нет никакого дела до происходящего вокруг.

– Готова?! – кричит Бри, и ее лицо озаряет широкая белозубая улыбка. Бри называет ее «чирлидерской».

– Готова. Давай! – кричу в ответ я.

Начинается наше очередное приветствие:

«Мы „Повстанцы“, мы номер один!

Не сдадимся, пока не победим!

Старшая школа Фремонта, что нас ждет?

До чемпионата штата команда дойдет!

Да! Ура!»

Бри сама сочинила это приветствие, оно лучше, чем первоначальный вариант, где было что-то про то, что во Фремонте самые симпатичные игроки, а противники, наоборот, уроды, и мы кричим от страха, глядя на них. Бри у нас мастер бредовых приветствий.

После перерыва, прямо перед судейским свистком к началу второй половины, к Бри подбегает Джет.

– Эй, Бри! – орет он, перекрикивая толпу.

– Да! – Она кокетливо закусывает нижнюю губу.

– Пошли со мной на бал выпускников!

Бри издает короткий смешок и ставит руку на бедро:

– Ты серьезно, Джет? И вообще, это был вопрос или утверждение?

Чтобы воспользоваться моментом, когда на нем сосредоточено все внимание, Джет опускается на одно колено. Он в полной футбольной экипировке, даже шлем не снял. С трибун, наверное, все это похоже на то, что Джет делает предложение.

Зрители приходят в дикий восторг.

Джет берет Бри за руку.

– Бри Тернер, согласишься ли ты пойти со мной на бал выпускников?

– Ладно, – отвечает она. – Я пойду с тобой. А теперь вставай. На нас все смотрят.

Все знакомые Бри знают: она обожает, когда на нее смотрят. Так что ситуация прямо для нее.

Вместо того чтобы просто вернуться к команде, Джет широко, как орел в полете, разводит руки и кричит толпе:

– Она сказала «да»!

Все громко радуются, а Джет подхватывает Бри и кружится с ней, пока тренер Дитер, потеряв терпение, не велит ему вернуться к остальным игрокам.

– Как-то неловко получилось, – говорит Бри после ухода Джета. – Пол-школы, наверное, теперь думает, что мы помолвлены. – Она широко улыбается.

– Какая разница? Тебе же нравится Джет, – отвечаю я.

– Да. Как друг с бонусами. Он же модель и вообще привлекательный. – Она бросает взгляд на его задницу и шевелит бровями. – И он знает, как сделать девушке приятно, что тоже большой плюс. Но парень мне не нужен. Фу!

– Ясно.

– Вам с Треем это подходит, – говорит она, отходя назад. – Но не мне.

– Вы с Джетом просто обязаны пожениться, – говорю я. – Вы из одного теста.

На ее лице появляется любопытство.

– К вопросу о замужестве. Трей уже пригласил тебя на бал выпускников?

Я отрицательно качаю головой. Если о проблемах в наших отношениях узнает Бри, о них тут же узнает полшколы.

– Нет.

– Ну еще пригласит. Тебе, мне и Эштин надо пройтись по магазинам, поискать платья.

Она указывает на Эштин, которая бьет мячом в тренировочную сетку. Вот Эш поднимает следующий мяч и смотрит на него. Издалека понятно, что она читает какую-то надпись. Пронзительно вскрикнув, Эш подбегает к Дереку и, сказав «да», крепко его обнимает.

Ну да, он пригласил ее на бал выпускников. Ясное дело. Сама я стою и радуюсь за лучшую подругу, но с упавшим сердцем, потому что понимаю: мы с Треем не влюблены друг в друга по-сумасшедшему, как Эштин и Дерек.

Я оглядываюсь на Трея. Он, наверное, и не думал о том, что меня надо пригласить на бал выпускников. Он слишком занят другими делами, в том числе и Зарой Хьюз.

Своими идеально наманикюренными ноготками, украшенными золотыми сердечками, Бри касается моего плеча:

– Нам надо сделать так, чтобы Эштин хотя бы на балу выглядела как девушка, а не как футболистка. Бал – наш шанс!

– Если я вообще туда пойду, – говорю я.

– Трей обязательно тебя пригласит. Вот в ком я не уверена, так это в нашем местном ворчуне Вике. С ним, кажется, дохлый номер.

Мы обе смотрим на Вика. Он буквально наседает на игрока из команды соперников, и в этом нет ничего удивительного. Только бы не ввязался в потасовку и не вылетел с матча.

– Не будь идиотом! Не нарывайся! – рычит с трибуны отец Вика. Слышно всем, даже команде соперников.

После стычки Вик бросает взгляд на трибуну, где сидит отец. Мистер Салазар совершенно вне себя оттого, что Вик чуть не ввязался в драку. Обычно во время матчей Вик решителен и сосредоточен. Но сейчас он смотрит с яростью, можно даже сказать, с вызовом. Он резким движением надевает на голову шлем и выбегает на поле. В течение следующего игрового момента Вик отпихивает нападающего лайнмена и, бросившись на квотербека, валит его на землю с такой силой, что у них обоих должно было перехватить дыхание. Болельщики радостно кричат, ребята из нашей команды хлопают Вика по шлему, но Вику, похоже, нет до этого дела. Он снова на поле, готовый ко второму дауну.

Я буквально вижу напряжение Вика – оно висит над ним в воздухе тяжелым облаком. Я понимаю, что добром это не кончится, а Вик тем временем на втором дауне валит на землю квотербека с мячом, а потом уворачивается от двух игроков, которые летят на него, – бешеный, рисковый нырок.

Тренер Дитер, похоже, понимает, что сейчас Вик играет на эмоциях, не думая, поэтому требует, чтобы он убрался с поля. Но тот, отвернувшись, возвращается к линии розыгрыша мяча. Во время третьего дауна два нападающих лайнмена несутся на Вика. Он пытается пробить их головой. Только не это!

Я в футбол не играю, но знаю игру достаточно хорошо и понимаю, что если Вик продолжит играть так же бесшабашно, то он получит травму. Глубоко внутри я дрожу от мысли, что он может пострадать.

Когда выходит наша линия нападения, Вик убегает с поля. Дитер хватает Вика за маску.

– Что это, черт возьми, было, Салазар? – орет Дитер.

Их хорошо слышно.

– Тренер, я провел две атаки, – говорит Вик.

– Мне до лампочки, Салазар. Я хочу, чтобы ты играл с душой, а не тупо и бездумно. Еще одна такая самоубийственная выходка, и будешь на скамье сидеть до конца игры!

Вик так взбешен, что готов броситься на тренера, но Трей, Джет и Дерек удерживают своего друга. Держать приходится всем троим.

– Моника! – кричит Бри, размахивая руками у меня перед лицом, чтобы привлечь мое внимание. – Хватит смотреть матч, нам пора выступать.

Но я не матч смотрю. Я смотрю на Вика. Он теряет контроль над собой.

Глава тринадцатая
Виктор

НУ ДА, ВЧЕРА на игре я психанул. С трибуны орет отец, Моника все слышит – это меня так взбесило, что я не смог с собой справиться. Отыгрался на другой команде, на Дитере, на друзьях… Контроль – это все, что у меня осталось. И вот я его теряю.

Утром, когда я уже собираюсь выйти из дома, в коридоре меня останавливает mi papá.

– Виктор, ты придурок, – говорит он.

– Спасибо, пап.

Это так похоже на papa – не дать мне забыть, что я вообще не соответствую его ожиданиям.

– Я опаздываю на работу, – говорю я и замираю в ожидании очередного оскорбления – они у него получаются лучше всего.

Papá терпеть не может мою работу. Кроме того, он считает, что футбол и занятия спортом – два моих любимых занятия – пустая трата времени. На матчи он ходит просто для того, чтобы все поверили в то, что он заботливый отец. На самом деле он бы предпочел, чтобы я пошел в «Будущие предприниматели Америки»[7]7
  Future Entrepreneurs of America – организация, которая оказывает поддержку молодежи и студентам, мечтающим заниматься бизнесом.


[Закрыть]. Его выводит из себя, что этим летом я даже не пытался попасть на стажировку в одну из фирм из списка Fortune 500[8]8
  Ежегодно публикуемый в журнале Fortune список 500 крупнейших мировых компаний.


[Закрыть]. Папа никогда не будет хвалиться тем, что сын играет в футбольной команде старшей школы на уровне штата и за гроши работает в автомастерской, не боясь замарать рук.

Папа тычет пальцем мне в лицо:

– А ты знаешь, чем этим летом занимался сын Джека Вайгеля? Работал в банке в центре города.

– Я этим летом тоже работал, а еще ходил на футбольные тренировки по два раза в день.

Папа разочарованно качает головой:

– И эту загибающуюся автомастерскую ты называешь работой?

– Si.

– Не обманывай себя. Работа в автомастерской, Виктор, – это в лучшем случае хобби. Сколько Айза тебе платит? – спрашивает papá. – Минимальный оклад?

– Иногда и того меньше, – пожимаю я плечами.

– И ты всю жизнь хочешь зарабатывать по минимуму? – спрашивает он, в его голосе слышится отвращение. – Вот что я тебе скажу. Я тебе на заднем дворе построю choza[9]9
  Лачуга, хибара.


[Закрыть], чтобы ты пожил в там и понял, каково это – существовать на минимальную зарплату.

– Айза же familia, – возражаю я, надеясь закончить разговор.

Мне все тяжелее: в венах уже бурлит кровь, тело дубеет. Сколько ни говорю себе, что папины слова ничего не значат, организм все равно меня не слушает.

– Айза – из отбросов общества, – бросает папа, при это верхняя губа кривится в усмешке.

Контролируй себя.

Я обхожу папу и вырываюсь из дома на свежий воздух. На старом ржавом мотоцикле, которым Айза заплатила мне за прошлое лето, я довольно быстро доезжаю до железнодорожных путей. Переехав их, я держу путь в сторону Фэрфилда, где находится школа, с которой мы соревнуемся. Еду по улицам. Для меня это вражеская территория, но я делаю вид, что мне на это плевать. Да мне и правда плевать. Если кто-нибудь пристанет, я готов за себя постоять. Скажем так, от драк я еще никогда не уклонятся. И возможно, даже пару раз сам их начинал. А может, и не пару, я не считал.

Я не люблю махать кулаками, но умею это делать. Раньше я дрожал от страха, когда меня задирали. Однажды на свадьбе у кузины меня толкнул какой-то pendejo[10]10
  Козел, идиот.


[Закрыть], и mi papá отвел меня в сторонку. Схватив меня за рубашку, papá сказал: «Если хочешь стать настоящим мужчиной, надо стать жестче».

Вскоре он перестал быть моим героем. И я стал сволочью.

– Ты опоздал, – говорит Айза, когда я вхожу в мастерскую.

– Ну так уволь меня.

Я снимаю со стены у офиса синий рабочий комбинезон и надеваю его. Айза шлепает меня грязной тряпкой:

– Ты же знаешь, я не могу тебя уволить, pendejo. Только ты готов работать за горячий обед, пару баксов на бензин и старый разваливающийся мотоцикл, который даже заправлять жалко.

Айза выглядит круто: волосы забраны в тугой конский хвост, а комбинезон определенно предназначался для чувака размером в два раза больше. И это помимо тату банды Latino Blood[11]11
  Латиноамериканская кровь.


[Закрыть], которые кузина сделала еще в старшей школе. В общем, Айза – крутая latina[12]12
  Латиноамериканка.


[Закрыть].

Надо отдать Айзе должное. До Энрике она в машинах вообще ничего не понимала. Этот парень раньше был владельцем мастерской, он погиб во время каких-то разборок между бандами. Его вроде как застрелили прямо за стойкой администратора в автомастерской – показательно. В завещании он отписал мастерскую Айзе. А вместе с мастерской и долги. Вместо того чтобы продать ее, Айза решила во что бы то ни стало выучиться на механика и удержать это место на плаву.

В мастерской сейчас два автомобиля. В «Мустанге» 82-го года нужно заменить тормоза, а в старом побитом F150 перебрать двигатель.

– Вот, – говорит Айза, протягивая мне наряды на работу. – Начни с «Мустанга», с ним быстро справишься, а мне наличка сейчас нужна. – Она делает паузу, а потом добавляет: – Я задолжала четыреста баксов по ипотеке за этот месяц.

– Может, не надо давать мне пару баксов на бензин? – предлагаю я, подходя к ящику с инструментами и отбирая нужные. Я мог бы работать бесплатно, и она это знает. В автомастерской мне нравится, и не важно, платят за это или нет. Это моя отдушина. – Или продай мастерскую и забудь.

– Этого я сделать не могу, – говорит она, расправляя плечи, как будто это придаст ей уверенности не только внешне, но и на деле. – Мне надо, чтобы мастерская продолжала работать. Это для меня самой.

И для Энрике, но она в этом не признается.

– Не переживай, – говорю я. – Буду раздавать в городе флаеры, и дело пойдет.

Резкие черты Айзы немного смягчаются.

– Вик, ты слишком хорошо ко мне относишься. Я тебя не заслужила.

Заслужить меня?

– Да ладно, Айза, я же придурок.

– Знаю. Но ты самый милый придурок из всех, что мне встречались. А теперь за работу, – говорит она, в шутку пихнув меня кулаком в живот.

Я принимаюсь за «Мустанга», а Айза берется за инвентарную опись. Вот было бы здорово этот автомобиль перекрасить, перебрать все и восстановить салон. Когда-то на эту машину на улице оборачивались. Но не теперь. То есть на нее и теперь оборачиваются, но только потому, что она похожа на кучу рухляди, а не потому, что это классная тачка.

Закончив с «Мустангом», я берусь за F150. Перебирать ему движок – это вам не за хлебом сходить, но мне как раз подходит. Когда я занят машинами, я будто убегаю от своей жизни. Здесь, в автомастерской, мне уютнее, чем в собственном доме.

– Ау, есть здесь кто-нибудь? – зовет кто-то.

Я оглядываюсь на дверь и вижу Берни, механика, он помогает Айзе в мастерской пару раз в неделю. Парень с первого дня влюблен в мою кузину, но она и слышать о нем не желает. Надо отдать должное: у него есть cojones[13]13
  Яйца.


[Закрыть], и он снова и снова возвращается сюда, несмотря на непрерывные оскорбления с ее стороны.

– Я же тебя уволила. – Айза рычит как дикое животное. – Убирайся отсюда.

Берни, парень лет тридцати с небольшим, с аккуратно зачесанными набок волосами, выглядит как настоящий ботан. Он подходит к Айзе:

– Ты уволила меня, потому что я пригласил тебя на свидание.

– Вот именно.

Берни понимает руки:

– Айза, это неразумно.

– Нет. – Айза заходит за стойку, отгородившись от Берни. – Неразумно с твоей стороны добиваться свидания со мной. Этого не будет.

– Почему?

Айза поднимает на него глаза:

– Потому что на свидания я не хожу.

– Не понимаю.

– Ладно, скажу по-другому. – Она хлопает ладонями по столу. – На свидания с ботанами я не хожу. А теперь убирайся.

Берни, которого можно было бы принять за слабака, не обращает на нее внимания. Он просто подходит к машине на подъемнике, потом, насвистывая, просматривает наряд и берется за работу.

Надо сказать, наблюдать за ними с Айзой довольно интересно.

– Хочешь, чтобы я копов вызвала? – сердито спрашивает Айза.

– Да пожалуйста, – отвечает Берни.

– Не испытывай мое терпение, урод.

Берни прекращает свистеть.

– Я тебе когда-нибудь говорил, что ты очень сексуально выглядишь, когда упрямишься?

– Пошел к черту, – говорит Айза и, показав средний палец, убегает наверх, к свою квартиру.

– Ты ничего не добьешься, кроме неприятностей, – говорю я Берни.

Тот пожимает плечами:

– Вик, я влюблен в нее. – Он с тоской смотрит на дверь, за которой только что скрылась Айза. – И не хочу упустить шанс, если она мне его даст. Разве тебе никогда не хотелось встречаться с девушкой до такой степени, что ты был бы готов на все, лишь бы попытать счастье?

– Нет, – отвечаю я, думая о Монике и о своем многолетнем чувстве к ней. – Я бы на твоем месте уже сдался.

– Ну тогда хорошо, что ты не я. – Он поднимает вверх ладонь. – Не подашь торцовый ключ?

– Она же уволила тебя.

– Вик, она не может позволить себе уволить меня. – Он хитро улыбается. – Не переживай, я ее в конце концов уломаю.

– Ты знаешь, что у нее под столом ствол, да? – предупреждаю я. – Не думаю, что она боится им пользоваться.

– Некоторые девушки стоят риска, – говорит Берни. – Ты разве никогда не влюблялся?

– Влюблялся, но уже давно бросил это дело. – Лучший друг завоевал ее сердце, просто пригласив на свидание.

– Отец при жизни научил меня одному – никогда не сдаваться. Никогда. – Он с тоской смотрит на дверь в квартиру на втором этаже. – Если, конечно, она меня не застрелит. Тогда, естественно, все будет кончено.