Текст книги "Ветер с севера"

Мелькнула мысль, что надо избежать соблазна, встать и отойти прочь. Однако все, что говорилось наставниками о греховности плотской любви, вдруг показалось неуместным в древнем лесу галльских богов. К тому же эта смеющаяся нимфа, эта чарующая волшебница принадлежит ему по христианскому закону. Она его невеста…

Ги придвинулся ближе и склонился над Эммой. Лицо его стало мучительно серьезным, и под пристальным взглядом Ги девушка застыла, все еще тяжело дыша.

– Эмма…

Теперь она тоже смотрела на него. Её руки были вольно раскинуты, холмики грудей поднимались и опускались в такт дыханию, разметавшиеся волосы напоминали золотисто-розовые водоросли, мерцающие в свете луны. В темных, широко открытых глазах отражались лунные блики. Ги почувствовал её дыхание на своем лице, и уже не понимая, что делает, коснулся губами её губ. Его никто не учил этому, но сама природа влекла его к девушке. И её губы… Они были нежными, сухими и сладкими…

В кустах мелит Эврар медленно поднялся, поудобнее перехватывая секиру.

Эмма вдруг мягко выскользнула из рук Ги, встала и подошла к самой воде.

– Эмма! – недоуменно и жалобно окликнул Ги.

Она встряхнула головой, избавляясь от песка в волосах, а затем перебросила тяжелую массу через плечо и принялась торопливо заплетать косу.

Эврар вновь почесал древком секиры висок и погрузился в тень.

Ги, ничего не понимая, поднялся во весь рост, машинально оправляя одежду.

– Ты обиделась? – осторожно спросил он, чувствуя себя совершенно несчастным и, странное дело, – оскорбленным.

Эмма отрицательно покачала головой.

– Ты боишься меня? – теряясь в догадках, воскликнул юноша.

Она чуть повернулась к нему, и Ги с облегчением увидел знакомые очертания ямочки от улыбки на её щеке.

– Нет!

Он ничего не понимал. Сердце его все еще билось сильными, торопливыми толчками.

Эмма приблизилась к нему.

– Если ты хочешь, мы пойдем к древнему камню и, как делали в старину франкские юноши и девы в этих краях, принесем обет верности и любви.

Пожалуй, и это было грешно, но Ги уже было все едино. Поэтому, когда девушка углубилась в чащу, он беспрекословно последовал за ней.

Эврар шепотом выругался, поняв, что опять предстоит нелепое кружение в чаще за молодой парой. Бог весть какие демоны путают мысли молодых, а заодно и его планы. Он бесшумно обогнул заводь, но когда стал вброд переходить ручей, вспугнул семейство диких уток, и они, вопя и с шумом взбаламучивая воду, поднялись на крыло, на миг заставив съежиться от неожиданности суеверного мелита. Нелепые мысли начали лезть ему в голову, когда он стал подниматься по склону. Эта рыжая девка не боится леса и его духов, и кто знает, может, она сама, как фея, водит с ними дружбу. Он опять непроизвольно повторил жест, охраняющий от лесных духов.

Ги остановил Эмму на самом верху склона.

– Ты слышала? Там кто-то есть.

Эмма стояла, прислушиваясь. В темноте Ги едва мог различить её силуэт.

– Никого, – наконец сказала она. – Видимо, лиса дождалась нашего ухода и начала охоту, вспугнув водяных птиц. Или олень мутит воду, явившись на водопой.

Она спокойно двинулась вперед, и Ги снова последовал за нею. Какая разница, что там в лесу, если с ним его невеста, его будущая супруга… Он улыбнулся, коснувшись пальцем своих губ, еще помнящих пьяную сладость поцелуя.

Вокруг стояли гигантские дубы, такие огромные, что казалось они стоят тут еще со времен, когда по земле Галлии маршировали когорты римлян. Невысокие, корявые, в три-четыре обхвата каждый. Казалось, наименьший из них мог послужить жилищем либо лесному духу, либо, в крайнем случае, нищему бродяге.

– Что это? – воскликнул юноша, увидев на голых ветвях слепленные из глины или воска изображения домашних животных, людей или отдельных частей человеческого тела.

Девушка, проследив за его взглядом, пояснила:

– Это древняя священная роща. Что ж, знай, Ги Анжуйский – окрестные жители взывают тут к старым богам. Они с заклинаниями и молитвами вешают в местах древних святилищ изображения того, что у них болит, или фигурку заболевшей скотины – говорят, это очень и очень помогает. Я никогда ничего подобного не делала, ибо матушка считает, что это грех… Однако кто знает, в какое отчаяние впадают люди, когда заболевают их близкие или живность.

– Глупцы! – возмущенно вскричал Ги. – Ваш аббат обязан растолковать этим несчастным, что только на место, где воздвигаются храмы с крестом, нисходит особая благодать! Что же касается болезней… тут все мы в руке Божьей. Хворь часто является ниспосланным с небес наказанием за грехи, и ежели люди желают излечиться, то должны вести праведную жизнь и с молитвой обращаться к Богу и святым.

Ему хотелось что-то еще добавить поучительное, но девушка шла не оглядываясь, и Ги ощутил смущение оттого, что она не прислушивается к его речам.

А потом древние дубы расступились, и посредине круглой поляны юноша увидел старинный жертвенник, алтарь забытых богов, вернее его руины, – ушедшие в землю каменные опоры, накрытые покосившейся, потрескавшейся от времени известковой плитой.

Ги смотрел на него с каким-то благоговейным страхом. Ранее ему не раз приходилось видеть эти древние дольмены, казалось созданные руками великанов, но они не занимали его мыслей. Сейчас же, то ли из-за волшебства лунной ночи, то ли из-за таинственности незнакомого леса, то ли из-за того полугипнотического состояния, в котором он находился с тех пор, как увидел Эмму, этот алтарь вдруг показался ему исполненным таинственного смысла.

– Господи помилуй! Зачем ты привела меня сюда?

Эмма обошла вокруг алтаря, сосредоточенно рассматривая венки живых цветов на каменной плите.

– Надо же, как быстро увяли… Камень еще теплый от солнечных лучей. Тут много и тех, что я принесла…

И заметив, как хмурит брови жених, невозмутимо пожала плечами.

– Не сердись, милый. Это обычай. В мае, в утро после Вальпургиевой ночи, мы приносим сюда цветы и ведем вокруг алтаря хоровод. Это хорошее место, – она огляделась, явно не разделяя настроения Ги. – Наверно, старые боги все еще охраняют его от сил зла. Я люблю бывать здесь, греться на солнце, лежа на камне, или даже плясать на нем.

Её ровный голос умиротворяюще подействовал на Ги. К тому же обращение «милый» повергло его в состояние, близкое к опьянению. Как он ни старался, но не мог сдержать глупую и счастливую улыбку.

– Но зачем мы здесь?

Она поглядела на дольмен и лукаво улыбнулась. Её волосы казались потоками солнечного тепла среди белесых лучей луны, а глаза скрывали все тайны ночи. И Ги снова подумал, что перед ним – воплощение феи, владычицы священной рощи в глуши лесов.

Эмма положила ладони на плиту. Ги машинально последовал её примеру. Теперь они стояли по обе стороны старинного алтаря, и юноша тоже почувствовал кожей оставленное солнцем тепло.

Эмма сказала:

– Мы не собирали вместе цветы на заре, Ги, не прыгали через пламя майского костра. Для тех, кто намерен всю жизнь быть вместе, это упущение. Однако мы сможем по старинному обычаю произнести здесь клятвы в вечной любви.

Ги был в восторге. Страхи покинули его, он был рад, что все происходит именно так. Они протянули друг другу руки через плоский камень, но он оказался так широк, что им пришлось почти улечься на него, и это развеселило их. Они, смеясь, тянулись друг к другу, пока пальцы их не переплелись.

– Что нужно говорить? – все еще улыбаясь, спросил Ги.

Она прищурилась, подняв к небу лицо. Видимо, слов обряда она не знала, но рассоединить руки в молчании считала недобрым знаком.

Совсем рядом в ветвях старого дуба защебетал соловей. В траве пискнула мышь.

Эмма улыбнулась Ги.

– Повторяй за мной.

Она заговорила медленно, и он повторял следом:

– Клянусь, что не покину тебя, пока ты сохраняешь мне верность. Если же согрешу против тебя, то беги прочь, исполнись ненависти и убей меня, как волка.

Все. Их руки разжались, и Эмма, подперев подбородок, с улыбкой стала смотреть на жениха.

– Что это за клятва? – спросил Ги.

– Я вспомнила, что так клялись друг другу Дафнис и Хлоя. И любовь их выдержала все бедствия и испытания.

– О, опять эти языческие сказки!

– Но разве ты не рад?

И юноша ответил с пылом:

– Я, наверное, и в раю не был так счастлив, как сейчас с тобою!

Он попытался обойти вокруг дольмена, но Эмма, обрадованная его признанием, взвизгнула, захлопав в ладоши, и вмиг оказалась на плите алтаря.

Ги встревожился.

– Осторожнее, Птичка! Никому не ведомо, что таит в себе эта древняя глыба.

Но Эмма уже кружилась, подхватив подол платья, обнажив едва не до колен стройные ноги, округлые и изящные. Ги застыл, как завороженный, а девушка во весь голос запела:

 
Средь лесов и среди вод
Леса дух меня зовет:
Ночью тихой, ночью лунной
Выйди к эльфам в хоровод!
 
 
Как щебечет соловей
Ночью майской средь ветвей!
Я хочу, чтоб танец эльфов
Закружил меня скорей!..
 

Ги вздрогнул.

– Что ты поешь? Это опасная песня. Разве тебе не известно, как хитры эльфы и как они опасны. Не поминай их, да еще в таком месте, молю тебя!

Эмма кружилась, смеясь:

– Скажи-ка, монашек, ведь и у тебя, и у меня на груди крест, а он всемогущ. И ни одна из древних сил не коснется нас, пока животворящий символ Спасителя оберегает своих детей.

Она вскинула руки над головой и тряхнула распустившейся косой.

 
В нежном свете при луне,
Так плясать привольно мне —
Я исчезну, я останусь
В этой сказочной стране!..
 

– Эмма, это не игра! – воскликнул не на шутку обеспокоенный Ги. – Смертный, попавший в сети духов, может пропасть навсегда!

А потом он сказал иное:

– Да ты сама как эльф, как королева эльфов! Поэтому, видно, и не боишься их.

– О, нет, – вздохнула девушка, перестав кружиться. – Если бы ты знал, Ги, как мне хотелось бы хоть однажды увидеть этих дивных существ. Женщины, сидя за прялкой, порой рассказывают, что замечали следы на росистой траве после их танцев. Говорят, тому, кто в полночь войдет в такой круг, дано их увидеть. И знал бы ты, сколько я бегала по лесам в самые глухие и темные ночи ради того, чтобы встретиться с ними. Увы, все напрасно. Эльфы или ушли из этих лесов, или боятся людей.

– Как можно стремиться к встрече с нечистой силой?

Эмма обиженно выпятила губку.

– Когда у моей подруги Сизенанды заболела любимая телка, она прибежала в лес, положила нательный крестик на эльфийский алтарь и сказала только: «Господи, помилуй». И её телочка вскоре избавилась от хвори.

– Суеверие, – хмыкнул Ги. – Ты что же, веришь во все эти фигурки животных, подвешенные на деревьях? Ты ведь христианка, Эмма, ты образованна и умна!

Девушка опустилась на алтарную плиту, села, опустив с алтаря ноги в сандалиях, а Ги встал рядом, облокотившись на камень. В мерцании лунного света они улыбались друг другу.

– Ты увезешь меня с собою? – спросила Эмма.

– Да. Я теперь не смогу жить без тебя. И нас связывает клятва.

Они замолчали, только соловей выводил трели в лесной кроне, а в стороне ему отвечали другие. Кроме этих звуков, мир казался погруженным в колдовскую тишину. Да и был ли еще в этом мире кто-либо помимо них двоих?

Ги стоял подле своей невесты и ощущал локтем тепло её бедра. Знакомое томление вновь охватило его. Он подтянулся на руках и тоже сел на алтарь. Глаза Эммы блестели совсем близко, и медленно закрылись, когда он стал ее целовать. Ее губы раскрылись ему навстречу, словно цветок, и Ги почувствовал, что больше не владеет собой. Он ощутил её внутренний жар, так схожий с его собственным, и сильнее приник к ней. Голова девушки бессильно запрокинулась, будто её оттягивала назад масса волос, и увлекаемые этим рыжим потоком, они медленно, не разжимая уст, опустились на древний алтарь.

Ги не знал, кого он держит в объятиях, – живую ли женщину или волшебную фею. Все это было так ново и так необычайно прекрасно для него. Совсем рядом – он чувствовал, – в унисон его сердцу бьется сердце Эммы. Словно не веря себе, он приподнялся на локте и взглянул на нее.

– Я люблю тебя, – прошептал Ги. – Я всегда буду тебя любить.

Ее влажные губы улыбались ласковой, чуть дразнящей улыбкой. «Она и в самом деле фея», – подумал он, но тепло её тела, запах её волос и аромат смятых ландышей свидетельствовали, что вся она из плоти и крови. И юноша, словно желая удостовериться в этом, провел рукой по её груди, такой круглой, теплой и упругой, и сильнее сжал её.

– Не надо, – тихо попросила Эмма.

Но рука уже сама двигалась дальше – коснулась ее живота, скользнула по гибко поднимающемуся бедру.

– Нет!

Она оттолкнула его и села. Ги, все еще тяжело дыша, остался лежать на камне. Им вдруг овладела досада. Эта девушка раз за разом дразнит, а потом отталкивает его.

Эмма сидела, не поворачивая головы.

– Ты не должен так вести себя со мной, пока нас не обвенчали в церкви.

До него медленно стал доходить смысл сказанного. И хотя обида все еще жила в нем, он обрел власть над собой.

– Ты права. Но, по-моему, ты попросту боишься меня.

– Я? Да я и Вульфрада не испугалась бы. Кроме того…

Она осеклась. А Ги тут же сухо спросил:

– Значит, у тебя все-таки что-то было с этим мужланом?

– Ничего подобного, – сказала Эмма, обиженно выпятив губку. – Вульфрад, он словно Даркон, груб и неприятен. А Хлоя…

Тут она улыбнулась.

– Хлое всегда нравился Дафнис.

На этот раз Ги не стал возражать против сравнения с языческими героями.

– Я никогда бы не смог оскорбить тебя, моя Птичка. И всегда буду рядом, всегда буду оберегать тебя. Клянусь в этом!

Увидев, что девушка поежилась от ночной сырости, он снял с себя накидку и укутал её. Так уж получилось, что они остались лежать на старом дольмене, болтая, смеясь, вспоминая свое детское еще обручение. Потом по замедлившемуся, чуть охрипшему голосу Эммы Ги понял, что её клонит в сон. Она ведь почти не спала и предшествующей ночью. Граф Фульк тоже поднял его чуть свет. Но когда Эмма прижалась лбом к его плечу и уснула, он еще долго лежал, глядя, как луна опускается за верхушки деревьев. Это место, этот языческий алтарь, где когда-то приносили жертвы и который стал их первым брачным ложем, больше не пугало его. Наоборот – старые дубы священной рощи казались ему друзьями, охранявшими их. Он не заметил, когда сон овладел его существом.

Возможно, Ги был и не совсем неправ, когда полагал, что они находятся под охраной древнего святилища.

Эврар Меченый умел двигаться по лесу бесшумно, как рысь, и долго шел за молодыми людьми на звуки их голосов. Но когда он попал в священную рощу, где на ветвях дубов висели подношения… Эврар ощутил, что попал туда, где он чужак. Это было место поклонения местных жителей, святилище, куда надо приходить только с добрыми намерениями. Он же шел за двумя влюбленными со злом. И его теперь могла постигнуть кара!

Мелит стал пятиться, но наткнулся спиной на один из стволов, и повещенное на веревке подношение ударило его по лицу. Он шарахнулся, но снова налетел на другое дерево с покачивающимися маленькими жертвами-подношениями. И тогда грозный воин Эврар Меченный в суеверном страхе опустился на колени, сжался, приник к земле. Так ему казалось, что местные духи его пощадят.

Из глубины его памяти всплыло видение детства: под подобными огромными дубами на алтаре лежит связанное тело и женщина-жрица с седыми косами вспарывает ножом грудь жертвы, а затем поднимает вверх трепещущее, облитое дымящейся кровью сердце. И едва она это сделала, как дубы зашумели кронами, закачались их ветви, а потом наступила тишина. Духи приняли жертву.

Эврар никогда не забывал это, он верил в могучие силы древней земли, а сейчас ему казалось, что дубы видят его и желают ему смерти. И он вновь и вновь повторял старинный жест, оберегающий от сил зла, а затем, словно опомнившись, попытался прочесть молитву, но, как на грех, слова не шли ему на ум. Он сбивался, а темные дубы стояли вокруг, лишь шевелились тени покачивающихся на ветвях подношений да поскрипывала старая кора.

Но порой до него долетал, словно из другого мира, смех молодых людей, песня Эммы Птички. Мелит был не в силах понять, как эти щенки могут веселиться в столь жутком и таинственном месте. А потом вообще настала гнетущая тишина.

Наверное он уловил предшествующие утру отсветы. И подумал, что где-то вдали уже наверняка горланят зарю петухи. Значит силы ночи и лесные духи уже не так страшны. Эврар привстал, огляделся и даже ощутил раздражение на самого себя: с чего так испугался?

Он помнил, в какую сторону ушли юноша с девушкой, двинулся туда же, даже оттолкнул свисавшую на веревке с одного из деревьев соломенную куклу. Смешно подумать чего он страшился в темноте!.. И теперь его волновали только влюбленные.

Собственные шаги казались Эврару громоподобными. Тишина действовала угнетающе. Трава покрылась седой росой, поднялся легкий туман.

…Внезапно Меченный замер. До него донесся какой-то гул, вызывающий щемящее чувство тревоги. Мелиту показалось, что он подозревает, на что это похоже. Но он мог и ошибаться. Однако пока у него есть дело, не стоит думать о какие-то внезапных подозрениях.

Лес светлел с каждой минутой. Все плотнее клубился туман. Где-то пискнула пташка. Эврар поудобнее перехватил секиру и, словно согреваясь её гладкой рукоятью и черпая в верном оружии силы, двинулся вперед.

Эмму и Ги он нашел спящими на древнем алтаре. Девушка была закутана в темную накидку графского сына. От сырости утра они прижались друг к другу, а их лица казались невинными лицами детей. Однако мелит вполне мог представить, чем они занимались здесь этой ночью.

Его охватил гнев. О, если этот молокосос лишил девства невесту его герцога!.. Эврар не мог понять, что его больше бесило – мысль ли о соитии влюбленных или то, что они совершили святотатство, расположившись как на ложе на древнем алтаре.

– Какого дьявола!.. Вставайте!

Он с силой ударил франциской о камень, так что сталь зазвенела в его руках.

Влюбленные вскочили, сонно озираясь и ничего не понимая.

– Эврар? – недоуменно пробормотал Ги. – Что случилось? Почему ты здесь?

Мелит от гнева не находил слов. Эмма смотрела на него сквозь пелену сна. Воин также внимательно вгляделся в её лицо, а затем, схватив за лодыжку, с силой рванул к себе. Девушка едва не упала с камня.

– Блудодеи! Как вы посмели осквернить древнюю святыню?

Ги поднялся на камне и прыгнул вниз, едва не на плечи мелита.

– Разрази тебя сатана, Эврар! Ты что себе позволяешь? Эмма дочь графа Байе и моя невеста… Ты обращаешься с ней, как с рабыней! Прочь, изыди!

Эмма невозмутимо спросила:

– Как ты здесь оказался, воин?

Они оба глядели на него, ожидая ответа. Эврар выругался:

– Ад и дьяволы! Не мне ли господин Фульк приказал охранять тебя, щенок? Я полночи провел в лесу, разыскивая вас…

– Что тебе за дело!..

Ги едва ли не с кулаками кинулся на него, но от короткого толчка Меченого полетел на землю.

– Клянусь демонами!.. Немедленно возвращайтесь в аббатство. Вам еще предстоит объяснить, с какой целью вы ушли в лес и чем занимались минувшей ночью.

Он не успел опомниться, как Эмма с силой ударила его в грудь, заставив отступить.

– Кто это здесь приказывает? – воскликнула она, уперев руки в бедра и наступая на воина. – Кто ты? Наемник без рода и племени, продающий за монеты свой меч. Я буду вынуждена сообщить дядюшке Фульку, как ты обошелся с его сыном. Любопытно будет взглянуть, долго ли после этого ты останешься у него на службе.

В первый миг Эврар даже опешил. Кулаки его непроизвольно сжались. Но ударить эту верещащую пичугу он не посмел. Её пронзительные карие глаза словно удерживали его. Глаза Эда, взгляд Эда Робертина… Меченый затряс головой, отгоняя наваждение. В этой рыжеволосой девушке текла еще и кровь Каролингов, и довольно скоро ей придется стать его герцогиней.

Эврар хмыкнул в усы и дурашливо поклонился.

– Не угодно ли будет возлюбленнейшей госпоже проследовать в Гиларий-в-лесу?

Эмма обеими руками отвела упавшие на лицо волосы и милостиво кивнула, словно прощая его.

Эврар опять хмыкнул. В дерюгу одета, а гонор, как у настоящей госпожи.

– Угодно, но позднее.

Заявив, что она голодна, девушка взяла руку Ги и повела его за собой. Эврар, потоптавшись, медленно потянулся следом. Эх, если бы ему не нужно было, чтобы она провела его в аббатство… Но пока Меченому было невыгодно ссориться с этой Птичкой.

Под старым дубом журчал лесной родник. Вода накапливалась в небольшом углублении среди мха и тонкой струйкой исчезала в траве. Рядом стояло какое-то грубое сооружение – маленький алтарь эльфийского божества лесной воды. Там лежала засохшая лепешка и кусок сыра. Лесные жители по-прежнему приносили жертвы божеству, дабы источник не иссяк.

Но Эмму это мало беспокоило. На глазах Эврара она совершила новое святотатство: разломив предназначенный в жертву хлеб и разделив сыр, они с Ги с жадностью набросились на еду. Жевали, склонялись к роднику и пили черную влагу прямо из углубления, о чем-то шептались и пересмеивались. Эврар, засунув за пояс свою франциску, угрюмо возвышался над ними. Эмма, откинув волосы, посмотрела на него, а затем, отломив кусок лепешки, протянула и мелиту. Тот лишь повел плечом и равнодушно отвернулся.

Небо начало розоветь. Просыпались дневные птицы, далекий рев тура тревожил покой леса.

– Что ж, мы готовы, – сказала Эмма.

Здесь явно верховодила она, вот и шла впереди вместе с Ги, а Эврар ступал следом на некотором отдалении.

«Между ними ничего не произошло, – определил Эврар. – Влюбленные, познавшие вкус грешной плоти, ведут себя иначе. Тех друг от дружки не оторвешь. Эти же словно малые дети».

Меченный скривил в усмешке губы, решив про себя, что другого такого простофилю, как этот Ги, пожалуй, не сыскать. Эдакого рохлю и зарубить не жалко. Пусть только девушка сперва выведет их к аббатству. Там придется оглушить и связать её, оставив в лесу, пока он сходит к конюшне. А затем… Что ж, тропу до Сомюра он хорошо запомнил. А оттуда в Тур, где его ожидают люди герцога Ренье.

Эврар уже примечал пни, мимо которых проходил ночью. Пожалуй, и здесь он уже не заблудится. Воин ускорил шаги, неторопливо доставая секиру и устремив взгляд на темный затылок Ги. Взявшись за руки, молодые со смехом перепрыгнули через толстый поваленный ствол. Эврар шагнул за ними. И замер.

– Стойте – во имя всех богов земных и подземных!

Юноша и девушка немедленно оглянулись, замедляя шаг.

Эврар стоял, сжимая топорище. Все в нем было напряжено, как взведенная пружина. Всем своим естеством, каждой клеточкой его он ощущал только одно.

Впереди была опасность, больше того – там была смерть.