Текст книги "Поединок соперниц"
Автор книги: Симона Вилар
Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
А возлечь с ней я хотел. Несмотря на ее хрупкость, было в ней нечто такое, что притягивало меня, как одинокое дерево притягивает молнию. Некая теплота, беззащитность… красота. И где я только мог видеть ее ранее? Уж никак не в обители Святой Хильды, куда я никогда не наведывался. А зря. Внучка Хэрварда! Мне бы давно следовало заинтересоваться ею. Тогда я давно увез бы ее, сделал своей женой. И такая супруга вмиг прославила бы меня.
Как-то вечером я, стараясь двигаться беззвучно, поднялся вслед за ней на смотровую площадку наверху башни. Леди Гита не ожидала меня, оглянулась так, словно опасалась. Я же улыбался. Какая же она все-таки красавица! Опоясанное одеяние подчеркивало хрупкость фигуры, капюшон был откинут, и ее волосы казались почти белыми на фоне черной ткани. Не теряя ни секунды, я властно привлек ее к себе – и она не стала меня отталкивать. Я был бы готов почувствовать себя победителем, если бы она не застыла в мертвенном оцепенении, не сводя с меня своих огромных глаз цвета светлой стали.
– Сейчас я завишу от вас, сэр Хорса, – сказала. – Но надеюсь, что ваше благородство и честь не позволят вам поступить со мной дурно.
Что-то было в ее голосе, некая печальная обреченность, отчего мой пыл словно угас. Тогда я решил сказать, что и в мыслях не имею обесчестить ее.
– Когда все закончится, миледи, я заберу вас в свой бург Фелинг и сделаю там хозяйкой.
Она вроде улыбнулась, но в этой улыбке было больше печали, чем веселья.
– Но ведь у вас уже есть три хозяйки, как мне известно.
– Ко всем чертям! Я выгоню их, едва вы вступите на мой порог.
В моих руках она была такой тоненькой, такой беззащитной, что я ощутил желание. Провел рукой по ее бедру, изгибу талии, коснулся груди. Ого, а у этой шелковиночки грудь что надо.
Но она вдруг отступила, вырвалась.
– Вы думаете, что теперь любой может делать со мной что угодно?
Я ничего не понял. О чем она? Я ведь предложил ей стать хозяйкой Фелинга!
Вокруг башни сгущался туман. Последнее время заметно потеплело, и Тауэр-Вейк словно увязал в этой белесой мгле. И мы с Гитой были точно одни на заколдованном острове. Я и эта серебристая туманная фея, что и боялась, и зависела от меня. Клянусь Святым Дунстаном, до чего же это возбуждало!
Но в этот миг на лестнице сзади раздались шаги и появилась эта сучка Эйвота. Так и кинулась меж нами.
– Имейте благородство, Хорса из Фелинга! Перед вами леди, а не девка из фэнов.
Черт возьми! Да эта крестьянка меня совсем не боялась. И это после того, как я валял ее, как хотел!
– А ну-ка посторонись, голубушка. Я делаю миледи предложение, и она почти согласна.
– Предложение! – фыркнула эта рыжая бесстыдница. – Вот освободите ее от Ансельма, а тогда и говорите о женитьбе.
Они ушли, а я остался на башне. Стукнул кулаком по одному из зубьев парапета[55]55
Парапет – здесь: погрудная каменная кладка.
[Закрыть], так что заболел кулак. Кровь Водана! Они что, забыли, как зависят от меня? Если мы выкрутимся из этого положения, Гита просто обязана будет принять от меня брачные браслеты.
И тут я услышал звук, от которого едва не подскочил. Проклятый туман! Не будь его, я бы давно заметил, что появился враг. А так рог трубил у самой башни. И с леденящей ясностью я понял, что время испытания пришло. Чертов аббат явился к Тауэр-Вейк!
Звук рога был для всех, как гром среди ясного неба. Мой трусливый сыночек Олдрих опять заплакал. Великий Водан! – неужели это я породил столь слабое создание? Я огляделся, велел всем заткнуться. Сам занял позицию в амбразуре бойницы, выходящей на дамбу. Ах, если бы не туман! Я еле различал силуэт всадника перед поднятым мостом. То, что мост работал, было моей заслугой, и я внутренне возгордился своей предусмотрительностью.
– Кто это смеет трубить в рог на земле леди Гиты Вейк, устраивая переполох, словно лис, забравшийся в курятник?!
Воин оторвал свою дудку ото рта и громко крикнул:
– По закону эти земли находятся в пользовании преподобного аббата Бери-Сент-Эдмундса. Он распоряжается ими как лорд-опекун несовершеннолетней девицы Гиты Вейк, которая оказалась столь неразумной, что примкнула к мятежникам. Но отец Ансельм готов простить ее, если она добровольно выйдет к нему и сдаст для суда и следствия всех подлых бунтовщиков, какие посмели восставать с оружием в руках против своего господина и благодетеля.
Я ощутил гнев. Оглянувшись, увидел рядом Утрэда, опиравшегося на дротик. Хотел было вырвать у него оружие и пронзить дерзкого парламентера, но Утрэд удержал меня.
– Этот человек – герольд. Мы покроем себя бесчестьем, если нападем на него.
И кто бы меня учил?! Простолюдин, нахватавшийся рыцарских замашек у псов-норманнов? Но дротик он держал крепко. И мне пришлось вернуться к бойнице. Набрав в грудь побольше воздуха, я проревел в ответ:
– А теперь выслушайте наши условия! Вы немедленно уберетесь из этих владений, иначе немало матерей будут носить траур по безумцам, решившим напасть на саксов у башни славного Хэрварда! И это говорю я, Хорса из Фелинга, защитник старых саксонских вольностей и обездоленных девиц.
В этот миг рядом с герольдом появился еще один всадник. Даже туман не помешал мне распознать в этой тучной фигуре, восседающей на муле, алчного аббата из Бери-Сент-Эдмундса.
– Хорса? Зачинщик смут и беспорядков в Норфолке? – донесся до меня его полный яда голос. – О, всем известно, что ты разбойник. И если я расправлюсь с тобой, то, – клянусь мощами святого Эдмунда! – еще не один благородный рыцарь или землевладелец в этих краях поблагодарит меня, что избавил край от такой заразы. А уничтожить тебя, уничтожить всех вас, смутьяны, я имею полное право. По закону я опекун и распорядитель этих земель. И внучка Хэрварда принадлежит мне, как и все ее имущество и владения. Восстав же против меня, она восстала и против короля Англии. И стоит мне лишь приказать… Но я духовный пастырь и добрый христианин.
– Поп, ты еще не охрип читать проповеди в тумане? – прервал я разглагольствования этого норманна в сутане. – Скоро ты начнешь маяться горлом. А потом и зубами, если попытаешься разгрызть такой орешек, как Тауэр-Вейк.
– Это ваш ответ? – через минуту-другую спросил Ансельм.
– Вот наш ответ! – крикнул я. И все же выхватил у замешкавшегося Утрэда дротик, метнул в аббата.
Видимо, из-за тумана я промахнулся, и острие вместо проклятого попа пронзило его мула. И я хохотал, глядя, как этот жирный святоша выбирается из-под него и бежит по дамбе прочь, путаясь в складках сутаны. А воин-герольд даже обогнал его, должно быть, опасаясь, что следующий бросок будет направлен в него.
– Не следовало бы так поступать, – сухо сказал Утрэд. – Это только обозлит аббата.
– Разве у нас был выбор? – огрызнулся я. И посмотрел туда, где стояла леди Гита.
Она была бледна. Спросила:
– Как долго мы сможем выдержать осаду?
– Да сколько угодно. У нас есть вода, пшено, овес, молоко, есть наш скот. А ваш дед, миледи, строил свое кремневое убежище на совесть.
Почему-то показалось, что мои слова не сильно ее обнадежили. Ушла. Позже я увидел ее коленопреклоненной, погрузившейся в молитву настолько глубоко, что не заметила, как я подошел. И я вынужден был ждать, пока она закончит молиться. Но мое терпение не безгранично. Я взял девушку за плечо.
– Вот что, миледи…
Она вздохнула и поднялась, осеняя себя крестным знамением. Не дожидаясь моих слов, заговорила сама:
– Нам изначально не следовало полагаться на Тауэр-Вейк. Это было ошибкой. И да помогут нам Бог и святые угодники, ибо выхода у нас теперь нет.
Значит, она сожалеет, что доверилась мне. С некоторых пор в глубине души я и сам сознавал свою неправоту. Но признать это мне не позволяла гордость. Поэтому я принялся уверять леди Гиту, что наше положение не так уж и безнадежно – башня отменно укреплена, подобраться к ней можно только по насыпи, но и насыпь не поможет нашим врагам, ибо ее пересекает ров, а мост поднят. Вокруг – глубокие воды озера, и даже если эти нормандские умники попробуют атаковать нас на плотах и лодках, то в Тауэр-Вейк достаточно камней, стрел и дротиков, чтобы отправить их на корм рыбам. Главное для нас – продержаться хотя бы несколько дней, а там поднимутся саксы по всему графству и помогут нам…
– Сомневаюсь, – перебила меня девушка, да так резко, что я опешил. Она же, словно почувствовав себя виноватой, взяла мою ладонь своими маленькими ручками. – Разве вы не понимаете, Хорса, что к восставшим скорее примыкают, если они побеждают, а не когда в беде.
– Плохо же вы думаете о своем племени, Гита Вейк, – возразил я. – Они годами изнывали под тиранией норманнов и теперь…
– Я бы не назвала ее тиранией, – отмахнулась Гита. И только я набрал в грудь воздуха для отповеди, как она быстро заговорила: – Вы что же, не замечали, сколько лет саксы мирно уживались с норманнами, вступали в браки с ними, рожали общих детей, вели общие дела?
– О чем ты говоришь, девушка?!
Я презрительно усмехнулся.
– Сейчас я словно слушал этого продавшегося норманнам предателя, Эдгара Армстронга. Вы говорите, как он, и это весьма прискорбно, если учесть, что наш герефа покинул графство, предпочел попросту исчезнуть, только бы не вмешиваться в ваше дело, позволив нормандскому попу растерзать вас.
Она вздрогнула, задышала так, что подумал – вот-вот расплачется. Может, следовало утешить ее, но я все еще был сердит.
Нас отвлекло появление Альрика. Молодой тан пришел сообщить, что под покровом ночи норманны прокрались к мосту, влезли на него и теперь пытаются перепилить брусья там, где крепятся цепи, удерживающие мост на весу.
Мне стало не до леди Гиты. Я вновь ощутил жар в крови, почувствовал себя соколом, рвущимся в полет. А потом… Клянусь старыми богами саксов – это была бешеная ночь!
Туман мешал нам целиться в облепивших мост воинов неприятеля. Тогда я распорядился бросать с башни подожженные вязанки хвороста, и в свете их пламени наши стрелы и дротики стали куда точнее поражать цель. Но вместо павших из тумана возникали все новые воины.
Тем временем башню окружили норманны на плотах, на которых были установлены мантелеты[56]56
Мантелет – защитное ограждение для лучников при штурме укреплений.
[Закрыть], и при свете огней довольно метко поражали из луков наших защитников. Проклятые псы! В конце концов я решил открыть ворота и сделать вылазку, дабы сбросить рубивших мост воинов. Но поздно понял свою ошибку. Едва ворота Тауэр-Вейк отворились, как норманны устремились на мост, словно осы на мед. Закипела жаркая сеча. Лязг оружия, проклятия, крики – все смешалось в адском грохоте. Мы отбивались, рубились, прикрываясь щитами от стрел. Люди падали, мне залило глаза чьей-то брызнувшей кровью. Я рубил почти вслепую. А подпиленный мост уже накренился, повис на одной цепи. И стал столь скользким от крови, что мы съезжали по нему, как по глиняному откосу. Я сам едва не свалился, но меня удержали. И кто? Мой сын Олдрих. Он держал меня, уже цепляющегося за край, помог встать, а в следующий миг сам стал оседать. Я еле успел подхватить его и внести в башню, ибо в него впились сразу две стрелы. Олдрих вопил не своим голосом, точно в горячке. А тут еще часть норманнов просочилась за ворота, бились в самой башне, среди рвущихся на привязи коней, блеющих коз. Я кричал, чтобы закрыли ворота, невзирая на то, что снаружи остались наши люди. Главное – успеть укрыться в башне.
Олдрих уже не вопил – он потерял сознание. Я передал его кому-то на руки, развернулся, рубанул секирой ближайшего норманна и кинулся помогать кузнецу Аббе и Цедрику закрыть створки ворот. Последнее, что я заметил, так это своего хромого воина Гирта, пытающегося протиснуться в проем створок. Я оттолкнул его, и створки захлопнулись. Мы бросили брусья в пазы и наконец смогли перевести дух. Снаружи сильно стучали, ломились. Я даже различил голос Гирта, славшего проклятья на мою голову, а еще через миг раздался его отчаянный вопль.
– Это же был ваш воин, – тяжело дыша, заметил Цедрик.
Я только махнул рукой. Нестрашно потерять одного или двоих, когда спасены остальные. К тому же Гирт спал с одной из моих жен.
Снаружи на ворота посыпались глухие мощные удары. Видимо, норманны пытались прорубить их секирами. Потом с глухим ударом упал мост – этим псам все же удалось опустить его. И тотчас удары в ворота участились. Конечно, их створки были сделаны на совесть, но нападавшим нужен был по крайней мере таран. А сейчас пусть наши стрелки снимают их, пока у нападавших не пройдет охота подставлять себя под жало стрел и дротиков.
Но оказалось, Утрэд приготовил для них кое-что получше. Он велел лить с башни на нападавших кипящую смолу. И как же орали, вопили, стонали эти норманны! Сладостная картина! Враги горели, метались, катались по дамбе, сваливаясь в воду, тонули. Ибо когда смола проникает под доспехи, ее адского жжения не охладит даже ледяная вода.
В конце концов норманны отступили. Мы ликовали, кричали, хохотали. А тут еще с таким трудом отвоеванный ими мост воспламенился, и Тауэр-Вейк оказалась отрезанной от дамбы. Правда, ворота тоже загорелись, и нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы погасить их. И все это под обстрелом норманнских лучников.
Когда все окончилось, я почувствовал, как устал. Но самое дивное – у меня не оказалось ни единой царапины. Ну чем не повод, чтоб возликовать! Но я не ликовал. Поднялся на этаж, где лежали раненые. Женщины оказывали им помощь, перевязывали. Я увидел леди Гиту, склонившуюся над Олдрихом. Мой сын был без сознания. Сегодня он проявил себя как мужчина, спас меня. И если ему суждено умереть, я буду с гордостью вспоминать о нем.
Гита увидела, как я смотрю на сына.
– Он крепкий парнишка, Хорса. И хотя наконечник одной стрелы с трудом удалось достать, а древко второй раздробилось, жизненно важные органы не повреждены.
Разрезав куртку и тунику на плече Ольдриха, она промыла рану каким-то остро пахнущим снадобьем. Что ж, она провела большую часть жизни в монастыре, а там неплохо обучают врачеванию.
– Так я могу быть спокоен за Олдриха?
Гита как-то странно поглядела на меня.
– Этого я не говорила. Ранение серьезное. Хорошо, что он в беспамятстве и не ощущает боли. Я же со своей стороны сделаю все, что могу. Но боюсь…
Она виновато развела руками.
– Наконечник глубоко вонзился, нам пришлось сильно разрезать мышцы, чтобы достать его. И эти щепки от древка…
Я отвернулся, не мог глядеть, как она что-то извлекает из кровавого месива, в которое превратилось плечо Олдриха. Крови я не боялся только во время схватки. А так… Я не мог этого видеть, начинало подташнивать.
Гита негромко сказала:
– Боюсь, что твой сын, Хорса, не сможет более владеть рукой.
– Рука-то левая, – заметил я, все еще не в силах оглянуться. – Настоящему воину нужна правая, чтоб держать оружие.
И опять этот ее странный взгляд. Я ушел. Мне надо было хоть немного отдохнуть.
* * *
Я проснулся от шума в башне и за ее стенами.
– Кровь Водана! Что происходит?
Но особой тревоги на лицах людей я не заметил. Скорее даже воодушевление.
– Белый дракон! Белый дракон! – кричали вокруг старинный английский клич.
Я подскочил. Вот оно! Началось! Я был уверен, что это подоспели саксонские таны со своим ополчением и ударили по норманнам.
Но дело обстояло иначе. Наши люди предприняли вылазку из болот, напали на лагерь Ансельма, подожгли несколько палаток, угнали лошадей и отошли. Когда рассвело, все уже было кончено, а в лагере неприятеля царила суматоха. Недурно, хотя серьезного урона врагам нападавшие не нанесли. Вскоре они оправятся и опять двинутся штурмовать башню Хэрварда.
Когда я обошел посты и проверил, сколько у нас осталось припасов, мне стало как-то не по себе. Но виду я не показывал. Рыжая Эйвота позвала меня завтракать, я вышел как ни в чем не бывало, даже подмигнул красотке. Но она по-прежнему глядела на меня исподлобья. Я наблюдал, как она нежно ухаживает за своим мужем. Говорят, он недавно был ранен, но уже шел на поправку, а во время вчерашнего штурма даже помогал лить смолу с башни. Я понял, что этот парень уже вполне в норме, когда они с Эйвотой накрылись одеялом, а вскоре по их движениям и стонам рыжей стало ясно, чем они занимаются. Обычное дело. Люди, живущие в тесноте, часто вынуждены спариваться при посторонних. Но сейчас это меня разозлило. Что сказал бы муженек этой девки, если бы я поведал ему, как силком взял его красотку и она, хоть и сопротивлялась поначалу, потом все же обмякла и подчинилась.
Но Эйвота мне была сейчас ни к чему – я хотел Гиту. Порасспросив, я узнал, что она о чем-то толкует с Утрэдом наверху, где возле лестницы на смотровую площадку был отгорожен закуток.
Семя дьявола! Я почувствовал настоящий укол ревности. И почему это Утрэда, а не меня она пригласила для совета?
Но едва я подошел к ним, как Гита учтиво указала мне на скамью у стены, где уже сидел ее солдат. Ишь, простой воин, а ведет себя как гордый тан – лишь чуть подвинулся, уступая место. Гита сидела на лежанке, а по сути, на накрытом шкурой ворохе соломы. Эх, когда я введу ее в Фелинг, у нее будет настоящее деревянное ложе с перинами из пуха и сухих ароматных трав, с возвышением у изголовья и меховым пологом, за которым мы сможем уединяться. Ибо только высокородные имеют право сплетаться в объятьях в стороне от посторонних глаз.
Только я представил, как разведу ножки этой серебристой красавицы, и плоть моя так и подскочила. Я даже заерзал на лавке. Не будь тут Утрэда, я бы и на лежанку ее уложил. Что-то виделось мне за ее спокойствием и холодностью, некое потаенное пламя, какого мне так хотелось коснуться…
– Вы уже были у Олдриха, сэр Хорса?
Ее вопрос заставил меня очнуться от мечтаний. Она спросила, не глядя на меня. Сидела сжавшись, куталась в накидку. В башне и в самом деле было холодно, дрова и хворост приходилось экономить. Ах, позволила бы она мне себя согреть…
– Что? – переспросил я, ибо думал о своем и не сразу уловил суть вопроса.
Гита пояснила:
– Мальчик все время бредит. Но едва очнется, сразу зовет вас.
Она, должно быть, ожидала, что я тотчас пойду к сыну. Вместо этого я поинтересовался, о чем они беседуют с Утрэдом.
Теперь в разговор вступил солдат. Сегодня уже ясно, сказал он, что, сколько бы мы ни храбрились, долго продержаться в Тауэр-Вейк не удастся. В ответ на мое возражение, что болотные люди и впредь станут помогать нам, он только махнул рукой. Фэнлендцы – неважные воины, а люди Ансельма теперь будут настороже. Вдобавок с башни заметили, что люди аббата валят деревья и, похоже, намерены изготовить таран. Утрэд считал, что необходимо что-то предпринять, пока не поздно.
– И что ты предлагаешь? – с издевкой спросил я. Уж не думает ли этот простолюдин, что найдет выход там, где теряюсь даже я.
Утрэд задумчиво поскреб щетину на щеке.
– То, что аббат Ансельм решился на такое самоуправство, я объясняю лишь отсутствием нашего герефы Эдгара. А пока…
– Пока мы должны защищать леди Гиту. Ибо даже будь Эдгар Армстронг в Дэнло, вряд ли бы он захотел ссориться с влиятельным Ансельмом из Бери-Сент-Эдмундса. Он лижет сапоги норманнам, пока мы… О великий Водан! Да о чем я толкую? Разве вы, миледи, уже не обращались к нему за помощью? И получили отказ.
У нее был такой вид, словно вот-вот расплачется. Но сдержалась, заговорила спокойно:
– Эрл Эдгар отказался поддержать восставших, ссылаясь на свою присягу королю. Однако и он отмечал, что преподобный Ансельм много себе позволяет. И он бы не допустил подобного, если бы остался в графстве.
Далее говорил Утрэд.
– Когда дела вынуждают шерифа уезжать, за все отвечает его помощник в Норидже. Я немного знаю этого парня. Его зовут Роб де Чени, и хоть он нормандец, но родился и вырос в Дэнло, и у него никогда не было столкновений с саксами. Поэтому имеет смысл послать к нему гонца с сообщением, что тут происходит, и уж лучше довериться его суду, чем позволить Ансельму разделаться с нами.
Я стал уверять, что ни один нормандец не станет защищать саксов. Но эти двое не больно-то слушали меня, и тогда я сказал, что если уж посылать гонца, то лучше к саксонским танам, каких уже должен был предупредить отец Мартин. И вообще зря мы отпустили священника.
– Да, зря, – неожиданно сказала Гита. Устало и обреченно вздохнула. – Если бы отец Мартин был здесь, все можно было решить куда проще. Вы ведь предлагали мне стать вашей женой, Хорса. И если бы священник обвенчал нас… Но уже ничего не поделаешь.
Как спокойно и равнодушно она это сказала. А у меня даже пересохло во рту. Конечно, если бы леди Гита стала моей венчанной женой, Ансельм утратил бы право опеки над ней. В лучшем случае он мог бы только судиться, что она вышла замуж без его одобрения. Но тогда его попытка выступить против нас с оружием выглядела бы противозаконной. А я так сразу бы получил жену, которая подняла бы мой престиж в глазах саксов. Но какого дьявола!
И я сказал, что мы и так можем объявить нормандскому попу, что уже стали мужем и женой по старому датскому праву. Гита лишь печально улыбнулась. Нет, по нормандским законам этот брак не будет признан и право распоряжаться ее судьбой по-прежнему останется у Ансельма.
Они опять говорили об отправке гонца. Как, если Тауэр-Вейк в кольце осады? Но оказалось, Утрэд готов взяться за это, и у него даже все продумано. Он говорил, что спустится по веревке в воду, доберется вплавь до берега, а далее постарается проскользнуть сквозь лагерь осаждающих и оттуда проберется к ближайшей саксонской усадьбе. Там он позаимствует лошадь и поскачет к помощнику шерифа в Норидж. И хотя это трудно и небезопасно, но Утрэд рассчитывает проделать все, когда настанет ночь. Если же его схватят… Что ж, Ансельму ведь известно, что Утрэд служит леди Риган из Незерби, и на это будет упирать. Якобы Утрэд сам приехал в Тауэр-Вейк, чтобы убедить леди Гиту прекратить сопротивление, но оказался заперт в башне, когда ее оцепил аббат с людьми короля.
– Будет лучше, если ты скажешь, что это я захватил леди Гиту и от ее имени разжигаю мятеж, – неожиданно для себя самого предложил я. – Так ты сможешь выдать себя за поверенного Гиты, которого она якобы послала с подобным донесением, а заодно отведешь гнев Ансельма от самой девушки. Пусть уж лучше думает, что она тут ни при чем, а всем заправляет Хорса из Фелинга.
Утрэд взглянул на меня, и его глаза неожиданно потеплели. Но этот простолюдин мало интересовал меня. Другое дело – Гита. Ни одна из моих жен не дарила мне столь восхищенных взглядов. И я испытал некоторое смущение, чувство, которое мне, в общем-то, не было присуще. Потому, не зная, что еще сказать, вконец растерялся и ушел.
Никогда не думал, что взгляд прекрасных глаз способен так всколыхнуть душу. Конечно, я желал ее плотски, но именно в тот момент, когда я проявил неожиданное великодушие, эта девушка с волосами цвета льна и серебристыми глазами стала вдруг дорога мне необыкновенно. И я понял, что отныне мне нужно ее восхищение, преданность, ее нежность. Теперь я просто не мыслил жизни без нее.
Эти мысли не оставляли меня до самого вечера, когда мы стали готовить гонца к отправке. Пришлось подождать, пока окончательно стемнеет. Но вот лагерь норманнов наконец-то затих, а туман стал гуще овсяного киселя. Даже с верха башни я не мог разглядеть, как Утрэд опустился в воду – раздался только легкий всплеск.
Я невольно поежился, представив, каково ему сейчас в ледяной воде. Возможно, ему и впрямь удастся прокрасться мимо лагеря норманнов, но в глубине души я был не прочь, чтобы его схватили. Тогда Утрэду придется солгать, что Гита Вейк моя пленница, и с этого мгновения наши имена будут связаны нераздельно.
Она и сейчас была здесь, рядом, на башне, а вокруг плыл туман. Я отчаянно хотел коснуться ее, но сдерживался.
– Гита, – хрипло прошептал я.
Она приблизилась, в темноте я чувствовал ее взгляд.
– Я никогда не забуду, как вы хотели спасти мое доброе имя. И всегда буду молиться за вас, Хорса из Фелинга.
Я протянул к ней руки.
– Хочу тебя…
Она отступила.
– О, не назначайте цену своему великодушию.
– Хорошо, – процедил я сквозь зубы. – Но и вы не забывайте о нем. И помните, чем мне обязаны!
Понял, что сказал не то, когда Гита отпрянула.
– Мы в слишком опасном положении, сэр, – уже суше произнесла она, – чтобы иметь право на «помните». И если все обойдется… Что ж, пути Господни неисповедимы. А пока, Хорса, вам все же следует пойти навестить сына.
* * *
На следующий день туман рассеялся и неожиданно засияло солнце. Когда зимой начинается такое сияние, это всегда поднимает настроение. Однако нам радоваться было нечему. С Тауэр-Вейк мы смотрели на ведущую к башне дамбу и понимали, что люди Ансельма готовы к решающему штурму. Они тащили таран – огромное обструганное дерево, с железным «лбом» на конце. Сооружение покоилось на колесах, над ним было установлено деревянное прикрытие, чтобы наши стрелы не вредили тем, кто будет его толкать. И когда норманны подкатили его и железный «лоб» ударил в ворота, показалось, что содрогнулась вся башня.
В Тауэр-Вейк стоял шум. Ржали кони, блеяли козы, кричали люди. Сквозь этот гул я еле смог докричаться и приказать, чтобы ворота завалили изнутри тяжелыми предметами. Лишь когда люди занялись этим, я поднялся наверх. Удары тарана сотрясали башню. Наши воины стреляли сверху, но безрезультатно – прикрытие над тараном защищало осаждающих от стрел, и я велел не тратить их без толку. Приказал готовить смолу, чертыхнулся, узнав, что она еще недостаточно разогрета. Проклятье, о чем, спрашивается, ранее думали эти остолопы? Значит, пусть льют воду. И опять я ругался, видя, как навес защищает людей Ансельма от кипятка.
Доски ворот уже трещали. Таран откатывался и вновь ударял.
– Эх, крюк бы сюда! – воскликнул Альрик, глядя вниз. Но тут же отскочил, когда рядом о каменный парапет чиркнула стрела.
– Крюк? – рядом оказался староста Цедрик. – Взгляните, вон в воде у подножия башни полузатопленная лодка. У нее есть якорь. Он может подойти в качестве крюка?
– Святые кости! Ну конечно.
Я видел эту лодку, вернее ее нос, выступавший из темной воды. С него свисала веревка. При мысли о том, как там, в воде, брала оторопь. Уж лучше бы жар битвы, чем подводная ледяная мгла.
Я крикнул Альрику:
– Ты придумал – тебе и доставать!
Таран не унимался. Лихорадочно спеша, мы обвязали веревкой Альрика и начали спускать со стены.
Вот уж когда дневной свет ни к чему. Норманны тотчас заметили Альрика, и полетели стрелы. Однако он невредимым достиг поверхности воды и сразу же нырнул. А когда появился на поверхности, в его руке уже был якорь. Он быстро срезал его ножом с крепкой веревки.
Лучники не прекращали стрельбу, и вода вокруг молодого тана так и вспенивалась. Он укрылся за носом лодки, в которую сразу вонзилось несколько оперенных стрел.
– Проклятье! Шевелись, Альрик! Там ты у них как мишень на стрельбище!
Мы тащили изо всех сил, молясь светлым духам, чтобы не дали врагам поразить Альрика или чтобы он ненароком не выронил якорь.
В какой-то миг среди людей, вцепившихся в веревку, я заметил и леди Гиту. Она тянула наравне со всеми. Но вот светловолосая голова паренька показалась над парапетом, и я тут же вырвал у него якорь. И пока другие, в том числе и Гита, вытаскивали мокрого бледного Альрика на площадку башни, я уже привязывал якорь – крепкий, доброй норфолкской стали – к канату из скрученных ремней. Альрик, промокший, но упорный до конца, – вот что значит настоящий сакс! – уже был рядом и принялся мне помогать.
Якорем нам удалось подцепить таран. Тут уж и вовсе стало не до шуток – наши кости трещали от натуги, когда мы, едва не ложась на пол площадки, налегали на ремни. Таран начал крениться, а Цедрик, что стоял у парапета и глядел вниз, закричал, что один из воинов Ансельма пытается перерубить канат, удерживающий якорь. Но так просто это не сделать – канат-то толщиной в руку. И все же… Ну еще! Навались!
И мы сделали это! Мы опрокинули таран. Люди Ансельма попадали в воду, кинулись назад. При свете дня они были как на ладони, и мы стреляли в них, разили, ликовали.
В тот день у всех было приподнятое настроение. Гита лично поднесла каждому чарку эля. Интересно, отдыхает ли когда-нибудь эта девушка? Ибо если она не сидела над ранеными, то готовила пищу или молилась. Такая красивая, хрупкая и, вместе с тем, столь мужественная. Воистину эта женщина достойна стать супругой такого воина, как я! Но одно меня озадачивало: чем яснее я давал ей понять, какие у меня насчет нее планы, тем более она меня сторонилась. Ну да ладно уж. Мы все заперты в Тауэр-Вейк, и она рано или поздно поймет, что от своей судьбы никуда не деться.
* * *
Но на следующий день все изменилось, как я и предположить не мог.
С утра мы узнали, что люди Ансельма готовят новые осадные орудия. Сколько еще штурмов мы выдержим? И все больше людей говорили, что зря послушались меня и решили обороняться в башне. В фэнах, говорили они, у нас по крайней мере была бы свобода маневра.
Чтобы не дать людям окончательно потерять веру в мои полководческие способности, я собрал саксов и произнес пламенную речь о святости нашей борьбы. Каждый должен помнить, что мы не просто бунтовщики – наше дело правое, вдобавок мы вступились за беззащитную женщину. И если удача от нас отвернется, не следует страшиться смерти – коль и придется покинуть земную юдоль, то мы прихватим с собой немало проклятых норманнов и нас воспоют в песнях, как и великого Хэрварда!
Мало-помалу мне все же удалось поднять боевой дух. Был у меня этот дар. И я с наслаждением видел, как вспыхивают ненавистью глаза людей, как они потрясают оружием и напрягают мышцы.
Окрик Цедрика не сразу и привлек их. Старый рив нес дозор на башне, а тут он спустился, кричит что-то, хватает то одного, то другого за плечи, что-то втолковывает. Наконец он привлек внимание Гиты, Альрика, те поспешили куда-то, а люди уже улыбались, передавая друг другу известие. И я понял, в чем дело. Один из моих людей пояснил возбужденно:
– Войско! Целое войско появилось из фэнов, переполошив людей Ансельма.
– Это саксы?
– Нет, не похоже.
– Неужто Утрэд привел людей из Нориджа?
Мы поспешили к бойницам.
На берегу озера и впрямь царило необычное оживление. Было видно, что люди Ансельма похватали оружие, но в бой вроде не рвутся. Еще бы, их окружила целая рать закованных в броню воинов, пеших и конных, и на их копьях развевались флажки с каким– то изображением. Я знал об этих нормандских штучках с эмблемами, но мне они ни о чем не говорили. Однако вскоре я понял, кто привел людей. Узнал всадника в светлом плаще, который выделился из толпы, остановив лошадь перед Ансельмом. Шериф Эдгар. Я тихо выругался.
А вокруг уже радостно кричали:
– Это Армстронг! Наш герефа вернулся!
– Теперь-то он наведет порядок!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?