Текст книги "Неземная"

7
Сбиться в стадо

В понедельник, примерно в половине восьмого, я еду в «Розовую подвязку», чтобы встретиться с Анджелой Зербино. В театре совершенно темно. Я стучу, но никто не открывает. Стучу снова и посильнее. А затем достаю телефон, чтобы позвонить Анджеле, но понимаю, что мы так и не обменялись номерами. Дверь открывается так быстро, что мне приходится отпрыгнуть. На меня смотрит невысокая худая женщина с длинными черными волосами. На ее лице явно читается раздражение.

– Мы закрыты, – говорит она.

– Я договорилась встретиться здесь с Анджелой.

Ее брови взлетают на лоб.

– Ты подруга Анджелы?

– Ну…

– Входи, – придерживая дверь, говорит женщина.

Внутри так тихо, что становится не по себе, а еще пахнет попкорном и опилками. Я оглядываюсь по сторонам. На стеклянной витрине с закусками, внутри которой выстроились ряды конфет, стоит древний на вид кассовый аппарат. Стены украшают афиши прошлых постановок театра, в основном в ковбойском стиле.

– Милое место, – говорю я.

И чуть не врезаюсь в столбик ограждения с бархатной веревкой. Мне едва удается спасти его от падения, а то он бы утянул за собой и другие. Съежившись, я поворачиваюсь к женщине, которая смотрит на меня со странным, нечитаемым выражением на лице. Они с Анджелой похожи, только у моей одноклассницы глаза янтарные, а у женщины темно-карие и вокруг рта глубокие морщины, отчего она выглядит старше, чем показалось на первый взгляд. А еще напоминает мне цыганку из старых фильмов.

– Я Клара Гарднер, – разволновавшись, говорю я. – Мы с Анджелой должны подготовить школьный проект.

Она кивает. А я замечаю, что у нее на шее висит цепочка с большим золотым крестом, на котором распято тело Иисуса.

– Тебе придется подождать, – говорит она. – Анджела скоро придет.

Я следую за ней через арку в зал. Внутри царит кромешная тьма. Я слышу, как она уходит куда-то вбок, а затем на сцене появляется пятно света.

– Присаживайся где-нибудь, – предлагает она.

Как только мои глаза привыкают к полумраку, я осматриваю зал. Он заполнен круглыми столами, укрытыми белыми скатертями. Я подхожу к ближайшему ко мне и опускаюсь на стул.

– Вы не знаете, на сколько Анджела задержится? – спрашиваю я, но женщины уже нет.

Через пять минут мне уже хочется сбежать отсюда, когда наконец из боковой двери появляется Анджела.

– Ох, извини, – выпаливает она. – На репетиции оркестра немного задержали.

– На чем ты играешь?

– На скрипке.

Я с легкостью могла представить ее со скрипкой под подбородком, играющую какую-нибудь печальную румынскую мелодию.

– Ты живешь здесь? – спрашиваю я.

– Да. В квартире наверху.

– Вдвоем с мамой?

– Да, – рассматривая свои руки, говорит она.

– Мой отец тоже не живет с нами, – говорю я. – Только я, мама и брат.

Она пару секунд молча разглядывает меня, а затем спрашивает:

– Почему вы переехали? – Она садится по другую сторону стола и смотрит на меня своими серьезными медовыми глазами. – Мне не верится, что вы и вправду сожгли свою старую школу дотла.

– Что? – удивляюсь я.

Она сочувственно смотрит на меня.

– По школе ходят такие слухи. Говорят, вам пришлось сбежать из Калифорнии, чтобы вас не посадили.

Я бы рассмеялась, если бы не испытывала такого шока.

– Не переживай, – говорит она. – Скоро все об этом забудут. Так всегда бывает со слухами, которые распускает Кей. Я впечатлена, что тебе удалось так быстро познакомиться с ее плохой стороной.

– О, спасибо, – ухмыльнувшись, отвечаю я. – Если не учитывать мою несомненную любовь к преступной жизни, то мы переехали из-за мамы. Ее тошнило от Калифорнии. Она всегда любила горы и решила, что мы должны расти там, где нельзя увидеть воздух, которым мы дышим. Понимаешь?

Она улыбается в ответ на мою шутку. Но скорее из жалости.

Снова повисает молчание.

– Ладно, хватит болтать, – разнервничавшись, говорю я. – Давай обсудим наш проект. Я подумывала рассказать о правлении королевы Елизаветы. Мы могли бы подготовить доклад о том, каково это – быть женщиной-правителем, женщиной, обладающей невероятной по тем временам властью. Уделить больше внимания расширению прав и возможностей женщин.

По какой-то причине мне кажется, что эта тема очень подойдет Анджеле.

– Вообще-то у меня возникла другая идея, – говорит она.

– И какая?

– Думаю, мы могли бы рассказать об Ангелах Монса.

У меня перехватывает дыхание. Если бы я в тот момент пила воду, то наверняка бы выплюнула ее на стол.

– Что за Ангелы Монса? – спрашиваю я.

– Во время Первой мировой войны немцы столкнулись с англичанами, и хотя вторые были в меньшинстве, они победили. После этого появились слухи, что во время битвы англичанам помогали какие-то призраки. Эти таинственные люди стреляли в немцев из луков и стрел. А кто-то даже говорил, что они встали между двумя армиями и сияли каким-то сверхъестественным светом.

– Как интересно, – выдавливаю я.

– Конечно же, это ложь. Какой-то журналист придумал эту историю, но все вышло из-под контроля. Знаешь, ее пересказывали снова и снова, как в наше время обсуждают НЛО.

– Понятно, – переведя дыхание, говорю я. – Похоже, ты уже все продумала.

Я представляю, как на меня посмотрит мама, когда скажу ей, что собираюсь делать проект по истории Британии об ангелах.

– Мне кажется, классу понравится, – говорит Анджела. – К тому же это точно интересный момент истории, как и хотел мистер Эриксон. И, думаю, мы сможем связать это с сегодняшним днем.

Я лихорадочно пытаюсь придумать, как потактичнее отвергнуть ее идею.

– Да, это интересно… Но мне больше нравится идея про Елизавету… – мямлю я.

Она улыбается.

– Что?

– Видела бы ты сейчас свое лицо, – говорит она. – Кажется, ты напугана.

– Что? Это не так.

Анджела перегибается через стол.

– Мне хочется сделать проект об ангелах, – говорит она. – Но это же история Британии. Поэтому я отыскала самую интересную английскую историю про ангелов. И окажись она правдой, это бы просто не укладывалось в голове.

Кажется, мое сердце ускакало в пятки.

– Ты же сказала, что это выдумка.

– Да. Но, думаю, им просто хотелось, чтобы все так думали.

– Им?

– Тем, в ком течет ангельская кровь, – говорит Анджела.

Я встаю.

– Сядь, Клара. Расслабься. – А затем добавляет: – Я все знаю.

– Что ты знае…

– Сядь, – говорит она.

На ангельском языке. И у меня буквально отвисает челюсть.

– Как ты…

– Неужели ты думала, что одна такая? – усмехается она, смотря на свои ногти.

Я падаю на стул. Думаю, это настоящее чистосердечное откровение. Я никогда в жизни не думала, что повстречаю обладателя ангельской крови в Старшей школе Джексон-Хоула. Я в шоке. А Анджела так возбуждена, что от нее практически летят искры. С минуту она изучающе смотрит на меня, а потом вскакивает на ноги.

– Пойдем.

Она запрыгивает на сцену, продолжая улыбаться, как кошка, которая слопала канарейку. А затем нетерпеливо машет мне рукой, чтобы я последовала за ней. Я встаю и, медленно поднявшись на сцену по лестнице, оглядываю зал.

– Зачем мы сюда пришли?

Сняв пальто, Анджела бросает его в темный угол и отходит на несколько шагов. Как только мы оказываемся друг от друга на расстоянии вытянутой руки, она поворачивается ко мне.

– Отлично, – говорит она.

Я начинаю нервничать.

– Что ты собираешься сделать?

– Яви свой лик, – говорит она на ангельском языке.

Зал озаряет вспышка света, как от фотокамеры. Я моргаю и чуть не падаю, когда внезапно на мою спину обрушивается вес крыльев. Анджела, сияя, стоит передо мной с распростертыми за спиной крыльями.

– Так это правда! – взволнованно говорит она.

В ее глазах блестят слезы. Но затем она слегка хмурит брови, и ее крылья с хлопком исчезают.

– Теперь ты, – говорит она.

– Яви свой лик! – вскрикиваю я.

Снова вспышка света, и вот она вновь стоит передо мной с распростертыми крыльями. А через мгновение начинает радостно хлопать в ладоши.

Я все еще пытаюсь прийти в себя.

– Как ты узнала? – спрашиваю я.

– Я задумалась об этом, когда услышала, как ты говорила про птиц, – объясняет она.

Мама точно меня убьет. Она же просила не привлекать внимания.

– Птицы тоже сводят меня с ума. Но в тот момент я еще не знала, было ли это странным совпадением или нет. А потом до меня дошли слухи, что ты поразила всех своими знаниями на уроке французского языка, – говорит она. – Я учу испанский. И у меня с ним нет никаких проблем, потому что я бегло говорю на итальянском из-за того, что бываю в Италии у маминых родственников. Эти языки похожи, относятся к романской семье и так далее. По крайней мере, у меня такая легенда.

Я не могу перестать рассматривать ее крылья. Мне все еще не верится, что я вижу их на человеке, которого практически не знаю. И это безумный контраст: Анджела с блестящими черными волосами, которые собраны с одной стороны лица, с черной помадой и подводкой вокруг глаз, в черной майке и серых джинсах с дырами на коленках, с фиолетовыми ногтями – и ослепительно-белые крылья, виднеющиеся за ее спиной, которые отражают свет прожекторов на сцене, отчего кажется, будто ее фигуру окутывает божественное сияние.

– Но я убедилась в этом, когда твой брат победил всю команду по спортивной борьбе, – говорит она.

– Всю команду?

Джеффри рассказал мне совершенно другую историю.

– Разве ты об этом не слышала? Он подошел к тренеру и попросил, чтобы его включили в команду, но тот сказал, что отбор проводился в ноябре и твоему брату придется подождать до следующего года. И тогда Джеффри сказал: «Разрешите мне сразиться с лучшими парнями в каждой весовой категории. Если они побьют меня, то я приду к вам в следующем году. Но если я их обыграю, то вы разрешите мне попасть в команду». Об этом тут же разнесли по всей школе. У меня первым уроком была физкультура, так что я уже находилась в спортзале, но не обращала на них внимания, пока твой брат не добрался до полусреднего веса. А когда он начал сражаться с чемпионом в тяжелом весе, там собралась уже вся школа. Тоби Джеймсон. Он настоящий монстр. Но, что удивительно, Джеффри быстро разобрался с ним и при этом даже не выглядел уставшим. Когда я это увидела, то поняла, что его точно нельзя отнести к обычным людям. И тогда я решила надеть футболку с ангелами на историю Британии, а затем понаблюдать за тобой. Ты бы видела, каким напряженным и задумчивым становилось твое лицо, когда ты рассматривала изображение. И это рассеяло последние сомнения.

– Неужели это настолько очевидно?

– Для меня, да, – говорит она. – Но я этому рада. Я никогда не встречала кого-то, похожего на меня.

Анджела смеется, и прежде чем я успеваю обдумать ее слова, она подгибает колени, взлетает со сцены, а затем медленно скользит над темным залом и вверх по стропилам.

– Догоняй! – кричит она мне.

Я смотрю ей вслед, представляя, сколько всего переломаю, если попытаюсь последовать за ней.

– Не думаю, что у вас хватит денег, чтобы заменить все, что я сломаю, если полетаю здесь.

Она с легкостью опускается на сцену.

– Я не умею летать, – признаюсь я.

– Это тяжело поначалу, – говорит Анджела. – Весь прошлый год я лезла по ночам в горы, чтобы спрыгнуть с уступа и поймать ветер. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы наконец научиться этому.

От этих слов я впервые чувствую себя не такой неудачницей в полетах.

– Разве тебя не учила мама? – спрашиваю я.

Она с улыбкой трясет головой, словно считает эту идею забавной.

– Мама такой же обычный человек, как и все. Сама подумай, кто из обладателей ангельской крови назвал бы своего ребенка Анджелой?[22]22
  Имя героини с английского языка переводится как «ангел».


[Закрыть]

Я сдерживаю улыбку.

– Может, у нее и не очень богатое воображение, – говорит Анджела. – Но она всегда была рядом.

– Значит ангельская кровь досталась тебе от отца.

Ее лицо мгновенно становится серьезным.

– Он был ангелом.

– Ангелом? Так ты полукровка. Димидиус.

Она кивает. Значит, она вдвое сильнее меня. И умеет летать. И волосы у нее нормального цвета. Я сейчас лопну от зависти.

– А тебе все досталось от мамы, – догадывается Анджела. – И ты…

– Я лишь Квартариус. Моя мама – Димидиус, а папа обычный человек.

Внезапно меня охватывает чувство беззащитности от того, что я стою на сцене с расправленными крыльями, поэтому я складываю их и мысленно приказываю им спрятаться. Анджела делает то же самое, и затем с минуту мы просто смотрим друг на друга.

– На уроке ты сказала, что никогда не видела собственного отца, – говорю я.

Она старательно сохраняет безразличное выражение лица.

– Конечно, нет, – ровным голосом говорит она. – Он из Чернокрылых.

Я киваю, словно прекрасно поняла, что она имела в виду, хотя это не так. Анджела отворачивается и выходит из круга света на сцене в более темный угол.

– Мама когда-то была замужем, но ее муж умер от рака, когда ей еще не исполнилось и тридцати. Он был актером, а она – стеснительным художником по костюмам. Тогда театр еще принадлежал ему. У них никогда не было детей. Поэтому после его смерти она отправилась в паломничество в Рим. Мама католичка, так что очень благоговейно относится к этому городу. К тому же там живут ее родственники. Однажды вечером она шла домой с вечерней мессы и увидела, что за ней следует мужчина. Поначалу она пыталась не придавать этому значения, но потом у нее появилось плохое предчувствие. Когда он ускорил шаг, мама побежала и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась дома.

Анджела садится на край сцены, свесив ноги в оркестровую яму. Она опускает глаза и слегка отворачивается. Но ее голос звучит уверенно.

– Мама думала, что все обошлось, – говорит она. – Но в ту ночь ей приснилось, что в изножье ее кровати стоит мужчина. Она говорила… что его лицо напоминало статую Давида, созданную Микеланджело. Такое же бесстрастное и печальное. Мама закричала, но он что-то произнес на незнакомом языке, и ее будто парализовало. Она не могла ни пошевелиться, ни пикнуть. Ни проснуться.

Я сажусь рядом.

– А потом он изнасиловал ее, – бормочет Анджела. – И мама поняла, что это не сон.

Она смущенно поднимает глаза, и на ее лице появляется кривая улыбка.

– Минус в том, что меня нельзя назвать «дитя любви», – говорит она. – Но есть и плюс – я получила все эти удивительные способности.

– Верно, – кивнув, соглашаюсь я.

Такого я еще не слышала. Ангел насилует человека? Даже представить себе этого не могу. Вечер становится все более странным и все больше напоминает «Сумеречную зону»[23]23
  «Сумеречная зона» (англ. The Twilight Zone) – американский телевизионный сериал, в котором рассказывались различные фантастические и фантазийные истории с зачастую жуткой или неожиданной развязкой.


[Закрыть]. Я пришла сюда, чтобы поработать над проектом для истории Британии, а в итоге сижу на краю сцены с еще одной обладательницей ангельской крови, пока она рассказывает историю своей жизни. Как такое может происходить в реальности?

– Мне жаль, Анджела, – говорю я. – Это… отстойно.

Она на мгновение закрывает глаза, словно прокручивает все это в своем воображении.

– Но раз твоя мама человек, а ты никогда не встречалась со своим отцом, то как ты вообще узнала, что в тебе течет кровь ангела? – спрашиваю я.

– Об этом мне рассказала мама. Она говорила, что однажды ночью, за несколько дней до моего рождения, к ней явился другой ангел и рассказал об ангельской крови. Поначалу она решила, что ей просто приснился странный сон. Но затем она заметила, что я отличаюсь от других, и сразу же поведала мне обо всем. Мне тогда было десять лет.

Вряд ли Анджела ожидала услышать что-то подобное от своей мамы. Я тут же вспоминаю, что сама узнала об ангельской крови всего два года назад и как тяжело мне было это принять. Даже не представляю, что бы я сделала, если бы мама вывалила на меня все это еще в детстве. Или если бы узнала, что ее изнасиловали.

– Ты не представляешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы выяснить хоть что-то еще, – продолжает Анджела. – Мама знала об ангелах только то, что написано в книгах. Она сказала мне, что я нефилим, про которых упоминается в Книге Бытия, и что я стану великим героем, как во времена Самсона.

– Тогда забудь о стрижках[24]24
  Самсон – библейский герой, сверхъестественная сила которого заключалась в его волосах.


[Закрыть].

Рассмеявшись, она проводит пальцами по длинным черным волосам.

– Но ты же узнала о Димидиусах, Квартариусах и обо всем остальном, – говорю я.

– Мне пришлось постараться, чтобы собрать все эти факты. Я считаю себя ангельским историком.

На мгновение повисает тишина.

– Мне все еще не верится, – говорю я.

– И мне.

– Но я по-прежнему считаю, что нам следует написать про королеву Елизавету.

Она смеется. А затем поворачивается ко мне и скрещивает ноги. Мы сидим так близко, что ее колени касаются моих ног.

– Мы станем лучшими подругами, – говорит она.

И я верю ей.

Мне нужно вернуться домой к десяти. Так что у нас почти не осталось времени на разговоры. Я даже не знаю, с чего начать. В голове вертится множество мыслей. Только в одном я не сомневаюсь – Анджела знает массу всего об ангелах: об их истории, о силе, которой они, по слухам, обладают, об именах и званиях, упоминающихся в литературе и религиозных текстах. Но при этом она почти ничего не знает об ангелах и ангельской крови из того, что можно получить только от себе подобного. А значит, мы многому сможем научиться друг у друга, потому что мама говорит мне только то, что считает совершенно необходимым.

– Ты все это узнала в Риме? – спрашиваю я.

– По большей части, – отвечает Анджела. – Рим – отличное место, чтобы изучать ангелов. Город просто наполнен историей. Хотя в прошлом году я повстречала Неосязаемого в Милане и узнала от него больше, чем за все это время.

– Подожди. Что за Неосязаемый?

– Не глупи, – говорит она так, будто я должна сама догадаться. – Так на латинском называют чистокровных. Если переводить дословно, это означает целое, нетронутое, единое. Ты же знаешь, что есть Неосязаемые, Димидиусы, Квартариусы.

– Ах да, – говорю я, будто это вылетело у меня из головы. – Так ты встретила настоящего ангела?

– Да. Я видела его, хотя и не должна была. Мы зашли в маленькую неприметную церковь, и я увидела там сияющего мужчину и поздоровалась с ним на ангельском языке. Он посмотрел на меня, а затем схватил за руку, и мы внезапно оказались в другом месте, но при этом было чувство, словно мы все еще оставались в церкви.

– На небесах.

Она хмурится и наклоняется ко мне, словно не услышала, что я сказала.

– Что?

– Похоже, он вознес тебя на небеса.

Когда до нее доходит смысл моих слов, ее глаза тут же расширяются.

– Что ты знаешь о небесах? – спрашивает она.

Я краснею.

– Ну, на самом деле не очень много. Я знаю, что это еще одно измерение, которое существует на земле. Мама говорит, что это напоминает занавес или вуаль. Она как-то бывала там. Ну, то есть ее туда привел ангел.

– Тебе очень повезло, что у тебя есть мама, – говорит Анджела с завистью в глазах. – Ты не представляешь, сколько мне приходится биться, чтобы получить хоть какую-то информацию. А тебе для этого нужно лишь спросить ее.

– Ну, я могу спросить, но это не означает, что она ответит на мои вопросы, – слегка смутившись, говорю я.

Анджела пристально смотрит на меня.

– Почему?

– Понятия не имею. Она говорит, что мне нужно все выяснить самой, на своем опыте, или что-то в этом роде. Когда ты чуть раньше сказала, что твой отец был из Чернокрылых, я даже не поняла, что это означает. Я догадываюсь, что это что-то вроде плохого ангела, но мама никогда не упоминала об этом.

Анджела с минуту обдумывает мои слова.

– Чернокрылыми называют падших ангелов, – наконец произносит она. – Думаю, их свергли с небес давно, еще в самом начале.

– Начале чего?

– Времен.

– О. Верно. У них действительно черные крылья?

– Думаю, да, – отвечает она. – И это их отличительная особенность. Белые крылья у хороших ангелов, а черные – у плохих.

С ума сойти. И я всего этого не знаю. Я чувствую себя глупо. А еще меня охватывает неприятное любопытство. И страх.

– И ты просто подходишь к ним и просишь показать крылья?

– Нужно приказать на ангельском явить свой лик.

– А они послушаются? – спрашиваю я.

– Когда я приказала это тебе, у тебя был выбор?

– Нет, все произошло само.

– И для них будет так же. Это что-то вроде инструмента для опознания, который заложен у них в крови, – говорит Анджела. – Очень полезный, правда?

– Откуда ты это знаешь?

– Мне рассказал Фен. Ангел, которого я встретила в церкви. Он предупредил меня о Чернокрылых.

Она резко смолкает и опускает глаза.

– Что? – осторожно подталкиваю ее я. – Что он сказал?

Она на мгновение закрывает глаза, а потом открывает их.

– Он сказал, что когда-нибудь они могут найти меня.

– Но зачем им искать тебя?

Анджела смотрит на меня.

– Потому что мой отец был одним из них. И еще потому, что они хотят заполучить нас, – говорит она, и в ее золотистых глазах внезапно начинает сверкать ярость. – Они создают армию.

– Мама! – кричу я, как только за мной закрывается дверь.

Она выбегает из кабинета с тревогой на лице.

– Что? Что случилось? Ты ранена?

– Почему ты не сказала, что между ангелами идет война?

Она останавливается.

– Что?

– В Анджеле Зербино тоже течет ангельская кровь, – говорю я, все еще пытаясь осознать это. – И она сказала мне, что между добрыми и злыми ангелами идет война.

– В Анджеле Зербино течет ангельская кровь?

– Она Димидиус. И, пожалуйста, ответь на мой вопрос.

– Ну, дорогая, – все еще выглядя обескураженной, говорит она. – Я думала, ты знаешь.

– А как я должна была это узнать, если ты мне ничего не рассказываешь? Ты никогда мне ничего не рассказываешь!

– В мире существует добро и зло, – помолчав несколько секунд, говорит мама. – Я же тебе говорила.

Я понимаю, что даже сейчас она тщательно подбирает слова.

И меня это бесит.

– Да, но ты никогда не рассказывала мне о Чернокрылых! – восклицаю я. – Ты никогда не говорила мне, что они вербуют или убивают всех обладателей ангельской крови, с которыми сталкиваются.

Она вздрагивает.

– Значит, это правда.

– Да, – подтверждает мама. – Хотя, думаю, их больше интересуют Димидиусы.

– Верно, потому что у Квартариусов не так много сил, – саркастично говорю я. – И от этого, наверное, мне следует вздохнуть с облегчением.

– Значит, Анджела Зербино рассказала тебе, что в ее венах течет ангельская кровь? – вновь уходит от темы мама. – Когда она тебе это сказала?

– Только что. Показала мне свои крылья и все прочее.

– А какого они были цвета?

– Крылья? Белого.

– Насколько белыми? – настойчиво спрашивает мама.

– Кристально, ослепительно белыми, мам. Почему это так важно?

– Оттенок наших крыльев показывает наше отношение к свету, – объясняет мама. – Конечно же у Белокрылых они белые, а у Чернокрылых – черные. Но у большинства из нас, полукровок и их потомков, они скорее серые.

– Твои крылья показались мне очень белыми, – говорю я.

Меня тут же охватывает желание выпустить крылья и посмотреть, какого они у меня оттенка, чтобы определить свое отношение к небесам. Потому что я и сама этого не знаю.

– Мои крылья достаточно светлые, – соглашается мама. – Но все же темнее свежевыпавшего снега.

– Ну, у Анджелы они оказались белыми, – говорю я. – Полагаю, это означает, что у нее чистая душа.

Мама подходит к кухонному шкафчику и достает стакан. А затем наполняет его водой из-под крана и медленно, невозмутимо пьет.

– Чернокрылый изнасиловал ее маму.

Я пристально смотрю на нее, чтобы увидеть, как она отреагирует на мои слова. Никак.

– Анджела опасается, что когда-нибудь придут и за ней. Выдела бы ты ее лицо, когда она рассказывала об этом. Ей очень страшно. По-настоящему страшно.

Мама ставит стакан и смотрит на меня. Кажется, ее совершенно не смутили мои слова. И это пугает меня еще больше. Но тут меня озаряет.

– Ты уже знала про Анджелу, – говорю я. – Откуда?

– У меня свои источники. К тому же она даже не пытается скрыть свои способности. Для того, кто боится Чернокрылых, она не очень-то осторожна. А решив открыться тебе, она и вовсе поступила безрассудно.

Я смотрю на нее, и в этот момент до меня доходит, как много мама мне не рассказывает.

– Ты лгала мне, – говорю я. – Я рассказываю тебе все, а ты мне врешь.

Она встречается со мной взглядом. Ее явно удивили мои обвинения.

– Это неправда. Просто есть вещи, которые…

– Сколько потомков ангелов живет в Джексон-Хоуле?

Кажется, ей не понравился мой вопрос. И видимо, поэтому она на него не отвечает.

Я подхватываю рюкзак, который бросила на пол кухни, и направляюсь в свою комнату.

– Подожди, – восклицает мама. – Мы еще не закончили разговор.

– На мой взгляд, тут разговариваю только я.

– Клара! – раздраженно кричит она мне вслед. – Если я тебе что-то не рассказываю, то только ради твоей безопасности.

– Я этого совершенно не понимаю. Как неведение защитит меня?

– Что еще сказала тебе Анджела?

– Ничего.

Я захлопываю за собой дверь. Снимаю пальто и бросаю его на кровать, борясь с желанием закричать, или заплакать, или и то и другое вместе. Успокоившись, я подхожу к зеркалу и вызываю крылья, а затем выставляю их перед собой, чтобы получше рассмотреть перья. «Они практически белые», – думаю я, проводя по ним рукой. Не как свежевыпавший снег, с которым сравнивала мама, но все же белые.

Хотя и не настолько белые, как у Анджелы.

Я слышу мамины шаги в коридоре. Она останавливается перед дверью в мою комнату. И я жду, что она постучит или войдет и скажет, что ради моей безопасности больше не хочет, чтобы мы с Анджелой общались. Но она этого не делает. Вместо этого, простояв там пару мгновений, она тихо уходит.

Подождав несколько минут и убедившись, что мама спустилась вниз, я крадусь по коридору в комнату Джеффри. Он сидит за столом перед ноутбуком и, видимо, с кем-то болтает. Увидев меня, он что-то быстро печатает, а потом вскакивает и смотрит мне в лицо. Я убавляю громкость на музыкальном центре, чтобы хотя бы слышать свои мысли.

– Ты сказал ей, что скоро вернешься? – с ухмылкой говорю я. – Кстати, как ее зовут? И даже не вздумай все отрицать. А то я начну выспрашивать об этом в школе, и все выйдет еще более неловко.

– Кимбер, – тут же отвечает он. – Ее зовут Кимбер. – Выражение его лица все такое же равнодушное, но уши слегка краснеют.

– Красивое имя. Кажется, она блондинка?

– Ты пришла сюда поприкалываться надо мной?

– Ну, это довольно весело, но я пришла сюда по другому поводу. Я хотела кое-что тебе сказать.

Я убираю кучу грязного белья с кресла и сажусь. И чувствую, как на мгновение сжимается горло от того, что я собираюсь нарушить мамино правило: «Не рассказывай ничего своим детям». Но мне надоело тыкаться в темноте. Меня охватывает злость. На все вокруг, на свою дерьмовую жизнь и на всех людей в ней. И я не хочу больше сдерживаться.

– В Анджеле Зербино течет ангельская кровь, – говорю я.

– В ком? – через секунду спрашивает он.

– Десятиклассница, высокая, длинные черные волосы, как у эмо, золотистые глаза. Всегда ходит одна.

Он задумчиво смотрит в потолок, словно мысленно рисует образ Анджелы.

– Откуда ты знаешь, что в ней течет ангельская кровь?

– Она сама мне об этом сказала. Но это неверный вопрос, Джеффри.

– То есть?

– Тебе бы следовало спросить, почему Анджела решила сказать мне, что в ее жилах течет ангельская кровь. И если бы ты задал мне этот вопрос, я бы ответила, что она рассказала мне об этом, потому что знала, что я такая же.

– Что? Как она об этом узнала?

– А вот это правильный вопрос, – говорю я, а затем наклоняюсь вперед. – Она видела, как ты в прошлом месяце победил всю команду по спортивной борьбе. Видела, как ты сразил Тоби Джеймсона, который весит килограммов девяносто, и даже не вспотел. И она сказала себе: «Ого, этот парень отличный боец, должно быть, он ангел».

Его лицо бледнеет. И я чувствую легкое удовлетворение. Конечно, я не упоминаю некоторые неприятные детали: о своей глупости про птиц, о французском языке и о том, как пялилась на ее футболку с ангелами, так ловко угодив в ее ловушку. К тому же именно Джеффри сыграл решающую роль. Лишь увидав его на борцовском коврике в тот день, Анджела убедилась, что мы не обычные люди.

– Ты рассказала маме?

От одной мысли об этом его лицо слегка зеленеет. Ведь стоит мне это сделать, и для Джеффри наступит конец света. Ни спортивной борьбы, ни бейсбола весной, ни футбола осенью, ничего из того, о чем он мечтал. Скорее всего, его накажут до отъезда в колледж.

– Нет, – отвечаю я. – Хотя рано или поздно она сама начнет задавать вопросы.

Если подумать, то странно, что она еще этого не сделала. Возможно, ее источники уже сообщили ей обо всем.

– Но ты расскажешь ей? – спрашивает он так тихо, что я едва слышу его из-за музыки.

Выражение его лица такое жалкое, что гнев, который охватывал меня еще несколько мгновений назад, сменяется опустошением и печалью.

– Нет. Но мне захотелось рассказать тебе. Не знаю почему. Просто захотелось, чтобы ты об этом знал.

– Спасибо, – говорит он.

А затем невесело усмехается.

– Не благодари. Не за что. Серьезно. – Я встаю, чтобы уйти.

– Я чувствую себя обманщиком, – говорит он. – Все грамоты и медали, которые я выиграл в Калифорнии, ничего не значат. Как будто я принимал стероиды, сам этого не зная.

Я прекрасно понимаю, что он имел в виду. Именно поэтому я и бросила балет, хотя и любила его. Вот почему я не стала заниматься им в Джексон-Хоуле. Мне казалось это нечестным, ведь мне с такой легкостью и естественностью давалось то, ради чего другим приходилось много работать. И я решила, что несправедливо лишать их внимания из-за того, что у меня такое огромное преимущество. Поэтому я бросила балет.

– Но когда я сдерживаюсь, то чувствую себя фальшивкой, – объясняет Джексон. – И это еще хуже.

– Знаю.

– Я не стану этого делать, – говорит он.

Я смотрю в его убийственно-серьезные серые глаза. Он сглатывает, но выдерживает мой взгляд.

– Я не стану сдерживаться. Не стану притворяться кем-то другим.

– Даже если это может подвергнуть нас опасности? – отводя взгляд, спрашиваю я.

– Какой опасности? Анджела Зербино опасна?

Я открываю рот, чтобы рассказать ему о Чернокрылых. Что есть плохие ангелы, охотящиеся на таких, как мы, чтобы завербовать или убить. Что есть оттенки серого, о которых мы раньше не знали. Ведь он обязан об этом знать. Но его глаза умоляют не отнимать у него больше ничего.

Мама сказала нам, что мы особенные, но с этим «подарком» в комплекте идет война между ангелами. Возможно, мне и самой не хочется, чтобы у меня отнимали что-то еще. Возможно, мне не хочется быть удивительной, или летать, или говорить на каком-то странном ангельском языке, или спасать какого-то парня, а вместе с ним и мир. Мне просто хочется быть человеком.

– Будь острожен. – прошу я Джеффри.

– Обязательно, – отвечает он, а потом добавляет. – Спасибо… Знаешь, иногда ты бываешь хорошей.

– Помни об этом, когда в следующий раз вытащишь меня из постели в пять утра, – устало говорю я. – Кстати, передавай привет Кимбер.

А затем возвращаюсь в свою комнату и лежу в темноте, вновь и вновь прокручивая в голове слово «Чернокрылые».