Текст книги "Неземная"

– Горнолыжник? – повторяю я. – Видишь? Я даже не догадывалась об этом. Я знаю лишь, что он левша, любит духи «Наваждение» и рисует на полях тетради, когда на уроке скучно. Но это все. И он не знает меня.

– Это изменится, – говорит она.

– Думаешь? Мне вообще нужно с ним знакомиться? Или просто спасти его? Я все время задаюсь вопросом – почему? Почему он? Множество людей гибнут в лесных пожарах. Может, и не множество, но по человеку в год точно наберется, я уверена. Так почему меня отправили сюда, чтобы спасти его? А вдруг у меня не получится? Что тогда произойдет?

Мама наклоняется вперед и берет меня за руки. Ее глаза больше не сверкают, а радужки такие темные, что кажутся почти фиолетовыми.

– Клара, послушай меня. Тебе бы не дали задания, которое тебе не по зубам. Но чтобы его выполнить, тебе придется отыскать скрытые внутри силы и стать лучше. Ты была рождена для этой цели. И Кристиан не какой-то случайный мальчик, с которым тебя невольно свела судьба. Для всего есть причины.

– Думаешь, Кристиан совершит что-то важное, например, станет президентом или найдет лекарство от рака?

– Он очень важен, – улыбнувшись, говорит она. – И ты тоже.

Как же мне хочется ей верить.

6
Я отправлюсь кататься на лыжах

Воскресным утром мы едем в Титон-Виллидж – огромный знаменитый горнолыжный курорт, который расположен в нескольких километрах от Джексона. Джеффри дремлет на заднем сиденье автомобиля. Мама выглядит усталой, скорее всего, из-за работы по ночам и чересчур серьезных разговоров с дочерью в предрассветные часы.

– Нам нужно свернуть перед Уилсоном? – спрашивает она, вцепившись в руль и прищурившись, словно солнце слепит ей глаза.

– Да, направо, на триста восьмидесятую трассу.

– На триста девяностую, – не открывая глаз, говорит Джеффри.

Мама сжимает переносицу, несколько раз моргает, а потом кладет руки на руль.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

– Голова болит. На работе один проект идет не так, как мне хотелось.

– Ты много работаешь. Что за проект?

Она осторожно сворачивает на триста девяностую трассу.

– Куда теперь? – спрашивает она.

Я сверяюсь с распечатанными картами из «МапКвест»[21]21
  MapQuest – американский картографический сервис.


[Закрыть].

– Прямо, примерно километров восемь, курорт находится слева. Мы его не пропустим.

За следующие несколько минут мы проезжаем несколько ресторанов, деловых кварталов и ранчо. А затем вдруг открывается вид на горнолыжный курорт. Высокую, заросшую деревьями гору рассекают белые полосы трасс, а к самой вершине тянутся канаты подъемников. Все это выглядит нереально круто. Наверное, так же круто, как Эверест.

Джеффри садится, чтобы получше все рассмотреть.

– Какая клевая гора, – говорит он, словно не может дождаться момента, когда помчится вниз по склону. А затем смотрит на часы. – Поднажми, мам. Тебе обязательно плестись, как старухе?

– Тебе нужны деньги? – спрашивает мама, проигнорировав его замечание. – Я дала Кларе денег на инструктора.

– Мне не нужен инструктор. Просто хочется попасть туда до начала нового тысячелетия.

– Отстань, придурок, – возмущаюсь я. – Мы скоро туда доберемся. Осталось ехать чуть больше километра.

– А можете высадить меня? Я дойду быстрее.

– Вы оба, успо… – начинает мама, но тут машину заносит на льду.

Она жмет на тормоз, но мы, наоборот, набираем скорость и скатываемся с дороги. Под наши с мамой крики машина уезжает в кювет и врезается в сугроб у границы небольшого поля. Мама делает глубокий прерывистый вдох.

– Не ты ли говорила, что нам понравится зима? – напоминаю я.

– Прекрасно, – саркастично вздыхает Джеффри.

Он отстегивает ремень безопасности и открывает дверь. Машина зарылась в снег на метр. Он снова смотрит на часы.

– Просто замечательно.

– Ты что, опаздываешь на важную встречу? – спрашиваю я.

Он с отвращением смотрит на меня.

– О, так я угадала! – восклицаю я. – Ты с кем-то встречаешься. Как ее зовут?

– Не твоего ума дело.

Мама вздыхает и включает задний ход. Машина отъезжает сантиметров на тридцать, а затем шины начинают проскальзывать. Она пробует еще раз. Но ничего не меняется. Мы застряли. В сугробе. На виду у всего горнолыжного курорта. Разве может быть что-то более унизительное?

– Давай вылезу и подтолкну машину, – предлагает Джеффри.

– Подожди, – останавливает мама. – Кто-нибудь нас вытянет.

И как по сигналу, на обочине останавливается пикап. Из машины вылезает парень и идет к нам по снегу. Мама опускает окно.

– Так, так, так, что тут у нас? – спрашивает он.

У меня отвисает челюсть. Наклонившись, в окне показывается Такер с улыбкой от уха до уха.

Ох, это намного унизительнее.

– Привет, Морковка, – говорит он. – Привет, Джефф.

Он кивает брату так, словно они лучшие друзья. Джеффри кивает в ответ.

– Кажется, мы не знакомы, – улыбнувшись, говорит мама. – Я Мэгги Гарднер.

– Такер Эйвери.

– Ты брат Венди.

– Да, мэм.

– Нам не помешала бы помощь, – любезно говорит она, пока я съеживаюсь на сиденье, жалея, что не умерла.

– Я заметил. Сидите, я все сделаю.

Он устремляется к пикапу и возвращается с буксировочным тросом, который так быстро цепляет к нижней части нашей машины, словно делал это уже миллион раз. Подъехав поближе к нам, он прикрепляет трос к своему пикапу. А затем аккуратно вытаскивает нас на дорогу. И все это занимает у него от силы минут пять.

Мама вылезает из машины и жестом показывает мне сделать то же самое. Я смотрю на нее, как на сумасшедшую, но она не отстает.

– Ты должна поблагодарить Такера, – шепчет она.

– Мама.

– Выходи.

– Ладно.

Я вылезаю из машины и вижу, что Такер, опустившись на колени, отцепляет трос от своего пикапа. А затем смотрит на меня с улыбкой на лице, демонстрируя ямочку на левой щеке.

– Если ты вдруг не поняла, то именно мой ржавый пикап вытащил тебя из сугроба, – говорит он.

– Большое спасибо, – благодарит мама и многозначительно смотрит на меня.

– Да, спасибо, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

– Не за что, – искренне говорит он, и в этот момент я понимаю, что при желании Такер может быть очаровательным.

– Передавай привет Венди, – просит мама.

– Обязательно. Приятно познакомиться, мэм.

Уверена, если бы на нем была ковбойская шляпа, он бы обязательно ее приподнял. Не говоря больше ни слова, Такер садится в пикап и уезжает.

Я провожаю его взглядом, а затем смотрю на гору, полностью переосмысливая все, что связано с катанием на лыжах.

«Но Кристиан – лыжник», – напоминаю я себе. Так что и я поеду кататься на лыжах.

– Какой приятный юноша этот Такер, – говорит мама, когда мы возвращаемся к машине. – Почему ты не рассказывала о нем раньше?

Пятнадцать минут спустя я стою на площадке, где ученики встречаются со своими инструкторами. Вокруг меня куча детишек в шлемах и защитных очках. Мне ужасно неуютно, и я чувствую себя космонавтом, собирающимся сделать первые шаги на чужой планете. У меня на ногах взятые напрокат лыжи и странные лыжные ботинки, которые плотно сжимают ногу, отчего моя походка кажется смешной. И не стоит забывать про другую лыжную экипировку, которую мама убедила меня надеть. Я отказалась от защитных очков, а «прелестную» шерстяную шапку засунула в карман куртки. И все равно от шеи и ниже мое тело так плотно обтянуто одеждой, что даже двигаться сложно, не говоря уж о катании. Мой инструктор, который должен был встретиться со мной в десять утра, опаздывает уже на пять минут. Поэтому мне остается лишь наблюдать, как мой противный братец легко, словно это не сложнее, чем сесть на стул, запрыгнул на подъемник и через несколько минут спустился со склона с таким мастерством, словно родился на сноуборде. А рядом с ним ехала какая-то блондинка. Жизнь – отстой. К тому же у меня замерзли ноги.

– Извини, что опоздал, – раздается позади меня громкий голос. – Мне пришлось вытаскивать из сугроба каких-то калифорнийцев.

Я не верю своим ушам. Судьба не может быть настолько жестока. Повернувшись, я встречаюсь взглядом с голубыми глазами Такера.

– Им повезло, – говорю я.

Его губы дергаются, словно он изо всех сил пытается не рассмеяться. Похоже, у него хорошее настроение.

– Значит, ты вытаскиваешь разных идиотов из сугробов и потом учишь их кататься на горных лыжах? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Надо же как-то оплачивать абонемент.

– И у тебя это хорошо получается?

– Вытаскивать идиотов из сугробов? В этом я лучший.

– Ха-ха. Смешно. Нет… учить их кататься.

– Думаю, ты скоро сама это узнаешь.

Он начинает урок с того, как ставить лыжи, поворачиваться и останавливаться. При этом относится ко мне так, как к любому другому ученику, и это здорово. Я даже немного расслабляюсь. И стоит мне успокоиться, все кажется довольно простым.

Но потом он отправляет меня к движущемуся канату.

– Это не сложно. Ухватись за трос, и он потащит тебя вверх по холму. А как доберешься до вершины, просто отпусти его.

Судя по его словам, он считает меня идиоткой. Я неуклюже подбираюсь к полосе, которую, волочась по снегу, оставляет толстый черный канат. Потянувшись, хватаюсь за него руками. Меня тянет вперед, и я начинаю падать, но каким-то чудом умудряюсь выровнять лыжи, выпрямиться и доехать до самой вершины холма. По пути я украдкой оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, смеется ли надо мной Такер. Но это не так. Он напоминает судью на Олимпиаде, который готовится выставить оценку спортсмену. Или скорее парня, который скоро станет свидетелем ужасного несчастного случая.

На вершине холма я выпускаю из рук канат и стараюсь как можно быстрее убраться подальше, чтобы в меня не врезался тот, кто едет следом. А потом замираю на мгновение и смотрю вниз, на ожидающего Такера. Склон не крутой, и здесь нет деревьев, в которые можно врезаться, что очень успокаивает. Но пугает то, что спуск не заканчивается там, где ждет меня Такер. Он тянется вниз мимо подъемника, здания лыжной базы и маленьких магазинчиков, а затем упирается в парковку. И у меня перед глазами вдруг всплывает картинка, как я лежу под машиной.

– Ну же! – кричит Такер. – Снег не кусается.

Он думает, что я боюсь. Ладно, я боюсь, но от мысли, что Такер считает меня трусихой, мое тело наполняет решимость. Я аккуратно свожу носки лыж вместе, как он показывал мне, и устремляюсь вниз.

Холодный воздух ударяет мне в лицо и треплет волосы за спиной, словно знамя. Я переношу вес на одну ногу и медленно скольжу влево. Затем делаю это же с другой ногой и вырисовываю дугу вправо. Повторяя эти нехитрые движения, я качусь вниз с холма. Но через пару секунд решаю выровнять лыжи и набрать скорость, а затем вновь начинаю вырисовывать дуги. И у меня все легко получается. Когда я приближаюсь к Такеру, то распределяю свой вес на обе ноги, а затем развожу пятки шире, как он учил. И останавливаюсь. Проще простого.

– Может, попробуем по-другому? – спрашиваю я. – С прямыми лыжами?

Он смотрит на меня, сведя брови, и я понимаю, что его хорошее настроение испарилось.

– Что-то мне не верится, что ты впервые стоишь на лыжах, – говорит он.

Я удивленно смотрю в его нахмуренное лицо. Неужели он ожидал, что я разобьюсь на этом холме? Прежде чем возмущаться, решаю посмотреть на других новичков. Они напоминают стаю перепуганных утят и изо всех сил стараются не врезаться в друг друга, отчего кажется, что они мечутся по склону.

Мне следует соврать Такеру, сказать, что я уже каталась раньше. Это будет незначительная ложь. Но мне не хочется обманывать второго Эйвери на этой неделе.

– Мне попробовать еще раз?

– Да, – говорит он. – Скатись еще раз.

На этот раз он поднимается следом за мной, а во время спуска все время едет рядом. От этого я так нервничаю, что пару раз чуть не падаю. Но мысль, какое я испытаю унижение, облажавшись на глазах у Такера, помогает мне удержать равновесие. Когда мы добираемся до подножья, он предлагает подняться вновь, но в этот раз показывает, как скатиться со склона, держа лыжи параллельно, и этот способ нравится мне гораздо больше. Он более изящный. И веселый.

– За два года работы инструктором ты первая ученица, которая за час так ни разу и не упала, – говорит он, когда мы спускаемся в пятый раз.

– У меня отличная координация. Я раньше занималась танцами. В Калифорнии. Балетом, – объясняю я.

Он смотрит на меня, сузив глаза, словно не может понять, зачем мне врать о чем-то подобном. Ведь вряд ли я пытаюсь выпендриться. А может, он не в силах смириться с мыслью, что какая-то калифорнийская девчонка хороша в чем-то, кроме походов по магазинам.

– Ну, вот и все, – резко говорит он. – Урок окончен.

Он поворачивается к лыжной базе.

– А мне-то что теперь делать? – кричу я ему вслед.

– Иди к большому подъемнику, – отвечает он и уезжает на лыжах прочь.

Я уже несколько минут стою неподалеку от кресельного подъемника, на котором можно добраться до склона для начинающих, и наблюдаю, как в него садятся люди. Кажется, это достаточно легко. Жаль, что Такер такой придурок. Я бы не отказалась от нескольких советов по этому вопросу. Наконец решившись, я встаю в очередь. А когда подхожу ближе, сотрудник пробивает дырку в моем билете и спрашивает:

– Ты одна?

– Да.

– Одиночка! – кричит он в сторону очереди. – У нас здесь одиночка!

Мне становится невероятно неловко, и я жалею, что не надела очки.

– Отлично, – говорит парень у подъемника и машет кому-то рукой.

Когда через мгновение он указывает на меня, я подкатываюсь к нарисованной на снегу линии, выпрямляю лыжи и нервно оглядываюсь через плечо, на подплывающее ко мне кресло. Почувствовав сильный удар по ногам, я сажусь на подъемник, и он поднимает меня в воздух. А затем, слегка покачиваясь, проворно уносит вверх по склону. Я вздыхаю от облегчения.

– Все так ужасно, да?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, с кем сижу. И дыхание тут же перехватывает.

Я сижу на подъемнике с Кристианом Прескоттом.

– Привет, – выдавливаю я.

– Привет, Клара, – здоровается он.

Кристиан помнит мое имя. Мне действительно тогда приснился просто сон. Глупый, глупый сон.

– Хороший денек, чтобы покататься, верно? – спрашивает он.

– Да.

Сердце, как сумасшедшее, грохочет в ушах. Похоже, на подъемнике он чувствует себя как дома. На нем зеленая лыжная куртка, черные лыжные штаны, черная шапка и очки, сдвинутые на голову, а вокруг шеи обмотан пушистый шарф. Кажется, будто он сошел с рекламного плаката горнолыжного курорта. А его глаза на фоне куртки стали еще более насыщенного изумрудно-зеленого цвета. Он так близко, что я чувствую исходящее от его тела тепло.

– Ты не обедала на днях в «Пицца-Хат»? Я думаю, что видел тебя там? – спрашивает он.

Ну почему он задал этот вопрос? Мои щеки тут же краснеют. Уверена, он сейчас смотрит на мои волосы и думает: «Клоунесса, вылитая клоунесса». Почему я не надела ту дурацкую шапку на голову?

– Да, возможно, – заикаясь, выдавливаю я. – Вернее, я была там… и, возможно, ты меня видел. Думаю, так и было. В смысле, я тебя видела.

– Почему же ты не подошла и не поздоровалась?

– В следующий раз так и сделаю.

Я смотрю вниз на землю, надеясь отыскать тему для разговоров, и замечаю его черные модные лыжи с изгибом, которые сильно отличаются от моих.

– Ты не катаешься на сноуборде? – спрашиваю я.

– Я умею, – говорит он. – Но мне больше нравятся лыжи. Я в школьной команде. Будешь «Джоли Ранчер»?

– Что это?

Он засовывает палки под ноги и снимает перчатки. А затем расстегивает карман куртки и достает пригоршню леденцов.

– Я всегда таскаю их в карманах, когда катаюсь на лыжах, – говорит он.

У меня во рту настоящая пустыня.

– Конечно, буду.

– С жгучим перцем или с вишней?

– С жгучим перцем, – говорю я.

Он разворачивает конфету и кладет ее в рот. А мне протягивает вторую. Но у меня такие большие перчатки, что мне ни за что ее не развернуть.

– Давай я, – говорит Кристиан, разворачивает конфету и наклоняется ко мне, пока я старательно убираю волосы с лица. – Открой рот, – просит он.

Я слушаюсь, и он очень осторожно кладет конфету мне на язык. На мгновение наши глаза встречаются. А затем он откидывается на сиденье, а я закрываю рот.

– Спасибо, – благодарю я, посасывая конфету.

И тут же начинаю кашлять. Она оказалась очень жгучей. Нужно было выбрать вишню.

– Не за что. – Он снова надевает перчатки.

– Раз ты в школьной команде, то, наверное, приезжаешь сюда тренироваться каждые выходные? – спрашиваю я.

– Я приезжаю сюда на выходных, чтобы покататься в свое удовольствие и поучаствовать в заездах, которые здесь проводятся. А в течение недели тренируюсь по вечерам в «Снежном короле».

– Ого, ты катаешься на лыжах в темноте?

Он смеется.

– Конечно, вдоль спуска стоят фонари. Вообще-то мне даже больше нравится кататься вечером. На трассе не так много народа и намного тише. А вдали сверкают огни города. Это очень красиво.

– Судя по всему, так и есть.

Несколько мгновений мы оба молчим. Он постукивает своими лыжами друг о друга, и с них вниз на склон летят хлопья снега. Все еще не верится, что мы вдвоем висим в воздухе над горой, находимся так близко и даже болтаем.

– «Снежный король» – это горнолыжный курорт в Джексон-Хоуле? – спрашиваю я.

– Да. Там всего пять трасс, но он отлично подходит для тренировок. А когда там проводят чемпионат штата, то школьники могут понаблюдать за нами с парковки.

Я открываю рот, чтобы ответить, что с радостью бы посмотрела, как он катается, но вдруг замечаю, что подъемник приближается к маленькому домику на склоне, где нам нужно спрыгнуть.

– Вот черт.

– Что случилось? – спрашивает Кристиан.

– Я не знаю, как слезть с этой штуки.

– Не знаешь…

– Я сегодня впервые встала на лыжи, – выдавливаю я, чувствуя, как паника подкатывает к горлу. – Что мне делать?

– Нужно задрать носки лыж, – говорит он. – Когда мы поднимемся на холм и ты почувствуешь землю под ногами, тут же вставай и откатывайся в сторону, чтобы не помешать тем, кто едет за нами.

– О боже. Кажется, это была не очень хорошая идея.

– Расслабься, – советует он. – Я помогу тебе.

До домика остается всего несколько метров. Каждый мускул в моем теле напрягается.

– Возьми свои палки, – наставляет Кристиан.

«Ты сможешь это сделать, – говорю я себе, просовывая руки в ремешки на рукоятках палок и крепко сжимая их. – В тебе течет ангельская кровь. Ты сильнее, быстрее, умнее. Хоть раз воспользуйся этим».

– Подними носки, – напоминает Кристиан.

Я так и делаю. Мы скользим вверх по короткой насыпи, а затем, как он и говорил, я чувствую под ногами ровную землю.

– Вставай! – приказывает он.

Я с трудом опираюсь на ноги. Кресло тут же бьет меня по икрам, толкая вперед.

– Отъезжай в сторону, – говорит Кристиан, сворачивая влево.

Я вонзаю палки в снег, толкаюсь изо всех сил и следую за ним. И только потом понимаю, что он хотел, чтобы я свернула влево. Когда Кристиан останавливается и оборачивается, чтобы проверить, как у меня дела, я непроизвольно врезаюсь в него и теряю равновесие. Мои лыжи наезжают на его лыжи, я взмахиваю рукой и хватаюсь за его плечо.

– Ох! – вскрикивает он, пытаясь устоять на ногах, но у него ничего не получается.

Мы проезжаем какое-то расстояние и заваливаемся в сугроб.

– Прости меня, – говорю я, развалившись на нем.

Наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. А моя конфетка «Джоли Ранчер» лежит на снегу рядом с его головой. Его шапка и очки слетели, а палок не видно. Я пытаюсь слезть с него, но у меня ничего не получается.

– Не двигайся, – уверенно говорит Кристиан.

И я замираю. Он обнимает меня и аккуратно скатывает с себя. А затем приподнимается, отстегивает с моей ноги лыжу и откатывается в сторону. Перевернувшись на спину, я мечтаю провалиться в глубокую яму и просидеть там до конца учебного года. А может, и до конца жизни. Я закрываю глаза.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Открыв глаза, я вижу склоненное над собой лицо Кристиана, совсем близко. Его дыхание пахнет вишневой конфетой. Позади него из-за облака выглядывает солнце, освещая его своими лучами. И внезапно я вновь чувствую все вокруг. Как сердце перекачивает кровь в теле. Как подо мной медленно тает снег. Как иголки на деревьях колышутся на ветру. Как грохочет подъемник, проезжая мимо столбов. Меня вдруг окутывает запах сосны, смешанный с одеколоном Кристиана и чем-то еще, скорее всего, воском для лыж.

А Кристиан с прилизанными от шапки волосами и смеющимися глазами завис надо мной на расстоянии вдоха.

В этот миг я не думаю ни о пожаре, ни о своем предназначении. Ни о том, что мне суждено спасти его. А только о том, как он целуется.

– Все отлично.

– Это радует. – Он убирает прядь с моего лица, скользя голой рукой по моей щеке. – Было весело, – говорит он. – Давно подобного не случалось.

Сначала я решила, что он говорит о волосах, а потом понимаю, что он имеет в виду падение.

– Думаю, мне нужно еще попрактиковаться на подъемнике, – вздыхаю я.

Он помогает мне сесть.

– Чуть-чуть, – говорит он. – Но для первого раза ты хорошо справилась. Если бы я не встал у тебя на пути, все бы наверняка получилось.

– Верно. Так, значит, проблема в тебе?

– Определенно.

Кристиан поворачивается и смотрит на парня в маленькой будке, который разговаривает по телефону. Вероятно, звонит в лыжную полицию, чтобы они утащили меня с горы.

– Она в порядке, Джим, – говорит Кристиан парню. А затем находит мои лыжи и палки, которые, к счастью, не далеко разъехались. – У тебя была шапка? – спрашивает он, отыскав и натянув на голову свою, а следом и очки.

Я качаю головой и, подняв руку, медленно провожу рукой по волосам, которые снова вырвались из-под резинки и теперь свисают на припорошенную снегом спину.

– Нет, – отвечаю я. – У меня не было шапки.

– Говорят, девяносто процентов тепла у человека выходит через голову.

– Постараюсь запомнить.

Он ставит лыжи передо мной и опускается на колени, чтобы помочь мне их застегнуть. Я кладу руку ему на плечо, чтобы не упасть.

– Спасибо, – глядя на него сверху вниз, бормочу я.

Кристиан вновь мой герой. Хотя я приехала сюда, чтобы спасти его.

– Не за что, – посмотрев на меня, отвечает он.

Его глаза сужаются, словно он изучает мое лицо. Снежинка падает ему на щеку и тут же тает. А затем выражение его лица меняется. Кажется, Кристиан неожиданно что-то вспомнил. Он быстро встает и надевает свои лыжи.

– Там не очень крутой склон для начинающих, – говорит он, указывая мне за спину. – Он называется «Винни-Пух».

– Как мило.

Мой знак – зеленый круг.

– Я бы остался, чтобы тебе помочь, но уже опаздываю на соревнования, которые проводят выше на горе. Как думаешь, ты справишься? – спрашивает он.

– Конечно, – отвечаю я. – На тренировочном склоне у меня все прекрасно получалось. Я сегодня еще ни разу не упала. Ну, до этого момента. А как подняться выше?

– Чуть подальше есть еще один подъемник. – Он показывает в сторону, где расположен большой подъемник, который доставляет людей на более крутой склон. – А чуть выше еще один.

– Ого, – выдыхаю я. – Мы могли бы подняться на самую вершину.

– Я мог бы. Там нет трасс для новичков.

Наш особый момент определенно закончился.

– Верно. Ну, еще раз спасибо, – переминаясь с ноги на ногу, говорю я. – За все.

– До встречи, Клара, – бросает он через плечо.

Я провожаю его глазами, пока он подходит к другому подъемнику и грациозно запрыгивает на кресло. Слегка покачиваясь, оно устремляется вверх по склону. А я не свожу с него взгляда, пока его зеленая куртка не исчезает в вышине.

– До встречи, – шепчу я.

Наш первый настоящий разговор. Большой шаг вперед. При этой мысли грудь так распирает от сильного чувства, что на глаза наворачиваются слезы. Это смущение.

И что-то вроде надежды.