Текст книги "Железная вдова"

Глава 12. Впервые

Теплая кровь капает из ноздрей, и это приводит меня в чувство. Разум колышется, словно его только что вытолкнули из глубоководного шторма. Пытаюсь вытереть нос, но не нахожу сил, чтобы пошевелить руками.

Два копья белого туманного света прорываются из темноты. Пахнет металлом. Я что, заснула в сарае для инструментов? С чего бы мне…

Что-то крупное шевелится позади меня. Звенят цепи.

Я раскрываю опухшие глаза. На меня обрушиваются факты, но они лишены всякого смысла. Доспехи разомкнуты, мои пальцы лежат на подлокотниках кресла инь. И между ними – никаких холодных пальцев трупа.

С шелестом застегивается молния. За моей спиной Ли Шиминь поднимается и покидает кресло, задев меня коленом по плечу.

Он выжил? И я тоже?

Что?

Как?

Мы завершили битву? Разве не предполагалось, что один убьет другого?

Думать об этом мучительно, поэтому я прекращаю. Тяжелые шаги громыхают по направлению к люку, им вторит ритмичный звон цепи. Кровь по-прежнему течет из носа и скапливается между губами. У нее вкус железа. Слова пытаются продраться наружу из глотки.

– Эй, – наконец удается пробормотать мне. Голос звучит хрипло, словно меня на самом деле душили.

Последний шаг сопровождается особенно громким лязгом.

Молчание.

Шелестят мои лохмотья, когда я оборачиваюсь через плечо.

Его оранжевый комбинезон сияет злым пятном в слабой белой дымке, которая просачивается через две новые дыры, образовавшиеся там, где, кажется, располагались звуковые динамики. Проходит несколько ударов сердца. Ли Шиминь стоит все так же лицом к люку, не шевелясь. Словно боясь поверить в услышанное.

– Эй, – произношу я снова.

Он медленно поворачивается, цепь шуршит по ткани комбинезона. Над намордником и ошейником распахиваются глаза – словно распускаются два цветка, влажные, переливающиеся радужными бликами. Он будто всю жизнь провел в черно-белом мире и теперь впервые увидел краски.

У меня вырывается смешок. Я вытираю кровь под носом.

– Сюрприз!

Он, пошатываясь, движется ко мне, ступая легче, чем раньше. Моя ухмылка гаснет. Обнаженная нежность в его глазах приковывает меня к месту.

Видеть и чувствовать, что парень вроде него может испытывать иные эмоции, кроме разнообразных вариаций гнева, – ошеломительно. Я вынуждена напомнить себе, что те же самые глаза взирали на меня в другой реальности – яростные, красные, налитые жаждой крови. Он виновен. Его приговорили за дело. Насчет него не заблуждались. Я точно это знаю. Я побывала в пылающих, заходящихся криком глубинах его разума.

И все же я не могу отвести взгляд.

Я протягиваю ему руку поверх спинки своего кресла, сама не понимая, почему это делаю.

Взяв мою руку, он вздрагивает, и эта дрожь передается мне, прокатывается глубоко внутрь и пускает корни.

Мы сплетаем пальцы намного более бережно, чем в тот момент, когда пытались убить друг друга.

Глава 13. Лучший шанс для Хуася

– Так-так, – уперев руки в бока, произносит Сыма И с большого экрана в белой переговорной комнате. – Интересное развитие событий.

Краем глаза вижу, как солдат со скрежетом расстегивает на Ли Шимине намордник, который сползает с его лица, оставляя багровые вмятины в поразительно густой щетине, – у мужчин хань растительность на лице не такая богатая. Я замечаю на его щеке тюремную татуировку – иероглиф «заключенный» , похожий на человечка в клетке. При виде неровных линий у меня екает сердце – их явно вырезали тупым ножом.

Промельк оранжевого – это Ли Шиминь хватает солдата за воротник.

Я вздрагиваю. Другой солдат издает предупреждающий крик, поднимая винтовку. Стратеги на экране громко выражают неодобрение. Но Ли Шиминь только протягивает вторую руку в требовательном жесте. Третий солдат торопливо сует ему в ладонь металлическую фляжку. Только тогда арестант с грубым толчком отпускает первого солдата. Откручивает крышку и жадно глотает, словно добравшись до первого источника воды после многомесячной засухи.

Распахнутыми глазами, с колотящимся о ребра сердцем наблюдаю, как загипнотизированная, движение гортани и сухожилий на его шее, блестящие струйки жидкости, стекающие на тяжелый стальной ошейник.

В кабине пилотов я, похоже, временно повредилась умом. Ну да, мы оба выжили – но чему тут радоваться? И не важно, что я снова совершила немыслимое. Этого недостаточно.

Мне не удалось убить Ли Шиминя.

И теперь пройдет как минимум две недели, прежде чем я снова столкнусь с ним в освобождающей реальности, где единственную силу, имеющую значение, дает мозг. На две недели я снова окажусь во власти военных, погребенная в этом бесполезном смертном теле.

Через динамики доносится вздох Сыма И. По его искривленному рту непонятно, веселится он или сердится.

– Полегче там, Шиминь.

Тот наконец опускает фляжку, расплескивая содержимое. Ловит ртом воздух между приступами кашля, потирая щетинистый подбородок. Его грудь тяжело вздымается. Знакомый резкий и жуткий запах алкоголя бьет мне в ноздри. Я отстраняюсь, прикрывая нос одной рукой, а другой придерживая свои лохмотья. Из глубин моей памяти прорываются воспоминания. Весь дом усыпан сверкающими осколками бутылок, мой дед заплетающимся языком выкрикивает ругательства. Слышу громкий шлепок – это его рука бьет по лицу моей бабки. Отец сидит снаружи и потягивает трубку – он не может ничего поделать против старшего в семье. Вижу порезы на руках сестры, матери и моих, когда нас заставляют убирать осколки.

Уголком глаза Ли Шиминь перехватывает мой взгляд. Присматривается получше и замирает, словно я поймала его на зализывании раны. Неуклюже опускает фляжку, пряча ее от меня. С чего он вдруг застеснялся – выше моего понимания.

Я ловлю злобный взгляд охранника, стоящего рядом с ним. Оказывается, солдаты тоже напряженно пялятся на меня.

И стратеги. Они наблюдают за мной. Изучают. Словно я опасное, неуравновешенное существо, которое им с трудом удалось загнать в угол. Я опускаю руки, разжимаю кулаки и расслабляю лоб – оказывается, я его хмурила.

Я концентрируюсь на себе, остро ощущая раздраженную от холода кожу, ноющие плоть и кости, которые скрываются под ней. Боль в ступнях говорит мне, что это не сон и не греза. Я так долго сидела в изоляции, что едва не потеряла представление о границах между возможным и невозможным, нормальным и аномальным.

Но нет. Убить пилота класса «Принц» силой разума – это аномалия. Выжить в схватке с Ли Шиминем, у которого самое высокое духовное давление со времен долбаного Цинь Чжэна, – тоже аномалия.

Неудивительно, что они так на меня уставились.

Это…

Просто умора!

Чувствуя, как пульс бьется в ушах и прыгает в горле, я подавляю взрыв смеха. Тревога повредила им зрение: они видят во мне нечто большее, чем я есть на самом деле. Вне хризалиды я так же беспомощна, как любой другой человек, у них нет причин бояться меня в это мгновение, а вот поди ж ты – вытаращились, физиономии неописуемые.

Вообще-то это может меня защитить.

Я поддержу. Подыграю.

– Итак, что произошло? – обращаюсь я к стратегам с хитрой ухмылкой, словно с самого начала знала, как будут развиваться события, и теперь издеваюсь над ними. – Вы имеете представление, почему я до сих пор жива?

Те обмениваются многозначительными взглядами.

– Пилот Ли, во время этой схватки вы испытали что-то необычное? – Главный стратег Чжугэ скованно помахивает веером.

Ого! Просто «пилот Ли». У него и правда нет никаких броских титулов, даже среди самих военных.

Ли Шиминь прочищает горло, переводя взгляд с меня на стратегов и обратно.

– У нее… шумный разум, – произносит он заржавевшим от долгого молчания голосом. Как странно, что я услышала его в ментальной реальности раньше, чем в жизни. Звуки его собственного голоса резонируют глубоко в его груди, и отросшие волоски на моих руках встают дыбом.

Он пересказывает свои воспоминания о схватке со мной в реальности инь-ян. Похоже, никогда раньше во время боя он не осознавал происходящее настолько полно. Это кое о чем говорит, учитывая, что все это время он пытался меня убить.

Впрочем, я первой попыталась его убить. Но кто знает, что случилось бы, если бы я не попыталась?

Рассказывая, он бросает на меня взгляды, острые, как клинки, пока наконец не обрывает самого себя вопросом:

– Кто она?

– Тебе не сообщили? – говорит Сыма И. – Это У Цзэтянь, девушка, убившая принца-полковника Яна.

Напряженный лоб Ли Шиминя разглаживается.

– Ян Гуан мертв?

Сыма И сощуривается.

– Как ты умудрился пропустить такие примечательные похороны на вашем отрезке Стены? Этот ублюдок Ань Лушань снова держит тебя взаперти?

Упоминание похорон Ян Гуана потрясает меня до глубины души. Мне о них тоже ничего не сказали. Нужно выяснить побольше – как население на них отреагировало? Как оно отреагировало на меня?

– Похороны? – бросаю я с глумливой небрежностью. – А присутствующие знали, что он умер как девчонка?

Коллективный тревожный взгляд опять обращается на меня и давит с новой силой.

– Ради небес, да что с тобой такое? – восклицает Сыма И, всплеснув руками. – Ты не понимаешь, что натворила? Ты убила человека! Оборвала его жизнь. Отняла у родителей сына!

Моя ухмылка застывает. Не потому, что я ощутила хотя бы малейший укол раскаяния, а потому, что мгновенно вскипаю гневом и мне необходимо напрячь все силы, чтобы сдержать его.

– Ага, – поддакиваю я, закатывая глаза. – Именно это я и сделала.

– Ты… – Его лицо багровеет.

Можно было бы парировать, что чьи-то дочери постоянно умирают в хризалидах, но я не желаю оправдываться. Понятно, что причина этого взрыва – скорее страх передо мной, чем сострадание к Ян Гуану. Во время нашего первого разговора стратег совсем не переживал из-за смерти пилота. Нет, он пытается пролезть ко мне в мозг и сковать меня кандалами морали, чтобы хоть как-то примириться с моим существованием.

Не выйдет. Я именно такая девушка – с ледяной кровью и гнилым сердцем, как он опасается. И меня это устраивает.

А он пусть дергается.

Кажется, он собирается снова заорать на меня, но Главный стратег Чжугэ усмиряет его усталым взмахом веера.

– Давайте не будем слишком удаляться от главной темы, хорошо?

Пока Сыма И дуется, Главный стратег Чжугэ продолжает вытягивать информацию из меня и Ли Шиминя. Я отвечаю с большой неохотой.

Мы оба не помним кульминацию боя. Главный стратег упоминает какую-то «странную трансформацию» и, не добившись от нас ничего, кроме недоумения, показывает нам видео.

В углу большого экрана появляется маленький, на нем частично, сквозь клочья тумана, виднеется Красная Птица. Она запрокидывает голову, выплескивает из клюва заряд розового ци – видимо, смесь моего белого Металла и красного Огня Ли Шиминя, – затем плюет им в хундуна. Тот уползает в туман, теряя половину тела. Но, вместо того чтобы переключиться на следующего врага, Птица слепо пошатывается на своих лапах, вразнобой размахивая крыльями. Бешено трясет головой. Из нее вылетают черные крупинки.

– Кстати, это были динамики, – сообщает Сыма И. – Инженеры тяжко трудились, чтобы установить их в кабине.

Прежде чем я успеваю подчеркнуто заявить, что не собираюсь извиняться, и все тут, из взъерошенного псевдооперения Птицы прорывается белое сияние. Дух-металл начинает расширяться неровными толчками, но Птица не принимает человекоподобный облик, как следовало бы ожидать. Ей вообще не удается принять хоть какой-то Облик. Ее тело распухает, словно красный фурункул, извергающий белый гной. Появляется немного желтого – это ци-Земля, – но и оно не может стабилизировать трансформацию. Птица выглядит больным существом, бесформенным, как хундун. Крылья скукоживаются и сливаются с ее бугристой тушей. Лапы раздуваются в толстые подпорки.

Моя рука взлетает ко рту.

Когда это происходило, я определенно пребывала в бессознательном состоянии.

– Здесь явно работают два трансмутирующих ци. – Главный стратег Чжугэ поглаживает веером свою длинную жидкую бороду. – Однако мы не уверены, что это можно назвать надлежащей трансформацией третьего уровня.

– Да уж, ничего Геройского. – Сыма И закатывает глаза. – Это скорее… Злодейский Облик.

– Каждый пилот-мужчина, подключаясь к хризалиде, рискует потерять здравый рассудок, – продолжает Главный стратег Чжугэ. – Присутствие пилота-женщины необходимо для того, чтобы успокоить его подсознание и сохранить психическое здоровье. Однако вы – вы оба – утратили всякую способность мыслить рационально.

– И я даже знаю почему! – Сыма И меряет меня злобным взглядом.

Запись заканчивается тем, что Птица наталкивается прямо на видеодрон. Один глаз у нее красный, другой белый.

Я скованно поднимаю голову.

– И что это значит? Мы Слаженная Пара?

– Нет, – отвечает Главный стратег Чжугэ. – И это единственное, в чем мы уверены. Судя по данным, полученным из Красной Птицы, ваши сердца не бились в унисон.

– Тогда как мы одновременно трансформировали Птицу?

– Вот в этом-то и вопрос, не так ли? – Сыма И смотрит на Главного стратега Чжугэ, тот энергичнее машет веером.

– Мы осторожно предполагаем, что у каждого из вас очень, очень редкий тип сверхадаптивного духа, – говорит Главный стратег Чжугэ. – Вы можете противопоставить друг другу одинаковое духовное давление вне зависимости от того, какой высоты оно достигает. Но в результате никто из вас не может взять верх, поэтому ваша хризалида деформировалась под влиянием равных по силе, но не согласованных приказов.

– Равных?! Значит, мое духовное давление не меньше десяти тысяч? – изумляюсь я. Почему-то информация, представленная в конкретных числах, потрясает меня снова и снова.

– Бери выше, восемнадцать тысяч, – сообщает Сыма И обвиняющим тоном. – Это самые высокие промежуточные данные, которые мы получили от вас обоих.

По моей спине пробегает холодок, сотрясая плечи. Солдаты обмениваются озадаченными взглядами. Даже Ли Шиминь вскидывает голову.

Я с шумом вдыхаю и выдыхаю через рот, пытаясь осознать это число. Оно такое огромное, что звучит почти бессмысленно. Восемнадцать тысяч, когда среднее – восемьдесят четыре.

– Как? – Я отрешенно качаю головой.

Что-то вспыхивает в глазах Главного стратега Чжугэ.

– Пусть и не Слаженная, но все-таки вы – исключительная пара. Если вам удастся наладить устойчивую связь друг с другом, это может повлиять на ход всей войны. Возможно, в ваших силах освободить провинцию Чжоу. Хундун класса «Император», защищающий гнездо репликации в горах Куньлунь, представляет собой тип Металл. Учитывая, что Металл слабее Огня, Красная Птица в надлежащем Геройском Облике – наилучший шанс для Хуася одолеть этого хундуна. Похоже, вам еще есть над чем поработать для достижения синергии, и это превосходно. Может, попробуете во время следующего боя поменьше враждовать между собой?

У меня вырывается нечто среднее между фырканьем и смешком.

Я. Ли Шиминь. Убийца. Головорез. Лучший шанс для Хуася. Не враждовать.

– И что вы мне дадите, если я попытаюсь? – мурлычу я. – Как минимум то, что получил бы любой парень с таким же духовным давлением и притом не преступник, верно?

Сыма И хрюкает с отвращением.

– Радость моя, ты не в том положении, чтобы выдвигать требования. Благодари своих предков уже за то, что мы вообще сохранили тебе жизнь.

Я меряю его долгим взглядом.

Потом ковыляю к одному из солдат.

Тот поднимает винтовку.

– Эй!

Я не останавливаюсь. Я не моргаю. Ни в тот момент, когда адреналин взрывается во мне, пробуждая мои нервы, как сирены хундунов. Ни в тот момент, когда остальные солдаты приходят в движение. Ни в тот момент, когда палец первого ложится на спусковой крючок.

Прислоняюсь лбом к дулу винтовки.

Сквозь рев крови в моих венах доносятся приглушенные крики. Сыма И выплевывает ругательства, Главный стратег Чжугэ кричит:

– Не стрелять!

– Ну давай, – произношу я голосом таким же холодным, как металлический круг, обжигающий мой лоб. Пульс поднимается к горлу и бьется так громко и быстро, что я едва слышу собственный голос. Я могу умереть. Я могу на самом деле умереть, стоит солдату шевельнуть пальцем. Выстрел, а за ним – пустота.

Но если я не отстранюсь от своего страха, его вколотят в меня, задушат им и поработят.

Так есть ли смысл держаться за жизнь?

Я даже разочарована, что солдат снимает палец со спускового крючка. В то мгновение, когда холодное дуло начинает отодвигаться от моего лба, я в припадке безумия хватаю ствол обеими руками и тяну его обратно. Враждебный металл становится единственной константой в моем вихре мыслей и чувств. Дуло покачивается передо мной – зияющая черная дыра, способная засосать меня, покончив со мной навсегда.

– Думаете этим меня напугать? – говорю я невероятно спокойно, учитывая, какое исступление разрывает меня изнутри. – Думаете, мне хоть когда-то нравилось жить? Вперед. Окажите мне услугу.

Остальные солдаты оттаскивают меня. После короткой борьбы один из них жестко заламывает мне руки назад. Но, думаю, свою мысль я до них донесла. Краем глаза замечаю ошеломленное лицо Ли Шиминя и подавляю довольную ухмылку. Приятно чувствовать, что я обескуражила такого могучего парня, как он.

– Если вам что-то от меня надо, платите как положено! – ору я стратегам, вскидывая голову. Копна спутанных волос падает мне на лицо.

– Консорт У… – произносит Главный стратег Чжугэ значительно более осторожно, чем раньше. – У нас нет никакого желания лишать вас чего бы то ни было. Дело в том, что ваше положение значительно менее устойчиво, чем вы думаете. Честно говоря, стратеги сильно расходятся во мнениях о том, как вами распорядиться.

– Да уж, не мы хотим твоей смерти, чокнутая ты сучка, – роняет Сыма И. Кажется, он выдохся.

– Объясните! – требую я.

Главный стратег Чжугэ вздыхает:

– Откровенно говоря, ходят слухи, что вы, как бы это сказать, дух лисицы. Дух настоящей девятихвостой лисицы, поселившийся в теле красивой девушки, чтобы пожирать мужчин.

Что?!

Я едва не взрываюсь смехом. Но, судя по напряженным физиономиям стратегов, даже им, образованным людям, трудно сбросить со счетов эту мысль. Хотя кому как не им следовало бы знать, что оборотни существуют только в сказках, а девятихвостые лисы – обычные животные.

– Да? – просто говорю я. – И с чего они это взяли?

Сыма И бросает на меня гадливый взгляд.

– А ты не помнишь, что вытворяла, когда вышла из Лисицы?

Действительно. Попирала ногами труп Ян Гуана и хохотала как безумная.

– Ой. А Мудрецы не приказали удалить видеозаписи?

– Приказали, но слишком много людей видели все в прямой трансляции! Только небу известно, чего им не спалось посреди ночи, но к утру слухи разошлись повсюду. От попытки удалить записи стало только хуже. Ну ладно, обнаружила ты, что парень мертв, но почему тебе взбрело в голову устроить спектакль?

Я пожимаю плечами:

– Извините. Увлеклась, бывает.

Сыма И зыркает так, словно мечтает оторвать мне руки.

– Слушай, ты уже не ребенок, понимаешь, что твое существование бросает тень на всю армию. У тебя проблемы с головой, и это видит каждый. Единственная причина, по которой ты еще жива, состоит в том, что Главный стратег Чжугэ и я стараемся мыслить масштабно и не хотим терять твой потенциал. Хотя я начинаю серьезно об этом сожалеть. В общем, если желаешь привилегий, сначала докажи, что способна нормально работать с Ли Шиминем.

Может, говорил он и мерзким тоном, но я уловила подтверждение того, что привилегии настоящего пилота для меня возможны. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки.

– И как конкретно это должно выглядеть? – сощуриваюсь я. – Что мне нужно будет сделать до следующего боя?

– Что ж, – отвечает Главный стратег Чжугэ, – мы пока обсуждаем со стратегами Суй-Тан программу тренировок. Но как минимум, – извещает он, лучезарно улыбнувшись Ли Шиминю, – у вас появится соседка, пилот Ли.

Я внутренне леденею.

– Меня… меня не бросят обратно в тюремную камеру?

– Разумеется, нет. Мы надеемся, что в конечном счете вы станете как бы мужем и женой. Ответственный муж наказывает жену, когда та оступается, а благородная жена направляет своего мужа, когда он сбивается с пути. Таково естественное равновесие в мире. Пилот Ли, консорт У, мы верим, что вместе вы станете лучше.

Всё, я больше не могу сдержать смех.

Главный стратег Чжугэ недоуменно хмурится.

Ой. Да он смертельно серьезен.

Меня пронзает ужас. Бросаю взгляд на Ли Шиминя. Тот снова прикладывается к фляжке.

Они хотят, чтобы я жила с этим убийцей. С этим осужденным убийцей, на которого требуется нацепить намордник, ошейник и держать на мушке, чтобы он сотрудничал, когда трезв.

И как, ради всего небесного, он себя поведет, когда на него подействует алкоголь?