Текст книги "Антология современной финской драматургии (сборник)"

Сцена четвертая

МОНИКА. Что будем делать.

ВЕЙНИ. Тармо!

МОНИКА. Он, наверное, на улице. Тармо!

ВЕЙНИ. Там льет как из ведра. Чего ему делать на улице.

МОНИКА. Они, наверное, вместе с Уки в своем шалаше. Играют. В какую-нибудь игру. У них же выходной.

ВЕЙНИ. Завтра Тармо в школу. Хватит уже этого бессмысленного шатания.

МОНИКА. Как только Янита могла уехать посреди учебного года.

ВЕЙНИ. Она еще совсем ребенок.

МОНИКА. А кем еще может быть семнадцатилетняя девочка. Ребенком, и только. Ничего с собой даже не взяла, только спальный мешок.

ВЕЙНИ. Думаю, не выдержит.

МОНИКА. Прибежит, поджавши хвост. Ни денег, ни одежды. Легкие ботиночки да демисезонная куртка.

ВЕЙНИ. Нет, не выдержит.

МОНИКА. А ведь в школе у нее все хорошо. Через год уже закончить должна.

ВЕЙНИ. Все эти Йони забудутся, как только начнется учеба и мозги на место встанут.

МОНИКА. Недаром я никак не могла представить этого Йони в качестве зятя.

ВЕЙНИ. Но о внуках успела размечтаться.

МОНИКА. Ну, это как бы вообще. Янита могла бы больше времени уделять спорту. Это хорошее занятие. Будем вместе ходить на матчи, купим всей семье кроссовки. А я наконец-то займусь скандинавской ходьбой. Ты тоже. Купим всем палки.

ВЕЙНИ. И кроссовки.

МОНИКА. Да-да.

ВЕЙНИ. Тогда палки уж сразу телескопические.

МОНИКА. Само собой.

ВЕЙНИ. Я вот думаю, где такие Йони, скажи мне, вырастают.

МОНИКА. Есть ли у него вообще родители. Ведь жил тут у нас.

ВЕЙНИ. Оказался, небось, после развода не у дел.

МОНИКА. В новом браке на них всем наплевать. Странно, что я следов никаких на клумбе не заметила. Он ведь, наверное, при падении все мои флоксы с гортензиями переломал. А я и не увидела.

ВЕЙНИ. Напрасно на меня смотришь. Меня во дворе не было. Ни разу, все лето не выходил.

МОНИКА. Неужели ты и правда не выходишь летом во двор. У нас же огромный участок. Качели, ягодные кусты. Клумбы с цветами и детский домик. Замечательный участок.

ВЕЙНИ. Как-то не было необходимости.

МОНИКА. Странно.

ВЕЙНИ. Надо как-нибудь выйти глянуть.

МОНИКА. Пойдем вместе.

ВЕЙНИ. Пойдем, конечно, когда погода будет хорошая.

МОНИКА. Иногда и в сентябре бывают теплые дни.

ВЕЙНИ. Бывают.

МОНИКА. Как думаешь, Вейни, ты осенний человек. Или весенний.

ВЕЙНИ. Я, что ли.

МОНИКА. Ты, ты.

ВЕЙНИ. Откуда ж мне знать.

МОНИКА. Ниоткуда. Просто так, по ощущениям. Энергетика и биоритмы.

ВЕЙНИ. Тогда, наверное, весенний.

МОНИКА. Но не уверен.

ВЕЙНИ. Не совсем.

МОНИКА. Ладно, наверное, это все неважно.

ВЕЙНИ. Ну да. Если только самую малость.

МОНИКА. Либо это есть либо нету. Я, например, стопроцентно осенний человек.

ВЕЙНИ. И что.

МОНИКА. Что-что. Просто знаю, и все. Чтобы с большим усердием трудиться в нужное время. Делами разными заниматься. Мне надо больше работать осенью. А вот весной не стоит. Это очень важно.

ВЕЙНИ. В каком смысле важно.

МОНИКА. Чтобы не получалось так, что время уходит впустую.

ВЕЙНИ. Как это.

МОНИКА. По жизни. Ты совсем не понимаешь, о чем я говорю. Поэтому лучше не спрашивай, раз не понимаешь. Для меня это жизненно важный вопрос, а ты.

ВЕЙНИ. Я думал, мы говорим о весне и об осени.

МОНИКА. У тебя все всегда легко. Сидишь тут целыми днями, читаешь рекламу и предаешься размышлениям.

ВЕЙНИ. Это мы из-за осени ругаемся. Или из-за весны. Или из-за того и из-за другого вместе.

МОНИКА. Тебе ведь все равно. Ты ведь их даже не различаешь.

ВЕЙНИ. Ну, как же. Весна – это весна, а осень – это осень. Зачем валить на меня все эти времена года, если я совершенно не чувствую себя ни осенним, ни весенним человеком. Или я теперь вдруг в ответе даже за то, что земля вертится.

МОНИКА. И училище твое – сплошной перманент.

ВЕЙНИ. Это стиль! Мягкий локон! Раздули из мухи слона. Из-за каких-то кудрей. Один раз двадцать лет назад сделал себе локоны. Невозможно!

МОНИКА. На вьющиеся от природы волосы.

ВЕЙНИ. Да хоть на лобковые! Не пора ли уже похоронить эти локоны раз и навсегда!

МОНИКА. Надо же, какое больное место.

ВЕЙНИ. Черт побери! Где ножницы! Я сейчас всю голову под ноль состригу! Может, это поможет!

МОНИКА. Успокойся. Не кипятись. Бог с ними. Пойду сделаю бутерброды. (Уходит.)

ВЕЙНИ. Помидор не клади!

МОНИКА (возвращается). У меня такое странное чувство. Словно мы что-то забыли.

ВЕЙНИ. Сыра в красной упаковке и чуть-чуть маргарина.

МОНИКА. Надеюсь, не очень важное. У нас только «воймикс».

ВЕЙНИ. Пусть будет «воймикс». Что же еще есть.

МОНИКА. А что, если.

ВЕЙНИ. Батарейки. Эти часы с Гуфи.

Сцена пятая

МОНИКА. Тармо?

Тармо возвращается с улицы весь промокший, в нарядном костюме, маленькая бабочка и белая рубашка

ВЕЙНИ. Откуда это Тармо в таком виде. Весь мокрый.

МОНИКА. Снимай-ка все, малыш. Принести тебе полотенце. Почему это ты такой нарядный.

ВЕЙНИ. Что случилось?

ТАРМО. Я ждал.

МОНИКА. Зачем надо было под дождем мокнуть.

ВЕЙНИ. Зачем надо было под дождем ждать.

ТАРМО. Можно я пойду.

МОНИКА. Куда ты пойдешь.

ТАРМО. Сохнуть.

ВЕЙНИ. Ну и дела.

ТАРМО. Замерз.

МОНИКА. Я принесу полотенце. Потом объяснишь.

ВЕЙНИ. Да что с ними со всеми такое. Всё есть, и учатся вроде нормально. В чём проблема. Это мы их избаловали или материал с самого начала был неподходящий. Черт побери.

МОНИКА (вытирая сына). Ну вот, из носа течет. А завтра в школу, боже мой.

ВЕЙНИ. Уроки-то сделал.

ТАРМО. Янита с Йони уже уехали?

ВЕЙНИ. Я спросил, уроки сделал.

ТАРМО. Не знаю.

ВЕЙНИ. Не знаешь.

МОНИКА. Откуда ему знать, если он несколько недель в школе не был.

ВЕЙНИ. Но ведь для этого телефон придумали. Ну, вот опять. Послушай, Тармо, жизнь – это не детская забава. Это тебе не под дождем стоять и по лесу бегать. Никаких забот. Удивительно. Просто удивительно. Отвечай, не стой как истукан.

ТАРМО. Ха.

ВЕЙНИ. Черт побери, и на все это он отвечает «ха». Да что же со всеми вами происходит. Неужели вас нисколько не заботит то, что будет завтра. Зависаете вечно где-то да пьете какао со взбитыми сливками. Как же они все так мимо меня проскочили. Мои собственные дети. Вот они – твои мать и отец. Эй. Скажи хоть что-нибудь.

ТАРМО. «Малая печаль красноречива, великая – безмолвна».

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. Шекспир.

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. Из «Гамлета». Можно идти.

ВЕЙНИ. Иди-иди.

МОНИКА (кричит вслед). И чего надо было только ждать под таким дождем!

ТАРМО (возвращается). Я должен был поехать.

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. На праздник к бабушке. Я машину караулил на крыше. Бабушка, наверное, ждала. (Уходит.)

Музыка

Сцена шестая

МОНИКА. Позвони. Это же твоя мать.

ВЕЙНИ. Не могу. Завтра позвоню.

МОНИКА. Еще можно звонить. Она вряд ли спит. Позвони. Поздравишь и заодно передашь от детей привет. Приедем на неделе, выпьем кофе. Скажи, что проблемы на работе и у Яниты… игра. Она поймет. У нее там и без нас забот было с другими гостями.

ВЕЙНИ. Вряд ли вообще к ней кто-то пришел. Как неловко. Позвоню завтра.

МОНИКА. Только не забудь.

ВЕЙНИ. Конечно. Я в его возрасте ни про каких гамлетов даже не слышал. Единственные иностранные имена, которые мы знали, – это были имена чешских вратарей. А они теперь все знают. Ничего, Тармо справится. У него светлая голова. И оценки хорошие по всем предметам.

МОНИКА. Дождь опять. Прямо сил никаких нет. Тармо всегда любил читать. С пяти лет. В библиотеку постоянно ходил.

ВЕЙНИ. Неужели Тармо в пять лет уже читать научился.

МОНИКА. Разве не помнишь.

ВЕЙНИ. Я сам только в школе этому научился. Нам выдавали псалтырь только тогда, когда ты уже умел читать. И потом еще проверяли каждую неделю. Я был среди последних. Но не прошло и месяца, как я пролил на парту кружку молока, и страницы в псалтыре склеились между собой так, что было не разлепить. Я попытался их аккуратно отодрать друг от друга с помощью линейки. Но все превратилось в сплошные лохмотья. Обложка была такого бордового цвета. Новую книгу мне не дали. Приходилось подглядывать к товарищам, когда нестерпимо хотелось петь.

МОНИКА. У них теперь никаких псалтырей и в помине нет.

ВЕЙНИ. Разве.

МОНИКА. А ты хотел бы?

ВЕЙНИ. Чего.

МОНИКА. Петь. Псалмы.

ВЕЙНИ. Слышишь. Телефон звонит.

МОНИКА. Ответь ты.

ВЕЙНИ (в телефон). Спасибо, что сообщили.

МОНИКА. Ну. Кто это был. Янита?

ВЕЙНИ. Нет.

МОНИКА. Ну. И кто же.

ВЕЙНИ. Нет. Из больницы звонили. Надо ехать.

МОНИКА. Сейчас?

ВЕЙНИ. Завтра. Спешить некуда. Уже не надо.

МОНИКА. Завтра рабочий день. А что.

ВЕЙНИ. Мать.

МОНИКА. Ее увезли в больницу.

ВЕЙНИ. Да.

МОНИКА. Ей стало плохо.

ВЕЙНИ. Нет. Она умерла.

Музыка.

Прошло какое-то время. Янита выглядит совершенно по-другому, изменилась. Фотография, на которой Янита и Тармо сидят на дереве.

ТАРМО. Ты вернулась.

ЯНИТА. Да, заморочки всякие. Это тебе. (Пакет с лакричными конфетами в виде машинок.)

ТАРМО. Ты мне почитаешь.

ЯНИТА. А что у тебя есть.

ТАРМО. Всякого.

ЯНИТА. Черт, и как ты только в этом разбираешься. Неужели ты читаешь все в оригинале.

ТАРМО. Хорошие конфеты.

ЯНИТА. Скучаешь по бабушке.

ТАРМО. Скучаю. Почитай сказку.

ЯНИТА. «Жила-была одна бедная семья, папа, мама и двое детей. Мальчика звали Гензель, он был умный и храбрый. Девочку звали Гретель, она была застенчивой, но очень милой. Жили они в маленькой избушке на краю леса… В ветреную погоду большие деревья качались над избушкой и сгибались до самой крыши, словно стараясь защитить ее бедных испуганных обитателей. Однажды, когда последний осенний лист, медленно опустился на промерзшую землю, а солнечные лучи превратились в тысячи холодных искр, рассыпавшихся по траве, когда ветер застыл на месте, неизвестно откуда послышалось…»

Музыка продолжает играть

КОНЕЦ

Тумас Янссон
На привязи

(Tomas Jansson, Bunden, 2010)

Перевод со шведского Марии Людковской

Действующие лица

A, мужчина лет сорока пяти

B, молодой человек лет двадцати

C, отец А (когда А играет сына), учитель, психолог, сотрудник лаборатории и врач медсанчасти

1)

В. В детстве мне редко снились кошмары. А когда снились, я вставал, шел в спальню родителей и ложился между ними. Тесно, но как раз то, что мне нужно. Я лежу с открытыми глазами, смотрю на щелку в занавесках и слушаю, как спят мои папа и мама. Все спокойно и тихо, мне ничуть не страшно. Я знаю, что со мной ничего не случится. Я начинаю засыпать и чувствую: я счастлив.

2)

Кафе в аэропорту. Столик, рядом три стула. В сидит и говорит по мобильному телефону. Приходит А, садится. В заканчивает разговор.

В. Ты все-таки пришел.

А. Ты уезжаешь.

В. Не думал, что ты придешь.

А. Она меня бросила.

В. Неправда.

А. Хотя зачем я тебе это говорю, непонятно.

В. Затем, что она моя мать. Между прочим, для меня она тоже кое-что значит.

А. Неужели? А ведь это ты во всем виноват. Я никогда не говорил тебе раньше, но теперь скажу. Все из-за тебя. Она бы не ушла, если бы ты… (Пауза.) Ну скажи ты хоть что-нибудь!

В. Поговорим, когда вы с мамой успокоитесь.

А. Ну как с тобой разговаривать! Раньше я только и слышал: «все в порядке», «все нормально». А теперь, чтобы ты заговорил, я, видите ли, должен успокоиться. Но это же полный бред, тебе не кажется?

В. Я не хочу больше ссориться.

А. Конечно, ведь ты уезжаешь. Когда мы теперь увидимся? Может, потом будет слишком поздно.

В. К тому же я знаю, что мама хочет с тобой увидеться.

А. Да что там, уже сейчас слишком поздно.

В. У тебя есть ее новый номер? (Протягивает бумажку с телефонным номером.)

3)

Скачок во времени. Звучит хаус, год 1998

В. Каждый будний день одно и то же. Осторожный стук в дверь и шепот: «Привет-привет, уже восемь, пора вставать, я не отстану, пока не увижу, что ты проснулся», и я – ррраз – перемахиваю через край кровати, как чемпион по прыжкам в высоту из каких-нибудь 70-х. Я видел фотографии. Тело параллельно планке. Правая нога пошла вверх, за ней левая вверх, вверх через планку и ББАХ! Приземляюсь на пол, заранее растопырив пальцы. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, нет, еще не все, вверх-вниз, вверх-вниз, минимум десять отжиманий каждое утро, и потом в ванную. Стою перед зеркалом. Шмак! По правой щеке. Шмак! По левой. Немного сбрызнуть под мышками, крутой взгляд в зеркало. Мне пятнадцать. Вся жизнь впереди. Скоро на подбородке появятся первые волоски. Я непобедим. Я покорю этот мир. «Эй сколько можно сидеть в ванной», – тот же голос, и я вышибаю дверь правой ногой. Холодильник. Жадно пью сок прямо из пакета. Несколько ломтиков сыра, булочка. Никто и слова не успевает сказать, а меня уже нет. (Пауза.) Внушаю себе. (Пауза.) Сегодня все будет по-другому.

4)

А. Что в школе?

В. Как всегда.

А. Что задали?

В. Да там немного. Ерунда.

А. Если нужна помощь, обращайся.

В. Пошли лучше на футбол.

А. А кто играет?

В. Какая разница?

А. Да нет, никакой.

В. Йес! И чур в перерыве мороженое и кола!

5)

В. Мне пятнадцать. У меня своя комната в трешке, все диски, которые мне нужны, и хорошие оценки, папа и мама гордо обнимают меня, я обожаю лето, когда мы едем смотреть большой мир – я, папа и мама, и мне вполне нравится путешествовать вместе, потому что вокруг столько всего. Мне пятнадцать, и я ненавижу осень. А сейчас осень.

6)

А сидит и листает фотоальбом.

А. О, это что-то. Помнишь такое? Мы обещали тебе самое большое мороженое, и ты нашел киоск, где в один рожок запихивали двенадцать шариков.

В. Это было классно.

А. Хочешь посмотреть старые фотки? Когда мы путешествовали по Европе на поезде.

В. Может, еще как-нибудь съездим?

А. Посмотрим.

В. В Италию! Будем есть пасту! Теперь мне и вино уже можно пить.

А. Ну бокал, максимум.

В. Я могу отпроситься из школы.

А. Сейчас это труднее, чем в начальных классах. Да и меня с работы просто так не отпустят.

В. Ладно, я понял.

А. Не обижайся, я же не виноват.

В. Ладно, ладно.

А. Ну, пошли?

7)

В. Ненавижу это слово на «п». Им можно объяснить все, что я делаю, будто от меня уже ничего не зависит. Мама и папа очень стараются не произносить его вслух, но я-то вижу, что оно так и вертится у них на языке. Пубертат! Ненавижу! Они нормальные, но сейчас они в другом мире, а я должен найти себя. Должен найти свой собственный… Должен выбраться из этой школьной трясины. Утром вставать. Не опаздывать. Тихо сидеть на уроках. Не задираться на переменах. В уголке. На школьном дворе. Смотрю на тех, кто тайком курит. Вот бы и мне так же не бояться учителей. Я над этим работаю. Хочу, чтобы меня приняли. Таскаю мелочь из папиного кармана, пока не набирается на одну пачку. Красные «мальборо». Естественно. Стою за углом вместе с остальными, закуриваю. Кто-то улыбается мне в ответ. Становлюсь раскованнее на уроках. Делаю все, чтобы начать жить. Мечтаю с кем-то поговорить об этом. Каждый день думаю… вот если бы только папа спросил, я бы все рассказал. Но откуда ему знать, как спросить. Я буду актером. Я УЖЕ актер. Каменное лицо из старых вестернов, не разобрать ни мыслей, ни чувств. Я могу изображать кого угодно, но лучше всего мне удается роль отличника. Во всяком случае перед папой и мамой.

8)

А. Пойдешь на футбол?

В. Не знаю.

А. Что значит «не знаю». В этом году ХИК сражается за золото. Мы же хотели с тобой куда-нибудь вместе сходить.

В. Не знаю. Я сейчас занят.

А. Чем это ты занят? Сидишь целый день за компьютером и играешь непонятно во что. Когда ты будешь делать уроки?

В. Нам не задали.

А. Наверняка что-нибудь да задали. Пора тебе уже подумать о том, что в следующем году ты будешь в гимназии, придется много заниматься самому.

В. Я же сказал, нам ничего не задали.

9)

В. Как-то раз я просыпаюсь и понимаю, как меня все… достало. В основном школа. Еще больше – учителя. Они ничего не могут мне дать, они даже не понимают, что со мной происходит. Они просто боятся. Потому что я-то знаю, что на самом деле им плевать. На них ответственность за целые поколения, но им вообще нет до нас дела, и они понимают, что я все просек, и ставят мне плохие оценки. А я им за это мщу: хожу только на те уроки, где учителя реально готовы выслушать тебя. А нет, так я лучше пойду в кафе. Открываю новую пачку «мальборо». Знаю, что этого недостаточно, чтобы начать новую жизнь, но с чего-то же надо начинать. Болтаюсь по городу. Учителя только рады, что меня нет, поэтому я точно знаю, что они не спалят меня маме и папе. Ни к чему им об этом знать – только зря волноваться. До тех пор, пока я прихожу домой вовремя, все в порядке. А я никогда не опаздываю.

10)

В. Пока! Я на день рождения.

А. В одиннадцать чтоб был дома.

В. Наверняка все кончится позже, я буду в двенадцать.

А. У нас же с тобой договор – в одиннадцать, ты что, забыл?

В. Ну НЕ МОГУ я вернуться в одиннадцать. Если я всегда буду уходить раньше всех – как я вообще найду друзей?

А. В смысле «найду друзей»? У тебя есть друзья.

11)

В. «У тебя есть друзья»! Бесит, когда кто-то думает, что что-то обо мне знает. Никто, кто по-настоящему не был одинок, не может представить себе, что чувствуешь, когда произносишь эти слова вслух. Если я безответно влюблен, мне некому рассказать об этом. Болен ли я, счастлив, встревожен – да я что угодно сделаю, лишь бы это изменить. Прыгну с крыши. Выпью любую смесь. Как-то вечером она наконец машет мне, зовет меня. Смеется: у меня, мол есть офигенный косячок, предлагает раскурить его с ней. Я и мечтать не мог, что она взглянет в мою сторону, а теперь она предлагает раскурить его с ней. И я соглашаюсь. Сидим с ней за деревом, болтаем об одиночестве типа. Я смеюсь и спрашиваю, как, блин, она может чувствовать себя одинокой, а она: «Да что ты понимаешь», – смеется, и я думаю, черт, я все испортил, но она просто смеется и… целует меня, и мы курим еще немного, а когда мне пора домой, мы ржем, что я не могу подняться, шагу ступить не могу. «Через час ты будешь в порядке, если тебе это надо, конечно», – хихикает она – так, что я готов обещать ей все что угодно. И я улыбаюсь ей. Достаю мобильный. Набираю папин номер. Пытаюсь сосредоточиться на сто двадцать процентов.

12)

Телефонный разговор

А. Ты где? Ты обещал быть дома.

В. Да-да, просто мы тут говорили о философии, и я немного позабыл о времени. В первый раз со мной такое.

А. И что теперь?

В. Ну мы сейчас договорим, и я поеду. Еще полчасика, и я выхожу.

А. Полчасика? И я, по-твоему, должен на это согласиться? Выходи немедленно, это мое последнее слово.

В. Но еще никто не уходит!

А. Мы же договорились.

В. Ладно, я посмотрю расписание автобусов. У меня батарея садится, пока. Скоро приеду.

В выключает телефон. А перезванивает, но не может дозвониться

13)

В тот же вечер. В приходит домой.

В. Ну что, быстро я доехал?

А. Ты опоздал на два часа!

В. Мама спит?

А. Мы сейчас говорим о тебе. И ты должен понимать, что нельзя просто так нарушать договоренности.

В. Но ты же знал, что я задержусь.

А. Что значит «знал». Я знал только то, что ты выключил телефон и забил на наш договор.

В. У меня батарея села!

А. Ага, я понял, и что нам теперь делать?

В. Я иду спать.

А. Неделю никаких гулянок, ясно?

В. Я устал. Завтра поговорим.

А. Не надейся, что я забуду.

14)

Звучит хип-хоп, ритмичное начало монолога.

В. Окей… йоу… окей… йоу… окей окей, слушай меня…

Я сижу и смотрю как они проходят мимо жизнь как парад сядь на шпагат одна нога сюда другая туда сказано тебе будь как все забудь что ты хотел есть всего один путь остальное это лажа никто не скажет что мозг твой спит скутер гандбол в пятницу пьянка это что и есть жизнь или просто обманка мне нужно другое пора все менять что будем рэп читать или нож пора хватать сейчас у меня новая жизнь новые друзья и наконец-то я понял что со мной все в порядке а проблемы у тех кто что-то из себя строит если ты финский швед так будь загорелым социальным стильным с модной прической хорошей фигурой и типа бла бла бла посмотрите на нас какие мы распрекрасные а мне плевать мне доставляет удовольствие видеть как они отшатываются при виде меня. Fuck off пошли вы к черту.

15)

А звонит по мобильному. Никто не отвечает. Ходит взад-вперед по квартире. В возвращается домой.

В. Ты еще не спишь?

А. Почему ты опять выключил телефон?

В. Батарея села!

А. Это ни в какие ворота не лезет. Ты только первый год в гимназии. Ты не можешь приходить домой, когда тебе заблагорассудится.

В. Послушай, ты же сам понимаешь, что в двенадцать я сегодня никак не мог прийти.

А. Я знал, что тебе этого не хотелось, но пока что решения тут принимаем мы с мамой.

В. Давай поговорим об этом завтра.

А. Где ты вообще был? И чем занимался? От тебя и алкоголем не пахнет.

В. Ага, ты прав, конечно, продолжим завтра.

А. Нет, мы не продолжим завтра. Я должен тебе кое-что рассказать.

В. Слушай, не могу. Я пошел спать.

16)

А в детстве. Музыка. «Битлз».

А. И он… берет высоту! Да, да, да! Чемпионат Европы по легкой атлетике в Хельсинки, и Аско Песонен берет высоту! Мне пятнадцать, и я прилип к экрану телевизора. Я смотрю всё. Квалификационный отбор на стометровку. Женская квалификация по метанию молота. Марафон. Бегу в лес и представляю, что до Олимпийского стадиона остался всего километр. Сейчас я третий, но те, кто передо мной, совсем выдохлись, и, если поднажать, я сделаю их, и вот я уже вижу, как на финишной прямой я обгоняю их, и УРА! Я первый! Финляндия берет золото! Олимпийский стадион ликует, а я бегу в ванную и кричу. Золото! Золото! Зо-ло-тоо! Шмак! По правой щеке. Шмак! По левой. Немного сбрызнуть под мышками, крутой взгляд в зеркало. Вся жизнь впереди. Скоро на подбородке появятся первые волоски. Я непобедим. Я покорю этот мир, и я прыгаю на диван, как Аско Песонен. Три шага на разбег. Рраз! И я взял планку, диван мягкий, входит мама и: «Ну не на диване же». Мне пятнадцать. И я одинок. Отдельный дом – мечта всех родителей. Большой сад с цветами и площадкой для бадминтона, у каждого своя комната. У меня своя. У папы своя. У мамы своя. Ужин всегда на столе ровно в пять. Телевизор больше, чем у кого-либо из моих одноклассников. И мне, конечно, отлично живется, хорошо и спокойно, свежий воздух, и достаточно далеко от всех, с кем я хотел бы дружить, но никому этого не понять, потому что уже пять вечера и пора за стол, и я никогда не успеваю посидеть в кафе с теми, с кем я хотел бы дружить и…