Текст книги "Прикосновение разрушения"

Брови Персефоны сошлись на переносице, но прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, Пирифой объяснил сам:

– Я много играл на деньги – не так, как твой парень. Я делал ставки на Панэллинские игры. И был в этом хорош – мне часто везло. Пока в один момент не перестало. Я считал, что стараюсь ради моей девушки, и верил в это настолько, что не обращал внимания на то, что было действительно важно, – ее желание, чтобы я прекратил. Для нее не имели значения ни деньги, ни статус. Она просто хотела быть со мной.

Пирифой умолк и тихо рассмеялся:

– Боги, сейчас я бы отдал все на свете за женщину, которая бы просто хотела быть со мной.

– Что с ней случилось?

– Она вышла замуж и ждет ребенка. Она счастлива. Так странно наблюдать, как кто-то, кого ты любишь, живет дальше, и эта жизнь могла бы быть твоей.

Персефона надеялась, что ей не придется узнать, каково это.

– Мне жаль. – Она на мгновение коснулась его руки своей.

Он пожал плечами.

– Я думал, что защищаю ее, – он сделал паузу. – Может, Аид тоже думал, что защищает тебя.

Она в этом не сомневалась.

– Мне бы хотелось, чтобы он прекратил это делать. Мне не нужна его защита.

– Всем нужна защита, – ответил он. – Жизнь – тяжелая штука.

Персефона нахмурилась. Однажды она сказала Аиду что-то похожее, когда спорила с ним о том, почему так важно прощать смертных. Она никогда не думала, что и сама нуждается в том же.

После ланча день стал еще хуже. Елена пыталась справиться с потоком гневных звонков, а почтовый ящик Персефоны продолжал наполняться ненавистническими письмами. Ей не удавалось избежать осуждения – даже в личных сообщениях.

«Не могу поверить, что ты написала об Аполлоне!» – написала ей Лекса.

Она не знала, что именно выразила таким образом ее подруга – восторг или досаду.

«Ты разговаривала с Сивиллой?» – спросила Персефона.

«Нет. Готова поспорить, она заляжет на дно. Если бы она все еще была оракулом Аполлона, ты ведь знаешь, именно ей пришлось бы разбираться со всем этим хаосом».

«Если бы она все еще была его оракулом, он бы не оказался в этом хаосе».

«Эм, девочка, я имела в виду ТЕБЯ. Ты и есть этот хаос».

«Я просто рассказала правду. Давай, подай на меня в суд».

«Я думаю, что Аполлон воспользуется более древними методами. – Спустя минуту Лекса добавила: – Аид что-нибудь уже сказал?»

«Нет».

Не было ни извинений, ни отповеди, и ее переполняли эмоции. Она никогда прежде ничего подобного не испытывала. Богиня разрывалась между гневом, отчаянным желанием все ему высказать и страхом, что он в ней разочаровался.

Когда Персефона вышла из Акрополя, Антоний встретил ее у дверей и проводил через агрессивную толпу. Он дождался, пока они сядут в машину, а потом спросил:

– Вы в порядке, миледи?

Богиня не знала, почему от этого вопроса ее глаза вдруг наполнились слезами. Она не будет из-за этого плакать – не сейчас.

Она сделала глубокий вдох.

– Он злится?

Персефона знала, что ей не нужно даже произносить имя Аида. Антоний поймет, о ком она говорит.

– Я его еще не видел, – признался циклоп. – Но, думаю, вряд ли он рад.

Она и сама это понимала, а значит, сегодня путь в подземное царство был для нее закрыт. Богиня была благодарна, что циклоп не стал ничего уточнять или отчитывать ее за статью об Аполлоне. Бо́льшая часть поездки прошла в молчании – она лишь попросила Антония остановиться, чтобы забрать еду навынос, прежде чем поехать домой.

К тому времени, как Персефона добралась до квартиры, все, чего ей хотелось, – принять горячую ванну и лечь спать. Она пожелала Антонию доброй ночи и отправилась к себе. Лекса написала ей, что останется у Джейсона. Сивилла с Левкой сидели у барной стойки, составляя резюме. Когда Персефона вошла в квартиру, Сивилла встала и заключила ее в объятия.

Персефона бросила сумку и пакет с едой на пол и обняла оракула в ответ. Левка повернулась к ним с сочувственной улыбкой:

– Кажется, прошлой ночью нас немного занесло.

Персефона ответила ей безрадостным смехом. Ей нужно было перестать работать и пить.

– Прости, – обратилась она к Сивилле. – Я тебя не послушала.

– Все нормально, – ответила та. – Я не виню тебя за то, что ты захотела рассказать их истории, мне просто ужасно обидно, что никто тебе не верит.

– Я знаю, поэтому ты и говорила мне этого не делать. – Персефона грустно улыбнулась, отстранившись, чтобы взглянуть на Сивиллу. – Аполлон, может, и отобрал твой дар, но интуиция у тебя работает отлично.

Сивилла пожала плечами:

– Я знаю, как история обходится с женщинами.

Она подняла сумку Персефоны и еду, что та принесла, и поставила все на стол.

– Там мусака, угощайтесь, – Персефона кивнула на пакет с едой. – И еще я взяла пахлаву, потому что… ну, знаете… сегодня был тяжелый день.

Сивилла мягко рассмеялась:

– Конечно.

– Я пойду приму ванну.

Сивилла кивнула.

– Мы будем здесь, если захочешь поболтать, – сказала Левка.

– Спасибо.

Персефона в темноте дошла до прикроватного столика и включила лампу. Затем зашла в ванную, сняла украшения и включила воду. Пока ванна наполнялась, она вернулась в комнату и начала раздеваться, когда вдруг краем глаза заметила какое-то движение. Она повернулась и опешила, увидев Аида у себя в комнате.

Почему она его не почувствовала?

«Потому что он этого не хотел», – тут же поняла она.

– Пожалуйста, продолжай, – произнес он, небрежно прислоняясь к стене в частичной темноте. Он выглядел расслабленным, словно рожденным тенью. Он держал руки в карманах брюк, пиджака на нем не было. Рукава черной рубашки были закатаны, а две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая мускулистые предплечья и грудь.

У нее сбилось дыхание. Неужели она так и будет каждый раз при виде него думать о том, как он красив?

Его горящие глаза пожирали ее, и она вдруг вспомнила, как злится на его по стольким причинам. Персефона натянула обратно почти снятое платье, и Аид безрадостно усмехнулся:

– Да ладно тебе, дорогая. Мы же это уже прошли, разве нет? Я видел каждый дюйм твоего тела – касался каждой его части.

Она поежилась, потому что, несмотря на гнев, не смогла сдержать мыслей, что вспыхнули у нее в голове от его слов.

– Это не значит, что это повторится и сегодня ночью, – ответила она, и Аид помрачнел. – Что ты здесь делаешь?

– Ты меня избегаешь.

– Я тебя избегаю? – фыркнула она. – Это палка о двух концах, Аид. Ты отсутствовал точно так же.

– Я дал тебе время, – ответил он, и Персефона закатила глаза. – Теперь ясно, что это была плохая затея.

– Знаешь, что ты действительно должен был мне дать? Извинения.

Она направилась в ванную. Аид не помешает ей принять ванну. Раздевшись, богиня шагнула в воду. Та была даже слишком горячей, обжигала ее кожу, когда девушка в нее погрузилась. В обычной ситуации она бы вытянулась, но сейчас как-то подсознательно сжалась, подтянув колени к груди.

Аид последовал за ней и облокотился на тумбу, скрестив руки и поджав губы.

– Я сказал, что люблю тебя.

– Это не извинения.

– Ты говоришь мне, что эти слова ничего для тебя не значат?

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Поступки, Аид. Ты не собирался рассказывать мне о Левке.

– Если уж мы заговорили о поступках, давай обсудим твои.

Несмотря на горячую воду, у Персефоны вдруг все похолодело внутри.

– Разве ты не обещала мне не писать об Аполлоне?

Дело было не только в ее поступках – их подогрели Сивилла, Левка и вино, – но она не могла об этом сказать, потому что результат оставался тот же. Она нарушила свое обещание.

– Мне пришлось это сделать.

– Пришлось? – перебил он. – Перед тобой поставили ультиматум?

«Да, передо мной поставили ультиматум, идиот!»

Ничего не ответив, богиня отвела глаза, уставившись на воду. Она не могла долго смотреть на Аида, потому что уже готова была разрыдаться. Внутри ее бурлили эмоции.

– Тебе угрожали?

Она снова промолчала.

– Это как-то тебя касается?

Ей был ненавистен грохот его голоса у нее в ушах. Она встала из ванны, расплескав повсюду воду, схватила полотенце и повязала вокруг груди.

– Сивилла моя подруга, и Аполлон разрушил ее жизнь. Кто-то должен был изобличить его.

Аид наклонил голову набок, сверкнув глазами. Он опустил руки и шагнул к ней. Сердце Персефоны бешено заколотилось от этой близости.

– Знаешь, что я думаю? – неистово прошептал он. Ей хотелось сделать шаг назад – она не желала, чтобы ей бросили в лицо то, что она сделала. То, как она отплатила ему той же монетой. – Я думаю, что для тебя это все лишь игра. Я разозлил тебя, так что ты решила разозлить меня, так ведь? Счет один-один – теперь мы равны.

– Не все вертится вокруг тебя, Аид.

Его руки обхватили ее за талию, притянув к нему.

– Ты обещала мне, что не будешь писать об Аполлоне.

Персефона поежилась.

– Твое слово ничего не значит?

Эти слова ее обожгли. Она тяжело сглотнула и уставилась на него гневным взглядом, глаза ее были полны слез.

– Иди на хрен!

Аид был беспощаден. Мерзавец улыбнулся:

– Я бы с удовольствием усадил тебя на свой, дорогая, но если я сделаю это прямо сейчас, ты неделю не сможешь ходить.

Он щелкнул пальцами, и мир вокруг нее изменился. Он перенес их в подземное царство. Они оказались в покоях, где она когда-то готовилась к Балу восхождения, – покоях, которые Аид приготовил для своей будущей царицы. Тот факт, что он принес ее сюда, а не в свою спальню, говорил о многом.

Она оттолкнула его. Единственное, что их разделяло, – ее полотенце.

– Ты что, похитил меня?

– Да, – ответил он, отвернувшись от нее. – Аполлон придет за тобой, а для него аудиенция с тобой возможна только при одном условии – что я буду рядом.

– Я сама могу о себе позаботиться, Аид.

Она не знала, как именно, но была уверена в этом. Деметрий озвучил ей два варианта – извиниться или взять интервью у недавней жертвы. Оба варианта были отвратительны, но, может, остальные семь жертв Аполлона захотят с ней поговорить.

Аид ее осадил:

– Не можешь и не будешь.

Персефона подняла подбородок, гневно взирая на царя мертвых. Она попробовала перенестись, но ничего не произошло. Ярость забурлила под поверхностью ее кожи.

– Ты не можешь держать меня здесь.

Ковер из стеблей устремился от ее ног к Аиду. Он мрачно рассмеялся, и уголок его рта приподнялся в бесцеремонной ухмылке.

– Дорогая, ты в моих владениях. Ты будешь здесь, пока я не отпущу тебя.

– Мне нужно работать, Аид. У меня жизнь там, наверху.

Он ничего не ответил.

– Аид!

Он снова отвернулся, и ей захотелось причинить ему боль, потому что ей и правда казалось, что он ничего не чувствовал. Ее гнев вскипел, по венам будто потек огонь, и из-под покрытого мозаикой пола вырвались колючие стебли, направляясь к Аиду, подобно ядовитым змеям.

Но бог подземного мира лишь взмахнул рукой, и колючки превратились в пепел.

Он сделал это так легко, так быстро.

Это могло означать лишь одно – все те разы, когда она использовала свою магию против него, он просто… позволял ей. Осознание своей слабости обрушилось на Персефону на фоне его безразличия, и у нее вдруг подкосились ноги.

Когда он закрывал за собой дверь, она крикнула надломленным голосом:

– Ты об этом пожалеешь!

– Уже жалею, – с горечью ответил он.

Глава IX. Прикосновение яда

Персефона сидела в постели, притянув ноги к груди. Ей никак не удавалось уснуть. Ей столько всего нужно было исправить, а она была не уверена, что готова – и что на самом деле знает, что делать. Верхний мир ополчился на нее, а Аид был обижен.

«Твое слово ничего не значит?»

Она понимала, что он произнес эти слова в гневе, но они пронизывали ее грудь каждый раз, когда она их вспоминала, словно нож, ударяющий в одну и ту же рану.

Неужели он действительно так думал? И она потеряла его доверие?

Персефона не знала, который сейчас час, но темнота за окнами казалась бесконечной. Она поднялась с кровати, натянула на себя халат и вышла в сад. Каменная тропинка обдавала холодом ее босые ступни, а аромат цветов следовал за ней по пятам. Она то и дело останавливалась, касаясь бархатных роз и плакучих глициний.

Спустя короткое время она вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Обернувшись, она увидела Аида, стоявшего на балконе своей спальни. Хотя их разделяло большое расстояние, она знала, что он следит за каждым ее движением, каждым вздохом. Персефона надеялась, что он страдал по ней. В подземном царстве почти не было мест, где не было воспоминаний о времени, проведенном с Аидом. Не так давно он догнал ее в этом саду, прижал к стене и занялся с нею любовью.

Богиня надеялась, что он думал об этом сейчас. Вспоминал, какими жаркими были ее губы, сомкнувшиеся вокруг его члена. Как возносил ее сладкий вкус, когда его рот вкусил ее плоть. Она надеялась, что он думал обо всем этом, когда спал один в своей холодной постели.

Где-то в глубине души она хотела, чтобы он бросился за ней, появился из темноты и заключил в объятия, но на этот раз все было иначе. Дело было не в том, что Аид гневался. Гнев означал наказание, а оно обычно приводило к удовольствию.

Обида значила время. И расстояние.

Она обхватила себя руками, отвернулась от него и продолжила идти по дорожке в глубину сада.

Потом она вернулась к себе в комнату. Она не помнила, как уснула, но проснулась, когда в дверь постучали, и в спальню вошла Геката в широких пунцовых одеждах.

– Доброе утро, милая!

Следом за ней вошла нимфа с полным подносом еды.

– Я принесла завтрак. Давай поедим.

Персефона с Гекатой вышли на балкон. Перед ними были фрукты, булочки, джемы и кофе.

– Что-нибудь еще, миледи? – спросила нимфа.

– Эм, нет, – ответила Персефона, нимфа кивнула и оставила их одних.

– Божественное утро, – сказала Геката, сделав глубокий вдох. – Я подумала, нам стоит позаниматься рано утром.

– Ты знала, что Левка вернулась?

– О нет, этим Аиду меня не подставить. Я знала, что она вернулась, и посоветовала ему рассказать тебе. То, что он решил делать или не делать, – не моя вина.

– Расскажи мне о ней, – попросила Персефона.

Геката замерла, поднеся чашку к губам. Наконец она отпила глоток и спросила:

– Что ты хочешь знать?

– Аид любил ее?

– Не так, как любит тебя, – без промедления ответила она.

– Не пытайся смягчить удар, Геката.

– Я и не пытаюсь. Или, по крайней мере, я бы никогда не стала говорить неправду. Она была небезразлична Аиду, да. Думаю, он верил, что любит ее. Но я также знаю, что теперь он думает иначе.

– Я была совершенно потрясена.

– Я уверена, что твоя мать на это и надеялась.

– Моя мать? – Персефона ничего не слышала о Деметре и не говорила с ней с тех пор, как разрушила ее оранжерею. И, надо признать, не особо скучала.

– О да, от всего этого за милю несет Деметрой. – Геката наморщила нос. – Кто еще владеет силой превращать деревья обратно в нимф?

«Аид», – хотелось возразить Персефоне, но она знала, что не он вернул Левке ее прежний облик.

– Для чего моей матери оказывать любовнице Аида такую услугу?

Геката рассмеялась:

– Ты же не думала, что последнее слово останется за тобой? Деметра пыталась бросить вызов мойрам, чтобы ты не досталась Аиду. Она сделает что угодно, чтобы отобрать тебя у него. Ты это знаешь.

Персефона молчала. Она даже не задумывалась, что за всем этим может стоять ее мать, но теперь, когда об этом сказала Геката, поразилась, как это сразу не пришло ей в голову.

Спустя мгновение она обхватила голову руками.

– Я не понимаю, почему он не сказал мне.

– Первое правило обо всех мужчинах, Персефона, – они все идиоты.

Она хотела было возразить, но Геката ее перебила:

– И не думай, что раз Аид древний и мудрый в вопросах жизни, ему несвойственно быть идиотом. Это не так. Поверь мне. Я все это время существовала рядом с ним и все видела.

– Он идиот, – согласилась Персефона. – Но… и я идиотка.

Взгляд Гекаты смягчился.

– Это точно.

Они вместе рассмеялись.

– Ты превратишь меня в хорька? – спросила Персефона, и хотя она пыталась пошутить, на глаза у нее навернулись слезы.

Богиня улыбнулась:

– Нет, милая, хорек у меня уже есть.

Персефона яростно смахнула слезы.

– Ох, Геката. Что же мне делать? Я обидела Аида. Я не думала… ну, я вообще не думала. Я была так…

– …обижена, – закончила за нее Геката. – Аид тебя тоже обидел. Вы обидели друг друга. Ответ прост. Нужно извиниться.

– Мне кажется, этого недостаточно.

– Достаточно. Этого достаточно, потому что вы любите друг друга.

Персефона глубоко вздохнула. Извиниться. Это ей по силам.

– Ладно, – она встала. – Где он?

Геката тоже поднялась со своего места.

– Подожди еще чуток. Тебе нужно сохранить его гнев до приезда Аполлона, – она подмигнула. – А сейчас давай направим немного этой боли в полезное русло.

Они вместе направились в один из фруктовых садов Аида. Персефона все еще изучала подземное царство и его обширный пейзаж, но уже успела обнаружить, что у Аида была сеть плантаций – виноградных, оливковых, инжирных, финиковых и гранатовых. Богиня магии выбрала поляну, где росло самое большое гранатовое дерево. Его изумрудные листья контрастировали с пунцовыми фруктами, свисавшими с ветвей.

Персефона на мгновение замерла, очарованная красотой поляны.

А потом налетели пчелы.

– Проклятье, это еще откуда? – спросила Персефона, уклоняясь от очередного крылатого демона, летящего прямо ей в лицо. Это были нехорошие пчелы.

– Я их призвала, – радостно заявила Геката.

– Ты… что?!

– Использование магии в стрессовых ситуациях – ценный навык, Персефона.

– Ты не думаешь, что мне уже достаточно стресса?

– В твоей голове, – ответила она. – Тем, кто хорошо владеет магией, следует учиться работать в условиях как умственного, так и физического стресса.

«Не сегодня», – хотелось крикнуть Персефоне.

– Я не из тех, кто хорошо владеет магией.

– Если ты и дальше будешь так говорить, это станет правдой.

– Это уже правда. Ты единственная, кто этого не видит. Даже Аид знает. Он лишь позволяет мне думать, что я достаточно сильная, чтобы использовать магию против него.

Геката нахмурила брови:

– Что ты имеешь в виду?

Она рассказала ей, что случилось прошлой ночью с ее колючими стеблями.

– Я была бессильна против него.

– Милая моя, тебе следует помнить, что Аид в своих владениях. Здесь он всемогущ.

Это не изменило мнения Персефоны, ведь и раньше, когда она использовала против него магию, они находились здесь, в подземном царстве. Она не знала, почему это ее так сильно беспокоит. Наверное, потому, что она воспринимала это мерой своего прогресса – и, обратив ее магию в пепел, он забрал вместе с ней ее хрупкую уверенность в себе.

Геката вздохнула:

– Похоже, я переборщила. Прости за пчел.

Геката отпустила пчел, и богини сосредоточились на занятии.

– Помнишь, о чем я тебе говорила? – Богиня колдовства поставила Персефону перед гранатовым деревом. – Магия пластична.

Персефона помнила. Геката произнесла эти слова вскоре после того, как она начала чувствовать жизнь в растениях, цветах и деревьях вокруг.

Заниматься магией с Гекатой было совсем не то же самое, что заниматься ею наедине. Богиня была предана этому ремеслу и педантична в своих указаниях. Персефоне было велено заставить дозреть гранаты на дереве в центре рощи. Ветви прогибались под их тяжестью, но кожица фруктов еще была зеленовато-желтой с пунцовыми вмятинами. То есть богине весны нужно было показать, как она умеет концентрировать и направлять свою магию.

Слова Гекаты всплыли у нее в голове, когда она призывала свою магию.

«Представь, что перед тобой глина – слепи из нее то, что хочешь, а потом… оживи это».

Сказать проще, чем сделать.

Персефона почувствовала, как жар магии пульсирует у нее в венах. Она стекала ей в ладони, подобно воде, нагретой на солнце. Закрыв глаза, богиня представила, как формирует из чар зрелый красный гранат.

– Отлично, – услышала она подбадривание Гекаты.

Персефона сделала глубокий вдох и открыла глаза. Она не видела магию, что держала в руках, но чувствовала ее. Это была энергия, которая заряжала воздух вокруг, поднимая волосы на ее руках и задней части шеи.

– А теперь направь магию на свою цель.

Персефона сделала, как велела Геката, выставив руки вперед. Пульсирующая магия покинула ее ладони, оставив их покрытыми холодным потом. Она достигла дерева, и гранаты начали наливаться и темнеть.

– Да! – Персефона подпрыгнула, обрадовавшись успеху.

Но фрукты продолжали зреть.

И зреть.

И зреть.

О нет.

– Прячься! – Геката схватила Персефону за руку и оттащила за ближайшее дерево.

Секунду спустя она услышала громкий хлопок, словно несколько гранатов взорвались. Персефоне не хотелось на это смотреть, но она все равно выглянула из-за дерева. Вся роща была покрыта красным. Она была похожа на место кровавой бойни.

Плечи Персефоны безвольно опустились.

– Ты просто использовала слишком много силы, – сказала Геката.

– Думаю, это и так очевидно, Геката, – огрызнулась Персефона, досадуя на саму себя.

Богиню колдовства как будто вовсе не задел выпад Персефоны – она лишь улыбнулась.

– Не смотри на это как на поражение, моя милая. Только неудача в контролировании твоей силы позволит нам узнать, насколько ты на самом деле сильная.

Но Персефона не чувствовала себя сильной, о чем и сказала:

– Я могу взращивать растения и убивать их. Для богов это лишь дешевый трюк.

– Сейчас да, – согласилась Геката. – Но это не значит, что у тебя не проявятся другие силы.

Персефона поджала губы. Она задумалась о том, как ей удавалось включать и отключать ощущение эмоций с тех пор, как к ней в квартиру постучала Сивилла.

– Милая моя, внутри тебя тьма, и мы пока коснулись лишь ее поверхности.

У нее по спине побежали мурашки. Она слышала эти слова не в первый раз.

«Позволь мне выпустить из тебя тьму, и я помогу тебе ее покорить».

Эти слова произнес Аид, прежде чем впервые познать ее тело, внутри и снаружи. Тогда она не поняла, что он имеет в виду, как не поняла и то, о чем сейчас говорила Геката, но решила, что не хочет спрашивать.

– Ты сможешь убрать все здесь? – спросила Персефона Гекату. Густой сок стекал с ветвей деревьев на цветы под ними. Они словно оказались на поле сражения.

– Я могла бы, но тогда у меня не будет для тебя урока на потом.

– Ты хочешь, чтобы я сама тут все убрала? – Персефона знала, что она не обязана, но вытянула руку, указывая на катастрофу перед ними. – С чего ты взяла, что я смогу это исправить, если не смогла предотвратить?

– Если бы я считала, что ты сможешь справиться с этим сама, это не был бы урок, – ответила богиня.

В Персефоне кипели эмоции.

Однажды она превратит свою мать в трупный цветок за то, что та не дала проявиться ее магии.

– Не волнуйся, милая. Ты познаешь свою силу, как познаешь себя, – пообещала Геката.

Они вдвоем вернулись во дворец. Некоторое время им удавалось избегать темы Аида и Аполлона, по большей части благодаря тому, что Геката использовала прогулку в качестве воспитательного момента, когда они оказались в роще, где рос болиголов.

– Придет время, и я научу тебя искусству отравления, – сказала Геката. – Это полезный навык для любой леди.

Персефона бросила на Гекату неуверенный взгляд.

– Не думаю, что отравление – полезный навык, Геката.

– Очень даже, когда надо кого-то незаметно убить.

– И когда это надо кого-то незаметно убить?

Богиня пожала плечами:

– Примеров полно – абьюзеры, секс-торговцы, насильники… Список можно продолжить.

Хм, может, Геката и права.

Какое-то время они шли молча, и Персефона размышляла о пользе отравления одного конкретного бога, а потом она спросила:

– Почему Аид так настроен против Аполлона?

Богиня, конечно, знала, почему он не нравился ей самой, но гнев Аида, кажется, превосходил ее собственный.

Она добавила:

– И не говори мне, что я должна сама спросить у него.

Геката едва заметно улыбнулась:

– Я думаю, по той же причине, почему все боги настроены друг против друга, – они знают их историю и деяния.

Геката умолкла и взглянула на Персефону:

– Аид не пытается проявить упрямство. Он боится за тебя. Аполлон… его месть жестока.

– Я знаю.

– Нет, не знаешь, – возразила Геката, и Персефону слегка удивил ее тон. – В античные времена они с сестрой убили четырнадцать детей. Сами дети были невинны. А вот их мать, Ниоба, оскорбила их, заявив о своем превосходстве над матерью этих богов, Лето.

Четырнадцать детей? И весь мир не ужаснулся их злодеянию?

– Стоит ли говорить, что Аполлон непредсказуем, и, чтобы не дать ему такой возможности, Аид перенес тебя в подземное царство – свои владения, – где любое действие, предпринятое Аполлоном, будет считаться объявлением войны богу мертвых. Аполлон, может, и поспешен в своих решениях, но он не глупец. Он не хочет, чтобы Аид стал его врагом.

Несмотря на охвативший ее ужас, Персефона была рада, что спросила.

Они вернулись во дворец, где пообедали и обсудили до мельчайших деталей празднование дня летнего солнцестояния.

– Я заказала для тебя новую корону, – заявила Геката, когда Персефона поднесла к губам бокал вина. Пришлось выплюнуть жидкость обратно.

– Прости, что?

– Иэн в полном восторге.

Персефона сердито зыркнула на нее. Конечно, она втянула в это Иэна. Он был искусным кузнецом. До своей смерти он ковал доспехи и оружие, и его одарила благом Артемида. Из-за этого блага его и убили. Теперь он пользовался своим умением в подземном царстве, чтобы создавать великолепные филигранные вещи – фонари, ворота, а теперь иногда и короны.

– Мне не нужна еще одна корона, Геката. Та, что выковал для меня Иэн, прекрасна. Я могу надеть ее на день солнцестояния.

Она умолчала о том, что на самом деле думала. Надеть корону сейчас, когда Аид с ней не разговаривал, было слишком самонадеянно. Как она могла быть уверена в том, что он все еще хочет, чтобы она была его царицей?

– Ты могла бы надеть и ее, но зачем, если у тебя будет новая?

Персефона вздохнула:

– Жаль, что ты сначала не спросила меня.

– А я рада, что не спросила. А теперь о платье. Я думаю, черное…

Геката продолжила объяснять свое видение того, что она называла «грандиозным ансамблем Персефоны». Богиня весны слушала вполуха, размышляя над историей Аполлона, его сестры и Аида. Когда она проводила расследование о боге музыки, ей и в голову не пришло проверить другие истории из его прошлого. Преступления этого бога и правда были многочисленны и жестоки, и она спросила себя, способен ли был сам Аид предотвратить его отмщение?

После обеда Персефона в одиночестве вернулась в свои покои. Она уже проклинала Аида за то, что он их создал. Кто размещает жену в другой части дворца? Это же так… старомодно!

«Ты не его жена, – поправила она себя. – Ты его… подружка».

Возможно.

Она была не уверена. Она не видела Аида с тех пор, как прошлой ночью он наблюдал за ней с балкона. Чуть раньше она прошлась по дворцу, пытаясь найти его, но безуспешно. Очевидно, он ее избегал. У нее были вопросы и требования. Что ей делать с работой? Сообщил ли он Деметрию, где она? А что насчет Лексы, Сивиллы и Левки?

Настроение Персефоны становилось все мрачнее, и она снова покинула дворец, изучая подземное царство в угасающем свете. От ее отчаяния вокруг распускались цветы, а трава становилась выше. Ей это не нравилось. Она в буквальном смысле оставляла позади себя тропу, по которой кто угодно мог последовать за ней.

Богиня все шла и шла, через каменистые холмы и покрытые мхом долины, пока не оказалась на краю утеса, лицом к лицу с серым океаном.

Ветер развевал ее волосы, обдавая прохладой разгоряченное лицо. Внутри у нее по-прежнему все бурлило. Персефона была так рассержена – на Аполлона, на Аида, на то, что застряла в этих богом забытых покоях. Он так решил наказать ее? Бросить в подземном мире и избегать встречи с ней любыми способами? Он как будто совсем не сожалел о своей роли во всем этом.

Богиня решила, что ей нужно успокоиться, когда на руке у нее проросла роза. Росток причинял ей боль, но, вырвав его, она закричала, будто от ожога, и из раны хлынула кровь.

«Это пытка», – подумала она.

Персефона оторвала лоскут от платья и обвязала руку так крепко, как смогла, а потом села на землю. Сначала она сосредоточилась на звуке моря, омывающего берег внизу, ощущении ветра на лице, запахе пепла и соли в воздухе. Потом она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, наполнив легкие этими запахами, этим ветром, этими звуками, пока не почувствовала, что сама плывет в океане, баюкающем ее в теплых волнах.

Злость, напряжение и боль покинули ее.

В первый раз за этот день она чувствовала себя спокойной, собранной, с ясным разумом.

Когда богиня открыла глаза, вокруг было темно. Она поняла, что пора возвращаться, пока никто не начал волноваться, но, поднявшись, обнаружила, что тропа, созданная ее магией, исчезла.

И все же Персефона решила, что справится сама, и пошла в том направлении, откуда, по ее мнению, она пришла. Она шла и шла, пока не поняла, что заблудилась. Изможденная и лишенная возможности перенестись, она нашла место под деревом и села, а уснув, соскользнула на землю.

Ее разбудило тепло Аида. Его запах наполнил ее ноздри, когда он прижал ее к своей груди. Она поняла, что они перенеслись, потому что воздух изменился. Если бы она не была такой уставшей – такой сонной, – то открыла бы глаза, чтобы увидеть выражение его лица. По правде говоря, ей хотелось разомкнуть веки, потому что ее сердце отчаянно желало увидеть, как он смотрит на нее, – но она не смогла.

Она так чертовски устала.

Почему она так устала?

Аид еще долго прижимал ее к себе, прежде чем отодвинуться и уложить ее на ворох одеял. Он прижался губами к ее лбу, и его тепло проникло ей под кожу.

Больше она ничего не помнила.