Текст книги "Унция надежды"

– Отлично, – только и мог ответить удивленный Макс.

* * *

Макс угостил Тейта лакричными конфетами. Жуя их, Тейт даже сопел от удовольствия.

– Надо же, какая прилипчивая штука, – простонал Тейт. – Будто крэк какой-нибудь. – Он похлопал Макса по плечу. – Не хотел вас обидеть.

Макс только засмеялся. Он и сам наслаждался лакричной конфетой.

– Знаете, я не ел их с детства, – признался Тейт. – Райли их тогда воровал и где-то прятал от меня. – Он тяжело вздохнул. – Сам не знаю, почему я постоянно говорю о нем.

Макс посмотрел на своего преподавателя живописи и усмехнулся выбору очередной футболки. На сей раз рисунка не было, зато грудь Тейта украшал афоризм: «Лучшие штаны – их полное отсутствие». Интересно бы увидеть братьев Мур вместе. Насколько он помнил, их было четверо. Он даже пару раз видел Себа – самого младшего. Но если собрать всех четверых, это закончилось бы неминуемым хаосом.

– У меня есть и «Доктор Пеппер», – похвастался Макс, взмахнув ярко-красной конфетой. – Картер – настоящая легенда.

– Нехило, – согласился Тейт. – Никак он прислал вам увесистую посылку со сластями?

– Он и сам обещал приехать на Новый год.

Макс с нетерпением ждал встречи с Картером и в то же время нервничал при мысли о ней.

Увесистая посылка со сластями пришла накануне, красиво упакованная, как и надлежит рождественскому подарку. При ней была поздравительная открытка, подписанная Картером, Кэт и всеми ребятами из автомастерской, включая Райли. Все они желали ему счастливого Рождества и прочих благ. Поначалу подарок окутал Макса волной приятного тепла. Его помнили, его любили. Это было так здорово. Но через мгновение он вспомнил, что близкие люди находятся от него за сотни миль, и затосковал по дому. Невзирая на все старания, он по-прежнему мучился от скачков настроения и беспричинной тревоги. Тем не менее лакричные конфеты и карамель «M&M» позволили ему сдружиться с несколькими пациентами.

– Я тут краем уха слышал, что с понедельника вы будете посещать спортзал, – с деланым равнодушием произнес Тейт. – Прекрасно.

Макс был того же мнения. Живопись – это здорово, но срывать на тренажерах накопившуюся внутри злость – еще лучше.

– Мне нравится эта композиция, – сказал Тейт, кивая в сторону холста.

На второй картине Макса преобладали мягкие охристые тона. Первую он утяжелил густым черным фоном. Та картина теперь обитала в гостиной его палаты; во всей, так сказать, своей жуткой, агрессивной красе. Закончив ее, Макс отнюдь не выпустил всю злость, что бурлила внутри, зато разбудил сильное желание рисовать дальше. Делать выводы было еще рано, однако Макс, следуя советам Эллиота, самовыражался на холсте. Тот оказался прав: это давало облегчение. Сам процесс рисования приносил Максу удовлетворение. Каждый мазок кистью утолял молчаливый внутренний голод. Макс не питал иллюзий. Он знал: рисование – способ самоочищения. Если сказать еще грубее, он выблевывал на холст всю свою злость, подавленность, зависимость и прочее. Первозданные, непричесанные эмоции. Первая картина хорошо отражала его состояние, но Максу это нравилось. Если занятия с Тейтом отвлекут внимание психотерапевтов, если ему удастся держать в узде приступы страха… он готов и дальше рисовать хоть сутками.

– Вы замечательно подобрали контраст между цветами, – сказал Тейт, шумно жуя конфету. – Что вы хотели выразить?

Макс запрокинул голову, разглядывая собственное творение. После беседы с Эллиотом об уходе Лиззи ему отчаянно захотелось отправиться в художественный класс и что-то нарисовать.

– Сам не знаю, что я тут наворотил, – признался Макс, разглядывая диагональные красные и оранжевые мазки. – И не надо задавать мне глупые вопросы.

– Согласен, не надо, – улыбнулся Тейт. – Я вместе с вами ломаю голову, только и всего.

Часть конфеты не помещалась у Тейта во рту. Продолжая наслаждаться этой странной сластью, Тейт направился к другому пациенту. Макс улыбнулся ему вслед. Живописи Тейт его не научит, но с этим парнем не соскучишься.

Глава 5

Групповые сеансы, беседы с Эллиотом, рисование… Все это благотворно влияло на состояние Макса, но он упускал из виду один очень существенный момент: пройдет какое-то время, и маятник качнется в обратную сторону. Рождественское убранство, обильная праздничная еда, веселая музыка, наконец, трогательные подарки (реабилитационный центр преподнес ему коробку шоколадных конфет и носки). Макс впервые за долгие годы наслаждался праздником, пусть и вдали от дома и друзей.

Словом, эта теплая атмосфера, эта обстановка милой сентиментальности и любви к младенцу Иисусу и всем, кто тебя окружает, сослужили Максу плохую службу.

Почему? Да потому, что Макс О’Хейр как был, так и остался внутри пессимистом. Вырываясь на поверхность, его пессимизм превращался почти в болезнь. Но дни складывались в недели. Макс привык к обстановке реабилитационного центра. Ему стало казаться, что он действительно движется по пути освобождения от пагубной зависимости. Его мысли больше не управлялись гневом и душевными терзаниями. Тяга к кокаину, прежде не оставлявшая его ни на час, тоже отступила на задний план и стала чем-то похожей на зудение комаров над головой.

Какой же он был дурак! То, что он считал оставшимся далеко позади, однажды вернулось. Маятник качнулся в обратную сторону.

Макса снова все начало раздражать. Например, снисходительно-покровительственное выражение лица Эллиота. Нечего на него так смотреть! Пару недель назад он бы и внимания не обратил, однако сейчас это его всерьез бесило. Макс не понимал, что́ выбивало его из колеи, заставляя раздражаться по незначительным поводам, а то и просто без всякого повода. Макс пробовал перенаправить свою злость на тренажеры спортзала. Тренер пока ограничился лишь настороженными взглядами, однако Макс понял: еще один такой всплеск – и в спортзал его больше не пустят. Тогда он решил измотать себя на беговой дорожке. Макс бежал, пока не свалился от усталости. А раздражение не исчезало.

– Вы сегодня звонили по телефону, – сказал Эллиот, отхлебывая из своей неизменной кружки. – Кому, если не секрет?

– Картеру, – ответил Макс, развалившись на стуле и шумно выдохнув.

– Прекрасно, – улыбнулся Эллиот. – И как он?

Макс скрипнул зубами:

– Помолвлен.

Это слово вылетело из него, как револьверная пуля. Макс вдруг почувствовал себя уязвленным. Он завидовал Картеру и злился на лучшего друга.

– Он, черт бы его побрал… помолвлен.

Макс тер пальцами лоб, ненавидя это слово и собственный эгоизм.

Эллиот поставил кружку на столик. Звук рикошетом ударил Максу по мозгам. По его усталым, запутавшимся мозгам. Долбаный Картер! Впервые за месяц пребывания здесь Максу отчаянно захотелось втянуть в себя дорожку кокса.

Нет, не одну, целых три дорожки.

И бутылку мексиканской текилы «Патрон», которую бы держала женщина с длинными ногами, большими сиськами и без каких-либо моральных принципов.

Максу отчаянно захотелось жаркого, потного, подхлестнутого кокаином секса. Эта встряска мигом прочистила бы ему мозги.

– Вы сердитесь, – сказал Эллиот.

И это не было вопросом.

– Да, – мгновенно огрызнулся Макс, не успев подумать. – То есть… нет. Я сам не понимаю, что со мной.

Здесь он сказал чистую правду. Голова его напоминала приемник, одновременно принимающий полтора десятка станций.

Макс вскочил со стула, подошел к окну, выходящему в заснеженный сад. Снег красиво искрился на послеполуденном солнце. В этом году оттепелей не было, и повсюду лежал густой белый покров. Макс закрыл глаза, уткнувшись лбом в холодное стекло. Они с Картером неплохо поговорили. Новость ошеломила и разозлила Макса, однако он сумел скрыть свои чувства. Как хороший мальчик, он поблагодарил за рождественский подарок. Поговорили еще о разных пустяках. Пошутили над желанием Райли устроить мальчишник. Картер говорил спокойно и непринужденно. Максу непринужденность приходилось изображать, скрывая напряжение.

– Даже не знаю, почему мне вдруг стало так паршиво. Словами не опишешь.

Пружина внутри закручивалась все сильнее, угрожая лопнуть.

– Я понимаю, – тихо ответил Эллиот.

– Вы? – с вызовом переспросил Макс, поворачиваясь к психотерапевту. – Понимаете?

– Конечно. Картер – ваш лучший друг. Вы с ним знакомы чуть ли не двадцать лет. Вы вместе проходили через труднейшие жизненные испытания, а теперь… Вы чувствуете: его жизнь движется вперед, а ваша топчется на месте.

Макс даже заморгал. Чертов док! Попал в точку.

– Но вы, Макс, вовсе не топчетесь на месте, – тоном проповедника заявил Эллиот. – За последние две недели вы заметно изменились в лучшую сторону. Начали раскрываться.

– Сам я этого не ощущаю. – Макс засунул руки в карманы. Потом вздохнул и вернулся на стул. Молчание Эллиота было хуже упреков. Макс попытался спрятаться под капюшоном. – Я искренне хочу, чтобы Картер был счастлив, – наконец признался Макс, впиваясь ногтем в кожицу ногтя на другой руке. – Вряд ли кто-то заслуживает счастья больше, чем он.

– И на ком он женится?

– На Кэт. Они познакомились, когда он сидел в Артур-Килле. Хотя на самом деле они впервые встретились намного раньше. Долго рассказывать. Скажу лишь, что Макс спас ей жизнь, когда ему было одиннадцать. – Он невесело рассмеялся. – Картер трясется над нею как ненормальный. Пылинки сдувает.

– Так было и у вас с Лиззи.

Макс дернулся, но больше по привычке. Упоминание о Лиззи уже не вызывало в нем прежней боли.

– Да, можно сказать и так.

– И в этом вся проблема. – Эллиот подался вперед.

– Наверное, – признался Макс.

Быть может, он просто завидует Картеру, нашедшему то, чего так недостает ему самому. Может, в нем прорвалась злость. Картер сейчас живет полноценной жизнью, а он заперт в этой комфортабельной клетке. Или же Макс О’Хейр – просто законченный эгоист, неспособный быть благодарным человеку, столько раз выручавшему его из разных передряг. И мотать за него срок в Артур-Килл отправился не кто-нибудь, а все тот же Картер.

– Мне стыдно, что я пытаюсь оправдать своим прошлым это дерьмовое нынешнее состояние, – скороговоркой пробормотал Макс.

– Но вам нужно не запихивать ваше состояние внутрь, а справиться с ним, – ответил Эллиот. – Разберитесь с вашей завистью и двигайтесь дальше. Когда вернетесь домой, отдайтесь празднованию. Попытайтесь искренне порадоваться счастью Картера, и ваше состояние обязательно изменится.

Макс в этом не был уверен, но хотел надеяться.

– И потом, вы же еще совсем молодой человек. Вы можете встретить и полюбить другую женщину, – со своим всегдашним оптимизмом добавил Эллиот.

Макс даже глаза выпучил. Его сердце заколотилось, ударяя прямо по ребрам.

– Ни в коем случае, – прошипел он.

– Почему? – невозмутимо спросил Эллиот. – Жизнь продолжается. Пример Картера – лучшее тому подтверждение. Он встретил свою любовь. Вы тоже встретите. Никто не лишал вас права на радость и счастье.

Макс резко замотал головой:

– Бросьте, док. Я больше не вляпаюсь в подобную историю. Никогда.

Его бы это просто раздавило.

И потом, всем пациентам реабилитационного центра настойчиво рекомендовали: первый год новой жизни воздерживаться от романтических отношений. Такие отношения непредсказуемы; за взлетами следуют падения. Если даже обычные люди тяжело переживают любовные коллизии и творят разные глупости, то бывших зависимых это может спровоцировать на возврат к старому. И пошло-поехало: снова прием наркотиков, снова беспробудное пьянство. Да и сам Макс больше не хотел встревать в серьезные отношения с женщиной. До встречи с Лиззи, да и после ее ухода, он предпочитал женщин на одну ночь. В крайнем случае – на неделю. Встретились, потрахались и разбежались. У него, как у всякого молодого, здорового мужчины, есть сексуальные потребности. И вокруг хватает женщин, которые ищут того же. Чем проще, тем лучше.

Эллиот смотрел на него, задумчиво почесывая подбородок:

– Быть может, мы еще вернемся к этому разговору. – Он встал, отложил блокнот и прошел в другой конец кабинета, к элегантному письменному столу. – У меня для вас кое-что есть. – Эллиот полез в ящик стола, что-то вытащил оттуда и зажал в руке. – Вот это.

Макс тоже встал и на негнущихся ногах подошел к психотерапевту:

– Что?

Эллиот протянул ему небольшой металлический кружок, напоминающий жетон. Макс почти сразу узнал этот кругляш.

– Ваш первый знак отличия. Поздравляю, Макс. Тридцать дней без пагубных зелий.

Макс смотрел на скромный медальон, посередине которого было выбито: «1 месяц», а по окружности шли слова, которые он не раз слышал на групповых сеансах и помнил наизусть: «Свобода, доброжелательность, личность, Бог, общество, служение».

Неужели он уже целый месяц не нюхает кокс и не глушит себя виски?

– На самом деле вы находитесь у нас тридцать три дня, – сказал Эллиот, словно прочитав мысленный вопрос Макса.

Макс держал медальон на ладони. Эллиот медленно сомкнул ему пальцы. Сейчас он смотрел на Макса не как психотерапевт, а как добрый друг, всегда готовый поддержать и ободрить.

– До Нового года остались считаные дни. Пусть ваши сила и решимость перейдут в наступающий год, чтобы все, о чем вы мечтаете, стало достижимым. Считайте это символом надежды. Надежда как солнце – она светит всем. Даже вам.

Возможно, у кого-то другого внутри разлилось бы приятное тепло. Металлический кругляш помог бы прогнать из души страх и пессимизм и излил бы целительный бальзам на израненное, покрытое шрамами сердце. Макс отчасти был горд, что выдержал эти тридцать три дня, сражаясь с собой вдали от дома и друзей. Но играть по сценарию Эллиота он не собирался.

– Спасибо, док, но все эти «А потом они жили долго и счастливо» – не для меня, – сказал он, выдерживая взгляд Эллиота. – Жизнь лишь отнимала дорогих мне людей. Видимо, на мне ее запас хеппи-эндов закончился.

* * *

Бар, когда Грейс вошла, оказался совсем не таким, каким она его представляла.

Днем здесь было светло от больших окон и стеклянной двери, ведущей на задний двор – летом там наверняка ставят дополнительные столики. Старинный музыкальный автомат играл блюз – такие автоматы Грейс видела в фильмах пятидесятых годов прошлого века. Середину зала занимал бильярдный стол. Дальше располагались столики, а еще дальше – кабинки разного размера. Потолок был высоким. В воздухе висел запах жареной картошки, мяса и пива. Какие знакомые запахи. Грейс невольно улыбнулась, поддавшись ностальгическим чувствам.

А внешне заведение выглядело весьма прозаично: стены, обшитые темными деревянными панелями, и выцветшая вывеска с названием. Назывался бар тоже прозаично: «Виски и крылышки». Первая попытка Грейс зайти сюда была решительно пресечена Каем. Помнится, они шли мимо и она предложила заглянуть туда перекусить. Кай тут же популярно объяснил, какого пошиба публика может собираться в подобном заведении, и силой увел сестру, не дав ей совершить еще одно сумасбродство.

Сейчас ее отговаривать было некому. Она зашла сюда одна, преисполненная решимости сама управлять своей жизнью. Впервые за все эти годы. Увидев в углу широкого замызганного окна объявление о вакансии, Грейс не стала подавлять вспыхнувшее любопытство, а просто толкнула входную дверь. Она давно не работала в баре, но помнила атмосферу вечернего зала, когда там полно народу, когда среди общего гула то там, то здесь слышится смех. Помнила и другое. На этой работе она познакомилась с…

– Чем вам помочь, дорогуша? – послышалось из-за стойки.

Неспешный, даже ленивый говор уроженки Западной Виргинии показался Грейс чем-то вроде дружеского объятия.

Блондинка, протиравшая бокалы за стойкой, обладала впечатляющей грудью. Наверняка женщины просили ее дать номер телефона магазина, где она купила бюстгальтер с такими потрясающими гелевыми вставками. Невзирая на обилие косметики, морщинистое лицо барменши не утратило привлекательности. Прервав работу, она приветливо улыбнулась Грейс.

Грейс сняла шерстяную шапочку, выпустив на свободу свои локоны.

– Здравствуйте. Я увидела объявление, вот и зашла.

Блондинка уперлась ладонями в стойку и только моргала, глядя на Грейс.

– Объявление о вакансии, – пояснила Грейс, сглатывая. – Там ничего не сказано о времени работы. Меня бы устроила всего пара дней в неделю, но…

– Вы недавно в наших краях? – щурясь, спросила блондинка.

Грейс привыкла к настороженным взглядам и подобным вопросам. В городишках с населением менее десяти тысяч то и другое не было редкостью.

– Да. Я сейчас живу в пансионате Мейсена. А в город я приехала…

– Опыт работы в баре есть?

– Да. Правда, это было давно. Я подрабатывала, когда училась в колледже. Но у моего брата есть свой бар в Вашингтоне, и там…

– Приходите в понедельник, ровно в половине седьмого.

Грейс оторопела:

– Но… Понедельник – это же канун Нового года.

– У вас другие планы? – поинтересовалась барменша.

У Грейс не было никаких планов, однако… Последний день уходящего года. Здесь же будет настоящее столпотворение. Масса незнакомых людей. Грейс охватило беспокойство.

– Я… Хорошо, я приду.

– Отлично. Я не знаю, как насчет других дней. Может, работы будет столько, что мне ваша помощь понадобится каждый день. Может, и нет. Гибкость в нашем деле – первейшее качество. Вы подстраиваетесь под работу, а не наоборот. Но в понедельник будет жарко, только успевай поворачиваться. Так что не подведите.

Синие глаза барменши придирчиво оглядели фигуру Грейс и ее одежду: зимние сапоги, джинсы, перчатки и теплую куртку.

– И оденьтесь… попривлекательнее, – криво усмехнувшись, добавила барменша.

– Хорошо, – ответила Грейс, представляя, как выглядит в чужих глазах.

– Будет тебе цепляться, Холли, – раздался густой мужской голос. – У этой женщины вполне привлекательный вид.

В зал вошел мужчина в полицейской форме: темная рубашка, галстук и брюки цвета хаки. Мужчина был высоким, худощавым, с вьющимися темно-рыжими волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Он улыбнулся, и бородка чуть приподнялась. Подойдя к Грейс, полицейский протянул руку:

– Будем знакомы. Я Кейлеб Йейтс, помощник шерифа. Кажется, мы с вами раньше не встречались.

Грейс снова сглотнула. В животе защекотало, и она мысленно отчитала себя за нервозность. Ну чего она испугалась? Этот человек – офицер полиции, и от него не может исходить никакой угрозы. Судя по открытому взгляду голубых глаз, характер у него прямой и честный. Глотнув воздуха, Грейс пожала широкую ладонь:

– Меня зовут Грейс Брукс. Как это у вас называется? Новоприбывшая?

Шутка была неуклюжей, но помощник шерифа вежливо рассмеялся:

– Наслышан о вас. Ваше появление у многих вызвало любопытство. Обычно к нам в округ Престон люди приезжают только отдохнуть. А вы ведь купили старый дом Бейли? Я не ошибся?

Осведомленность полицейского мгновенно насторожила Грейс. Руки сами собой сжались в кулаки, а глаза приклеились к двери. Но Йейтс не был самозванцем. Жетон на его рубашке успокоил Грейс. «Ну что ты испугалась, дура? Да, он знает о доме. Это входит в круг его служебных обязанностей».

– Да, я купила этот дом, – ответила Грейс, не желая вдаваться в подробности.

Ей вдруг показалось, что честные голубые глаза Йейтса уж слишком пристально смотрят на нее.

– Что ж, поздравляю с приобретением, – улыбнулся помощник шерифа. – Хватит этой громадине стоять в запустении. Рад, что нашелся смелый человек и купил его.

– Эта безрассудная девчонка – перед вами, – нервозно рассмеялась Грейс.

Ей показалось, что глаза полицейского одобрительно вспыхнули, но она не поймалась на молчаливый комплимент.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Грейс. – Холли, в понедельник обязательно буду.

Не дожидаясь ответа, Грейс буквально вывалилась из бара на заснеженную улицу и поспешила прочь. От холода и быстрой ходьбы у нее заныли старые раны в правом бедре и ребрах. Свернув в ближайший переулок, Грейс остановилась, прижавшись спиной к влажной кирпичной стене.

Она старалась дышать медленно и глубоко. Холодный, чистый воздух Западной Виргинии был ее союзником. Вместе с ним Грейс сражалась с ее прежними страхами. Ее прошлое осталось за тысячи миль отсюда. Там же осталось условно-досрочное освобождение, ограничения, наложенные судом, и квартира, в которой она жила. Мелькнуло его лицо, и у Грейс сразу сдавило горло.

Возможно, Кай был прав. Наверное, она поспешила со своей затеей. Ей еще слишком рано возвращаться к самостоятельной жизни в совершенно незнакомом месте. Она не настолько окрепла, если по-прежнему вздрагивает от разговоров с чужими людьми. Не лучше ли будет плюнуть на этот дом, собрать вещи и вернуться в Вашингтон?

– Нет, – вслух произнесла Грейс, обращаясь к морозному небу.

Она не сдастся. У нее будут приступы страха, и она знала об этом. Ничего. Она заставит страхи отступить. Она будет вести с ними беспощадную войну. Ее дыхание замедлилось. Грейс открыла глаза, ненавидя выступившие слезы.

– Я выдержу, – прошептала она, натягивая шапочку.

Ей стало стыдно за свое дурацкое поведение в баре.

Спрашивается, чего она опрометью выскочила оттуда? Теперь Холли и помощник шерифа подумают, что у нее нелады с психикой.

Что случилось, то случилось. Так всегда говорила мама. Теперь нужно приложить усилия и в понедельник показать Холли и всем остальным, что она не какая-то там чокнутая. У Грейс снова забилось сердце, но уже от радостного возбуждения. Работа. Пусть всего несколько часов в неделю, зато ей предложили настоящую работу. Кай наверняка будет рвать и метать. Грейс усмехнулась, представляя их разговор, когда вечером она позвонит и похвастается, что устроилась в бар. С этими мыслями она покинула переулок и пошла в сторону пансионата.

Пусть темные тучи прошлого следовали за ней по пятам, но теперь, когда у нее есть собственный дом и работа, тучи уже не казались беспросветно темными. У них появилась серебристая кромка.