Текст книги "Тайна трех четвертей"

Глава 11
Изумрудная зелень

Когда на следующее утро я пришел в Скотленд-Ярд, шеф сообщил мне, что Роланд Мак-Кродден очень хочет поговорить с Пуаро и со мной, как только у нас появится такая возможность, но есть одно условие: нам не следует приходить в офис «Дональдсон и Мак-Кродден». Мы согласились, назначив встречу на два часа дня в кофейне «Плезант».

Там была комфортная температура – тепло, но не жарко, и приятно пахло корицей и лимонами. Увидев нас, наша хорошая знакомая Фи Спринг тут же к нам подошла. Я рассчитывал, что окажусь в центре ее внимания, как обычно бывало, но сегодня она не сводила глаз с Пуаро… а в ее взгляде я увидел огромный интерес, когда она усаживала его на любимое им место.

– Ну? Вы сделали то, что обещали? – нетерпеливо спросила она.

– Oui,мадемуазель. Но мы должны отложить обсуждение торта «Церковное окно». Мы с Кетчпулом пришли сюда ради важной встречи.

– С тем, кто еще не пришел, – заметила Фи. – У нас полно времени.

– Вы собираетесь обсуждать торт «Церковное окно»? – с недоумением спросил я.

Однако оба меня проигнорировали.

– А если мы начнем и нас прервут? – спросил Пуаро. – Я предпочитаю все делать в определенном порядке.

– Посмотрите на чайники, – сказала Фи. – Я их протерла, все до одного. Специально для вас. И поставила так, чтобы носики смотрели в одну сторону. Имейте в виду, я легко могу восстановить прежнее положение…

– Пожалуйста, воздержитесь от подобных действий, я вас прошу. – Пуаро посмотрел на полки с чайниками. – C’est magnifique![22]22
  Прекрасно! (фр.)


[Закрыть] – заявил он. – Я и сам не сумел бы сделать лучше. Очень хорошо, мадемуазель, я вам расскажу. Я посетил кафе «Кимбл», как вы меня и просили. Я нашел там официантку Филиппу и заказал кусок торта «Церковное окно». Я заговорил с ней о нем. Она призналась, что сделала его сама.

– Вот видите! – прошипела Фи. – Даже если бы она это отрицала, я бы не поверила ни единому ее слову.

– Я спросил, где она взяла рецепт. Она ответила, что получила его у друга.

– Она мне не друг и никогда не была им! Из того, что мы вместе работали, еще не следует, что нас связывают узы дружбы.

– Я ничего не понимаю? – сказал я.

И вновь Пуаро и Фи не обратили на меня ни малейшего внимания. Между тем Роланд Мак-Кродден опаздывал.

– Я попросил ее назвать имя друга, который дал рецепт, – продолжал Пуаро. – Однако она уклонилась от ответа, сразу обратив все свое внимание на другого посетителя.

– Других доказательств мне и не требовалось, – заявила Фи. – Она знает, что украла у меня рецепт, но я с ней разберусь! А теперь я принесу вам кусочек моего«Церковного окна» за счет заведения.

Я посмотрел на часы.

– Ваш джентльмен с большим лбом придет минут через пять или около того. Я попросила его вернуться в четверть третьего. – Она улыбнулась и направилась на кухню прежде, чем кто-то из нас успел сделать ей выговор.

– Иной раз мне кажется, что она несколько эксцентрична, – сказал я Пуаро. – Но когда вы нашли время и согласились расследовать кражу рецепта?

– Мне повезло, mon ami. Занимаюсь ли я расследованием или преследую собственные интересы, мне нужна лишь возможность найти повод для размышлений. Сидеть среди незнакомцев и есть торт… подобные обстоятельства чрезвычайно способствуют функционированию серых клеточек. О, Роланд Мак-Кродден наконец появился.

Так и было.

– Мсье Мак-Кродден. – Пуаро пожал ему руку. – Я Эркюль Пуаро. Вы мельком видели меня вчера, но у меня не было возможности представиться.

Мак-Кродден выглядел по-настоящему смущенным.

– Получилось не слишком хорошо, – сказал он. – Я надеюсь, сегодня мы продвинемся вперед и компенсируем потерянное время.

Фи принесла кофе и кусок торта Пуаро, чай для меня и воду нашему собеседнику, который не стал терять время и сразу перешел к делу.

– Тот, кто прислал Джону письмо, продолжает кампанию травли, – сказал он. – Вчера вечером Джону телефонировала женщина, которая заявила, что она представляет вас, Кетчпул и Скотленд-Ярд, она сообщила моему сыну дату смерти Барнабаса Панди и предложила ему предоставить алиби.

– Это не совсем так, – заметил я. Мы с Пуаро заранее договорились, что скажем ему правду – во всяком случае, большую часть. – Насколько мне известно, она телефонировала от лица инспектора Кетчпула из Скотленд-Ярда. Вот только звонок ее не имел отношения к делам Скотленд-Ярда. И она совершенно определенно не говорила, что состоит на службе в Скотленд-Ярде.

– Какого черта?.. – Мак-Кродден нахмурился и посмотрел на меня через стол. – Вы хотите сказать, что за этим стояли вы? Что вы дали ей такое поручение? Кто она такая?

Я старался не смотреть в сторону Фи Спринг. Пуаро, насколько я понял, тоже. Я бы и сам мог сделать четыре телефонных звонка, но мне хотелось защитить себя от суперинтенданта, способного доставить мне немало неприятных минут, и я решил, что мне будет легче отрицать свою причастность к голосу на другом конце телефонного провода, если он будет женским. Будучи трусом, я не сомневался, что Фи сделает это для Пуаро – так я себе представил ситуацию, – и тогда я смогу сказать себе, что ни в чем не виноват. Фи не испытала ни малейшей тревоги из-за необычного поручения, которое ее попросили выполнить; более того, не вызывало сомнений, что благодаря столь необычной просьбе я сумел поднять ей настроение на целый день.

– Я должен взять ответственность за звонок на себя, мсье, – сказал Пуаро Мак-Кроддену. – Не беспокойтесь, теперь мы будем работать вместе и раскроем эту тайну.

– Работать вместе? – Наш визави в ужасе отшатнулся. – Вы хотя бы понимаете, что натворили, Пуаро? Джон пришел ко мне после этого отвратительного звонка и заявил, что больше не считает себя моим сыном. Он хочет полностью прекратить все контакты меж нами.

– Он изменит свое решение, как только узнает, кто на самом деле написал письмо. Не огорчайтесь, мсье. Доверьтесь Эркюлю Пуаро. Могу я спросить… почему вы настояли на том, чтобы мы встретились в другом месте? Почему не захотели видеть меня в своем офисе?

Мак-Кродден издал странный звук.

– Теперь уже слишком поздно, – сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего.

– Почему вы заперлись в кабинете, а потом появились только затем, чтоб исчезнуть? – зашел Пуаро с другой стороны.

Мы некоторое время сидели молча, пока Мак-Кродден обдумывал ответ.

– Мсье, пожалуйста, я вас слушаю.

– Причина не имеет никакого отношения к данной проблеме, – натянуто сказал Мак-Кродден. – Такой ответ вас устроит?

– Pas du tout[23]23
  Нисколько (фр.).


[Закрыть]. Если вы не дадите нам объяснений, у меня не останется выбора, и я буду вынужден строить догадки. Возможно, вы боялись, что мы найдем пишущую машинку?

– Пишущую машинку? – Мак-Кродден выглядел разочарованным и немного заскучавшим. – Что вы имеете в виду?

– Ну! – с таинственным видом сказал Пуаро.

Мак-Кродден повернулся ко мне.

– Что он имеет в виду, Кетчпул?

– Я не знаю, но вам стоит обратить внимание на то, что его глаза стали изумрудно-зелеными. Обычно это означает, что ему удалось что-то узнать.

– Изумрудно-зелеными?! – прорычал Мак-Кродден, отодвигая свой стул от стола. – Вы знали? Вы оба, верно? И надо мной насмехались. Но как вы могли узнать? Я никому ничего не рассказывал.

– О чем мы знаем, мсье? Что вы хотите сказать? О пишущей машинке?

– Мне плевать на вашу пишущую машинку! Я говорю о причине, по которой я не мог лишней секунды оставаться в своем кабинете и отказался встречаться там с вами. Я говорю про Эмералд[24]24
  Emerald (англ.) – изумруд.


[Закрыть], как вы и сами знаете. Вот почему вы сказали «изумрудно-зелеными», не так ли?

Мы с Пуаро обменялись недоуменными взглядами.

– Мсье… о чем речь?

– Не о чем. О ком. Она является причиной, по которой я не могу приходить на свое рабочее место, а это очень неудобно. Мисс Эмералд Мейсон.

– Мисс Мейсон? – спросил я. – Леди, которая на вас работает?

– Полагаю, теперь я должен все рассказать – хотя это совершенно вас не касается. Мисс Мейсон зовут Эмералд. Я думал, вы знаете. Когда вы сказали «изумрудно-зелеными»…

– Non, мсье. Но почему присутствие этой женщины заставило вас покинуть здание?

– Она не сделала ничего плохого, – печально сказал Мак-Кродден. – Она исполнительна и профессиональна – во всех отношениях образцовый работник. И проблемы фирмы значат для нее не меньше, чем для Дональдсона и меня. Я не могу ее ни в чем винить.

– И все же? – подтолкнул его Пуаро.

– С каждым днем я нахожу ее все более несносной. И вот вчера наступил момент, когда я больше не смог терпеть. Я упомянул, что не могу решить, стоит ли мне пригласить одного клиента принять участие в предстоящем обеде Общества юристов в качестве своего гостя, – на то имелись доводы за и против, и мисс Мейсон с ними знакома, – но она трижды в течение часа напомнила, что я должен срочно обдумать данный вопрос. Мне известна дата обеда ничуть не хуже, чем ей, более того, она это прекрасно знает. Я не сомневался, что если она вынудит меня дать ответ немедленно, то успокоится! Когда я в третий раз сказал ей, что еще не готов, она заявила… – Он стиснул зубы, вспоминая свой разговор с секретаршей. – «Боже. Ну в таком случае вам следует немного постараться». Как будто мне пять лет. Это стало последней каплей, я закрыл дверь изнутри и перестал отвечать ей.

Пуаро рассмеялся.

– А потом пришли… мы с Кетчпулом.

– Да. Но было уже слишком поздно. Мной овладела черная меланхолия… и я повел себя иррационально.

– Но если мисс Мейсон так действует вам на нервы, почему вы не откажетесь от ее услуг? – спросил Пуаро. – Тогда вы сможете ходить на работу, не испытывая отрицательных эмоций.

Его вопрос вызвал у Мак-Кроддена нескрываемое отвращение.

– Я не собираюсь выбрасывать ее на улицу. Она добросовестна и не совершает ошибок. Стенли Дональдсон, мой партнер, насколько мне известно, также не имеет к ней никаких претензий. Я должен преодолеть отвращение, которое к ней испытываю, и прекратить потворствовать своему… даже не знаю, как это назвать.

– Потворствовать, – задумчиво сказал Пуаро. – Любопытный способ описания ситуации.

– Конечно, потворствовать, – сказал Мак-Кродден. – Избегать офиса, избегать ее доставляет мне удовольствие, которого быть не должно – потому что я знаю, что это ее огорчит.

– Да, любопытно, – повторил Пуаро.

– Нет, вовсе нет, – возразил Мак-Кродден. – Я веду себя по-детски, но мы здесь не для того, чтобы это обсуждать. Я хочу знать, Пуаро, кто послал мерзкое письмо моему сыну.

– У меня несколько идей. Первая связана с вашим обедом в Обществе юристов. Когда он должен состояться? Возможно, именно на него приглашен адвокат Барнабаса Панди Питер Ваут.

– Видимо, да, – ответил Мак-Кродден. – Других в ближайшее время не предвидится. Вы сказали, что Питер Ваут был адвокатом Панди? Очень интересно.

– Вы с ним знакомы? – спросил Пуаро.

– Да, немного.

– Превосходно. Тогда вы находитесь в идеальном положении.

– Для чего? – с подозрением спросил Мак-Кродден.

Пуаро потер ладони.

– Mon ami… вы проведете для нас расследование под прикрытием!

Глава 12
Развалившиеся алиби

– Это самая бездарная идея из всех, что я слышал, – заявил Роланд Мак-Кродден, когда Пуаро рассказал ему о своем плане. – Об этом не может быть и речи.

– Вы так думаете сейчас, мсье, но по мере того, как обед в Обществе юристов будет приближаться, вы поймете, что это благоприятная возможность и вы способны прекрасно справиться со своей ролью.

– Я не стану принимать участия в обмане, пусть и ради благородных целей.

– Mon ami, давайте не будем спорить. Если вы не хотите поступить так, как предлагаю я, вы не станете. Я не могу настаивать.

– Вот именно, не стану, – решительно заявил Мак-Кродден.

– Посмотрим. А теперь – вы не против, если Кетчпул осмотрит пишущие машинки вашей фирмы?

Губы Мак-Кроддена превратились в тонкую нить.

– Почему вы постоянно возвращаетесь к вопросу о пишущих машинках? – спросил он.

Пуаро вытащил из кармана письмо, которое получил младший Мак-Кродден, и протянул его адвокату.

– Вы обратили внимание на какие-нибудь особенности письма? – спросил Пуаро.

– Нет. Я не вижу в нем ничего необычного.

– Посмотрите внимательнее.

– Нет, я… Подождите. Буква «е» неполная.

– Précisément[25]25
  Именно (фр.).


[Закрыть].

– Там имеется промежуток в штрихе. Маленькая белая дырочка. – Мак-Кродден бросил письмо на стол. – Теперь я понимаю. Если вы найдете пишущую машинку, то узнаете, кто автор писем. И раз уж вы попросили разрешения осмотреть мой офис, я могу сделать вывод: вы подозреваете, что письмо написал я.

– Вовсе нет, mon ami. Это лишь формальность. Мы проверим всех, кто хоть как-то связан с данной загадкой и владеет пишущей машинкой: дом Сильвии Рул, конечно, дом Барнабаса Панди, колледж Тервилл, где учатся Тимоти Лавингтон и Фредди Рул, а Хью Доккерилл является владельцем пансиона…

– Кто эти люди? – спросил Мак-Кродден. – Я никогда о них не слышал.

Я воспользовался возможностью и рассказал, что его сын не единственный получил письмо с обвинением в убийстве, внимательно наблюдая, как он встречает новую информацию. Некоторое время Мак-Кродден молчал.

– Но в таком случае почему вы не сказали этого Джону? – наконец спросил он. – Вы позволили ему считать, что он единственный обвиняемый.

– Я не делал ничего подобного, мсье. Разумеется, я поставил вашего сына в известность, что не только он получил письмо с обвинениями. Мой камердинер сообщил ему то же самое – Джордж дал показания в мою пользу и подтвердил, что я говорю правду, однако ваш сын не пожелал ничего слушать. Он уверен, что письмо написали вы.

– Слепой, упрямый глупец! – Мак-Кродден ударил кулаком по столу. – Всегда таким был, с того самого дня, как появился на свет. Я лишь не понимаю зачем. Зачем кому-то посылать четыре письма разным людям, обвиняя их в одном и том же убийстве, и подписывать их вашим именем, а не своим?

– Это сбивает с толку, – согласился Пуаро.

– И больше вы ничего не можете сказать? Полагаю, нам следует использовать собственные мозги, чтобы разобраться в проблеме, вместо того чтобы сидеть и ждать, пока ответы сами упадут нам в руки.

Пуаро благосклонно улыбнулся.

– Я не жду, mon ami. На самом деле я и без вас начал использовать свои маленькие серые клеточки. Но, пожалуйста, присоединяйтесь ко мне.

– Я могу представить только две причины, по которым кто-то мог так поступить, – сказал я. – Первая: подписывая письма вашим именем, Пуаро, он рассчитывал напугать до смерти тех несчастных, которые их получили, – ведь полиция очень внимательно прислушивается к Эркюлю Пуаро, когда он кого-то обвиняет. Следовательно, если автор писем преследовал именно эту цель, он поступил разумно, использовав ваше имя. Даже невиновный человек начнет тревожиться, если вы обвините его в убийстве, – ведь это может привести к фатальному исходу.

– Я согласен, – сказал Пуаро. – А какова вторая причина?

– Автор письма хотел, чтобы вы заинтересовались этим делом, – сказал я. – Он или она думает, что Барнабаса Панди убили, но у него нет полной уверенности. Или он знает, но ему неизвестно, кто преступник. Он или она придумывает план, чтобы разбудить ваше любопытство и заставить начать расследование. Обращение в полицию ничего не даст, потому что существует официальное заключение о том, что смерть Барнабаса Панди произошла в результате несчастного случая.

– Очень хорошо, – сказал Пуаро. – Обе причины пришли в голову и мне. Но скажите, Кетчпул, почему писем четыре?

– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, ведь не я писал письма.

Пуаро повернулся к Мак-Кроддену.

– Аннабель Тредуэй, внучка Барнабаса Панди, утверждает, что седьмого декабря в Комбингэм-холле находилось пятеро: она сама, Барнабас Панди, его другая внучка Линор Лавингтон, ее дочь Айви и слуга мсье Панди Кингсбери. Давайте предположим, что в тот день действительно произошло убийство. В таком случае самыми естественными адресатами для получения писем с обвинениями в убийстве являются эти четверо, бывшие в тот день в доме и все еще живые: Аннабель Тредуэй, Линор Лавингтон, Айви Лавингтон и Кингсбери. Однако только одна из них получила письмо. Остальные три отправлены людям, которые, если им верить, весь день провели на рождественской ярмарке в Тервилле: это Сильвия Рул и Хью Доккерилл, и Джону Мак-Кроддену, но на данный момент складывается впечатление, что они никак не связаны с Барнабасом Панди.

– Джон, вероятно, находился в Испании, когда Панди умер, – сказал его отец. – Я уверен, это было в начале декабря прошлого года; я пытался тогда найти его на рынке, где он работает, и мне сказали, что он отправился в Испанию и пробудет там несколько недель.

– Однако я не слышу уверенности в вашем голосе, – заметил Пуаро.

– Ну… – Мак-Кродден колебался. – Я не сомневаюсь, что дело было в декабре: на рынке продавали рождественские безделушки, блестящий бесполезный мусор. Может быть, ближе к середине месяца. – Он покачал головой с очевидным отвращением, словно его поймали за руку на вранье с целью защитить сына. – Вы правы, – признал он. – Я не знаю, где был Джон, когда умер Панди. Я никогда не знал, где он находится. Пуаро, поверьте мне, я бы никогда не позволил чувствам повлиять на мои суждения. Несмотря на то что Джон мой единственный ребенок, если бы он совершил убийство, я бы первым поставил в известность полицию и поддержал его казнь, как всегда ее поддерживаю, когда речь идет об убийцах.

– Неужели, мсье?

– Да. Человек должен следовать своим принципам, в противном случае рухнут основы общества. Если мой ребенок заслуживает казни, я готов сам его повесить. Но, как я уже сказал Кетчпулу, Джон никогда не убьет человека. Это я знаю наверняка. Следовательно, его точное местонахождение в интересующий нас день не имеет отношения к делу. Он невиновен, и все, точка.

– Слова «все, точка»… часто используют, когда все только начинается, – мягко возразил Пуаро. Роланд Мак-Кродден замер.

– А зачем Джон отправился в Испанию? – спросил я.

Лицо адвоката приняло осуждающее выражение.

– Он ездит туда регулярно. Там довольно давно жила его бабка со стороны матери, а когда она умерла, то оставила свой дом Джону. Дом находится рядом с морем, и Джон чувствует себя в Испании счастливым, лучше, нежели в любой части Англии, – так он всегда говорил. А в последнее время появилась женщина… с неважной репутацией, конечно. Я бы выбрал для него совсем не такую девушку.

– В подобных вопросах люди должны делать выбор самостоятельно, – сказал я прежде, чем успел прикусить язык, вспомнив об «идеальной жене», которую моя мать недавно нашла для меня.

Вероятно, она прекрасная молодая женщина, и я не стану винить ее за те несколько дней, что мне пришлось провести в Грейт-Ярмуте, чтобы хоть как-то компенсировать разочарование моей матери.

Мак-Кродден глухо рассмеялся.

– Вы имеете в виду сердечные дела? О, Джона не волнует эта женщина в Испании. Он просто ее использует, и ничего больше. Он ведет себя отвратительно и безнравственно. Я сообщил ему, как к этому отношусь, – сказал, что его мать, должно быть, плачет в своей могиле, и вы знаете, что он сделал? Он посмеялся надо мной!

– Интересно… – тихо сказал Пуаро.

– Что? – спросил я.

– Интересно, не пытался ли автор писем скрыть чью-то значимую личность, подписавшись моим именем.

– Вы имеете в виду личность убийцы? – спросил Мак-Кродден. – Убийцы Барнабаса Панди?

То, как он задал свой вопрос, голосом, похожим на вой духовых инструментов, заставило меня содрогнуться. Трудно испытывать добрые чувства к человеку, который заявляет, что готов повесить собственного ребенка.

– Нет, друг мой, – сказал Пуаро. – Я имел в виду нечто другое. Мне пришла в голову иная возможность, весьма любопытная.

Я знал, что больше он ничего не скажет, и потому спросил у Мак-Кроддена, где находился он сам седьмого декабря прошлого года.

– В своем клубе, – без колебаний ответил он. – В «Атенеуме», весь день, вместе с Дональдсоном. А вечером мы с ним отправились смотреть «Любовь моя» в театре «Палас». Пожалуйста, можете обратиться за подтверждением к Стенли. – Увидев, что я удивлен тем, с какой готовностью он ответил на мой вопрос, Мак-Кродден добавил: – Как только я узнал дату смерти Панди, я спросил… – Он замолчал, сделал гримасу и продолжил: – Я попросил мисс Мейсон принести мой календарь прошлогодних встреч. Мне пришло в голову, что если я сумею вспомнить, что делал тогда, это поможет узнать, где находился Джон. Если я пытался с ним связаться и встретил категорический отпор, к примеру… – Его гнусавый голос дрогнул, и он закашлялся, чтобы мы ничего не заметили. – В любом случае я оказался в выигрышном положении в сравнении с остальными актерами этой крайне неприятной маленькой драмы. Рождественская школьная ярмарка. – Он презрительно фыркнул.

– Вы не особенно любите рождество, мсье? С блестящими – как вы их назвали? – о да, безделушками. На рыночных прилавках. А теперь вы столь же презрительно отозвались о рождественской ярмарке колледжа Тервилл.

– Я ничего не имею против рождественской ярмарки, хотя и не стал бы ее посещать по собственной воле, – сказал Мак-Кродден. – Но, если откровенно, Пуаро, мысль о том, что чье-то присутствие на рождественской ярмарке большой школы может считаться алиби, представляется мне полнейшей чепухой.

– Но почему, друг мой?

– Я уже довольно давно не посещал подобные мероприятия, но хорошо помню их со времен юности и не забыл, как пытался прожить весь день, ни с кем не вступая в разговоры. Я и сейчас так делаю на больших сборищах, которые презираю. И определенно постараюсь вести себя именно так на обеде Общества. Секрет состоит в том, чтобы проходить мимо всех с дружеской улыбкой, делая вид, что собираешься присоединиться к какой-то группе. Однако никто не замечает, остановился ли ты около тех, к кому так решительно направлялся. Ну а когда ты прошел мимо, никто уже не обращает на тебя внимания.

Пуаро нахмурился. Его глаза перемещались то вверх, то вниз.

– Вы сделали очень резонное замечание, мсье. Он ведь прав, не так ли, Кетчпул? Я и сам не раз посещал подобные многолюдные сборища, где очень легко исчезнуть и появиться вновь немного позднее, и никто ничего не заметит, потому что каждый занят разговором с кем-то еще. Je suis imbécile![26]26
  Я глупец! (фр.)


[Закрыть] Мсье Мак-Кродден, знаете ли вы, что сейчас сделали? Вы разрушили алиби множества людей! И теперь мы знаем еще меньше, чем в начале!

– Перестаньте, Пуаро, – сказал я. – Не нужно преувеличивать. Чьи алиби разрушили слова мистера Мак-Кроддена? Аннабель Тредуэй осталась при своих: она находилась вместе с Айви и Линор Лавингтон в спальне Айви, хотя это еще нужно проверить. Джон Мак-Кродден, возможно, был в Испании, что также требуется уточнить. Новые соображения могут затронуть только двух людей, чьи алиби теперь могут оказаться сомнительными: Сильвию Рул и Хьюго Доккерилла.

– Вы ошибаетесь, mon ami. На рождественской ярмарке в колледже Тервилл присутствовали еще Джейн Доккерилл, жена Хьюго, и Тимоти Лавингтон, правнук Барнабаса Панди, да и юный Фредди Рул, n’est-ce pas?[27]27
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть]

– А какое они имеют отношение к этому? – спросил адвокат. – Никто их ни в чем не обвинял.

– Никто не обвинял и камердинера Кингсбери, – напомнил Пуаро. – Но из этого вовсе не следует, что он не имеет отношения. Никто не обвинял Винсента Лобба, старого врага Барнабаса Панди. И нам не следует забывать, что Сильвия Рул ненавидит Юстаса. Он также может оказаться важным лицом в нашей истории. Я предпочитаю считать, что отношение имеют все люди, чьи имена возникли в связи с этой головоломной историей, – пока не докажу обратного.

– Вы полагаете, что один из тех, кто присутствовал на ярмарке в тот день, мог покинуть территорию колледжа, отправиться в Комбингэм-холл и убить Барнабаса Панди? – спросил я. – Но тогда ему потребовалась бы машина, ведь даже на ней путь в одну сторону занимает час. И что потом? Убийца утопил Барнабаса Панди в ванне и вернулся на ярмарку, где продолжал разгуливать, чтобы его кто-нибудь заметил?

– Такой вариант возможен, – жестко сказал Пуаро. – И без особых усилий.

– Нам не следует забывать, что смерть Панди, весьма вероятно, была несчастным случаем, – заметил я.

– Но если его убили… – сказал Пуаро, и на его лице появилось отсутствующее выражение. – Если это убийство, преступник имел мощный стимул отвести подозрения от себя, обвинив других, разве не так?

– Но его с самого начала никто ни в чем не подозревал, потому что полиция посчитала смерть Барнабаса Панди несчастным случаем, – сказал я.

– Да, но не все могли согласиться с выводами полиции, – возразил Пуаро. – Возможно, убийца обнаружил, что правда известна по меньшей мере одному человеку и его в любой момент разоблачат. И тогда он обвинил в преступлении, которое совершил, других, чтобы вызвать у полиции подозрения! Более того, он проявляет изобретательность и бросает тень на четырех невинных людей одновременно. А это еще эффективнее, чем обвинить одного невиновного человека.

– Почему? – одновременно спросили мы с Мак-Кродденом.

– Если вы обвиняете одного человека, вопрос с его участием в преступлении решится слишком быстро. Он предъявит алиби, или у следствия не найдется доказательств его вины, и все закончится. Если же обвинить сразу четверых, да еще подписать письма именем Эркюля Пуаро… что произойдет тогда? Хаос! Всеобщее недоумение! Отрицания сразу с нескольких сторон! Иными словами, ситуация, в которой мы оказались, – это, несомненно, превосходная дымовая завеса, вы согласны со мной? Мы ничего не знаем. И мы ничего не видим!

– Вы правы, – согласился Роланд Мак-Кродден. – То, как повел себя автор этих писем… в общем, он очень находчив. Поставив вопрос о том, кто из четверых виновен, он, несомненно, рассчитывает, что Пуаро начнет расследование. И, таким образом, Пуаро ставится масса препятствий: он будет искать убийцу среди тех, кто получил письма, тогда как на самом деле подозреваемых может быть куда больше и убийца кто-то другой. – Мак-Кродден наклонился вперед, и в его голосе появилась настойчивость. – Пуаро, вы думаете, как и я, что автор писем и есть убийца Барнабаса Панди?

– Я стараюсь не делать преждевременных выводов. Как говорит Кетчпул, пока мы не знаем, был ли убит мсье Панди. Чего я боюсь, mes amis[28]28
  Друзья мои (фр.).


[Закрыть], так это того, что мы никогда не узнаем ответа на этот вопрос. Я в полном недоумении и не знаю, каким должен быть следующий шаг… – Он не закончил предложения, пробормотал что-то невнятное по-французски, придвинул к себе тарелку и взял вилку. Держа ее над тортом «Церковное окно», он посмотрел на Мак-Кроддена и со значением сказал: – Я намерен заняться вашим сыном Джоном.

– Что? – Мак-Кродден нахмурился. – Но разве я вам не говорил…

– Вы меня неправильно поняли. Я не хотел сказать, что он виновен. Я лишь собирался обратить внимание на то, что его положение в этой структуре меня завораживает.

– Какое положение? Какая структура?

Пуаро положил вилку и взял нож.

– Посмотрите на четыре четверти этого торта, – сказал он. – В верхней части желтая и розовая половины находятся рядом, в нижней – также. Для наглядности рассуждений четыре квадрата представят нам четверку получателей писем. Сначала я полагал, что в деле участвуют две пары. – Пуаро разрезал кусок торта на две половины, иллюстрируя сказанное. – Аннабель Тредуэй и Хью Доккерилл являлись одной парой, ведь оба имели отношение к Барнабасу Панди. Сильвия Рул и Джон Мак-Кродден – это вторая пара. Оба сказали мне, что никогда не слышали про Барнабаса Панди. Но вот затем…

Пуаро разрезал одну из половинок еще на две части и отодвинул розовый квадратик к половине, сохранившей свою целостность, оставив в нижней части тарелки одинокий желтый кусочек.

– Затем я обнаружил, что сын Сильвии Рул Фредди учится в одной школе с Тимоти Лавингтоном, правнуком Барнабаса Панди. Иными словами, выяснилось, что уже три человека напрямую связаны с Барнабасом Панди и друг с другом: Аннабель Тредуэй отказалась выйти замуж за Хьюго Доккерилла. Хью Доккерилл – владелец пансиона в школе, которую посещает сын Сильвии Рул, одноклассник племянника Аннабель Тредуэй. И лишь Джон Мак-Кродден, насколько нам известно сейчас, не имеет ничего общего с остальными подозреваемыми или с Барнабасом Панди.

– Но он может иметь отношение к Барнабасу Панди, – заметил я. – Просто нам об этом еще не известно.

– Однако все остальные связи лежат на поверхности, – сказал Пуаро. – Они очевидны, их невозможно не увидеть.

– Вы правы, – согласился я. – Джон Мак-Кродден выглядит посторонним элементом.

Роланд Мак-Кродден ошеломленно молчал.

Пуаро столкнул одинокий желтый квадратик на скатерть.

– Быть может, автор писем хотел, чтобы я об этом подумал, – сказал он. – Интересно, входит ли в его – или ее – планы, чтобы я поразмыслил относительно вины мсье Джона Мак-Кроддена?